CC BY
82
К. А. Иванова
ИЛИ РАН, Санкт-Петербург
МЕСТО ИМПЕРАТИВА В ОБЩЕНИИ ВЗРОСЛОГО И РЕБЕНКА1
1. Введение
Мотив просьбы, запроса, по мнению М. Томаселло, является первым и наиболее очевидным из трех базовых коммуникативных мотивов, наряду с передачей информации и желанием разделить с собеседником взгляды и чувства [Томаселло 2011: 86-88]. Для общения на русском языке характерно «прямое» (с использованием форм императива: подойди, сядь, рассказывай) выражение просьб, в отличие от языков, где косвенная просьба (например, выражаемая посредством вопроса) значительно более распространена. Так, по данным исследования, проведенного в форме письменной элицитации (written discourse-completion test), было выявлено, что в русском языке количество прямых просьб достигает 35%, тогда как в польском их около 20%, а в немецком и английском 4% и 5% соответственно [Ogier-mann 2009]. По другим данным, просьбы с формами императива составляют для русского языка большинство [Rathmayr 1994; Ларина 2003]. В общении взрослого и ребенка наблюдается еще более выраженная тенденция к использованию прямых просьб, поскольку язык общения с детьми тяготеет к употреблению «базовых» средств выражения, а императив, в особенности рано усваиваемый императив 2-л. ед. ч., является центром функционально-семантического поля повелительности [Бондарко 1990; Цейтлин 2000; 2003; 2008]. Наши наблюдения показывают, что манера употребления повелительных высказываний различается как среди родителей, так и среди детей. Взрослых, общающихся с детьми, по типу употребления императивных конструкций можно разделить на использующих императивный
1 Исследование выполнено при поддержке гранта РНФ 14-18-03668 «Механизмы усвоения русского языка и становления коммуникативной компетенции на ранних этапах развития ребенка».
стиль общения (часто прибегающих к повелительным высказываниям) и декларативный стиль общения (использующих относительно малое количество императивов в своей речи) [Цейтлин 2000]. Однако даже в речи последних, по нашим данным, количество словоупотреблений форм императива составляет не менее 13% от всех глагольных форм.
В детской речи формы императива появляются одними из первых через 7-8 месяцев после начала словопроизводства, в возрасте примерно двух лет [Гагарина 2008: 111-112]. Формы инфинитива или императива чаще всего входят в состав первых глагольных оппозиций [Там же: 118]. Уже в возрасте 2 лет 1 месяца ребенок говорит дай ягоды [гагы], дай или рисуй, баба, несколькими месяцами позже — давай, тут подожди [падазди] меня, я сейчас [сяс] приду и т. д. Н. В. Гагарина отмечает, что на данном этапе время и вид как глагольные категории еще не отделены друг от друга [Там же: 120].
Таким образом, просьбы, команды, требования, выраженные формами повелительного наклонения, имеют большое значение для общения на русском языке, в особенности для общения между взрослыми и детьми.
2. Глагольный вид в императиве
Взаимодействие вида и наклонения, выбор глагольного вида в формах повелительного наклонения — одна из главных особенностей реализации императивных высказываний в русском языке. Набор факторов, определяющих выбор вида глагола в высказывании с формой повелительного наклонения, связан как с собственной категориальной семантикой вида, так и с прагматикой, контекстом, особенностями коммуникативной ситуации. Для анализа употребления глаголов СВ и НСВ в императиве в качестве единицы анализа важно рассматривать всю ситуацию, выражаемую в высказывании с глаголом в определенной видовой форме, учитывая контекст, а также акциональный и актантный потенциал лексемы, нередко определяющий аспектуальный облик предложения [Храковский 2012: 544].
В. С. Храковский указывает на необходимость разделять утвердительные высказывания с формами императива на два класса в соответствии с частным значением волеизъявления: фактитивное значение (инициатор выполнения действия — говорящий) и
пермиссивное значение (инициатор — слушающий-исполнитель) [Храковский 2012: 554; 1990]. В речи ребенка мы встретим в первую очередь фактитивные императивные высказывания, в то время как пермиссив будет играть большую роль в речи взрослого. В отношении выбора глагольного вида оба класса подчиняются более или менее одинаковым правилам. В случае, если каузируемая ситуация должна выполняться с возможной отсрочкой, будет скорее всего использован императив СВ. Если же действие должно выполняться немедленно, то, скорее всего, будет использован глагол НСВ [Храковский 2012: 555-558]. В случае фактитива существенно также, являются ли действие, каузируемое глаголом в форме повелительного наклонения, и соответствующая ситуация новой для слушающего-исполнителя. Новая ситуация обычно оформляется императивом СВ, а ситуация, уже известная исполнителю, — императивом НСВ. Кроме того, НСВ, как правило, используется в уже начавшейся и продолжающейся ситуации.
Факторы, используемые В. С. Храковским для построения классификации случаев употребления императива СВ и НСВ, представленной в [Храковский 2012; 1990], в целом совпадают с эксплицированными Е. В. Падучевой элементами значения НСВ, проявляющимися в формах императива [Падучева 1996].
