CC BY
100
Литература
1. Федуленкова Т.Н. Специфика фразеологической вариантности: к истории проблемы // Проблемы культуры, языка, воспитания: Сб. науч. тр. Вып. 5 / Науч. ред. Т.В. Симашко. Архангельск, 2003.
2. Федуленкова Т.Н. Виды вариантности компаративных фразеологизмов современного английского языка // Современные технологии обучения иностранным языкам: Материалы Всероссийской науч.-метод. конф. Пенза, 2003.
3. Федуленкова Т.Н. Фразеологическая вариантность как лингвистическая проблема // Вестник Оренбургского государственного университета. Серия «Гуманитарные науки». Оренбург, 2005, № 4(42).
4. Fedulenkova T. A new approach to the clipping of communicative phraseological units // Ranam: European Society for the Study of English: ESSE 6 - Strasbourg 2002 / Ed. P. Frath & M. Rissanen. Strasbourg, 2003. Vol. 36.
5. Кунин А.В. Основные понятия английской фразеологии как лингвистической дисциплины и создание англо-русского фразеологического словаря: Дис. ... д-ра филол. наук. М., 1964.
6. Кунин А.В. Английская фразеология: теоретический курс. М., 1970.
7. Федуленкова Т.Н. Грамматическое структурирование фразеологических единиц (на материале соматической фразеологии современного английского, немецкого и шведского языков) // XIV Международные Ломоносовские чтения: Сб. науч. тр. Архангельск, 2002.
8. Федуленкова Т.Н. Структурные модели библейских фразеологизмов // XV Международные Ломоносовские чтения: Сб. науч. тр. Архангельск, 2003.
9. Федуленкова Т.Н. Структурно-семантическая моделированность во фразеологии (на материале ФЕ английского, немецкого и шведского языков) // Актуальные проблемы германистики и романистики. Смоленск, 2005. Вып. 9. Ч. I.
10. Кириллова Н.Н. Фразеология романских языков: этнолингвистический аспект. Ч. 1: Природа и космос. СПб, 2003.
11. Федуленкова Т.Н. Фреймовые модели симилятивных фразеологизмов в германских языках (на материале английского, немецкого и шведского языков) // Проблемы культуры, языка и воспитания: Сб. науч. тр. Вып. 7 / Науч. ред. Т.В. Симашко. Архангельск, 2006.
12. Кунин А.В. Основные понятия английской фразеологии как лингвистической дисциплины и создание англо-русского фразеологического словаря: Дис. ... д-ра филол. наук. М., 1964.
Т.П. Карпухина
МЕСТО МОРФЕМНОГО ПОВТОРА В АКТУАЛЬНОМ ЧЛЕНЕНИИ ПРЕДЛОЖЕНИЙ С ИНВЕРТИРОВАННЫМ ПОРЯДКОМ СЛОВ (НА МАТЕРИАЛЕ АНГЛИЙСКОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ПРОЗЫ)
Дальневосточный государственный гуманитарный университет
В последние годы значительно возрос интерес лингвистов к изучению синтаксиса текста как связной речи. Существенное место в обеспечении внутритекстовой когезии занимают различного рода повторы. Среди выделенных в лингвистической литературе разновидностей повтора - лексического, синонимического, синтаксического, морфемного - наименее изученной является морфемная итерация. Значительную роль в осуществлении связности текста играет также порядок слов - прямой или инверсионный. Связывая слова между собой, порядок слов может отвечать не только логике объективного развертывания мысли, но и коммуникативной задаче: требованию смыслового, эмоционально-экспрессивного выделения определенного элемента речи. В последнем случае грамматический, прямой порядок часто уступает место инверсии, которая позволяет с большей эффективностью передать субъективное отношение говорящего к содержанию сообщения.
Объектом рассмотрения в данной статье является морфемный повтор в его отношении к коммуни-
кативному, актуальному членению предложения с инвертированным порядком слов.
