CC BY
20
УДК 81.44 https://doi.org/10.34680/2411-7951.2022.2(40).237-240
Е.И.Чиглова
МЕСТОИМЕНИЯ «СВОЙ» И «СЕБЯ» В РУССКОЯЗЫЧНОМ ОНТОГЕНЕЗЕ И ИХ РОЛЬ ПРИ
ОСВОЕНИИ КАТЕГОРИИ ЛИЦА
Становление категории лица у детей, осваивающих русский и английский языки в качестве родных будет характеризоваться своими особенностями. Дети-англофоны в среднем быстрее начинают продуцировать разнообразные личные местоимения в речи, в частности местоимение «я». Мы полагаем, что несмотря на то, что разветвленная система глагольных флексий оказывает свое влияние на характер освоения системы личных местоимений в русском языке, могут существовать и другие факторы влияния. К таковым мы относим разницу между местоимениями, традиционно относимыми к возвратным в обоих языках — «сам» и «себя», а также наличие в русском языке местоимения «свой», аналога которому в английском языке нет. Мы предположили, что данные местоимения могут тормозить появление в речи русских детей личных местоимений, являясь более простыми с точки зрения дейксиса, однако наше исследование показало, что дети осваивают данные местоимения позже личных. Дейктическая природа местоимений «свой» и «себя» оказалась более сложной для ребенка, поскольку она оказывается вторичной по отношению к категории персональности.
Ключевые слова: онтолингвистика, речевой онтогенез, категория лица, личные местоимения, возвратные местоимения, дейксис
Освоение категории лица в онтогенезе — тема, широко освещенная в зарубежной онтолингвистике.
Особенно много исследований было проведено на материале английского языка. В отечественной онтолингвистике трудов, посвященных данному вопросу, сравнительно мало. Тем не менее, освоение русскоязычными детьми элементов языка, маркированных категорией лица, рассматривали уже в первой половине 20-го века. К концу 20-го — началу 21 вв. мы имеем уже целый ряд фундаментальных исследований, посвященных онтогенезу категории персональности в русском языке: Г.Р.Добровой, Н.В.Гагариной, С.Н.Цейтлин.
Освоение категории лица русскоязычным ребенком — процесс сложный и многосторонний, во многом благодаря наличию развитой системы глагольных флексий в русском языке. Подобное морфологическое богатство не может не накладывать отпечаток на характер освоения означенной категории. Мы можем говорить об «особенностях» русскоязычного онтогенеза категории персональности, поскольку имеем возможность проводить сравнение с исследованиями на материале английского языка. Сравнение английского и русского языков всегда представляло немалый интерес для исследователей различных областей лингвистического знания, поскольку эти языки максимально удалены друг от друга в пределах одной языковой семьи и, следовательно, могут служить иллюстрацией процессов становления и развития языка.
Объектом нашего исследования являются притяжательное местоимение «свой» и возвратное местоимение «себя» в русской детской речи. Предметом исследования являются роль и место этих местоимений в процессе освоения русскоязычными детьми категории лица (и личных местоимений в частности).
Гипотеза нашего исследования состоит в том, что, по нашему мнению, местоимения «свой» и «себя», будучи немаркированными категорией персональности, могут играть двоякую роль при освоении ребенком категории лица. С одной стороны, они могут помогать ребенку выражать свою мысль на этапе, когда категория лица им еще не усвоена. С другой стороны, они могут тормозить процесс освоения системы личных местоимений, делая последние ненужными. Сравнение зарубежных и отечественных исследований показывает, что русскоязычные дети начинаю употреблять личные местоимения «я» и «ты» в среднем на 5-6 месяцев позже, чем дети-англофоны. Во многом это объясняется наличием у русского ребенка необходимости также параллельно осваивать развитую систему личных глагольных окончаний. Однако до сих пор нет однозначного ответа о роли глагольного дейксиса при освоении дейксиса местоименного. Кроме того, имеются и другие факторы, способствующие более позднему появлению диады «я-ты» в речи русскоговорящих детей относительно их английских сверстников. Среди них — наличие в русском языке местоимений «свой» и «себя». В английском языке нет местоимения «свой», а местоимение «себя», как правило, маркировано категорией лица, ср.: I wash myself — я умываюсь (= умываю меня самого).
