CC BY
54
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ • 2012 • Т. XXXII • № 2
М
ТАЯЗЫКОВЫЕ ДЕСКРИПЦИИ И РЕШЕНИЕ ДЛЯ ЗАДАЧИ КРИПКЕ1
г.к. ольховиков
В статье рассматривается «задача о веровании» С. Крипке. Статья начинается со сравнения расселовской и крипкевской теорий референции имен собственных. Автор рассматривает условия, при которых принципы перевода и раскрытия кавычек ведут к противоречию в рамках расселовской теории дескрипций, после чего предлагает в качестве средства против возникновения таких противоречий принять некий вариант теории метаязыковых дескрипций. Указанная теория совмещает дескриптивизм с картиной «наследования референции», предложенной Крипке в качестве объяснения семантики имен собственных. В заключительной части рассматриваются и опровергаются некоторые возможные возражения против выдвинутой теории.
Ключевые слова: семантика, референция, имена собственные, эпистемиче-ские контексты, Фреге, Крипке.
1. Два взгляда на значения имен собственных
Теория дескрипций Фреге-Рассела, одно из первых крупных достижений аналитической философии, отчасти ут-
П
а
Подготовлено при поддержке РГНФ, проект № 11-03-00608а.
n a
>s e
ратила присущую ей популярность в результате критики со стороны С.А. Крипке2. В качестве альтернативы ей Крипке была предложена не столько некая определенная теория, сколько картина, согласно которой референция имени возникает в ситуации «наречения» референта данным именем неким пользователем языка, а затем наследуется другими пользователями, которые, столкнувшись с употреблением данного имени этим пользователем, решают использовать имя с тем же значением, что и он. Подобного рода наследование имени в единожды закрепленной за ним референции может происходить сколько угодно большое конечное число раз, в результате чего со временем имя может стать общеупотребимым в рамках данного сообщества в неком единственном значении, несмотря на то что большинство (а может быть и все) из существующих в нем членов могут быть не в состоянии дать однозначную дескрипцию референта данного имени, не содержащую порочного круга.
В настоящей статье основное значение для нас будут иметь сходства и различия между позициями С. Крипке и Б. Рассела, поэтому уделим некоторое внимание более детальному их описанию. Сам Крипке признает, что различия между его собственным и расселов-ским подходами к семантике имен не так уж велики. Скорее эти различия касаются того, что каждый из этих двух философов признает в качестве подлинных имен. Как известно, Рассел различал знание по знакомству и знание по описанию. Соответственно подлинными именами он был склонен считать лишь те имена естественного языка, чьи значения известны носителю данного идиолекта по знакомству. Кроме того, есть основания полагать, что Рассел вообще не считал3, что такие столь сложные комплексы, как человек или, например, кошка, могут быть референтами подлинных имен. Но если мы позволим себе отвлечься от этой особенности позиции Рассела, то можно сказать, что если некий агент, допустим Иван, увидев на улице некоторого человека, сказал: «Вон тот субъект - брюнет», то как сторонник Рассела, так и сторонник Крипке считали бы высказывание Ивана истинным, если и только если человек, на которого указал Иван, действительно являлся брюнетом. Причем с точки зрения обоих философов это условие имело бы силу «во всех возможных мирах»: в любой мыслимой ситуации оно было бы истинным, если и только если брюнетом был бы именно указанный человек.
Однако в случае, если носитель имени не известен нам из опыта, ситуация меняется. Например, высказывание «Аристотель - брюнет», сторонник Крипке все еще склонен был бы анализировать подобно разобранному выше высказыванию Ивана, тогда как сторонник Рассела, по всей видимости, предпочел бы следующий анализ:
2 См. прежде всего: Kripke S. Naming andNecessity. Cambridge, Massachusetts, 1972.
3 Имеются в виду поздние версии расселовской философии.
