CC BY
147
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 1 (125) 2014
УДК 165.4
П. В. ОПОЛЕВ
Сибирская государственная автомобильно-дорожная академия,
г. Омск
МЕТАФИЗИКА СЛОЖНОСТИ И «СЛОЖНОГО МЫШЛЕНИЯ»
Сложность и нелинейность необходимо рассматривать как неотъемлемое качество современного мира, один из источников его саморазвития и самоорганизации. Условием возможности познания сложности оказывается овладение «сложным мышлением». Необходимо выяснить онтологический статус понятия «сложность», обозначить его границы, дать определение понятию «сложное мышление», провести различия между необходимостью «мыслить сложное» и «мыслить сложно». Ключевые слова: диалектика, метафизика, синергетика, сложность, «сложное мышление», простота.
Возникновение цикла «наук о сложном» и новых способов социальной коммуникации заставляет задуматься о необходимости переосмысления ряда понятий, моделирующих процессы социального развития. Сложность и нелинейность современного мира бросают вызов классической рациональности и линейному мышлению, в которых фактически отсутствовали представления о сложности. Представления о природе и обществе как огромной детерминистической системе, полностью определяющей своё существование начальными условиями, дополняются представлениями о сложных стохастических процессах. Если ранее сложность природной и социальной действительности виделась досадным следствием незнания, то в настоящее время сложность осмысляется как их неотъемлемый атрибут.
Условием возможности интеграции в пространство современного мира оказывается необходимость овладеть «сложным мышлением». Необходимо выяснить онтологический статус понятия «сложность», обозначить его границы, дать определение понятию «сложное мышление», провести различие между необходимостью «мыслить сложное» и «мыслить сложно», установить диалектическую взаимосвязь между этими понятиями.
Что же такое сложность? Возможно ли дать простое определение сложности? Что составляет границы сложности, где скрыт её предел? Необходимо признать, что не существует единого общезначимого определения феномена сложности и «сложного мышления», как нет однозначной границы между простыми, сложными и сверхсложными объектами.
Сложность универсальна и многозначна. В логико-философской литературе зачастую говорят не о сложности вообще, а о сложности, снабженной рядом эпитетов: онтологическая, динамическая, семиотическая, информационная, алгоритмическая сложность. В науке на первый план выходят проблемы эпистемической сложности в познавательной деятельности. В рамках науки принято ставить вопрос об избыточной сложности научных теорий как следствии нашего недостаточного знания.
В первом приближении «сложность бытия» связывается с многообразием, неопределенностью, неясностью. На уровне обыденного сознания, сложность рассматривается как некое трудно устранимое препятствие для деятельности или же познания. Неясность уже свидетельствует об обна-
ружении скрытых границ сложности. Особенность этого феномена состоит в том, что она — сложность, не всегда мыслится как самостоятельно существующий объект. Сложность видится то в самих элементах, составляющих сложный объект, то в постоянно ускользающей от сознания взаимосвязи между элементами, то в недостатке информации. Познавательная деятельность рассматривается как сложная, если познание осуществляется в ситуации неопределенности, недостаточной информации, а связи между элементами сложной системы оказываются трудноуловимыми. Столкнуться со сложностью так же означает встретиться с чем-то незаурядным, требующим больших усилий для своего преодоления. Можно сказать, что любая проблемная ситуация, которая выходит за границу обыденности, стереотипных моделей поведения может быть названа трудной, сложной.
Феномен сложности достаточно неоднозначно представлен в рамках историко-философской традиции. «Парадокс сложности» известен философии достаточно давно. Проблемы сложности и «сложного мышления» в форме проблемы как возможно единство в многообразии, имплицитно присущи философии. Размышления на тему, как нечто простое самостоятельно может стать сложным, давно будоражат философский разум.
