CC BY
14УДК 659.4:81'42;
ББК Ш100.3;
ГРНТИ 16.21.33;
КОД ВАК 10.01.10; 10.02.19
В. И. Ивченков
Минск, Беларусь
МЕДИАЛИНГВИСТИКА В БЕЛАРУСИ:
УСЛОВИЯ ФОРМИРОВАНИЯ И ОСОБЕННОСТИ РАЗВИТИЯ
Виктор Иванович Ивченков, доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой стилистики и литературного редактирования Института журналистики Белорусского государственного университета.
220004, Беларусь, Минск, Кальварийская ул., 9, к. 407.
E-mail: diskurs03@mail.ru.
© Ивченков В. И., 2017
Постановка проблемы. В августе 2013 г. в Минске на XV Международном съезде славистов была создана Медиа-лингвистическая комиссия при МКС, в состав которой вошли ученые России, Беларуси, Украины, Польши, Словакии, Болгарии, Испании, Австрии, Германии, США, Китая, Турции и других стран мира. Тогда и состоялось аффилирование интегрированного научного направления в сферах речеведения и журналистики — медиалингвистики. Этому предшествовала большая работа многих ученых в советский и постсоветский периоды. Многосторонняя деятельность комиссии хорошо скоординирована и плодотворна, в чем несомненная заслуга ее председателя — заведующей кафедрой речевой коммуникации СПбГУ, доктора филологических наук, профессора Л. Р. Дускаевой.
Медиалингвистические центры формировались прежде всего на соответствующих кафедрах факультетов журналистики: речевой коммуникации СПбГУ (ранее стилистики и редактирования, затем кафедры теории речевой деятельности и языка массовой коммуникации), стилистики русского языка МГУ, стилистики и литературного редактирования БГУ и др. На профильных кафедрах закладывались основы медиалингвистики: стилистика публицистических жанров, лингвистика публицистического текста, дискурсный анализ СМИ (БГУ), практическая стилистика, стилистика текста (МГУ), теория речевой коммуникации, культура речи журналиста, лингвистический анализ жанра статьи (СПбГУ).
Белорусская медиалингвистика берет начало с работ М. Е. Тикоцкого, А. И. Нар-кевича, С. М. Грабчикова, М. П. Карпович, которые, несомненно, основопола-гались на теоретическом осмыслении трудов К. И. Былинского, Д. Э. Розента-ля, Г. Я. Солганика, К. А. Роговой и др. Устремления ученых объединял поиск как методологии исследования речевой орга-
низации СМИ, так и методов преподавания языковых дисциплин на факультетах журналистики, в чем наблюдается своя специфика.
Методика анализа. Изучение языка в целях инструментального использования принципиально отличалось от рассмотрения его в структурном плане. Исследовать языковой факт вне системы — значит не видеть его в действии, пренебречь персуа-зивным эффектом: для чего были использованы те или иные слова, формы, словосочетания, предложения? почему существует текст как целостная система взаимосвязанных единиц? и какую функцию в речи выполняет сам текст? Будущему журналисту важно знать язык в виде элементной структуры (парадигмы), однако более значимым для него является понимание языкового варьирования (синтагматики), бесчисленных семантических комбинаций, заданных стилистической перспективой. Так рождается творчество, которое не может нивелировать стандарт. Именно последний долгое время держал моду в медиатексте.
Современная медиаречь деконструировала соотношение стандарта и экспрессии в сторону последней. Достигается это не только на вербальном, но и на визуальном, акустическом, парасимвольном, симулярном уровнях. Языковой знак в таком рассмотрении выходит за рамки, узаконенные лексикой и грамматикой, в общем — языковой традицией, и приобретает черты новой формы, связанной с параметральной действительностью настолько, насколько это подвластно авторскому изобретению. Иными словами, медиатекст — не замкнутая в себе система, а такой же элемент действительности, как и сам его создатель. Существуют они похоже: нельзя повторить текстовый облик человека, как и его ДНК-образ. Под медиалингвистическим микроскопом исследователь способен рассмотреть и социальный знак, и текстовый маркер журналиста.
Исторические предпосылки. Стилистика в ХХ в. пользовалась особым вниманием лингвистов. Ее называли душой каждого развитого языка. Появлялись многочисленные направления стилистики: кодирования, декодирования, синхроническая, диахроническая, сопоставительная, типологическая, функциональная, речеведческая, ресурсов, структурная, практическая, строя языка, экспрессивная, аналитическая, языка, речи, текста и т. д.
