CC BY
44
УДК 82.091 ББК 83.3(4)
А. Г. Шешкен
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова (Москва, Россия)
«Мастер и Маргарита» М. Булгакова в контексте македонской художественной литературы (1970-2010-е гг.)
Македонская булгакиана насчитывает почти полвека, начавшись в 1970 г., когда в переводе Т. Урошевич был опубликован роман «Мастер и Маргарита». С тех пор М. Булгаков стал неотъемлемой частью национальной культуры и одновременно частью мировой рецепции классика русской литературы ХХ в. В македонской истории восприятия русского писателя выделяются два периода, обусловленные историческими обстоятельствами: 1970-1991 и c 1991 г. по настоящее время. В первый период македонская рецепция Булгакова была неотъемлемой частью югославского восприятия творчества этого писателя, который в короткое время стал очень популярным и стал восприниматься в одном ряду с Толстым, Достоевским и Чеховым. Начало научного изучения творчества Булгакова в македонской литературе положил текст В. Урошеви-ча, опубликованный как послесловие к «Мастеру и Маргарите». Роман изменил представление македонского (и югославского) литературоведения о процессах, происходивших в русской литературе в 1920-1930-е гг., их богатстве и разнообразии. Сатирическое изображение социалистической Москвы, соотношение элементов реализма и фантастики, глубокое философское содержание романа, осмысление литературной традиции, художественный подтекст произведения — основные вопросы, привлекавшие исследователей творчества Булгакова. Начиная с 1990-х гг. «Мастер и Маргарита» осмысляется в связи с постмодернизмом, который стал одним из основных художественных течений в македонской литературе. В 2000-е гг. в повести-сказке В. Урошевича «Невеста змея» обнаруживаются черты, которые позволяют говорить о творческом диалоге писателя с классиком русской литературы ХХ в. Ключевые слова: Михаил Булгаков, «Мастер и Маргарита», Влада Урошевич, Таня Урошевич, реализм, фантастика, литературная традиция, македонская литература ХХ века.
DOI: 10.31168/2073-5731.2019.3-4.5.03
Творчество М. Булгакова прочно вошло в художественное сознание современной македонской культуры. Этот процесс начался на рубеже 1960-1970-х гг. и стал частью мировой булгакианы. Публикация романа «Мастер и Маргарита» в СССР в журнале «Москва» (1966/67), затем отдельной книгой в издательстве Ymca-Press (Париж, 1967) стала мировой сенсацией. Посмертно изданный роман о Мастере сразу поставил М. Булгакова в первый ряд классиков русской литературы, включив автора в число наиболее значительных мировых писателей ХХ в. Роман остается культовым произведением до сих пор, за ним прочно закрепилась репутация одной из самых читаемых и загадочных книг в русской литературе.
Важной особенностью рецепции М. Булгакова за рубежом является то, что и отечественное, и зарубежное литературоведение приступило к анализу его творчества практически одновременно, предлагая весьма разные, оригинальные трактовки художественного мира писателя, его отношения к русской и мировой литературной традиции, места в советской литературе межвоенного времени. В центре внимания российских и зарубежных исследователей оказался главный роман писателя, затем интерес распространился на другие произведения и творчество в целом. Восприятие и оценка романа «Мастер и Маргарита» в литературах и культурах славянских стран в значительной степени были обусловлены теми процессами, которые протекали в самих этих литературах. Как показали выступления на конференции в честь 125-летия писателя в Институте славяноведения РАН (2016), М. Булгаков за короткий период времени стал частью литературного ландшафта у южных и западных славян и оказал сильное влияние на развитие таких разных явлений, как литературная фантастика, сатирически-гротескное изображение реальности и зарождение постмодернистских тенденций1.
Для македонской литературы роман М. Булгакова тоже стал открытием, которое существенно изменило представление о литературе ХХ в., интерес к которому возник в начале 1970-х гг. и остается устойчивым, несмотря на резкие изменения социального и идеологического климата. Можно выделить два этапа «македонской истории» М. Булгакова. Первый протекал в условиях социалистической Югославии. Он охватывает приблизительно двадцать лет (рубеж 1960/1970-х гг. — 1991), когда существовало общее югославское куль-
1 См. опубликованные материалы конференции: Михаил Булгаков и славянская культура. М., 2017.
турное пространство, при сохранении национальной самобытности югославских народов. В это время македонское прочтение Булгакова было частью общеюгославской рецепции его творчества. Второй этап македонской булгакианы протекает в условиях распада Югославии, обретения Македонией государственной независимости (1991), отказа от социалистического пути развития и изменения политики в области культуры. В литературе приобрел прочные позиции постмодернизм, в русле которого стали восприниматься произведения русского писателя. В свете поисков национальной литературы возрос интерес к фантастике и гротеску в произведениях Булгакова.