В поле зрения настоящей статьи находится также внутритекстовая когезия, осуществляемая морфемным повтором и инверсией. Предметом анализа служит сложное предложение, части которого связаны морфемным повтором, а также разные предложения, объединенные морфемной итерацией. Напомним, что существуют два типа связи синтаксических структур: цепная и параллельная. Выделенные на межфразовом уровне в рамках сложного синтаксического целого [1, с. 32], они проявляют себя и на уровне предложения сложноподчиненного или сложносочиненного. При цепной связи структурная соотнесенность осуществляется последовательным развертыванием структуры какого-либо члена предыдущего предложения в последующем. При параллельной связи имеет место повторение синтаксической структуры первого предложения во втором [2, с. 201].
В задачу статьи входит выяснить место морфемного повтора в актуальном членении предложения,
а именно: определить коммуникативную нагрузку слов с рекуррентной морфемой, их участие в смысловом развертывании высказывания.
Напомним в этой связи основные положения теории актуального синтаксиса [3-6]. В соответствии с этой теорией в высказывании выделяется тема сообщения (известное, данное, исходный пункт, основа) и рема (ядро высказывания, то есть то новое, что говорится о теме). Лингвисты давно подметили двуплановый характер предложения, допускающего, наряду с формально-грамматической, и коммуникативную членимость, которая различает части высказывания по степени важности, новизны, актуальности. Для выражения данных понятий, наряду с терминами тема-рема, используются понятия психологическое подлежащее - психологическое сказуемое (Г. Пауль) [7, с. 146-147]; тема-повод (Ш. Балли) [8, с. 80-81]; логический (психологический) субъект - логический (психологический) предикат (В.В. Виноградов) [9, с. 254-294]; лексическое подлежащее - лексическое сказуемое (А.И. Смирниц-кий) [10, с. 67-70]; topic - comment (Ч. Хоккетт) [11, с. 64-76]. Данная идея развивается в приложении к тексту [12; 27], дискурсу [13]. При этом новая информация различается по степени новизны как созданная говорящим (brand-new) или не упоминавшаяся прежде (simply unused) [14, с. 223-256].
Прямой порядок слов характеризуется тема-ре-матической, прогрессивной последовательностью, при которой тема предшествует реме. При инверсии имеет место обратное, регрессивное развертывание от ремы к теме. Будучи позиционно и логически выделенной, новая, рематическая информация приобретает особый вес. Такое акцентирование переводит фокус восприятия в режим «антиципации», внезапного предвосхищения нового [8, с. 187-189, 218], когда «повод взрывается и тема является как бы эхом этого взрыва» [8, с. 80]. Аффективное выделение последующего элемента речи задается феноменом проспекции в языке [15]. Инверсия иногда рассматривается как деструктивная фигура речи, создающая «призрак» беспорядка там, где налицо смысловая упорядоченность [16, с. 180].
Теория актуального членения предложения, которая сегментирует высказывание не по синтаксическому принципу, а на основе смысловой (логической, психологической) предикации, как раз и помогает прояснить смысловую, логическую упорядоченность высказывания при его внешней «дислокации». Способствует этому прагматическая направленность актуального членения, суть которой заключается в том, что адресант ориентируется на адресата, «активизируя» для него содержание данного [17, 4]. Актуальное членение «направляет и контролирует процесс декодирования текста читателем» [18, с. 200].
Предваряя изучение актуального членения инвертированных предложений, в которых встречается рекуррентная морфема, представим общую картину использования морфемного повтора в английской художественной прозе. Анализ выявил частое обращение авторов к данному феномену. При этом внутритекстовая когезия обеспечивается как за счет корневого, так и аффиксального повтора. Достаточно привести ряд примеров сложных предложений и отдельных предложений, чтобы в этом убедиться:
Do I think them honest - yes, they played honestly (Ch. Dickens).
The fog? Yes, it’s often foggy... (I. Murdoch).