Решение вопроса, как порядок возникает из сложных, хаотических состояний, уже предлагалось в рамках древнейших космогоний. Одно из первых представлений о сложности мы встречаем в рамках атомистической философии Демокрита. Проблема сложности у Демокрита носит онтологический характер и, наряду с проблемой движения, определяет ключевые проблемы атомистической философии в целом. По мнению Демокрита, «необходимо должны существовать некие первоначала сложных тел» [1, с. 241]. На основании этого утверждения можно было бы допустить, что возможно наличие особой субстанциональной формы — сложности. Тем не менее сложность в философии Демокрита не имеет самостоятельного значения и представляет собой совокупность определенным образом упорядоченных и переплетенных атомов, отвечающих за те или иные процессы, происходящие в вещах. Демокрит дает пространную трактовку сложности, указывая, что, с одной стороны, «сложные тела отличаются друг от друга теми частицами, из которых
они состоят» [1, с. 248] (сложность определяется качеством элементов ее составляющих — субстратная сложность), а с другой — сложность определяется положением и порядком атомов, «в сложном теле атомы изменяют положение и взаимный порядок» [2, с. 155] (сложность как особого рода организация, многообразие связей).
Познавательный аспект сложности мы обнаруживаем в философствовании Сократа. В уста Сократа Платон вкладывает мысль о том, что «к сложной душе надо обращаться со сложными, разнообразными речами, а к простой душе — с простыми» [3, с. 325]. В неявной форме здесь можно разглядеть познавательный и антропологический аспект сложности, постановку вопроса о феномене «сложного мышления». Иначе говоря, «сложное» должно выступать как самостоятельный предмет мысли, его нельзя редуцировать к простому. «Мыслить сложное» означает «мыслить сложно». Кроме того, сложность, по всей видимости, требует особых стандартов этического поведения. Платон так же называет сложным или составным то, что состоит из более простых частей, подвержено постоянным изменениям. Подлинным существованием обладает только то, что не имеет частей и не причастно к чувственному, телесному миру.
Знаменитый ученик Платона Аристотель в рамках своей метафизики выражает одну из ключевых закономерностей сложных систем — «составные части всегда менее сложны» [4, с. 253]. Согласно мысли Аристотеля, сложное — это то, что причастно материи, имеет определенные границы и состоит из элементов. Познать сложное означает узнать, «из каких и из скольких начал она состоит» [4, с. 68]. Аристотель сложность связывал с наличием определенных границ, пределов. То, что не имеет границ, не может быть ни сложным, ни простым.
В целом, перипатетики под сложностью понимали всё, что способно изменяться, увеличиваться, уменьшаться, уничтожаться. Таким образом, необходимо допустить, что «сложное мышление» — это мышление, способное адаптироваться к постоянно изменяемым границам предмета исследования. Оно предполагает, что субъект учится мыслить не только в терминах структур, но и в терминах процессов.
Античный философ идеалист Плотин углубляет представления о сложности и конституирует, что сам человек неизбежно причастен к сложности. В философии Плотина сложность оказывается самостоятельным объектом мысли. Сложная вещь нуждается в уникальном определении — выражении ее сущностных свойств, не сводимых к совокупности сущностных особенностей отдельных частей: «определить сложную вещь, значит, отрицать, что каждый отдельный элемент тоже подлежит определению» [5, с. 45]. Плотин формулирует ключевой онтологический принцип существования любых сложных систем, который актуален и в настоящее время: «Все сложное обычно нуждается в стольких же элементах, из скольких состоит» [5, с. 105]. Гносеологическое звучание этого принципа, по нашему мнению, предполагает, необходимость мыслить сложное в категориях динамической целостности.
Диалектика «сложного», особенности сложных саморазвивающихся систем продолжают раскрываться и углубляться в работах Г. В. Ф. Гегеля. Как подмечает Г. В. Ф. Гегель, вся наша познавательная деятельность в конце концов оказывается опытом обнаружения сложности [6, с. 270]. Немецкий мыслитель в своих работах обнаруживает относитель-
ность сложности, отмечает недостаточность и тавто-логичность существующих определений сложности. Сказать, что сложность — это то, что состоит из частей, значит, по сути, не сказать ничего нового.
В рамках своей диалектики немецкий философ фиксирует качественное различие между простым и сложным, живым и неживым, обозначая существование определенной иерархии и логики развития, где каждый уровень взаимосвязан друг с другом. Традиция исследования сложности в контексте системного подхода и диалектической культуры мышления продолжается в рамках советской материалистической философии. К примеру, считаем достаточно продуктивным исследованием в этой области И. С. Утробина [7].
