CC BY
94
DOI: 10.31696/2072-5795-2022-2-19-31
M.P. Рыженков
МАЛОИЗВЕСТНЫЕ МЕМУАРНЫЕ ИСТОЧНИКИ ПО ИСТОРИИ КРЫМСКОЙ ВОЙНЫ 1853-1856 гг.
Дневники и воспоминания представляют собой особую категорию исторических письменных источников, которую можно обобщённо назвать источниками мемуарного характера, поскольку они создаются «для памяти» (от латинского выражения «pro memoria»), т.е. для сохранения информации о происходящих или прошедших событиях. В России этот вид источников появляется довольно поздно. Первые дневники и воспоминания русских авторов (не иностранцев, побывавших в России) известны лишь с XVIII века. От летописных памятников, ведущих своё начало на Руси с XII века, мемуарные источники отличает гораздо больший личностный, авторский характер повествования со всеми присущими ему достоинствами и недостатками.
Чаще всего с источниками мемуарного характера имеют дело историки, работающие в биографическом жанре, поскольку личные документы могут быть скупы на информацию, и остаются лишь письма и воспоминания современников. По части «критики источника» тут встречаются довольно категоричные суждения. «Доверять мемуарам нельзя - это золотое правило. Доверять, строго говоря, нельзя ничему: ни письмам, ни дневникам, ни воспоминаниям, ни показаниям, ни стенограммам, ни телеграммам, ни протоколам - доверять можно только той информации, которая подтверждается из двух, а лучше из трёх или четырёх независимых источников. Но эти источники не всегда есть..
Но бывает и так, что существует некоторое количество мемуарных источников об одном и том же значительном историческом явлении, как, например, революция или война. Тогда критика источников обеспечивается ещё и тем, что все они описывают одни и те же события, только под разным углом зрения, в зависимости от занимаемого авто-
ром положения в служебной иерархии, рода войск, степени удалённости или близости к самим боевым действиям и личного в них участия.
Существенные различия имеются между дневниками и воспоминаниями. Записи в дневник делаются «по горячим следам», когда описываемое событие ещё не вполне ясно самому автору. Сведения могут быть неполными, а иногда искажёнными поспешным донесением или слухами, которые впоследствии опровергаются. Но дневниковые записи передают сиюминутное настроение автора, а зафиксированные слухи, какими бы маловероятными они ни были, показывают настроение современников, их надежды и разочарования. Совсем другое дело - воспоминания, написанные иногда через несколько десятилетий после описываемых событий. Во-первых, мемуарист знает всё произошедшее потом, и с высоты своего знания судит о последствиях тех или иных решений и действий. Во-вторых, на мемуариста не может не оказывать влияния оценка описываемых событий и действующих лиц, сложившаяся в обществе ко времени написания мемуаров. К таким источникам относятся дневники и воспоминания участников Крымской войны.
Крымская (Восточная) война 1853— 1856 гг. сыграла судьбоносную роль в истории России. Близорукая внешняя политика правительства Николая I привела к тому, что Россия вступила в единоборство с наиболее могущественными державами тогдашней Европы и потерпела поражение. Несмотря на то, что театры военных действий находились на периферии империи и не затронули жизненно важных центров страны, военное поражение привело фактически к крушению николаевского режима и послужило стимулом к проведению реформ, изменивших со-
циально-экономический и отчасти политический облик России.
Центральным эпизодом Крымской войны стала эпопея 349-дневной обороны Севастополя, полная примеров героизма защитников города, за которой с тревогой и надеждой следила вся Россия. Кроме того, военные действия происходили на Дунае, а когда русские войска были вынуждены уйти из Молдавии и Валахии, нападению союзников подверглись не только Севастополь, но и Одесса, Свеаборг и Кронштадт, Кола и Соловки, Петропавловск-на-Камчатке, турецкие войска вторглись в Грузию. Нигде союзникам не удалось достигнуть сколько-нибудь значительных успехов, но падение Севастополя ясно обозначило поражение России. Ответ на вопрос о причинах произошедшего предстояло дать историкам, прежде всего военным.
Ещё весной 1854 года в Санкт-Петербурге началось периодическое издание «Сборника известий, относящихся до настоящей войны», организованное Н.И. Путиловым (будущим основателем металлургического Путиловского завода), выпускником Морского корпуса, инженером и предпринимателем. Сборник включал официальные дипломатические и военные документы, переписку и сообщения о ходе военных действий во время Крымской войны, печатались казённо-патриотические стихотворения. Документы для выпусков сборника предоставлялись правительственными учреждениями и пере-печатывались из официальных и официозных изданий. Всего до 1859 года с разной периодичностью было издано 33 книги. Это была первая публикация источников по истории Крымской войны, но очень ограниченная по цензурным соображениям.
Спустя два года после окончания войны был издан «Сборник донесений о военных действиях и дипломатических бумаг и актов, относящихся до войны 1853, 1854, 1855 и 1856 годов» (СПб., 1858). В одном томе было опубликовано более 400 документов (по большей части в извлечениях) официального характера в хронологической последовательности, начиная от циркуляра российского правительства ко всем своим посланникам и
дипломатическим агентам от 2 июня 1853 года с изложением претензий, предъявляемых Россией к Османской империи, и заканчивая манифестом 20 апреля 1856 года с текстами Парижского мирного договора и сопровождавших его конвенций. Это издание можно считать первым сборником документов о Крымской войне. Правда, многие документы были опубликованы с сокращениями и без поисковых данных оригиналов.
В 1863 году вышла из печати первая часть «Описания обороны г. Севастополя» под редакцией Э.И. Тотлебена, одного из главных организаторов самой обороны (вторая часть в двух отделах увидела свет соответственно в 1868 и 1872 гг.). Издание содержало полный обзор средств воюющих держав, полуострова Крыма, в особенности театра военных действий, изложенный по дням ход обороны и атаки, действия противников, а также распоряжения относительно потерь и усиления Крымской армии, снабжения войск и ухода за больными и раненными, планы и чертежи. Однако, при всей тщательности описания, работа не давала ответа на главный вопрос о причинах поражения России в Крымской войне.