Oh, you were so wise. And courageous. I love a man to have the courage of his convictions! (S. Lewis).
I don’t mean to say I’m oversexed or anything like that - although I’m quite sexy (J. Salinger).
You’ll not untie him here’, cried the women. <.. > We must carry him outside and undo him there (D. Lawrence).
“It will be soon”. I said neutrally. She sighed heavily (D. Francis).
В приведенных примерах (а такие примеры можно множить) наблюдается, как видим, прямой словопорядок.
Случаи одновременного сочетания морфемного повтора и инверсии не столь многочисленны. Это можно объяснить высоким эмоционально-экспрессивным зарядом, заложенным в повторе и инверсии, которые входят в репертуар риторических, стилистических фигур, способствующих усилению выразительности речи. Их нагромождение, неумеренное использование способны превратить текст из экспрессивного во взвинченно-гиперэмфатичес-кий. При этом, однако, речь не идет о наложении некоего запрета на объединение повтора и инверсии в одном речевом отрезке. В случае необходимости авторы сознательно прибегают к их использованию в условиях достаточно близкого контакта, заметного для читателя.
Известно, что любое речевое высказывание обусловлено лингвистически, логически и психологически [8, 43]. Сочетание средств усиления выразительности в литературном тексте детерминировано и эстетической функцией, свойственной художественной речи. «Сверхплотность» художественной реальности требует уплотнения, умножения риторических фигур, а «самопревышение», на которое человека подвигает искусство, вполне согласуется с «потенцированием» языка, изысканием его дополнительных возможностей [19]. В неожиданности, внезапности, затруднении восприятия, которое создается конвергенцией разных приемов, следует видеть некоммуникативные «шумы», «помехи», но соответствие механизму «психической запруды» [20]. Последний означает, что там, где име-
ется затруднение, препятствие, внимание не только задерживается, но и повышается. Созвучные мысли развивались школой русского формализма, которая подчеркивала художественную значимость приема затруднения восприятия с целью выведения его из привычного речевого автоматизма [21, 62; 22].
Говоря о достаточно редком применении одновременно морфемного повтора в сочетании с инверсией, следует подчеркнуть, что их сопряжение является все же не чем-то спорадическим, то есть случайным и единичным, не чем-то хаотическим, неподвластным никаким закономерностям. Памятуя о высказывании Гегеля о свободе художественного творчества «от всяких оков», поскольку оно «не является формальной деятельностью по заданным правилам» [23, 32], постараемся выявить основные тенденции взаимодействия морфемного повтора и инверсии с точки зрения их коммуникативной нагруженности и связующей функции.
Рассмотрим следующие предложения, одно из которых замыкает предыдущий абзац, другое - начинает следующий. Заметим, что инверсия отличает оба предложения, в одном на первое место вынесен предикатив healthy-minded, в другом - прямое дополнение, а точнее, комплетивный комплекс how to attain them. Но нас в большей степени интересует второе предложение, так как именно в нем эмфатическому, аффективному выделению подвергается корневая морфема:
And very healthy-minded it all was; but I think it fulfilled its purpose too thoroughly and obscured the fact that the material objects of our envy were attainable.
How to attain them I didn’t know (J. Braine).
Будучи помещена в сильную финальную позицию абзаца, новая информация, заключенная в слове attainable, получает дополнительное ударение за счет повтора корневой морфемы, которая также занимает сильное, но уже инициальное положение во втором абзаце. Известно, что по силе эмоционального воздействия начальная позиция значительно опережает все остальные, в том числе и конечную, что подметил еще Аристотель, который подчеркнул: «... внимание ослабевает во всех других частях скорее, чем в начале» [24, с. 992]. Попутно заметим, что понятие «сильной позиции» в дальнейшем было развито в работах В. А. Кухаренко [25, с. 120132] и И.В. Арнольд [18].
