Метанарратив о прогрессе: мифология или наука? Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

ШКг

ТЕОРИЯ

И МЕТОДОЛОГИЯ

Метанарратив о прогрессе: мифология или наука?

Барков С.А., Зубков В.И.

Данная статья завершает серию опубликованных ранее статей «Ме-танарративы эпохи модерна в эпоху постмодерна», «Метанарратив о свободе: мифология или наука?» и «Метанарратив о демократии: мифология или наука?». Предметом исследования является прогресс как один из метанарративов эпохи модерна. Цель исследования -выявление особенностей социального восприятия феномена прогресса в постмодернистскую эпоху. Авторы приводят гносеологические и социологические аргументы «за» и «против» прогресса, иллюстрируя их примерами из истории и повседневной жизни людей. Прогресс может быть рассмотрен, с одной стороны, как объективный эволюционный процесс развития общества или общности, а, с другой стороны, как отражение субъективных предпочтений определенных сил, стремящихся направить развитие субъектов общественной жизни в желаемую для них сторону. Диалектический метод позволил проанализировать различные точки зрения на источники и приоритеты развития общества, а также вскрыть стереотипы восприятия прогресса в истории и современности.

Ключевые слова: прогресс, регресс, эволюция, прогрессизм, объективизм, критерии прогресса, бесконечность/конечность прогресса, индустриальное и постиндустриальное общество, классовый подход, дауншифтинг

Barkov S.A., Zubkov V.I.

Metanarrative of progress: mythology or science? This article concludes a series of previously published articles: «Metanarratives: scientific ideas in the postmodernity», «The Metanarrative of Freedom: Mythology or Science?» and «The Metanarrative of Democracy: Mythology or Science?». The subject of the study is progress as one of the metanarratives of the modern era. The purpose of the study is to identify the peculiarities of social perception of progress as social phenomenon in the postmodernity. The authors give epistemological and sociological arguments «for» and «against» progress, illustrating them with examples from the history and daily life of people. Progress can be considered, on the one hand, as an objective evolutionary development of a society or a community, and, on the other hand, as a reflection of the certain forces' subjective preferences. These forces are seeking to direct the development of social subjects to the way desired for them. Dialectical method allowed to analyze different points of view on the sources and priorities of the social development, as well as to reveal cognitive stereotypes of progress in history and modernity. Key words: progress, regress, evolution, progressism, objectivism, criteria of progress, infinity/finality of progress, industrial and postindustrial society, class approach, downshifting

Идея прогресса является одной из важнейших в формировании ценностей современной цивилизации. Она выразила собой, кажется, саму суть индустриального общества. Неслучайно, что пик внимания к ней пришелся на вторую половину XIX - первую половину ХХ века. Так, основоположник социологии О.Конт видел общественный идеал в синтезе порядка и прогресса. Самые разные социальные мыслители, начиная с отечественных народников и заканчивая представителями франкфуртской школы и современных сторонников постиндустриализма, отдали дань этой идее. Приведем в качестве примера только две цитаты от отнюдь не глупых людей. Виктор Гюго: «Прогресс - это способ человеческого бытия». Альфред Норт Уайт-хед: «У человека есть только два пути: или прогресс, или деградация; консерватизм в чистом виде противоречит сути законов вселенной».

В современную эпоху, несмотря на развитие философии постмодернизма с ее критикой базовых научных понятий, эта идея не утратила своей актуальности. Ее не только активно обсуждают, но и насаждают, начиная со школы. Иногда может показаться, что в прогресс верят буквально все. Причем не только верят, но и считают прогресс незыблемой и фундаментально обоснованной категорией современной науки. При этом с философской точки зрения, всегда было понятно, что прогресс представляет собой скорее притягательную абстракцию, чем научно выверенную категорию. Определить прогресс очень просто: «Было плохо, а стало хорошо!». Но это понятное всем высказывание не позволяет рационально определить какие-либо атрибуты и критерии прогресса.

Продолжая диалоги о метанарративах и постмодернизме, начатые в статьях «Метанар-ративы: судьба научных идей в эпоху постмодерна», «Метанарратив о свободе: мифология или наука?» и «Метанарратив о демократии: мифология или наука?», авторы представят разные аспекты понимания идеи прогресса, а также обсудят ее применимость к развитию общества в целом и его отдельных сфер. Под рубриками Pro помещены аргументы в пользу прогресса как общественной ценности и научной идеи. Под рубриками Contra представлены аргументы против прогресса и его использования в качестве символа веры.

Contra

У идеи прогресса нет и не может быть четкого содержания. Это скорее ощущение, возникшее в результате осмысления человечеством множества реальных фактов.

Сама по себе идея прогресса посещала умы людей с незапамятных времен. Однако в древности эта идея в познании мира и упорядочении его элементов была отнюдь не главной и даже не очень значимой. Людей и мыслителей древности скорее занимало повторение событий чрез день, неделю, месяц, год. В их понимании мир чаще всего развивался по кругу, а не по восходящей прямой.

Важнейшей предпосылкой возникновения идеи прогресса стало развитие методологии познания в древнегреческой философии. Если все, что мы наблюдаем на Земле, есть отражение (воплощение) неких общих понятий, идей, то можно сравнивать эти отражения-воплощения с их оригиналами, т.е. с изначальными идеями. Наиболее близкое к изначальной идее ее воплощение становится идеалом, а движение по направлению к нему - прогрессом. Так, Платон, по всей видимости, подразумевал, что процесс создания идеального государства и есть прогресс. Таким образом, само структурирование реальности в рамках классической науки неявно обусловливало не только возможность и значимость, но и необходимость прогресса. И, как известно, многие социальные мыслители ХХ века напрямую связывали прогрессивное развитие человечества с развитием знания, т.е. признавали единство социальной гносеологии и социальной онтологии.

Но если мы попытаемся вычленить какое-либо рациональное содержание в идее прогрес-

са, то получится, что единственным, да и то совсем небесспорным его атрибутом будет усложнение. Прогресс как усложнение легко иллюстрируется биологическим и техническим развитием. Амеба, как ни крути, проще млекопитающих и человека, а компьютер сложнее арифмометра.

Понятно, что тут же встает вопрос о том, зачем нужно это усложнение, и ответы на него могут быть самыми разными, вплоть до утверждения о бессмысленности прогресса как такового. Во многих случаях усложнение неких старых форм или отдельных функций представляет собой пустую трату времени. Как ни совершенствуй парусник - он не станет пароходом. Таким образом, усложнение может идти как в направлении реального прогресса, так и в направлении его «тупиковых ветвей».

