CC BY
592
УДК 82:7.03
МЕТАФОРЫ В ПОЭМЕ Н. В. ГОГОЛЯ «МЕРТВЫЕ ДУШИ»
©2009 л*
Абдулаева Т.К.
Дагестанский государственный педагогический университет
В статье освещена проблема использования Н. В. Гоголем метафоры в поэме «Мертвые души». Рассматриваются общеязыковые и индивидуальные (авторские) метафоры. Представляет значительный теоретический интерес для исследователей идиостиля писателя.
The author of the article throws the light upon the problem of N. V. Gogol using of the metaphor in "Dead souls" poem. She considers general linguistic and individual (author's) metaphors. The article are of the significant theoretical interest for researchers of the writer’s idiostyle.
Ключевые слова: H. В. Гоголь, идиостиль, метафора, метафоризированные имена, сравнение.
Keywords: N. V. Gogol, idiostyle, metaphor, metaphorized names, simile.
М. В. Ломоносов в своей «Российской грамматике» писал: «Метафора есть перенос речений от собственного знаменования к другому ради некоторого обоих подобия, что бывает, 1) когда речение, к бездушной вещи надлежащее, переносится к животной, например: твердый человек вместо скупой; каменное сердце, то есть несклонное... 2) когда речение, к одушевленной вещи надлежащее, переносится к бездушной: угрюмое море, лице земли...
3) когда слово от неживотной вещи к неживотной же переносится: в волнах кипящий песок вместо мутящийся; 4) когда речения переносятся от животных к животным вещам: алчный взор, летающие мысли, лаятель Зоил» [4. С. 245-246].
А. А. Потебня, ссылаясь на Аристотеля, дает такую дефиницию метафоры:
«Метафора есть перенесение постороннего слова (т.е. слова с другим значением по отношению к значению искомому: а) или от рода к виду, б) или от вида к роду, в) или от вида к виду, г) или по соответствию (сходству), а) и б) - синекдоха, в) - метонимия, г) метафора в тесном смысле» [8. С. 202].
Узкое и расширительное понимание метафоры находим у Н. Д. Арутюновой: «Метафора - троп или механизм речи, состоящий в употреблении слова, обозначающего некоторый класс предметов, явлений и т.п., для характеризации или наименования другого класса объектов, аналогичного данному в каком-либо отношении. В расширительном смысле термин «метафора» применяется к любым видам употребления слова в непрямом значении» [1. С. 296].
В своем определении метафоры М. В. Никитин акцентирует внимание на тесной внутренней связи данного тропа с сравнением: «несомненно, что в основе метафоры лежит мыслительная операция сравнения, а сама метафора - отработанное скрытое сравнение... Иначе говоря, метафора - это выражение понятия словом, за которым в первичном распределении номинаций закреплено выражение иного понятия, связанного с первым симилятивной связью» [7. С. 94].
Высокий уровень выразительности поэмы «Мертвые души» достигнут благодаря использованию разнообразных тропов, среди которых частотностью и особенной экспрессивностью отличаются метафоры. Гоголь, по словам акад. В. В. Виноградова, «развивает и совершенствует облюбованный им еще раньше прием метафорического и остроиронического сближения образов людей с именами вещей и животных». В. В. Виноградов приводит пример такого контекста из «Мертвых душ», в котором сравнение и метафора дополняют друг друга: «...в окне помещался сбитенщик, с самоваром из красной меди и лицом так же красным, как самовар, так что издали можно бы подумать,
что на окне стояло два самовара, если бы один самовар не был с черною, как смоль, бородою» [3. С. 30].
Метафоры Гоголя так органически, так естественно встраиваются в контекст, что они не воспринимаются как нечто специально употребленное для выразительности, как стилистически востребованные тропеические средства. Они отражают оригинальность художественного мышления автора, специфику его идиостиля. Например: «Положим, например, существует канцелярия, не здесь, а в тридевятом государстве, а в канцелярии, положим, существует правитель канцелярии. Прошу посмотреть на него, когда он сидит среди своих подчиненных, - да просто от страха и слова не выговоришь! Гордость и благородство, и уж чего не выражает лицо его? Просто бери кисть да рисуй: Прометей, решительный Прометей\ Высматривает орлом, выступает плавно, мерно. Тот же самый орел, как только вышел из комнаты и приближается к кабинету своего начальника, куропаткой такой спешит с бумагами под мышкой, что мочи нет. В обществе или на вечеринке, будь все небольшого чина, Прометей так и останется Прометеем, а чуть немного выше его, с Прометеем сделается такое превращение, какого и Овидий не выдумает: муха, меньше даже мухи, уничтожился в песчинку!».
