CC BY
68
Леонтьева Т. В. Ментально-психологические мотивы в русских обозначениях обычая / Т В. Леонтьева // Научный диалог. - 2014. - № 4 (28) : Филология. - С. 42-56.
УДК 811.161.1’37:391/398
Ментально-психологические мотивы в русских обозначениях обычая1
Т. В. Леонтьева
Рассматриваются лексические репрезентанты понятия «обычай» в русских народных говорах и общенародном языке. Работа выполнена в рамках ономасиологического подхода. Проводится мотивационный анализ лексических единиц, во внутренней форме которых реализуются мотивы ментально-психологического плана. Обозначения обычая разделены на группы согласно выделенным мотивировочным признакам. Мотивы формулируются при помощи глаголов: «привыкнуть», «заучить», «повадиться», «верить». Это кажется автору наиболее верным, поскольку отражает значимую здесь сему 'отношение к факту действительности' Доказывается, что обычай трактуется средствами языка как феномен действительности, ставший привычным, принятый на веру и усвоенный («выученный») в силу практического опыта: человек «привык», «заучил», «повадился», «верит». Делается заключение о том, что рассматриваемые обозначения содержат импликацию позиции субъекта-носителя традиции. Называя эти мотивы ментальнопсихологическими, автор принимает во внимание запечатленные во внутренней форме анализируемых слов представления об изменениях ментальности человека под воздействием психологических факторов. Логико-философским основанием такой трактовки выступает тезис о решающем значении восприятия человеком действительности для освоения им общего для членов данного социума общественного порядка. Намечаются перспективы дальнейших исследований обозначений обычая в мотивационном аспекте.
Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта № 14-04-00274 а «Вербальные репрезентации обычая в русском языке»
Ключевые слова: этнолингвистика; обычай; привычка; традиционный социум; вера; привыкнуть; верить; мотивационный анализ.
Лексические репрезентанты понятия «обычай» в русском литературном языке неоднократно становились предметом анализа в семантическом ключе. Уделялось внимание особенностям семантики слов русского литературного языка обычай, традиция, ритуал, закон, обыкновение, нрав и разграничению соответствующих понятий [Веснина, 2012; Глебкин, 1998; Доброниченко, 2013; Кравченко, 2009; Львов, 1975; Мустайоки и др., 2006; Сичинава, 2013; Трубачев, 2005; Чурсина, 2008; Шацкая, 2011 и др.]. Реже предметом изучения становится лексика русских народных говоров [Грицкевич и др., 2011]. Между тем накопленные диалектные материалы содержат значительно большее количество обозначений обычая (по нашим данным, полученным в ходе просмотра словарей и архивов, более 90 слов), чем русский литературный язык.
В отношении лексических множеств, как показывает уже сложившаяся исследовательская традиция, информативен ономасиологический подход. Посредством его выявляются релевантные для носителя языка связи между понятиями: «Мотивационные связи, существующие в языке, характеризуют структуру ментального мира, то, как человек (язык) категоризует мир» [Толстая, 2002, с. 119]; «Выбор производящих основ, с одной стороны, определяется ономасиологическими предпочтениями, отражающими в моделях мотивации связь этих понятий в картине мира этноса, а с другой стороны - ограничивается существующим в языке набором производящих корней / основ» [Варбот, 2007, с. 45].
Ономасиологический подход к материалу предполагает анализ внутренней формы слов как сохраняющей актуальную информацию о том, каким представляется носителю языка объект номинации, в данном случае - социальная норма, обычай. Мотивационный анализ собранного нами методом фронтального просмотра словарей
и картотек множества обозначений обычая позволил выявить ряд мотивов. Под мотивом понимается реконструируемый смысловой элемент, фиксирующий факт осмысления объекта номинации через апелляцию к представлениям о других объектах действительности. Такой анализ вскрывает семантическую связь между двумя словами, из которых одно является производящим, другое - производным.