О том, что усложнение совсем не всегда ведет к лучшим результатам, ярко свидетельствует опыт Второй мировой войны. А.Вассерман пишет в этой связи: «Германская военная мысль всегда тяготела к сверхоружию, способному одним ударом решить исход всего сражения, а то и войны в целом. Немецким генералам - как и военным всего мира - глубоко чужды мысли о трудоемкости, цене, ресурсах и прочих экономических категориях. Когда все эти особенности мышления сошлись в одной точке, получился Т-5 - едва ли не совершеннейший по тому времени в чисто техническом отношении, но экономически провальный настолько, что фактически разоружил собственную армию»1. В то же самое время советские инженеры и технологи делали конструкцию своих танков как можно более простой. В результате фронт был насыщен новыми машинами, служившими хотя и недолго, но исключительно удачно воплощавшими в жизнь замыслы военных на поле боя. Таким образом, в этом и подобных случаях прогресс связывается отнюдь не с усложнением, а с упрощением.

Существует и множество псевдоновшеств, которые хотя и демонстрируют усложнение того или иного предмета в результате работы интеллекта, но не всегда могут рассматриваться как бесспорные свидетельства прогресса. Столь популярная в качестве подарка несколько лет назад мультиварка - это прогресс или нет? Даже планшетник - это прогресс или нет? Тем более если мы говорим о гибком планшетнике, кото-

рый так активно продвигают лидирующие в этой отрасли фирмы. Ну, можно будет наматывать планшетник на руку, и что? Неужели это его свойство будет однозначно признано прогрессивным?

Связь понятия прогресса с другими понятиями всегда подразумевает некий субъективизм. Наиболее очевидной является связь прогресса с эффективностью и функциональностью. Чем лучше что-либо выполняет свою функцию, тем оно прогрессивнее. Но тут снова встают вопросы: «Для кого лучше?» и «Что подразумевает это "лучше"?» Поезда или самолеты могут быть быстрее, а могут быть комфортабельнее. Для кого-то важен один критерий, для кого-то -другой. Тем самым прогресс можно, опять-таки с некоторой долей условности, определить как повышение эффективности в достижении одной цели.

Отсюда легко перейти к самому субъективному определению прогресса как к улучшению. Улучшение может (впрочем, как и повышение эффективности) означать упрощение, удешевление, уменьшение и т.п. Но и при таком понимании важнейшим остается вопрос: «Улучшение для кого?». Например, являлось ли прогрессом развитие малолитражного автомобилестроения? Для Европы и, в особенности, для Японии - видимо да, а для США с их огромными территориями - нет. Для американцев оно стало вынужденной необходимостью в годы первого серьезного нефтяного кризиса 1970-х гг., и американские концерны при первой же возможности (падении или стабилизации цен на бензин) отходят от этого «прогрессивного» направления развития.

Если же начать разбираться, зачем и для кого нужен прогресс, то выяснится, что он обязательно будет идти на пользу одним и во вред другим. Так, долгое время социальный прогресс происходил в форме вестернизации. С Запада перенимались технические достижения, экономическое устройство, политическая система и, как мы сегодня понимаем, образ мысли. Безусловно, для Запада такое развитие большинства стран было выгодно, и именно оно называлось прогрессом. Но выгодно ли было такое развитие для самих стран, подвергшихся вестерниза-ции?

Приведем и более актуальный для современной России пример, раскрывающий «клас-

совый» подход в определении прогресса. Имеет ли место прогресс в современной Украине? Объективные данные о тяжелой экономической ситуации, трагическом ухудшении качества жизни людей и явном падении их морального уровня с очевидностью позволяют дать отрицательный ответ. Большинство россиян, включая представителей элиты, так и считают. Но, с точки зрения Запада и прозападных элит на самой Украине, она прогрессирует, занимая подобающее ей место в семье европейских народов. Повторим, что прогресса «в чистом виде» не существует, поэтому определяется он конвенционально, а при таком определении верх всегда берет тот класс (страна, группа, элита), который обладает наибольшей общественной силой.

Pro

Как теоретическая проблема идея прогресса была порождена эпохой Просвещения. В ее основе лежат два источника - объективный и религиозно-этический. Во-первых, род человеческий, по крайней мере, в некоторых отношениях, объективно идет вперед. Во-вторых, существует религиозное представление о том, что в будущем человечества добро должно победить зло2.

Первой областью, в которой было замечено совершенствование человечества, оказалась мыслительная деятельность, благодаря которой человек постепенно открывает тайны природы и подчиняет себе ее силы. В то же время в античности считалось, что с точки зрения нравственности человек становится все хуже и хуже. В политике же древние усматривали лишь постоянное круговращение улучшений и ухудшений. Христианство заменило античную религиозную идею морального вырождения человечества на идею его морального возрождения. В дальнейшем представители многочисленных христианских сект стали верить в установление лучшего общественного порядка и выступать с чисто социальными требованиями3.

Средние века и начало Нового времени ничего не добавили к античной и христианской версиям прогресса. Но уже во второй половине XVIII века вслед за А.Тюрго целый ряд мыслителей попытались объединить в одну идею объективную и религиозно-этическую точки зрения на прогресс, т.е., с одной стороны, его «умствен-

ную» и социально-политическую, с другой, -его нравственную составляющие. Однако эти составляющие оказались неравнозначными. Так, Н. де Кондорсе на первый план выдвигал «умственный» прогресс, И.Гердер - моральный прогресс, а И.Кант - прогресс социально-политический4 .

То, что прогрессизм5 как мировоззрение и теоретическая проблема окончательно сформировался именно в эпоху Просвещения, не было случайностью. После научной революции XVII века в следующем столетии в результате критики традиционных социальных институтов были заложены основы либерализма, политических и гражданских прав и свобод, демократии и рынка, сформулирован научный метод, нацеленный на поиск истины. Казалось, что распространение в народе знаний, приносящих практическую пользу, рационализм и свободомыслие, т.е. свобода использовать свой интеллект (И.Кант), опора на разум как на единственный критерий познания реальности просто не могут не повлечь за собой позитивных изменений. В XIX в. идея прогресса получила дополнительный импульс в связи с набирающей силу индустриализацией, поскольку с использованием новых технологий стало связываться повышение качества жизни людей - их материального благосостояния, образованности, улучшение их здоровья. Еще один ренессанс прогрессизма и эволюционизма приходится на начало второй половины прошлого века в связи с научно-технической революцией, возникновением неоэволюционистских идей и разработкой теорий постиндустриального общества.

Однако вернемся к классическим составляющим прогресса.