Булгакиана начинается в Македонии с публикации его романа о Мастере. Перевод журнального варианта «Мастера и Маргариты» (1970) на македонский язык талантливым переводчиком русской литературы Таней Урошевич стал частью общеюгославского интереса к Булгакову. На сербском языке роман был издан в Белграде в 1968 г., на хорватском — в 1969 г. в Загребе, на словенском — в 1971 г. в Любляне. Тогда же в Югославии стали появляться первые попытки анализа «Мастера и Маргариты» и других произведений русского писателя.
Быстро обнаружилось, что это было вторым открытием М. Булгакова. Первое состоялось еще в межвоенные годы, когда Булгаков попал в поле зрения национальных театров Королевства СХС, которые начали ставить его пьесы. Большую роль сыграло гастрольное турне 1930 г. МХТ. Во время гастролей «художественники» (так называли коллектив в печати) побывали во многих городах Югославии (Белград, Нови Сад, Загреб, Любляна и др.), в том числе в Скопье2. В репертуар, кроме русской классической драмы (Гоголь, Островский, Чехов), была включена пьеса «Дни Турбиных» (1926) М. Булгакова (за рубежом часто шла под названием «Белая гвардия»). Позднее ставились также «Зойкина квартира» и «Кабала святош». Пьесу «Мольер» в 1935-1936 гг. поставил в Словении видный деятель «левого искусства» Братко Крефт3, затем она шла на сценах разных театров
2 Наиболее полно гастроли театра проанализированы в монографии сербского ученого З. Божовича (Bozovic 1. Cehov као dramski pisac kod Srba. Beograd, 1985) и российского ученого Н. Вагаповой (Вагапова Н. Русская театральная эмиграция в Центральной Европе и на Балканах. СПб., 2007).
3 Шешкен А. Г. Русская и югославянские литературы в свете компаративистики. М., 2003. С. 125.
страны4. Была ли показана пьеса «Белая гвардия» в Скопье в 1930 г., точно не установлено, однако при обсуждении гастролей МХТ информация о ней с большой долей вероятности должна была прозвучать, особенно если учесть, что в Вардарской Македонии в 19201930-е гг. сформировалась представительная русская эмигрантская культурная среда.
В 1970-е гг. увлечение Булгаковым в Македонии было частью общеюгославского интереса к его творчеству в целом. Македонцы познакомились, пусть не сразу на родном языке, с другими произведениями Булгакова (уровень владения сербским языком был очень высоким): смогли прочитать, затем увидеть в постановке белградского театра «Ателье 212» инсценировку повести «Собачье сердце», прочитать «Записки юного врача», «Белую гвардию», «Жизнь господина де Мольера» и др. Большим успехом пользовался фильм «Мастер и Маргарита», снятый выдающимся сербским режиссером-новатором Александром Петровичем в 1972 г. с популярным актером Батой Живоиновичем в роли Коровьева. Это была первая в мировом кинематографе попытка экранизировать роман о Мастере5.
Произведения М. Булгакова, в первую очередь «Мастер и Маргарита», отвечали потребностям македонской литературы конца 1960 — 1970-х гг., которая, как и другие национальные литературы Югославии, находилась в напряженном поиске новых художественных средств изображения действительности. Это время характеризуется преодолением эстетической конфронтации середины 1950 — 1960-х гг. между «реалистами» и «модернистами», когда на фоне отказа от соцреализма как теории и практики велись острые споры о путях развития литературы. Как точно отметил авторитетный македонский ученый М. Гюрчинов, к концу 1960-х гг. «реалисты мо-
4 Подробнее см.: Шешкен А. Г. Югославская русистика о Михаиле Булгакове // Михаил Булгаков: современные толкования. К 100-летию со дня рождения. 1891-1991. М., 1991. С. 138-151; Маравич Д. Сербская и хорватская литературная критика о романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита». Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 2000.
5 См.: Маравич Д. Фильм А. Петровича «Мастер и Маргарита» // Михаил Булгаков и славянская культура. М., 2017. С. 245-254; Перушко И. Как закалялся югославский Мастер // Михаил Булгаков и славянская культура. С. 255-266. Знаменитый польский режиссер Анджей Вайда всего на несколько месяцев до этого снял фильм «Пилат и другие», но положил в основу экранизации только одну сюжетную линию романа.