В данной статье представлены такие обозначения обычая, которые позволили реконструировать ментально-психологиче-ские мотивы «приучаться», «привыкать», «(по)вадиться», «верить». Рассмотрение их вызвано тем, что, во-первых, мотив данной группы реализован во внутренней форме ключевого слова анализируемого нами лексического ряда - существительного обычай, а во-вторых, речь идет о наиболее древних смыслах из числа положенных в основу обозначений обычая. В частности, между корнями -ук-/-уч-/-вык-/-выч-/-обыч-, активно проявившими себя в русском лексикосемантическом поле обычая, существует тесная связь - этимологическое родство.
Мотивировочный признак «обвыкнуть, привыкнуть, свыкнуться». Слово обычай возводится к праслав. *оЬууса]'ь, трактуемому как суффиксальное образование от основы глагола *оЬууИ’1, а он, в свою очередь, от слабо засвидетельствованного в свободном виде глагола *ууЫ’1, соотносительного с глаголом *уукпдЫ [Фасмер, т. 3, с. 112; ЭССЯ, т. 31, с. 112-113, 117], ср. устар. и простореч. обыкать ‘привыкать’ [ССРЛЯ, т. 8, с. 576], др.-рус. обыкнутися ‘приучить себя к чему-л., приобрести привычку, обыкновение (делать что-л.)’; ‘освоиться, свыкнуться с чем-, кем-либо’ [СРЯ XI-XVII вв., вып. 12, с. 212], др.-рус. въжнуть ‘приобретать навыки, умение что-либо делать’ [СРЯ XI-XVII вв., вып. 3, с. 212], вьжнуть ‘получать к чему-либо привычку’ [СЦсРЯ, т. 1, с. 206] и др.
Если в русском литературном языке закрепились лишь такие слова этого ряда, как обычай, привычка, обыкновение, свычай (ср. также диал. свердл. привычка ‘обычай’ (Она снимат [=записывает] стару
привычку; Ведь это с ума сойдёшь, Катя, вот какая была зараза, привычка какая [о свадебных обычаях]) [ЭИС, вып. 3, с. 131]), то русские народные говоры дают значительно более разнообразную картину.
Ближе всего фактам литературного языка, однако морфологически отличны от них такие лексемы, как астрах., арх., сиб. обычая ‘обычай’ (Така обычая была - в пятницу да в субботу свадьба) [СРНГ, т. 22, с. 289], дон. обычая ‘обычай’ (Эта как вот раньше абы-чая была) [БТСДК, с. 332]. Отметим также структурную близость иван. обычка ‘принятый порядок, обычай’ [СРНГ, т. 22, с. 290] русскому литературному привычка.
Приведем также не имеющие аналогов в литературной разновидности русского языка дериваты от обычай: диал. [без указ. места] обычливый ‘со своим обычаем’ [СРНГ, т. 22, с. 290], южн. необычайный ‘такой, который не в обычае, не принят, не водится где-либо, неприличный’ [СРНГ, т. 21, с. 100], урал. заобъгчеть ‘войти в обычай’ (Ни в законе нашем не узаконено, ни в обычае нашем не за-обычено, чтобы женщина властвовала над мужчиной) [Малеча, т. 2, с. 57], забайкал. побычать ‘поступать, как положено по обычаю’ (По-бычать будем али по-новому? Ежли побычать, то старики придут сами, по-новому, то их звать придется) [СРНГ, т. 27, с. 213].
Очевидно, что современный носитель языка слабо осознает связь слова обычай со словами привычка, привыкнуть, но этимологически, как можно видеть, первичной была именно «психологическая» семантика индивидуального внутреннего изменения, действия: о бы -чай - объект, явление, к которому человек привык, «приучился», а не обучился выполнению какого-либо действия.