«Существует ровно один объект, удовлетворяющий Б, и всякий такой объект является брюнетом». Здесь Б означает описание, которое в идиолекте Ивана задает значение имени «Аристотель». Это может быть, например, «уроженец Стагиры, учивший Александра Македонского». Крипке критикует такой способ анализа суждения об Аристотеле, указывая на то, что хотя в реальном мире предложенная Расселом конструкция и может верно выражать условия истинности рассматриваемого суждения4, в других возможных мирах, в которых Б перестает быть определенной дескрипцией Аристотеля, указанная конструкция будет истинна, если и только если брюнетом является объект, удовлетворяющий Б, независимо от того, какими свойствами обладает сам Аристотель. Например, если в некотором возможном мире единственным уроженцем Стагиры, учившим данного полководца, оказывается Демокрит, то указанная конструкция будет в этом мире истинна, если и только если Демокрит в нем является брюнетом, независимо от естественного цвета волос Аристотеля.
2. Задача Крипке
Несмотря на то что в силу описанного аргумента есть основания полагать, что позиция Крипке относительно суждений естественного языка с собственными именами, значения которых известны нам по описанию, предпочтительнее позиции Рассела5, крипкеанский подход также сталкивается с определенными трудностями, суть которых описана в статье Крипке6. Несколько упрощая, суть этих проблем можно описать следующим образом. Интуитивно очевиден принцип раскрытия кавычек (далее ПРК): если некий агент утверждает (с необходимыми оговорками насчет искренности и т.п. характеристик) «р», то он считает, что р. Сам по себе этот принцип может создать парадокс. Пусть, например, некто Иван в неком контексте слышал про известного пианиста и композитора Падеревского. В результате того, что он о нем слышал, Иван склонен утверждать: «Падеревский - хороший музыкант». В соответствии с ПРК мы можем заключить, что Иван считает Падеревского хорошим музыкантом. Однако затем Иван в некотором другом контексте слышит о неком политике Паде-ревском. Фактически этот политик и тот пианист, о котором Иван
4 При условии, что ровно один объект удовлетворяет D, и этот объект - действительно Аристотель.
5 Хотя, разумеется, чтобы установить это наверняка, необходимо более подробное обсуждение достоинств и недостатков указанных позиций, которое мы не имеем возможности провести, оставаясь в рамках данной статьи.
6 Kripke S. A Puzzle about Belief // Meaning and Use; A. Margalit (ed.). Dordrecht : D. Reidel, 1979. P. 239-283.
n a
>s e
слышал до того, представляют собой одно и то же лицо. Однако Ивану это неизвестно и более того, он в принципе весьма скептически относится к попыткам политиков заняться музицированием. Поэтому теперь Иван склонен утверждать: «Падеревский не является хорошим музыкантом», думая, что он утверждает это по отношению к какому-то другому Падеревскому. Однако если спросить его, кого он имеет в виду, то он пояснит: «Речь идет о том Падеревском, про которого я слышал там-то и тогда-то». А поскольку «там-то и тогда-то» речь шла о том же самом Падеревском, который является известным пианистом, объективно утверждение Ивана относится к тому же самому Падеревскому, о котором шла речь в его первом утверждении. Именно этот Падеревский является референтом обоих употреблений Иваном имени «Падеревский», хотя самому Ивану это неизвестно. Таким образом, по ПРК мы заключаем на основании второго утверждения Ивана, что он считает, что Падеревский не является хорошим музыкантом. Стало быть, в убеждениях Ивана содержится очевидное противоречие. Но это заключение является парадоксальным, ведь Иван, даже будучи гениальным логиком, ни за что не обнаружит этого «очевидного» противоречия, пока не узнает, о том, что Падеревский-пиа-нист и Падеревский-политик представляют собой одно и то же лицо, т.е. пока он не усвоит некий эмпирический факт7. Крипке утверждает, что этот парадокс неизбежно должен быть как-то рассмотрен и решен любой теорией, язык которой включает пропозициональные установки мнения, верования, убеждения и т.д. Соответствующую задачу мы будем называть задачей Крипке, а парадокс, рассматриваемый в рамках этой задачи, - парадоксом Крипке.
