CC BY
37
и Запад. XIX век», вышедшая спустя почти столетие после последнего издания цитируемого труда, и повествует о братстве, взаимном обогащении, свободном соревновании русской и западноевропейской литератур.
Л.Н. Целкова
Сведения об авторе: Целкова Лина Николаевна, докт. филол. наук, проф., филол. ф-та МПГУ. E-mail: [email protected]
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2009. № 5
МЕРЕЖИНСКАЯ А.Ю. РУССКАЯ ПОСТМОДЕРНИСТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА: Учебник. Киев.: Издательско-полиграфический центр «Киевский университет», 2007. 335 с.
Автор книги обладает собственным видением ряда основополагающих для теории постмодернизма вопросов, как дискуссионных, которые только начинают обсуждаться учеными-филологами, так и относительно устоявшихся, которые приобрели статус оформленных и подкрепленных исследовательской практикой слагаемых общей теории постмодернизма.
Уже во введении А.Ю. Мережинская обозначает свою основную мысль - принципиальное отличие русского постмодернизма от западного. Эта мысль является определяющей во всех разделах: и когда автор рассуждает об истоках русского литературного постмодернизма (раздел 2), о проблеме его периодизации и типологии (раздел 3); и когда выделяет национальные версии постмодернизма, сосредоточивая внимание на русской и украинской (раздел 4); описывает жанровые модификации русского постмодернистского романа конца 1980-1990-х гг. (раздел 5); рассматривает поздний русский постмодернизм (раздел 6), теоретические модели и проблемы исследования позднего литературного постмодернизма (раздел 7); сопоставляет и разграничивает русский постмодернизм 1990-2000-х гг. и массовую литературу (раздел 8).
Русский постмодернизм, считает А.Ю. Мережинская, «не только отражает общий кризис культуры конца ХХ в., но и, в отличие от западного, демонстрирует не "усталость", а энергию, пассионарность» (с. 5). Необходимость пересмотра представлений о литературном постмодернизме, ставшая определенной в 1990-х гг., также связана, по мысли автора, не только с обозначившимся кризисом. А.Ю. Мережинская выделяет несколько причин и заключает: «Те качества,
которые доминировали на первых этапах формирования художественной системы (деконструкция, децентрация, активная борьба со всевозможными глобальными идеями - "метарассказами", отрицание реальности, истины, целостного субъекта), утратили свою актуальность к 90-м годам. Мощно заявили о себе противоположные интенции: новое открытие реальности, поиски целостности, "реанимация субъекта" и др.», причем русская литература «изначально (курсив наш. - У.В.) не актуализировала ряд постмодернистских принципов ("смерть субъекта", тотальную иронию и демифологизацию), не порывала связи с авторитетными художественными системами...» (с. 13). С этой точки зрения одной из самых важных задач для исследователя литературы постмодернизма будет определение «ядра» стиля - специфики художественного языка.
Основным предметом полемики А.Ю. Мережинской с другими исследователями, в частности с И.С. Скоропановой, является выбор пути: не от теории к текстам, а с учетом того художественного факта, что язык постмодернизма «не является единственным» (с. 20) в переходной культурной ситуации, а также что русские писатели не приняли многих составляющих «ядра» стиля. Последнее нельзя считать, с точки зрения автора учебника, ни свидетельством «отставания» русской литературы от западноевропейской, ни признаком несвоевременности возникновения постмодернизма на национальной почве. Здесь А.Ю. Мережинская расходится с М.Н. Эпштейном и М.Н. Липовецким, которые с разных позиций оба выразили эти идеи.
Русский литературный постмодернизм рассматривается как закономерное продолжение тенденций, оформившихся на рубеже Х1Х-ХХ вв. Таким образом, отвергается историческая закрепленность начала русского постмодернизма за 1960-ми гг. и, что признано большинством исследователей, мотивированность его возникновения необходимостью деконструкции принципов соцреализма.