По словам Е. В. Падучевой, НСВ в императиве имеет особые функции, в то время как значение СВ в форме повелительного наклонения приближается к его значению в изъявительном наклонении. Помимо компонентов значения, родственных значениям НСВ в индикативе (продолжающееся, неактуально-длительное и многократное действия), в форме повелительного наклонения глаголы НСВ приобретают также следующие компоненты значения: «внимание на начальной фазе» действия, призыв к немедленному выполнению действия, обусловленность действия ситуацией [Там же: 68-75].
Согласно наблюдениям Е. В. Падучевой, основным значением императива НСВ является общефактическое значение, причем называемые действия с той или иной степенью определенности подразумевают достижение своего естественного предела. В этом императив НСВ приближается по своему значению к совершенному виду [Там же: 69]. Дж. Форсайт отмечал, что императив НСВ нередко служит для именования (simply naming) обусловленного ситуацией действия [Forsyth 1970: 204], Е. В. Падучева говорила о нем как
о «простом побуждении» [Падучева 1996: 79]. В самом деле, анализируя императивные высказывания, погружаясь в контекст, мы, с одной стороны, видим множество факторов, способных обусловить выбор вида глагола, с другой стороны, нередко установление специфического значения вида в императиве затруднено.
В первую очередь НСВ в императиве появляется в тех случаях, когда действие ожидаемо и предопределено ситуацией [Падучева 1996; Храковский 1988: 281; Храковский 2012]. Однако важно помнить, что выбор вида зависит не только от объективной (не)обусловленности действия ситуацией, но и от намерения говорящего выразить эту обусловленность или же представить действие как совершающееся в силу субъективного желания [Падучева 1996: 74]. Так действие, не являющееся предопределенным, может быть представлено таковым в речи говорящего посредством использования формы глагола НСВ, что приводит к появлению дополнительных прагматических значений (грубости, невежливости).
Е. В. Падучева пришла к выводу, что формы императива НСВ оказываются как очень вежливыми, так и грубыми в результате взаимодействия собственно видовых значений глагольной формы и контекста [Там же: 80]. Отмечалось, что в форме императива собственно видовые значения выражены в меньшей степени, чем в темпорально охарактеризованных формах [Бенаккьо 2010: 13-14]. Согласно подходу Р. Бенаккьо, прагматические факторы, а именно степень вежливости побудительного высказывания, может играть роль в выборе видовой формы [Benacchio 2002; Бенаккьо 2010].
Глаголы СВ в повелительных высказываниях, как правило, признаются нейтрально-вежливыми [Виноградов 1972], выражающими беспристрастность или отстраненность по отношению к выполнению названного действия [Forsyth 1970: 202], несущими компонент «негативной» вежливости [Brown, Levinson 1987; Benacchio 2002:160161] и позволяющими сохранить дистанцию между собеседниками, поскольку, будучи сфокусированными на результате, освобождают для исполнителя временной «интервал» между актом побуждения и моментом предполагаемого исполнения действия. Ф. Леманн указывает, что основным фактором, влияющим на степень вежливости императива НСВ, является совпадение или несовпадение требования с наличием у его адресата ожидания такого запроса [Lehmann 1989]. Формы императива НСВ могут быть названы «неформальными»
[Forsyth 1970; Benacchio 2002]. Ф. Леманн [Lehmann 1989: 79] связывает между собой фактор вежливости и фактор новизны, указывая, что «вежливый» императив НСВ совпадает с ожиданием (prospective attitude) адресата, в то время как дополнительное значение грубости, невежливости просьбы может появиться в том случае, если действие, обозначаемое императивом, не совпадает с ожиданием.
В интерпретации прагматического значения формы императива большое значение имеют социальные роли участников коммуникативного акта. В ситуации с иерархически зафиксированными социальными ролями фактор вежливости играет меньшую роль, чем в ситуации с социально-равными участниками. Как отмечает Н. В. Зорихина-Нильссон, «в ситуациях, где социальные роли определены и побуждение, например, исходит от вышестоящего по социальной иерархии к нижестоящему, призыв к немедленному приступу к действию не поддается анализу с точки зрения вежливости / невежливости, так как он допускается существующими социальными нормами» [Зорихина-Нильссон 2012: 202]. Таким образом, анализируя ситуацию общения взрослого и ребенка, мы рассматриваем ситуацию с закрепленными социальными ролями, которая может не быть обременена дополнительными средствами выражения вежливости. В результате, в речи детей на ранних этапах усвоения языка и в речи взрослых, обращенной к ребенку, мы не можем подозревать влияние прагматического значения вежливости как фактора, определяющего выбор вида глагола в высказывании с императивом. Однако видно, что в общении взрослого и ребенка на первый план выходят значения, рассматриваемые Ф. Леманном, Е. В. Падучевой, Дж. Форсайтом и др. А именно, степень ориентации на адресата, обусловленности ситуацией и фокусировки на начальной стадии действия. В таких условиях можно создать своего рода тезаурус (по предложению [Там же: 197]) коммуникативных ситуаций, типичных для рассматриваемого типа диалога.