Целью настоящей статьи является неформальное изложение полученного нами общего метода решения задачи Крипке, который, насколько нам известно, не выдвигался в существующей литературе. Сделав несколько замечаний об условиях и формах возникновения парадокса Крипке в теории дескрипций в следующей главе, в гл. 4 мы изложим этот метод указанным образом, после чего в гл. 5 рассмотрим некоторые возражения, которые могут быть выдвинуты против него. Наконец, в заключении мы кратко суммируем полученные выводы.
3. Парадокс Крипке и теория дескрипций
В Если бы значения имен определялись в соответствии с расселов-
Я ской позицией, так как она описана выше, то ПРК мог бы привести к В
'Ш 7
Q 7 Разумеется, остается возможность того, что между первым и вторым утвержде-
ниями Иван изменил свое мнение о Падеревском. Пример легко развить таким образом, чтобы это заключение также стало очевидным образом парадоксальным. Крипке —J фактически осуществляет такое развитие в статье "A Puzzle about Belief'.
указанному парадоксу лишь в том случае, когда значения имени как для Падеревского-политика, так и для Падеревского-музыканта известны Ивану по знакомству. Например, слушая политическую речь Падеревского, Иван мог не узнать, что это тот же человек, на чьем концерте он был за пару недель до того, в силу другого ракурса, обстановки, слишком большого расстояния от сцены, потому что Паде-ревский отпустил бороду и тому подобных причин. Тогда Иван мог бы сформулировать свои утверждения, из которых по ПРК следовала бы «очевидная противоречивость» его убеждений точно так же, как это показано в предыдущей главе.
Однако если хотя бы в одном из этих случаев значение имени Па-деревского известно Ивану по описанию, парадокса не возникает. Если значение имени Падеревского известно Ивану по описанию лишь в одном случае, причем это описание Б, то ПРК дает нам, что Иван считает истинным одно из двух суждений:
Падеревский - хороший музыкант, и существует ровно один объект, удовлетворяющий Б, причем ни один объект, удовлетворяющий Б, не является хорошим музыкантом; (1)
Падеревский не является хорошим музыкантом, и существует ровно один объект, удовлетворяющий Б, причем всякий объект, удовлетворяющий Б, является хорошим музыкантом. (2)
Ни одно из этих утверждений не является противоречивым, хотя в данном конкретном случае оба они будут ложными. Если же в обоих случаях имя Падеревский известно Ивану по описанию, то, поскольку речь идет об описаниях в одном и том же языке, либо хотя бы одно из этих описаний логически следует из другого, либо нет. Обозначим два эти описания Падеревского через Б1 и Б2 соответственно. Принцип раскавычивания дает нам следующее описание убеждений Ивана:
Существует ровно один объект, удовлетворяющий Б1, причем ни один объект, удовлетворяющий Б1, не является хорошим музыкантом, и существует ровно один объект, удовлетворяющий Б2, причем всякий объект, удовлетворяющий Б2, является хорошим музыкантом. (3)
Если хотя бы одно из двух описаний логически следует из другого, то утверждения Ивана действительно образуют логическое противоречие. Однако в этом случае Иван может средствами одной лишь логики установить, что (3) противоречиво, и что, более того, единственный объект, удовлетворяющий Б1, совпадает с единственным объектом, удовлетворяющим Б2. Если же ни одно из этих описаний из другого не следует, то (3) непротиворечиво и для установления его О ложности необходимо обращение к опыту. Ни в том, ни в другом случае парадокса Крипке не возникает.
