CC BY
85А. А. Сирина
МАНЬЧЖУРСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ С. М. И Е. Н. ШИРОКОГОРОВЫХ (1915-1917)
АННОТАЦИЯ. В 1915-1917 гг. сотрудник Музея антропологии и этнографии Императорской Академии наук Сергей Михайлович Широкогоров и его жена Елизавета Николаевна Широкогорова предприняли комплексную экспедицию в историческую область Маньчжурия (Амурская область Дальнего Востока России; провинция Внутренняя Монголия и Хэйлунцзян Северо-Востока Китая). Экспедиция была снаряжена Академией наук и работала среди орочонов, солонов, дауров, манегров, маньчжуров. В статье на основе новых материалов из Санкт-Петербургского филиала архива РАН восстановлена история комплексной экспедиции супругов Широкогоровых. Проанализированы цели, методы, повседневность, маршруты экспедиции. Экспедиция изучала географию, этнографию, антропологию, лингвистику, фольклор и археологию населения региона Северо-Западной Маньчжурии, прежде всего орочонов, или тунгусов (сейчас — эвенки). Впервые подробно описаны маршруты 1915 г. к разным группам орочонов, археологические исследования 1916 г., проведенные на Амуре. В заключение дается оценка результатам экспедиции, которые послужили основой для создания классических работ по географии, социальной организации, шаманству, языку народов этого региона и сформировали предпосылки создания теории этноса.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: С. М. Широкогоров; Е. Н. Широкогорова; Маньчжурская экспедиция 1915-1917 годов; орочоны; маньчжуры; этнографические, антропологические, лингвистические, археологические исследования
УДК 910(510)«1915/1917»
DOI 10.31250/2618-8600-2018-1-64-85
СИРИНА Анна Анатольевна — д.и.н., в.н.с., Институт этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН (Россия, Москва) E-mail: [email protected]
Введение. Начало XX в. в истории российской этнографии ознаменовалось проведением многочисленных экспедиций, в том числе крупных: в Индию и на Цейлон (супруги А. М. и Л. А. Мерварты), в Латинскую Америку (Г. Г. Манизер), на Камчатку и Алеутские острова (В. И. Иохельсон) и др. В их число входит и Маньчжурская экспедиция Широкогоровых.
Русский ученый-эмигрант Сергей Михайлович Широкогоров (1887-1939) с 1922 г. жил и работал в разных университетах Китая. Он внес существенный вклад в становление китайской этнографии, оказал огромное влияние на развитие мировых шамановедческих и тунгусо-ведческих исследований. Автор фундаментальных работ о социальной организации тунгусов и маньчжуров, о шаманстве у тунгусов, а также теоретических трудов, предвосхитивших целое направление в советской этнографии 1960-1980-х гг., он сформировался как полноценный исследователь в регионе исторической области Маньчжурия (современные территории Северо-Востока Китая — восточная часть автономного района Внутренняя Монголия и северо-запад Хэйлунцзянской провинции, и России — Забайкалье и Амурская область). Произошло это в 1915-1917 гг. в ходе работы Маньчжурской экспедиции, снаряженной Императорской Академией наук (Широкогоров 2017: 11). Между тем эта экспедиция не привлекала внимания историков науки, в отличие от предшествующих экспедиций Широкогоровых 1912-1913 гг. в Забайкалье (Андерсон 2017; Арзютов 2017а; Сирина, Давыдов 2017а). Статья основана на уникальных архивных источниках — письмах С. М. Широкогорова к Л. Я. Штернбергу, старшему этнографу МАЭ АН. Л. Я. Штернберг выполнял роль посредника в отношениях с вышестоящим начальством по организационным, в первую очередь финансовым, вопросам экспедиции, а также консультировал путешественников в отношении сбора научных и коллекционных материалов. В статье использован дневник археологических раскопок июля-августа 1916 г. и некоторые другие архивные документы. При описании маршрутов 1915 г. ценным источником послужил географический очерк Северо-Западной Маньчжурии по данным маршрутных наблюдений (Широкогорова 1919).
Еще в 1670 г. через Маньчжурию путешествовали русские послы в Китай И. Милованович, Н. Спафарий, И. Избрандт. С начала ХУШ по середину XIX в. в российских исследованиях Маньчжурии произошел перерыв. После заключения Айгунского (1858) и Пекинского (1860) договоров левобережье Амура и Уссури отошли к России, интенсифицировав заселение и изучение этого региона, — его ресурсов, природы, населения. Русские путешественники, в первую очередь военные, в конце XIX — начале XX в. совершили не менее двадцати экспедиций в Центральную Азию. Одной из главных особенностей района Северо-Западной Маньчжурии, или Барги, как его еще называли, была
относительно малая изученность по сравнению с западной и центральной частями Внутренней Монголии. Постройка Китайской Восточной железной дороги еще более усилила российское присутствие в этом регионе и обусловила практический и научный интерес к нему (Обручев 1897; 1947).
Цель экспедиции Широкогоровых 1915-1917 гг. состояла в сборе новых материалов (лингвистических, этнографических и антропологических) у тунгусов (в современном понимании — эвенки и другие народы, говорящие на тунгусо-маньчжурских языках), включая маньчжуров. В поле Широкогоров уделял внимание «(1) этнографическим наблюдениям, то есть культурному феномену тунгусов и других групп; (2) изучению тунгусских диалектов и маньчжурского языка <...>; (3) антропометрическим измерениям тунгусов и других групп; (4) разведочным археологическим раскопкам <...>; (5) географическим наблюдениям <...> в СевероЗападной Маньчжурии» (Широкогоров 2017: 12-14). Таким образом, экспедиция была комплексной, а объем работ исключительно обширен.
Супруги Сергей и Елизавета Широкогоровы уже имели опыт работы в экспедициях, проведенных в Забайкальском крае летом 1912 и 1913 гг. (Широкогоров, Широкогорова 1914). Однако данная экспедиция отличалась от них не только своей продолжительностью, но и тем, что работала как на российской территории, так и в Северо-Восточном Китае, где этнический состав населения был очень разнообразен.
В 1915 г. Широкогоровых постоянно сопровождали опытные проводники, уроженцы Старо-Цурухайтуя (деревни на берегу реки Аргунь, через которую проходили практически все экспедиции в Маньчжурию, следовавшие с русской стороны), казаки Иван Афанасьевич Пешков и Афанасий Темников, отличавшиеся дисциплиной и личной храбростью, без участия которых «успешный исход экспедиции был бы сомнителен» (Широкогоров 2017: 12-13). В состав экспедиции в разное время входили также еще трое казаков и переводчики — маньчжур Вы зы мин, орочон и тунгусы из обследуемых групп. Объясняя необходимость иметь переводчика, Сергей Михайлович ссылался на соображения безопасности и правила этикета в общении с китайскими властями.