Категория лица — одна из наиболее поздно усваиваемых грамматических категорий. Согласно исследованиям, русскоязычные дети в среднем усваивают личные местоимения и личные глагольные формы примерно к трехлетнему возрасту. Пока категория лица находится в стадии освоения, ребенок будет прибегать к различным доступным ему языковым средствам, чтобы выразить свою мысль и при этом обойтись без элементов, маркированных данной категорией. Надо отметить, что к собственно личным местоимениям традиционно относят именно местоимения «я» и «ты» [1].
Так, ребенок будет говорить о себе и собеседнике в третьем лице, используя имена собственные или местоимения третьего лица как более простые в усвоении:
[
]
Витя: Витя упал (2.0.8 — 2 года, 0 месяцев, 8 дней)
Федя (играет в прятки, вбегая в комнату): Лена, где она? (= где ты?) (2.4.24)
В данной статье мы приводим в качестве материала исследования данные лонгитюдных наблюдений за детской речью, взятых из родительских дневников, в том числе расшифровок аудио- и видеозаписей из Фонда данных детской речи РГПУ им. А.И.Герцена. Всего мы рассматривали речевое развитие шести детей раннего возраста (от 1 года до 3-х лет).
Ранее автором было проведено исследование, в котором среди прочего выяснилось, что стратегия освоения элементов, маркированных категорией лица, у каждого ребенка индивидуальна. Более того, наличие индивидуальной стратегии у каждого из исследованных шести детей заставляет предположить, что данных стратегий может быть столько же, сколько и русскоязычных детей. Данное разнообразие включает порядок появления в речи личных местоимений и их падежных форм, как относительно друг друга, так и относительно соответствующих глагольных форм, а также правильность их употребления. В последнем случае дети могут путать «я» и «ты», а могут сразу употреблять их правильно. Также разница может быть в скорости и периодичности появления исследуемых элементов в речи [2].
В настоящем исследовании мы рассматриваем речевое развитие шести детей с разными стратегиями освоения личных местоимений и личных глагольных форм. Нас интересует, какое место в данных стратегиях занимают местоимения «свой» и «себя». Кроме этого мы будем вынуждены упомянуть местоимение «сам», которое также относят к возвратным и которое в обоих рассматриваемых нами языках тоже имеет свои особенности.
В русской грамматике местоимения «свой» и «себя» традиционно относят к возвратным, однако некоторые исследователи считают, что местоимение «свой» не обладает признаком возвратности. Согласно классификации П.Пипера, который относит вышеназванные местоимения к «возвратным местоимениям внешней характеристики», местоимение «свой» является местоимением принадлежности, а «себя» — общевозвратным местоимением. В эту же группу он относит и местоимение «сам», которое называет местоимением социативности [цит. по 3]. Отечественные онтолингвисты отмечают, что появление в детской речи последнего связано с осознанием ребенком себя как отдельной личности и зачастую является предвестником появления «я» [4]. Таким образом, можно говорить о том, что в русскоязычном онтогенезе «сам» является своего рода помощником при освоении категории лица. В английском языке русским местоимениям «сам» и «себя» будет соответствовать одно местоимение, а вернее конструкт — "self', который присоединяется к падежным формам соответствующих личных местоимений ("myself', "yourself', "himself', "herself', "themselves", и др.). Согласно мнению исследователей, дети-англофоны осваивают данные местоимения приблизительно к возрасту трех с половиной лет, после того как они уже освоили систему личных местоимений [5]. Исходя из вышеизложенного, местоимения «сам» и "self' будут иметь принципиальные отличия при освоении детьми.