г.к. ольховиков
Однако парадокс можно получить даже в том случае, когда значения имен известны некоторому данному носителю языка по описанию, при условии, что допускается существование нескольких языков и следующий принцип перевода: если p есть истинное утверждение некоторого языка и q есть верный перевод p на некоторый другой язык, то q есть истинное утверждение этого другого языка. Допустим, что Пьер является французом, живет во Франции и не знает других языков, кроме французского. На основании того, что ему становится известно в ходе такой его жизни, он высказывает утверждение: "Londres est jolie" (Лондон красив). Затем он попадает в лондонские трущобы, где все люди, с кем он общается, владеют исключительно английским языком. Пьер с помощью «прямого метода обучения» усваивает достаточный фрагмент английского языка для того, чтобы понять, что город, в котором он живет, называется на этом языке "London", и сделать утверждение "London is not pretty", поскольку этот город он красивым не считает и не отождествляет его с "Londres" из первого своего утверждения. Применяя теперь французскую и английскую версии принципа раскавычивания к утверждениям Пьера, понятым в духе крипкеанской теории именования, т.е. считая "Londres" и "London" подлинными именами, мы получаем, соответственно, следующие выводы:
Pierre croit que Londres est jolie. (4) Pierre believes that London is not pretty. (5)
Принцип перевода теперь позволяет нам, как и выше, сделать вывод о существовании следующего «очевидного противоречия» в утверждениях Пьера: Пьер считает, что Лондон красив и что Лондон не является красивым. Однако, как и выше, для того, чтобы увидеть это «очевидное противоречие», Пьеру недостаточно обладать способностями к логическому мышлению - он должен, кроме того, установить (эмпирически) соотношение между значениями имен английского и французского языков8.
Сходный парадокс возникает и в том случае, когда Пьер знает значения французской и английской версий имени «Лондон» по описанию. В этом случае лучше предположить, что он усваивает английский язык, скажем, в трущобах Бирмингема, и в своих суждениях о "London" руководствуется исключительно оценками своих соседей по трущобам, посещавших в Лондоне в основном разного рода злачные места. Проблема здесь в том, что эти описания, задающие значения имен "Londres" и "London", могут оказаться переводами друг друга, но не будут опознаны Пьером в качестве таковых из-за того, что его языковые познания не позволяют ему соотнести встречаю-
8 Пример про Пьера также взят из статьи: KripkeS. A Puzzle about Belief. P. 239-283.
щиеся в этих описаниях собственные имена. Например, дескрипции, задающие значения указанных имен, могут быть соответственно французским и английским вариантом дескрипции «город в Англии, где расположен Букингемский дворец». Пьер может не знать, что имена "England" и 'TAngleterre" и "Buckingham Palace" и "le Palais de Buckingham" являются переводами друг друга, и даже считать, что "England" и "l'Angleterre" являются именами различных стран. Соответственно, применение принципа раскавычивания к двум приведенным выше описанным утверждениям Пьера дает нам следующие высказывания:
Pierre croit qu'il y a seulement une ville en Angleterre ой se trouve le Palais de Buckingham, et chaque ville comme celle-ci est jolie. (6)
Pierre believes that there is exactly one city in England, where Buckingham Palace is located, and every such city is not pretty. (7)
Применение принципа перевода к (6) и (7) позволяет получить вывод о том, что Пьер считает, что имеется лишь один город в Англии, где расположен Букингемский дворец, и любой такой город красив и в то же время любой такой город не является красивым. Вновь убеждения Пьера оказываются содержащими «очевидное противоречие», которое, однако, может быть устранено лишь после того, как эмпирическим путем будут установлены некоторые факты о соотношении двух языков.