Поиск черт предпостмодернистского комплекса в этой связи также должен быть дополнен. А.Ю. Мережинская расширяет круг поисков за пределы акмеизма (эту точку отсчета избрал В. Курицын) и постсимволизма в целом на символизм и далее, называя главенствующим в этом смысле «переходный» тип художественного мышления (с. 45). К этому типу автор с уверенностью относит А.П. Чехова, который, «как и В. Розанов, В. Набоков. является одним из художественных ориентиров в творческих поисках писателей 1980-1990-х годов» (с. 46). Помимо уже определенных исследователями «критического, игрового переосмысления форм старой литературы, осмеяния писателем своего рода интеллигентской мифологии», А.Ю. Мережинская особо выделяет «в постмодернистском восприятии Чехова» (там же) 200
такую черту, как юродство: она делает это вслед за Д. Галковским, цитируя его «Бесконечный тупик». Далее исследовательница неоднократно повторит свое мнение относительно того, что юродствование - отличительная черта русского постмодернизма.
В переосмыслении модернизма Л. Андреевым автор подчеркивает «усиление игрового начала, имеющего траги-фарсовый характер» (с. 47) и так же, как в случае с Чеховым, выделяет важную для последующих размышлений черту: «.Андреев не отказывается от поиска сверхличных ценностей (что в принципе характерно как для русского модернизма, так и для русского философского постмодернизма в его лучших образцах, а также текстов, написанных уже в период кризиса стиля, в 90-е годы ХХ века). Видимо, наличие этого качества можно считать специфической особенностью русского постмодернизма» (там же).
Те же определяющие специфику русского постмодернизма черты А.Ю. Мережинская отмечает в творчестве В. Розанова, М. Булгакова, В. Набокова, метапрозе 1950-1970-х гг. (Б. Пастернак «Доктор Живаго», В. Катаев «Трава забвенья», «Алмазный мой венец», воспоминания В. Каверина).
В выводах к разделу сказано «об органичности данной художественной системы русской литературе при всех специфических особенностях ее развития» (с. 64).
Следующая задача, которую ставит А.Ю. Мережинская, - рассмотреть проблему периодизации и типологии русского литературного постмодернизма. Автор отмечает, что принятый принцип периодизации по десятилетиям (В. Курицын, М. Липовецкий, М. Берг, И. Скоропанова) нуждается в пересмотре. Это возможно лишь с определением специфики каждого выделенного периода, когда он будет рассматриваться не через анализ произведений разных авторов, а как целостный в совокупности своих отличительных черт этап развития постмодернизма. А.Ю. Мережинская предпринимает такую попытку в отношении «классического» периода конца 1960-х - начала 1970-х гг., определяя появление нового «героя времени» (им становится «маргинал», «юродивый» Веничка из поэмы «Москва - Петушки»), а также выделяя две ветви - интеллектуальную (Вен. Ерофеев, А. Синявский, А. Битов, И. Бродский) и концептуализм (Д. Пригов, Л. Рубинштейн, Вс. Некрасов) (с. 71-72). Уверенно определен и «закат» постмодернизма: конец 80-х - 90-е гг. Предпринято также небезынтересное сопоставление периодизации западного и русского постмодернизма. Вывод, к которому приходит автор, будет развит в последнем разделе: «Русский постмодернизм в отличие от американского и западноевропейского развивается в андеграунде и является достоянием исключительно интеллектуальной элиты, то есть ориен-
тирован отнюдь не на массовые вкусы, что во многом сохранилось и впоследствии» (с. 87).
Наибольший интерес, на наш взгляд, представляет специальный раздел, рассматривающий национальные версии литературного постмодернизма. Основное внимание уделено русскому и украинскому постмодернизму. А.Ю. Мережинская дополняет критерии «вычленения национальных версий», предложенные И.С. Скоропановой, «за счет собственно литературных критериев», среди которых «влияние сильной, авторитетной в данной литературе традиции»; «специфика культуры, ее тип»; «время "подключения" национальной литературы к постмодернистской парадигме» (с. 93); «выявление "нулевых позиций", того, что же именно среди родовых черт постмодернизма не восприняла и отвергла национальная версия» (с. 98).