Снаряжение. Экспедиция была хорошо экипирована. Часть снаряжения была куплена и привезена с собой из Петрограда, другая часть была заранее отправлена на Дальний Восток почтовыми посылками по железной дороге, а кое-что приобреталось на месте. Супруги путешествовали в одежде английского спортивного фасона, а на зиму у них была теплая меховая (бобриковая) одежда (СПбФ АРАН. Ф. 849. Оп. 5. Д. 797. Л. 1) (рис. 1). У них была с собой парусиновая палатка датского типа, складные кровати и стол, теплое белье и нательное платье, мясные консервы, хирургические инструменты, фотографический аппарат, фонограф, компас, оружие (ружье фирмы «Саваж» и пистолет маузер),
Рис. 1. Две палатки. [На переднем плане — одетая в мужской костюм Е. Н. Широкогоро-ва. — А. С.]. Негатив на стеклянном носителе. Автор: С. М. Широкогоров. Бассейн р. Амур, 1915 г. МАЭ № 2500-43
походная аптечка, карта Переселенческого управления Амурской области, а также постепенно увеличивающееся число рукописей и черновых работ (СПбФ АРАН. Ф. 849. Оп. 5. Д. 797. Л. 4, 96об.). В Хайларе получили у монгольского чиновника и русского вице-консула охранные листы и закупили лошадей и снаряжение для них, порох и свинец, подарки орочонам. В Петроград Широкогоров заказывал патроны и пистоны для оружия, колбасу и сыр от Елисеева, стеклянные пластинки для фотоаппарата, валики для фонографа. Вещи участников экспедиции в 1915 г. стали предметом вожделения конных орочонов (Сирина, Давыдов 2017). Однажды хорошо знакомый Широкогорову орочон предложил ему поучаствовать в похищении девушки, потому что у Широкогорова было хорошее огнестрельное оружие и лошади. Сергей Михайлович отказался принять участие в этом этнографическом эксперименте, поскольку хотел сохранить отношения с другой тунгусской группой (Широкогоров 2017: 368). После завершения экспедиции ученый намеревался продать снаряжение, а на вырученные деньги приобрести дополнительные коллекционные предметы для МАЭ.
Маршруты экспедиции. Двухлетняя экспедиция фактически состояла из множества экспедиционных маршрутов и выездов разной продолжительности (от трех месяцев до нескольких дней), предполагался также и стационарный метод работы. Такое сочетание и приоритет тому или другому методу отдавался в зависимости от сложившихся
обстоятельств и конкретных целей исследований. Обычно при планировании работы и маршрутов путешественники имели в виду два-три варианта. Широкогоров пользовался новой информацией, полученной в ходе уже пройденных маршрутов, реалиями сложившейся обстановки, соображениями безопасности, интересами дела (отправка коллекций, получение денежных средств в определенных населенных пунктах и др.), поэтому его первоначальные планы часто менялись.
Методика экспедиции Широкогоровых в 1915 г. отдаленно напоминала маршрутные экспедиции В. К. Арсеньева и других русских военных географов и путешественников. В этом году исследователи провели фактически две экспедиции к трем разным группам орочонов, во время которых Широкогоров вел съемку местности и составлял карту маршрута.
Первый экспедиционный маршрут: 20 мая — 15 июля 1915 г. Широкогоровы выехали из пограничного села Старо-Цурухайтуй на реке Аргунь с целью попасть на ее притоки — реки Ган, Дербул, Хаул, где жили конные орочоны. Вначале следовали по хорошо изученному «степно-возвышенному району» восточной части Внутренней Монголии по накатанной тележной дороге, знакомой и другим путешественникам, например, П. А. Кропоткину (рис. 2). Здесь Широкогоровы встретили население, состоявшее из монголов, солонов, баргутов, орочонов, китайцев и русских казаков. Казаки жили в поселках по левой стороне Аргуни, находились в постоянном контакте с соседями, говорили на двух языках. По правому берегу Аргуни напротив каждого русского поселка был расположен монгольский караул (Широкогорова 1919: 5). Местное население
Рис. 2. Вид холмистой местности. Негатив на стеклянном носителе.
Автор: С. М. Широкогоров. Бассейн р. Амур, 1915 г. МАЭ № 2500-10
занималось в основном кочевым скотоводством. Китайцы содержали постоялые дворы и лавки и занимались контрабандой.
Вверх от устья реки Ган экспедиция продвигалась верхом с навьюченными лошадьми, проходя в день от 15 до 28 верст. Граница кочевий хинганских конных орочонов, живших по склонам Большого Хинганского хребта, началась от реки Айкэн—левого притока реки Ган (Широкогорова 1919: 8). На культуру конных орочонов оказали влияние монголы; в административном отношении их начальником был сын жившего в Хайларе Хулунбуирского амбаня. Полевую работу среди них Широкогоров назвал «ороченским пленением», т. к. конные орочоны заставляли путешественников жить по их обычаям. Главная трудность путешествия заключалась в необходимости работать среди людей, привыкших, по словам Сергея Михайловича, воровать лошадей у местных русских и вступать в вооруженные конфликты (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918]. Д. 68. Л. 94-95). Путешественники, собирая научный материал, одновременно были вынуждены противостоять попыткам орочонов «отнять у нас все то, что мы имели». Елизавета Николаевна кратко отметила в отчете: «Нам пришлось претерпеть от них немало огорчений» (Широкогорова 1919: 9). Вспомним свидетельство П. А. Кропоткина, когда в начале путешествия его караван встретился с орочонами, даурами и монголами: «Неотвязчивость и любопытство выехавших нам навстречу не давали нам покоя, наши спутники постоянно ощупывали то или другое, трогали нас, предлагали меняться вещами. <.> Казаки свободно объяснялись с ороченами по-тунгусски, с даурами по-даурски» (Кропоткин 1865: 33). В этом маршруте они узнали о группе орочонов-оленеводов, именуемых «якутами» (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918]. Д. 68. Л. 95об.).
С конными орочонами экспедиция поднялась вверх по реке Ган до ее притока Люмбур. Однако они категорически отказались провести экспедиционный отряд на реку Быструю, где жили оленные орочоны. Пришлось возвращаться до притока Гана реки Мурей и, поднявшись по последней, через хребет перейти в систему реки Дербул, где путешественники встретили десять орочонских семей. Оттуда по одной из речек они вышли на Хаул в 15 верстах от его истоков и 15 июля 1915 г. вышли на Аргунь вблизи поселка Олочинского.
Прежде чем отправиться в новый маршрут на реку Быструю к олен-ным орочонам, были закуплены продукты. Широкогоров побывал в расположенной недалеко от поселков Олочинского и Нерчинский Завод Зерентуйской каторжной тюрьме.
Второй экспедиционный маршрут: 19-20 (?) июля — 2 8 октября 1915 г. Экспедиция вышла в новый маршрут на реку Быструю от поселка Олочинского. Сначала дошли до поселка Ишагина, затем вьючно поднялись по реке Маректе, вверх по которой на расстояние до 75 верст заходили для сенокоса и заготовки леса русские
Рис. 3. Стоги сена. Негатив на стеклянном носителе.