4. Метаязыковые дескрипции и решение задачи Крипке
Начнем с ряда общих замечаний. Во-первых, очевидно, что идиолект данного пользователя языка изменяется от одной ситуации его использования к другой - в нем появляются новые слова, а значения уже имеющихся слов пересматриваются. Поэтому под идиолектом пользователя а некоторого данного языка Ь в контексте с мы будем понимать «моментальный снимок» состояния идиолекта пользователя в данном контексте. В дальнейшем, говоря об идиолектах пользователей, мы всегда будем подразумевать, что речь идет об идиолектах в некотором контексте, хотя сам этот контекст не всегда будет указываться явным образом. Во-вторых, точная формулировка как «картины», положенной в основание крипкеанской теории именования, так и принципов раскавычивания и перевода, входящих в формулировку задачи Крипке, неизбежно требует выхода на уровень метаязыка (разумеется, и сам язык может включать в себя большие фрагменты собственного метаязыка). Оператор кавычек, без которого невозможна
П
a
п а
формулировка принципа раскавычивания, по природе своей является метаязыковым. Но и логическая суть операции «наследования» референции данного имени от некоторого другого пользователя языка, описанная в самом начале этой статьи, с необходимостью отсылает к метауровню. Пользователь-наследник неизбежно принимает в ходе этой операции что-то вроде следующего решения: «Я буду использовать имя п в том же значении, в котором его использовал пользователь а в контексте с». То есть пользователь-наследник использует свой идиолект для того, чтобы говорить об использовании некоторым другим пользователем идиолекта этого другого пользователя и о значениях имен в этом другом идиолекте. Иными словами, идиолект пользователя-наследника выступает в этом случае как метаязык для идиолекта пользователя, от которого наследуется референция данного имени. Однако идиолект пользователя-наследника в этом случае выступает как «локальный» метаязык - он используется в качестве языка лишь для идиолектов таких пользователей, от которых данный пользователь заимствует определенные языковые выражения, и в тех контекстах, в которых делаются эти заимствования. Сам такой локальный метаязык может стать языком-объектом для идиолекта некоторого другого пользователя, например если этот другой пользователь сам унаследует от пользователя-наследника референцию данного имени.
В отличие от ситуации наследования референции имени принцип раскавычивания предполагает ситуацию «глобального» метаязыка, т.е. метаязыка для любого из идиолектов носителей данного языка в любом из возможных контекстов их использования. Наконец, принцип перевода предполагает сравнение истинностных значений высказываний, принадлежащих различным языкам, что само по себе говорит о том, что метаязык, переход к рассмотрению которого требуется для решения задачи Крипке, должен быть глобальным метаязыком не для одного, а для нескольких языков и должен быть в состоянии рассматривать различные переводы с одного из этих языков на другой.
Суть предлагаемого решения задачи Крипке состоит в том, что значение данного имени в идиолекте пользователя, унаследовавшего его из идиолекта некоторого другого пользователя, представляет собой особого рода метаязыковую дескрипцию. Например, если пользователь а1, услышав употребление пользователем а2 в контексте с2 имени «Аристотель», решил заимствовать это имя и употреблять его в той же референции, то если он реализует это решение, высказав в контексте с1 суждение «Аристотель (был) брюнет», правильным анализом значения его суждения будет следующая конструкция:
>1
О Существует ровно один объект, являвшийся референтом слова
"Т «Аристотель» в процессе его употребления а2 в контексте с2, и всякий такой объект - брюнет. (8)
Поскольку, таким образом, любое предложение с именем собственным, заимствованным от некоторого другого пользователя языка, будет фактически утверждением об объекте некоторой определенной дескрипции, сам по себе принцип раскавычивания, как было отмечено выше, уже не приводит к парадоксу Крипке.
Однако что произойдет, если мы введем в эту картину принцип перевода и рассмотрим описанный выше случай с Пьером? Предположим, что референцию имени "Londres" Пьер заимствовал от пользователя а1 в контексте с1, а значение имени "London" - от пользователя а2 в контексте с2. Предположим, стало быть, что в неком контексте с3 Пьер делает одно за другим два утверждения: "Londres est jolie" и "London is not pretty". В контексте с3 идиолект Пьера, состоящий частью из английского, а частью из французского языка, выступает как метаязык для идиолекта а1 в Cj и идиолекта а2 в с2. В соответствии с предложенным решением правильный анализ смысла этих утверждений выглядит так:
Il y a seulement un objet dénoté par le mot "Londres" que aj prononce dans cj, et chaque objet comme celui-ci est joli. (9)
There is exactly one object referred to by the word 'London' uttered by a2 in c2 and every such object is not pretty. (10)
Применяя к (9) и (10) принцип перевода вместе с принципом раскавычивания, мы получаем, что Пьер считает, что имеется ровно один объект, являющийся референтом слова "Londres" в процессе его употребления а1 в контексте с1, и всякий такой объект красив и в то же время имеется ровно один объект, являющийся референтом слова "London" в процессе его употребления а2 в контексте с2, и всякий такой объект не является красивым. Мы видим, что метаязыковые дескрипции, задающие для Пьера значения имен "Londres" и "London", даже после их перевода на некий общий язык в принципе не могут совпасть хотя бы в силу того, что значения этих имен усвоены Пьером в различных контекстах, а имена этих контекстов составляют существенную часть данных дескрипций. Стало быть, перевод суждений (9) и (10) на некий общий язык не дает нам в этом случае того «очевидного» противоречия, которое и составляло парадокс Крипке в разобранных в гл. 2 и 3 примерах.