Для современного сознания более актуальна, конечно, связь обычая и обыкновения с категориями, обозначаемыми в языке при помощи адъективных единиц обыкновенный, обычный ‘всегда свойственный кому-, чему-либо’, ‘заурядный, ничем не выделяющийся’ [ССРЛЯ, т. 8, с. 577-578]. Семы ‘всегда’ и ‘все’ (последняя импли-
цитно лежит в основе второго значения: «не выделяющийся среди всех, такой, как все») входят в семантическое ядро слова обычай и его синонимов, то есть соответствующее понятие включает признаки долговременности существования и / или всеохватности. Однако время существования и распространенность явления - относительные категории, иначе говоря, обычай все-таки существовал не совсем всегда, и, безусловно, далеко не все его придерживаются, есть «нарушители», однако дело не в «проценте реального охвата» времени и людей каким-либо обычаем, а в представлении об этом носителей языка, в признании ими того, что социум характеризуется негласным единством (пусть не абсолютным) общего порядка дел, в уверенности людей в том, что какое-либо действие исполняется многими одинаково и долго («мне кажется, что все всегда так делают, и я привык к этому обычаю»). Именно поэтому в анализируемых названиях социального установления (обычая) подчеркиваются не объективные признаки долговременности его существования или всеобщности, а субъективный компонент значения - психологическая приверженность человека, его склонность к тому, чтобы воспроизводить те действия, события, которых придерживаются все, то есть привычка.
Литературному обыкновение соответствуют фиксируемые в диалектной речи варианты волог., курск, арх., калуж., урал., моск., ворон., тул., перм., свердл., иркут., перм. обнаконовёние, обнаковёние ‘обыкновение, обычай’ [СРНГ, т. 22, с. 141], дон. обнокновёние ‘обычай’ (Абнакнавения такая пад новый гот калотки халастым вязать) [БТСДК, с. 329].
К праслав. *оЬvуkъ/*оЬуука (производным от *оЬуукаИ, *оbvуkngti или оЬууИЧ) [ЭССЯ, т. 31, с. 117] восходят диал. [б/указ. м.] обык и обык ‘привычка; навык, уменье; обычай, обряд, обыкновенье, мода; нрав, норов, характер’ (На обыкъ есть перевыкъ) [Даль, т. II, с. 658], диал. обык и обьгк ‘обычай’ (арханг., ряз., тул., влад., яросл.), ‘навык, привычка’ (арханг., пек., ряз., перм.) [СРНГ, т. 22, с. 287]. Ср. также
ряз., влад. обнак ‘обыкновение, обычай, привычка’ (Всякая земля своим обнаком крепка; По обнаку) [СРНГ, т. 22, с. 141].
Среди других приставочных образований с тем же корнем в варианте -выч-(-вык-) обнаруживаются лексемы с префиксами с- (с учетом особенностей произношения и, следовательно, графической фиксации - з- и из-) и по-: южн., зап.-брян., смол., влад., сарат. свычай ‘обычай’ (Каков свычай, таков и обычай; Свычаи да обычаи промеж своих людей, а ум людской про весь мир) [СРНГ, т. 36, с. 331], том. свьічьи и обычьи ‘принятые порядки, привычки’ (А тунгузы... те так и оставили свое наречье, свычьи и обычьи) [СРНГ, т. 22, с. 289], южн., зап., брян., сев-двин., пск., помор. звьічай и звычай ‘обычай, обыкновение; привычка’ (Супротив нашего звычая не пойдешь. От стариков у нас этот звычай пошел) [СРНГ, т. 11, с. 224], урал. извьічай ‘обычай’ (Побывал царь Пётр Первый в иных землях, полюбились ему тамошние все манеры, извычаи и всякие заведения) [Малеча, т. 2, с. 116], север. повык, повьїка и повьічка ‘навык; обычай’ [СРНГ, т. 27, с. 270, 282], север. повыком ‘по обычаю’ [СРНГ, т. 27, с. 270].
Мотивировочный признак «(за)учить». В словарной статье, посвященной глаголу вьїкнуть, М. Фасмер указывает, что с этим гнездом этимологически соотносятся слова обычай, учить, наука [Фасмер, т. 1, с. 368]. В составленном нами ряду русских диалектных обозначений обычая присутствует дериват с приставкой за- и корнем -уч-: перм. заучка ‘обычай, привычка’ (У меня и нынче зауч-ка - капустны пироги стряпать) [СПГ, т. 1, с. 315]. Производящая основа заучить здесь означает не освоение способа готовки пирогов, а частоту и привычность приготовления этого блюда. Приведенный контекст включает обозначение индивидуальной привычки, а не социального установления, однако это не мешает предполагать возможность его употребления в качестве обозначения общей для нескольких или многих людей особенности быта. К тому же лексема в любом случае подтверждает связь между морфемами -ук/учи -вык-.