Традиционная стилистика ресурсов уступила место процедурной (динамической, речеведческой). Этому способствовали научные труды ученых, которые изучали язык в действии, в речевом воплощении, как цепь взаимосвязанных и взаимообусловленных знаков, объединенных системой текста.
Возрождение стилистики и новые приоритеты. Станислав Гайда считает, что «в стилистике Центрально-Восточной Европы до настоящего времени доминировал стилистический образ мира, представленный функциональной стилистикой. Изменения в самой лексико-стилевой действительности, а также в ее новых исследовательских подходах затуманили / деформировали этот образ, он уже не является достаточно адекватным» [Гайда 2015: 20].
Ключевым в формировании новой интегральной теории стиля является «осознание того, что в познании мира уже недостаточна детерминистическая рациональность и методологические правила эмпиризма, логического позитивизма, фальсификациониз-ма или модели гипотетико дедуктивного объяснения. Необходимо выйти за пределы наивного реализма, детерминизма, редукционизма и статичных моделей, использующих пусть и самые совершенные количественные методы корпусной лингвистики. Наука находится в фазе перехода к новой рациональности, которая выходит за пределы детерминистической рациональности и опирается на идеи сложности» [Там же: 17].
Обращение к функциональной природе речи позволяет расширить диапазон исследований, связанных с включением в стилистическую проблематику аспектов, ранее даже не имевших к ней отношения: «С развитием диахронического аспекта функционально-стилистических исследований в сочетании с использованием данных и методов гносеологии, психологии, социологии, науковедения и т. п. создается возможность не абстрактно в общетеоретическом плане, а конкретно изучать проблемы взаимодействия языка/речи и мышления, различных „типов рациональности" (или стилей мышления) в истории развития общества. Кроме того, глубже понять и описать, например, законы построения, развертывания и интерпретации смысловой структуры научного текста» [Кожина и др. 2008: 63].
Несмотря на недавнее забвение стилистики, в XXI в. интерес к ней растет. «Сам термин стилистика или исчезает из научного обихода, — рассуждает Станислав Гайда, — или же остается в силу традиции и инерции. Стилистику пытаются заменить новые субдисциплины, теории, исследовательские поля, обозначенные такими терминами, как прагмалингвистика, социолингвистика, теория / анализ дискурса и т. д. Они занимаются разнообразными аспектами функционирования языка. Может ли стилистика выжить? Кажется, однако, что положение стилистики во гроб было бы решительно преждевременным» [Гайда 2015: 17].
Условия формирования белорусской стилистики. Развитие стилистических учений и становление самой стилистики в Беларуси неразрывно связаны с именем доктора филологических наук, профессора Михаила Евгеньевича Тикоцкого. Основополагающей работой, в которой системно выстраивалась наука о языке и стиле СМИ в Беларуси, явилось его докторское исследование «Проблемы языка и стиля публицистического произведения», представленное к защите в 1972 г. Инициировав в 1969 г. создание кафедры стилистики и литературного редактирования в Белорусском государственном университете и возглавив ее, М. Е. Тикоцкий своими научными работами кардинально повлиял на становление белорусской стилистики. Это вылилось в решение стилистических задач через призму исследования публицистического произведения.
В своих работах ученый дает ответ на обострившуюся в те годы полемику о специфике публицистики, о ее предмете и функциях, жанровой и видовой дифференциации. Тикоцкий показал, что признание равноправия «публицистики среди других видов литературного творчества» ведет к «эстетической нивелировке произведений публицистики и художественной литературы, к попытке оценивать качество публицистического произведения всеобщей мерой искусства» [Тикоцкий 1972: 4]. Углубляясь в дискуссию, начатую в 1970-х годах журналом «Вопросы литературы», исследователь задается вопросом: «Почему публицистика — жанр (а не вид или род) литературы, и почему именно художественной, а не общественно-политической?» [Там же: 5].
В подходе к специфике публицистики Тикоцкий усматривает узость и односторонность попыток противопоставить «художественную» публицистику «деловой». Добиваться, чтобы «каждое публицистическое произведение... было одновременно художественным (по-своему!) и деловым — в этом своеобразном синтезе нужно видеть основу дальнейшего расцвета нашей публицистики, обогащения ее новыми яркими средствами отображения богатых и многообразных жизненных явлений» [Там же: 6].
Что есть публицистика и каково соотношение ее с видами литературы — вопрос, кардинально не решенный и в наше время. Споры ведутся в зависимости от исследовательских, эмпирических и профессионально опосредованных предпочтений.
