МЕХАНИЗМЫ ПЕРЕДАЧИ СОЦИАЛЬНОЙ ПАМЯТИ Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»

Кальней М.С.

к.филос.н., доцент, Московский государственный институт электронной техники

marina.kalnej@yandex.ru

МЕХАНИЗМЫ ПЕРЕДАЧИ СОЦИАЛЬНОЙ ПАМЯТИ

Ключевые слова: социальная память, социальное знание, идеология, социум, объективность, законы.

В процессах сохранения культурной идентичности и информационного развития социума существенное значение имеют механизмы социальной памяти. Если для высокоразвитого животного выбор варианта поведения, предвидение возможных последствий совершенного действия, оценка действий определяется инстинктами, генетической памятью, приобретенными рефлексами, то человек, обладая сознанием, имеет возможность выйти за пределы биологически обусловленных границ поведения. Это обстоятельство делает поведение человека менее предсказуемым, чем поведение высокоразвитого животного, но оно же делает для самого человека непредсказуемыми последствия принятых им решений. Общеизвестен механизм самореализующихся и самоопровергающихся пророчеств, когда сам факт ожидания события либо провоцирует наступление события, либо препятствует его осуществлению. Иными словами, сама способность человеческого сознания к предвидению возможных личных и социальных последствий поведения делает непредсказуемыми результаты поведения человека.

Помимо этого, наличие морально-нравственных чувств, характерных только для человека, означает, что поведение человека мотивируется внебиологическими факторами. Поведение любой особи животного мира направлено прежде всего на сохранение и выживание, а, следовательно, генетическая память и рефлексы способствуют закреплению такого поведения, которое способствует биологическому выживанию. Поведение же человека мотивируется морально-нравственными чувствами, несводимыми к природным инстинктам, что и вызывает потребность в осознании того, что выбранное поведение соответствует нравственным нормам и будет вознаграждено успехом.

Таким образом, способность человека к субъективному отражению объективного мира порождает потребность в системе передачи знаний об окружающем мире и закономерностях его развития для того, чтобы иметь критерии выбора поведения из различных вариантов. Эта система и представляет собой социальную память как неотъемлемую часть мировоззрения на всех стадиях исторического развития.

Мифологическое мышление как исторически первый тип мировоззрения основывалось на представлении об единстве природного и социального. Одно из характерных свойств такого мышления раскрыл Дж. Фрэзер в труде «Золотая ветвь»: «колдун уверен, что принципы, находящие практическое применение в его искусстве, управляют также неживой природой. Другими словами, он допускает, что законы подобия и соприкосновения распространяются не только на человеческие действия, но имеют всеобщее применение»1.

Следовательно, знание магических практик воздействия на природные объекты позволяет направить развитие событий таким образом, чтобы обеспечить желаемый результат предпринятых действий. При этом миф как система предписаний и запретов составляет исторически первую форму морального сознания. Учитывая такую функцию мифа как передача социального опыта между поколениями, можно прийти к выводу о том, что в первобытном обществе инстинктивно-генетические программы, определяющие поведение человека, были вытеснены мифологическим мышлением как механизмом социальной памяти. Этот тип мышления передавал социальный опыт между поколениями, формировал ценностную картину мира, создавал систему запретов и предписаний поведения. В целом это способствовало развитию представлений о том, что следование предписанным мифом ритуалам и практикам, соблюдение табу обеспечит то поведение, которое будет вознаграждено успехом совершенных действий.

Дальнейшее развитие общества, усложнение социальной структуры способствовало переходу к религиозному мировоззрению. Общеизвестно, что одним из факторов возникновения религии было возрастающее социальное расслоение и социальная несправедливость как его последствие. Столь же хорошо известно и то, что религиозное сознание связывает вознаграждение желаемого поведения главным образом со сферой потустороннего бытия. Этот взгляд выразил Блаженный Августин: «Но есть довольно большое различие в том, как пользуются люди тем, что называется счастьем, или тем, что - несчастьем. Ибо добрый ни временными благами не превозносится, ни временным злом не сокрушается; а злой потому и казнится этого рода несчастьем, что от счастья портится. Впрочем, Бог часто обнаруживает с большей очевидностью действие Свое в распределении и этого рода предметов. Ибо, если бы всякий грех был в настоящее время наказуем очевидным образом, можно было бы подумать, что для последнего суда не остается ничего; и наоборот, если бы Божество в жизни не наказывало открыто никакого греха, подумали бы, что божественного провидения нет вовсе. Так же точно и в отношении к счастью: если бы Бог с очевиднейшей щедростью не давал его некоторым просящим, мы сказали бы, что оно зависит не от Него; а если бы давал всем просящим, подумали бы, что

1 Фрэзер Дж. Золотая ветвь: Исследование магии и религии. - М., 2006. - С. 21.