Мотивировочный признак «(по/на/из)вадить(ся)». Показательно, что слова повадиться, навадиться предлагаются в словаре В. И. Даля в качестве синонимов слова обыкнуть, включены в его дефиницию: обыкать, обыкнуть ‘при(на)выкать, взять привычку; на(по)вадиться, из(при)норовиться, приучиться к чему-либо’) [Даль, т. II, с. 658].
Существительные с корнем -вад- входят в ряд обозначений обычая: моск. повада ‘обычай, обыкновение’ (Это безумная повада: како купанье в рубашке) [СРНГ, т. 27, с. 213], уфим. извадка ‘обычай’ (Извадка така у нас) [СРНГ, т. 12, с. 99]. Думается, семантическим источником для значения ‘обычай, привычка’ здесь является значение ‘приучать / приучаться к чему-либо, приобретать привычку’, ср. диал. [б/указ. места] вадить ‘манить, привлекать, прикармливать, приваживать’ [Даль, т. I, с. 162], волог, вадиться ‘готовиться к чему-либо, собираться, приучаться, навыкать’ [Там же], курск., влад., волог, вадиться ‘привыкать постоянно, часто делать что-либо, приучаться к чему-либо’ [СРНГ, т. 4, с. 12], диал. [б/указ. места] вывадить, отвадить (кого) ‘отучить’ [Даль, т. I, с. 162] и др.
Мотивировочный признак «верить». Словом вера в русских народных говорах может обозначаться не только отношение человека к Богу или признание возможным какого-либо положения вещей, но и «бытовые обычаи», то есть правила, установления, организующие повседневную жизнь человека: арх. вера ‘обычай, привычка’ (У нас эта вэра нету, штобу дома запирать) [Зотов, 2010, с. 87], сиб., иркут.. якут., тобол., свердл., перм., казан., костром., волог., беломор., смол. вера ‘обычный, традиционный порядок’ (У них такая вера, чтоб непременно потчевать; - Отчего ты кланяешься, подавая воду? - У нас такая вера) [СРНГ, т. 4, с. 120], свердл. вера ‘обычай’ (Кавалеры, бросьте веру / Летом шапочки носить, / Кавалеры, бросьте веру / По две милочки любить - частушка) [ЭИС, вып. 3, с. 130], волог, вера ‘обычай’ (Кабы вера такая была) [Дилакторский, с. 77], яросл. вера ‘обычай’ [ЯОС, вып. 2, с. 54], мурман., волог, вера ‘обычай, традиция’
(Во всяком городе своя вера, говорят разное, обычаи разные; Ране веры не было в избах оклеивать) [СРГК, вып. 1, с. 172].
Правила, связанные с организацией повседневного существования человека, усваиваются добровольно и некритично из жизненной практики, составляют его личный опыт, детерминированный «своим» социумом (человек привыкает к определенному распорядку жизни, повторяющимся событиям, принимает на веру их нужность и не имеет повода усомниться в том, что возможно иное). Семантическое ответвление ‘обычай’ вполне объяснимо среди других значений слова вера, то есть согласуется с семантическим ядром этого полисеманта.
Его дериваты с приставками по- и за- также служат обозначениями правила, установления, соблюдаемого в быту.