Аналитическая публицистика. Проф. М. Е. Тикоцкий ценил в публицистике аналитическое начало, которое подталкивает читателя к размышлениям, побуждает к действию: «Настоящая публицистика начинается там, где есть мысль, где ведется поиск причин тех или иных общественных и экономических явлений» [Там же: 52]. Сегодня эти слова чрезвычайно важны. Суть их применима к нашей информационной жизни. Современная журналистика призвана сконцентрироваться на трех факторах: информируя, доказывать истинность того, о чем сообщается, чем побудить аудиторию к действию, и, влияя на ее эмоциональное состояние, завоевать симпатии, склонить на свою сторону.
Журналистика приобрела выраженные авторские черты, где явно присутствует говорящий, который думает, рассуждает, анализирует, обобщает и делится своим мнением с аудиторией. Он индивидуален, персонифицирован, и его мнение — одно из многих. Актуальность такого мнения во многом зависит от коммуникативных качеств сообщаемого: речевое действие (локуция) предполагает наличие прагматического компонента, выражающего смысл и цель (иллокуция), что приводит к достижению эффекта (перлокуция). В отличие от господствовавшего в советское время «аналитизма» передовой статьи, обезличенной, пропагандистской и трафаретно заданной, профессиональная колумнистика и блоговая журналистика придали аналитизму «человеческий вид», призвав авторов стать коммуникативными лидерами. Предвидение таких перемен «в действии» публицистики есть в докторском исследовании М. Е. Тикоцкого.
Язык и стиль публицистического произведения. Анализируя работы советских лингвистов, ученый уже тогда предостерегал: «К языку и стилю газеты в целом или отдельного публицистического произведения нельзя подходить с теми же мерками, что и к произведениям художественной литературы. Судить о качестве газетной речи можно только по внутренним, имманентным законам этой речи» [Там же: 6]. Тикоцкий в последующем много говорил об эстетике публицистического слова. Им же был разработан одноименный авторский курс.
Разделяя большой интерес тех лет к развитию публицистического стиля, М. Е. Ти-коцкий вырабатывает свой взгляд на проблему: «Настоящей движущей силой стиля публицистики, любого литературного произведения, его „внутренней пружиной" является исследовательская, творческая мысль, идея автора» [Там же: 7]. Тем самым определялся комплексный подход к проблемам стилистики, «когда языковые средства, стили речи ставятся и изучаются во взаимодействии и взаимосвязи с другими элементами литературного произведения, главным образом во взаимодействии стиля и содержания, идеи и стиля», именно он открывает «широкие возможности и перспективы для стилистики публицистических жанров» [Там же: 10]. Таким образом унифицируется виноградовская мысль о тенденции к объединению лингвистических и литературоведческих концепций формы и содержания [Виноградов 1971: 104].
«Слово и образ». Напомним, что выработке такой концепции предшествовала творческая дискуссия 1959-1960 гг. «Слово и образ», по поводу которой акад. В. В. Виноградов писал: «Вопрос об образе переносится в сферу общей эстетики, а тем самым выдвигается пока еще неразрешенная и сложная проблема о необходимости разграничения двух стилистических аспектов изучения структур словесно-художественных произведений в сфере поэтики и стилистики художественной литературы, а именно аспектов — стилистики лингвистической и стилистики литературоведческой, связанной с теорией других искусств» [Виноградов 1963: 115-116]. Критически оценивая концепцию А. И. Ефимова о слове и образе [Ефимов 1957; 1959], статьи П. Пустовойта
[Пустовойт 1959], В. Назаренко [Назаренко 1958], В. Турбина [Турбин 1959], П. Па-лиевского [Палиевский 1959], Ю. Рюрикова [Рюриков 1960], А. Чичерина [Чичерин 1960], Л. Поляк [Поляк 1959], Д. Шмелева [Шмелев 1960], В. Левина [Левин 1960], Виноградов показал, что вопрос об образности художественного или поэтического языка сложен и функционально многообразен: «Он во всяком случае не сводится к проблеме переносного словоупотребления слов и выражений, к проблеме тропов, метафор и сравнений. Он относится к центральным вопросам эстетики художественного слова» [Виноградов 1963: 123].
Полемизируя с A. M. Пешковским по теории «общей образности» слов, А. И. Ефимов выделяет в художественном произведении «сплав литературных образов и образных (а также необразных) речевых средств» [Ефимов 1957: 23], называет образные речевые средства в качестве конструктивного элемента в художественном произведении, проводит резкую специализацию образности как категории литературоведческой и языковой [Там же: 22].