В ходе анализа дневниковых записей и расшифровок аудио- и видеозаписей речи русскоязычных детей, мы выявили, что местоимения «свой» и «себя» не являются вспомогательными средствами на этапе, когда ребенок еще не усвоил категорию лица. Так, случаи употребления данных местоимений можно встретить только после того, как ребенок начал правильно использовать в речи «я» и «ты». Последнее является основным и достаточным признаком усвоения категории персональности. Ребенок научился ставить себя на место другого, чего ранее не умел.
Второе наблюдение состоит в том, что некоторые дети начинают употреблять данные местоимения раньше, чем их сверстники. Так, всего один из шести рассмотренных нами детей, продемонстрировал случаи использования «свой» и/или «себя» до этапа, обозначенного нами как усвоение категории персональности, когда все личные местоимения наличествуют в речи ребенка в их конвенциональном значении.
Лиза: Мама сварила макароны себе (2.5.21)
Девочка Лиза известна исследователям-онтолингвистам тем, что в течение долгого времени (примерно до двух лет одиннадцати месяцев) употребляла «ты» в значении «я», и наоборот. В возрасте 2.5.21 (откуда взят пример выше) она уже употребляет «я» и «ты». Исследовательница Г.Р.Доброва считает подобную особенность Лизы следствием так называемой «полифонической» стратегией ребенка, в ходе которой девочка ставит себя на место собеседника и тут же ставит собеседника на место себя. То есть совершает лишние «ходы», когда достаточно одного [6]. Нам важно, что это ни в коем случае не признак отставания или неспособности — скорее, наоборот.
Другой пример — из речи мальчика Вити:
Витя: Вон, сок, себе! (= мне) (2.05.10)
Витя: Надо чашечку другую, свою, Витину! (2.05.16)
К возрасту 2.5.4 Витя уже начал употреблять местоимения «я» и «ты». Однако продолжает то и дело говорить о себе в третьем лице, что является признаком недостаточного усвоения категории персональности. В приведенных примерах употребление местоимений «свою» и «себе» не является конвенциональным, в обоих случаях правильно было бы использовать «мою» и «мне». Это говорит прежде всего о том, что тонкости употребления местоимений «свой» и «себе» ребенком еще не усвоены. Таким образом, у Вити степень их усвоения, по всей вероятности, приблизительно та же, что и степень усвоения «я» и «ты». Во-вторых, это говорит об особенностях индивидуальной стратегии мальчика, который, как показал анализ всего его речевого онтогенеза, начинает употреблять элементы языка в речи прежде, чем окончательно усвоит их значение.
Остальные дети не демонстрировали использование местоимений «свой» и «себя» прежде, чем их речь максимально приблизилась к взрослому, конвенциональному варианту.
Таким образом, основным выводом нашего исследования является то, что местоимения «свой» и «себя» представляют сложность для усвоения детьми даже в большей степени, чем личные местоимения «я» и «ты». Большинство детей — четверо из шести — не употребляют в речи местоимения «свой» и «себя» прежде, чем в ней начинают регулярно встречаться местоимения «я» и «ты» в их конвенциональном значении. У одного из двух других употребление «свой» и «себя» не является конвенциональным. Лишь один ребенок, который, как мы упоминали, обладает нестандартным, «многосторонним» восприятием категории лица, употребляет данные местоимения, на первый взгляд, без ошибок. По нашему мнению, причиной подобной сложности местоимений «свой» и «себя» для усвоения является прежде всего то, что они обладают еще более часто меняющейся референцией, чем местоимения «я» и «ты». Так, в предложениях «я нашел свою машинку», «ты нашел свою машинку», «он нашел свою машинку» ребенку гораздо трудней определить принадлежность машинки, чем это было бы в аналогичных предложениях с местоимениями «мою», «твою» и «его». С точки зрения конвенционального языка подобное употребление вполне допускается в случае первого лица («я нашел мою машинку»), во втором лице будет звучать уже не вполне уместно — «ты нашел твою машинку» возможно употребить разве что в «языке мам», чтобы подчеркнуть принадлежность ребенку. В третьем случае — «он нашел его машинку» - и вовсе получится высказывание с другим смыслом, будто некое лицо мужского пола нашло машинку другого лица мужского пола. На ранних этапах формирования дейктического восприятия, в частности, освоения противопоставлений «я-ты» и «я, ты — он», ребенок не способен различить подобные тонкости. В подобном случае мы можем говорить о «неудобстве» русского языка для детей — в противоположность английскому: в английском языке все три ранее приведенных примера будут звучать конвенционально.