Префиксальное образование с формантом по- известно литературной разновидности языка: литер. поверье ‘предание, основанное на суеверии, убеждении в существовании мистических связей между явлениями’ (Существующее в народе поверье, будто замеченный человеком гриб не вырастет, а завянет, по моим наблюдениям, совершенно несправедливо - С. Акс. Замеч. и наблюд. охотника; Поверье, что если раз не повезет, так не будет счастья до самого конца, оправдалось на мне самым блестящим образом - Мам.-Сиб. Горой) [ССРЛЯ, т. 10, с. 86]. Однако иллюстративные контексты, подтверждая точность дефиниции, наглядно показывают, что объект веры здесь имеет мистический характер. Диалектные же лексемы не содержат в своей семантике отсылок к сверхъестественным явлениям и связям, и в этом их принципиальное отличие от лексемы литературного языка: казан., нижегор., калуж., тул., смол., урал., вост.-казах., омск., новосиб., том., краснояр. поверье ‘обычай, заведенный порядок в чем-л., привычка’ [СРНГ, т. 27, с. 230], забайкал. павер и павер ‘уклад (жизни), обычай’ (Кто по поверу живет, а кто по рассудку) [СРНГ, т. 27, с. 226].
Другие префиксальные производные - с приставкой за- - фиксируются только в русских народных говорах: свердл. заверье ‘обыкно-
вение, обычай’ (Сейчас - где помолотили, там и ток. А раньше нет, этого заверья не было) [СРНГ, т. 9, с. 306], свердл. заверье ‘обычай’ (У нас много заверьев разных; Вот ведь како дурно заверье было; Бабка заверья все знала) [ЭИС, вып. 3, с. 130], ворон. заповерие ‘обычай; что-либо обычное, принятое’ (В старину было заповерие: ходить в гости всей семьей) [СРНГ, т. 10, с. 334].
В отношении появления значения ‘обычай’ у перечисленных слов показателен контекст Кто по поверу живет, а кто по рассудку (см. выше) [СРНГ, т. 27, с. 226], в котором вера противопоставляется рассудку. Здесь особенно явственно различие между нерассудочным следованием принятым нормам жизни, которые усвоены опытным путем, в повседневной практике, и свободным, выстраиваемым «по своему разуму» поведением.
Анализ иллюстративных контекстов указывает на то, что речь не идет об обычае как составляющей исключительно религиозных норм (хотя отдельные контексты не исключают того, что в них подразумевается поведение человека в соответствии с религиозным, например, старообрядческим, каноном).
Слова с корнем -вер- не обозначают ни обряд, ни индивидуальную привычку человека, в отличие, например, от слова обычай: У меня есть обычай пить чай поздним вечером или Обычай сватовства. В нашем распоряжении нет подобных контекстов со словом вера. Однако приведем здесь контекст, в котором слово вера можно было бы толковать как обозначение привычки: яросл. вера ‘желание, охота, намерение’ (У него веры нет, чтобы жене подсобить) [ЯОС, вып. 2, с. 54] («У него привычки / обычая нет помогать жене»). Между тем, в словаре, как мы видим, дается другое толкование, которое также приемлемо на фоне других фиксаций: арх., олон., север., сев.-двин., волог., костром. вера ‘желание, охота, намерение’ (Ему не вера пойти, не вера вставать с постели; У него есть вера к ученью; Мне вера есть жениться; У меня и веры не было по гостям ходить) [СРНГ, вып. 4, с. 119] и др. (В последнем контексте за отсутствием
сведений о коммуникативной ситуации, в которой была произнесена фраза, тоже спорно толкование слова вера: есть вероятность, что информант подразумевал: «У меня и привычки не было по гостям ходить»).
Итак, в записях диалектной речи субъект веры обычно множественный, сводимый к собирательному образу - поколение, община, жители одной деревни или местности. Лексема вера соотносится именно с «бытовым обычаем», то есть распорядком жизни, особенностями организации быта (традициями гощения, незапиранием домов, подготовкой места обмолота зерна, оклеиванием стен в избе) и т. д.