дернизировались, а модернисты спустились на землю»6 и обратились «к проблемам македонца на его собственной земле»7. В эти годы появились такие ставшие важными вехами для македонской литературы произведения, как новеллистика Ж. Чинго и его роман «Большая вода» (1971), роман С. Яневского «Упрямцы» (1969), малая проза П. М. Андреевского и др. При всех различиях тематики и проблематики, в них четко обозначился новый ракурс художественного видения действительности, для которого характерен синтез реальности и фантастики, сплав типического, бытовых деталей, элементов мифа и чудесного. Поиски в русле «магического» и «фантастического реализма» были для македонской прозы и драматургии весьма продуктивными. При этом М. Булгаков оказался в одном ряду с латиноамериканскими авторами Х. Л. Борхесом и Г. Г. Маркесом.
Роман о Мастере, где тесно переплелись философско-критиче-ское осмысление основных постулатов марксистской теории, сатирический ракурс изображения советской реальности 1930-х гг. и фантастика, воспринимался как открытие. Как заметил один из первых македонских исследователей романа В. Урошевич, это был «весьма редкий случай, когда произведение, написанное в одну эпоху, появилось на литературной сцене спустя много лет после смерти своего автора, в совсем другой период, и в этом новом контексте сыграло такую активную и значительную роль»8.
Влада Урошевич и как писатель был близок по духу М. Булгакову. Он дебютировал в конце 1950-х гг. лирикой в духе поэзии сюрреализма (в терминологии югославского литературоведения — надреализма) и стал одним из первых в национальной литературе авторов «городской» поэзии. Реальность, с неизбежными для сюрреализма причудливыми очертаниями (в отличие от поэзии, без нарочитой метафоричности), воплощена и в прозе этого автора конца 1960 — 1970-х гг. Два мира, фантастики и реальности, равноценны и сосуществуют в его новеллистике («Прогулки по Скопье», «Моя сестра Эмилия») и романе «Вкус персиков». Перекличка же с произведениями Булгакова обнаруживается в творчестве В. Урошевича намного позднее, в повести-сказке «Невеста змея» (2009).
6 Гурчинов М. Освоjуваftе на реалноста. Скоще, 2000. С. 284.
7 Гурчинов М. Современа македонска книжевност. Скоще, 1983. С. 357.
8 Урошевик В. Писателот под закрила на темните сили // Булгаков М. Маjсторот и Маргарита. Скоще, 1996. С. 453.
Этому предшествовало глубокое осмысление македонским писателем булгаковского романа. Как уже было сказано выше, В. Уроше-вич — ученый-филолог, университетский преподаватель, академик МАНИ — был автором послесловия к переводу на македонский язык романа «Мастер и Маргарита», выполненному его супругой. Текст «Писатель под покровом темных сил» положил начало исследовательскому осмыслению как романа «Мастер и Маргарита», так всего творчества М. Булгакова в Македонии. В. Урошевич выделил основные вопросы, связанные с изучением романа, на которых сосредоточилось мировое булгаковедение в последующие десятилетия. В этом В. Урошевич шел в ногу с другими исследователями, а македонское булгаковедение уже на старте продемонстрировало готовность внести свой вклад в анализ одного из самых загадочных текстов русской и мировой литературы. По этой причине остановимся подробнее на послесловии к македонскому изданию «Мастера и Маргариты», которое, в сущности, представляет собой серьезный научный труд.
В. Урошевич без колебаний отводит «Мастеру и Маргарите» выдающееся место в истории русской и мировой литературы. Он подчеркивает, что «это произведение сразу заняло свое место среди самых значительных романов русской литературы, как и среди тех произведений мировой литературы, по которым запомнится двадцатый век»9. Для македонского ученого в связи с этим возникает вопрос о принятии или неприятии опыта реалистической традиции, который был одним из основных и весьма острых в македонском литературоведении и критике на протяжении 1950-1960-х гг. Текст романа Булгакова, возникший из небытия («рукописи не горят»), дал возможность по-новому осмыслить процессы, проходившие в советской литературе, рассмотреть их под углом зрения преемственности, развития традиций русской классической литературы, несмотря на провозглашенный разрыв с ними в 1920-е гг. В. Урошевич акцентирует внимание на том, что роман о Мастере есть проявление «драгоценной связки» («скапоцена алка»), соединяющей высочайшие достижения русской литературы до Октября с теми произведениями, которые стали появляться в ней во второй половине ХХ в. «вместе с ослаблением диктатуры социалистического реализма» (453).
9 Урошевик В. Писателот под закрила на темните сили // Булгаков М. Маjсторот и Маргарита. Скоще, 1996. С. 453. Далее цитаты этого текста (второе издание романа) приводятся в тексте статьи с указанием страниц в скобках.