Как указывает М. Е. Тикоцкий, в синтезе лингвистической и литературоведческой направленности исследования текста заложено оптимальное разрешение диалектического единства формы и содержания. Это соответствовало выводу авторитетного советского ученого В. В. Виноградова: «Тенденция к объединению лингвистических и литературоведческих концепций формы и содержания словесно-художественного произведения на основе углубленного синтеза их, на основе изучения смысла, идеи, замысла как словесно-структурного элемента художественного целого плодотворна и перспективна» [Виноградов 1963: 104].
Стандарт и экспрессия. Тикоцкий-исследователь обращается еще к одной важной проблеме публицистического стиля — проблеме сочетания в тексте стандарта и экспрессии. «Высказывается мнение о том, — говорит он, — что развитие публицистического стиля определяет постоянная борьба между двумя противоположными тенденциями — стремлением к стандартизованности, штампованности в языке, с одной стороны, и стремлением к максимальной экспрессивности, „живости" изложения, — с другой» [Тикоцкий 1972: 6]. Осмысливая концепцию В. Г. Костомарова [Костомаров 1971] (шаблонизация языка газеты вызывается ростом экспрессивности и, в свою очередь, вызывает экспрессивность), профессор Тикоцкий уже в то время указывал на односторонность подобных рассуждений, так как они дают «только внешнее, формальное представление о предмете», указывают на «недифференцированный подход к специфике и функциям газеты, недооценку индивидуального фактора в ней» [Тикоцкий 1972: 7].
Язык газеты и ранний Винокур. Последователи теории штампованности газетного языка считали, что словарный состав газеты однозначно фиксированный состоит из устойчивых словосочетаний, заданных рамками новостей. По мнению Г. О. Винокура, журналистская деятельность полностью автоматизирована: «Небольшой словарный запас газетной речи отличается совершенно исключительной механизованностью. В газетной речи нет почти ни одного слова, которое не было бы штампом, клише, шаблоном. Наиболее употребительные слова из газетного лексикона — уже не слова, а своего рода термины. Газетная лексикология — есть sui generis терминология. И недаром принято называть „газетной прозой" неудачное поэтическое произведение. В газетном языке как раз не хватает того, что составляет основу поэзии, позволяющей ощутить каждое слово заново, словно в первый раз его слышишь» [Винокур 1924]. Мнение талантливого ученого-филолога, много полемизировавшего с литературоведами, лингвистами и философами, подтверждает его концепцию: поэтическая функция
решительным образом противопоставлена общекоммуникативной направленности языка, потому что она (функция) усложнена эстетическими коннотациями. Это было вызвано, вероятно, узко эмпирическим подходом к языковому материалу, в котором не просматривалась необходимость качественных характеристик последнего, не давалась оценка эстетике публицистического текста: «Итак, я продолжаю утверждать, что штампованность, механичность есть неотъемлемое качество, при том качество в данных социально-культурных условиях положительное, всякой газетной речи. Эта механичность, этот шаблон необходим для того, чтобы газета могла правильно выполнять свою культурную функцию. И не надо думать, будто штампованный язык нашей печати обязан своим происхождением только невежеству или бесталанности нашей пишущей публики» [Там же].
Вывод, к которому пришел ранний Винокур, неутешителен: «Газетные штампы приходится, поэтому, подновлять, заменять, в чем лучшей помощницей газетной речи является сама социальная действительность, снимающая с очереди старые вопросы и темы и выдвигающая новые. Важно, однако, помнить, что когда изношенное словарное клише сдается в архив, оно заменяется хоть и новым, но все же клише. Сегодня это „керенщина", завтра — „германская керенщина", сегодня — „смычка с крестьянством", завтра — „союз с крестьянством", но суть дела не меняется. Иными словами, словарь газеты всегда носит характер фразеологии, т. е. суммы фиксированных, штампованных речений с заранее известным уже, точно установленным, механизованным значением, смыслом» [Там же].