Автор: С. М. Широкогоров. Бассейн р. Амур, 1915 г. МАЭ № 2500-140
казаки: «Покрытые сеном шалаши и остовы их разбросаны по всей долине Маректы» (рис. 3). С Маректы через Талую и Джин вышли в систему реки Быстрая, по которой пошли вверх в поисках орочонов — остовы их юрт путешественники встречали ранее (Широкогорова 1919: 13). «Оказалось, что никакого Хинганского хребта нет, а есть колоссальное плоскогорие, полное воды, болота и самой дикой тайги. Это и будет siège genérale орочен, именующих себя еведю (их называют все якутами!). В бассейне р. Быстрой мы оставались 1 / месяца» (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918]. Д. 68. Л. 113). А вот как описывает это плоскогорье Елизавета Николаевна: «Большое плоскогорье образует замкнутое пространство, окаймленное рядом гребней и гольцов. С этого плоскогорья, насыщенного водными осадками, стекают в разных направлениях следующие реки: на запад Быстрая, на юго-запад Ган Монгольский <...>, на юго-восток Ган Китайский, впадающий в Нонни; затем Нонни и другие ее притоки, начинающиеся там же; на северо-восток Кумара и приток ее Тага; на север идут Албазиха с притоком Дулин и р. Панга» (Широкогорова 1919: 22) (рис. 4).
Во время этих экспедиционных маршрутов Широкогоров вел съемку местности с целью уточнения географических карт: например, протяженность реки Быстрой, по его подсчетам, составила 400 верст вместо 70 верст по имеющейся у него карте. Составленная Широкогоровым карта Северо-Западной Маньчжурии была у него украдена в 1920 г. (Широкогоров 2017: 20; North-Western Manchuria 1930: 445).
Экспедиция наткнулась на оленных орочонов, когда несколько их семей спускались с верховьев Быстрой в сторону зимних стоянок и
Рис. 4. Переезд трех человек через реку на плоту. Негатив на стеклянном носителе. Автор: С. М. Широкогоров. Бассейн р. Амур, 1915 г. МАЭ № 2500-67
остановились в устье Кулинды при впадении ее в Быструю. Встреченных орочонов путешественники отнесли к амурской группе — оленным орочонам, жившим в верхнем течении Амура, по рекам Албазихе, Панге и Быстрой, общей численностью около 40 семейств (Широкогорова 1919: 21). Они находились в русском подданстве, были крещены в православие, имели связи с русскими деревнями по Амуру, а быстринские орочоны — с русским поселком Усть-Урово вблизи реки Аргунь. Главным занятием оленных орочонов была охота на мясных и пушных зверей, они держали оленей и лошадей, жилищем служили конические юрты (Там же: 20). Быстринские орочоны рассказали путешественникам о своих соседях. Потомки этих эвенков сейчас, после трех переселений, живут в поселке Новая Алогуя в Северо-Восточном Китае, а часть их, около 30 человек с 700 оленями, ведут неоседлый образ жизни в тайге (Reclaiming the forest 2015).
17 сентября 1915 г., после почти полуторамесячного пребывания у оленных орочонов, экспедиция покинула стоянку на устье Кулинды с целью попасть на реку Кумару — приток Амура, где жила группа орочонов, известных в литературе под именем манегров по роду ман]агир (Широкогоров дал и другие их названия — орочэн, кумарчэн, орончо).
Путешественники двигались вверх по Быстрой и вышли на плоскогорье длиной около 120 верст и шириной около 35 верст, «в которое с окружающ[их] его кольцом гор и холмов стекает вся влага и собирается в р. Быстрой, прорывающей себе выход в юго-западной части этого кольца. <...> Это и есть наивысшая часть Северо-Западной Маньчжурии». В эту местность заходят орочоны с Гана Монгольского и Гана Китайского, о
Рис. 5. Антропоморфные изображения на коре дерева. Негатив на стеклянном носителе.
Автор: С. М. Широкогоров. Бассейн р. Амур, 1915 г. МАЭ № 2500-140
чем говорят остовы юрт и «вырубленные на деревьях изображения духа тайги» (Широкогорова 1919: 23, 26) (рис. 5).
От озера Далбин в верховьях Быстрой путешественники продвигались к реке Гиде. «Передвигаться приходилось от дерева к дереву, и мы не успевали вытащить из кочек одну лошадь, как увязала другая. Люди держались на кочках, перепрыгивая с одной на другую, ухватившись предварительно руками за кусты. Трудность передвижения увеличивалась благодаря дождю со снегом. В течение целого дня мы могли пройти только около 12 верст и вынуждены были остановиться, отыскав среди этого ужасного болота маленький островок, тоже полумокрый, на котором кое-как расставили палатку и разложили костер. Все, — и лошади, и люди были крайне утомлены» (Широкогорова 1919: 27). Через водораздел Быстрой и Кумары путешественники вышли на двойной исток реки Кумары: Берея и Кумар-Береячи. «От вершины Кумары до правого притока ее р. Тага, <.. .> не считая мелких, мы имели всего 78 переправ, из них 32 через Кумару и 46 через ее протоки и притоки» (Широкогорова 1919: 29). Здесь они встретили кумарских орочонов. Елизавета Николаевна характеризовала их как конных охотников. Путешественники видели лошадей, приученных орочонами питаться мясом, описали зимний (стоянки в урочище Ородон) и летний маршрут кумарских орочонов, искусность в выделке меха и кожи, особо упомянув их великолепные меховые покрытия на конические юрты. Перекочевки имели особенности: мужчины передвигались летом на лодках-берестянках, а женщины и дети на лошадях.
Экспедиция передвигалась вместе с орочонами вниз по Кумаре. В начале сентября выпал снег. Наступила бескормица, лошади начали болеть. В довершение всего орочонам стало известно, что на участке от Ородона до Черняевой на экспедицию готовится напасть банда хунхузов. Предупрежденные о нападении, люди прошли в обход. «Мы пошли по тропам ороченским, шли 24 часа подряд с двумя 3-часовыми остановками, шли день и ночь и благополучно ускользнули» (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918]. Д. 68. Л. 113об., 114; Широкогорова 1919: 35). Маршрут был закончен 28 октября 1915 г. В начале ноября Широкогоров продал лошадей и отпустил рабочих. Он съездил в Благовещенск и в Сахалян, чтобы разведать обстановку, и решил избрать базой пребывания экспедиции Сахалян, куда перебрался не позднее 7 ноября 1915 г.
Экспедиция впервые прошла весь таежный район Северо-Западной Маньчжурии. У разных групп орочонов Широкогоровы сделали сравнительные этнографические наблюдения и приобрели этнографические коллекции, провели фотофиксацию, собрали лингвистические и фольклорные материалы, в том числе произвели записи на фонограф.
Исследования в стационарных населенных пунктах (1916 — начало 1917 г.). Следующие поездки, за исключением археологической экспедиции июля-августа 1916 г., были связаны в основном со стационарными населенными пунктами и жившими в них маньчжурами, орочонами, даурами.
Широкогоров предполагал вести исследования по обе стороны российско-китайской границы. Военный вице-губернатор Амурской области 8 января 1916 г. подписал Открытое предписание № 310, предлагающее чинам полиции, волостным, сельским, станичным и хуторским властям оказывать «всяческое законное содействие» супругам Широкогоровым, командированным в Амурскую область «для лингвистических исследований» (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 2. Д. 117. Л. 83). Путешественники могли беспрепятственно переходить границу благодаря специальному пропуску, выданному Благовещенской таможней. Помощь в этом была оказана, вероятно, пограничным комиссаром Амурской области, которым в 1913-1916 гг. был Н. А. Спешнев; пути исследователя и военного вновь пересекутся в Китае в эмиграции.