492

Ему только из-за таких наград и следует служить; служение же такое сделало бы нас не благочестивыми, а корыстолюбивыми и жадными»1.

Таким образом, для религиозного мировоззрения неотъемлемы представления о том, что законы существования окружающего мира обеспечивают вознаграждение праведного поведения. Иными словами, социальная память существует как религиозно-мистическая форма передачи опыта между поколениями, описания окружающего мира, предписание поведения и обещание вознаграждения за праведное поведение.

Очевиден тот факт, что религиозное мировоззрение, сформировавшееся в условиях социального неравенства, воспринималось не столько как объективная система знаний о мире, сколько как совокупность взглядов и представлений, отражающая интересы одних социальных групп в ущерб другим. Вследствие этого по мере нарастания секуляризации общества возникли представления о необходимости такой системы представлений о мире, которая отражала бы его объективные свойства. Механицизм Нового времени с его противопоставлением науки как рационального знания религии как иррациональным представлениям о мире породил идею гражданской религии. Эту идею отразил Ж.-Ж. Руссо: «Существует, следовательно, исповедание веры чисто гражданское, статьи которого надлежит устанавливать суверену; и не в качестве догматов религии, но как правило общежития, без которых невозможно быть ни добрым гражданином, ни верным подданным. Не будучи в состоянии обязать кого бы то ни было в них верить, он может изгнать из Государства всякого, кто в них не верит, причем не как нечестивца, а как человека, неспособного жить в обществе, как человека, неспособного искренне любить законы, справедливость и жертвовать в случае необходимости жизнью во имя долга. Если же кто-либо, признав уже публично эти догматы, ведет себя, как если бы он в них не верил, пусть он будет наказан смертью; он совершил наибольшее из преступлений: он солгал перед законами»2.

Обращает на себя внимание содержательное сходство представлений французского мыслителя о гражданской религии с феноменом политической идеологии. Политическая идеология утверждается государством и охраняется силой репрессивного аппарата государства. Целью политической идеологии является обеспечение желаемого поведения граждан. При этом очевидно вознаграждение желаемого поведения граждан в обществе успехом и признанием со стороны общества. Следовательно, по мере секуляризации общества религия как форма мировоззрения начала вытесняться политической идеологией как совокупностью представлений о мире, из которой устранены сверхъестественные представления, которая определяет базовые для общества ценности и обещает вознаграждение за следование установленным социальным нормам.

В связи с этим следует отметить, что, хотя гражданская религия и устанавливается силой государства, деизм Нового времени и Просвещения предполагал естественный порядок вещей, следование которому обеспечивает разумное и справедливое устройство общества и служит мировоззренческой основой для положений гражданской религии. Однако сам факт установления и охраны системы взглядов государственным репрессивным аппаратом с неизбежностью предполагает, что в этой системе взглядов отражаются интересы господствующих социальных групп. В результате идеал объективного социального знания как механизма передачи социальной памяти и определения критериев желаемого поведения принял форму общественных наук. Целью этой новой формы знания было раскрытие объективных законов социального устройства, знание которых позволит сделать выбор такого поведения, которое будет вознаграждено успешным результатом совершенного действия. При этом объективность социальных законов, подобная объективности законов в точных науках, делает социальное знание независимым от интересов социальных групп.

В рамках этих представлений зародилось материалистическое понимание истории. Обосновывая этот подход к истории, Ф. Энгельс указывал на существование объективных экономических и исторических процессов, последствия которых независимы от воли и желания отдельного индивида. Знание объективной естественноисторической закономерности позволяет снять социальные противоречия3. Иначе говоря, существует система объективного знания общественного устройства и его законов. Знание их и действие в соответствии с ними вознаграждается успешным снятием социальных противоречий и успешным развитием общества. Общеизвестна последовавшая в дальнейшем идеологизация материалистического понимания истории. Марксистская концепция превратилась в догматизированную, искаженную систему знаний об окружающем мире и обществе, охраняемую репрессивным аппаратом тоталитарного государства. Как следствие, распад советской системы привел к концепции деидеологизации.

При этом деидеологизация не предполагала отказа от социального познания как такового. Вместо обязательной для всех государственной идеологии предлагались общественные науки. Их функцией является выявление и описание закономерностей функционирования и развития общества с отказом от предписания обязательной для всех системы ценностей.