Однако что делать в таком случае с ситуацией, когда значения имен не задаются для пользователя языка некой дескрипцией, а известны ему по знакомству? В этом случае, как мы упоминали выше, для получения парадокса Крипке достаточно одного принципа раскавычивания. Заметим, что знание о значении имени по знакомству не исключает заимствования этого имени от некоторого другого пользо- О вателя, а в этом случае имя, согласно предложенному решению, все-таки не будет «подлинным именем». Например, в описанном вы-
ше случае знания Иваном по знакомству Падеревского-пианиста и Падеревского-политика он не сам решил называть этих двух, как ему казалось, разных людей одним и тем же именем. Скорее всего он принял такое решение под влиянием употребления этого имени другими носителями языка, например конферансье. В этом случае значение имени для Ивана все равно будет задавать именно та метаязыковая дескрипция, общий принцип построения которой был описан выше.
Но предположим, хотя здесь наш пример уже теряет всякую естественность, что Иван сам решил называть этих двух, как ему казалось, различных людей одним и тем же именем «Падеревский». Как тогда будет выглядеть анализ значений сделанных им утверждений? Эта последняя модификация примера с Падеревским поднимает более общий вопрос: как понимать значения суждений с собственными именами, изобретенными самостоятельно, а не заимствованными у других пользователей?
Прежде всего отметим, что изобретение имени и его первое использование все-таки представляют собой различные действия. Если пользователь употребляет имя в некотором данном значении, значит он уже решил использовать его в этом значении - решил в некоторый более ранний момент и, вообще говоря, в некотором более раннем контексте. Стало быть, употребляя данное имя сообразно принятому решению, он опять-таки заимствует эту референцию - но заимствует у себя же более раннего. Правда, в данном случае метаязыковая дескрипция, задающая значение имени, будет выглядеть несколько иначе. Если, например, в контексте cj пользователь а решил назвать свою аквариумную рыбку Аристотелем, то, применяя имя «Аристотель» в данном значении в контексте с2 в ходе утверждения «Аристотель не является человеком», он фактически утверждает следующее:
Существует ровно один объект, выбранный референтом слова «Аристотель» пользователем а в контексте cj, и всякий такой объект не является человеком. (11)
В частности, применяя этот анализ к случаю, когда Иван сам решает именовать Падеревского одним и тем же именем в разных контекстах - обозначим эти контексты cj и с2 соответственно - мы получаем следующий анализ:
Существует ровно один объект, являвшийся референтом слова в «Падеревский» в процессе задания Иваном значения этого имени в Я контексте cj, и всякий такой объект - хороший музыкант. (12) ^ Существует ровно один объект, являвшийся референтом слова
О «Падеревский» в процессе задания Иваном значения этого имени в контексте с2, и всякий такой объект не является хорошим музыкантом. (13)
Вновь оказывается, что убеждения Ивана не содержат явных противоречий, ведь могло оказаться, что в процессе задания значения для имени «Падеревский» в этих разных контекстах он выбрал в качестве референтов этого имени разные объекты.
Таким образом, собственное имя является метаязыковой дескрипцией даже в тех случаях, когда значение этого имени известно употребляющему его пользователю языка по знакомству.