Метафоры: Прометей, орел, куропатка, муха, песчинка характеризуют чиновника с сильно развитой способностью приспособленчества, который в соответствии с ситуацией может выглядеть то Прометеем, то песчинкой или мухой.
Употребленные в «Мертвых душах» метафоры можно рассматривать в соответствии с их принадлежностью к тому или иному классу номинаций. Например, человек метафорически именуется словом, обозначающим неодушевленный предмет, по сходству определенного признака. Различаются объективные и субъективные метафоры. Если сходство принято языковой практикой, то метафора объективна. Если в метафоре содержится оценка, данная говорящим или пишущим как выражение сугубо частного, индивидуального мнения, то она квалифицируется как субъективная. Индивидуальная оценка, которую дает говорящий в соответствии со своим представлением о данном человеке, не всегда строго дифференцирована от социально признаваемой оценки. Например, называя лакея Петрушку бревном, Чичиков подразумевает бестолковость своего крепостного человека. На вопрос Чичикова, знает ли он дорогу, Селифан говорит:
- Я, Павел Иванович, изволите видеть, так как хлопотал около коляски, так оно-с... генеральского конюха только видел... А Петрушка расспрашивал у кучера. На такое оправдание Селифана Чичиков отвечает:
- Вот и дурак! На Петрушку, сказано, не полагаться: Петрушка бревно.
Объективность метафоры подтверждается употреблением ее разными лицами в
разной ситуации. То, что бревно - объективная метафора, можно доказать тем, что Помещик Хлобуев, который из-за собственной беспечности разорил свое хозяйство, дает себе уничижительную оценку: «Я чувствую, что я решительно бесполезное бревно». Также объективна метафора кремень, использованная Хлобуевым по отношению к своей родственнице:
- У тетушки натура крепковата. Эта старушка - кремень».
В качестве субъективных метафор мы расцениваем те, которые употребляют, например, дамы, обсуждающие дочь губернатора:
- Ах жизнь моя Анна Григорьевна, она статуя, и хоть бы какое-нибудь выражение в лице.
-Душенька! Она статуя и бледна как смерть.
-Ах, не говорите, Софья Ивановна: румянится безбожно.
-Ах, что это вы, Анна Григорьевна: она мел, мел, чистейший мел.
- Милая, я сидела возле нее: румянец в палец толщиной и отваливается, как штукатурка, кусками.
В редких случаях метафора рассматриваемого типа выступает в виде приложения: ведьма-вьюга, человек-кулак, туз-хозяин.
В функции метафоры использовано существительное, обозначающее отвлеченное понятие. Так, Чичиков, представляясь генералу, говорит о себе: «На терпенье, можно сказать, вырос, терпеньем вспоен, терпеньем спеленат, и сам, так сказать, не что другое, как одно терпенье».
Метафоры-наименования неодушевленных предметов выражаются сочетаниями слов, составными названиями реалий. Например, Иван Антонович кувшинное рыло: «вся середина лица выступала у него вперед и пошла в нос, - словом, это было то лицо,
которое называют в общежитье кувшинным рылом». В этом и ряде других случаев Гоголь ссылается на общественный характер использования метафоры, подчеркивая народно-разговорный характер ее употребительности. Он называет Плюшкина изношенной развалиной: «человеческие чувства, которые и без того не были в нем глубоки, мелели ежеминутно, и каждый день что-нибудь утрачивалось в этой изношенной развалине». Далее о Плюшкине говорится: «сам он обратился наконец в какую-то прореху на человечестве». Здесь в качестве метафоры нельзя выделять одно слово прореха, так как образность метафоры выражена в словосочетании.
Для идиостиля Гоголя характерно употребление нескольких метафор в небольшом отрезке текста. Например, в разговоре Чичикова с Собакевичем:
- Что это за люди? Мухи, а не люди.
-Да все же они существуют, а это мечта.