В 1876 году был издан в четырёх томах капитальный труд военного историка, профессора Николаевской академии Генерального штаба М.И. Богдановича «Восточная война 1853-1856 гг.». В предисловии автор отмечал, что, несмотря на воинские таланты отдельных военачальников и самоотверженность офицеров и солдат, война окончилась для России Парижским миром, ослабившим её позиции на Востоке. Среди причин этого называлось «недостаточное вооружение войск и плохое устройство хозяйственного управления нашей армии», но главную причину неудовлетворительных результатов Крымской войны автор видел в том, что «русская армия не успевала пользоваться неоднократно встречавшимися благоприятными случаями для поражения неприятеля», т.е. в тактических просчётах командования.
Труд М.И. Богдановича был подвергнут критическому анализу и дополнению другим выдающимся военным историком Н.Ф. Дубровиным в книге «Восточная война 1853-
1856 годов. Обзор событий по поводу сочинения М.И. Богдановича» (СПб., 1878). Сам автор ещё с 1869 года занимался историей Крымской войны по поручению наследника престола великого князя Александра Александровича (будущего императора Александра III). Он был прикомандирован к Главному штабу для военно-исторических работ и приступил к сбору самых разнообразных документальных свидетельств о подготовке и проведении военных операций этой войны. Сам Дубровин так определял свою задачу: Восточная война 1853-1856 гг. ещё так мало разработана, что издание хотя бы и незначительного числа новых документов не может считаться явлением бесполезным в литературе.
Собранная в результате документальная коллекция была опубликована в 18711874 годах под названием «Материалы для истории Крымской войны и обороны Севастополя» в пяти выпусках. В состав коллекции вошла официальная переписка дипломатического и военного характера, многочисленные публикации периодических изданий (не только российской, но и зарубежной прессы), воспоминания и свидетельства участников героической обороны Севастополя, а также специально собранные сведения о выдающихся военачальниках Крымской войны: адмиралах П.С. Нахимове, В.И. Истомине, Ф.М. Новосильском, генералах Э.И. Тотлебене, С.А. Хрулёве, Д.Е. Остен-Сакене, М.Д. Горчакове и ряде других. Что касается собственного исследования, Дубровину был разрешён доступ в архив Министерства иностранных дел, но с требованием, согласно резолюции министра A.M. Горчакова, не использовать «дела дипломатической и секретной переписки», что вынуждало автора ограничиваться описанием только военных действий. Также ограничения касались материалов переписки императора Николая I с главнокомандующими и начальниками отдельных отрядов, не разрешалось копировать письма, а все цитаты должны были подвергаться цензуре в Военно-учёном комитете.
Но даже при столь жёстких цензурных ограничениях законченная работа «История Крымской войны и обороны Севастополя»
была признана «неудобной для обнародования» и вышла из печати только через 25 лет после написания, в 1900 году. В предисловии автор выражал надежду, что его труд, пусть и со всеми недостатками, будет полезен будущему историку.
Следующим, кто взялся за разработку темы Крымской войны, стал военный историк A.M. Зайончковский, чей труд «Восточная война 1853-1856 гг. в связи с современной ей политической обстановкой» был приурочен к приближавшемуся 50-летнему юбилею самих событий. Автору удалось собрать обширный архивный материал, недоступный его предшественникам, хотя и здесь, несмотря на полувековой срок давности, он столкнулся с ограничениями в возможности использования архивов. Первый том был готов к 1904 году, но из-за русско-японской войны и революции 1905 года его удалось издать только в 1908 году. Второй том в двух частях был издан накануне Первой мировой войны, после чего работа прервалась. В итоге Зайончковский довёл изложение событий лишь до лета 1854 года, т.е. до начала высадки союзников в Крыму.
Уже в 1930-х годах своё, ставшее классическим, исследование предпринял выдающийся историк академик Е.В. Тарле. Его двухтомная «Крымская война» была впервые опубликована во время Великой Отечественной войны, в 1941 (т. 1) и 1943 году (т. 2), а потом неоднократно переиздавалась. Во введении говорилось: «Основной целью автора является анализ тех дипломатических конфликтов, которые непосредственно привели к войне, и тех дипломатических комбинаций, которые так влияли на развёртывание событий во время самой войны и особенно в конце её, перед Парижским миром и в дни парижских конференций. Первоначально я хотел только этой стороной дела и ограничиться. Но по мере того как углублялась работа, мне становилось ясно, что придётся касаться чисто военных событий не так кратко, как я предполагал сначала»2.
Действительно, без подробного рассмотрения военных действий историк обойтись не мог, но его новаторство по сравнению с предшественниками состояло в существен-
ном расширении круга источников. «Военные писатели, писавшие о Крымской войне (кроме лучших из них: генерала Петрова, давшего историю Дунайской кампании, отчасти Зайончковского, доведшего изложение лишь до конца 1853 года, генерала Модеста Богдановича и немногих других), основывают свой рассказ прежде всего на официальных реляциях, правда, часто довольно критически к ним относясь, и интересуются при этом по преимуществу рассмотрением стратегических планов, тактических движений и т.д. Литературу воспоминаний, частной переписки, свидетельств отдельных второстепенных участников того или иного похода или сражения они почти сплошь оставляют в стороне и делают это систематически. А между тем в такой работе, как предлагаемая, где дипломатические документы не могут быть вполне поняты без параллельного и синхронистического ознакомления с военными событиями, читателю должно быть дано нечто иное, чем пересказ реляций и критика военных планов с перечислением полков и указанием, где кто стоял. Пришлось поэтому даже и для сжатого рассказа о военных событиях предпринять поиски таких материалов, которые отчасти ещё не изданы и хранятся в архивах, а отчасти давным-давно изданы и покоятся мирным сном, никогда не тревожимые и почти никем даже не цитируемые, в мало «посещаемых водах» никем не читавшихся старых сборников и давно прекратившихся специальных изданий. А сколько драгоценных, ничем не заменимых перлов там можно найти!»3.