Однако рематическая информация первого предложения по сути преобразовывается в тематическую во втором предложении, поскольку главным, актуальным на данном этапе становится не факт доступности, достижимости материального благосостояния, а то, что герой не знает, как этого достичь. То есть ремой второго предложения становится часть How - I didn’t know, а темой - глагол to
attain, разрывающий, дискретизирующий рему. Автор не случайно прибегает к морфемному повтору и инвертирует предложение, выдвигая прямое дополнение на первое место. Этим не только акцентируется собственно рема второго предложения, но и в определенной мере не снимается напряжение с итеративного элемента. Ведь выдвижение на первый план новой, рематической информации вовсе не означает невнимания к уже известному: «Ошибочно считать, что адресат фиксирует внимание лишь на реме» [17, 9]. И рема, и тема - важные составляющие текста, различающиеся лишь по степени актуальности и по уровню коммуникативного динамизма (по Фирбасу) [26].
Читателю приходится как бы вновь возвращаться к предыдущему предложению и его реме, обозначенной прилагательным attainable. Интересно, что анадиплостическая цепная связь, которая создается здесь за счет корневого повтора, среди прочих наименований (стык, палиология, редупликация, сдваивание и др.) содержит также название «возвращение» [27, с. 199]. Но подобный мысленный возврат обогащен знанием новой информации, порождаемой вторым предложением. Важно также подчеркнуть контактное расположение слов с общей морфемой при анадиплозисе, что обеспечивает высокую степень формально-семантической спаянности.
Отметим, что цепочечная связь становится возможной благодаря интегративным отношениям между текстовыми словообразовательными коррелятами attainable - attain, возникающим вследствие вхождения первообразного глагола attain в качестве непосредственного производящего в состав более сложной единицы - производного прилагательного attainable. Притягивая к себе значительное внимание, корневой повтор вместе с тем не препятствует логическому и акцентному выделению ремы (How - I didn’t know), но, напротив, способствует этому. Будь на месте локального корневого повтора другие слова, они бы отвлекли на себя внимание от главного ремоэлемента - слова how, и эффект был бы иным.
Миграция итеративного компонента из ремы в тему - явление достаточно распространенное. Приведем замечание Е.С. Кубряковой относительно важной роли словообразования в осуществлении связующей функции, сопровождаемой частым превращением рематических элементов высказывания в тематические: «Создание производных облегчает смену тематических и рематических компонентов, а также позволяет (в силу мотивированности производного слова) легко соотносить рематический компонент предшествующего высказывания с тематическим одного из последующих. Ясно, что и эта функция производных слов, являясь связую-
щей, способствует простой организации текста» [28, 186]. Иными словами, разноструктурность однокорневых слов, первообразность одного и произ-водность другого способствуют акцентированию их различия и в плане коммуникативно-функциональной нагруженности - тематичности и рематич-ности.
Подобные случаи рема-тематической миграции достаточно распространены. При этом явно просматривается преобладание цепочечной связи, которой уступает в количественном отношении связь параллельная. Чаще всего сцепление предложений происходит посредством анадиплозиса:
He began to feel those subtleties which he could find words to express. With every expression came increased conception. (Th. Dreiser).
What if the spot awakened thoughts of death? Die who would, it would still remain the same (Ch. Dickens).
Рема-тематическая транспозиция не всегда происходит на фоне анадиплозиса. Цепная когезия может сопрягать однокорневые слова, находящиеся в медиальной позиции:
She was confined for some days to the house; but never had any confinement been less irksome (J. Austen).
Когезия высказываний может осуществляться не только на основе цепной связи, как в вышеприведенном случае, но и на базе синтаксического параллелизма, который, однако, не столь распространен, как последовательное сцепление:
How humiliating is this discovery! - Yet, how just a humiliation! (J. Austen).
Однокорневые слова различаются в их отношении к актуальному членению предложений. Первое (предикатив humiliating) является частью ремы, второе (подлежащее humiliation) - частью темы. Несмотря на неопределенный артикль, который обычно служит ремоиндикатором, более обоснованно считать существительное humiliation тематически данным, известным, а комплекс how just включать в состав новой, неизвестной информации.