Македонский ученый дал достаточно (насколько это было в те годы возможно) детальный обзор творческой биографии Булгакова. В статье приводятся основные сведения о творческом пути писателя, подчеркивается разнообразие и тематическое богатство прозы, обращение к теме гражданской войны («Белая гвардия») и изображению современной жизни в «Роковых яйцах» и «Собачьем сердце». Освещены драматургия Булгакова и судьба сценических постановок его произведений. Тонко подмечено, как менялась общественная атмосфера в советской России в течение 1920-1930-х гг. и как это отразилось на судьбе произведений писателя. В. Урошевич называет «исключительно» смелым для своего времени роман «Белая гвардия», который, во что сегодня нелегко поверить, не только не возмутил творческую общественность своим сочувственным изображением не принявшей революцию интеллигенции и глубокого драматизма ее судеб, но, напротив, вызвал интерес, а автор получил предложение от МХАТ написать на материале романа пьесу. Этой пьесой стали «Дни Турбиных». Эти факты говорят о том, что литературная (и реальная) жизнь была богаче и разнообразнее, чем принято думать, она не всегда и не во всем подчинялась партийному диктату. При этом подчеркнуто, что Булгаков в 1930-е гг. творил в крайне сложной обстановке, в условиях запрета его пьес, обвинений в создании пасквиля против революции, атмосфере недоверия и подозрительности. В. Урошевич высказывает глубокое уважение писателю, который «продолжал творить [...] будучи запрещаемым, замалчиваемым, получающим отказы в публикации своих произведений» (455). Исследователю важно показать, в каких сложных условиях и тяжелой моральной атмосфере рождался роман о Мастере. Автор послесловия отдельно останавливается на истории публикации произведения, указывая на значение публикации «Мастера и Маргариты» в журнале «Москва» в конце 1966 — начале 1967 гг., которая положила начало его переводу на иностранные языки, в том числе в Македонии. Еще раз подчеркнем, что и Таня Урошевич свой первый перевод сделала с журнального варианта.
В. Урошевич пришел к верным, основанным на понимании специфического пути развития русской литературы выводам о принадлежности писателя к гоголевской традиции. Он обращает внимание, что еще в раннем творчестве, в «Дьяволиаде» (1925), у Булгакова проявляется желание вступить с автором «Мертвых душ» в творческий диалог, для чего в качестве героев выводятся гоголевские персонажи, а авантюрист Чичиков, перемещенный в Москву начала 1920-х гг., чувствует себя в ней вполне комфортно. Появление такого
автора, как Булгаков, подчеркивает Урошевич, «было исключительно сильным доказательством преемственности той линии в русской литературе, которая началась с Гоголя и которая дает простор воображению и преодолевает законы реальности» (453).
Македонский ученый обратил внимание на сложную жанровую структуру «Матера и Маргариты», подчеркнув, что «это произведение можно назвать и сатирическим, и любовным, и фантастическим, и философско-метафизическим романом» (453). Его проблематика связана с постановкой важнейших вопросов эпохи (отношение власти и художника) и философских вопросов о добре и зле — «о силах Света... и силах Тьмы» (454), которые близки писателю. В. Уроше-вич обратил внимание на такую важнейшую особенность романа, сближающую ее с вершинными достижениями русской классики, как сочетание глубины содержания, совершенства формы и занимательности сюжета. Произведение «наполнено не только высоким полетом духа, но и интересом к повседневной, земной жизни, истинным трагизмом и в то же время искрометным, местами и грубоватым юмором, что в целом превращает роман в упоительную книгу» (454). В. Урошевич видит в произведении Булгакова образец «современного ("модерного", т. е. модернистского. — А. Ш) романа с несколькими линиями повествования, где действие развивается в нескольких временно-пространственных планах» (456).
В повествовательно-композиционной структуре романа о Мастере Урошевич выделил три сюжетные линии. Первую он назвал «роман о романе». Она представляет собой рассказ о любви Мастера и Маргариты и истории написания, гонений и сожжения романа о Понтии Пилате. Здесь рассказчиком выступает сам Мастер. «Его речь эмоциональная, лирическая, наполненная горечью из-за пережитой несправедливости, но все-таки полная достоинства даже по отношению к тем, кто ему причинил зло» (457). Вторая линия — «роман в романе». Это текст повествования о римском прокураторе Древней Иудеи Понтии Пилате и его встрече с Христом (Иешуа). Эту историю, подчеркивает Урошевич, «мы узнаем по частям от нескольких рассказчиков» (457) в версии, серьезно отличающейся от канонических евангелий. Стиль этой части текста приподнято-торжественный, в нем присутствуют отголоски древней легенды, он придает происходящему значительность и глубину, и одновременно высокий драматизм.