Под «старыми сборниками в мало посещаемых водах» историк имел в виду прежде всего «Сборник рукописей, представленных его императорскому высочеству государю наследнику цесаревичу о Севастопольской обороне севастопольцами» в трёх томах (СПб., 1872-1873). Это издание, включавшее в себя 25 мемуарных источников, имело своей предысторией инициативу цесаревича Александра Александровича. После посещения Севастополя в августе 1869 года он поддержал идею создания музея Севастопольской обороны, а через год обратился через «Правительственный вестник» с воззванием,
которое было перепечатано многими газетами Российской империи и призывало всех знающих что-либо достоверное о севастопольской защите присылать всё то, что кто-либо имеет «писанного о Севастополе, или то, что он знает и помнит и может написать. Ведённые во время осады дневники, записки, воспоминания или письма о севастопольской обороне, простой рассказ малейшего эпизода её или подвига, или того, что кто-либо помнит как очевидец, без стеснения формами и формальностями - вот что нужно! Одно лишь условие должно быть свято соблюдено - истина!»4. На имя цесаревича стали поступать рассказы, воспоминания, письма, записки и дневники. Они стали главным основанием для созданной позже рукописной коллекции Севастопольского музея, а часть из них, отобранная, по-видимому, по своим литературным достоинствам, опубликована в «Сборнике рукописей».
Дальнейшая судьба рукописей точно по документам не прослеживается, но по косвенным признакам (тиснение на кожаных переплётах, рукописные пометы на некоторых из них), они, очевидно, были переданы в Музей Севастопольской обороны (или Севастопольский музей), где хранились в рукописном отделе библиотеки. Там, судя по ссылкам в примечаниях, с ними работали A.M. Зайончковский и Е.В. Тарле. С некоторыми структурными изменениями (с 1940 г. он стал филиалом Центрального военно-морского музея в Ленинграде) музей просуществовал до Великой Отечественной войны, когда его экспонаты были эвакуированы сначала в Баку, а затем в Ульяновск. После войны большая их часть была возвращена в Севастополь в открывшийся в 1948 г. Военно-исторический музей Черноморского флота5. В то же время рукописи дневников и воспоминаний участников Крымской войны и обороны Севастополя (по меньшей мере, некоторые из них) было решено передать в профильные архивы. Так в 1944 году в Центральный государственный военно-исторический архив СССР поступил комплекс рукописей, который после обработки был распределён по ряду фондов личного происхождения.
В случае с эпопеей обороны Севастополя, то, что она завершилась падением крепости, настолько угнетающе подействовало на всех её защитников, что мысль о написании мемуаров далеко не сразу приходила им в голову. Кроме того, поражение в войне давало повод для критики в прессе действий военачальников. Порой в негативных характеристиках упоминались, совершенно несправедливо, имена истинных героев, таких, как Корнилов и Нахимов. Только постепенно, по мере научного описания истории Крымской войны, стал выясняться подлинный героизм защитников Севастополя, что побудило некоторых из них к написанию мемуаров. Важным импульсом к созданию мемуаров стало открытие Музея Севастопольской обороны в 1869 году и уже упомянутое воззвание наследника цесаревича в 1870 году. Как показывают подсчёты исследователей, наибольшее количество таких источников было создано в 1868-1878 годах6.
Из всех мемуарных источников по Крымской войне, хранящихся в фондах Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА), можно составить «репрезентативную группу» из ранее не публиковавшихся документов. Подполковник Волынского пехотного полка В.В. Корвин-Павловский, поручик Киевского гусарского полка И.И. Величко, поручик Севастопольской инженерной команды A.A. Телятников, штабс-капитан 6-го сапёрного батальона, заведующий минными работами на 4-м бастионе П.В. Преснухин - таков круг авторов, дневники и воспоминания которых достойны внимания историка.
Авторы не занимали высоких постов во время Крымской войны и, следовательно, не получили широкой известности ни у современников, ни у историков. В период обороны Севастополя они находились в невысоких чинах, от прапорщика до штабс-капитана. Они могли наблюдать не всю картину осады «с высоты птичьего полёта», а лишь тот участок, на котором довелось действовать им самим в составе пехоты, кавалерии или инженерно-сапёрных войск. Тем не менее, их свидетельства содержат такие сведения, которых не найти в документах боль-
ших военачальников, но без которых история событий останется неполной.
Этот ряд открывается воспоминаниями отставного подполковника Василия Викен-тьевича Корвин-Павловского (1827-1873), написанными в 1871 году на основе дневника, который он вёл ещё во время Крымской войны. В.В. Корвин-Павловский происходил из обрусевшего польского дворянского рода Павловских «герба Корвин». Его предки служили в XVII веке королю Яну Собесскому и получали от него привилегии на имения. К началу XIX века они значились в дворянских родословных книгах Подольской губернии. Отец Корвин-Павлов-ского Викентий Михайлович владел благоприобретённым имением в слободе Балашове Тираспольского уезда Херсонской губернии7.
Из послужного списка 1869 года8 видно, что Василий Корвин-Павловский, из дворян Херсонской губернии, вероисповедания православного, получил образование в Одессе в Ришельевском лицее, где «окончил курс наук с правом на 12 класс» и начал службу в 1849 году в чине губернского секретаря в канцелярии Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора. Через год он по прошению был уволен с гражданской службы и поступил унтер-офицером в Литовский егерский полк, откуда вскоре был переведён в Волынский пехотный полк. В январе 1851 года он получает чин прапорщика. С сентября 1852 по июль 1853 года он состоял при штабе 5-го пехотного корпуса для приготовления к поступлению в Императорскую Военную академию, но этим планам не суждено было осуществиться из-за начавшейся войны.
Вся его дальнейшая служба была связана с Волынским полком, с которым он прошёл весь боевой путь от сражения на Альме и до последних дней обороны Севастополя. В октябре 1854 года он был произведён в подпоручики, а в июне 1855 года за отличие - в поручики. За храбрость при бомбардировках и на вылазках он был награждён в феврале 1855 года орденом Св. Анны 4 ст. с надписью «За храбрость» и орденом Св. Анны 3 ст. с мечами и бантом.