Параллельная связь возникает в результате практического совпадения синтаксической структуры приводимых высказываний. Различие прослеживается только в эллиптичности второго предложения, в котором опущен глагол-связка. Отметим, что однокорневые слова представляют собой равнопроизводные словообразовательные корреляты, образованные от глагола humiliate на второй ступени деривации.
Несмотря на разный характер когезии, осуществляемой парами attain-attainable и humiliating - humiliation (цепочечной в первом случае и параллельной во втором), невзирая на разные отношения, связывающие две пары (непосредственной произ-
водности в одном случае и равнопроизводности в другом), объединяет эти два примера не только наличие морфемного (корневого) повтора и инверсии, но и характер участия однокоренных слов в актуальном членении предложения, а именно переход итеративного элемента - корневой морфемы - из рематической части одного высказывания в тематическую часть другого.
Транспонирование корневой морфемы из ремы в тему встречается и в условиях одновременного применения цепной и параллельной связи:
... realize that he must dissemble. Dissembling was the hardest thing <...>, but dissemble he must (A. Trollope).
Сказанное не означает невозможности иного развертывания отношений между ремой и темой, новым и данным, в которых задействован морфемный повтор. Не всегда последний сигнализирует об изменении коммуникативной значимости итеративного элемента. Такое происходит, например, в том случае, если тема, выраженная словами с общей корневой морфемой, остается константной в рассматриваемых высказываниях:
But how is your fame to be established? for famous you must be to satisfy all your family. (J. Austen).
Рематическая, актуальная информация выносится за пределы корневого повтора и содержится в частях how - to be established; must be to satisfy all your family.
Что касается константности коммуникативной нагрузки одноморфемных коррелятов, то вовсе не обязательно, чтобы они входили в тематическую часть высказывания. Неизменной может оставаться и их рематическая нагруженность, хотя это встречается и значительно реже, чем постоянная тематическая характеристика одноморфемных слов. Сказанное относится не только к разным предложениям на сверхфразовом уровне, но и к одному предложению. Так, в следующем сложносочиненном предложении сохраняется рематический характер двух деривационных однокорневых антонимов encourage - discourage, находящихся под сильным логическим ударением:
She did not encourage him to stay, but never did she discourage him (S. Lewis).
Не умаляя актуальности наречия never, поставленного в начальное положение во второй части сложного предложения, следует отметить, что инверсия все же противопоставляет не темпоральный аспект (в таком случае мы бы имели несоотносительный параллелизм глагольных форм, но перфектную форму во втором случае), а предикаты, представляющие собой равнопроизводные дериваты encourage - discourage.
Следует особо подчеркнуть многослойный параллелизм, который проявляется в морфологии
(равновременных глагольных формах); в словообразовании (равнопроизводности, изоструктурности дериватов); в морфемике (соотносительности в морфемном составе); в синтаксисе (синтаксическом параллелизме). Можно предположить, что рематическая константность определенным образом увязана с таким явлением, как параллелизм языковых структур.
До сих пор внимание было сосредоточено на корневом повторе. Обратимся к аффиксальной итерации. Анализ показывает, что одноаффиксные слова обычно входят в рематическую часть высказывания. Определенный параллелизм, заданный сходством морфемного состава, вновь увязывается с параллелизмом на других уровнях языкого выражения. Чаще всего одноаффиксные слова участвуют в создании связи по типу синтаксического параллелизма. Такую картину видим, например, в следующих предложениях, которые демонстрируют анафорическую локализацию слов с общей аффиксальной морфемой:
So acutely did Mrs.Dashwood feel this ungracious behaviour, and so earnestly did she despise her daughter-in-law for it, that, on the arrival of the latter, she would have quitted the house for ever.
(J. Austen).