Итак, дополнительная сложность употребления местоимений «свой» и «себя» в русском языке связана с тем, что в определенном контексте они могут заменяться на личные местоимения. В то же время, с точки зрения грамматики неопределенно-личное местоимение «свой» и местоимения 1 и 2 лица являются взаимозаменяемыми. Однако с точки зрения семантики и прагматики замена «свой» на личные местоимения приводит к тому, что последние будут маркированы и приобретут дополнительную — по отношению к простому выражению посессивности — нагрузку. Ср.: «Я люблю свою Родину» и «Я люблю мою Родину». Во втором случае мы можем чувствовать более выраженные эмоции по отношению к родине. С точки зрения современных исследователей русского языка, в частности Э. В. Колесниковой, степень приемлемости употребления личных местоимений вместо неопределенно-личного «свой» во многом определяется интуицией говорящего и слушающего [6]. В английском языке также существует употребление возвратных местоимений на «-self» в значении усиления, и тогда они именуются эмфатическими, ср.: I myself was born in Plimouth (Я сам родился в Плимуте). Тем не менее очевидно, что английские личные притяжательные местоимения подобной функцией обладать не могут.
Таким образом, в русском речевом онтогенезе местоимения «свой» и «себя» будут, скорее, осложнять процесс освоения категории лица, чем способствовать ему — по сравнению с английским речевым онтогенезом. Наличие местоимения «свой» здесь будет особенно определяющим — благодаря ему русскоязычный инпут будет гораздо более беден личными притяжательными местоимениями, чем инпут англоязычный. Кроме того, более сложная дейктическая природа местоимений «свой» и «себя» будет представлять большую сложность для усвоения детьми на раннем этапе, чем усвоение местоимений, маркированных категорией лица.
1. Вольф Е.М. Грамматика и семантика местоимений на материале иберо-романских языков. М., 1974. С. 6-7.
2. Чиглова Е.И. Пути освоения категории лица в русскоязычном онтогенезе // Взаимодействие науки и образования в академическом пространстве: Материалы Всероссийского (с международным участием) научно-практического семинара (Череповец, 1—2 ноября 2018 года) / Отв. ред. Г.З.Торохова. Череповец: Издательство Череповецкого государственного университета, 2019. С. 124-132.
3. Горобец В.И., Кульшарипова Р.Э., Горобец Е.А. Статус возвратных местоимений в современных морфологических классификациях и их отражение в тезаурусном описании // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота. 2018. № 6(84). Ч. 2. C. 332-336.
4. Лепская Н.И. Язык ребенка (Онтогенез речевой коммуникации). М.: Филологический факультет МГУ им. М.В.Ломоносова., 1997. С. 63-64.
5. Owens Jr. R.E. Language Development: an introduction. 8th ed. Boston: Pearson / Allyn and Bacon, 2011. 504 p.
6. Доброва Г.Р. Онтогенез персонального дейксиса (личные местоимения и термины родства): Монография. СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И.Герцена, 2003. С. 313-323.
7. Колесникова Э.В. Свой или мой: синтактика, семантика, прагматика // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Вопросы образования. Языки и специальность. 2013. N° 1. С. 74-80.
References
1. Vol'f E. M. Grammatika i semantika mestoimeniy na materiale ibero-romanskikh yazykov [Grammar and semantics of pronouns: a case study of Iberian-Roman languages]. Moscow, 1974, pp. 6-7.