Классическая наука считала необходимым и достаточным рассматривать природу в рамках принципа «простоты». По словам И. Ньютона: «Природа проста и не роскошествует излишними причинами вещей» [8, с. 502]. Сложность природной действительности, обнаруживаемой в познании, рассматривается как нечто, требующее преодоления. Сохраняет свою актуальность утверждение Ф. Бекона о том, что «созерцание природы и тел в их простоте размельчают разум; созерцание же природы и тел в их сложности и конфигурации оглушают и парализуют разум» [9, с. 25].
Онтологический постулат простоты природы в дальнейшем переосмысляется, но остается в качестве определяющего принципа в рамках последующих этапов развития науки. Принцип простоты природы и феномен сложности получают эпистемологическое звучание, которое выражается, в поиске и обосновании принципиальной простоты научных теорий. Сложность рассматривается как источник заблуждений, следствие незнания: «Сложность теории, свидетельствующая против нее, состоит в наличии многих искусственных и произвольных допущений, никак не связанных с основными ее положениями и превращающими теорию в целом в вычурное и крайне громоздкое сооружение» [10, с. 127].
В неклассической науке феномен сложности долгое время раскрывался в рамках «системного движения», в контексте системного подхода. Сложность рассматривалась как особое системное качество целостного комплекса взаимосвязанных элементов (И. В. Блауберг, В. Н. Садовский, Э. Г. Юдин) или как совокупность взаимодействующих объектов (Л. фон Берталанфи), или как совокупность сущностей и отношений (А. Д. Холл, Р. И. Фейджин). Переоткрытие сложности и ее переосмысление связано с многообразными кооперативными эффектами, обнаруженными в природной и социальной действительности. В настоящее время обоснование «сложности» мироздания определяется концепциями глобального эволюционизма, синергетики и идеей поиска универсальной истории (И. Пригожин, Э. Янг, Н. Н. Моисеев).
Объективная сторона сложности выражает качественное и количественное многообразие системы. Сложность оказывается в прямой зависимости от числа входящих в него компонентов, при этом «не линейно, а скачкообразно, образуя некоторые порядки сложности» [11, с. 9]. Эти порядки сложности обладают определенной степенью свободы как по отношению к друг другу, так и по отношению к целому. Кроме того, поведение отдельно взятого элемента в системах, обладающих многообразными порядками сложности, не может быть предсказано.
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 1 (125) 2014 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 1 (125) 2014
Можно сказать, что степень свободы элементов и их порядков обуславливает сложность системы в целом.
Порядки сложности оказываются предметом изучения разных наук, но при этом представления об интегральной сложности ускользают от исследователя. Сложное мышление, таким образом, характеризуется тем, что оно имеет междисциплинарную природу, не сковано представлениями об отдельном взятом «порядке сложности». «Сложное мышление» оказывается таксономичным, с одной стороны, и определенным образом настроенным на обнаружение иерархии этих порядков — с другой. «Мыслить сложное» в первом приближении означает умение видеть скрытые связи и компоненты системы, отношения, делающие системное целое сложным. «Мыслить сложно» означает умение разглядеть структуру, обнаруживать сложное целое как некоторую композицию, иерархию упорядоченностей, в которых прослеживается определенная степень свободы элементов. Таким образом, можно сказать, что «сложное мышление» — это мышление, способное проектировать деятельность в условиях неопределенности, порождаемой сложностью. В целом, это делает познание причин и следствий в рамках сложного мышления масштабируемым.
Субъективная сторона сложности выражается в альтернативности описания сложности и определяется многообразием возможных методологических подходов. С точки зрения математики, любая сложная система имеет как минимум два альтернативных способа описания или вовсе не может быть корректно описана. Каждая проекция сложности в сознании не претендует на полноту описания сложной системы, а природа явления все же остается неизвестной. «Сложное мышление» — это мышление трансдисциплинарное, способное выйти за границы сложившихся стереотипов мышления.