Но не только награды получил Корвин-Павловский в Севастополе. Послужной список свидетельствует: «Во время вылазки из 4-го бастиона в ночь с 2 на 3 января 1855 года ранен штыком в правую ключицу и оставался при своём месте. Во время нахождения с штуцерными на 5-м бастионе контужен гранатой с левой стороны лица, в левое плечо и правое предплечье»9.
С сентября 1855 года до марта 1859 года он оставался в Волынском пехотном полку, занимая должность полкового адъютанта, в июле 1859 года был произведён в штабс-капитаны и командирован в штаб 14-й пехотной дивизии на должность старшего адъютанта. В 1863 году его производят в капитаны, а через год командируют в Екатерино-слав на должность правителя канцелярии губернского воинского начальника, где он оставался до 1868 года. За это время он получил по выслуге лет орден Св. Владимира 4 ст. (1865 г.) и чин майора (1867 г.). В 1868 году он переводится в 54-й пехотный Минский полк, но с прикомандированием к своему 53-му пехотному Волынскому полку. В феврале 1869 года он подал прошение об отставке, которое было удовлетворено: он был уволен с производством в следующий чин подполковника с правом ношения мундира и полной пенсией. Когда во время подготовки к 50-летнему юбилею обороны Севастополя было предпринято издание альбома портретов с биографиями участников событий (составитель инженер-генерал П.Ф. Рерберг, сам участник севастопольской эпопеи), Василия Викентьевича Корвин-Павловского уже давно не было в живых, но его портрет и краткая биография были помещены в первом выпуске альбома «Севастопольцы». Как указывали составители, «портрет и сведения доставлены вдовой Анной Ивановной Корвин-Павлов-ской из г. Одессы»10.
Воспоминания В.В. Корвин-Павловского открываются письмом автора на имя цесаревича Александра Александровича, из которого видно, что именно воззвание последнего побудило автора взяться за перо. В то же время мемуарист пишет о своих дневниках, которые он вёл во время войны и сохранял на протяжении 16 лет.
После небольшого очерка о боевом пути Волынского пехотного полка с начала Крымской войны автор воспроизводит свой дневник за 1854-1855 гг., показывая происходившие события через призму личного восприятия. При этом можно допустить, что, переписывая свои записи через полтора десятилетия, он мог подвергать их определённому редактированию, т.е. мы имеем дело не с дневником в чистом виде, а с воспоминаниями в форме дневника, тем более что рукопись предлагалась к «высочайшему» прочтению и последующему хранению в Севастопольском музее. Вся рукопись написана рукой автора, что подтверждается сличением почерка с его собственноручным рапортом об отставке 1869 года.
Степень информативности своего дневника Корвин-Павловский определял следующим образом: «В дневник, ведённый мной с Альминского сражения до падения Севастополя, я вписывал всё то, что было доступно моему наблюдению, и преимущественно старался описать действия Волынского полка. Но сознаюсь, что далеко не достиг предположенной цели. Во-первых, круг деятельности моей был тесен; во-вторых, иногда не были мне известны действия какого-нибудь батальона, отделённого от полка, и, наконец, случалась такая обстановка, когда нельзя было взяться за перо, за карандаш. Кроме того, не могли быть известны мне действия полка, когда я, по случаю ран, находился почти полтора месяца в госпитале в Севастополе, а также, когда последние три месяца осады состоял при штабе главнокомандующего. Но и за то время я со слов очевидцев отметил в дневнике более крупные действия Волынского полка»11.
Действительно, поскольку в сражении на Альме Волынский пехотный полк был в резерве, то и в дневнике события описаны довольно схематично, так же как и Балаклавское сражение, за которым автор наблюдал издалека. Инкерманское сражение вовсе не отразилось в дневнике, так как полк в это время был на оборонительной линии Севастополя. Зато подробно описаны вылазки отрядов севастопольского гарнизона в начале января 1855 года, в которых сам Корвин-
Павловский принимал непосредственное участие и был ранен. Вообще в дневнике много ярких эпизодов жизни осаждённого Севастополя, которые автор наблюдал своими глазами. Они существенно дополняют общую картину войны.
В РГВИА дело с воспоминаниями и дневником Корвин-Павловского находится в личном фонде генерала от инфантерии A.M. Зайончковского12. Андрей Медардович Зайончковский, о работе которого по истории Восточной войны 1853-1856 гг. говорилось выше, помимо должностей на военной службе, был с 1908 по 1914 год главным помощником великого князя Александра Михайловича по управлению Севастопольским музеем. Он имел неограниченный доступ к архиву музея и, очевидно, сохранял у себя некоторые рукописи, необходимые ему для исторических трудов. В 1914-1917 гг. он находился на фронте, командуя последовательно 37-й пехотной дивизией, 30, 47 и 18-м армейскими корпусами. В 1918 году он перешёл на службу в Красную Армию, а в 19221926 гг. был преподавателем Военной академии РККА по кафедре стратегии, занимаясь историей Первой мировой войны. К теме Крымской войны он уже не возвращался.
После его смерти в 1926 году была создана комиссия из представителей Военной академии им. М.В. Фрунзе и Центрархива РСФСР, которая составила «Опись архивных документов A.M. Зайончковского, подлежащих включению в Единый государственный архивный фонд»13, где под № 41 значился «Дневник Севастопольца Василия Корвина-Павловского 1871 г. (в шагреневом тёмно-красном переплёте)». В современной описи фонда Зайончковского дело числится под № 79. Начиная с 1950-х гг., оно неоднократно выдавалось исследователям для использования в научных работах, но в полном виде не публиковалось.
Следующим документом являются воспоминания офицера Киевского гусарского полка И.И.Величко (1829-1911). С 1839 года шефами полка были герцоги Лейхтенберг-ские, сначала Максимилиан, а с 1852 года -Николай Максимилианович. Поэтому полк называли иногда Лейхтенбергским, а гусар -
лейхтенбергцами. Иван Иванович Величко был сыном генерал-майора. В формулярном списке от 31 мая 1857 года отставного генерал-майора И.И. Величко, бывшего командира бригады 6-й лёгкой кавалерийской дивизии, значится сын от первого брака Иван, родившийся 29 августа 1829 года, служащий в гусарском его императорского высочества князя Николая Максимилиановича полку поручиком14.