Трудно сказать, когда, на земле или на небе добро победит зло. Однако художественная литература и субъективный опыт общения с верующими явствуют, что они не обладают какими-то особыми моральными добродетелями по сравнению с неверующими. Просто если совесть есть, то она есть, а если ее нет, то ее нет, но покаяться всегда можно. Кроме того, большинство исследователей и сама реальность показывают, что современное (постиндустриальное) общество по сравнению с традиционным менее морально с тенденцией ко все большей его амо-рализации6. Ведь каждая субкультура, которых в современных обществах становится все боль-

ше, все меньше разделяет общие представления о хорошем и плохом. С другой стороны различные меньшинства под флагом демократии навязывают свои представления большинству.

Однако демократию в целом также можно рассматривать в контексте социально-политического прогресса. Двести лет назад демократические режимы можно было посчитать по пальцам одной руки, сегодня же недемократические режимы в мире являются скорее исключением. Тоже самое можно сказать и о республиканской форме правления, связанной с демократией, и абсолютных и дуалистических монархиях. Это значит, что демократия, несмотря на все ее издержки, закономерно завоевывает все более прочные позиции в мире, поскольку, по крайней мере потенциально, способна максимально удовлетворять политические амбиции и другие интересы различных социальных групп в современных «мозаичных» обществах. При этом усилия Запада по продвижению собственных демократических ценностей приводят лишь к распространению демократических процедур при сохранении ценностей, составляющих своеобразие той или иной культуры. Поэтому все демократии разные, даже в рамках такого объединения культурно близких стран как Евросоюз. Кроме того, демократии развиваются. Здесь достаточно упомянуть лишь те новые возможности прямой демократии и демократического контроля, которые предоставляют нам современные информационно-коммуникационные технологии.

Если прогрессивные преимущества демократических республик в принципе можно подвергнуть сомнению, то «умственный» прогресс является вполне объективным и виден, так сказать, невооруженным взглядом. Человечеству дано стремление к познанию, поэтому прогресс - это, прежде всего, накопление знаний о мире и их использование на благо цивилизации. Так, селекция во много раз увеличила урожайность в растениеводстве и повысила эффективность животноводства, что, несомненно, является функцией от познавательной деятельности людей. Такие же процессы можно наблюдать в медицине, технической сфере и во множестве других областей, которые делают жизнь современного человека более комфортной, чем она была тысячи лет назад. И дело даже не в комфорте.

Если мы не отрицаем мыслительную деятельность, а тем более считаем ее наиболее важной среди всего того, чем занимаются люди, мы не можем отвергать идеи прогресса.

Contra

Давайте более внимательно рассмотрим, что же принес человечеству прогресс в мыслительной деятельности. Представляется, что наиболее адекватно использование категории прогресса применительно к техносфере. Так, всем очевиден прогресс в области вооружений, который приводил к смене цивилизаций, росту богатства одних сообществ и обнищанию других, заметным изменениям численности населения. Понятно, что прогресс в этой области в наименьшей степени совместим с моралью и извечным стремлением к тому, чтобы «завтра было лучше, чем сегодня». Тут имели место и усложнения, и упрощения, но критерий прогресса был един и понятен всем - оружие должно убивать как можно больше людей и делать это с наименьшими затратами.

И тут опять нельзя не вспомнить «классовый» подход. Именно Запад стал главным «бенефициаром» прогресса в развитии военной техники. Ведь с самой ранней античности достижения мыслительной деятельности служили покорению других народов. Архимед вошел в историю не только открытием математических и физических законов, он создавал метательные машины и другие виды вооружений для родных ему Сиракуз. Так было практически со всеми видными мыслителями Запада и их достижениями, включая самые современные.

Сегодня невольно задаешься вопросом: зачем Запад так активно стимулирует технический прогресс? Очевидного смысла в этой гонке за изобретениями нет. Уже созданы суперкомпьютеры, для которых почти нет задач, по своей сложности соответствующих их возможностям. Технологии 3D, 4D и даже ND не сделали мир прекраснее. Даже кино, пройдя чрез эйфорию использования новейших технологий, зачастую возвращается к обычному 2D формату. И, несмотря на это, выделяются миллиарды долларов на развитие цифровой индустрии, как будто без нее человечество просто жить не может.

Активный пропагандист западных ценностей в нашей стране А.Л.Кудрин вообще сказал о

том, что теперь страны нужно сравнивать по доле цифровой индустрии в ВНП. И если она мала, то страна, как в таких случаях всегда бывает у «западников», становится «изгоем». Тут же выяснилось, что у России эта доля в 3-4 раза меньше, чем у западных стран. Отсюда был сделан соответствующий вывод, завуалированный призывами бросить огромные инвестиции в цифровую отрасль, чтобы сократить отстава-ние7.

Неужели отношение к техническому прогрессу не может быть иным? Оказывается, может, но это чрезвычайно опасно при наличии столь агрессивной Западной цивилизации. Восприятие инноваций в Китае радикально отличается от европейского, что в определенные периоды было причиной серьезного отставания в его общественном развитии. Так, к концу XVIII века Китай по своей экономической мощи являлся одним из мировых лидеров, его население составляло одну треть населения планеты, во внешней торговле преобладал экспорт, что свидетельствовало о безусловной конкурентоспособности производимых в стране товаров. Однако именно в это время на Западе происходит промышленная революция, послужившая толчком к бурному развитию науки и производства. Но правители Цинской династии проигнорировали эти изменения. Согласно философии дзен-буддизма все внешние изменения не могут сделать человека счастливым, и поэтому не стоит придавать им большого значения. В результате всего за сто лет Китай оказался на периферии мировой экономики и превратился в слаборазвитую и плохо управляемую страну, что привело к вторжению колонизаторов на его территорию и общему отставанию в развитии на протяжении всего ХХ столетия. К этому стоит добавить, что Китай является родиной таких важнейших в истории человечества инноваций как бумага, сталь, порох. Причем данные инновации, радикально ускорившие прогресс западной цивилизации, в течение многих столетий кардинально ничего не меняли в социальном, политическом и экономическом устройстве самого Китая.

Запад всегда использовал и с особой активностью использует сейчас технический прогресс в качестве своего оружия в противостоянии с другими культурами. Россия, достигнув паритета в области ядерных вооружений, бросила

вызов Западу. Окончательно напугала Запад своей ядерной программой Северная Корея. И сегодня развитые западные страны так агрессивно стимулируют прогресс, чтобы благодаря новым технологиям ядерное оружие потеряло бы свою значимость. Либо сигналы от «ядерного чемоданчика» не дойдут до ракет, либо сам главнокомандующий подвергнется такому воздействию, что не сможет во время нажать соответствующую кнопку.