Сахалян был резиденцией дютая и торгово-административным центром всего северного округа Хэйлунцзянской провинции. Через него проходил тракт на Мерген и новые китайско-маньчжурские города по Амуру. Широкогоровы сняли в Сахаляне меблированную комнату в каменном доме. Сергей Михайлович нанял двух человек, в функции которых входило ведение хозяйства и обеспечение безопасности, объясняя этот шаг тем, что «здешние народы, особенно китайцы и монголы (а вероятно и маньчжуры) весьма склонны к шантажу и, если нет своих людей, то можно оказаться в весьма тяжелом положении» (СПбФ
АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918]. Д. 68. Л. 11). Расходы экспедиции удорожало падение курса рубля. В Сахаляне была небольшая колония иностранцев, состоявшая из англичан, датчан, французов, русских, японцев. Широкогоровы общались в основном с российским консулом, в доме у которого было пианино, привлекавшее Елизавету Николаевну, редко выезжали в город (СПбФ АРАН. Ф. 282. Оп. 2. Д. 319. Л. 12-13).
В результате Синьхайской революции (1911-1913) маньчжурская династия была свергнута и провозглашена Китайская республика. Сложные внутриполитические обстоятельства затрудняли работу среди маньчжуров, занятия языком и исследования шаманства. «После установления республики и особенно усиления Юаншикая, начались преследования маньчжур. В настоящее время открытие маньчжурских школ, обучение детей маньч[журской] грамоте, многие обычаи, а также все шаманские обряды преследуются и виновные в этих грехах наказуются тюрьмой. Национальная политика!! Вследствие этого маньчжурская жизнь спряталась в подполье, и проникнуть в это подполье возможно только лишь после того, как маньчжуры вполне убедятся в искренности и порядочности человека. У меня отношения с ними уже налаживаются» (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918]. Д. 68. Л. 10). В Сахаляне Широкогоров познакомился с местным даотаем (начальником округа). С большим трудом ему удалось рассеять подозрения чиновника относительно своих намерений: «Они относятся очень недоверчиво к русским и маньчжурам и только самое обстоятельное разъяснение его враждебное первоначально отношение сделало благожелательным. Это необходимо здесь, так как они могут чинить много препятствий» (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918]. Д. 72. Л. 30об.-31).
Для исследователя здесь был настоящий этнографический Клондайк. «К востоку, югу и западу живут в селениях манджуры, а далее орочены (манегры). Орочены (манегры) постоянно бывают в Сахаляне и близлежащих селениях. На русской стороне живут только орочены (манегры)» (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918]. Д. 68. Л. 126, 126об.). Кроме того, около Айгуня проживала группа оманьчжуренных дауров и большая группа китайцев-магометан. Здесь и предполагалось сосредоточить дальнейшую работу.
Широкогоров продолжал изучение орочонского языка в его диалектах и начал изучение маньчжурского языка и этнографии. По его убеждению, которое он высказывал в письмах к Штернбергу и Радлову, тунгусскую (орочонскую) этнографию невозможно понять без маньчжурской, и наоборот (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918 г.]. Д. 72. Л. 29-31).
Из Сахаляна Широкогоровы собирались предпринять несколько поездок по селениям маньчжуров и стойбищам орочонов, и первую поездку в 1916 г. планировали совершить на маньчжурский Новый год. Одной из задач Широкогорова было отыскать шаманские рукописи, о существовании которых он узнал от кумарских орочонов; одну такую рукопись
«Нисан шаман» он действительно обнаружил в маньчжурской деревне на Амуре и купил ее за 22 руб. (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918]. Д. 68. Л. 10, 11об.). В январе 1916 г. начал переводить ее вместе с маньчжуром Ву зы мин, знавшим родной маньчжурский, китайский, и, по-видимому, один из европейских языков. В неясных местах ученый предполагал обращаться за разъяснениями к шаману. К середине марта 1916 г. черновой перевод был закончен (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918]. Д. 68. Л. 35, 49), но не опубликован, и до сих пор его судьба, как и судьба рукописи, остается неизвестной. Значительно позже один из вариантов рукописи «Нисан шаман», хранившийся в архиве маньчжуроведа В. С. Старикова, был переведен и опубликован К. Яхонтовым (Яхонтов 1999; Сирина, Давыдов 2017). Широкогоров отмечал, что, опираясь на узнанные из книги факты, он облегчил себе полевую работу по шаманству.
Из-за задержки денежного перевода из Петрограда апрель 1916 г. Широкогоровы провели в районе Айгуня (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918]. Д. 68. Л. 64). По данным Широкогорова, в Айгунском районе жили около 20-25 тыс. маньчжуров, представителей не менее 30 родов (SЫrokogoroff 1924: 33). Здесь исследователи собрали богатые этнографические материалы по шаманству и свадьбе, социальной организации маньчжуров.
Исследователи приобрели этнографические коллекции (в том числе модели) более чем 150 предметов, занимались антропологическими измерениями и записями фольклорных текстов. Коллекционные модели, вероятно, были оставлены на хранении в Благовещенске, поскольку по весу и габаритам их нельзя было транспортировать по железной дороге бесплатно, а кроме того, военное время угрожало потерей коллекций. По некоторым данным, оставленные в Благовещенске коллекции были уничтожены в результате пожара (Арзютов 2017а).
Широкогоровы проводили антропологические измерения орочонов, китайцев и представителей других народов как в России, так и в Китае. Всего к июню 1916 г. было измерено 365 чел. разных национальностей (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918]. Д. 68. Л. 81об.). 7 мая 1916 г. военный губернатор Амурской области выдал С. М. Широкогорову разрешение посещать Благовещенскую тюрьму для производства измерений арестантов-китайцев и корейцев с научной целью (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 2. Д. 117. Л. 84). Судя по некоторым антропологическим фотографиям из коллекций Широкогорова, хранящимся в МАЭ, эта работа состоялась.
Практически весь 1916 г., за исключением июля-августа, Широко-горовы занимались изучением языка и фольклора бираров-орочонов, маньчжуров и дауров. У маньчжуров было записано более 4,5 печатных листов различных текстов — сказки, предания и рассказы, шаманские призывы духов и камлания. В октябре-ноябре 1916 г. супруги находились в орочонской деревне, откуда делали небольшие разъезды. В казенной
фанзе, где они жили, было очень холодно, внутри нее они поставили зимнюю палатку. Питались преимущественно консервами. Предпринятые исследования позволили к концу года составить мини-словарь бирарско-го диалекта, записать 8,5 печатных листов сказок, не считая перевода и примечаний к ним. «Сказок собственно пока записано 90. По сравнению с другими они отличаются значительной длиною. Сказки приходилось записывать и мотивов не орочонских, но я старался записывать по возможности мотивов только орочонских. Не ороченских сказок записано вероятно процентов 30-35. Даурских же и манжу сказок можно набрать неограниченное количество! Ороченские же крайне трудно. Сами орочены даурские и маньчжурские считают своими сказками» (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918]. Д. 68. Л. 126-126об.).