3. Материал исследования
В настоящем исследовании предпринята попытка установить, в каких контекстах в речи взрослых и детей появляются формы повелительного наклонения и какие факторы могут определять выбор вида глагола в императиве в той или иной коммуникативной
ситуации. Материал исследования представлен записями спонтанных диалогов взрослых (как правило, родителей) и шести детей в возрасте от 1;06 до 4;00, собранных сотрудниками кафедры детской речи РГПУ им. Герцена и ИЛИ РАН. Четверо детей (три мальчика и одна девочка в возрасте от 1;09 до 3;05) являлись основными информантами, данные двух других (двух мальчиков в возрасте от полутора до трех лет) привлекались в качестве сравнения. Анализируемые записи производились регулярно с интервалом, как правило, не более одного месяца в ситуации свободного общения. Записи расшифрованы в соответствии со стандартом CHILDES [MacWhinney 2000] и морфологически закодированы при помощи программы MORCOMM [Gagarina, Voeikova, Gruzincev 2003].
В ходе анализа целесообразно было бы рассматривать парные по виду глаголы, однако, несмотря на то, что примерно для 65% русских глаголов может быть найдена видовая пара [Перцов 1998], по данным Н. В. Гагариной, на ранних этапах речевого онтогенеза «только 10% <глаголов> у детей и 19% у взрослых зарегистрированы в форме как СВ, так и НСВ» [Гагарина 2008:134]. Также и доступные нам данные предоставляют скромное количество видовых пар, в силу этого сопоставление функционирования двух глаголов одной видовой пары в различных речевых контекстах возможно в ограниченном количестве случаев.
Предметом анализа в этом исследовании как в речи взрослого, так и в речи ребенка были выбраны утвердительные высказывания, содержащие формы повелительного наклонения. Высказывания с отрицанием на данном этапе исключены из анализа в силу того, что в отрицательных императивных высказываниях выбор глагольного вида императива определяется иначе, чем в утвердительных высказываниях [Boguslawski 1985; Бирюлин 1992]. Речь взрослых была проанализирована более полно в связи с большим объемом «взрослой» части корпуса, большим лексическим разнообразием высказываний, а также широким контекстом, состоящим из предыдущих и последующих реплик взрослого, нередко имеющих уточняющее значение для интерпретации семантики императивной словоформы. Реплики ребенка, содержащие формы императива, на ранних этапах представляют собой однословные высказывания, что затрудняет анализ прагматических, контекстуальных значений. Мы постарались проанализировать типичные контексты-ситуации, в которых
взрослый или ребенок прибегает к использованию форм императива, и сопоставить их с существующими классификациями и установленными факторами, определяющими выбор глагольного вида ([Храковский 1988; Храковский 2012; Падучева 1996; Lehmann 1989] и др.).
В Таблице 1 представлена информация о количестве словоупотреблений форм императива НСВ относительно всех форм императива в речи взрослых и детей. Обозначения Р-1 и В-1 относятся к одной паре ребенок-взрослый (Р — ребенок, В — взрослый).
Таблица 1. Императив НСВ в речи взрослых и детей (словоупотребления, %)
Участник Возраст ребенка
1;09 2;03 2;09 3;05
Р-1 1,8 31,6 65,2 85,3
В-1 49,7 52,6 52,7 62,8
Р-2 18,5 45,5 57,1 —
В-2 48,8 58,4 43,8 —
Р-3 0,0 50,0 57,9 0,0
В-3 28,2 36,4 37,8 21,6
Р-4 0,0 14,3 56,3 64,7
В-4 61,1 54 46,2 46,1
Данные показывают, что соотношение словоупотреблений СВ и НСВ в речи взрослых колеблется около 50% у трех взрослых из четырех. У одного из взрослых наблюдается преобладание словоупотреблений форм императива СВ. В детской речи происходит постепенное возрастание доли словоупотреблений императива от глаголов НСВ. К концу наблюдаемого периода количество словоупотреблений форм императива НСВ в процентном отношении в среднем превышает их количество в речи взрослых.
В речи детей наблюдается высокая вариативность, сглаживающаяся к завершению периода наблюдений, что свидетельствует о приближении речи детей к конвенциональной взрослой речи.
4. Императив в речи взрослого и ребенка
Анализируя речь ребенка и речь взрослого, обращенную к детям, необходимо опираться на данные спонтанной речи, ориентированной на взрослого русскоязычного реципиента, как на эталон для сравнения. Осознавая недостаточную надежность данного метода, мы все же подсчитали количество форм императива СВ и НСВ в под-корпусе устной непубличной речи Национального корпуса русского языка (ruscoropra.ru), надеясь использовать полученные цифры в качестве отправной точки для оценки численных значений при дальнейших подсчетах на материале детской и обращенной к ребенку речи. Подкорпус устной непубличной речи НКРЯ показывает, что в речи взрослого человека, обращающегося ко взрослому собеседнику, формы императива появляются примерно в 3,5% высказываний (подсчеты на 03/11/12). При этом более половины императивных словоупотреблений (tokens, с учетом двувидовых глаголов — 56,6%) составляют глаголы СВ, а 47,9% словоупотреблений приходятся на глаголы НСВ. Статистически значимого различия между подкорпуса-ми женской и мужской спонтанной устной речи не было обнаружено.
Формы императива в большинстве случаев употребляются детьми корректно, в качестве призыва к действию [Цейтлин 1994:13]. Легкость в усвоении императива (точнее, формы 2-го лица единственного числа повелительного наклонения), вероятно, обусловлена частотой его употребления в общении ребенка и взрослого, а также относительной простотой формы [Aikhenvald 2010: 325-330].