- Ну, нет, не мечта! Я вам доложу, каков был Михеев...машинища.
Часто метафора несет в себе обидный, оскорбительный смысл, например, Ноздрев дает Чичикову такие пейоративные прозвища: дрянь, фетюк, подлец, совершенный Собакевич. Ноздрев, наделяя человека обидным прозвищем, не придавал особенного значения тому, что оно означает. Например, Чичикову говорит он: «Ах ты, Оподелдок Иванович!». В Словаре Даля оподельдок (здесь с мягким знаком) объясняется как «ломотная мазь, из мыльного и нашатырного спирта с камфорой».
Кучер Селифан употребляет выразительные метафоры применительно к лошадям. К чубарому обращается он: «Ты, дурак, слушай, коли говорят! Я тебя, невежа, не стану дурному учить. Ты знай свое дело панталонник ты немецкий! Ну ж, ну, ворона\».
Метафоризированные имена, данные Гоголем, а также его героем, становятся нарицательными, крылатыми, например, Коробочка и дубинноголовая: «Эк ее, дубинноголовая какая! - сказал про себя Чичиков, уже начиная выходить из терпения». Эти метафоры использовал В. Г. Белинский в отношении необъективных критиков «Мертвых душ».
Значительным числом случаев употребления представлены глагольные метафоры. Метафоричность глагола проявляется не как лексическое значение или лексическая коннотация, а обусловливается контекстом, вследствие чего глагольная лексика выступает как олицетворение неодушевленных предметов: «Известно, что есть много на свете таких лиц, над отделкою которых натура недолго мудрила»; «кнут только для формы гулял поверх спин»; «За шипеньем тотчас же последовало хрипенье, и наконец, понатужась всеми силами, они (часы в доме Коробочки) пробили два часа».
Особенной выразительностью отличаются глаголы, передающие иллюзию движения дороги или объектов природы: « пять станций убежало назад»; «ушел город назад»; «шестнадцатая верста пролетела мимо»; «деревня Ноздрева давно унеслась из вида»; «быстро пролетели мимо их кусты лоз, тонкие ольхи и серебристые тополи, ударявшие ветвями сидевших на козлах Селифана и Петрушку»; «Верста с цифрой летит тебе в очи»; «белые верхушки каменных церквей давно ушли в землю»; «экипаж пошел опять подплясывать».
Метафорические глаголы, а также глагольные формы несут в себе угадываемую образную экспрессию, о чем свидетельствуют следующие примеры: «Григорий же осадил его (Петрушку) сразу Петербургом, в котором Петрушка не был». Данная метафора вызывает ассоциацию с осадой города войском противника. «В вестибюльной комнате покушался было утвердиться на время запах служителя Петрушки, но Петрушка скоро перемещен был на кухню, как оно и следовало»; «в лаптях и нагольном тулупе, страшно отзывавшемся тухлой рыбой»; «Отделавши суп и запивши рюмкой наливки (наливка была отличная), Чичиков сказал так Костанжоглу...». В стилистических целях используются слова из разговорно-просторечной сферы: «Здесь учитель обратил все внимание на Фемистоклюса и, казалось, хотел ему вскочить в глаза»; «Сольвычегодские уходили насмерть устьсысольских»; «иной уже успел съездить своего брата в ухо»; «А после него тоненькие наследники спускают, по русскому обычаю, на курьерских все отцовское добро»; «Они, черт знает, с ума сошли со страху: нарядили тебя в разбойники и шпионы»; «Все подалось: и председатель похудел, и инспектор врачебной управы похудел»; «Надул, надул, чертов сын!»; «обманул всех и протопопшу надул более чем на сто рублей».
Итак, метафоры, выраженные названиями неодушевленных предметов, характеризуют человека по признаку сходства внешнего вида (кувшинное рыло), цвета лица (мел,
чистейший мел, самовар), производимому эффекту (изношенная развалина), неприятному впечатлению (прореха на человечестве), ассоциации с умственным недоразвитием (бревно), крепости духа, строгости (кремень), отсутствия признаков жизни (статуя).