Других документов о службе И.И. Величко-младшего в архиве обнаружить не удалось. Краткие биографические сведения о нём вместе с портретом были опубликованы в первом выпуске альбома П.Ф. Рерберга «Севастопольцы»15. Источником этих сведений был, очевидно, сам И.И. Величко, который на момент выхода книги был ещё жив. Кроме того, сведения о нём имеются на нескольких интернет-сайтах генеалогического характера16.
Из всех этих разрозненных источников следует, что он получил образование в одном из кадетских корпусов в Санкт-Петербурге и начал военную службу в Гусарском е.и.в. Николая Максимилиановича полку, с которым участвовал в походе в Венгрию и Трансильванию в 1849 году. В период Крымской войны он, будучи поручиком и полковым адъютантом, участвовал в сражениях на Альме и под Балаклавой, где получил тяжёлую контузию и в дальнейших боевых действиях участия не принимал.
Выйдя после 1857 году в отставку с чином штабс-ротмистра, И.И. Величко в 18601870-х гг. занимал должность Тамбовского уездного исправника, а затем стал управляющим имения графа П.С. Строганова «Ка-риан» в селе Знаменское Тамбовского уезда17. В биографических данных в альбоме «Севастопольцы» в качестве его места проживания указан г. Севастополь, однако есть сведения, что после смерти 11 декабря 1911 года он был похоронен у Знаменской церкви в имении Строгановых.
Рукопись небольших по объёму воспоминаний И.И. Величко о Крымской войне хранится в РГВИА в фонде Зайончковского в составе архивного дела вместе с другими рукописями, письмами, формулярными спи-
сками и т.п. участников войны18. Некоторые рукописи этого дела были присланы на имя цесаревича (имеются карандашные пометы будущего императора Александра III), но воспоминания Величко имеют иное происхождение. Они были написаны не ранее 1900 года, так как автор упоминает «Историю Крымской войны» Н.Ф. Дубровина, которая была издана только в этом году. Также в деле имеются письма за 1892-1899 гг. к Величко отставного полковника британской армии Джона МакЛоглина, также участника сражения под Балаклавой. Как видно из сопроводительного письма Величко Зайонч-ковскому, его переписка с британским полковником началась после того как корреспондент «Тайме», приезжавший в Россию в связи с голодом 1891 года, опубликовал в своей газете интервью с рассказом Величко об участии в Балаклавском сражении. Переписка двух ветеранов Крымской войны, русского и британского, продолжалась до смерти МакЛоглина. Можно предположить, что именно A.M. Зайончковский, после получения этих писем, предложил И.И. Величко поделиться с ним своими воспоминаниями, которые в итоге оказались в его личном архиве.
Воспоминания Величко, при всей ограниченности отражённых в них событий войны в целом, представляют всё же ценный исторический источник. Главным образом потому, что тут описаны действия русской и британской кавалерии под Балаклавой 13 (25) октября 1854 года. Во-первых, Балаклавское сражение было едва ли не единственным в истории Крымской войны, где кавалерии принадлежала ведущая роль. Во-вторых, в историографии этого сражения до сих пор остаётся несколько эпизодов, трактуемых с почти противоположных позиций или вообще остающихся невыясненными. Была ли атака русскими гусарами тяжёлой бригады английской кавалерии целенаправленной или схватка произошла случайно? За кем осталось поле сражения и почему русские гусары отступили? И наконец, какая часть русской кавалерии атаковала 93-й Шотландский пехотный полк, ставший легендарной «тонкой красной линией». Именно об этом на-
стойчиво спрашивал британский полковник МакЛоглин, но Величко не был свидетелем данного эпизода сражения и не мог дать положительного ответа. В отношении других спорных моментов Балаклавского сражения воспоминания Величко являются одним из немногих показаний непосредственного участника событий, и тем определяется их историческая ценность.
Также заслуживает внимания дневник офицера Севастопольской инженерной команды, позднее старшего адъютанта Управления начальника инженеров Южной и Крымской армии A.A. Телятникова (1830 -после 1862). Алексей Алексеевич Телятников происходил из дворян Харьковской губернии, где, согласно его формулярного списка19, в Купянском уезде у него было «нераздельное с братом и сёстрами имение из 1800 десятин населённой земли». Образование он получил в Главном (Николаевском) инженерном училище, в котором и начал служить в должности кондуктора с 23 августа 1847 года. Свой первый офицерский чин военного инженер-прапорщика он получил на службе при училище в 1850 году. После обучения в «нижнем офицерском классе» училища, до окончания курса, он был распределён в Архангельско-Новодвинскую инженерную команду.
В 1853 году он находился в годичном отпуске, по окончании которого был переведён в Севастопольскую инженерную команду, куда прибыл 20 февраля 1854 года, и с этого времени находился в Крыму вплоть до конца войны. В июле 1854 года его производят в подпоручики, а через год «за отличную храбрость, оказанную при геройской защите Севастополя» - в поручики. За своё участие в обороне Севастополя Телятников был награждён орденами Св. Анны 4 ст. с надписью «За храбрость» и Св. Станислава 3 ст. с мечами.
После войны он около года служил в Бен-дерской инженерной команде, затем в Инженерном управлении 1-й армии и Варшавской инженерной команде. В феврале 1859 года его награждают «за отлично усердную и ревностную службу» орденом Св. Анны 3 ст., а в октябре того же года производят в штабс-
капитаны. В 1859-1860 гг. он находился в длительном отпуске по болезни, а в августе-октябре 1861 года был в отпуске «по крестьянским делам», т.е. в связи с отменой крепостного права. 26 мая 1862 года штабс-капитан Телятников подал прошение об отставке с производством в следующий чин и пенсией, которое было удовлетворено20. В качестве места жительства после отставки он указывал Харьковскую губернию, Купянский уезд, деревню Крепаковку близ села Ново-Екатеринослава. На этом сведения о жизни A.A. Телятникова заканчиваются, в формулярном списке он значится бездетным вдовцом.