В речи взрослого, общающегося с ребенком, количество форм повелительного наклонения по подсчетам на доступном нам ограниченном корпусе остается более или менее постоянным для каждого взрослого и составляет от 9,7% до 18% относительно всех глагольных словоупотреблений. В речи детей количество форм императива в начальным период сильно варьируется от ребенка к ребенку (от 93% до 2% у разных детей). Так, в речи одного из мальчиков количество форм императива в течение начального периода наблюдений приближалось к 100%, затем снизилось и держалось на уровне 24,5%. В речи девочки в тот же возрастной период количество словоупотреблений форм повелительного наклонения не превышает 6%. К концу периода наблюдения вариативность сглаживается по мере приближения уровня языкового развития детей к взрослой норме, и количество словоупотреблений форм повелительного наклонения снижается до 3-5%.
Помимо основного, повелительного, существуют разные типы употребления императива (повествовательное, уступительное, условное и др. ^гШт 2000: 55-57; Фортейн 2008; Исаченко 1957; РГ-80: §1484]). В речи взрослого, обращенной к ребенку, мы не встретили форм императива, выполняющих его периферийные функции. Согласно нашим данным, употребление форм СВ и НСВ императива сводится к ряду типичных контекстов, обусловленных ситуацией общения взрослого и ребенка. Как ребенком, так и взрослым императив употребляется для выражения просьбы, требования, команды, то есть выступает в своей основной директивной функции. Для ребенка выражение требования является первым коммуникативным мотивом, и уже с появлением первых слов наблюдаются зачатки усвоения, наряду с изъявительным, повелительного наклонения [Гвоздев 2007: 408]. Взрослый, в свою очередь, часто использует императив в силу не вполне самостоятельного характера деятельности ребенка и необходимости контролировать и направлять его деятельность.
5. Типичные контексты употребления императива в речи взрослого, обращенной к ребенку
В следующем фрагменте статьи представлен перечень коммуникативных ситуаций, постоянно возобновляющихся в диалогах взрослого и ребенка. Основанием для выделения этих ситуаций может служить представление о существовании сохраняемых в памяти синтагматических цепочек, которые могут частично воспроизводиться в процессе порождения речи [Воейкова 2012: 90]. Характер этих ситуаций в ряде случаев обусловливает тип речевого акта и вид глагола, выбранный для оформления императивного высказывания. Однако важно отметить, что помимо представленных пунктов перечня необходимо выделить группу неспецифических употреблений императива, в которой анализ специального значения вида в императиве затруднен.
Основным и наиболее частотным типом коммуникативной ситуации, подразумевающей глагол НСВ (36,6% случаев употребления императива глагола НСВ, обладающего видовой парой), в речи взрослого, обращенной к ребенку, является просьба начать действие немедленно в ситуации, когда каузируемое действие так или иначе
подготовлено взрослым: Ложись, пожалуйста, на кроватку (2;03 — кроватка постелена); Садись (2;08 — собираются читать книгу, сидя на диване); Ешь (2;03 — каша уже в тарелке); Сзади поправляй... Вот и все! (1;09 — мама и ребенок совместно надевают носочек).
Повторная просьба является одним из типичных случаев употребления императива НСВ (см. [Бенаккьо 2010; Forsyth 1970: 208] и др.). Контексты такого рода встречаются как в речи взрослого (около 8% всех высказываний с императивом глагола НСВ, обладающего видовой парой), так и в речи ребенка. Однако доступные нам данные демонстрируют, что при повторной просьбе происходит как замена СВ на НСВ, так и обратная замена: Ешь... Съешь котлету! (2;09); Напиши букву «в». (...) Нет, ты по новой пиши (3;00); Сядь... Садись (2;03); Ты сядь вот... (...) вот давай садись, вот сюда передо мной (3;05). Таким образом, при повторной просьбе значение имеет в большей степени мена глагольного вида как таковая, чем замена СВ на НСВ, что можно было бы объяснить большей обусловленностью просьбы ситуацией и фокусом на начале действия в случае повторной просьбы.
Еще одним контекстом, описанным в литературе как типичный для появления формы императива НСВ, является коммуникативная ситуация, в которой говорящий призывает адресата высказывания не прекращать выполнение действия. Такие высказывания встречаются в речи взрослого, но не является частотным: Кушай, кушай! (1;09); Иди к малинке (1;09).
Наблюдаемые в речевой продукции взрослого случаи употребления императива НСВ вполне согласуются с наблюдениями [Падучева 1996; Lehmann 1989]. В этих ситуациях императив выполняет свою, по Ф. Леманну, юнктивную (junctive) функцию. Можно предполагать, что ситуации с императивом НСВ преподносятся взрослым как такие, в которых ребенок ожидает побуждения в силу сложившейся ситуации и это побуждение не противоречит его желаниям и устремлениям. В речи, обращенной к ребенку, мы не встречаем «грубого» императива НСВ (см. [Benacchio 2002; Бенаккьо 2010; Падучева 1996]), случаев «неюнктивной иммедиатиза-ции» [Lehmann 1989], когда побуждение к немедленному выполнению действия заведомо противоречит желанию адресата этого побуждения. Это может быть обусловлено экстралингвистическими
факторами, вмешивающимися в речевое общение взрослого и ребенка: не вполне самостоятельным характером активности ребенка и в большинстве случаев доброжелательным настроем взрослого, согласующего свои действия с основными потребностями собеседника-ребенка.