Карнавальность названа определяющей чертой украинского литературного постмодернизма со второй половины 1980-х гг. Точная дата начала нового периода развития украинской литературы - печально известный 1986 г. А.Ю. Мережинская цитирует украинскую исследовательницу Т. Гундорову, предложившую определение «послечернобыльский Карнавал» в отношении украинской постмодернистской картины мира (с. 97). Это определение заключает в себе и второе начало - апокалиптическое, которое, как считает А.Ю. Мережинская, начинает преобладать над собственно карнавальным. Вместе с тем результат сравнения национальных версий постмодернизма таков: «...общий пафос украинской версии более оптимистичный и светлый, чем русской» (с. 96).
Сравнивает исследовательница и новые типы героев двух национальных литератур. Юродивый или философствующий интеллектуал - новый герой, которого предложил русский постмодернизм. Философствующий поэт-путешественник, «созданный с использованием традиций украинского барокко и с опорой на переосмысленный сковородинский архетип» (с. 95), - тип героя, утвердившийся в украинской версии.
На базе ряда интересных наблюдений А.Ю. Мережинская вводит несколько важных обобщающих положений, главное из которых - «неорганичность» для русской и украинской культуры постмодернистской тотальной деконструкции. В принципе, все остальные названные исследовательницей особенности являются следствием этого, поскольку далее отстаивается мысль о том, что именно сохранил русский и украинский постмодернизм. Это «константы национальной культуры», целостная личность, вертикаль вместо ризомы и т.д. Сохранил, а не разрушил и не заменил.
А.Ю. Мережинская суммирует собственные выводы относительно истоков русского и украинского постмодернизма, а также их 202
национально-специфических черт, заключая, что ни к «западному», ни к «восточному», ни к «латиноамериканскому» типологическому ряду их невозможно отнести. «Зато можно говорить о показательных типологических сближениях "восточноевропейских" вариантов стиля, особенно русской и украинской версий» (с. 129). В числе специфических черт еще раз названы ориентация на «культурные образцы», доминирование «сильных стилей», «модели героев». К числу общих особенностей относятся поиск «национальной, культурной, личностной идентичности», воссоздание «духовной вертикали» (с. 129).
В соответствии с названными положениями автор рассматривает жанровые модификации русского постмодернистского романа 19801990-х гг., а также особенности позднего постмодернизма. А.Ю. Ме-режинская подробно описывает способы «опровержения» принципов постмодернизма поздней литературой и очень убедительно выявляет специфику литературы периода «расцвета». Такой подход снимает целый ряд теоретических проблем, неизбежно остававшихся неразрешенными при наложении «канонизированных» западноевропейской философией принципов на русскую литературную ситуацию.
При всей основательности продемонстрированного подхода нельзя не отметить, что редкие произведения в истории мировой литературы канонически соответствуют постулатам направления или стиля, являясь примерами «чистой» их реализации. Кроме того, говоря о национальной восточноевропейской специфике, автор не приводит конкретных примеров, которые бы показывали, что в западноевропейской и американской прозе действует безоговорочно принятый постмодернистский механизм, отвергающий, в частности, «вертикаль», понимаемую автором предельно широко, или целостную личность, или гуманистический пафос.
Сознавая всю сложность поставленной и в целом весьма успешно решенной А.Ю. Мережинской задачи, заметим, что в книге, названной «Русская постмодернистская литература», совсем незначительное место отведено поэзии. Упомянуты Д. Пригов, Л. Рубинштейн, несколько раз Т. Кибиров в связи с сентименталистскими тенденциями, но нет даже эскизной характеристики реализации принципов постмодернизма в русской поэзии; этот недостаток особенно ощутим в параграфе, рассматривающем концепцию личности в поздних постмодернистских текстах.