«Сложное мышление» пересматривает границу между объектом и субъектом. По словам В. И. Аршинова, требуется расширение концептуального пространства диалога, переход к новой синергий-но-коммуникативной парадигме [12, с. 82]. Субъект не только формирует связи, обеспечивающие существование объекта и его собственное (обнаруживает сложность), но и ведет диалог с познавательной традицией, дабы она становилась адекватнее тому, что она исследует. Таким образом, обнаружение сложного является источником развития субъекта познания. «Сложное мышление» открывает пространство специфических стратегий коммуникативных отношений, в которых объект и субъект едины, являются единой частью познавательной ситуации. «Мыслить сложное» — это значит, обнаружив сложность, соотнести мыслимый объект со своим интеллектуальным опытом и опытом познавательной традиции. «Мыслить сложно» — это означает мыслить рефлексивно, междисциплинарно, в рамках определенного «горизонта событий».
Сложность в культуре и обществе, будучи тесно связанным с феноменом вероятности, имеет игровую природу, характеризует переживание человеком неопределенности [13, с. 39]. «Сложное мышление», являясь реакцией на сложность бытия человека, требует выработки новых определений понятия «свобода», создания особых стандартов этического поведения. «Сложное мышление» призвано преодолеть антиномию этического волюнтаризма и фатализма, ответить на вопрос какова же роль индивидуальности и доля ее ответственности в
мире сложных коллективных эффектов. В результате возникает соблазн снять с себя ответственность в мире, где правит сложность. Ибо человек зачастую вынужден поступать тем, или иным образом не в результате личных решений, а под влиянием объективной и субъективной сложности своего бытия. «Мыслить сложно» в таком случае выступает в роли жизненной необходимости, а умение «мыслить сложное» состоит в том, чтобы «разглядеть» эту необходимость, стоически смириться с ней, жить в согласии с природой сложного и нестабильного мира. «Сложное мышление», по нашему мнению, может быть осмыслено в качестве продукта постмодернистского сознания, оправдания сложившегося не-офаталистского мироощущения, разочарования в идеалах и ценностях эпохи Просвещения.
Несмотря на вышесказанное, сложность предполагает вариативность своего описания и многообразие степеней свободы. На основании этого возможно допустить, что любое поведение — это, в какой-то мере, проникновение в сложность бытия мира и один из способов его выражения. Мир сложен, поэтому многообразен, что делает человека абсолютно свободным в своем выборе. Любой моральный выбор представляет собой фикцию, просто один из возможных вариантов сложного бытия, развития событий. «Сложное мышление» и в таком случае не предлагает нам положительной жизненной программы, выступая как мышление скептическое, этически релятивистское. Одной из задач метафизики сложности является преодоление обнаруженной антиномии «сложного мышления».
«Сложное мышление» выступает в качестве программы радикального переосмысления ценностей классической науки и отказа от ряда фундаментальных понятий классической философии. «Сложное мышление» подвергает сомнению возможности линейного мышления и существование последних оснований бытия, обнаруживая которые, познающий субъект обретает прочное основание и гарантию достоверности полученного знания. Это является причиной неофатализма (желание смириться со сложностью бытия) и релятивизма (любой этический выбор представляет собой фикцию, просто один из возможных вариантов сложного бытия) и служит источником разочарования в сложившихся идеалах и ценностях, исчезновение образа будущего.
На основании вышесказанного мы можем сделать ряд промежуточных выводов. Во-первых, несмотря на актуальность, проблемы метафизики сложности не относятся к числу разработанных тем. Метафизика сложности может рассматриваться как продолжение метафизики плюрализма, но в рамках новой конкретно-исторической формы. Во-вторых, нет единого общезначимого определения феномена сложности и «сложного мышления» как в науке, так и в философии. В научной и логико-философской литературе зачастую говорят не о самой сложности, а об ее атрибутах или многообразных проявлениях. Отсутствуют представления о роли «сложного мышления» в культуре и обществе. По нашему мнению, «сложное мышление» имеет игровую природу, тесно связано с понятием «вероятность». В-третьих, можно выделить объективные и субъективные характеристики сложности и «сложного мышления». В-четвертых, «сложное мышление» раскрывается через диалектику понятий «мыслить сложное» и «мыслить сложно». В-пятых, «сложное мышление», являясь реакцией на сложность бытия человека, требует выработки особых стандартов этического пове-
дения. «Сложное мышление» призвано преодолеть антиномию этического волюнтаризма и фатализма, ответить на вопрос: какова же роль индивидуальности и доля ее ответственности в мире сложных коллективных эффектов?