Фактически, западные страны используют технический прогресс и соответствующую идеологию как защитный барьер от конкурентов, имеющих иные ценности и приоритеты. Поэтому незападные цивилизации современного мира вынужденно включены в бессмысленную гонку за пресловутой «цифровизацией», которая по большому счету выгодна только Западу. При этом разрушить это влияние прогресса на существование миллионов людей очень сложно. Фактически, мы должны уповать на «феномен Горбачева», который сначала играл по правилам советской системы, сделал блистательную карьеру в ней, стал ее лидером, а затем разрушил ее. Поэтому Китай, Россия или какие-либо другие страны должны стать сильнее Запада в области «прогрессивных» технологий (стать лидерами в цифровой экономике), чтобы затем суметь затормозить прогресс и вернуть его в более-менее рациональное русло. По понятным причинам сделать это чрезвычайно сложно, если вообще возможно.

Pro

Нельзя сводить проблему прогресса к теории заговора. Прогресс выгоден не только западным элитам. Его плодами в той или иной степени пользуется значительная часть человечества. Достаточно сказать, что рост продолжительности жизни во всем мире - это результат прогресса в сфере здравоохранения.

Что же касается прогресса в области вооружений, то научные изобретения и открытия могут использоваться как в мирных, так и в военных целях. (Кстати, технический прогресс имеет свои негативные стороны, не обязательно связанные с вооружениями, например, с «мирным атомом».) Но раз уж дело обстоит именно так, нужно, чтобы научный прогресс шел параллельно с социально-политическим. Однако как этого добиться? Для ответа на этот вопрос уме-

стно вспомнить концепции объективной эволюции (эволюции как бесконечного процесса, не имеющего цели, но обладающего объективными характеристиками) и прогресса как результата целеполагания.

В XIX в. одной из характерных черт науки стал объективизм, что отразилось в разработке таких понятий как естественное право, естественный хозяйственный порядок, естественный закон в философии и т.п. Ученые, стоящие на объективистских методологических позициях, объявили оценочное понятие прогресса (в смысле движения к идеалу) ненаучным и заменили его понятием эволюции, которая, по их мнению, не зависит от воли и желания людей. Тем не менее, в разработку теории прогресса наибольший вклад внесли именно эволюционисты, особенно Г.Спенсер, Ч.Дарвин и К.Маркс, которые на основе выявления «объективных» законов развития пытались предсказать будущее. У Спенсера движущими силами «большой эволюции»8 являются процессы дифференциации и интеграции. Смена ее фаз, т.е. движение вперед есть общий закон развития всего сущего. По Дарвину, органическая эволюция состоит в развитии высших организмов из низших. Следовательно, происходит и постоянное совершенствование человеческой природы путем наследственного закрепления у новых поколений новых качеств9. Если у Спенсера эволюция в целом идет в направлении все большего усложнения, то у Дарвина - в направлении все большей приспособляемости, хотя бы и за счет упрощения организмов. Но главное, что и в том, и в другом случае эволюционные процессы идут совершенно механически, без какой бы то ни было телеологии10. У Маркса смена общественно-экономических формаций также закономерна, но требует, правда, и некоторых человеческих усилий.

По словам Ч.Дарвина, эволюция совершается не для того чтобы, а потому что. Однако представление о том, что исторический процесс -это безличная эволюция, которая идет сама по себе без вмешательства человека, противоречит здравому смыслу, поскольку люди, так или иначе ставят перед собой цели и стремятся достичь их. И эти цели не должны быть просто «благими намерениями», например, как у социалистов-утопистов, а должны соответствовать выявленным законам общественного развития.

Если объективизм в своей крайней форме отрицает научность любых целей и целесообразность любой общественной деятельности по их достижению, то идея прогресса состоит в научном определении эволюционного идеала, принципов и средств его реализации в различных областях социальной жизни. Ведь сущность всякого целесообразного воздействия человека на тот или иной предмет заключается именно в знании свойств этого предмета. Практическое значение такого знания состоит в том, что оно, во-первых, открывает перспективу более целесообразной и успешной деятельности, а, во-вторых, придает этой деятельности высший нравственный смысл. Этот смысл, благодаря общественной коммуникации, должен приобрести легитимность11. Ведь чем больше людей верит в прогресс и желает его, тем больше шансов, что общество действительно будет развиваться в прогрессивном направлении12.

Contra

Речь как раз и идет о том, что объективистское понимание прогресса в какой-то момент почти полностью вытеснило его субъективистскую интерпретацию. Марксизм - лучшее тому подтверждение. Субъективное стремление к коммунизму подменялось якобы существующим объективным эволюционным законом, согласно которому все нации рано или поздно придут к коммунизму. В том, что этот закон не реализовался, проявилась значимость субъективного начала в метанарративе о прогрессе.

При этом коммунизм перестал быть привлекательным и стал восприниматься как неудачная попытка преобразования общества, а лежащая в его основе идея прогресса живет и торжествует. Самое важное, что идея прогресса вошла в обыденное сознание современного человека и стала определять его жизненные приоритеты. Человек стал жаждать прогресса и в своей собственной жизни, и в жизни окружающего его общества. При этом прогресс стал восприниматься как объективный процесс, проявления которого можно наблюдать повсюду и в котором просто невозможно сомневаться. Хотя, справедливости ради заметим, что сомневающиеся находились всегда.

Повторим, что прогрессистское понимание мира и прогрессистское мышление стали исключительно популярными в эпоху модерна и про-

никли во все сферы жизни, даже в те, где прогресс обнаружить практически невозможно. И как символ веры прогресс не мог не сформировать свои догматы. В ряде случаев они наглядно демонстрируются. Но даже если реальность им явно противоречит, в них все равно нужно верить.

Первый догмат гласит, что все изменения -к лучшему. Это, собственно, и есть вера в прогресс. Одно из главных следствий такой веры связано с оправданием революций. Революции мыслятся не как хаос и разрушение достигнутого, а как однозначное движение вперед, разрушение устаревшего, какие бы жертвы для этого не были бы принесены. Такое понимание развития общества явно прослеживается у французских просветителей, поэтому они считаются идеологами Великой французской революции. В это же время сформировалась идеология либерализма, постулатами которой стали вера в разум, вера в добрую природу человека, исковерканную социальным бытием, и вера в изменения к лучшему на основе раскрепощения личности. На самом деле именно французская революция, обернувшаяся массовым террором, а затем возвратом к правлению династии Бурбонов, как нельзя лучше подтверждает консервативный взгляд на эволюцию общества, согласно которому революции - это эксцессы развития, по большому счету ведущие в никуда13.