Рассмотренные случаи относились к фактитивному типу императива. Отдельно рассмотрим пермиссивный тип императива. Пермиссивные высказывания частотны в речи взрослого (5,4% от всех высказываний с императивом глагола НСВ, обладающего видовой парой), причем возможно наблюдать широкий спектр пермис-сивов, от разрешения, обусловленного речевым запросом ребенка и выраженного прямо: — Можно съесть? Да, можно, ешь (2;08) до «предвосхищения» взрослым ожидаемого действия и обозначения этого действия, как позволенного: Ну, веди меня (4;00); Ну, вспоминай (4;00). Иногда взрослый предлагает альтернативное действие, воспринимаемое как более приемлемое: (о ягодах) Ну, собирай в рот хотя бы (...) Ну, собирай тогда в кружку, в свою (4;00). Ср. ситуацию совета с глаголом СВ, когда альтернативное, более приемлемое действие преподносится как новое для ребенка: Ты поставь кружку на землю, вот как я (4;00).
Перечисленные типы покрывают около 50% случаев употребления императива НСВ, оставшиеся случаи являются смешанными: например, действие обусловлено ситуацией и возможность его выполнения обеспечена взрослым, однако необходимости в немедленном выполнении нет. Или же императив НСВ не несет значения иммедиатизации, однако дополнен указанием на способ действия. В ряде случаев контекст употребления формы повелительного наклонения ограничен и интерпретация затруднена.
Для типов коммуникативных ситуаций, подразумевающих употребление НСВ, в речи взрослых присутствуют своего рода «антиподы», подразумевающие использование глагола СВ.
Первая из типичных ситуаций такого рода — «совет», подсказка, адресованная ребенку взрослым. В такой ситуации действие является новым для ребенка. Взрослый называет «правильное» действие, которое должно быть начато взамен выполняемого, или же называет желательным действие, которое не противоречит устремлениям ребенка (чаще даже помогает им), однако пока что является недоступным для самостоятельного осмысления ребенком: Свитер-то
положи (1;09); Ну, лопату возьми (2;03); Только формочку переверни и делай сама! (3;05). Пример Намыливай ручки и положи мыло в мыльницу (2;03) демонстрирует, как взрослый подбадривает ребенка, который начал намыливать руки, но отвлекся. Чтобы заинтересовать ребенка, взрослый предлагает ему новое действие.
Другая ситуация, в которой стабильно наблюдается использование глагола СВ, это ситуация побуждения к выполнению действия, противоречащего желанию ребенка. Эта ситуация близка той, в которой взрослый, употребляя глагол НСВ, призывает ребенка к началу выполнения «подготовленного» взрослым действия. Однако в данном случае на речевом уровне действие преподносится взрослым как новое: Открой ротик! Съешь! (1;09); Сядь спокойно! (2;08). Отмечалось, что призыв сесть, в речи взрослых нередко принимающий подчеркнуто вежливую форму НСВ [Бенаккьо 2010: 60-61; Forsyth 1970: 217], в общении с детьми чаще принимает форму приказа — Сядь!
Ситуации приема пищи в коммуникации взрослого и ребенка является рутинной и часто включает в себя просьбы и требования, исходящие от взрослого к ребенку. На примере этой ситуации можно проанализировать ряд примеров, содержащих синонимичные глаголы СВ и НСВ (есть, съесть, кушать). Действие уже начато: ты лучше это ешь (1;09); давай ты ешь кукурузу (1;09); ты ешь (1;09 — 'не отвлекайся!'); кушай, и киса будет (1;09); сам кушай, сам (1;09). Необходимо начать действие: ешь! (2;03 — 'немедленно!'); ешь котлетку (2;03). Ребенок отказывается: поешь несколько ложечек, вкусный суп-то (1;09); давай-ка доешь и маме отдашь мисочку (1;09).
Третьим типичным контекстом, в котором мы встречаем глагол СВ, является управление «потоком активности» ребенка, нередко—с дидактическими целями. Сами по себе эти глаголы выражают побуждение к выражению нового для ребенка действия и выделяются в отдельную группу главным образом потому, что в речи ребенка эти глаголы не появляются долгое время, несмотря на их высокую частотность в речи взрослого. Такие глаголы являются специфическими для речи родителя или воспитателя. В такой ситуации взрослым употребляется определенный набор глаголов: подожди, посмотри, расскажи и т. п. Эти направляющие требования являются новыми, не предписанными ситуацией, и требуют использования СВ: А как бабушку зовут, расскажи мне (1;09); посмотри на дереве (1;09 — ребенок
не знает, где найти ягодку); где формочка, покажи (1;09); а попроси меня найти в книге лошадок (2;03); подожди, ты очень много перевернула страниц-то (3;05); Ну, скажи еще раз, кто дома? (2;02); Не «бруа», а «грузовик», скажи «грузовик» (2;04); Расскажи мне, я плохо вижу (3;06); Опиши мне себя (3;04); Ну, покажи мне еще картинки в книжке (2;08).