Метафоризация используется Гоголем для обозначения каких-либо черт внешности или психологии человека через название животных, насекомых. Так, относительно обитателей города Собакевич отзывается крайне негативно. В ответ на комплимент Чичикова в адрес полицеймейстера Собакевич говорит:
- Я их знаю всех; это все мошенники, весь город там такой: мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет. Все христопродавцы, один там только и есть порядочный человек: прокурор, да и тот, если сказать правду, свинья.
Хлобуев, весьма самокритично настроенный помещик, говорит о самом себе: свиньей себя веду.
Генерал в беседе с Чичиковым называет его дядю ослом:
- Экой осел! Ты братец, не сердись... а ведь он осел. С неподдельным подобострастием Чичиков поддерживает это мнение, говоря:
- Точно так, ваше превосходительство. Хоть он мне и родственник, и тяжело сознаваться в этом, но действительно осел.
Метафора отрешается от целостного образа, оставляя в своем значении лишь намек на него, следы былой полисемности. Так, называя человека ослом, говорящий не только указывает на признак глупости, но прибавляет к нему еще и другую черту осла -бессмысленное упорство, невосприимчивость к побуждению и убеждению» [2. С. 335].
Собакевич называет Плюшкина собакой. Данная метафора может указывать на разнообразные черты этого животного: верность, преданность; самоотверженность, самоотказ; самоунижение; малоценность; скверные условия существования; агрессивность, сварливость, злобность; нечто вызывающее пренебрежение, презрение и т.д. [7. С. 101].
Какое из перечисленных значений выражает метафора собака в характеризации Плюшкина? Плюшкин воплощает в себе не один порок: он вызывает пренебрежение и отвращение, существует в скверных условиях, сварлив. На наш взгляд, при анализе идиостиля писателя не всегда корректно конкретизировать то, что в дискурсе выражено комплексно, в нераздельности, как в случае определения Собакевичем Плюшкина.
Собакевич показался Чичикову средней величины медведем. Автор представляет Собакевича через призму восприятия Чичикова: медведь, совершенный медведь. Какой же признак медведя лег в основу данной метафоры? Можно ли однозначно ответить на этот вопрос? Рассуждая о метафоре медведь, Н. Д. Арутюнова пишет: «Чтобы ясней показать глубокое различие между разнонаправленными формами семантических преобразований, а также стремление метафоры опереться на конкретное представление, приведем известный пример. Имя медведь возникло как описательное наименование, как перифраз. Перейдя из разряда признаковых значений в предметные, слово быстро утратило заключенный в нем смысл или, по крайней мере, растворило его в общем представлении о данной разновидности животных. Действительно, это имя дало начало образной метафоре, вернувшись в новом своем значении в лоно предметной лексики, т.е. связав свое употребление с позицией предиката. Имя медведь стало употребляться для характеристики неуклюжего или грубого человека» [2. С. 339].
Нам представляется, что и в данном случае поводом к метафорическому обозначению Собакевича послужила не одна конкретная характерная черта его, а весь его облик. В этой связи обращает на себя внимание тот факт, что метафора родилась в голове Чичикова, когда он посмотрел на Собакевича сзади. Кроме того, рассуждения автора о том, что Собакевич сколочен на скорую руку топором, без употребления разного тонкого инструментария, свидетельствуют о том, что образ Собакевича воспринимается в единстве характерологических особенностей. Если на уровне лексикологии на первый план выступает стремление метафоры к одноплановости, то при анализе идиостиля автора произведения данное обстоятельство не представляется доминирующим номинационным признаком. Мы согласимся с мнением М. В. Никитина, который пишет: «импликационал слова медведь содержит не только сему «неуклюжий», но и «сильный, толстый, большой, простоватый, тугодум» и т.п. Каждая из них может быть реализована в определенных контекстуальных условиях порознь или в связке как часть метафорического значения слова» [7. С. 99]. Применительно к Собакевичу в метафоре
медведь проявляются признаки: «сильный», «большой», но не «простоватый», не «тугодум».
Для подтверждения нашей точки зрения приведем пример метафорического определения бюро: «в углу гостиной стояло пузатое ореховое бюро на пренелепых четырех ногах: совершенный медведь». Метафора построена не только на том, что «пренелепые» ноги вызывают ассоциацию с косолапостью зверя, но и на форме -«пузатое». Здесь нельзя не принимать во внимание сходство бюро по ряду признаков с хозяином, тоже медведем.