Самое значительное место в повествовании занимает третья сюжетная линия, которую Урошевич назвал «роман вокруг романа» (457). Это история о Воланде и его свите, появившихся в Москве в
конце 1920-х гг. С появлением Воланда происходит резкий поворот в судьбе и Мастера, и Маргариты, которые обретают возможность соединить свои судьбы. Многие явления в жизни социалистической Москвы благодаря вмешательству нечистой силы обретают свое истинное значение, обнаруживается глубина ханжества и лицемерия бюрократии разного уровня, особенно в писательской среде. В этой части «доминирует сатирическо-юмористический стиль, превращающийся в кульминационные моменты в бурлеск» (457). Меняется и тип рассказчика. Это «недостоверный» (458) повествователь, который как бы не вполне понимает, что же, в сущности, случилось, чему он на самом деле стал свидетелем. «Этот рассказчик удивляется и ужасается поступкам компании Воланда, но мы чувствуем — это рассказик, который притворяется непонимающим, а на самом деле усмехается в усы» (458). Мастерство Булгакова, подчеркивает Урошевич, заключается в том, что в финале все три линии сходятся при помощи ряда деталей и остроумных сюжетных ходов, раскрывающих их глубинную взаимосвязанность и взаимообусловленность.
В. Урошевич уделил отдельное внимание такой черте поэтики «Мастера и Маргариты», как соединение элементов фантастики и комического, что проявится позднее и в его собственном творчестве. М. Булгаков использовал в этом романе такой тип современной фантастической литературы, который предполагает столкновение, конфликт между сверхъестественным явлением и рациональным миром. Два эти полюса представлены соответственно Дьяволом / Воландом и реальным миром, Москвой первого десятилетия советской власти с ее вульгарно-рационалистическим утверждением материалистического мировоззрения. «Блестящее сочетание: столица "научного социализма" и фигура из кошмарных снов человечества, оппонент любого рационального подхода к жизни, отрицание здравомыслящей организации Универсума и веры в Добро как основной основы прогресса» (458). Именно это столкновение положило начало цепочке невероятных событий романа, подчеркивает исследователь.
Он видит в таком использовании фантастического элемента продолжение гоголевской традиции, для которой характерно соединение фантастики и комического для достижения гротескового эффекта. Напоминая факт биографии Гоголя, который сжег часть рукописи «Мертвых душ», и аналогичный отчаянный поступок Мастера, Урошевич не склонен считать эту деталь «парадигмой» трагической судьбы писателя. Исследователь видит «подлинное родство глубже — в ощущении связи между смехом и страхом как между
двумя возможными реакциями человека, который оказывается перед миром, ускользающим от его привычного понимания» (459). Македонский ученый считает, что таким образом реализуется спасительная, врачующая сила смеха: «Смех, соединившись с фантастикой, создает для трагической ситуации, возникшей при вмешательстве сверхъестественного в обычную жизнь, еще один возможный выход: смех гуманизирует сверхъестественное и делает ненужным рационалистическое ему противостояние» (459).
Наряду с Библией и Гоголем, Урошевич в качестве подтекстовой основы романа обращает внимание и на средневековую европейскую легенду о Фаусте и произведение Гете, указывая на многочисленные аллюзии в романе. Сегодня эта тема достаточно глубоко исследована, но тогда наблюдения Урошевича имели важное значение, они ориентировали читателя произведения, подготавливали его к чтению многослойного текста, связанного многочисленными нитями с шедеврами мировой и русской литературы. Урошевич не прошел мимо целого ряда деталей, указывающих на тесную связь булгаковского шедевра с одним из величайших произведений мировой литературы. Он, в частности, подметил, что ассоциацию с «Фаустом» усиливает имя несчастного Михаила Александровича Берлиоза, которое должно вызвать у культурного читателя ассоциацию с Гектором Берлиозом, автором оратории «Осуждение Фауста», также и цепь с изображением черного пуделя на шее Маргариты на балу у Воланда. Черный пудель считался в европейской культуре Средневековья символом дьявола, именно поэтому у Гете Мефистофель впервые предстал перед Фаустом в этом обличье. В то же время Урошевич обратил внимание на то, что русский писатель предлагает совершенно иную трактовку известного мотива, в частности, поведение булгаковской Маргариты в корне отлично от героини в «Фаусте». У Булгакова женщина играет исключительно активную роль и представляет собой, в сущности, главную двигательную силу сюжета.
В качестве одной из важных проблем романа «Мастер и Маргарита» Урошевич выделил роль сил добра и зла в судьбе Мастера. Он обратил внимание, что «силы порядка, основанного на весьма упрощенной формуле материалистического мировоззрения» (460), объединились против художника. Ему помогают темные силы, силы иррационального. Возникает любопытный парадокс: «подлинное искусство находится под защитой Воланда, Господина Тьмы, падшего ангела, вечного бунтовщика против устоявшихся авторитетов и носителя сомнения в любой идее, которая хочет представить мир
результатом действия одного-единственного принципа» (461). В то же время в самом конце романа на защиту Мастера встают и силы добра. Македонский исследователь подчеркивает, что силы зла и добра объединяются у Булгакова для защиты подлинного искусства, духовности и красоты, и предостерегает от упрощенной трактовки философского содержания произведения, в котором грань между этими понятиями оказывается тонкой, они на самом деле дополняют друг друга.