Во внутренней форме диал. вера ‘обычай’ и его дериватов с тем же значением запечатлен взгляд носителя языка на обычай как явление, детерминированное отношением к нему человека - доверием к привычному распорядку жизни, повседневному опыту вне его критического восприятия. Обратим внимание, что предложенная Ю. С. Степановым трактовка концепта веры как модели, включающей двух актантов (участников) и связь между ними («круговорот общения») [Степанов, 2004, с. 405], здесь неактуальна, так же, как и выдвинутая Бенвенистом в отношении понятия веры-религии идея договора между неравными сторонами, из которых одна требует повиновения от другой, обязуясь взамен исполнить обещаемое [Цит. по: Степанов, 2004, с. 403]. Смысловая модель веры как внутренней убежденности, которая сформировалась под влиянием привычных обстоятельств, существенно отличается от сходных в интерпретации веры (как взаимодействия актантов) моделей, разработанных Э. Бенвенистом, Ю. С. Степановым, тем, что включает единственный актант: здесь субъект веры - тот, кто на основе повседневного опыта, жизненной практики признает действительность «обычной нормой».
Ю. Д. Апресян на основании анализа словоупотреблений лексемы вера делает сходный вывод: «Вера не предполагает никакого внешнего источника истинной информации. Это ментальное состояние чело-
века, мотивированное не столько фактами, сколько имеющейся в его сознании цельной картиной мира, в которой предмет его веры просто не может не существовать» [Апресян, 1995, с. 48]. Обратим внимание, что вера квалифицируется как «ментальное состояние», базой для которого является «картина мира», то есть представление о мире, сложившееся естественным образом, без намеренного воздействия извне.
Подведем итоги сказанному.
Привлечение слов привыкнуть (обыкнуть), приучиться, повадиться, верить в качестве мотивирующих элементов для обозначений обычая или для слов, которые затем дали импульс к соответствующей семантической деривации, говорит о том, что обычай трак -туется средствами языка как феномен действительности, ставший привычным, принятый на веру и усвоенный («выученный») в силу практического опыта.
Называя эти мотивы ментально-психологическими, мы принимаем во внимание запечатленные во внутренней форме анализируемых слов представления об измене ниях ментально с ти человека под воздействием психологических факторов. Формулирование мотивов данной группы при помощи глаголов кажется наиболее верным: человек привык, «приучился», повадился, верит. Именно такие внутренние изменения в человеке имеют решающее значение для освоения им общего для членов данного социума общественного порядка. Интериоризация «внешних» правил основывается на конструировании в сознании человека картины своего социума с его обычаями.
Обычай предстает прежде всего психологическим конструктом. Под обычаем чаще всего понимается какое-либо действие человека -гощение, использование или неиспользование какого-либо предмета быта, выполнение хозяйственных работ, исполнение календарных и иных обрядов и т. д., но сами по себе факты действительности вне психологии их восприятия, обусловившей повторяемость, некритичное воспроизведение действий, не становятся обычаями.
Именно через снижение уровня рефлексии, критического отношения к происходящему в психологии определяется привыкание, а языковые данные, в свою очередь, фиксируют осмысление социальных установлений через привыкание и веру (обычай, свычай, повада, заверъе и проч.). Вера традиционно толкуется как некритическое восприятие действительности. Привычка определяется в психологическом словаре как «автоматизированное действие, выполнение которого в определенных условиях стало потребностью» [БПС, с. 367] и трактуется как отменяющая интеллектуальные усилия человека, поиск им мотива к выполнению действий: «П. формируется в процессе неоднократного выполнения действия на той стадии его освоения, когда при его исполнении уже не возникает к.-л. трудностей волевого или познавательного характера» [Там же].
Таким образом, обычай, как показывает мотивационный анализ его обозначений в русском языке, осознается в первую очередь как «то, к чему привык человек, чему он верит». На первом месте здесь психологическая характеристика восприятия события человеком. Обозначения с внутренней формой «привыкнуть», «повадиться», «верить» и под. содержат импликацию позиции субъекта-носителя традиции - того, кто наблюдает за обычаем и / или исполняет его.
Помимо ментально-психологических мотивов, в обозначениях обычая воплощены иные мотивы, например, онтологические «быть», «появиться», «вестись» (побыт, поява, заведенье и др.), организационно-регулятивные «вести», «править», «ходить» (право, правило, обиход) и др. Они также требуют системного осмысления и могут быть предметом дальнейших исследований.