После 12 февраля 1917 г. Широкогоров собирался в двух- или трехнедельную поездку к маньчжурам с этнографическими и антропометрическими целями и приглашал в спутники М. К. Толмачева, однако тот не смог принять участие в поездке (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 2. Д. 117. Л. 89). А. З. Федоров приглашал Широкогорова поработать среди корейцев в Приморье летом 1917 г.: «За лето Вы могли бы пройти весь ЮжноУссурийский край, в той части, которая сохранила наиболее, а иногда и исключительно корейский характер и дойти до границы с Кореей. <...> м. б., наметятся какие-либо новые перспективы в отношении корейцев и их родства с тунгусами» (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 2. Д. 117. Л. 79-81). Но этим планам не суждено было сбыться из-за изменившейся политической ситуации в России.
Археологические разведочные раскопки в среднем течении Амура проводились с 22 июля по 2 сентября 1916 г. Среди их участников, кроме супругов Широкогоровых, были Алексей Яковлевич Гуров, житель станицы Поярково Амурской области, археолог-любитель и краевед; Михаил Кузьмич Толмачев, консерватор Благовещенского городского музея; Александр Зиновьевич Федоров от Общества изучения Амурского края и Южно-Уссурийского отделения ИРГО. При С. М. Широкогорове постоянно находился переводчик-маньчжур Ву зы мин. Разрешение на проведение разведок было получено от Академии наук и местных учреждений, они же выделили средства, которые пришли с запозданием, поэтому Широкогоров занял 500 руб. у золотопромышленника Бродовикова. Начальником Водного управления П. П. Чубинским был предоставлен казенный катер «Ток» (40 л. с.) и прикомандированы механик и рулевой (Сирина, Давыдов 2017а). Участники экспедиции передвигались на катере, который в шутку называли «Калоша», и пешком, проводя разведочные раскопки по берегам Амура: раскопки городища недалеко от хутора Новопетровского, расположенного в 30 верстах вверх по Амуру от деревни Поярково, возле орочонской деревни Чэл на китайской стороне, и в других местах (СПбФ АРАН. Ф. 849. Оп. 5. Д. 807). Семь раскопанных пунктов
дали коллекции, несколько пунктов оказались пустыми. Раскопки проводились с помощью нанятых русских казаков, китайцев, корейцев и орочонов, состав которых постоянно менялся; кроме того, параллельно велись этнографические наблюдения. В состав археологической коллекции, собранной экспедицией (№ 4096, число номеров 1 207, число предметов 4 362), входят каменные орудия, керамика, железные орудия, кости животных и человека. Широкогоров предварительно относил найденные археологические артефакты к четырем периодам жизни края, упоминая четко только неолит, а остальными находками были «древние» ямные жилища без боковых входов, могильники, «максимальный возраст которых возможно будет определить при помощи монет кит[айских], употреблявшихся в качестве украшений», остатки укреплений и городов «позднейшего времени» (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918]. Д. 68. Л. 94об.-95). Из-за спешного отъезда Широкогоровых из Петрограда в Пекин осенью 1917 г. коллекция не была обработана, затем оказалась затоплена, и надписи на пакетах испорчены. Место сборов в описи было обозначено римскими цифрами, а Широкогоров увез с собой в Китай журнал раскопок — «ключ» к коллекции (Широкогоров 2016: 80). Только на одной коробке было обозначено: «о-в Урильский, выше Пашкова». «Тем не менее значение этой коллекции велико, — считают А. П. Деревянко и В. С. Сапунов. — Исследования последних лет, проведенные на Амуре, позволяют большую часть материалов довольно точно распределить по пунктам» (Деревянко, Сапунов 1970).
Методика полевой работы. Одним из обязательных методов работы в экспедиции Широкогоров считал знакомство с коллекциями из местных музеев. В период работы в экспедиции 1915-1917 гг. он посетил Читинский, Благовещенский и Хабаровский музеи, а в музеи Владивостока и Никольска собирался попасть в 1917 г. Он знакомился с коллекциями и особо углубленно работал с некоторыми предметами (обычно по шаманству). Так было в Чите весной 1915 г., в самом начале экспедиции, когда вынужденная задержка в городе была использована для обследования местного музея. Здесь его внимание привлек тунгусский шаманский костюм, предметы из тунгусского захоронения, включая антропологический материал. В феврале 1916 г. в Благовещенском музее он обратил внимание на старинный шаманский костюм, предположительно маньчжурский или даурский, который сфотографировал, а также выделил несколько дублетных предметов, которые планировал забрать в обмен в МАЭ (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918]. Д. 68. Л. 49об.). В середине сентября 1916 г. супруги побывали в Хабаровске, где обсуждали планы дальнейшей археологической работы с А. З. Федоровым и В. К. Арсеньевым, посетили Хабаровский музей. «Ознакомление с коллекциями было весьма полезно и даже необходимо. Относительно виденного могу сказать, что весьма многому мог бы позавидовать и академический музей» (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918]. Д. 68. Л. 103-103об.).
Другим методом полевой работы было вторичное посещение одного и того же населенного пункта, которое «приносит в единицу времени материалы в 2 раза больше, а третичное посещение в четыре раза больше, что обусловлено известным предрассудком о знакомстве и знании души человека у всех народностей, кот[орые] мы до сих пор посетили. Вот почему мы особенно охотно теперь посещаем один и тот же пункт с перерывами. Жаль, что этот технический секрет мы узнали только теперь! [22 июня 1916 г. — А. С.]» (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918]. Д. 68. Л. 81об.).
Оказание медицинской помощи было средством установить отношения и одним из методов проведения исследований по физической антропологии. Широкогоров собирался привить оспу орочонам на одном из торговых пунктов в деревне Черняевой, куда они выходят за товаром, и в это же самое время провести среди них антропометрические измерения (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918]. Д. 68. Л. 114). Широкогоровы проводили антропометрические измерения и среди арестантов в тюрьмах, в частности, как было сказано выше, в Благовещенской тюрьме. Этот метод работы использовали советские антропологи в послевоенных сибирских лагерях для военнопленных, где М. Г. Левин, например, собрал уникальные материалы по антропологии японцев, причем к этой работе, как вспоминала А. В. Смоляк в беседе с автором статьи, привлекали и студентов (Левин 1971).
Ученый считал исключительно важным владение языком исследуемого народа. Изучение орочонского языка он начал в первой экспедиции 1912 г. «Знание языка — я теперь недурно болтаю по-ороченски — оказывает очень большую помощь, особенно у кумарских, кот[орые] русским языком почти не владеют» (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918]. Д. 68. Л. 115об.). Знание языка помогало устанавливать контакты и поддерживать отношения, собирать не только лингвистический, но и этнографический материал.
Широкогоров также считал очень важным дарить своим информантам снимки, и потому просил Штернберга о присылке оборудования и материалов для печатания фотографий (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918]. Д. 68. Л. 12). Есть документальное свидетельство об отправке фотографической карточки проводнику экспедиции Ивану Пешкову (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 2. Д. 117. Л. 24-25). Кроме того, в столь длительной экспедиции приходилось заниматься практически одновременно не только сбором, но и обработкой собранных материалов.
Методика работы была проецированием личности Широкогорова. Исследователь имел организаторский талант, который он направил на привлечение местных людей к проведению научных исследований края. Тем самым он приобрел себе множество помощников и сочувствующих.