Второй догмат заключается в том, что прогресс в основной сфере общества важнее регресса в других его сферах. (Кто определяет эту основную сферу, не столь важно.) Люди уже давно поняли на практике, а Р.Мертон14 в своей теории о явных и латентных функциях научно доказал, что нет однозначно поступательного движения вперед. Но для того, чтобы верить в прогресс, нужно уметь закрывать глаза на недостатки прогрессивного развития, какими бы они не были. Чаще всего их признают несущественными или считают необходимой данью прогрессу. Именно данная аксиома лежала в основе безусловного признания прогрессом индустриализации и в целом модернизации общества. Но появление пролетариата как побочного и вместе с тем необходимого атрибута индустриализации заставило мыслителей более осторожно оценивать прогресс и ту цену, которую общество должно платить за него.

Жизнь пролетария в сравнении с жизнью средневекового крестьянина - это явный рег-

i

íüP

ресс. Люди, вытесняемые в города, не имели средств к существованию и были вынуждены продавать себя за бесценок, просто для того, чтобы выжить. Феодальный крестьянин при всех сложностях своего существования вел в сравнении с пролетариями относительно «нормальный» образ жизни. У него был свой дом и, как правило, большая семья. Он придерживался религиозных устоев и, хотя часто испытывал жесткую эксплуатацию, не терял человеческого лица. Социально-экономический прогресс привел к тому, что, образно говоря, началось «падение населения в пролетариат». Жизнь тогдашнего пролетариата можно легко понять, наблюдая за гастарбайтерами из Средней Азии в современной России. Снимать ввосьмером шестиметровую комнату, при том, что хозяева еще и ограничивают пользование ванной и туалетом, питаться «бомж-пакетами» и белым хлебом с молоком, одеваться в обноски - все эти грани существования в той или иной степени были характерны для пролетариата начала капиталистической эпохи. Даже для представителей более высоких слоев городского населения, чем промышленные рабочие, удовлетворение самых простых жизненных потребностей было настоящей проблемой. (Вспомним хотя бы героя повести Н.В. Гоголя «Шинель».)

При этом положение рабочих развитых стран XIX века было в чем-то даже хуже, чем у сегодняшних «отечественных» гастарбайтеров. Если разговориться с уроженцем Таджикистана или Узбекистана, влачащим «нечеловеческое» «пролетарское» существование в Москве, он может вытащить смартфон и показать, какой дом он строит на заработанные в России деньги у себя на родине. У него есть семья; живут они, конечно, тяжело, но, благодаря помощи из Москвы, никто не голодает, и третий этаж особняка, который в России стоил бы многие миллионы рублей, постепенно строится. В первую очередь это возможно из-за плавающих курсов валют и отсутствия золотого стандарта. Местные валюты могут стоить так дешево, что даже наличие небольшого количества более сильной валюты делает человека относительно состоятельным. Именно поэтому, например, Камбоджа стала просто «меккой» для тех, кто хочет практически не тратить деньги для удовлетворения своих первичных потребностей.

Сто лет назад ситуация была другой. Золотой стандарт не позволял рабочему в США обеспечить безбедную жизнь его семьи в Польше или Италии. Большинство же пролетариев были уроженцами своей страны и мирились с существованием на грани выживания. Между тем «пролетарское потребление», ставящее человека на грань между жизнью и смертью, меняет его внутренний мир. Ни о какой религиозности и душевном спокойствии крестьянина больше речи уже не идет. Когда первичные потребности выступают на первый план, то для их удовлетворения можно делать все, что угодно -обманывать, воровать, торговать наркотиками. Ведь это дает возможность хоть как-то подняться над уровнем всеобщей нищеты.

Если на Западе классическими трудами, описывающими жизнь пролетариата, считаются «Положение рабочего класса в Англии» Ф.Энгельса и романы Ч.Диккенса, то в России в научном и политическом плане наиболее заметны труды марксистов начала ХХ века, а также знаменитая повесть М.А. Булгакова «Собачье сердце». Все эти авторы фиксировали полное моральное разложение пролетариата. Если в комнате вповалку спят полсотни мужчин и женщин, то дело часто просто доходит до откровенного промискуитета. Что уж говорить о моральных нормах, которые должны регулировать стремление к потреблению. Не случайно марксисты увидели в пролетариате людей, способных легко и без всяких сожалений разрушить старый мир, чтобы хоть чуть-чуть нажиться на его «обломках».

Тогдашняя элита общества сама была шокирована такой «издержкой» экономического прогресса, как пролетариат. Среди ее представителей было немало людей, которые искренне болели за бедных, защищали обездоленных и критиковали эксплуататоров. Сам образ жизни и причастность к высоким моральным идеалам деятелей культуры делали их противниками такого «прогресса» с его избирательностью областей, где происходят реальные улучшения. Практически все искусство, и в особенности классическая русская и европейская литература XIX века, во многом формировавшая мировоззрение людей того времени, была проникнута антикапиталистическим пафосом. После чтения И.С. Тургенева или Ги де Мопассана невозможно было спокойно наблюдать за происходящим в период раннего капитализма.

Наконец, третий догмат говорит о бесконечности прогресса. И хотя жизнь постоянно ставит эту аксиому под вопрос, вера в нее отличает последовательно прогрессистское мышление. С появлением человека фактически закончился прогресс живых форм на Земле. Медики вплотную подошли к пределам излечиваемос-ти сердечнососудистых заболеваний. И таких тупиков прогресса очень много. Один из самых забавных связан с увеличением силы всасывания у пылесоса. Конструкторы так увлеклись, что на свет появились модели, которые высасывали из пола паркетные планки...

Pro

Тем не менее, можно утверждать, что идея прогресса весьма плодотворна для социального развития и управления им. Не развиваться общество не может, и желательно, чтобы характер его развития был бы прогрессивным, а не регрессивным, эволюционным, а не революционным. Прогресс - это повседневное стремление к идеалу, но, конечно, такое развитие небеспроблемно. Необходимо определить, что такое прогресс в различных социальных сферах, в каких областях и пределах он прежде всего необходим, каковы механизмы его реализации, какие издержки как плату за прогресс можно допустить. Кроме того, прогресс - социально неравномерный и нелинейный процесс. Он, как отмечал еще Ж.-Ж. Руссо, включает в себя регрессивные «отступления», затрагивающие как общество в целом, так и отдельные направления его развития. Даже в одной относительно небольшой сфере могут сосуществовать разнонаправленные тенденции. Так, в российской космонавтике технологии пилотируемых полетов успешно развиваются, а технологии полетов автоматических аппаратов в целом деградируют.