Этот подход породил такое свойство научной рациональности как универсализм. В применении к общественным наукам это означало, что «обществоведы считали себя способными открыть универсальные процессы, объясняющие поведение человека, а любые гипотезы, которые им удавалось обосновать, считались сохраняющими свою актуальность независимо от времени и пространства или же должны были формулироваться таким образом, чтобы их истинность не зависела от времени и пространства. Личность исследователя не имела значения, коль скоро ученые выступали в качестве аналитиков, не имевших своих особых ценностей. Региональными особенностями эмпирических реалий также можно было пренебречь, если только исходные данные были обработаны правильно, поскольку считалось, что процессы [развития] неизменны»4.

1 Аврелий Августин. О Граде Божием. - Минск, 2000. - С. 15.

2 Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре. Трактаты. 1998. - С. 33.

3

Энгельс Ф. Развитие социализма от утопии к науке. - М., 1983. - С. 130, 132, 139, 146.

4 Валлерстайн И. Конец знакомого мира: Социология XXI века. - М., 2004. - С. 231.

В применении к социальной практике это означает представление о существовании системы объективного социального знания. Это знание позволяет предсказывать процессы будущего поведения социальной системы, а, следовательно, обеспечивать знание будущих последствий принятых решений. Решение, соответствующее законам развития социума, вознаграждается экономическим и социальным благополучием.

Таким образом, социальная память в современном обществе передается через механизмы общественных наук (истории, экономики, социологии, политологии). Эти науки дают описание развития социума и выводят закономерности его развития. В соответствии с этим допустимо проводить своего рода аналогии между функциями колдунов в первобытном обществе, священнослужителей в обществе средневековом и экспертов в современном обществе. Если для первобытности и средневековья служители культа выполняли задачи сохранения и трансляции социальной памяти, морально-нравственных норм, легитимации принятых решений как соответствующих законам мироздания и вознаграждаемых успехом, то «в современной политической практике одной из важных фигур стал эксперт, который готовит для политиков варианты решений и убеждает общество в благотворности или опасности того или иного реше-ния»1. При этом «атрибутом эксперта является видимое представление объективного знания и аналитических навыков на беспристрастной основе»2. Иными словами, для экспертов в области общественных наук остаются функции передачи социальной памяти в аспекте описания и интерпретации исторических событий, а также предсказания развития социальной системы, обеспечивающие положительный или отрицательный результат принятого политического решения. Место же морально-нравственных ценностей занимают представления объективных законов развития социума.

Однако следует обратить внимание на тот очевидный факт, что социум как объект научного исследования имеет свою специфику. Не вызывает сомнений то, что универсальные процессы среди природных объектов выявляются и проверяются в воспроизводимом эксперименте, не зависящем от конкретных социокультурных реалий. В отношении социального познания фактор социокультурных реалий представляется неустранимым, что влияет на возможность воспроизводимого эксперимента. Идеал аналитика, не имеющего своих собственных ценностей, вызывает следующее противоречие. Человеческое сознание как феномен предполагает наличие определяющих поведение ценностных ори-ентаций. Сам факт существования аналитика в своей социокультурной среде, усвоения им ее ценностных ориентаций, влияет на возможность достижения объективного социального знания.

Более того, сам поиск закономерностей в общественном развитии определяется не столько экспериментом, сколько толкованием исторических событий. Поиск закономерностей в процессе такого рода толкований неизбежно предполагает ценностные оценки. Примером такого подхода могут служить выводы Ф. Фукуямы о том, что «история -не слепая цепь событий, а осмысленное целое, в котором развиваются и разыгрывают свою роль гуманные идеи человека о природе или справедливом политическом и общественном порядке. И если сейчас мы переживаем такой момент, когда нам трудно представить себе мир, существенно отличный от нашего, где нет очевидного или естественного пути, на котором будущее даст фундаментальное улучшение существующего сейчас порядка, то мы должны допустить возможность, что сама по себе История могла подойти к концу»3.

Обращает на себя внимание тот факт, что выводы американского социолога обосновываются не экспериментальным или логическим путем, а интерпретацией исторических событий с позиции определенной системы ценностей. Таким образом, в социальном познании с неизбежностью присутствует элемент идеологии. В связи с этим заслуживает интереса определение идеологии, данное А. А. Зиновьевым: «Идеологическое учение есть не просто сказка о бытии, а руководство к поведению людей. Оно в этой роли по самой своей сути должно быть догматичным и апри-

„4

орным, установочным независимо от изменений и вариаций реальных ситуаций» .