Широкогоров инициировал съезд представителей музеев, научно-исследовательских обществ и Восточного Института для объединения
их деятельности, специализации музеев, распределения средств и создания постоянного бюро. Ученый пришел к этой мысли после знакомства с музеями и другими учреждениями в Чите, Благовещенске, Хабаровске и, со слов других, во Владивостоке, Харбине и небольших населенных пунктах. «Ведомства часто ищут помощи от специалистов, но их часто бывает негде найти и средства ведомств часто не могут быть использованы для науки», — замечал Широкогоров, ведя фактически речь о прикладной этнологии. Он планировал поездку на съезд во Владивосток, в феврале 1917 г., но не в качестве организатора, которым формально стало Общество изучения Амурского края, а в качестве исследователя, не желая отвлекаться от целей и задач экспедиции (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918]. Д. 68. Л. 126об.).
Широкогоров познакомился в экспедиции с учительницей из поселка Чекунда (нынешний Верхнебуреинский район Хабаровского края) тунгуской П. В. Афанасьевой. «Я искренне счастлив, что мне удалось найти Афанасьеву. Это будет исключительной ценности научный деятель по тунгусоведению», — сообщал он Штернбергу в письме от 2 сентября 1916 г. (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918]. Д. 68. Л. 96об.). Женщина записывала фольклор (сказки), привезла коллекцию тунгусских орнаментов, которые Широкогоров послал в МАЭ. Супруги инструктировали ее по антропометрии, лингвистике и этнографии, сбору коллекций. Пример с тунгуской Афанасьевой был наиболее показательным, но далеко не единичным (Сирина, Давыдов 2017).
Стремясь использовать все возможности сбора тунгусского фольклора, Широкогоров в 1916 г. «обучил одного орочена писать транскрипцией, и он начал записывать сказки. Сейчас он записал 7-8 сказок, и этим материалом можно будет воспользоваться. Записи он будет продолжать и начал обучать транскрипции других орочен, причем, утверждают они, "это и есть настоящая ороченская азбука" <...> Их попытка писать по-ороченски маньчжурским письмом не удалась ввиду знаковой бедности этого алфавита» (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918]. Д. 68. Л. 124). Фактически Сергей Михайлович провел научный эксперимент и, кроме того, объективно через орочонов продвигал за границей России элементы русской культуры, к которой сам принадлежал. В этом отношении его можно сравнить с Н. Н. Миклухо-Маклаем.
Сбор этнографических и иных коллекций был одной из главных целей экспедиции. Собирательская работа может рассматриваться в качестве особого метода исследования, поскольку помогала устанавливать контакты с разными людьми и обусловила внимание ученого к роли вещей в культуре (SЫrokogoroff 1929; Сирина, Давыдов 2017).
Окончание экспедиции оказалось скомканным последствиями Февральской революции 1917 г. в России, которую вначале Широкогоров восторженно приветствовал (Широкогоров 2015). Арест
супругов Широкогоровых и сопровождавшего их орочона в апреле 1917 г. на станции Рухлово (современное Сковородино) по пути из Благовещенска в Хайлар изменили настроение Широкогорова, а общение с коллегами — оценку политической ситуации.
Супруги Широкогоровы были арестованы как немецкие шпионы (записи фольклора на орочонском языке были объявлены шифром) и провели под арестом десять суток. У активистов «вся наша работа научная вызвала самое наивное недоумение» (СПбФ АРАН. Ф. 849. Оп. 5. Ед. хр. 797). Спасло ситуацию вмешательство А. Ф. Керенского (Арзютов 2017b). Этот случай ускорил отъезд Широкогоровых в Петроград, а оттуда в Екатеринодар, где супруги прожили июль и август на хуторе у родственников Елизаветы Николаевны, отдыхая от тягот экспедиционной жизни. Широкогоров спешил подготовить словарь, а Елизавета Николаевна приводила в порядок этнографические дневники. На хуторе в изобилии были съестные припасы и фрукты, по которым так соскучились путешественники в Маньчжурии. Это было одно из последних тихих пристанищ на родине. «Если общее положение [политическое. — А. С.] будет оставаться таким же, как и раньше, то я предпочел бы быть на Востоке», — писал С. М. Широкогоров В. В. Радлову 1 августа 1917 г. (СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918]. Д. 72. Л. 17-17об.). Широкогоровы уехали в Китай буквально накануне Октябрьского революционного переворота.
Обсуждение результатов экспедиции. Собранные в Маньчжурской экспедиции 1915-1917 гг. материалы вместе с данными из Забайкалья 1912 и 1913 гг. легли в основу статей и монографий С. М. и Е. Н. Широкогоровых по географии, музыкальной этнографии (Широкогорова 1919; Shirokogorova 1924), исторической этнографии (происхождение и миграции), этнографии и языку, шаманству орочонов (эвенков), гольдов (нанайцев), северных маньчжуров (Shirokogoroff 1923; 1924; 1926; 1929 и др.). Лингвистические результаты исследований позволили составить «Тунгусско-русский словарь» — фактически первый словарь диалектов различных эвенкийских групп (Shirokogoroff 1929).
Е. Н. Широкогорова дала детальную характеристику сети дорог и троп Северо-Западной Маньчжурии, для удобства пользования представив ее в табличной форме. В ее очерке подробно описаны рельеф местности по всему маршруту, характер долин, окружающих высот, перевалов, рек. В двух приложениях приведены названия стоянок, расстояния между ними, особенности дорог и сведения о реках, их длине и притоках, а также список 24 высот, определенных С. М. Широкогоровым с помощью гипсотермометра. Кроме того, приводятся краткие, но емкие этнографические характеристики населения, прежде всего, трех групп орочонов: хинганских конных, оленных и кумарских. Следует особо отметить, что очерк был адресован исследователям «в надежде, что это облегчит работу будущих путешественников и освободит их от тех
трудностей, которые выпадают на долю лиц, впервые посещающих неисследованную страну» (Широкогорова 1919). После Широкогоровых у оленных тунгусов Маньчжурии в 1929 г. и в 1930-1931 гг. работала Э. Дж. Линдгрен, которая сетовала на то, что не была знакома с этой работой Широкогоровой перед своей поездкой к оленным орочонам на Быструю (Lindgren 1930). Высоко оценил географические результаты экспедиции В. А. Обручев: «Статья дает известное понятие о рельефе и гидрографии этой, ранее совершенно неописанной, северной оконечности хребта Большого Хингана и прилежащей к нему с В[осточной] части хребта Иль-хури-алинь» (Обручев 1947: 68).
Разнообразие народов и групп населения в этой части России и Китая, их культурных контактов углубили понимание Широкогоровым целей и задач исследования, объектом которого стал не просто определенный народ или этническая группа, а совокупность взаимодействующих групп и народов в их адаптации к природному и социальному окружению.
Первоначальный объект исследования экспедиции — преимущественно тунгусы (орочоны, в современной терминологии эвенки) был расширен за счет изучения маньчжуров. Широкогоров собрал настолько полные данные по социальной организации северных маньчжуров, что смог опубликовать монографию, в которой пришел к важным выводам, одним из которых был вывод о фундаментальной связи родовой организации маньчжуров с шаманством (Shirokogoroff 1924: 154). В книге имеется немало сравнений с орочонами и даурами. К сожалению, до сих пор эта монография не переведена на русский язык.