Собакевич именует мухами живых крестьян, возражая Чичикову, который сказал, что те сильные, могучие мужики, которые при жизни вызывали восхищение, теперь уже ничто, они мертвы: «Что из этих людей, которые теперь числятся живущими? Что это за люди? Мухи, а не люди».
Относительно немногочисленны метафорические определения. Например, деревянное лицо Плюшкина: «И на этом деревянном лице вдруг скользнул какой-то теплый луч, выразилось не чувство, а какое-то бледное отражение чувства...». Деревянное лицо Плюшкина - это лицо, давно утратившее живой блеск, отражение жизни, способность отражать чувство. Оно находится в полном соответствии с внутренним обликом «прорехи на человечестве», «заплатанного» Плюшкина. Его лицо, словно у покойника, одеревенело, стало деревянным, отражая его мертвую душу.
Та же метафора деревянный может быть употреблена для обозначения противоположной, положительной, черты человека. Автор говорит о Чичикове, который после стольких неудач и унижений не только не отказался от своих притязаний на приобретательство, но начал еще большее усердие проявлять. «Словом, он показал терпенье, перед которым ничто деревянное терпенье немца, заключенное уже в медленном, ленивом обращении его крови». Терпение Чичикова сравнивается с деревянным терпением немца и констатируется факт, что чичиковское терпение было более стойкое, непоколебимое, то есть здесь определение деревянный отрицательного героя - ненасытного приобретателя.
В данной группе метафор можно отметить и медные груди коней, впряженных в птицу-тройку: «Эх, кони, кони, что за кони! Вихри ли сидят в ваших гривах? Чуткое ли ухо горит во всякой вашей жилке? Заслышали с вышины знакомую песню, дружно и разом напрягли медные груди и, почти не тронув копытами земли, превратились в одни вытянутые линии...». Метафора медный обозначает «крепость, прочность». Данный метафорический эпитет является традиционным в русской литературе.
Метафорическое значение глагола-сказуемого отличается той особенностью, что оказывает метафоризирующее влияние на подлежащее и дополнение». Метафоричное сказуемое заставляет представлять подлежащее согласно с проистекающим из него действием. Также влияет оно на дополнение: «Текут невинные беседы с прикрасой легкой клеветы» [8. С. 210].
Для идиостиля Гоголя характерно такое употребление метафоры-глагола, при котором не только возникает ассоциация с прямым значением слова-метафоры, но в самом тексте представлена аллюзия на прямое значение. Возьмем метафору подъехать («выбрав удобный момент, обратиться с просьбой»), Хлобуев на вопрос Платонова, почему он не обращается за помощью и поддержкой к богатой тетке Александре Ивановне Ханасаровой, отвечает: «Я подъезжать и прежде не умел, а теперь и подавно: спина уж не гнется». Аргументирующее выражение «спина уж не гнется» тоже метафорично, так как имеет не прямой, а переносный смысл - «теперь и пытаться подъезжать уже ни к чему».
В монологе о тройке встречаем такие глаголы-метафоры: летят версты, летят навстречу купцы, летит с обеих сторон лес, летит вся дорога, ухо горит. При метафорическом сказуемом образным становится сочетание, в котором оно употреблено, например: вихри сидят в гривах.
Идиостилю Гоголя присуще создание такой метафоры, которая бы не только выступала некой иносказательной лексической единицей, но и несла бы в себе заряд сатиры, юмора или комического эффекта, что зачастую достигается использованием разговорного или просторечного слова. Поддержанные контекстом, такие метафоры не выглядят как искусственно выдуманные, а органически встраиваются в контекст, и создается метафорическая ситуация, в которую собственно метафора врастает как центр этой ситуации. Отметим метафору-глагол ходят.
Коробочка после отъезда Чичикова «в такое пришла беспокойство насчет могущего произойти со стороны его обмана, что, не поспавши три ночи сряду, решилась ехать в город, несмотря на то, что лошади не были подкованы, и там узнать наверно, почем ходят мертвые души и уж не промахнулась ли она, боже сохрани, продав их, может быть втридешева».