Mightily glad Mr.Quilp was to see them, or mightily glad he seemed to be; and fearfully polite Mr.Quilp was to see Mrs.Quilp and Mrs.Jiniwin; and very sharp was the look be cast on his wife to observe how she was affected by the recognition of young Trent. (Ch. Dickens).
“Very willingly could I leave Hawaii, the home of my father, “Keawe was thinking. “Very lightly could I leave my house.. Very bravely could I go to Moloka. (R.L. Stevenson).
Рематическую информацию передает аффиксальный повтор и при цепочечной связи, хотя последняя не так типична для одноаффиксных слов, как параллельная когезия:
Had he married a more amiable woman, he might have been made still more respectable than he was. (J. Austen).
Таким образом, рема-тематическая миграция рекуррентного элемента, столь характерная для корневого повтора, несвойственна аффиксальной итерации.
Обратимся к рассмотрению еще одного аспекта применения инверсии в связной речи. Проведенный анализ выявил случаи аффективного выделения, вынесения на первое место не только ремы высказывания, но и его темы, то есть известной, коммуникативно менее актуальной информации (Die who would; How to attain; With every expression; Dissembling was.; dissemble he must; famous you must be.
Сказанное не противоречит утверждению о том, что инвертированный, обратный порядок направлен на акцентирование, эмоционально-экспрессивное выделение логического (психологического) предиката, то есть ремы. Приведем в этой связи высказывание Ю.Г. Беловой, которая замечает, что «инверсия не всегда является однозначным индикатором ремы» [17, 9]. По всей вероятности, это связано с тем, что инверсия осуществляет также и другие функции [30; 29].
В связной речи инверсия, помимо указания на новую, актуальную информацию, служит еще и задаче обеспечения когезии текста на межфразовом уровне. Внутритекстовая когезия способствует адаптации предложения к контексту. В числе модификаций, которые претерпевает предложение при вхождении в текст, одно из ведущих мест принадлежит изменению порядка слов [31, с. 449]. Переплетение данных двух функций в тексте, их взаимодействие подтверждают целесообразность рассмотрения инверсии и повтора как с позиции актуального членения высказывания, так и с точки зрения выполняемой ими когезийной роли.
В заключение, подводя итоги исследования, необходимо отметить следующее. Изучение морфемного повтора в предложениях с инвертированным словопорядком выявило соотнесенность таких аспектов, как: а) коммуникативная характеристика слов с итеративной морфемой с точки зрения участия их в актуальном членении предложения (константность/переменность темы/ремы); б) тип когезии (цепная/параллельная); в) тип морфемного повтора (корневой/аффиксальный). Налицо явная взаимосвязь указанных аспектов, которая проявляется в следующих закономерностях.
Для корневого повтора весьма характерно изменение роли слов с итеративным элементом в актуальном членении предложения, причем, как правило, наблюдается рема-тематическая миграция повторяющегося корня на фоне цепочечной связи по типу анадиплозиса. Разноструктурность однокорневых слов способствует акцентированию их различия в коммуникативно-функциональной нагру-женности - рематичности или тематичности.
Аффиксальному повтору более свойственна константная коммуникативная нагрузка слов с итеративным компонентом, причем повторяющийся аффикс обычно принадлежит словам, несущим рематическую информацию. Это происходит при реализации, главным образом, параллельной связи с анафорической локализацией одноаффиксных слов. Определенный параллелизм, заданный изоморфизмом слов с итеративной аффиксальной морфемой, способствует созданию своего рода коммуникативного параллелизма, проявляющегося в константности ремоэлемента.
Литература
1. Солганик Г.Я. Синтаксическая стилистика. М., 1973.
2. Реферовская Е.А. Лингвистические исследования структуры текста. Л., 1983.
3. Арутюнова Н.Д. О логическом, грамматическом и коммуникативном составе высказывания // Н.Д. Арутюнова. Язык и мир человека. М., 1999.
4. Ковтунова И.И. Современный русский язык. Порядок слов и актуальное членение предложения. М., 1976.