Комплексность собранных материалов впервые позволила поставить вопрос об истории и волнах миграций различных северотунгусских групп, то есть об их этнической истории. В своей монографии о социальной организации северных тунгусов, которая недавно была переведена на русский язык, Широкогоров, в частности, пришел к важному выводу о несовпадении происхождения культуры, языка и антропологического типа у одного и того же народа (Shirokogoroff 1929; Широкогоров 2017). Так, по языковому признаку культуру оленных, конных и других групп орочонов (бирары, манегры и др.) Широкогоров был склонен считать одной и той же орочонской культурой с вариациями, поскольку, по его наблюдениям, язык солонов почти ничем не отличался от языка орочонов, а язык конных орочонов был весьма близок урульгинскому диалекту забайкальских тунгусов. Вместе с тем культурные особенности тех же самых групп были весьма своеобразными и имели отличия, вызванные соседними влияниями: на культуру хинганских конных орочонов оказала влияние монгольская культура, на культуру оленных орочонов Маньчжурии — якутская и русская, на культуру кумарских орочонов — маньчжурская и — опосредованно — китайская. Не избежали влияния соседних народов дауры, монголы, маньчжуры, китайцы и русские. Поэтому ученый максимально
расширил объект своего исследования, которым в этой экспедиции стала тунгусо-маньчжурская среда исторической области Маньчжурия.
За время экспедиции путешественники собрали пять уникальных коллекций по этнографии тунгусов, орочонов, дауров, бираров, мане-гров, северных маньчжуров, китайцев — всего 293 зарегистрированных номера с 519 единицами хранения на момент поступления в фонды МАЭ (Сирина, Давыдов 2017: 22-23). Тогда же была сформирована фотоколлекция, насчитывающая 932 негатива на момент поступления в фонды МАЭ (Арзютов 2017a: 36), а также фонографические коллекции записей языка и фольклора (не менее 46 фонографических валиков, судя по информации из писем Широкогорова) и археологическая коллекция.
На Дальнем Востоке России Широкогоров вел и научно-организационную работу. Он стремился оживить археологические и этнографические исследования, ведущиеся в крае в рамках имевшихся научно-организационных структур — отделениях Императорского Русского географического общества и Общества изучения Сибири — и вновь созданных; он лично встречался с людьми, делился знаниями и планами, получая отклик в виде подаренных этнографических предметов и новой информации.
Маньчжурская экспедиция 1915-1917 гг. была наиболее плодотворной экспедицией Широкогоровых, принесшей замечательные результаты. Большое количество собранных в экспедиции материалов и междисциплинарные подходы позволили написать классические монографии и ценные статьи, а также собрать уникальные коллекции, что говорит о высокой интенсивности и результативности работы этого тандема исследователей. Материалы этой экспедиции, вместе с материалами предшествующих экспедиций в Забайкалье, переосмысленные в свете происходивших политических событий в России, Китае и в мире в целом, сыграли решающую роль в формировании теоретических взглядов Широкогорова.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
Андерсон Д.Записки «ушедшей в себя улитки»: забайкальские экспедиции С. М. Широкогорова и формирование основ «этнос-мышления» // Этнографическое обозрение. 2017. № 5. С. 104-122.
Арзютов Д. В. Наблюдая за наблюдателями: о визуальных техниках теоретизирования Сергея и Елизаветы Широкогоровых // Этнографическое обозрение. 2017a. № 5. С. 32-52.
Арзютов Д. В. Антрополог или политик? Политические пристрастия и теоретические построения Сергея Широкогорова // Этнографическое обозрение. 2017b. № 5. С. 123-141.
Деревянко А. П., Сапунов B. C. История археологических исследований в бассейне Среднего Амура // Записки Амурского областного музея краеведения. Благовещенск, 1970. Т. 6, вып. 2. С. 10-27.
Кропоткин П. А. Две поездки в Маньчжурию в 1894 году // Записки СОИРГО. 1865. Кн. 8. Отд. 1. С. 1-120.
Левин М. Г. Этническая антропология Японии. М., 1971.
Обручев В. А. Восточная Монголия. Географическое и геологическое описание. М.; Л., 1947. Ч. 1-2.
Обручев В. А. Краткий обзор экспедиций, снаряженных Императорским Русским Географическим Обществом для исследования материка Азии с 1846 по 1896 год // Известия ВСОИРГО. Иркутск, 1897. Т. 27. 1896. № 1. С. 1-40.
Сирина А. А., Давыдов В. Н. «Продававшая леди плакала... когда покупку уносили»: коллекции Широкогоровых в МАЭ // Этнографическое обозрение. 2017. № 5. С. 9-31.
Сирина А. А., Давыдов В. Н. Деятельная любовь: Елизавета Николаевна Широкогорова // Три века российской этнографии: страницы истории. М., 2017а. С. 175-199.
СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918]. Д. 68. Переписка (входящая) по приобретению, сбору и обмену коллекциями, о посещении музея экскурсантами. Письма с мест научных поездок и находок.
СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918]. Д. 69. Переписка (исходящая) по научным, научно-организационным и другим вопросам. Копировальная книга.
СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 1 [до 1918]. Д. 72. Переписка (входящая) по поступлению, сбору, обмену и пересылке коллекций. Письма с мест научных поездок и находок.
СПбФ АРАН. Ф. 142. Оп. 2. Д. 117. Широкогоров С. М. Письма и телеграммы на его имя и три фотографии.
СПбФ АРАН. Ф. 282. Оп. 2. Д. 319. Широкогоров С. М. Письма к Штернбергу.
СПбФ АРАН. Ф. 849.Оп. 5.Д. 797. С. М. Широкогоров.Сообщениеозадержаниииобыске местными властями в апреле 1917 г., во время переезда в Хайлар, С. М. и Е. Н. Широко-горовых, командированных на 2 года Академией наук и Русским Комитетом для изучения Средней и Восточной Азии для исследования народностей бассейна р. Амура и Маньчжурии.
СПбФ АРАН. Ф. 849. Оп. 5. Д. 807. С. М. Широкогоров, Е. Н. Широкогорова. Дневник археологической экспедиции 1916 г. (в северной Маньчжурии и на берегах Амура).
Широкогоров С. М. Социальная организация северных тунгусов. М., 2017.
Широкогоров С. М. Этнос. Исследование основных принципов изменения этнических и этнографических явлений. Шанхай, 1923.
Широкогоров С. М. Письма к Л. Я. Штернбергу (1912-1924). Публикация, комментарии А. А. Сириной // Этнографическое обозрение. 2015. № 6. С. 155-174.
Широкогоров С. М. Письма к В. М. Алексееву. М., 2016.
Широкогорова Е. Н. Северо-Западная Маньчжурия. Географический очерк по данным маршрутных наблюдений // Уч. зап. историко-филол. ф-та в г. Владивостоке. 1919. Т. 1. Отд. 1. С. 109-148.
Широкогоров С. М., Широкогорова Е. Н. Отчет о поездках к тунгусам и ороченам Забайкальской области в 1912 и 1913 гг. // Известия Русского Комитета для изучения Средней и Восточной Азии. Пг., 1914. Сер. 2. № 3. С. 129-146.
Яхонтов К. С. «Книга о шаманке Нишань» как этнографический источник: автореф. дис. ... канд. ист. наук. СПб., 1999.