5. Рассмотрение некоторых возражений
Хотя рассмотренное решение исключает возникновение парадокса Крипке, против него может быть выдвинут ряд возражений. Прежде всего, раз мы возвращаемся к взгляду на имена как на особого рода дескрипции, то как нам удается избежать высказанной Крипке критики в адрес расселовской теории дескрипций? Дело в том, что мы допускаем в качестве значений имен не любые дескрипции, а дескрипции особого рода, к которым крипкеанская критика неприменима. Действительно, что может она означать применительно к описанным выше метаязыковым дескрипциям? Утверждая, например, что «Аристотель брюнет», Иван фактически утверждает (8). Может ли существовать такой возможный мир, в котором условия истинности (8) будут зависеть не от естественного цвета волос Аристотеля? В таком возможном мире в контексте с2 пользователь а2 должен был бы назвать именем «Аристотель» не Аристотеля, а кого-нибудь другого, например Демокрита; однако как это могло быть возможно? Контекст, задающий значения высказанных слов, охватывает как саму ситуацию и намерения пользователей в ней, так и предшествующую этой ситуации историю мира - легко показать, что если бы контекст не включал в себя эти моменты, то некоторые значения высказанных в нем слов менялись бы в зависимости от их изменений, следовательно, вопреки предположению контекст в действительности не задавал бы значения этих слов9. Стало быть, в этом возможном мире ситуация, в которой а2 сделал бы свои утверждения об «Аристотеле», предшествующая история мира и намерения а2 назвать этим именем Аристотеля, а не Демокрита были бы точно такими же, как и в реальном мире. Мыслима ли при этих условиях ситуация, в которой референтом имени «Аристотель» все-таки оказался бы Демокрит? Интуитивно очевидно, что такая ситуация немыслима.
9 Можно также привести аргументы в пользу того, что в отдельных случаях кон-
п а
текст должен включать фрагменты будущей истории мира. Однако тезис о том, что контекст должен включать в себя всю будущую историю данного мира, уже не столь ^
убедителен. Таким образом, вполне правдоподобным оказывается предположение о ^^ том, что один и тот же контекст может возникать в разных возможных мирах.
Таким образом, крипкеанская критика теории дескрипций не применима к тем метаязыковым дескрипциям, которые, согласно предложенному решению, задают значения имен собственных. Однако как легко заметить, в указанных метаязыковых дескрипциях также фигурируют собственные имена - имена пользователей языка и контекстов. Если мы утверждаем, что значения всех имен задаются метаязы-ковыми дескрипциями, то нам следует явным образом указать, какие дескрипции соответствуют значениям этих имен. Мы, однако, этого вовсе не утверждаем - например, имена контекстов являются, с нашей точки зрения, подлинными именами в тех случаях, когда пользователь языка знает о значениях этих имен по знакомству, т.е. сам участвовал в этих контекстах. Если же некоторый контекст с1 непосредственно не знаком некоторому пользователю а1, то, следовательно, он заимствовал свои знания об этом контексте от некоторого другого пользователя а2 в некотором другом контексте с2 - при этом он непосредственно знаком и с а2 и с с2. Стало быть, значение имени контекста с1 будет задаваться для этого пользователя метаязыковой дескрипцией указанного вида, в которой и а2 и с2 будут фигурировать как подлинные имена, уже в свою очередь к дескрипциям не сводимые. К именам агентов мы хотели бы применить ту же стратегию, что и к именам контекстов, т.е. считать их подлинными именами в идиолекте некоторого данного агента тогда и только тогда, когда он непосредственно знаком с референтами этих имен. К сожалению, эта стратегия сталкивается с определенными трудностями - если проблемы различения контекстов во многом снимаются их неповторимостью и уникальностью, то один и тот же агент может фигурировать в различных контекстах и не быть опознан пользователем как один и тот же агент. Каким образом такое может произойти, показывает, в частности, разобранный выше пример, в котором Иван дважды сталкивается с Па-деревским, но оказывается не в состоянии понять, что в двух этих различных контекстах он столкнулся с одним и тем же пользователем языка. Таким образом, признание имен агентов в качестве подлинных имен даже только в тех случаях, когда значения этих имен известны пользователю языка по знакомству, создает опасность повторного возникновения парадокса Крипке.