5. Матезиус В. О так называемом актуальном членении предложения // Пражский лингвистический кружок. М., 1967.
6. Шевякова В.Е. Современный английский язык. Порядок слов, актуальное членение предложения, интонация. М., 1980.
7. Пауль Г. Принципы истории языка. М., 1960.
8. Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. М., 1955.
9. Виноградов В.В. Основные вопросы синтаксиса предложения (на материале русского языка) // Виноградов В.В. Избранные труды. Ис-
следования по русской грамматике. М., 1975.
10. Смирницкий А.И. Синтаксис английского языка. М., 1957.
11. Хоккетт Ч. Проблема языковых универсалий // Новое в лингвистике. М., 1970. Вып. V.
12. Москальская О.И. Грамматика текста. М., 1981.
13. Russel S.Tomlin, Linda Ming Pn and Myong Hee Kim. Discourse Semantics // Discourse as Structure and Process. Ed. by T.A. von Dijk. Lnd.
14. Prince E.F. Toward the taxonomy of given - new information // Radical Pragmatics. Ed. by P. Cole. N.Y.
15. Азнабаева Л.А. Языковая проспекция. Уфа, 2000.
16. Клюев Е.В. Риторика. Инвенция. Диспозиция. Элокуция. М., 2001.
17. Белова Ю.Г. Коммуникативное членение эмоциональных высказываний в современном английском языке: Автореф. дис. ... канд. филол. наук / Белгор. гос. ун-т. Белгород, 1999.
18. Арнольд И.В. Стилистика современного английского языка. Стилистика декодирования. М., 1990.
19. Кривцун О.А. Эстетика. М., 2000.
20. Липпс Т. Эстетика // Философия в систематическом изложении. СПб. 1909 // Цит. по работе: Кривцун О.А. Эстетика. М., 2000.
21. Шкловский В. Гамбургский счет: Статьи - воспоминания - эссе (1914-1933). М., 1990.
22. Якубинский Л.П. Избранные работы. Язык и его функционирование. М., 1986.
23. Гегель Ф.Г. Эстетика. М., 1968. Т. 1.
24. Аристотель. Риторика // Аристотель. Этика. Политика. Риторика. Поэтика. Категории. Минск, 1998.
25. Кухаренко В.А. Интерпретация текста. М., 1988.
26. Firbas J. Functional Sentence Perspective in Written and Spoken Communication. Cambridge, 1992.
27. Хазагеров Т.Г., Ширина Л.С. Общая риторика. Ростов-н/Д., 1999.
28. Кубрякова Е.С. Типы языковых значений. Семантика производного слова. М., 1981.
29. Шевякова В.Е., Адоскина М.А. Инверсия дополнения в аспекте функционального синтаксиса (на материале английского языка) // Струк-
тура и функция элементов языка. Владивосток, 1990.
30. Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.
31. Выготский Л.С. Психология искусства. СПб, 2000.
32. Шевелева А.И., Навицкая Е.А. Еще раз об инверсии (на материале английских инвертированных предложений и их перевода на русский язык) // Культурно-языковые контакты. Сб. науч. тр. Вып. 3. Владивосток, 2000.
Список использованных источников
1. Austen J. Pride and Prejudice. N.Y., 1980.
2. Austen J. Sense and Sensibility. Harmondsworth, 1977.
3. Braine J. Room at the Top. M., 1961.
4. Dickens Ch. David Copperfield. N.Y., 1962.
5. Dickens Ch. Oliver Twist. Lnd., 1994.
6. Dreiser Th. Sister Carrie. M., 1968.
7. Francis D. Enquiry. Lnd., 1988.
8. Lawrence D.H. Odour of Chrysanthemums and other Stories. M., 1997.
9. Lewis S. Babbitt. M., 1962.
Е.Ю. Кильмухаметова. Риторические вопросы как косвенные речевые акты...