Источники и принятые сокращения
1. БПС - Большой психологический словарь / [Н. Н. Авдеева и др.] ; под ред. Б. Г. Мещерякова, В. П. Зинченко. - 3-е изд., доп. и перераб. -Санкт-Петербург : Прайм-Еврознак, 2006. - 666 с.
2. БТСДК - Большой толковый словарь донского казачества / Ростов. гос. ун-т; Ф-т филологии и журналистики; Каф. общ. и сравнительн. язы-
кознания. - Москва і Русские словари і Астрель і Издательство АСТ, 2003. -608 с.
3. Даль - Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка ; в 4 томах I В. И. Даль. - Москва і Русский язык, 1981-1982.- Т. I-IV - (Репринт с изд.; Москва, 1880-1882).
4. Зотов Г. В. Словарь региональной лексики крайнего северо-востока России і около 6000 слов и выражений I Г. В. Зотов ; под ред. А. А. Соко-лянского. - Магадан і Изд-во СВГУ, 2010. - 539 с.
5. Малеча - Малеча Н. М. Словарь говоров уральских (яицких) казаков
I Н. М. Малеча. - Оренбург і Оренбургское книжное изд-во, 2002-2003. -Т. 1-4.
6. СПГ - Словарь пермских говоров I под ред. А. Н. Борисовой, К. Н. Прокошевой. - Пермь і Книжный мир, 2000-2002. - Вып. 1-2.
7. СРГК - Словарь русских говоров Карелии и сопредельных областей і в 6 выпусках I гл. ред. А. С. Герд. - Санкт-Петербург і Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 1994-2005. - Вып. 1-6.
8. СРНГ - Словарь русских народных говоров і в 44 томах I под ред. Ф. П. Филина, Ф. П. Сороколетова, С. А. Мызникова. - Москва ; Ленинград ; Санкт-Петербург і Наука, 1965-2011. - Вып. 1-44.
9. СРЯ XI-XVII - Словарь русского языка XI-XVII вв. - М. і Наука, 1975-2008. - Т. 1-28.
10. ССРЛЯ - Словарь современного русского литературного языка і в 17 томах. - Москва і Наука ; Ленинград і Издательство АН ССР, 19481965. - Т. 1-17.
11. СЦсРЯ - Словарь церковно-славянского и русского языка, составленный Вторым отделением Императорской Академии Наук і в 4 томах. - Санкт-Петербург і Типография Императорской Академии Наук, 1847. - Т. 1. - 1847. -415 с. - Т. 2. - 1847. - 471 с. - Т. 3. - 1847. - 491 с. - Т. 4. - 1847. - 487 с.
12. Фасмер - Фасмер М. Этимологический словарь русского языка і в 4 томах I Макс Фасмер; пер. с нем. и доп. О. Н. Трубачева. - Москва і Прогресс, 1986-1987. - Т. I-IV
13. ЭИС - Востриков О. В. Традиционная культура Урала і этноидео-графический словарь русских говоров Свердловской области і в пяти выпусках I О. В. Востриков. - Екатеринбург і Свердловский областной Дом фольклора ; Уральское литературное агентство, 2000. - Вып. 1 і Народный календарь. - 148 с. - Вып. 2і Народная свадьба. - 206 с. - Вып. 3 і Народная эстетика. Семья и родство. Обряды и обычаи. - 200 с. - Вып. 4 і Досуг (свободное от работы время, посиделки, гулянья, игры). - 161 с. - Вып. 5 і Магия и знахарство. Народная мифология. - 171 с.
14. ЭССЯ - Этимологический словарь славянских языков : праславян-ский лексический фонд / отв. ред. акад. О. Н. Трубачев. - Москва : Наука, 1974-2009. - Вып. 1-35.
15. ЯОС - Ярославский областной словарь. - Ярославль, 1981-1991. -Вып. 1-10.
Литература
1. Апресян Ю. Д. Проблема фактивности : знать и его синонимы / Ю. Д. Апресян // Вопросы языкознания. - 1995. - № 4. - С. 43-63.
