Научная статья на тему 'Субъективно-оценочные мотивы в русских обозначениях обычая'

Субъективно-оценочные мотивы в русских обозначениях обычая Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
166
38
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ЭТНОЛИНГВИСТИКА / СЕМАНТИКА / РУССКИЕ НАРОДНЫЕ ГОВОРЫ / ОБЫЧАЙ / ТРАДИЦИЯ / ОБРЯД / ETHNOLINGUISTICS / SEMANTICS / RUSSIAN DIALECTS / CUSTOM / RITUAL / TRADITIONS

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Леонтьева Татьяна Валерьевна

Рассматриваются лексические репрезентанты понятия «обычай» в русских народных говорах и общенародном языке. Работа выполнена в рамках ономасиологического подхода. Характеризуется одна группа мотивов, выявляемая в русских обозначениях обычая, субъективно-оценочные мотивы. Носители русского языка обращаются к производящим основам нрав, прихотовать, привередничать, притворяться, загудать, чудо. Образованные от них наименования обычая принадлежат оценочной лексике и рисуют «необычный обычай, странную особенность быта». Может казаться, что восприятие обычая как причуды, странности противоречит сути феномена, выступившего объектом номинации. В сущности же подобные номинации актуализируют такую характеристику обычая, как его специфичность, своеобразие, закрепленность за определенным временем и местом. Оценка обычая как странного явления может быть обусловлена, с одной стороны, осознанием контраста между особенностями быта, характерными для разных человеческих сообществ (жителей разных деревень, регионов), с другой стороны забвением основ крестьянского быта, дистанцированием от традиционного общества и изменениями в быту. Слова, представляющие анализируемую мотивационную модель, принадлежат преимущественно русским народным говорам. Выделено три варианта субъективно-оценочных смыслов, актуализированных во внутренней форме слов: мотивы специфичности, выдуманности, причудливости.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Subjective-Evaluative Motives in Russian Designations for Custom

Lexical representations of the concept “custom” in Russian dialects and national language are considered. The work is carried out under onomasiological approach. The group of motives revealed in Russian notations for custom is characterised, namely the subjective-evaluative motives. Russian speakers apply for basic stems such as нрав ‘character’, прихотовать ‘to have whims’, привередничать ‘be hard to please’, притворяться ‘to feign’, загудать ‘to drone’, чудо ‘miracle’. Designations for custom derived from them belong to evaluative lexis and represent “an unusual custom, strange feature of everyday life”. It may seem that the perception of custom as whim and oddity contradicts the nature of the phenomenon that is the subject of nomination. In reality, such nominations actualise such a characteristic of the custom as its specificity, originality, adopting by particular time and place. Assessment of custom as strange phenomenon may be determined, on the one hand, by awareness of the contrast between the features of everyday life typical to different human communities (residents of different villages, regions), on the other hand, by forgetting the basics of peasant life, distancing from traditional society and changes in everyday life. The words representing analysed motivational model belong mainly to Russian dialects. Three variants of subjective-evaluative senses actualised in the internal form of words are distinguished: specificity motives, making up motives, quaintness motives.

Текст научной работы на тему «Субъективно-оценочные мотивы в русских обозначениях обычая»

Леонтьева Т. В. Субъективно-оценочные мотивы в русских обозначениях обычая / Т. В. Леонтьева // Научный диалог. — 2014. — № 12 (36) : Филология. — С. 73—82.