Комическая ситуация создается здесь благодаря тому, что используется просторечное устаревшее слово ходить, которое обозначает то, что «дубинноголовая» Коробочка восприняла и осмыслила совершенную Чичиковым сделку в отношении мертвых душ как заурядный торг ходовым товаром. Об этом свидетельствуют слова Коробочки в ответ Чичикову:
- Право, - отвечала помещица, - мое такое неопытное вдовье! да лучше ж я маненько повременю, авось понаедут купцы, да применюсь к ценам».
Собственное имя в функции метафоры может принять форму множественного числа, тем самым подчеркивая общеизвестность значения упоминаемого. Так, на слова Платонова, который говорит о целесообразности учить детей в школах, где готовят писарей, которые в будущем пригодятся, Костанжогло говорит:
- Да будь, братец, хоть ты умен! Ну, что вам далось это потомство? Все думают, что они какие-то Петры Великие. Да ты смотри себе под ноги, а не гляди в потомство; хлопочи о том, чтобы мужика сделать достаточным да богатым, да чтобы было у него время учиться по охоте своей, а не то что с палкой в руке говорить: «Учись!».
Интересно отметить, что одно и то же историческое лицо может вызывать противоположные ассоциации. Например, кучер Селифан обзывает своего чубарого коня: «Ты знай свое дело, панталонник ты немецкий!.. У, варвар! Бонапарт ты проклятый!». Там, где констатируются необыкновенные умственные способности Константина Федоровича Костанжогло, сказано: «Это Наполеон своего рода».
Гоголь изображает дам города N со стороны показной строгости нравов: «В нравах дамы города N были строги, исполнены благородного негодования противу всего порочного и всяких соблазнов, казнили без всякой пощады всякие слабости. Если между ними и происходило какое-нибудь то, что называют другое-третье, то оно происходило втайне, так что не было подаваемо никакого вида, что происходило; сохранялось все достоинство, и самый муж так был приготовлен, что если и видел другое-третье или слышал о нем, то отвечал коротко и благоразумно пословицею: «Кому какое дело, что кума с кумом сидела».
Своеобразно метафорическое обозначение лица наименованием места его работы. Так, некто Дробяжкин упоминается в поэме как Земская полиция: Земскую полицию нашли на дороге.
Нельзя данную метафору расценивать как выдумку Гоголя: так обыкновенно называли в губернском городе. «Хорошо знавший русскую провинцию Иван Сергеевич Аксаков (сын писателя Сергея Тимофеевича Аксакова) писал о существующем в губернском городе обычае - «лица называются большею частию не по фамилии, а по месту своего служения», причем это распространяется и на женщин, поскольку имеется в виду «место служения» отца или мужа. «Кто этот молодой человек..? «Это? Это статистический комитет... а дама его - почтмейстерша», ответят вам или назовут иначе, смотря по тому, кто где служит. «Не правда ли, как милы эти казенные палаточки, сказал мне однажды на рауте один из петербургских денди, указывая на дочерей председателя казенной палаты» [5. С. 88].
Возлагаемые автором поэмы надежды на метафоры во всех случаях их употребления оправдываются благодаря не только своей оригинальности, неожиданной меткости и необычности для лексических единиц вне художественного текста, но и благодаря удачному сочетанию метафор со сравнениями. И то, и другое выразительное средство нередко сосуществуют в рамках одной фразы, одного предложения или периода. «Гоголь раскрепощает слово. Он открывает в нем множество прежде скрытых возможностей, метафорических оттенков» [6. С. 95].
Примечания
1. Арутюнова Н.Д. Метафора и дискурс // Теория метафоры. М., 1990. 2. Арутюнова Н.Д. Функциональные типы языковой метафоры // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. Т.37. №4. 1978. С. 333-343. 3. Виноградов В.В. Основные типы лексических значений слова // Виноградов В.В. Избранные труды:
Лексикология и лексикография. М., 1977. 4. Ломоносов М.В. Краткое руководство к красноречию // Полное собрание сочинений. Т.УМ. Труды по филологии. М., 1952. 5. Манн Ю.В. Постигая Гоголя. Учебное пособие для старшеклассников и студентов вузов. М., 2005. 6. Машинский С.М. «Мертвые души» Н. В.Гоголя. М., 1978. 7. Никитин М.В. О семантике метафоры // ВЯ. 1970. №1. С. 91-102. 8. Потебня А.А. Теоретическая поэтика. М., 1990.
Статья поступила в редакцию 12.10.2009 г.