Обращает на себя внимание и наличие довольно многочисленных опечаток. В основном они не влияют на смысл и, конечно, воспринимаются лишь как недосмотр корректора. Но есть неточности, на которые стоит обратить особое внимание. Это отсутствие единообразия в написании некоторых терминов. Как равноправные употребляются автором термины «версия» и версия, «поздний» и
поздний, «нелинейный»роман и «нелинейныйроман», а также многие подобные. Создается впечатление, что недосмотр издателей отразил неуверенность автора: в каком именно значении используется тот или иной термин? С какой степенью уверенности можно его использовать, или все же лучше заключать в кавычки?
Кроме того, на с. 194 вводится понятие «остраненного любования», которое на с. 195 уже дано как «отстраненное», и далее преимущественно сохраняется второе написание. В отношении данного термина хотелось бы большей определенности, так как приведенный пример из «Русской галереи» В. Тучкова - пример использования приема остранения. На с. 200-201 о «Бесконечном тупике» Д. Гал-ковского читаем: «...использован и одновременно остраненно (курсив наш. - У.В.) эстетизирован постмодернистский принцип.». Здесь требуется унификация, тем более что выводы, которые делает А.Ю. Мережинская, очень интересны. Так, о романе Д. Галковского сказано: «Подчеркнуто постмодернистское по форме произведение оказывается антипостмодернистским по содержанию» (с. 201).
Конечно, и само «любование» как слово, имеющее положительную окраску, можно отнести не ко всем рассматриваемым А.Ю. Ме-режинской способам эстетизации системы постмодернизма, ведь здесь и пародия, и «ироничная эстетизация», и «активное неприятие» крайностей постмодернизма. У М. Палей уже отмечен «серьезный, протестный, саркастический» (с. 202) модус повествования, что в принципе, как и пародия, от «любования» очень далеко.
При всей выдержанности работы в нейтральном «учебном» стиле, последовательности и доказательности некоторые моменты все же сомнительны, например, безоговорочно заявленное влияние украинского барокко на Гоголя и Булгакова (с. 120) или параллели, проводимые между произведениями «Москва - Петушки» Вен. Ерофеева и «Одновременно» Е. Гришковца (с. 222).
Учебник был бы несовершенен без методического аппарата, и А.Ю. Мережинская приводит в конце темы курсовых, дипломных и магистерских работ, которые сформулированы четко и ясно, каждая имеет характер новизны, и распределены они в соответствии с уровнем сложности. Вопросы и задания даны по разделам и параграфам и направлены на систематизацию изученного материала. Есть конкретные задания - выписать определения, сопоставить семантику терминов, - при этом указываются источники, которые должен использовать студент. Есть и вопросы поискового характера, которые при всей простоте формулировки требуют определенного объема знаний: например, «почему русских классиков (Пушкина, Гоголя, Чехова) нельзя назвать постмодернистами? Подберите свои аргументы в дискуссии с Б. Парамоновым и М. Эпштейном» (с. 325). 204
В целом учебник «Русская постмодернистская литература» содержит самый широкий спектр необходимых теоретических сведений. Они даны системно - во взаимных сопоставлениях, с обобщениями, изложенными очень четко и конкретно, по пунктам.
А.Ю. Мережинская предлагает хорошо продуманную и четко сформулированную авторскую позицию в отношении ряда важнейших проблем, что делает книгу ярким, самостоятельным явлением, ориентированным не только на узкопрагматические учебные цели, но и выражающим оригинальную научную мысль.
У.Ю. Верина
Сведения об авторе: Верина Ульяна Юрьевна, канд. филол. наук, ст. преп. Белорусского гос. ун-та, докторант кафедры истории русской литературы ХХ века филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: [email protected]