УДК 811.161.1'37:391/398

Субъективно-оценочные мотивы в русских обозначениях обычая*

Т. В. Леонтьева

Рассматриваются лексические репрезентанты понятия «обычай» в русских народных говорах и общенародном языке. Работа выполнена в рамках ономасиологического подхода. Характеризуется одна группа мотивов, выявляемая в русских обозначениях обычая, - субъективно-оценочные мотивы. Носители русского языка обращаются к производящим основам нрав, прихотовать, привередничать, притворяться, загудать, чудо. Образованные от них наименования обычая принадлежат оценочной лексике и рисуют «необычный обычай, странную особенность быта». Может казаться, что восприятие обычая как причуды, странности противоречит сути феномена, выступившего объектом номинации. В сущности же подобные номинации актуализируют такую характеристику обычая, как его специфичность, своеобразие, закрепленность за определенным временем и местом. Оценка обычая как странного явления может быть обусловлена, с одной стороны, осознанием контраста между особенностями быта, характерными для разных человеческих сообществ (жителей разных деревень, регионов), с другой стороны — забвением основ крестьянского быта, дистанцированием от традиционного общества и изменениями в быту. Слова, представляющие анализируемую мотивацион-ную модель, принадлежат преимущественно русским народным говорам. Выделено три варианта субъективно-оценочных смыслов, актуализированных во внутренней форме слов: мотивы специфичности, выдуманности, причудливости.

Ключевые слова: этнолингвистика; семантика; русские народные говоры; обычай; традиция; обряд.

Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта № 14-04-00274 а «Вербальные репрезентации обычая в русском языке».

1. Вводные замечания

В русском языке функционирует множество слов со значением 'обычай': литер. обычай, обыкновение, обряд, традиция, нравы, смол. повод 'заведенный порядок; обычай' (Ведется такей повод) [СРНГ, вып. 27, с. 248], карел. покон 'обычай, традиция' (Все знают, какой был покон, как раньше жили) [СРГК, т. 5, с. 44], ворон., перм. заправа 'обычай, привычка' (Уж здесь в этом селе издавна такая заправа: бабы ходят с кичками и в поневах; У нас не было такой заправы, чтобы вечером девок пускать — гулять) [СРНГ, вып. 10, с. 351], пск. нация 'обычай, обыкновение' (У нас такая нацыя: девушка далжна кравать купить, шкаф) [ПОС, т. 20, с. 411], волог. поредня 'домашнее хозяйство, распоряжение и обычаи' [Дилакторский, с. 391] и т. д. Слова этой тематической группы весьма любопытны в отношении мотивации, однако на данный момент их описанию уделено недостаточно внимания, несмотря на то что отдельные слова оказывались предметом научного описания [Грицкевич и др., 2011; Колесов, 1986, с. 124-130; Мустайоки и др., 2006; Степанов, 2004, с. 591-620; Фе-дяева, 2010; Чурсина, 2008; Шацкая, 2006 и др.]. Исследование этой лексики в ономасиологическом аспекте позволяет выявить четыре группы регулярно реализующихся в ней мотивов: ментально-психологические (подробнее о них см. [Леонтьева, 2014]), нормативно-регулятивные, онтологические и субъективно-оценочные. В данной статье мы остановимся на актуальных для народной трактовки обычая мотивах, которые можно назвать субъективно-оценочными.

Восприятие обычая как причуды, странности, может показаться, противоречит сути феномена, выступившего объектом номинации. Носители русского языка обращаются к производящим основам нрав, прихотовать, привередничать, притворяться, загудать, чудо. Образованные от них наименования обычая принадлежат оценочной лексике и рисуют «необычный обычай, странную особенность быта». В сущности же подобные номинации актуализируют такую характеристику обычая, как его специфичность, своеобразие, закрепленность

за определенным временем и местом. Оценка обычая как странного явления может быть обусловлена, с одной стороны, осознанием контраста между особенностями быта, характерными для разных человеческих сообществ (жителей разных деревень, регионов), с другой стороны — забвением основ крестьянского быта, дистанцированием от традиционного общества и изменениями в быту. В этих условиях особенности организации быта в прошлом, а тем более обрядовые действия начинают критически оцениваться с позиций изменившейся действительности, становятся непонятными, кажутся результатом странной выдумки, блажью, чудачеством, сумасбродством.

2. Мотив характерности, своеобразия в обозначениях обычая

Номинатор обращается к производящей основе нрав. Поскольку слова нрав, норов являются прежде всего индивидуальными характеристиками человека или животного, можно предполагать, что употребление этих лексем применительно к социальным общностям объясняется восприятием таких сообществ как имеющих отличительные черты, «характеры». Идентифицирующий потенциал обычая, идея его уникальности выходит здесь на первый план: пск., твер. поноров и поноров 'обычай, нрав' [СРНГ, вып. 29, с. 267], свердл. поноров 'обычай' (Поноров-то прежде лучше был) [ЭИС, вып. 3, с. 131], смол. норот 'обычай, привычка' (Что город — то норот) [СРНГ, вып. 21, с. 284], свердл. норок 'обычай' (Где какой город, там такой и норок [поговорка]) [ЭИС, вып. 3, с. 131]. В костром. обонравый 'относящийся к разным традиционно установленным правилам, привычкам, порядкам' (Мудрено да мудренеконько Жить во чужих людях... Надо мне, младехоньке, Два ума, два и разума, Два обычая обонравые) [СРНГ, вып. 22, с. 170] подразумевается несходство обычаев разных семей.