Библиографический список
1. Лурье, С. Я. Демокрит / С. Я. Лурье. — Л. : Наука, 1970. - 664 с.
2. Богомолов, А. С. Диалектический логос. Становление античной диалектики / А. С. Богомолов. — М. : Мысль, 1982. — 263 с.
3. Платон. Федр / Платон // Соч. В 4 т. Т. 1 / Под общ. ред.
А. Ф. Лосева и В. Ф. Асмуса ; пер. с древнегреч. — СПб. : Изд-во СПб. ун-та : Изд-во Олега Абышко, 2007. — 752 с.
4. Аристотель. Метафизика / Аристотель // Соч. В 4 т. — Т. 1. — М. : Мысль, 1976. — 550 с.
5. Плотин. О благе или едином / Плотин // Избранные трактаты. В 2 т. Т. 2. — М., 1993. — 143 с.
6. Гегель, Г. В. Ф. Наука логики / Г. В. Ф. Гегель. В 3 т. Т. 1. — М. : Мысль, 1970. — 501 с.
7. Утробин, И. С. Сложность, развитие, научно-технический прогресс / И. С. Утробин. — Иркутск : Изд-во Иркут. унта, 1991. — 193 с.
8. Ньютон, И. Математические начала натуральной философии / И. Ньютон. — М., 1989. — 706 с.
9. Бэкон, Ф. Новый органон / Ф. Бэкон // Сочинения. В 2 т. Т. 2. - М. : Мысль, 1978. - 575 с.
10. Баженов, Л. Б. Строение и функции естественнонаучной теории / Л. Б. Баженов. — М., 1986. — 231 с.
11. Диалектика познания сложных систем / Под ред.
В. С. Тюхтина. — М. : Мысль, 1988. — 320 с.
12. Аршинов, В. И. Синергетика конвергирует со сложностью / В. И. Аршинов // Вопросы философии. — 2011. — № 4. — С. 73 — 83.
13. Кравец, А. С. Природа вероятности / А. С. Кравец. — М. : Мысль, 1976. — 173 с.
ОПОЛЕВ Павел Валерьевич, кандидат философских наук, доцент кафедры философии.
Адрес для переписки: [email protected]
Статья поступила в редакцию 06.06.2013 г.
© П. В. Ополев
уДК 1302 М. С. ГЛАТКО
Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского
СОЦИАЛЬНАЯ ИЕРАРХИЯ,
ВЛАСТЬ, СО-ТРУДНИЧЕСТВО: ФИЛОСОФСКИЙ АНАЛИЗ СОЦИАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ В АРХАИЧЕСКИХ ОБЩЕСТВАХ
Анализ современной власти невозможен без обращения к архаическому опыту построения социального тела, без выяснения того, на основании каких принципов конституировало себя древнее общество. Иерархия — порядок подчиненности низших звеньев высшим, организация со структурой пирамидального типа, где вершина — высшее звено, а основание — низшее. Так, социальная иерархия есть порядок построения отношений между людьми, порядок их обще-жития, модель распределения власти в сообществе.
Ключевые слова: социальная иерархия, власть, архаический космос, принципы построения архаических обществ.
Исследование выполнено в рамках гранта Министерства образования и науки РФ, программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009— 2013 годы». Соглашение 14.132.21.1038 от 10.09.2012.
Феномен власти и порядок выстраивания социальных связей современными гуманитарными исследованиями раскрываются не достаточным образом прежде всего потому, что при анализе данных явлений используются методы, поверхностно характеризующие исследуемые объекты и не раскрывающие их метафизические основания. Так, власть в указанных исследованиях понимается как возможность одних групп или отдельных людей оказывать
влияние на волю других, однако то, каким образом у отдельных групп возникает такая возможность, то есть как осуществляется генезис властных отношений, мы не находим при внимательном рассмотрения подобного рода научных работ. Единственное, что там имеется, — ссылки на то, что они (власть и социальная иерархия) появляются в момент обряда передачи власти, например, после проведения процедуры выборов. Представляется, что то, каким
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 1 (125) 2014 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