Каким должен быть язык газеты? Фокусировавшаяся Г. О. Винокуром проблема породила многочисленные дискуссии в среде рабкоров: каким должен быть язык газеты? Своеобразным ответом на вопрос стала статья ученого «Язык нашей газеты», вышедшая в 1924 г. После обзора работ современников и анализа публикаций рабкоров «Правды», вызванных обсуждением работы Льва Троцкого «Вопросы быта», он приводит доводы своим оппонентам — активным участникам совещания рабкоров Вячеславу Карпинскому и Льву Сосновскому: «Да, писать нужно просто. И, конечно, писать просто — это самое трудное. Писать просто можно только тогда, когда в совершенстве владеешь механизмом литературного языка. Но если это действительно так, то давайте учиться, работать так, как делал это Пушкин, а не будем завидовать лаптям, лучинам и „показательному хозяйству — шкафу". Не будем говорить, что „борзописцев" повернуть легче, чем массу. Не будем разучиваться писать на литературном языке» [Там же].
Проф. М. Е. Тикоцкий выступал против подобных подходов к изучению языка и стиля газеты: «Недостаток лингвистической теории газетного языка — очень общий подход к нему, изучение языка без учета разнообразия жанров и их особенностей, — подход, дающий лишь внешнее представление о предмете и искажающий перспективу его рассмотрения» [Цжоцю 1971: 25-26]. Ученый убеждал: «Плодотворная разработка эстетики газетной речи возможна только на основании углубленных и разнообразных исследований языка газеты на всех его уровнях, и „не вообще языка газеты, а языка газетных жанров"» [Там же: 28].
Дискутируя с Винокуром, Тикоцкий указывает на тот факт, что после 1920-х годов, когда «советские газеты еще только искали новые пути, еще только начинали перестраиваться» [Тикоцкий 1972: 7], прошло полвека. Усилилась роль радио и телевидения, с которыми газета не может и не должна конкурировать. «На ее долю выпадает теперь качественно иная, более ответственная и более творческая задача: живо и ярко, „по-своему" комментировать события и факты, публицистически их осмысливать, де-
литься своими рассуждениями и выводами с читателями» [Там же: 8]. Далее ученый говорит о новых формах «публицистических выступлений», таких как «раздумье», «письмо из редакции», «командировка по просьбе читателей», «обозрение» и др., в которых важными для читателя являются личные мысли журналиста, индивидуальный взгляд на те или иные проблемы.
Настойчивое видение в газетном тексте эстетического начала, понимание роли перераспределения функций СМИ приводят к актуальному и сегодня образу мыслей о месте традиционных и новых медиа на информационном поле и особенностях организации медиатекста.
Речеведческий аспект стилистики. М. Е. Тикоцкий обращает особое внимание на работы М. Н. Кожиной, в которых указывалось на то, что «характер языковой «ткани» (потока речи в ее языковых средствах и их системе или структуре) определяется характером мысли, отражает последний» [Там же: 10]. Позже пути исследований двух ученых пересекались, что было вызвано интересом к проблемам функциональной стилистики.
Научный взгляд Кожиной на стилистику как эволюционную науку послужил отправной точкой для развития парадигмы динамической (речеведческой) стороны исследований языка и стиля, связанной с экстралингвистическими факторами коммуникации и осознанием стилистической сути локутивного действия, иллокутивной установки и перлокутивного эффекта.
Известно, что в первой половине минувшего столетия основным аспектом изучения языка был структурно-системный. «Одно из гениальных открытий в истории языкознания — справедливо утверждает М. Н. Кожина, — это двуаспектность языка, а именно различение системы языка (в терминологии В. Гумбольдта — ergon, кладовая, продукт, совокупность языковых единиц) и его функционирования, динамической стороны (energeia, употребление языка, узус). Если одна из сторон единства «ergon — energeia», а именно структурно-системный аспект языка, уже в достаточной степени изучена, то исследование функциональной — иначе речеведческой — стороны языка, причем как лингвистического, а не лишь психологического феномена, началось недавно» [Кожина 2008: 13].
Язык отражает действительность и человека, является формой знаний о действительности, аккумулирует знание реальных сообществ, опосредованно отражающее глубинные структуры их социального бытия. В лингвистических и смежных исследованиях последних десятилетий утверждается предмет научных интересов, в круг которого входит семиотическая связь между явлениями жизни, презентация их в языке не только на интралингвистическом уровне, призванном обеспечивать технологическую функцию коммуникации, но и на уровне иллокутивных сил, включающих в себя многочисленную гамму речевой деятельности. «Большим достижением лингвистики XX в. явилось изучение системы языка, его структурной организации. Однако случилось так, что оно заслонило некоторые существенные признаки языка (в том числе особенно актуальные для стилистики). В настоящее время в связи с развитием коммуникативно-функциональных направлений исследования языка все шире обнаруживается интерес к его функциональной стороне, к речи, к тексту, в целом к комплексу речеведческих дисциплин» [Там же].