Обратим внимание, что в качестве обозначения обычая выступает обычно полногласная форма. На это указывает и А. С. Львов, который приводит свои наблюдения над различиями в использовании

слов нрав и норов в тексте летописи и особенностями его представления в словаре И. Срезневского: «В значении 'обычай' употреблено всего один раз норовы <...> Это слово обычно употреблено в неполногласной форме в разных значениях: 1) 'привычка' <...>, 2) 'характер' <...>, 3) 'образ действия' <...>. И. Срезневский привел довольно много примеров в словарных статьях норовъ в основном на значение 'обычай', а нравъ в различных значениях. По-видимому, восточнославянское норовъ было в основном однозначно, а ст.-сл. нравъ поли-семантично» [Львов, 1975, с. 40-41].

3. Мотив выдумки, затеи, желания

Обозначения обычая образуются от глаголов прихотовать, привередничать, притворять, загудать, которые способны в русских говорах выражать смысл 'затевать, придумывать'.

Производящая основа прихотЕТь / прихотовать. Среди диалектных слов, являющихся продолжениями глагола хотеть, присутствует обозначение обычая: волог., карел. прихоть 'обычай, правило' (Кжениху приедет [невеста], так разны приговоры были, матица толстуха, говорит, чтоб меня в доме любили. Разных прихотей было, но не было так, что женился и разженился) [СРГК, т. 5, с. 224].

Прихоть в первичном значении - желание, которое есть проявление нрава человека: прихоть 'неразумное желание, прихоть' (Да онъ же, архимаритъ... велитъ про свою прихоть пиво варит безпре-стани) [СРЯ XI—XVII, вып. 20, с. 71], прихоть 'капризное, вздорное желание, надуманная потребность, причуда' (Его болтовне, капризам и прихотям нет конца) [ССРЛЯ, т. 11, с. 859]. В говорах оно может приобретать и другие смыслы, чаще всего из лексико-семантической области «Пища»: прихоть 'аппетит' (мурман., волог.), 'лакомство' (карел.), 'дополнительные продукты' (арх.) [СРГК, т. 5, с. 224] и др.

Глаголы этого этимолого-словообразовательного гнезда, имеющие приставку при-, вышли из употребления и отсутствуют в словарях современного русского языка, сохранившись только в русских

народных говорах. Глаголы называют не только внезапно возникшее у человека желание съесть что-либо вкусное, но и любую причуду, задумку, намерение предпринять что-либо неожиданное: прихотеть 'придумать' (Прихотит, чёго б ему поесъ) [НОС, с. 959], ленингр. прихотовать 'хотеть любимой еды' [СРГК, т. 5, с. 224], прихотничать, прихотовать 'быть прихотником, поноравливать себе во всем, выдумывать, выгадывать всячину по нраву и причудам своим; затейничать, причудничать, привередничать или вздорно желать, разбирать и требовать лишнего, в угоду себе' (Больная стала оправляться, уж прихотует, заприхотоваламедку; Дай боли волю, станет прихотничать) [Даль, т. III, с. 471] и др. Ср. другое однокоренное суффиксальное отглагольное образование: прихотование 'желание' (Инака прихотования створиша богоугодна) [СРЯ XI—XVII, вып. 20, с. 71]. В приведенном контексте подразумевается «непищевое» намерение. Таким образом, возникновение у слова прихоть значения 'обычай' можно объяснить актуализацией мотива «затевать, придумывать».