10. Murdoch I. The Time of the Angels. Frogmore Triad, 1978.
11. Salinger J. The Catcher in the Rye. M., 1979.
12. Stevenson R.L. The Pavillion on the Links. The Strange Case of DrJekyll and Mr.Hyde and Other Stories. Essays, Poems. M., 1963.
13. Trollope A. The Warden. Lnd., 1913.
Е.Ю. Кильмухаметова
РИТОРИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ КАК КОСВЕННЫЕ РЕЧЕВЫЕ АКТЫ (НА МАТЕРИАЛЕ ФРАНЦУЗСКОГО ЯЗЫКА)
Томский государственный университет
Речевое общение - сложный процесс, включающий в себя часто ситуации, когда говорящий, произнося какое-то предложение, имеет в виду совсем не то, что говорит. Коммуникативная лингвистика, ориентированная на исследование языкового общения в реальных условиях, позволяет по-новому оценить различные «нетипичные» виды высказываний, которые в силу своего скрытого прагматического потенциала могут вызвать затруднение для понимания.
К таким явлениям языка можно отнести риторические вопросы, представляющие собой «пограничное» явление на стыке между вопросительными и повествовательными предложениями. Цель статьи - рассмотреть функционирование риторических вопросов в качестве косвенных речевых актов. В связи с этим одна из задач работы заключается в изучении механизма возникновения косвенного значения риторических вопросов.
Речевая деятельность осуществляется, как известно, в условиях непосредственного общения, а оно предполагает не только понимание косвенного речевого акта и адекватную реакцию на него, но и объяснение таких явлений, как интенция говорящего при произнесении косвенного речевого акта, причина выбора данной языковой формы, в нашем случае - риторического вопроса. Ответам на эти вопросы посвящена вторая часть статьи.
Что же такое риторический вопрос?
Риторический вопрос известен и широко употребляется еще со времени Античности. Название относит его к науке красноречия - риторике. Тогда в ряду гуманитарных наук риторика занимала видное место. Позже, в Средневековье, риторика входила в состав «тривия» гуманитарных наук наряду с грамматикой и логикой. В риторике нового времени изучение риторического вопроса как средства убеждения собеседника ведется на примере исследования целей его применения знаменитыми ораторами в политических выступлениях, в юридической практике. С Античности до Нового времени риторический вопрос относился к фигурам мысли, которые
определялись и описывались как определенные типичные приемы воздействия на слушающего. Поэтому в теории красноречия нет описания собственно риторического вопроса. Однако она выделила его и сделала первые шаги в его описании (см. [1]).
В течение XIX в. риторический вопрос находился в ведении стилистики и долгое время не был объектом лингвистического анализа. Ближе к середине XX в. интерес к лингвистике как науке красноречия стал возрождаться. Возрос интерес и к проблеме риторических предложений.
Риторический вопрос был предметом исследования в работах зарубежных и отечественных лингвистов. Перед исследователями встал, прежде всего, вопрос классификации вопросительных предложений и проблема определения места риторических вопросов в их составе.
Проблема определения места риторических вопросов в составе вопросительных предложений решается различными исследователями по-разному.
Нормативные грамматики не учитывали содержательный аспект вопросительных высказываний, а потому не включали в свою классификацию риторические вопросы. Одним их первых, кто стал учитывать коммуникативно-содержательные факторы при классификации вопросительных высказываний, был Ф. Брюно. По содержанию, а не по грамматической форме он выделяет:
а) реальные вопросы, то есть вопросы, где говорящий действительно запрашивает о чем-либо;
б) мнимые вопросы, то есть такие, в которых говорящий ничего не запрашивает, а наоборот, утверждает [2].
Эти положения ознаменовали собой поворот к новым методам исследования вопросительных предложений для раскрытия глубоких внутренних связей в их содержании. Это разграничение вошло во французский синтаксис. Так, некоторые грамматисты выделяют среди вопросительных конструкций два типа:
а) реальный вопрос;
б) ложный, или риторический вопрос [3; 4].