Вообще из-за сложности общественной системы и тесной взаимозависимости ее элементов движение в направлении одной цели всегда подразумевает ряд побочных изменений, на которые люди вынуждены закрывать глаза15. Кроме того, эти побочные изменения могут проявляться далеко не сразу, а их негативные последствия - перевешивать позитивные сдвиги в направлении прогресса. Так, почти все реформы, которые изначально видятся исключительно прогрессивными, вскоре порождают множе-

ство непредвиденных отрицательных последствий. Развитие социальной защиты усиливает иждивенческие настроения, страхование увеличивает «моральный риск»16, повышение экономической эффективности системы образования снижает его качество и т.п.

Существуют и парадоксы прогресса. Один из них приводится во многих текстах, «предлагаемых» интернетом в ответ на поисковый запрос «прогресс». Этот парадокс состоит в том, что при явно прогрессивном переходе от охоты и собирательства к земледелию пища становилась более бедной белками и однообразной, а труд более монотонным и тяжелым, в результате чего продолжительность жизни ранних земледельцев была существенно меньше, чем у охотников и собирателей. Существуют и тупики прогресса (как и у любого «правила» есть свои исключения -системные тупики, провалы рынка и др.). В ряду важнейших из них - физическая и интеллектуальная ограниченность возможностей человека. До сих пор он выходил из этого затруднения путем технического «продолжения» своей физической конституции и все большего сужения специализации в процессе углубления познания.

Тем не менее, прогресс возможен во всех социальных сферах, поэтому и его критерии могут быть различными. Прогрессивное развитие может характеризоваться: движением от низшего к высшему, от менее организованного к более организованному, от менее совершенного к более совершенному, от простого к сложному и от сложного к простому (по структуре и функциям); развитием нового, передового; приращением знания; продвижением к желаемой цели; изменением к лучшему (успехом) по сравнению с прошлым; достижением большей адаптивности, выживаемости; достижением большей эффективности, экономичности, конкурентоспособности. В свою очередь каждый из этих критериев может измеряться множеством объективных (количественных) и субъективных (качественных) показателей. Что касается конкретики, то, например, в обзоре Г. Зараковского17 рассмотрено около двадцати систем показателей качества жизни населения, ведь, в конечном счете, прогрессивное социальное развитие состоит в улучшении жизни людей и всестороннем развитии личности.

Существуют и обыденные представления о прогрессе. По сложившейся в этой серии статей

традиции приведем данные ВЦИОМ по этому поводу. Прямого вопроса о том, что такое прогресс, в базе данных мы не обнаружили. Зато нашли такой вопрос: «Что, на ваш взгляд, прежде всего лежит в основе технологического прогресса и благосостояния западной цивилиза-ции?»18. Вот три наиболее популярных ответа (при наличии возможности отметить несколько вариантов): трудолюбие, дисциплинированность, аккуратность народов Запада - 49%; частное предпринимательство, рыночные отношения - 40%; политические свободы, демократическая система - 26%. Следовательно, для движения по пути технологического прогресса нужно хорошо работать, честно конкурируя на рынке в свободной стране.

Респондентам задавался и еще один вопрос: «Что бы Вы могли сказать о науке, о ее месте в жизни людей и общества?»19, пять наиболее значимых ответов на который выглядят так (опять же при наличии возможности отметить несколько вариантов): это полезные открытия - 62%; это напряженный труд - 42%; это условие прогресса - 39%; это умножение знания - 32%; это средство преображения мира - 22%. Значит, к детерминантам прогресса следует добавить еще и науку.

Contra

Прогресс и наука - это двуликий Янус эпохи модерна. Поклонение этому специфическому богу создало идеологию прогрессизма и во многом сделало индустриальное общество таким, каким оно было. Одновременно это поклонение заставило людей планировать свои жизненные стратегии по одному прогрессистс-кому стереотипу, пренебрегая всем разнообразием возможных направлений развития. Постмодернистское мировоззрение против такого «тотального прогрессизма» и предлагает ему свои альтернативы. Остановимся лишь на двух из них.

Жизнь в эпоху модерна через призму идеи прогресса виделась как вечный конкурс между государствами, народами, общностями, отдельными людьми, а цель жизни - как победа в этом конкурсе, достающаяся лишь единицам. Постмодернистское мировоззрение предлагает заменить тотальный конкурс выставкой -выставкой культур, идей, экономик. Во всяком случае, там, где это уместно. В частности, в гло-

бальном мире нелепое соревнование государств за место в экономическом рейтинге все в большей степени уступает место выставке экономик, вписанных в различные системы ценностей.

Эпоха модерна сформировала устойчивую традицию сопоставлять страны по их причастности к экономическому прогрессу. Западные страны формируют правила этого конкурса и последние два века с легкостью выигрывают в нем, не допуская реальной конкуренции. Стоит вспомнить, что за всю историю индустриального общества к группе развитых стран сумели приблизиться только пять представителей незападной цивилизации. Все они из Азии - Япония, Южная Корея, Сингапур, Тайвань и Гонконг. Три из них невелики по размеру, причем, два не являются полноценными государствами: Гонконг - часть континентального Китая, а Тайвань не признан большинством стран мира. Южная Корея представляет собой также только часть разделенной страны. Фактически, единственной крупной страной, ставшей в ряд с западными государствами в своем прогрессивном развитии является Япония. Развитие всех этих стран в той или иной мере поддерживали США, то ли пропустив появление новых конкурентов, то ли сознательно сделав из них «идеалы» прогрессивных социально-экономических преобразований для всех других стран.

Неуместность конкурса между государствами можно проиллюстрировать развитием мирового спорта и Олимпийского движения. В современном мире с непреходящим значением потребления всяческих «досуговых» благ и развлечений, конкурс стран за обладание максимумом золотых медалей стал специфическим аналогом конкурса за величину дохода на душу населения. Но, во-первых, события 2016-17 годов с отстранением российской соборной от соревнований с нарушением многочисленных правовых норм и традиций мирового спорта однозначно указывает на то, что правила игры создаются специально для победы «назначенных» игроков. Во-вторых, малочисленность и «неконкурентоспособность» олимпийской сборной Индии - одного из крупнейших и быстро развивающихся государств - демонстрирует несовместимость спорта с системой ценностей индийцев, прежде всего, индусов. Индия и не пытается догнать лидеров. Ее руководство понимает всю условность конкурса и видит про-

грессивное развитие своей страны в совершенно иных культурных измерениях.