Производящая основа привередничать. Смыслы «затея, выдумка» лежат и в основе орл. привередня 'обычай, традиция' [СРНГ, вып. 31, с. 132]. Неслучайно в приведенной ранее дефиниции слов прихотничать, прихотовать, составленной В. И. Далем, в качестве синонима предлагается глагол привередничать. В свою очередь однокоренные последнему глаголу лексемы толкуются через слово прихоть: разг. привередливый 'слишком разборчивый, с прихотями, придирками, капризами' и привередничать 'проявлять привередливость, прихоти; капризничать' [ССРЛЯ, т. 11, с. 362], арх. привередь 'прихоть, привередливость' [СРНГ, вып. 31, с. 132].

Лексические факты с корнем -веред- могут обозначать неординарное, своенравное поведение человека: южн., курск. привередовать, тул. приверетничать 'привередничать' [СРНГ, вып. 31, с. 132—133], южн. привереди 'капризы' [Пискунов, с. 210], симб., моск., влад. привереды 'причуды, капризы, привередливость' (Уж привереды ваши слушать не хочется) [Там же] и др.

Производящая основа притворять. Через призму мотивировочного признака «придумывать, затевать» следует трактовать также арх. притворка 'примета; обычай' (У нас ведь много этой притворки есть) [СРГК, т. 5, с. 212] (ср. также онеж. притворенный 'связанный со старинными обычаями' (Куда уедешь-то, скажи девушкам слово како притворено) [Там же]).

Лексические факты с корнем -твор- служат обозначениями вымысла, придумывания: притворити 'выдумать, измыслить' (Вину себе притворивъ какову убо [любо], исхождаше исъ церкви и шедъ спаше; ...Яко есть нечто небытное и от нашего ума притвореное) [СРЯ XI—XVII, вып. 20, с. 51], сиб. притворять 'делать что-либо необычное, из ряда вон выходящее' (Сусед всегда в шутках, чо-нибудь да притворит), 'придумывать; вымышлять' (Раньше-то, бывало, в кинах рассказывали про войну — да я-то так расплакалась. Теперь я поняла: ай, это притворяют они всё) [СРГС, т. 4, с. 16], юж.-урал. притворить 'вытворить, натворить' (Всё-всё притворит, такой он у меня кизышный) [Малеча, т. 3, с. 406], калуж., дон., юж.-урал., новосиб. притворять 'придумывать, сочинять, делать что-либо, стараясь рассмешить, вытворять' (Все пела да плясала, людей притворяла, смешно) [СРНГ, вып. 32, с. 12], онеж. притворять 'смешить, развлекать' (Все пела да плясала, людей притворяла, смешно) [СРГК, т. 5, с. 212], дон. притворить 'насмешить' [БТСДК, с. 426], мурман. притворь 'несерьезное, шутливое поведение' [СРГК, т. 5, с. 212], ворон., сарат. притвор 'притворство, уловка, каприз' [СРНГ, вып. 32, с. 11] и т. д.

И вновь обратим внимание на дефиниции. Так, в толкования диалектных фиксаций с корнем -твор- включено слово привередливый: новг. притворный 'привередливый' (Инкубаторские куры — оны притворные, нужно тепло, свет, а русские они выносливые) [СРГК, т. 5, с. 212], новг. притворный 'привередливый' (Поросенок притворный, не всё ест) [НОС, с. 956]. Очевидно, что перед нами гнезда слов, между которыми можно наблюдать семантические параллели.

Производящая основа злгудлть. Общая для нескольких последних анализируемых слов идея выдумки, затеи находит воплощение и в свердл. загуды 'обычай' (Все загуды делали эти вот; Так пословица говорится: все загуды изделали) [ЭИС, вып. 3, с. 130]. В отличие от ранее рассмотренных случаев, смысл 'шутка, затея' появился у этого слова, вероятнее всего, на базе лексики, описывающей обрядовое поведение: моск. загудка 'забавная выходка, проделка, шутка' (На Рождество приходили ряженые, входили в дом с какими-нибудь загудками, смешили; Она бабка веселая, загудок много знает) [СРНГ, вып. 10, с. 34], олон. загудывать 'быть в веселом расположении духа, плясать и петь' (Эх, загудили сегодни робята! Загудывайте, молодцы) [Там же, с. 35], костром. загудать 'затевать, придумывать' (Что ты еще тамо-ка загудаешь?) [Там же, с. 34] и др.