Столь глубокое проникновение В. Урошевича в смысл романа о Мастере дало, как нам представляется, импульс и для собственного творчества македонского писателя. Вполне возможно, что это произошло неосознанно, так как обнаруживается спустя почти сорок лет после того, как Урошевич был глубоко погружен в мир булгаковско-го романа. Речь идет о повести-сказке «Невеста змея» (2009). Сразу подчеркнем, что никаких прямых ассоциаций (цитат, прямых или скрытых, упоминаний имен булгаковских персонажей и пр.) с текстом «Мастера и Маргариты» в произведении Урошевича нет. Там со всей очевидностью присутствует фольклорная основа, ориентация на национальную сказочную традицию.
В основу сюжета повести-сказки «Невеста змея» положен популярный у всех славян (и не только) традиционный сказочный мотив о борьбе со змеем / драконом. Завязка повести В. Урошевича и ее основная канва соответствуют жанру волшебной сказки. Юную красавцу Летку похищает змей, и брат Денко идет ее спасать. Он готов сразиться со змеем и освободить сестру. По пути он спасает от верной гибели посланца королевы крыс, ее гонца. ученого крыса Mus Rattus (с лат.: черная или домашняя крыса'), который становится его верным помощником. Еще один помощник — оса Зуда — тоже оказывается полезной в его миссии. Герой наделен смекалкой, упорством, храбростью, он понимает язык животных и насекомых, чувствует знаки, которые ему подает природа, что помогает ему избежать гибели. В повести появляется кузнец, частый персонаж народных сказок о змее, нечистая сила в виде упырей, кикимор, русалок, псоглавцев, колдунья-ведунья, помощники змея хозяин постоялого двора и Патенталья, который в фольклоре выступает как благородный и верный помощник героя. Таким образом, проступает очевидная связь с самым значительным собранием македонских народных сказок Марко Цепенкова.
Урошевич пародирует сказочный сюжет и фольклорную трактовку героев. Денко преодолевает препятствия и добирается до логова
змея. Однако своей сестры у змея он не находит. Ее выкрали похитители из другого мира (в повести он называется Нижняя земля), и сам змей отправляется ее выручать из беды. Он и Летка полюбили друг друга, и змей из похитителя превратился в героя-спасителя. Денко и змей объединяются для спасения девушки, и в финале Летка улетает со змеем в его пещеру. Таким образом, через прием пародии в повести реализуется идея об относительности добра и зла, характерная, как в свое время отметил Урошевич, для романа Булгакова.
Если вспомнить, каким интеллигентным, приятным и обходительным был Воланд, то сходство в изображении нечистой силы у писателей усиливается. Олицетворение зла — змей — тоже оказывается весьма симпатичным и в этом приближается к булгаковско-му персонажу. Змей изображен интеллектуалом, в пещере которого есть богатая библиотека, в том числе энциклопедические издания. Его пещера — комфортное жилище, где все «источало ленивую негу расслабленного безделья»10. Впрочем, видеть тут ассоциацию с текстом русского писателя все-таки было бы натяжкой. Скорее можно предположить, что автор пародирует и сказочный образ, и его научную интерпретацию из известных и широко цитируемых в современной науке трудов В. Я. Проппа («Морфология волшебной сказки» и «Исторические корни волшебной сказки»). Повзрослевший Денко становится фольклористом и должен быть знаком с исследованиями русского ученого. В. Я. Пропп, например, утверждает, что в сказке нет подробного описания змея и его жилища. Сказано только, что чаще всего змей / дракон живет на высокой горе. В. Урошевич, напротив, приводит подробный «портрет» змея, созданный на контрасте. Подчеркнута его огромная физическая сила («от туловища исходило ощущение неумолимой силы — оно было могучим, созданным для набегов и налетов, время от времени под кожей змея, лежавшего на гладкой скале, подрагивали мускулы.»11) и в то же время ум и доброта («невероятно умные глаза, светившиеся добротой и проницательностью»12).
Традиционное сказочное пространство называется «Верхней землей», которой противопоставлена населенная подлинными злодеями «Нижняя земля». Это современный город, «место для жизни опасное», как убеждаются герои. Похищенная Летка попала в пу-
10 Урошевич В. Невеста змея. М., 2012. С. 101.
11 Там же.
12 Там же.
бличный дом, откуда ее и спасают брат и змей-жених. Описанию мира патриархально-сказочного противопоставлено описание городских реалий с улицами, запахами, полицией, охранниками и владельцами притонов. При характеристике Нижнего мира автор прибегает к обличительной сатире.