2. Варбот Ж. Ж. Этимологические гнезда и лексико-семантические поля / Ж. Ж. Варбот // Русский язык : исторические судьбы и современность : III Междунар. конгр. исследователей русского языка (Москва, МГУ им. М. В. Ломоносова, филологический факультет, 20-23 марта 2007 г.) : труды и материалы / сост. М. Л. Ремнева, А. А. Поликарпов. - Москва : МАКС Пресс, 2007. - С. 45-46.
3. Веснина Г. Ю. Эволюция лексических средств выражения понятия «норма» в русском языке / Г. Ю. Веснина // Традиции и инновации в филологии XXI века: взгляд молодых ученых : материалы Всероссийской молодежной конференции / отв. ред. Т. А. Демешкина. - Томск: Изд-во Том. ун-та, 2012. - С. 87-89.
4. Глебкин В. В. Ритуал в советской культуре / В. В. Глебкин. - Москва : Янус-К, 1998. - 168 с.
5. Грицкевич Ю. Н. Концепт «МОДА» в диалектном дискурсе / Ю. Н. Грицкевич, В. Г. Новиков // Вестник Псковского госудасртвенного педагогического университета. - Серия «Социально-гуманитарные и пси-холого-педагогические науки». - Выпуск 15. - 2011. - С. 77-80.
6. Доброниченко Е. В. Функционально-семантические границы ритуального пространства : к вопросу об определении понятий / Е. В. Добро-ниченко // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. - 2013. - № 6 (81). - С. 7-12.
7. Кравченко А. В. О традициях, языкознании и когнитивном подходе / А. В. Кравченко // Горизонты современной лингвистики : Традиции и новаторство : сборник в честь Е. С. Кубряковой. - Москва : Языки славянских культур, 2009. - С. 51-66.
8. Львов А. С. Лексика Повести временных лет / А. С. Львов ; АН СССР, Институт русского языка. - Москва : Наука, 1975. - 368 с.
9. Мустайоки А. Какое оно, модное слово : к вопросу о параметрах языковой моды / А. Мустайоки, И. Т. Вепрева // Русский язык за рубежом. -2006. № 2. - С. 45-62.
10. Сичинава Н. Г. Слово «закон» в древности и сегодня [Электронный ресурс] I Н. Г. Сичинава II Язык и право: актуальные проблемы взаимодействия : сборник материалов конференции : ЮФУ, ноябрь, 2013. - Ростов-на-Дону, 2013. - URL : http:IIwww.ling-expert.ru/conferenceIlanglaw3/ sichinava_ng.html (дата обращения: 25.03.2014).
11. Степанов Ю. С. Константы : словарь русской культуры : словарь
I Ю. С. Степанов. - Изд. 3-е, испр. и доп. - Москва : Академ. проект, 2004. - 991 с.
12. Толстая С. М. Мотивационные семантические модели и картина мира I С. М. Толстая II Русский язык в научном освещении. - 2002. -№ 1 (3). - С. 112-127.
13. Трубачев О. Н. В поисках единства : взгляд филолога на проблему истоков Руси I О. Н. Трубачев ; Рос. акад. наук, Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. - 3-е изд., доп. - Москва : Наука, 2005. - 286 с.
14. Чурсина О. В. Лексикографические источники как один из способов экспликации концептов (на примере концепта «мода» в английском и русском языках) I О. В. Чурсина II Гуманитарные исследования. - 2008. -№ 3. - С. 71-77.
15. Шацкая Ж. Ю. Взаимодействие концептов «мода», «стиль» и «fashion», «style» в русской и английской картинах мира I Ж. Ю. Шацкая
II Казанская наука. - 2011. - № 3. - С. 103-105.
© Леонтьева Татьяна Валерьевна (2014), кандидат филологических наук, доцент, доцент кафедры русского языка и культуры речи, ФГАОУ ВПО «Российский государственный профессионально-педагогический университет» (Екатеринбург), [email protected].