Итак, внутренняя форма диалектных слов прихоть, привередня, притворка и загуды, реализующая мотив «затея, причуда», представляет обычай явлением незаурядным, оригинальным, своеобразным — отчасти в силу непонятности и забвения в современных условиях.

4. Мотив причудливости, странности, вызывающей удивление

Производящая основа чудо. Неодобрительная оценка обычая выражается посредством привлечения производящей основы чудо: но-восиб. чудородие 'плохой, старый обычай' [СРГС, т. 5, с. 305]. К описанию хозяйственного обычая отсылает и контекст к том. чудовина 'чудо' (Это же чудовина — на конях молотили) [Там же], несмотря на то, что дефиниция не содержит упоминания обычая. В некотором смысле «дискриминирует» обычай и именование части свадебного обычая шуткой: новосиб. чудо 'шутка' (Жених выкупает, жених деньги плотит, ну всё это, конечно, было чудо) [СРГС, т. 5, с. 305].

Семантический спектр слова чудо и его дериватов в русских говорах примечателен тем, что в нем представлены смыслы 'вызывающий удивление' и 'не такой, как сейчас; уходящий': чудо 'удивление', чуду быти 'быть предметом удивления' [Срезн., т. 3, с. 1548], краснояр. чу-

дачный 'не такой, как сейчас' (Раньше одежда чудашная была), алт. чудесный 'странный, чудной' (А она чудесная у нас), кемер. чудь 'нечто вызывающее удивление' [СРГС, т. 5, с. 304—305] и др. Соответственно, обычай трактуется как удивительное, чудное, странное явление.

Относительно структуры слова чудородие, представляющего собой композит, можно предложить интерпретацию «уродившийся чудным», которая подтверждается словом чудород 'чудодей, чудак' [Даль, т. IV, с. 631].

5. Выводы

Итак, производящие основы нрав, прихотовать, привередничать, притворяться, загудать, чудо, реализующие субъективно-оценочные мотивы, свидетельствуют об осознании носителем языка своеобразия обычаев, их странности, которая становится заметной при сравнении с обычаями других времен или социальных сообществ.

Слова, представляющие анализируемую мотивационную модель 'причуда, чудо' ^ 'обычай', принадлежат преимущественно русским народным говорам, то есть модель реализуется за пределами литературного языка. Выделено три варианта субъективно-оценочных смыслов, актуализированных во внутренней форме слов: мотивы специфичности, выдуманности, причудливости. Лексемы (прихоть, чудородие и под.) наделены оценочными коннотациями, однако, как показывают наблюдения над иллюстративными контекстами, в разговорном дискурсе иронический подтекст иногда вовсе отсутствует.

Литература

1. БТСДК — Большой толковый словарь донского казачества / Ростов. гос. ун-т ; ф-т филологии и журналистики ; каф. общ. и сравнительн. языкознания. — Москва : Русские словари : Астрель : АСТ, 2003. — 608 с.

2. Даль — Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 томах / В. И. Даль. — Москва : Русский язык, 1981—1982. — Т. I— IV — (Репринт с изд. : Москва, 1880—1882).

3. Дилакторский — Дилакторский П. А. Словарь областного вологодского наречия в его бытовом и этнографическом применении / П. А. Ди-

лакторский. — Вологда, 1902. — (Рукоп. Института русского языка АН СССР).

4. Малеча — Малеча Н. М. Словарь говоров уральских (яицких) казаков / Н. М. Малеча. — Оренбург : Оренбургское книжное изд-во, 2002— 2003. — Т. 1—4.

5. НОС — Новгородский областной словарь / отв. ред. В. П. Строго-ва. — Новгород : Изд-во Новгородского государственного педагогического института, 1992—2000. — Вып. 1—13.

6. Пискунов — Словарь живаго народнаго, письменнаго и актоваго языка русскихъ южанъ Россшской и Австро-Венгерской Имперш / составитель Ф. Пискунов. — Изд. 2-е, испр. — Юевъ : Типография Е. Я. Федорова, 1882. — 310 с.