Дневник A.A. Телятникова в настоящее время хранится в РГВИА в его личном фонде, где составляет единственную единицу хранения21. В описи фонда, составленной в 2013 году вместо описи 1944 года, рукопись дневника ошибочно названа авторской копией. По ряду признаков (объём единовременных записей, различие чернил и перьев, помарки, исправления и т.п.) можно утверждать, что это подлинные записи автора, сделанные непосредственно во время описываемых событий. Позднейшая авторская обработка Дневника ограничилась переплетением воедино нескольких тетрадей, а также удалением (стиранием) отдельных немногочисленных фрагментов, относящихся, вероятно, к сугубо интимным переживаниям автора. Карандашные пометы на полях или над строкой могли быть сделаны историками в процессе изучения Дневника.
Трудно сказать, была ли рукопись в составе архива Севастопольского музея, но указание места жительства автора, сделанное его рукой на форзаце переплёта, свидетельствует о том, что автор сам передал Дневник в чужие руки. Не исключено, что это произошло в 1870-х гг. под влиянием известного воззвания цесаревича Александра Александровича и образования Севастопольского музея. Это может быть косвенным свидетельством того, что в это время A.A. Телятников был ещё жив, хотя других сведений о нём в архиве не обнаружено. В Военно-исторический архив рукопись поступила в 1926 году вместе с другими бумагами
A.M. Зайончковского, как следует из уже упомянутой сдаточной описи, где под № 42 значится «Дневник A.A. Телятникова in folio в переплёте, ч. I-IV»22.
Дневник Телятникова существенно отличается от описанного выше дневника
B.В. Корвин-Павловского. Что касается последнего, то тут мы имеем дело скорее с воспоминаниями в дневниковой форме, написанными спустя два десятилетия после событий. Дневник же Телятникова отражает непосредственное восприятие всего происходящего глазами молодого человека, имеющего широкий круг общения в осаждённом городе.
Сам автор сообщает, что взялся вести дневник именно в связи с началом военных действий в Севастополе. Когда ему случается сделать запись о письмах, полученных из дома от родных, он прерывает себя напоминанием: «Однако ж я увлёкся и легко могу исказить значение Дневника - быть зеркалом и эхом слов и дел в Севастополе»23. Уже в конце Дневника, подводя итоги уходящему 1855 году, он пишет: «Когда пройдёт несколько времени, когда многое улетит из нашей памяти, когда свидетели Крымской войны перемрут или удалятся в мирные жилища на покой, как не только приятно, но и полезно будет узнать некоторые подробности, которые не печатаются и скоро забываются. Ведь что ни говори, а говоря беспристрастно, в моих тетрадях есть много горькой правды, которая, хотя и кажется сперва пустяком, а впоследствии выходит важной шту-
w 24 КОИ» .
Кроме событий, свидетелем которых был он сам, Телятников записывает то, что слышал от других участников, а иногда и просто слухи, распространявшиеся по городу, по его собственному определению, «с Графской пристани». Такие сведения он оценивает критически: «Чёрт знает, чему верить и о чём писать! Каждый день говорят новости, и при том новости положительные, а между тем, на поверку выходит всё вздор и чепуха. Однако ж нужно всё записывать, чтобы потом оценить, как мало люди способны к истине»25. Тем не менее, он не пренебрегает такой информацией: «Быть может, я не прав
во многом, но я пишу, как думает и понимает весь Севастополь»26, и далее: «Если уже записывать всё, что слышишь от чиновных лгунов, то чего же не записать то, что говорят солдаты»27.
Автор Дневника настроен вполне патриотически, он переживает неудачи и радуется успехам защитников крепости. Вместе с тем он позволяет себе нелицеприятные и резко критические замечания по адресу начальствующих лиц. Понимая, что в случае обнародования его записей у него могут быть неприятности на службе, он предпочитает не хранить при себе весь Дневник. Исписав одну тетрадь, он отправляет её с оказией в своё родовое поместье в Харьковской губернии. Так, 14 декабря 1854 года он записывает: «Завтра уезжает Тихенко, и я пользуюсь этим, чтобы отправить этот дневник, потому что посылок у нас на почтах не принимают, да такую вещь и опасно посылать отсюда, чего доброго, как раз заглянут»28. В конце марта 1855 года он пишет: «Апрель начну в другой тетради, а оставшиеся здесь чистые странички займу планами и замечаниями, относящимися до войны; между тем буду искать отъезжающих, чтобы отправить с ними эту тетрадь в Россию, потому что на здешней почте не принимают посылок и читают всё посылаемое»29, и далее 7 апреля: «Сегодня я отправил со страхом и трепетом II часть дневника домой; боюсь, чтобы её не
30
вздумали где освидетельствовать» .
В конце августа 1855 года, подводя итоги Севастопольской эпопее, Телятников пишет не без горечи: «Грустно мне, что в продолжение года не мог записать ничего порядочного, ничего отрадного, что дневник мой более похож на пасквиль, на брань и клевету. Но я ли в этом виноват? Мне скажут: отчего же г. Альбин так прекрасно пишет о Севастополе, отчего все "письма", печатаемые в наших подлых газетах, постоянно все хвалят и всем восхищаются? На это я отвечу - Альбин и ему подобные пишут свои дневники и письма преимущественно в Петербурге, зная о Крымских делах из "Инвалида"; пишут ради раболепства, пишут для печати, и потому стараются блеснуть только слогом, выказать низкую лесть, забывая истину. Я же пишу
для себя, пишу, как вижу, как понимаю, а вижу всё дурное, за неимением и тени порядочного. Следствия показывают, кто из нас правее, а присылка в Крым полчищ шпионов тайной полиции удостоверяет, что армия выходит из терпения и начинает высказывать мнения не совсем вкусные для правительства и главнокомандующего, а известно, что нужно слишком много дурного, чтобы русский солдат осмелился заговорить»31.