С точки зрения современных представлений об устройстве науки о языке стилистика должна активно включиться в теорию языкового варьирования, где фиксируется одно и то же содержание, но при этом дополнительно сообщается об отношении говорящего к коммуникативной ситуации, к содержанию высказывания, к адресату и само-
му себе. Стилистические варианты рассматриваются с точки зрения их образования, сферы употребления и принципов отбора в зависимости от целей речевой ситуации.
Белорусская стилистика: традиция и новые приоритеты. Проф. М. Е. Тикоцкий стал основателем традиции белорусской стилистики и в то же время продолжателем традиции русской стилистики. Однако есть некоторые национальные особенности. Если русская стилистика имела для развития мощный арсенал — исследования языка Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Чехова и др., то перед белорусским ученым стал вопрос о формировании стилистики белорусского языка без такой базы. Значительно позже русских работ по языку художественной литературы появится множество диссертаций, статей, монографий по изучению языка Якуба Коласа, Янки Купалы, Владимира Ко-роткевича, Кузьмы Черного, Максима Лужанина, Ядвигина Ш., Ивана Мележа и др., в которых представлялась синтагматика белорусского языка в многообразии его парадигматических возможностей, речевых вариаций, преломленных сквозь призму индивидуально-авторского стиля.
Современная стилистика определяет способы и приемы организации текста, предполагает выявление и описание каждой микроструктуры — совокупности речевых средств в соответствии с их языковой (вероятностной) реализацией. В связи с этим актуализированы семантические процессы, происходящие в наше время. Их изучение может проходить в русле дискурсного анализа, воплощение которого находим в генерализации текста как сложного коммуникативного явления, иерархии знаний о мире. «В европейской интеллектуальной атмосфере с эпохи Ренессанса центральное место в целостном видении мира занимала идеология гуманизма. Ход истории, в том числе и развитие науки нашего времени, привел к ее редукции до убогого антропоцентризма и превосходства цивилизации над культурой. Она может даже отвергнуть культуру, из которой выросла, однако трудно сказать, переживет ли это. Сегодняшнее кризисное время нуждается в новом ренессансе и новом гуманизме, в том числе в так называемой третьей культуре, интегрирующей точные науки и пренебрегаемые ныне науки гуманитарные. Роль гуманитарных наук заключается, кроме всего прочего, в том, чтобы содействовать росту общественной рефлексивности. И здесь есть место для лингвистики, в том числе и для стилистики» [Гайда 2015: 19]. В постиндустриальную эпоху усиливается исследовательское видение «социального начала» в медиатек-сте, который принципиально меняется. В медиалингвистике принципиально важно вычленить стилистику с новым предметом и новыми задачами, которые вытекают из активной медийной практики. Она характеризуется максимальной вербоцентрич-ностью как в профессиональной среде, так и в сфере гражданской журналистики. Можно сказать, что через двадцать столетий античный форум эволюционировал в виртуальный. Это стало затруднительным обстоятельством даже для выявления форм существования языка. Традиционные — устная и письменная — пополняются виртуальной, чем-то усредненным между первой и второй, но обогащенной паравербаль-ным уровнем. Вспомним, стилистика стала нужна в исследовании индивидуального творчества, когда пришло понимание, что за структурой языка кроется неисчерпаемое множество сочетаемостных (синтагматических) вариаций, которые неповторимы в каждом конкретном случае его использования. Образно это можно назвать ДНК-текстом, который, по-видимому, еще более совершенен, чем тест на молекулярном уровне. Нельзя повторить (угадать, описать, установить) то, что человек создает за свою жизнь в речи, в мыслях. Активное включение современника в текст, беспрецедентное погружение его в речевую практику может стать возрождением вербали-
стики, а значит, действенного поиска быть услышанным и исследованном в непрерывном речевом потоке.
Выводы. Стилистическое учение о предмете и задачах публицистического произведения, интегрированное в докторском исследовании М. Е. Тикоцкого «Проблемы языка и стиля публицистического произведения», развитое им же в монографических работах по стилистике публицистических жанров, стилистике белорусского языка, практической стилистике, стилистике текста, послужило отправной точкой формирования лингвостилистических и далее — медиалингвистических приоритетов: лингвистической организации художественного текста [Ивченков 2002а], лингвостилистике тропов [Ивченков 2002б], дискурсном анализе белорусских СМИ [1учанкау 2003], парадигматической возможности и синтагматической необходимости включения метонимии в публицистическую речь [Горбач 2000], установления роли речевого факта в определении жанра на базе публицистического дискурса Владимира Короткевича [Жауняровiч 2006], интертекстуальности как выразителя постмодернистской манеры письма журналиста [Зелянко 2012] и др.