7. ПОС — Псковский областной словарь с историческими данными. — Ленинград : Изд-во Ленинградского ун-та, 1967—2008. — Вып. 1—20.

8. СРГК — Словарь русских говоров Карелии и сопредельных областей : в 6 выпусках / гл. ред. А. С. Герд. — Санкт-Петербург : Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 1994—2005. — Вып. 1—6.

9. СРГС — Словарь русских говоров Сибири: в 5 томах / под ред. А. И. Федорова. — Новосибирск : Наука. Сиб. предприятие РАН, 1999— 2006. — Т. 1—5.

10. СРНГ — Словарь русских народных говоров : в 44 томах / под ред. Ф. П. Филина, Ф. П. Сороколетова, С. А. Мызникова. — Москва ; Ленинград ; Санкт-Петербург : Наука, 1965—2011. — Вып. 1—44.

11. СРЯ XI—XVII — Словарь русского языка XI—XVII вв. — Москва, Наука, 1975—2008. — Т. 1—28.

12. ССРЛЯ — Словарь современного русского литературного языка : в 17 томах. — Москва : Наука ; Ленинград : Издательство АН ССР, 19481965. — Т. 1—17.

13. Срезн. — Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам : в 3 томах / И. И. Срезневский. — Санкт-Петербург : Типография Императорской Академии Наук, 1893— 1912. — Т. !—Ш.

14. ЭИС — Востриков О. В. Традиционная культура Урала : этноиде-ографический словарь русских говоров Свердловской области : в пяти выпусках / О. В. Востриков. — Екатеринбург : Свердловский областной Дом фольклора ; Уральское литературное агентство, 2000. — Вып. 1 : Народный календарь. — 148 с. — Вып. 2 : Народная свадьба. — 206 с. — Вып. 3 : Народная эстетика. Семья и родство. Обряды и обычаи. — 200 с. — Вып. 4 : Досуг (свободное от работы время, посиделки, гулянья, игры). — 161 с.

Литература

1. ГрицкевичЮ. Н. Концепт МОДА в диалектном дискурсе / Ю. Н. Гриц-кевич, В. Г. Новиков // Вестник Псковского госудасртвенного педагогического университета. — Серия «Социально-гуманитарные и психолого-педагогические науки». — Выпуск 15. — 2011. — С. 77—80.

2. Колесов В. В. Мир человека в слове Древней Руси / В. В. Колесов ; Ленингр. гос. ун-т. — Ленинград : Изд-во ЛГУ, 1986. — 312 с.

3. Леонтьева Т. В. Ментально-психологические мотивы в русских обозначениях обычая / Т. В. Леонтьева // Научный диалог. — 2014. — № 4 (28) : Филология. — С. 42—56.

4. Львов А. С. Лексика Повести временных лет / А. С. Львов ; АН СССР, Институт русского языка. — Москва : Наука, 1975. — 368 с.

5. Мустайоки А. Какое оно, модное слово : к вопросу о параметрах языковой моды / А. Мустайоки, И. Т. Вепрева // Русский язык за рубежом. — 2006. — № 2. — С. 45—62.

6. Степанов Ю. С. Константы : словарь русской культуры : словарь / Ю. С. Степанов. — Изд. 3-е, испр. и доп. — Москва : Академ. проект, 2004. — 991 с.

7. Федяева Н. Д. Семантика нормы в русском языке: функциональный, категориальный, лингвокультурологический аспекты: автореферат диссертации ... доктора филологических наук : 10.02.01 / Н. Д. Федяева. — Барнаул, 2010. — 33 с.

8. Чурсина О. В. Лексикографические источники как один из способов экспликации концептов (на примере концепта «мода» в английском и русском языках) / О. В. Чурсина // Гуманитарные исследования. — 2008. — № 3. — С. 71—77.

9. Шацкая М. Ф. Обычай — обыкновение — международное право / М. Ф. Шацкая // Русская речь. — 2006. — № 4. — С. 86—89.

© Леонтьева Татьяна Валерьевна (2014), кандидат филологических наук, доцент, доцент кафедры русского и иностранных языков, ФГАОУ ВПО «Российский государственный профессионально-педагогический университет» (Екатеринбург), leotany@mail.ru.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.