Именно в этой части повести Урошевича прослеживается, на наш взгляд, интертекстуальная связь с «Мастером и Маргаритой». Это касается появления на улицах города необычной компании, прибывшей из Верхнего мира спасать невесту змея. Она ассоциируется с разгуливающими по Москве помощниками Воланда. Вот как выглядела компания: «Мужчины выглядели странно — один помоложе, был одет как подсобный рабочий на стройке, на нем, совершенно не по сезону, была кепка из толстой ткани, мятая куртка и такие же брюки; второй, лысый, самый крупный из них, был в черной майке без рукавов, бриджах и грубых ботинках на босу ногу; у третьего на голове была соломенная шляпа-канотье с черным шнурком, длинный черный фрак на голое тело и пестрые брюки в оранжевую и фиолетовую полоску. В руках у третьего был большой черный футляр от виолончели»13. Известное описание из романа Булгакова помощников Воланда усиливается для македонского читателя ассоциацией с персонажами из снятого А. Петровичем фильма.
Посетители из «Верхнего мира» с интересом разглядывают город и отмечают, что «тут у них все не такое, каким кажется с первого взгляда». Хотя спасателям девушки предстоит серьезная и опасная операция по ее освобождению, они готовы к разным шуткам и мелким пакостям. Патенталья настроен «хорошо повеселиться», а еще отомстить разным «мрачным типам», возомнившим, что на них нет управы. Другой участник акции, Плешак, вообще планирует целый город «на уши поставить». Ученый Крыс сформулировал поставленную цель философски: «победа иррациональных сил хаоса над приверженцами порядка и разума». У колдуньи разные глаза: один карий, другой зеленый. Первый смотрит ласково, второй злобно. Вспомним, что разные глаза были у Воланда, который также хромал. Колдунья при появлении в городе в черном обтягивающем платье сначала с трудом идет в туфлях на каблуках, затем она шутит над цыганом, превращая его дешевый товар в драгоценные украшения. Жители города, как и москвичи у Булгакова, становятся свидетелями необычных природных явлений, сильной грозы и бури.
13 Урошевич В. Невеста змея. М., 2012. С. 128-129.
Отдельного рассмотрения заслуживает вопрос отношения произведений М. Булгакова и Урошевича с постмодернизмом. «Мастер и Маргарита» одними учеными относится к одному из первых постмодернистских текстов в русской литературе, другими — к предшественникам этого направления. «Невеста змея» В. Урошевича, напротив, может считаться попыткой художественного оппонирования постмодернизму. Произведение несет отчетливый отпечаток македонской литературной ситуации начала XXI в. и связано с возрастающей оппозицией поэтике постмодернизма, доминировавшего в национальном искусстве слова в 1980—1990-е гг. В нулевые годы чувствуется «усталость» от постмодернизма, появляются произведения, где полемически опровергаются его основные художественные принципы. В этом ряду свое место занимает и повесть В. Урошевича, где пародируются, например, такие приемы, как палимпсест. В целом же для повести-сказки В. Урошевича роман Булгакова, наряду с волшебной сказкой, может рассматриваться как архетип.
Интересно, что в романах 2000-х гг. переводчика Булгакова Тани Урошевич ассоциативной связи с русским писателем не обнаруживается, при том что многие ее произведения написаны в постмодернистской манере (романы «Оплошность» и «Аквамарин»), в них реальность прихотливо переплетается с мифом и фантастикой.
Именно соединение мира реального и фантастического в «Мастере и Маргарите» продолжает вызывать самый пристальный интерес у македонских писателей, считают македонские исследователи. Например, Л. Капушевская-Дракулевская отметила этот аспект в докладе на юбилейной конференции, посвященной М. Булгакову, а затем в статье «Отражение фантастического мира романа М. Булгакова "Мастер и Маргарита" в современной македонской литературе»14.
М. Булгаков за полвека своего присутствия в Македонии стал неотъемлемой частью ее культуры. К юбилею писателя известный македонский и российский режиссер Иван Поповский поставил инсценировку «Мастера и Маргариты» в Македонском Народном театре (премьера состоялась 1 декабря 2015 г.). Спектакль известного своим новаторским подходом к интерпретации литературных произведений режиссера получил восторженные отклики публики и прессы и занял свое постоянное место в репертуаре театра.
14 Капушевска-Дракулевска Л. Отражение фантастического мира романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита» в современной македонской прозе // Михаил Булгаков и славянская культура. М., 2017. С. 267-276.
Источники и литература
Bozovic Z. Cehov kao dramski pisac kod Srba. Beograd, 1985. 279 с.
Вагапова H. Русская театральная эмиграция в Центральной Европе и на Балканах. СПб., 2007. 237 с.