Особенно интересно сопоставить употребление формы НСВ «смотри» и СВ «посмотри»: Смотри, такой же! (2;08); Посмотри, на чем они плывут? (2;08); Смотри, вон зима на улице (2;04); Давай такую книжку посмотри (2;06). Словоформа «смотри», будучи относительно частотной, служит для привлечения внимания к чему-либо и в речи выступает зачастую в качестве дискурсивного маркера. «Посмотри», в свою очередь, форма значительно менее частотная, появляется позднее, по частотности и времени появления в речи взрослого, общающегося с ребенком, сильно отличается от формы «смотри» и примыкает скорее к формам типа «подожди», «расскажи». В речи ребенка эти глаголы также ведут себя по-разному.
6. Типичные контексты употребления императива в речи
ребенка
В речи ребенка употребление глаголов СВ и НСВ в форме императива дифференцировано в значительно меньшей степени, чем в речи взрослого. Выделение типичных контекстов употребления и их классификация затруднены. Как и в речи взрослого, в речи ребенка мы встречаем контекст с повторным побуждением, в котором наблюдаем мену глагольного вида: Построй! (...) Ты вот этот строй, а этот мой домик (2;08); Давай, ты порисуешь... (...) Рисуй (3;03).
Основная масса случаев побуждения с императивом НСВ в устах детей связана с необходимостью немедленно приступить к выполнению действия: На, машинное масло наливай (3;06); Давай, садись (3;06); Мама, просыпайся (3;04); Ну, заряжай (3;06); Давай, его забирай (2;10). В ряде случаев мы встречаем побуждение не прекращать начатое или возобновить прерванное действие: Дальше читай (2;10); Ты корзинку неси (3;06 — 'не прекращай нести'). Ряд контекстов можно выделить в группу , в которой императив НСВ может выступать в качестве простого именования действия, в то время как фокус высказывания находится на другом, более важном элементе, таком как способ каузируемого действия: Дверь открывайте
неслышно и ровно настолько, чтобы я мог пролезть боком (Иванов. Бронепоезд, 14-69; цит. по [Forsyth 1970: 206]). Ср. в речи ребенка: Ты подбирай носом так (2;09); Лучше вот тут садись (2;08); Ты рисуй Нину тут (2;09); Туда садись (2;08); Со мной рядом ложись (2;04). Подобный эффект отмечает Дж.Форсайт [Там же: 206], говоря о смене императива с СВ на НСВ в случае, когда присутствует указание на манеру действия, чаще всего выраженное наречием. При этом случаи, когда ребенок преподносил бы указание на манеру действия как новое для взрослого, используя императив СВ с фокусом на образе действия, оказываются крайне малочисленными.
Речь ребенка на начальных этапах усвоения ситуативна и тесно связана с экстралингвистическим контекстом [Цейтлин 2000; Шах-нарович 1998]. Вследствие этого можно было бы предполагать господство форм императива НСВ как, по замечаниям исследователей, более обусловленного коммуникативной ситуацией. Однако первым императивом, а нередко и первым словом в устах ребенка часто становится глагол СВ дать в форме императива 2-л. ед. ч. — дай. Словоформа дай появляется в речи ребенка одной из первых и входит в речевое оформление ситуации передачи объекта, донативной ситуации, подробно проанализированной [Бровко 2007; 2011]. Интересно сопоставление функционирования глагола дать в его императивной форме с его видовой парой — глаголом «давай». Давай, согласно доступным данным, в речи детей участвует в оформлении донативной ситуации в редких случаях, и дифференциация формы давай как формы императива глагола давать или омонимичный побудительной частицы может быть затруднена: Коляску=каяску бабушке=баби давай коляску=каяску (2;03); давайте печенье=питена... (2;11). Тем временем просьба дай постоянно присутствует в речевой продукции взрослых и оказывается очень активной в речи детей. Так в речи мальчика Вани на третьем году жизни употребление глагола дать составляет «7% от всех случаев употребления переходных глаголов и абсолютно преобладает в донативных ситуациях» [Бровко 2007: 226] и это всегда форма повелительного наклонения. В речи других детей форма императива тоже является наиболее частотной для глагола дать: Дай другой! (1;09; о книге); Дай руку! (1;09); Дай обезьяну! (2;03); Дай конфету! (2;03); Дай торт, подарки дай! (2;10); А дедову дай книгу! (2;10); Мама, дай мне еще тойоту полицейскую! (3;00) и др. Но конструкции со значением просьбы в ситуации передачи
материального объекта успешно функционируют и с другими формами глагола дать, например с инфинитивом: Дать машинка! (1;08); Дать кынкын=фотоаппарат! (1;10); Дать мне что-нибудь еще (3;00). В таких случаях инфинитив глагола выступает в качестве «формы-посредника», берущей на себя обязанности иных глагольных форм, еще не вошедших в активный лексикон ребенка (подробнее см. [Пу-пынин 1996]). В ряде случаев дать встречается в очень широком значении «каузирования изменения ситуации» в сочетании с другими частями речи: Дай темно! [Цейтлин 2000: 84], что представляет собой своего рода метафорическое переосмысление каузативной функции глагола «дать», приписывающее ему дополнительное модальное значение [Подлесская 2005].