Поэтому конкурс можно устраивать только среди подобных. Кроме того, если жизнь на планете - это конкурс, проигравших в нем всегда будет на много порядков больше, чем выигравших. Исходя из этих предпосылок, конкурсное прогрессистское мышление постепенно уступает место выставочной модели отношения к жизни. В этой модели нет единого для всех направления развития, заранее одобренного определенными победителями. Каждый участник выставки может предоставить свой экспонат, и из этих экспонатов совсем не нужно строить пьедестал почета, определяя первое и последнее место.

Отмена конкурса как сценария жизни, конечно, не отменяет саму жизнь. Вместо модернистской победы (во что бы то ни стало) в постмодернистском мире главной целью становится проявление самобытности, оригинальности, несхожести с другими как возможности выбора и самореализации. Каждое государство, корпорация, регион, этнос, социальная группа вправе создавать свою культуру и представлять ее на глобальную выставку, в которую постепенно превращается культура человечества.

Другая альтернатива прогрессизму модерна - феномен дауншифтинга, проявления которого многообразны, как многомерно само социальное пространство. Дауншифтинг - это и переезд в сельскую местность (так называемый «экологический дауншифтинг») или в другую (слаборазвитую) страну20; это и отказ от построения традиционной карьеры и поиск работы-хобби; это и жизнь для себя, семьи, детей и многое другое. Главная идея дауншифтинга состоит в том, чтобы обрести новые возможности и превратить их в позитивные результаты, очень не схожие с теми, что сулил человеку традиционный высокий статус в обществе.

Дауншифтер - не лузер, не неудачник. Это человек, осознавший многовариантность развития как личности, так и общества. Более того, это человек, который воплотил в жизнь то многомерное понимание общества, которое было уже давно сформулировано социальными мыслителями, но до определенной поры находилось в тени всепоглощающей идеи прогресса.

Дауншифтинг как целостный феномен - это новое явление, свойственное именно эпохе по-

стмодерна. И никакие веселые ссылки на то, что первым дауншифтером был Диоген, или более серьезные попытки сравнить дауншифтинг с уходом в монастырь не выдерживают никакой критики. В доиндустриальном обществе не было идеологического главенства идеи прогресса, а социальный статус был кастовым или сословным. В настоящее время само наличие дауншиф-теров свидетельствует о том, что сознание человека постепенно меняется, его жизненные приоритеты теряют свою иерархичность и становятся чрезвычайно разнообразными (разнонаправленными).

Трудно привести реальную статистку по дауншифтингу. По некоторым данным до 30% западных управленцев склонны к нему. Но, как и по отношению ко многим другим социальным группам в истории, по отношению к дауншиф-терам верно высказывание: их социальное влияние непропорционально их численности. На уровне изменения жизненных ценностей они зафиксировали (просто своим появлением) конец эпохи модерна, в рамках которой идти против прогресса в личной и общественной жизни было практически невозможно.

Pro

Безусловно, теоретически выставка достижений и дауншифтинг кажутся достойными альтернативами прогрессизму. Но если вторая альтернатива уже реализуется, то первая относится скорее к желаемому будущему. Поэтому мы пока не знаем, каким образом будут организованы спортивные или экономические выставки, ведь спорт и рынок основаны на принципах состязательности и конкуренции. Так, конкуренция обеспечивает развитие рынка, заставляя множество предпринимателей ради предпринимательской прибыли идти на риск, хотя далеко и далеко не все из них добиваются успеха. Даже в странах с сильной государственной поддержкой малого бизнеса примерно за три-пять лет практически половина малых предприятий сходит с дистанции, и на смену им приходят новые. При этом конкурентоспособными должны быть и индивиды, и организации, и страны.

Ну, а мотивация дауншифтеров требует отдельного изучения. Возможно, это рантье, фанаты «зеленых», поведенчески зависимые (например, от интернета), эгоцентричные, безамбициозные, уставшие от жизни или просто ле-

нивые люди. Кроме того, во многих местах жительства и сферах занятости таланты дауншиф-теров в принципе не могут раскрыться. Чаще всего для этого просто нет институциональной основы.

Но главное даже не в этом. Обе эти постмодернистские альтернативы можно рассматривать и как прогресс в областях построения жизненных стратегий и социальных взаимодействий, и критерием прогресса здесь будет выступать повышение разнообразия. Вообще возникновение постмодернизма во многом связано с повышением социокультурного разнообразия в последней трети прошлого века. В современном мозаичном мире возрастает число субкультур, потребительских вкусов, типов семьи, религиозных течений (сект)... Поэтому современный мир - это свобода выбора, и не только продуктов и услуг, но и идентичности, и индивидуального самовыражения, что означает «разукрупнение» стилей жизни и моделей социальных действий. Не случайно, что там, где начинается постмодернизм, монизм и гомогенность уступают место гетерогенности, дифференциации, индивидуации.

Кстати, и мнения постмодернистов относительно направления общественного развития значительно различаются. Для Ж.Бодрийяра -это регресс, постоянная утрата реальности или, что одно и то же, формирование гиперреальности, состоящей из симулякров. С точки зрения М.Фуко, история представляет собой независимые друг от друга эпохи, а в рамках конкретной эпохи идеи лишь сосуществуют, представляя собой ее возможные варианты. Поэтому понятия прогресса, регресса и даже процесса здесь не применимы. А вот прогрессивное развитие личности, по Фуко, возможно, если она будет творить свою жизнь как произведение искусства и, заново переоткрывая высшие ценности, выйдет за пределы господствующих дискурсов.

* * *

Метанарратив о прогрессе в каком-то смысле вечен. Никто не может лишить человека стремления познавать мир и накапливать знания о нем. Также нельзя остановить прогресс техники или свести на нет желание человека жить лучше. Но категорию прогресса нужно было «ввести в берега», ограничить ее только той ча-

стью реальности, которой она была бы адекватна. Поэтому постмодернизм стал откровенно издеваться над стремлением мыслителей эпохи модерна видеть прогресс буквально во всем - в урбанизации, в скорости транспортных средств, в построении карьеры, в изменении природной среды...

Для индустриального мира вера в прогресс была чем-то схожим с верой в Бога или загробную жизнь, поэтому утрата этой веры - тяжелое эмоциональное испытание для общества и конкретных людей. Но следует помнить, что, во-первых, прогресс, как и другие метанаррати-вы эпохи модерна, не отвергается полностью. Просто в условиях современности утрачивается его мифологичность и более четко очерчивается сфера применения этой ранее всеобщей идеи. Во-вторых, многомерное представление об обществе и жизненных стратегиях само по себе не может быть хуже одномерного. А участие людей в выставке их достижений в эмоциональном плане может стать таким же привлекательным, как и причастность к прогрессу.