2. Chiglova E.I. Puti osvoeniya kategorii litsa v russkoyazychnom ontogeneze [Strategies in acquiring the category of person in Russian (first language acquicition)]. Proc. of "Vzaimodeystvie nauki i obrazovaniya v akademicheskom prostranstve". Cherepovets, 2019, pp. 124-132.
3. Gorobets V.I., Kul'sharipova R.E., Gorobets E.A. Status vozvratnykh mestoimeniy v sovremennykh morfologicheskikh klassifikatsiyakh i ikh otrazhenie v tezaurusnom opisanii [The status of reciprocal pronouns in modern morphological classifications and their reflection in thesaurus description]. Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki. Tambov, 2018, no. 6(84), vol. 2, pp. 332-336.
4. Lepskaya N.I. Yazyk rebenka (Ontogenez rechevoy kommunikatsii) [Child language (The ontogeny of speech communication)]. Moscow, 1997, pp. 63-64.
5. Owens Jr. R.E. Language Development: an introduction. 8th ed. Boston: Pearson / Allyn and Bacon, 2011. 504 p.
6. Dobrova G.R. Ontogenez personal'nogo deyksisa (lichnye mestoimeniya i terminy rodstva) [The development of personal deixis (personal pronouns and family words)]. Monografiya. St. Petersburg, 2003, pp. 313-323.
7. Kolesnikova E.H. V. Svoy ili moy: sintaktika, semantika, pragmatika ["Svoi" or "moi": syntactics, semantics, pragmatics]. Vestnik Rossiyskogo universiteta druzhby narodov. Seriya: Voprosy obrazovaniya. Yazyki i spetsial'nost', 2013, no. 1, pp. 74-80.
Chiglova E.I. Pronouns "svoi" and sebya ("oneself") in Russian developmental psycholinguistics and their role in acquiring the category of grammatical person. The acquiring of the category of person both in Russian and English as a first language may work according to two different patterns. On average, English-speaking children begin to produce different personal pronouns (namely the pronoun "I") earlier than their Russian-speaking age-mates. We believe that there may be other impact factors which influence the pattern of the acquisition of the Russian system of personal pronouns, apart from the intricate system of verbal inflections present in the Russian language. The former may be the difference between the pronouns traditionally in both languages referred to as reflexive — Russian "sam" and "sebya" and English "oneself. We especially distinguish impersonal Russian pronoun "svoi" that has no analogue in English. Presumably those pronouns may be responsible for detaining the emergence of personal pronouns in the speech of Russian children, being simpler in terms of deixis, however, our study has shown that children acquiring Russian as a first language start using non-deictic pronouns "svoi" and "sebya" later than the deictic ones. The deictic nature of the former appeared to be more difficult for a child due to its secondary meaning in relation to the category of person.
Keywords: developmental psycholinguistics, first language acquisition, category of grammatical person, personal pronouns, reflexive pronouns, deixis.
Сведения об авторе. Елена Ильинична Чиглова — кандидат филологических наук; ФГБОУ ВО «Череповецкий государственный университет», Гуманитарный институт, кафедра иностранных языков; ORCID: 0000-0001-5967-7524; osminkinae@gmail.com.
Статья публикуется впервые. Поступила в редакцию 10.02.2022. Принята к публикации 01.03.2022.
Ссылка на эту статью: Чиглова Е.И. Местоимения «свой» и «себя» в русскоязычном онтогенезе и их роль при освоении категории лица // Ученые записки Новгородского государственного университета. 2022. № 2(41). С. 237-240. DOI: 10.34680/2411-7951.2022.2(41).237-240
For citation: Chiglova E.I. Pronouns "svoi" and sebya ("oneself') in Russian developmental psycholinguistics and their role in acquiring the category of grammatical person. Memoirs of NovSU, 2022, no. 2(41), pp. 237-240. DOI: 10.34680/2411-7951.2022.2(41).237-240