Иначе говоря, идеология в современном обществе выполняет функции, сходные с функциями магии в обществе первобытном и религии в обществе средневековом: передача социальной памяти, морально-нравственных установок, легитимация принятых решений как соответствующих объективным законам бытия. Эти законы отождествляются с установками поведения людей либо как религиозные догмы, не подлежащие сомнению в силу своей сакральности, либо как законы общественного развития, не подлежащие сомнению в силу своей объективности. Иначе говоря, указывается тот вид поведения и решений, который вознаграждается успехом как соответствующий неизменным законам бытия. Таким образом, идеология представляется не столько ложным знанием общества, отражающим интересы господствующих социальных групп, сколько механизмом передачи социальной памяти, отражающим принятые в данном обществе ценности.

Здесь необходимо учесть две крайности в отношении социальной памяти: ее секуляризация и ее сакрализация. В первом случае социальная память представляется формой объективного социального знания, подобной знанию естественнонаучному: «Развивавшиеся экономика, социология и политология откровенно рядились в мантию «общественных наук», присваивая методы и почет торжествующего естествознания (что нередко, заметим в скобках, вызывало то презрение, то отчаяние естествоиспытателей). Эти обществоведческие дисциплины считали себя номотетиче-скими, пытаясь открыть универсальные законы и сознательно стараясь организовать себя по образцу физики (насколько это возможно)»5. На противоречия такого подхода указывает А.А. Зиновьев: «Обществоведение должно признать, что наука не беспристрастна и не может таковой быть, поскольку ученые - это члены общества, и они не сво-

1 Кара-Мурза С.Г. Идеология и мать ее наука. - М., 2002. - С. 88.

2 Там же, с. 89.

Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. - М., 2005. - С. 96-97.

4 Зиновьев А.А. Фактор понимания. - М., 2006. - С. 317.

5 Валлерстайн И. Указ. соч., с. 277.

бодны от него ни физически, ни интеллектуально»1. Сходным образом Э. Фромм отмечает, что «сознание представителей какой-либо из элит является продуктом их социального бытия. Они считают, что способ организации и ценности, заключенные в нем, служат «интересам человечества», их представление о человеческой натуре делает этот тезис правдоподобным, они враждебно относятся к любой идее или системе, которые задают вопросы их системе или угрожают ей» .

Иными словами, налицо несоответствие социального знания тем требованиям объективности и беспристрастности, которые применяются к точным наукам. Это и служит причиной методологической слабости отождествления социальной памяти с объективным знанием объективного естественноисторического процесса. Знание закономерностей социального развития не может быть выведено экспериментальным или логическим путем, а выводится интерпретацией исторических событий, определяемых ценностными установками эксперта.

Во втором случае возникает тоталитарная идеология в виде квази-религии. Такого рода идеологию описывает Ф. Фукуяма: «тоталитарное государство строится на явно выраженной идеологии, дающей универсальную точку зрения на человеческую жизнь»3. В этом случае социальная память и ценностные установки подчиняются функции легитимации существующего политического режима и принимаемых им решений. При этом для масс обязательно разделять тоталитарную идеологию. Уклонение от этого воспринимается как отсутствие лояльности политическому режиму. На этот феномен советского общества указывал А. А. Зиновьев: «члены партии и комсомола обязаны заниматься общественной работой. Иначе - взыскания, проработки. Прочие тоже обязаны, поскольку в характеристику сотрудника обязательно включается указание на участие в общественной работе. Конечно, не в такой мере, как члены партии или комсомольцы, но так или иначе. Человека, который уклоняется от общественной работы, берут на заметку и принимают меры. А меры разные. Начиная от надбавки к зарплате, повышения в должности и кончая квартирными делами, поездками за границу, публикацией работ. Лишь те, кто утратил всякие перспективы роста и улучшения жизни, игнорируют общественную работу»4. Иными словами, социальная память превращается в квази-религию, которая поддерживается силой репрессивного аппарата государства, догматы которой не подлежат сомнению, участие в ритуалах которой обязательно для всех членов общества.

Проведенный анализ позволяет сделать следующие выводы. Особенности человеческого сознания делают необходимыми наличие механизмов социальной памяти, заменяющих человеку генетическую память и инстинкты. Социальная память создает систему символов, определяющих мировосприятие, задает морально-нравственные ценности, определяющие поведение, дает прогноз вознаграждения действий, соответствующих законам бытия, что определяет степень уверенности в принятии и выполнении решений. В различные эпохи механизмами передачи социальной памяти служили магия, религия, общественное знание. Для современного общества основными рисками, связанными с социальной памятью, служат ее уподобление точным наукам с одной стороны и ее превращение в квази-религию - с другой.

1 Зиновьев А.А. Указ. соч., с. 210.

2

Фромм Э. Человек для самого себя. Исследование психологических проблем этики. - М., 2010. - С. 277.

3

Фукуяма Ф. Указ. соч., с. 59.

4 Зиновьев А.А. Коммунизм как реальность. Кризис коммунизма. - М., 1994. - С. 68.