Таким образом, в современном мире начинает цениться многообразие и оригинальность, что исключает «дружное» следование общества в указанном кем-то направлении, но предполагает его поступательное движение к чему-то объединяющему, например, определяемому национальной идеей. Понятно, что мы находимся только в начале нового переосмысления мира, но уже сегодня очевидно, что идея прогресса не умрет, но, однако, не будет занимать центрального места в определении индивидуальных жизненных сценариев людей будущего.

Литература

1. Берк Э. Размышления о революции во Франции. М.: Всероссийская государственная библиотека иностранной литературы им. М.И. Рудомино, 1993.

2. Берк Э., Мэстр Ж. де Консерваторы. Без либералов и революций. М.: Алгоритм, 2017.

3. Вассерман А.А. Скелеты в шкафу истории. М.: АСТ, Астрель, 2011.

4. Зараковский Г.М. Качество жизни населения России: Психологические составляющие. М.: Смысл, 2009.

5. Зубков В.И. Социологическая теория риска. М.: Академический проект, 2009.

6. Кареев Н.И. Введение в изучение социологии / Отв. ред., предисл. и сост. А.О.Бороно-ев. СПб.: Изд-во РХГА, 2007.

7. Льюис Б. Что не так? Путь Запада и Ближнего Востока: прогресс и традиционализм. М.: Олимп-Бизес, 2003.

8. Мертон Р. Социальная теория и социальная структура. М.: АСТ, Хранитель, 2008.

9. Мокир Дж. Рычаг богатства. Технологическая креативность и экономический прогресс. М.: Изд-во Института Гайдара, 2014.

10. Нисбет Р. Прогресс. История идеи. М.: ИРИСЭН, 2007.

11. Робатень С.С. Прогресс - спираль развития или порочный круг? 32 луча древнего окоема. М.: Белые альвы, 2015.

12. Соловьев В.С. Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории. М.: АСТ, Астрель, 2011.

13. Токвиль А. де Старый порядок и революция. М.: ИД «Социум», 2017.

14. Человек продолжает эволюционировать, заявляют генетики // РИА Новости, 2017. 5 сентября. URL: https://news.mail.ru/society/ 30909307/?frommail=1.

Ссылки:

1 Вассерман А.А. Скелеты в шкафу истории. М.: АСТ, Астрель, 2011. С.210.

2 См.: Кареев Н.И. Введение в изучение социологии / Отв. ред., предисл. и сост. А.О.Бо-роноев. СПб.: Изд-во РХГА, 2007. С.432.

3 См. там же. С.433-434.

4 См. там же. С.434-435.

5 Прогрессизм как мировоззрение, основанное на вере в прогресс, не следует путать с прогрессивизмом - идеологией, обосновывающей необходимость социальных реформ «сверху», т.е. реформ, осуществляемых властью.

6 Еще в начале века М.Вебер был озабочен историческим процессом возрастания удельного веса целерациональных действий, не стесняемых моральными императивами.

7 Такие признания прозвучали в выступлениях А.Кудрина на Санкт-Петербургском и Сочинском экономических форумах 2017 г. См.: http://tass.ru/pmef-2017/articles/4310650; http:/ /actualcomment.ru/kudrin-prizval-zanyatsya-tsifrovoy-ekonomikoy-1705191905.html?PAGEN_1=2.

8 В своих ранних трудах Г.Спенсер еще употребляет слово «прогресс», однако после

1850 г., видимо, ориентируясь на О.Конта, он пишет только об эволюции.

9 На этот счет мнения ученых разделяются. Но вот совсем недавно получено доказательство того, что естественный отбор в современных популяциях людей продолжается. В статье Джозефа Пикрелла - генетика из Колумбийского университета г. Нью-Йорк (США) и руководителя исследовательской группы, - опубликованной в журнале PLOS Biology, описан масштабный генетический анализ ДНК жителей Великобритании и США (свыше 160 тыс. чел.), который показал, что под действием естественного отбора число носителей «вредных» версий генов, связанных с болезнями, постоянно снижается. См.: Человек продолжает эволюционировать, заявляют генетики // РИА Новости, 2017. 5 сентября. URL: https://news.mail.ru/ society/30909307/?frommail=1.

10 См.: Кареев Н.И. Введение в изучение социологии / Отв. ред., предисл. и сост. А.О.Бо-роноев. СПб.: Изд-во РХГА, 2007. С.440, 443446.

11 Механизмы реализации общественной коммуникации раскрыты в концепциях рационального поведения К.Поппера и коммуникативной рациональности Ю.Хабермаса, а также в постмодернистских концепциях депривилегиза-ции науки, например, у Ж.-Ж.Лиотара.

12 См.: Кареев Н.И. Указ. соч. С.447-451.

13 Такой точки зрения на революции придерживались прежде всего классики консерватизма как политической идеологии. Их можно назвать наиболее яркими противниками идеи прогресса, уже более чем два века назад вскрывшими противоречия данной идеи и ее воплощений в жизнь. См.: Берк Э., Мэстр Ж. де Консерваторы. Без либералов и революций. М.: Алгоритм, 2017; Берк Э. Размышления о революции во Франции. М.: Всероссийская государственная библиотека иностранной литературы им. М.И.Рудомино, 1993; Токвиль А. де. Старый порядок и революция. М.: ИД «Социум», 2017.

14 Мертон Р. Социальная теория и социальная структура. М.: АСТ, Хранитель, 2008.

15 Даже подъем на гору как прогресс «в чистом виде» подразумевает движение не только вверх. Альпинист не может, как на лифте, взлететь на вершину горы. Он движется, изменяя свое местоположение по всем трем пространственным измерениям. Просто в случае

покорения вершины другими направлениями перемещений, кроме вертикального, можно пренебречь.

16 О моральном риске см., например: Зубков В.И. Социологическая теория риска: Учебное пособие для вузов. М.: Академический проект, 2009. С.220-229.

17 См.: Зараковский Г.М. Качество жизни населения России: Психологические составляющие. М.: Смысл, 2009. С.15-35.

18 См.: База данных ВЦИОМ. URL: https:// wciom.ru/zh/ print_q.php?s_id=338&q_id=27205&date=30.07.2000.

19 См. там же. URL: https://wciom.ru/zh/ print_q.php?s_id=998&q_id=68656&date=21.12.2014.

20 Частая связь дауншифтинга с пространственными перемещениями вполне понятна. Пространство модерна создавалось в соответствии с идеей прогресса и иерархического строения общества. Так, центрами прогресса считались развитые страны, столичные города, особенно центры городов, и прогрессивные люди должны были стремиться именно туда. Переезд на окраины и тем более в отдаленные деревни, лишенные благ цивилизации, - явный вызов идее прогресса в ее «географической» интерпретации.