Тему инженерно-сапёрных работ в осаждённом Севастополе продолжают воспоминания штабс-капитана 6-го сапёрного батальона П.В. Преснухина (1833 - после 1900). Павел Васильевич Преснухин происходил из дворян Новгородской губернии, из небогатой семьи: согласно формулярному списку32, отец его был поручиком, а недвижимого имущества у него не было. В десятилетнем возрасте в 1843 году он поступил в Новгородский графа Аракчеева кадетский корпус, из которого в 1850 году был переведён в Дворянский полк (впоследствии Кон-стантиновское военное училище) «для окончания курса наук». В 1852 году его производят в прапорщики и определяют на службу в 6-й сапёрный батальон в Киев, где он исполнял обязанности батальонного адъютанта.
В феврале 1854 года, в связи с начавшейся войной с Турцией, батальон переводят в Севастополь, куда он прибыл в апреле, когда военные действия происходили ещё на Дунае. В июле 1854 года. Преснухина производят в подпоручики, а в сентябре происходит высадка англо-французских войск в Крыму и начинается оборона Севастополя, свидетелем и участником которой Преснухин оставался до последнего дня. Его боевая служба была описана в известном альбоме П.Ф. Рер-берга «Севастопольцы». На момент выхода в свет 1-го выпуска он, очевидно, был ещё жив, так как на 1900 год он назван отставным подполковником, проживающим в селении Ставы Киевского уезда.
«Время первой бомбардировки, а также все зимние месяцы Преснухин провёл на работах на разных пунктах левой половины оборонительной линии, причём два раза был контужен, а именно 8 октября на Малаховом кургане - в правый бок камнями и 18 октяб-
ря, на 3-м бастионе - в правую лопатку осколком бомбы. В марте 1855 года Пресну-хин был назначен в распоряжение заведующего работами на Камчатском люнете, причём по ночам ему неоднократно была поручаема опасная работа, а именно, заложение ложементов и соединение их в траншеи, а также закладывание самовзрывных фугасов. На этом укреплении он выдержал вторую бомбардировку, начавшуюся 28 марта. С половины апреля Преснухин находился на 3-м отделении оборонительной линии, закладывал фугасы впереди 3-го бастиона, работал в ложементах, а в ночь с 23 на 24 апреля участвовал в вылазке против английских траншей. 9 мая Преснухин поступил на конгрмин-ные работы 4-го бастиона и оставался на них безотлучно до 27 августа; при этом с 15 мая, когда заведующий минными работами штабс-капитан Мельников заболел, на Пре-снухина было возложено заведывание всеми контрминами 4-го бастиона, под ближайшим руководством полковника Гарднера. Под наблюдением Преснухина взорвано 32 камуфлета. В течение минной службы Преснухин был несколько раз контужен и ушиблен во рву 4-го бастиона, а именно: 25 мая - осколком гранаты в правое бедро; 18 июня - в правую сторону груди картечной пулей; 28 июля, при взрыве французского булева колодца - камнями в левую щёку»33.
Его доблестная боевая работа не осталась незамеченной: за свои подвиги он последовательно получил ордена Св. Анны 3 ст. с бантом, Св. Владимира 4 ст. с мечами и Св. Георгия 4 ст. Только за июль 1855 года он дважды получал очередной чин: 2 июля -поручика, а уже 14 июля - штабс-капитана, с формулировкой в первом случае «за отличную храбрость и мужество», а во втором -«за примерную храбрость и особенную неустрашимость, оказанные во время бомбардирования г. Севастополя»34.
Сам Преснухин относил своё быстрое повышение в чинах на счёт благоволения к нему Э.И. Тотлебена, но, видимо, у последнего были на то основания - молодой офицер действительно показывал себя храбрецом. Но не прошли для него бесследно и полученные контузии, и время, проведённое в
подземных галереях, - здоровье его было подорвано, он был признан «раненым 2 класса». Этим отчасти объясняется то, что после войны Преснухин не сделал военной карьеры. В 1859 году он был прикомандирован к Николаевскому инженерному училищу, в 1860 году получил чин капитана, а через год подал прошение об отставке с производством в следующий чин, мундиром и пенсией. Своим местом жительства после отставки он указывал г. Полтаву. Сведений о его занятиях в дальнейшей, довольно продолжительной мирной жизни документы архива не содержат.
Воспоминания П.В. Преснухина, названные им Записками, хранятся в РГВИА в личном фонде Э.И. Тотлебена и представляют собой машинописную копию, напечатанную по старой орфографии35. Судя по описи фонда, копия поступила в архив вместе с другими документами Тотлебена в 1925 году, но своим появлением среди его личных бумаг она обязана его сыну Н.Э. Тотлебену (1874— 1945). На форзаце имеется рукописная дарственная надпись: «Дорогому графу Николаю Эдуардовичу Тотлебену от искренне преданного и любящего бывшего товарища и сослуживца В.А. Бартоломея. 20/УП 1912 г.». Полковник В.А. Бартоломей (1867-1938) служил с 1889 по 1911 год в лейб-гвардии Сапёрном батальоне, где с 1894 по 1914 год служил граф Н.Э. Тотлебен. В 1911 году Бартоломей был назначен в Киев командиром 6-го сапёрного батальона, где среди прочих реликвий сохранялась копия Записок Преснухина. На первом листе Записок в правом верхнем углу имеется машинописная помета «КОПИЯ», а внизу листа «Подлинные записки находятся в Севастопольском музее». На последнем листе Записок имеется также машинописная помета: «Напечатано в 6-м сапёрном его императорского высочества великого князя Николая Николаевича Старшего батальоне. Командир батальона полковник Бартоломей. 1912 года 20 марта, г. Киев. Батальонный адъютант штабс-капитан Гайдарев».