В белорусской науке сформировалось и разрабатывается новое направление, которое вытекает из следующего постулата: текст — это не простая лингвистическая единица, а явление речевой деятельности, коммуникации и познания. Отсюда важно изучить механизмы организации текста в системе реальных ситуаций, где он предстает как коммуникативный процесс. Текст, созданный журналистом, динамично функционирующий, экстралингвистически структурированный, привлекает внимание своей сложностью и разнообразием, что вынуждает учитывать и размытость, и стохастичность, и в то же время речеобразующую системность его.
В ракурс медиалингвистического изучения попадают сложнейшие явления, связанные с устройством общественной жизни, с тем, как конкретный носитель языка (журналист) воспринимает и выражает окружающий мир. В этом он неповторим, что открывает перспективы изучения его «текстовой жизни» в реальном (устном / письменном) и виртуальном пространствах, сконструированных по только ему свойственной стилистической модели.
ЛИТЕРАТУРА
Виноградов В. В. О теории художественной речи. М.: Высш. школа, 1971.
Виноградов В. В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. M.: АН СССР, 1963.
Винокур Г. О. Язык нашей газеты // ЛЕФ. 1924. №2 (6). URL: http://www.ruthenia.ru/ sovlit/j/2979.html.
Гайда С. Актуальные задачи стилистики // Актуальные проблемы стилистики. 2015. № 1. С. 11-21.
Горбач В. А. Метанiмiя у публщыстычным мауленнк парадыгматычныя здольнасщ i сштагма-тычная неабходнасць: аутарэф. дыс. ... канд. фшал. навук. Мшск, 2000.
Ефимов А. Образная речь художественного произведения // Вопр. лит. 1959. № 8. С. 91-108.
Ефимов А. И. Стилистика художественной речи. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1957.
Жаyняровiч П. П. Публщыстыка Уладзiмiра Караткевiча: моуны факт у вызначэнш жанру: аутарэф. дыс. ... канд. фшал. навук. Мшск, 2006.
Зелянко С. В. 1нтэртэкст у публщыстычным мауленнк аутарэф. дыс. ... канд. фшал. навук. Мшск, 2012.
Ивченков В. И. Лингвистическая организация текста: в творческой лаборатории Владимира Короткевича. Минск: Белорус. гос. ун-т, 2002а.
Ивченков В. И. Лингвостилистика тропов Юрия Казакова. Минск: Пачатковая школа, 2002б.
1учанкау В. I. Дыскурс беларусюх СМ1: аргашзацыя публщыстычнага тэксту. Мiнск: Беларус. дзярж. ун-т, 2003.
Кожина М. Н., Дускаева Л. Р., Салимовский В. А. Стилистика русского языка: учебник. М.: Флинта; Наука, 2008.
Костомаров В. Г. Русский язык на газетной полосе. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1971.
Левин В. Язык художественного произведения // Вопр. лит. 1960. № 2. С. 80-90.
Назаренко В. Язык искусства // Вопр. лит. 1958. № 6. С. 69-96.
Палиевский П. Образ или «словесная ткань» // Вопр. лит. 1959. № 11. С. 84-99.
Поляк Л. Мастерство критика // Вопр. лит. 1959. № 9. С. 91-112.
Пустовойт П. Через жизнь — к слову // Вопр. лит. 1959. № 8. С. 109-120.
Рюриков Ю. Тропинка тропов и дорога образов // Вопр. лит. 1960. № 4. С. 148-167.
Тикоцкий М. Е. Проблемы языка и стиля публицистического произведения: автореф. дис. ... д-ра филол. наук. Минск, 1972.
Турбин В. Что же такое стиль художественного произведения // Вопр. лит. 1959. № 10. С. 117134.
Цжоцт М. Я. Стылктыка публщыстычных жанрау. Мшск: Вышэйш. школа, 1971.
Чичерин А. Идеи и стиль // Вопр. лит. 1960. № 2. С. 70-79.
Шмелев Д. Можно ли отвлечься от «речевой оболочки» // Вопр. лит. 1960. № 4. С. 136-147.
REFERENCES
Chicherin A. Ideas and Style [Idei i stil] // Questions of Literature [Vopr. lit.]. 1960. No. 2. S. 70-79.