Для того чтобы избежать этой опасности, мы вводим различение собственно агентов и агентов-событий. Если собственно агент - это агент «в обычном смысле слова», например Аристотель, Крипке или В Падеревский, то агент-событие - это пространственно-временное пе-Я ресечение собственно агента с некоторым контекстом, в который входит этот агент. Примером агента-события является, например, Цице-Q рон в момент произнесения им "O temporal O mores!" В отличие от собственно агентов множества агентов-событий, участвующих в двух различных контекстах, никогда не пересекаются. На наш взгляд, это
снимает многие проблемы различения и отождествления агентов-событий, непосредственно знакомых данному пользователю языка, и позволяет признать имена таких агентов-событий подлинными именами без риска возникновения парадокса Крипке. Стало быть, мы ограничиваем имена агентов в приведенных выше метаязыковых дескрипциях именами агентов-событий, с которыми непосредственно знаком данный пользователь языка, и принимаем тезис о том, что имена агентов-событий, не известных данному пользователю, и любые имена собственно агентов задаются такими метаязыковыми дескрипциями, в которых фигурируют лишь имена непосредственно знакомых пользователю контекстов и агентов-событий. Это последнее усложнение завершает изложение предложенного в данной статье решения задачи Крипке.
6. Выводы и направления дальнейшей работы
Описанный выше подход к анализу значений имен собственных, лежащий в основании предложенного нами решения задачи Крипке, является несомненно расселианским в том отношении, что значения большинства собственных имен естественного языка и, в частности, всех тех имен, чьи значения известны данному пользователю языка по описанию, описываются особого вида дескрипциями. Большая часть того, что в естественном языке считается именами собственными, при этом является неподлинными именами в том смысле, что их смыслы задаются этими дескрипциями. Вместе с тем, как и в теории дескрипций Рассела, допускается некое довольно ограниченное множество подлинных имен. В то же время указанный подход во многом является и крипкеанским: ведь он по сути возникает из попытки развить и уточнить крипкеанскую картину наследования референции имени от одного пользователя языка к другому.
Разумеется, изложенное выше решение задачи Крипке является неточным и неполным. Как Крипке, так и Рассел строили свои теории значения имен собственных естественного языка во многом имея в виду языки формальные. Более того, их построения во многом могут быть представлены как оправдания определенных стратегий формализации предложений естественного языка. Стало быть, вышеописанное решение обретет точность и полноту лишь после того, как будет дано замкнутое определение соответствующей ему стратегии формализации. Формулировка такой стратегии составляет важнейшее направление дальнейшей исследовательской работы над указанным решением.
Напоследок ответим еще на один вопрос, который Крипке ставит в статье "A Puzzle about Belief': во что же верит Пьер? Приходится до-
П
а
пустить, что верования Пьера имеют лишь косвенное отношение к тому сложному объекту, который в различных языках обозначается именами «Лондон», "London" и "Londres". По сути Пьер приписывает некие свойства не Лондону, а ранее совершенным языковым действиям, свидетелем и/или участником которых ему довелось быть. Пьер верит в то, что два различных объекта данных им метаязыковых дескрипций обладают определенными свойствами; иными словами, подлинным объектом веры Пьера является не известный нам английский город, но ранее произведенные языковые действия, свидетелем которых он стал. По изложенным выше причинам Пьер приходит к определенным убеждениям относительно смысла этих действий - он приобретает уверенность в том, что в ходе одного из них упоминался некий единственный красивый объект, а в другом - некий единственный некрасивый объект. Эти верования Пьера фактически не могут быть одновременно истинными, но они не образуют и противоречия. Таким образом, именно языковые действия и только они могут быть референтами подлинных имен. В указанном смысле границы нашего мира суть границы нашего языка.