Другие просьбы с глаголом СВ также встречаются в речи детей в возрасте до трех лет. Это действия, которые можно интерпретировать как новые, предлагающие взрослому совершить действие, недоступное ребенку: Помоги кубик... (2;03); Принеси мне колеса (2;09); И коляску поставь сюда (4;00); Закрой дверь (3;06); Поставь мне сказку (3;06). Однако нередко это случаи употребления императива СВ, которые можно назвать неспецифическими.
Помимо них выделяется ограниченная группа глаголов, в подавляющем количестве случаев употребляющихся в СВ. Это глаголы, которые можно называть глаголами отстранения, и действия, называемые этими глаголами, вероятно, входят в противоречие с желаниями взрослого собеседника: Пусти (1;09), Отойди (2;03); Мама, пусти! (3;04); Отойди, я открываю ворота (2;04); Отпусти ее! (2;02); Бабушка, отойди, пожалуйста (4;00).
Таким образом, несмотря на ограниченные возможности интерпретации и классификации императивных высказываний ребенка по типу ситуации, можно установить, что и в речи ребенка НСВ часто употребляется в контекстах, подразумевающих иммедиатиза-цию, в то время как императив СВ связан с побуждением к действию, не вполне обусловленному ситуацией.
7. Заключение
Наблюдения, сделанные нами над типичными контекстами употребления форм императива как в речи взрослых, общающихся с детьми, так и в речи самих детей, показывают, что выбор вида
глагола происходит преимущественно на основе семантического фактора, названного Е. В. Падучевой «обусловленность действия ситуацией». Этот компонент значения тесно связан с наблюдениями Ф. Леманна о юнктивной функции императива [Lehmann 1989] и с представлениями Дж. Форсайта о наличии «ожидания» каузируемо-го действия у слушающего [Forsyth 1970: 199-200]. Типичные контексты, на вероятностном уровне подразумевающие использование того или иного глагольного вида, в большей степени дифференцированы в речи взрослого, тогда как в речи ребенка часты однословные побудительные высказывания, мотивы употребления императива СВ или НСВ в которых поддаются лишь частичной интерпретации. Кроме того, ввиду относительно малого количества контрастных видовых пар глаголов в речи взрослых и детей, можно заметить закрепление за некоторыми лексемами или лексическими группами (такими, как глаголы «отстранения», см. выше) предпочтительного видового оформления и употребления в определенном коммуникативном контексте.
Литература
Бенаккьо 2010 — Р. Бенаккьо. Вид и категория вежливости в славянском императиве. Сравнительный анализ. München — Berlin: Verlag Otto Sagner, 2010.
Бирюлин 1992 — Л. А. Бирюлин. Семантика и прагматика русского превен-
тива //RussianLinguistics 16, 1, 1992. P. 1-22. Бондарко 1990 — А. В. Бондарко. К анализу категориальных ситуаций в сфере модальности: Императивные ситуации//А. В. Бондарко (ред.). Теория функциональной грамматики: Темпоральность. Модальность. Л.: Наука, 1990. С. 80-90. Бровко 2007 — Е. Л. Бровко. Высказывания с семантикой передачи материального объекта на ранних этапах детской речи // С. Н. Цейтлин (ред.). Семантические категории в детской речи. СПб.: Нестор-История, 2007. С. 220-243.
Бровко 2011 — Е. Л. Бровко. Глагол дать в речи одного ребенка: «Закономерности» и «случайности» // Acta Lingüistica Petropolitana VII, 3, 2011. С. 270-275.
Виноградов 1972 — В. В. Виноградов. Русский язык (Грамматическое учение
о слове). М.: Высшая школа, 1972. Воейкова 2012 — М.Д.Воейкова. Психолингвистические основания понятия «категориальная ситуация»//М. Д. Воейкова (ред.). От значения к
форме, от формы к значению: Сборник статей в честь 80-летия члена-корреспондента РАН А. В. Бондарко. М.: Языки славянских культур, 2012. С. 86-95.
Гагарина 2008 — Н. В. Гагарина. Становление грамматических категорий русского глагола в детской речи. СПб.: Наука, 2008.
Гвоздев 2007 — А. Н. Гвоздев. Вопросы изучения детской речи. СПб.: Детство-Пресс, 2007.
Зорихина-Нильссон 2012 — Н. В. Зорихина-Нильссон. Интенциональность грамматического значения видовых форм глагола в императиве: Теория речевых актов и вежливость//М. Д. Воейкова (ред.). От значения к форме, от формы к значению: Сборник статей в честь 80-летия члена-корреспондента РАН А. В. Бондарко. М.: Языки славянских культур, 2012. С. 190-207.
Исаченко 1957 — А. В. Исаченко. К вопросу об императиве в русском языке // Русский язык в школе 6, 1957. С. 7-14.
Ларина 2003 — Т. В. Ларина. Категория вежливости в английской и русской коммуникативных культурах. М.: Изд-во Российского университета дружбы народов, 2003.
Падучева 1996 — Е. В. Падучева. Семантические исследования. Семантика времени и вида в русском языке. Семантика нарратива. М.: Языки русской культуры, 1996.