Lindgren E. J. North-Western Manchuria and the Reindeer Tungus // Geographical Journal. 1930. vol. LXXV. P. 518-536.
Reclaiming the forest. The Ewenki Reindeer Herders ofAoluguya. New York; Oxford, 2015.
Shirokogoroff S. M. Social Organization of the Manchus. A Study of the Manchu Clan Organization. Shanghai, 1924.
Shirokogoroff S. M. Northen Tungus Migrations in the Far East (Goldi and Their Ethnical Affinities) // The Journal of the Northern China Branch of the Royal Asiatic Society. 1926. Vol. 57. P. 123-183.
Shirokogoroff S. M. Northen Tungus Terms of Orientation // Rosznic Orjentalistyczny. 1926. Vol. 6. Lwow, 1928. P. 167-187.
Shirokogoroff S. M. Social Organization of the Northern Tungus. Shanghai, 1929.
MANCHURIAN EXPEDITION OF SERGEI AND ELIZAVETA SHIROKOGOROFFS (1915-1917)
ABSTRACT. In 1915-1917 an employee of the Museum of Anthropology and Ethnography of the ImperialAcademy of Sciences S. M. Shirokogoroff, together with his wife, E. N. Shirokogoroff, mounted a complex expedition to Manchuria (the Amur region of the Far East of Russia; Inner Mongolia AR and Heilongjiang province in the North-East of China). The expedition was organized by the Academy of Sciences and embraced the Oroqen people, the Solon people, the Daur people, the Maneger people, and the Manchu people. The article is based on previously unknown materials form Saint Petersburg branch of the Archive of RAS; it reconstructs the history of Shirokogorovs' complex expedition and analyzes its goals, methods, routines, and routes. Members of the expedition studied the geography, ethnography, anthropology, linguistics, folklore and archaeology of North-Eastern Machuria's population, mainly Oroqens, or Tungusic people (presently — Evenks). The article describes the 1915 routes to different Oroqen tribes, the 1916 archaeological research conducted in Amur region. Finally, the article offers an assessment of the results of the expedition, that served as a basis of classic works on geography, social organization, shamanism, the language of local peoples, and predetermined the creation of the theory of ethnos.
KEYWORDS: S. M. Shirokogoroff; E. N. Shirokogoroff; Manchurian expedition 1915-1917; Oroqens; Manchurians; ethnographic, anthropological, and archaeological research
Anna A. SIRINA — Doctor of Historical Sciences, Institute of Ethnology and Anthropology of the RAS (Russia, Moscow) E-mail: [email protected]
REFERENCES
Anderson D. [Notes from His "Snail's Shell": The Zabaikal' Fieldwork ofS. M. Shirokogoroff and the Ground-Work for "Etnos-Thinking"]. Etnograficheskoe obozrenie [Ethnographic Review], 2017, no. 5, pp. 104-122. (in Russ.).
Arzyutov D. [Observing the Observers: On Visual Techniques of Theoretical Thinking of Sergei and Elizabeth Shirokogoroff]. Etnograficheskoe obozrenie [Ethnographic Review], 2017, no. 5, pp. 32-52. (in Russ.).
Arzyutov D. [Anthropologist or Politician? Political Bias and Theoretical Constructions of Sergei M. Shirokogoroff]. Etnograficheskoe obozrenie [Ethnographic Review], 2017, no. 5, pp. 123-141. (in Russ.).
Derevyanko A. P., Sapunov B. C. [History of Archaeological Research in the Middle Amur Basin]. Zapiski Amurskogo oblastnogo muzeya kraevedeniya [Notes of the Amur Regional Museum of Local History]. Blagoveshchensk, 1970, vol. 6, iss. 2, pp. 10-27. (in Russ.).
Levin M. G. Etnicheskaya antropologiya Yaponii [Ethnic Anthropology of Japan]. Moscow: Nauka Publ., 1971, 233 p. (in Russ.).
Lindgren E. J. North-Western Manchuria and the Reindeer Tungus. Geographical Journal, 1930, vol. LXXV, pp. 518-536. (in English).
Obruchev V. A. Vostochnaya Mongoliya. Geograficheskoe i geologicheskoe opisanie [Eastern Mongolia. Geographical and Geological Description]. Moscow; Leningrad: AN SSSR Publ., 1947, vol. 1-2, 348 p. (in Russ.).
Sirina A. A., Davydov V. N. ["The Selling Lady Cried... When the Purchase Was Carried Away": Ethnographic Collections of S. M. and E. N. Shirokogoroff]. Etnograficheskoe obozre-nie [Ethnographic Review], 2017, no. 5, pp. 9-31. (in Russ.).
Sirina A. A., Davydov V. N. [Deedful Love: Elizaveta Nikolaevna Shirokogoroff]. Tri veka rossiyskoy etnografii: stranitsy istorii [Three Centuries of Russian Ethnography: Pages of History]. Moscow: Institute of Ethnology and Anthropology of the RAS Publ., 2017, pp. 175199. (in Russ.).
Shirokogoroff S. M. Sotsialnaya organizatsiya severnykh tungusov [Social Organization of the Northern Tungus]. Moscow: Nauka Publ.; Vostochnaya literatura Publ., 2017, 710 p. (in Russ.).
Shirokogoroff S. M. Etnos. Issledovanie osnovnykh printsipov izmeneniya etnicheskikh i etnograficheskikh yavleniy [Ethnos. Study of the Basic Principles of Changing Ethnic and Ethnographic Phenomena]. Shanghai, 1923, 134 p. (in Russ.).
Shirokogoroff S. M. [Letters to L. Ya. Shternberg (1912-1924). Publication, Comments by A. A. Sirina]. Etnograficheskoe obozrenie [Ethnographic Review], 2015, no. 6, pp. 155-174. (in Russ.).
Yakhontov K. S. «Kniga o shamanke Nishan» kak etnograficheskiy istochnik: avtoref. dis. kand. ["The Book about the Shaman Nishan" as an Ethnographic Source: Abst. Diss. Cand.]. St. Petersburg, 1999, 17 p. (in Russ.).
Reclaiming the forest. The Ewenki Reindeer Herders of Aoluguya. New York; Oxford: Berghahn, 2015, 198 p. (in English).
Shirokogoroff E. N. [North-Western Manchuria. Geographic Outline from the Data of the Route Observations]. Uchenye zapiski istoriko-filologicheskogo fakulteta v g. Vladivostoke [Scientific Notes of the Faculty of History and Philology in Vladivostok], 1919, vol. 1, pp. 109148. (in Russ.).
Shirokogoroff S. M. Social Organization of the Manchus. A Study of the Manchu Clan Organization. Shanghai, 1924, 194 p. (in English).
Shirokogoroff S. M. Northern Tungus Migrations in the Far East (Goldi and Their Ethnical Affinities). The Journal of the Northern China Branch of the Royal Asiatic Society, 1926, vol. 57, pp. 123-183. (in English).
Shirokogoroff S. M. Northern Tungus Terms of Orientation. Rosznic Orjentalistyczny, 1926, vol. 6. Lwow, 1928, pp. 167-187. (in English).
Shirokogoroff S. M. Social Organization of the Northern Tungus. Shanghai, 1929, 427 p. (in English).