Efimov A. Figurative speech artwork [Obraznaya rech hudozhestvennogo proizvedeniya] // Questions of Literature [Vopr. lit.]. 1959. No. 8. S. 91-108.
Efimov A. I. Stylistics of artistic speech [Stilistika hudozhestvennoy rechi]. Moscow, 1957.
Gayda S. Actual problems of stylistics [Aktualnyie zadachi stilistiki] // Topical Issues of Stylistics [Aktualnyie problemyi stilistiki]. 2015. No. 1. S. 11-21.
Gorbach V. A. Metonymy in journalistic language: paradigmatic and syntagmatic possibilities need [Metanimiya у publitsyistyichnyim maylenni: paradyigmatyichnyiya zdolnastsi i sintagmatyichnaya neabhodnasts: aytaref. dyis. ... kand. fIlal. navuk]. Minsk, 2000.
luchankau V. I. The discourse of Belarusian media: organization of journalistic tex [Dyiskurs belaruskih SMI: arganizatsyiya publitsyistyichnaga tekstu]. Minsk, 2003.
Ivchenkov V. I. Linvostilistika tropes Yuri Kazakov [Lingvostilistika tropov Yuriya Kazakova]. Minsk, 2002.
Ivchenkov V. I. The linguistic organization of the text: in Vladimir Karatkevich creative laboratory [Lingvisticheskaya organizatsiya teksta: v tvorcheskoy laboratorii Vladimira Korotkevicha]. Minsk, 2002.
Kostomarov V. G. Russian language in the newspaper strip [Russkiy yazyik na gazetnoy polose]. Moscow, 1971.
Kozhina M. N., Duskaeva L. R., Salimovskiy V. A. The style of the Russian language [Stilistika russkogo yazyika: uchebnik]. Moscow, 2008.
Levin V. Language of a work of art [Yazyik hudozhestvennogo proizvedeniya] // Questions of Literature [Vopr. lit.]. 1960. No. 2. S.80-90.
Nazarenko V. Language Arts [Yazyik iskusstva] // Questions of Literature [Vopr. lit.]. 1958. No. 6. S. 69-96.
Palievskiy P. The image, or "verbal fabric" [Obraz ili «slovesnaya tkan»] // Questions of Literature [Vopr. lit.]. 1959. No. 11. S. 84-99.
Polyak L. Skill criticism [Masterstvo kritika] // Questions of Literature [Vopr. lit.]. 1959. No. 9. S. 91-112.
PustovoytP. A life — the way [Cherez zhizn — k slovu] // Questions of Literature [Vopr. lit.]. 1959. No. 8. S. 109-120.
B. M. Me^eHKoe
Ryurikov Yu. Pathway tropes and images of the road [Tropinka tropov i doroga obrazov] // Questions of Literature [Vopr. lit.]. 1960. No. 4. S. 148-167.
Shmelev D. Is it possible to escape from the "verbal shell" [Mozhno li otvlechsya ot «rechevoy obolochki»] // Questions of Literature [Vopr. lit.]. 1960. No. 4. S. 136-147.
Tikotskiy M. E. Problems of language and style of journalistic works [Problemyi yazyika i stilya publitsisticheskogo proizvedeniya: avtoref. dis. ... d-ra filol. nauk]. Minsk, 1972.
Turbin V. What is a style of art [Chto zhe takoe stil hudozhestvennogo proizvedeniya] // Questions of Literature [Vopr. lit.]. 1959. No. 10. S. 117-134.
Tsikotski M. Ya. The style of journalistic genres [Styillstyika publltsyistyichnyih zhanray]. Minsk, 1971.
Vinogradov V. V. Stylistics. The theory of poetic speech. Poetics [Stilistika. Teoriya poeticheskoy rechi. Poetika]. Moscow, 1963.
Vinogradov V. V. The theory of artistic speech [O teorii hudozhestvennoy rechi]. Moscow, 1971.
Vinokur G. O. The language of our newspaper [Yazyik nashey gazetyi] // LEF. 1924. No. 2 (6). URL: http://www.ruthenia.ru/sovlit/j/2979.html.
Zelyanko S. V. Intertext in journalistic language [Intertekst u publitsyistyichnyim maylenni: aytaref. dyis. ... kand. fIlal. Navuk]. Minsk, 2012.
ZhaynyarovlchP. P. Reading Vladimir Karatkevich: voice fact in determining the genre [Publitsyistyika Uladzimira Karatkevicha: moynyi fakt u vyiznachenni zhanru: aytaref. dyis. ... kand. filal. navuk]. Minsk, 2006.