Перцов 1998 — Н. В. Перцов. Русский вид: Словоизменение или словообразование? // М. Ю. Черткова (ред.). Типология вида: Проблемы, поиски, решения. М.: Языки русской культуры, 1998. С. 345-356.
Подлесская 2005 — В. И. Подлесская. Русские глаголы дать / давать: От прямых употреблений к грамматикализованным//Вопросы языкознания 2, 2005. С. 89-103.
Пупынин 1996 — Ю. А. Пупынин. Усвоение русских глагольных форм ребенком//Вопросы языкознания 3, 1996. С. 84-94.
РГ-80 — Н. Ю. Шведова (ред.). Русская грамматика. Т. 1: Фонетика. Фонология. Ударение. Интонация. Словообразование. Морфология. М.: Наука, 1980.
Томаселло 2011 — М. Томаселло. Истоки человеческого общения. М.: Языки славянских культур, 2011.
Фортейн 2008 — Э. Фортейн. Полисемия императива в русском языке // Вопросы языкознания 1, 2008. С. 3-24.
Храковский 1988 — В. С. Храковский. Императивные формы НСВ и СВ в русском языке и их употребление // Russian Linguistics 12, 3, 1988. P. 269-292.
Храковский 1990 — В. С. Храковский. Повелительность // А. В. Бондарко (ред.). Теория функциональной грамматики: Темпоральность. Модальность. Л.: Наука, 1990. С. 185-238.
Храковский 2012 — В. С. Храковский. Взаимодействие грамматических категорий: Вид, время, наклонение//М. Д. Воейкова (ред.). От значения к форме, от формы к значению: Сборник статей в честь 80-летия члена-корреспондента РАН А. В. Бондарко. М.: Языки славянских культур, 2012. С. 539-561.
Цейтлин 1994 — С. Н. Цейтлин. Введение //С. Н. Цейтлин (ред.). Речь русского ребенка. Бюллетень Фонетического фонда русского языка. Приложение №4. СПб. — Бохум: Бионт, 1994. С. 11-24.
Цейтлин 2000 — С. Н. Цейтлин. Язык и ребенок: Лингвистика детской речи. М.: Гум. изд. центр «Владос», 2000.
Цейтлин 2003 — С. Н. Цейтлин. Некоторые наблюдения над модальными ситуациями, представленными в высказываниях ребенка раннего возраста //Т. А. Гридина и др. (ред.). Язык. Система. Личность: Материалы международнои конференции. Екатеринбург: Изд-во Урал. гос. ун-та, 2003. С. 16-17.
Цейтлин 2008 — С. Н. Цейтлин. Выражение побуждения в детской речи // А. В. Бондарко, С. А. Шубик (ред.). Проблемы функциональной грамматики: Категоризация семантики. СПб.: Наука, 2008. С. 309-330.
Шахнарович 1998 — А. М. Шахнарович. Онтогенез мыслеречевой деятельности: Семантика и текст//Филологические науки 1, 1998. С. 56-64.
Aikhenvald 2010 — A. Y. Aikhenvald. Imperatives and Commands [Oxford Studies in Typology and Linguistic Theory]. Oxford: Oxford University Press, 2010.
Benacchio 2002 — R. Benacchio. Конкуренция видов, вежливость и этикет в русском императиве //Russian Linguistics 26, 2002. P. 149-178.
Boguslawski 1985 — A. Boguslawski. The problem of the negated imperative in perfective verbs revisited//Russian Linguistics 9, 2/3, 1985. P. 225-239.
Brown, Levinson 1987 — P. Brown, S. Levinson. Politeness: Some Universals in Language Usage. Cambridge: Cambridge University Press, 1987.
Forsyth 1970 — J. Forsyth. A Grammar of Aspect. Cambridge: Cambridge University Press, 1970.
Fortuin 2000 — E.L.J. Fortuin. Polysemy or monosemy: Interpretation of the imperative and the dative-infinitive construction in Russian. Dissertation. Universiteit van Amsterdam, Amsterdam, 2000.
Gagarina, Voeikova, Gruzincev 2003 — N. Gagarina, M. Voeikova, S. Gruzincev. New version of morphological coding for speech production of russian children (in the framework of CHILDES) // P. Kosta et al. (eds.). Investigations into Formal Slavic Linguistics. Frankfurt am Main: Peter Lang, 2003. P. 243-258.
Lehmann 1989 — V. Lehmann. Pragmatic functions of aspects and their cognitive motivation. Russian aspect in the context of the imperative and the infinitive//L. G. Larsson (ed.). Proceedings of the Second Scandinavian
Symposium on Aspectology. Uppsala: Almqvist — Wiksell International, 1989. P. 77-88.
MacWhinney 2000 — B. MacWhinney. The CHILDES Project: Tools for Analyzing Talk. Mahwah, NJ: Lawrence Erlbaum Associates, 2000.
Ogiermann 2009 — E. Ogiermann. Politeness and in-directness across cultures: A comparison of English, German, Polish and Russian requests // Journal of Politeness Research 5/2, 2009. P. 198-216.
Rathmayr 1994 — R. Rathmayr. Pragmatische und sprachlich konzeptualisierte Charakteristika russischer direktiver Sprechakte // H. R. Mehling (Hrsg.). Slavistische Linguistik. München: Otto Sagner, 1994. S. 251-277.