Очевидно, что свой подарок бывшему сослуживцу Бартоломей сделал потому, что Преснухин в Записках неоднократно в пре-
восходной степени отзывается о Э.И. Тотле-бене, своём начальнике и покровителе в Севастополе. Таким образом, в РГВИА сохранилась копия с копии, а судьба подлинной рукописи Записок неизвестна, как, впрочем, неизвестна судьба многих других рукописей из архива Севастопольского музея. Например, в РГВИА отсутствует какое-либо упоминание о 25 рукописях, опубликованных в «Сборнике рукописей, представленных его императорскому высочеству государю наследнику цесаревичу о Севастопольской обороне севастопольцами».
Как пишет Преснухин в своих Записках, ещё в 1856 году он имел некие записи по свежей памяти и даже составил примерный план мемуаров, но отказался от такого намерения. С одной стороны, его смущала собственная недостаточная информированность о делах обороны: «Так как я не состоял во время обороны Севастополя ни при каком большом штабе, при котором можно было бы следить за обороной, как говорится, с высоты птичьего полёта на всем её пространстве и знать на большой территории, что делается по обороне, в каком положении находится и что предпринимается в отношении её, а как всякий субалтерн-офицер, который не посещал ресторанов, где можно было слышать всякие рассказы и сплетни об обороне, то, конечно, и я мог свидетельствовать в моих записках об обороне Севастополя только о том, что сам делал или видел перед собой»36. С другой стороны, описывать исключительно собственные действия он считал «самовосхвалением».
В то же время воспоминания о пережитом Преснухина не покидали: «20 лет спустя по отступлении от Севастополя я был в нём и, поклонившись святой земле, обошёл все те места, где принимал участие в обороне»37. И ещё через десять лет: «Для своего развлечения начал составлять на память записки об обороне Севастополя»38. Точность датировки событий и красочное описание деталей обстановки свидетельствуют, что, кроме памяти, автор использовал свои записи, сохранившиеся у него с военной поры.
Несмотря на 30 лет, отделявших мемуариста от описываемых событий, Записки со-
храняют ценность первоисточника. Рассказ о работах по закладке «неразряжаемых самовзрывных фугасов» свидетельствует о первых опытах применения противопехотных мин. Особенно подробно в Записках описана «подземная война», т.е. создание минных и контрминных галерей, производство подземных взрывов (камуфлетов), жизнь и быт минёров на 4-м бастионе, где с мая 1855 года Преснухин сменил прославленного «обер-крота», штабс-капитана A.B. Мельникова и оставался на этом посту до последнего дня обороны Севастополя.
Такова в общих чертах характеристика архивных материалов, которые до настоящего времени остаются малоизвестными, но ценными историческими источниками. При этом их нельзя назвать не известными ранее документами, некоторые из них в той или иной степени использовались и цитировались в исторических трудах, созданных за более чем полтора века, прошедшие с окончания Крымской войны. Помимо общей темы - Крымская война и оборона Севастополя, все материалы имеют общий признак: они ещё ожидают полной публикации и полноценного введения в научный оборот.
Примечания
1 Варламов А.Н. Михаил Булгаков. 2-е изд. М.: Молодая гвардия, 2020. С. 558.
2 Тарле Е.В. Крымская война // Сочинения в двенадцати томах. М., 1959. Т. 8. С. 45.
3 Там же. С. 46.
4 Правительственный вестник. 1870. №221. 16 октября. Цит. по: Шаповалова Н.В. Источниковедческий анализ мемуаров об обороне Севастополя 1854-1855 гг.: к постановке вопроса // Исторический журнал: научные исследования. 2018. №3. С. 1-12.
5 С 31.12.2020 г. Музей Черноморского флота является филиалом Центрального военно-морского музея им. Петра Великого.
6 Шаповалова Н.В. Источниковедческий анализ мемуаров... С. 2.
7 Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 1343. Он. 27. Д. 197. Л. 2-10. О дворянстве рода Павловских Херсонской губ. 1843-1846 гг.
8 Российский государственный военно-исто-рический архив (РГВИА). Ф. 400. Оп. 9. Д. 5157. Л. 9-18об.
9 Там же. JI. 17об.
10 «Севастопольцы». Участники 11-ти месячной обороны Севастополя в 1854-1855 годах / Сост. и изд. П.Ф. Рерберг. СПб, 1903. Т. 1. С. 67-1.
11 РГВИА. Ф. 69. On. 1. Д. 79. Л. 6.
12 РГВИА. Ф. 69. On. 1. Д. 79.
13 РГВИА. Ф. 69. On. 1. Д. 92.
14 РГВИА. Ф. 400. Оп. 14. Д. 11035. Л. 18.
15 «Севастопольцы». Т. 1. С. 84, 84-1.
16 http://ru.rodovid.org/wk/%D0%97%D0%B0% D0%BF%D0%B8%D 1 %81 %D 1 %8С :761873
17 Величко И. Краткое описание имения графа Павла Сергеевича Строганова Тамбовской губ. и уезда, при с. Знаменское - Кариан. М, 1892.
18 РГВИА. Ф. 69. On. 1. Д. 69. Л. 163-171 об.
19 РГВИА. Ф. 395. Оп. 54. 1 отд. 3 ст. 1862 г. Д. 652. Л. 20-28.
20 Там же. Л. 15-19.
21 РГВИА. Ф. 173. On. 1. Д. 1.
22 РГВИА. Ф. 69. On. 1. Д. 92.
23 РГВИА. Ф. 173. On. 1. Д. 1.Л. 107об.
24 Там же. Л. 234об.
25 Там же. Л. 75.
26 Там же. Л. 94.
27 Там же. Л. 100.
28 Там же. Л. 47.
29 Там же. Л. 87.
30 Там же. Л. 100.
31 Там же. Л. 186-186об.
32 РГВИА. Ф. 395. Оп. 53. 1 отд. 1861 г. Д. 957.
33 «Севастопольцы». Т. 1. С. 52-53.
34 РГВИА. Ф. 395. Оп. 53. 1 отд. 1861 г. Д. 957. Л. Юоб.
35 РГВИА. Ф. 98. On. 1. Д. 16. Л. 1-53об.
36 Там же. Л. 1об.
37 Там же. Л. 16.
38 Там же. Л. 1об.