Гурчинов М. Осво]уваае на реалноста. Скоще, 2000. 486 с.
Гурчинов М. Современа македонска книжевност. Скоще, 1983. 502 с.
Капушевска-Дракулевска Л. Отражение фантастического мира романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита» в современной македонской прозе // Михаил Булгаков и славянская культура. М., 2017. С. 167—276.
Маравич Д. Сербская и хорватская литературная критика о романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита». Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 2000. 19 с.
Михаил Булгаков и славянская культура. М., 2017. 384 с.
Урошевик В. Писателот под закрила на темните сили // Булгаков М. Ма]сторот и Маргарита. Скоще, 1996. С. 453—461.
Урошевич В. Невеста змея / Пер. О. Панькиной. М., 2012. 175 с.
Шешкен А. Г. Русская и югославянские литературы в свете компаративистики. М., 2003. 144 с.
Шешкен А. Г. Югославская русистика о Михаиле Булгакове // Михаил Булгаков: современные толкования. К 100-летию со дня рождения. 1891—1991. М., 1991. С. 138—151.
References
Bozovic, Z. Cehov kao dramski pisac kod Srba. Beograd, 1985, 279 s.
Gurcinov, M. Osvojuvanje na realnosta. Skopje, 2000, 486 s.
Gurcinov, M. Sovremena makedonska knizevnost. Skopje, 1983, 502 s.
Kapusevska-Drakulevska, L. "Otrazenie fantasticeskogo mira romana M. Bul-gakova «Master i Margarita» v sovremennoj makedonskoj proze". Mihail Bulgakov i slavânskaâ kul'tura. Moscow, 2017, s. 167-276.
Maravic, D. Serbskaâ i horvatskaâ literaturnaâ kritika o romane M. A. Bulgakova «Master i Margarita». Avtoref. Dis. Kand filol. nauk. Moscow, 2000, 19 s.
Mihail Bulgakov i slavânskaâ kul'tura. Moscow, 2017, 384 s.
Sesken, A. G. Russkaâ i ûgoslavânskie literatury v svete komparativistiki. Moscow, 2003, 144 s.
Sesken, A. G. "Ûgoslavskaâ rusistika o Mihaile Bulgakove". Mihail Bulgakov: sovre-mennye tolkovaniâ. K 100-letiû so dnâ rozdeniâ. 1891-1991. Moscow, 1991, s. 138-151.
Urosevic, V. Nevesta zmeâ. Moscow, 2012. Per. Pan'kinoj O., 175 s.
Urosevik, V. "Pisatelot pod zakrila na temnite sili". BulgakovM. Majstorot iMargarita. Skopje, 1996, s. 453-461.
Vagapova, N. Russkaa teatral'naa emigracia v Central'noj Evrope i na Balkanah. Sankt-Peterburg, 2007, 237 s.
Alla G. Sheshken LomonosovMoscow State University (Moscow, Russia)
M. Bulgakov's "The Master and Margarita" in the context of Macedonian fiction (1970s-2010s)
The Macedonian interest to Bulgakov numbers around 50 years. It started in 1970 when "The Master and Margarita" was translated by T. Uroshevik and published. Since then, Bulgakov became an inalienable part of the national culture and at the same time Macedonia entered the process of world reception of the Russian classical author of the 20th century. In the Macedonian history of Bulgakov's reception, two periods stand out, which can be explained by the historical circumstances, 1970-1991, and 1991 until now. During the first period, the Macedonian reception of Bulgakov was an inalienable part of the Yugoslav reception of his works. Quite shortly, he became very popular and was percieved as a member of the same group with Tolstoy, Dostoyevsky and Chekhov. The beginning of academic reception of Bulgakov's oeuvre was marked by the text by V. Uroshevik published as an afterword to "The Master and Margarita". The novel changed the ideas of the Macedonian (and Yugoslav) literary studies about the processes that took place in the Russian literature in the 1920s-1930s, their richness and diversity. The satirical image of socialist Moscow, the correlation of the elements of realism and science fiction, the deep philosophical content of the novel, the comprehension of the literary tradition, the artistic subtext of the work are the main issues that attracted Bulgakov's scholars. Since the 1990s, "The Master and Margarita" is conceptualized in connection with postmodernism, which has become one of the main artistic movements in Macedonian literature. In the 2000s in the author's tale of V. Uroshevik, "The Bride of the Serpent," traits are revealed that make it possible to talk about the writer's creative dialogue with the classic of Russian literature of the twentieth century. Keywords: Mikhail Bulgakov, "The Master and Margarita", Vlada Uroshevik, Tanja Uroshevik, realism, fiction, literary tradition, Macedonian literature of the twentieth century.
