CC BY
18
Полученные опросные данные не позволяют однозначно говорить о том, что в перспективе у мусульман Северного Кавказа будут усиливаться иррациональные (основанные на вере, мистике) основания нравственной идентичности. Суть полученных различий может быть обусловлена возрастными особенностями группы молодежи (склонность к максимализму, к чувственному, более сильная подверженность «моде» религиозного поведения и др.). Вполне реально, что эти особенности восприятия религиозных ценностей с переходом во взрослую жизнь будут нивелированы.
Другой фактор, определяющий дальнейшие изменения сознания в данном вопросе, - активно идущие процессы реисламиза-ции. Это рост инструментальной роли ислама в протестных настроениях, мощная система исламского образования (в РД 15 исламских вузов, где учатся 1472 человека, 79 медресе - более 3 тыс. студентов, 158 мактабов - 3 тыс. студентов), еженедельные исламские проповеди по многим каналам ТВ, в мечетях, число которых в РД доходит до 2 тыс.
К этому необходимо добавить, что с 2013 г. в общеобразовательных учреждениях Дагестана и других регионов будут в обязательном порядке проводиться уроки духовно-нравственного воспитания, которые по сути являются несветскими дисциплинами.
Проанализированные нами процессы дают повод прогнозировать то, что в последующие годы вероятнее всего религиозно-иррациональное в нравственном сознании северокавказской молодежи будет только усиливаться.
«Региональные аспекты социальной политики», Махачкала, 2011 г., с. 134-141.
Э. Кульпин-Губайдуллин,
политолог
МАЛАЯ НАЦИЯ В ИНОЭТНИЧНОМ ОКРУЖЕНИИ НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ (НА ПРИМЕРЕ КРЫМСКИХ ТАТАР)
Самоощущение, или иначе - общественное бессознательное малой нации в иноэтничном окружении на постсоветском пространстве весьма отлично от прецедентов в других регионах планеты. Отличия, о которых пойдет речь ниже, специфичны не только для крымских, но многие - для татар в целом. В системе «ландшафт и этнос» - народ и его окружающая природная среда -
все татары (казанские, крымские, астраханские, сибирские, доб-руджанские и др.) характеризуются тремя признаками. Во-первых, они живут в исторически своем вмещающем ландшафте, на своей земле, остальные народы, живущие на той же земле, исторически являются пришлыми для данного вмещающего ландшафта. Во-вторых, повсеместно татары как этнос не являются хозяевами той земли, на которой живут. В-третьих, численно татары нигде не превосходят другие этносы, живущие на той же земле.
Отсюда проистекают три важных следствия.
1. Нигде культура татар (кроме Татарстана в РФ) не является доминирующей, везде она - маргинальна.
2. Своя (внутренняя) среда татар экономически, социально, политически локальна, ее потенции для интенсивного развития личности ограничены.
3. Надежды на изменения ситуации, как в целом, так и по отдельным позициям, - иллюзорны.
Иными словами, татары находятся в положении диаспоры (если исходить из социологического определения этого понятия), за одним существенным исключением, что они живут на исконно своей земле. И это отличие порождает у представителей этноса, с одной стороны, ощущение неравноправности и даже угнетенности, униженности и оскорбленности, с другой - борьба татар за свои права не выходит за цивилизационные границы, хотя от этих псевдодиаспор ожидают силовых методов борьбы и утверждения в их среде исламского фундаментализма. Однако ожидания в отношении вооруженной борьбы и терроризма не оправдываются полностью, а идеи фундаментализма не находят в среде татар сколько-нибудь массового отклика.
Причины явления можно видеть, в частности, в органичной включенности татар в жизнь социума. Этнос - обычно закрытая система, в данном случае открыт для окружающей среды, среда изначально не противопоставлена ему как непонятная, и в силу именно этого - чуждая, враждебная. С точки зрения ментальности, культуры окружающая среда не просто понятна, она - «своя», для одних «своя» - вторична, а для других - первична. В век глобализации в таком положении будет находиться, видимо, значительная часть диаспор малых этносов, переживающих неожиданные и резкие перемены своей жизни.
При том, что происхождение диаспор в наши дни разное, как и смысл самого понятия (Кондратьева, Милитарев), к крымским татарам более всего, но так же не полностью, подходит понятие
«диаспоры катаклизма», хотя с уже отмеченной принципиальной разницей: изначальной укорененностью в своих странах. «Диаспоры катаклизма, - пишет Р. Брубейкер (Я. БгиЬакег), - в отличие от уже знакомых исторических или трудовых диаспор, возникают мгновенно, в результате резкого изменения политического устройства, вопреки желанию людей. Они более компактны по сравнению с трудовыми диаспорами, имеющими тенденцию быть рассеянными в пространстве и слабо укорененными в принимающих странах».
Крымско-татарский этнос как единое целое образовался в результате катаклизма - насильственной депортации. Образование самого этноса произошло исторически мгновенно: за срок смены двух демографических поколений. Три субэтноса - прибрежный, горный и степной - имели существенные различия в культуре и языке. На родине они только вступили в процесс интенсивного культурного синтеза, конечным результатом которого должен был стать единый этнос, с культурой, превосходящей культуру исходных субэтносов, возможно, на несколько порядков. Депортацией в Центральную Азию медленный этот процесс был ускорен до стремительности. Синтез субэтносов, который в естественных условиях происходит в течение нескольких десятилетий, иногда - столетий, начался одномоментным насильственным перемешиванием представителей всех субэтносов. Произошло это в экстремальных условиях: на грани физического выживания в лагерях спецпереселенцев. В этих лагерях они были лишены не только возможности развивать национальную культуру, но основных гражданских прав.
Позднее, когда на чужбине выросли новые поколения, они оказались востребованы в промышленном развитии региона. Развитие это инициировалось не внутренними процессами развития, а внешним и во многом чуждым для Азии государственным давлением СССР - наследника Российской империи. Эта востребованность отделила депортантов от местного сельского хозяйства, где они должны были контактировать, в частности, с культурно близким тюркским населением, и насильственно интегрировала их в русскоязычную среду, ориентированную на государство-империю. Все это привело к утрате многих элементов национальной идентичности и, поскольку «свято место пусто не бывает», замене их элементами русской культуры и русской национальной идентичности.
Три крымских тюркских субэтноса, депортированных в Центральную Азию, на родине были заняты преимущественно
в сельском хозяйстве, не отличались высоким уровнем образования и вовлеченности в русскую культуру. Единый этнос крымских татар после распада СССР вернулся на родину уже не сельским, а городским и утратившим во многом национальную культурную идентичность. Новые поколения имели среднее и высшее техническое образование, были русскоязычными и русскокультурными горожанами. Данная метаморфоза не была случайной.
Для титульных наций в союзных и автономных республиках СССР, в том числе и для крымских татар до депортации, вертикальная мобильность облегчалась национальной принадлежностью. В Центральной Азии вертикальная мобильность за счет национальных преференций для крымских татар была полностью исключена. Карьера для них открывалась только за счет личного профессионализма и высокого уровня сложности рабочей силы, дающей возможность неоднократно менять профессию в течение жизни. И так было на протяжении двух демографических поколений, т.е. рожденных в интервале 1946-1986 гг. В результате в семьях крымских татар создалась устойчивая ценностная ориентация на среднее и высшее образование. Для национальных меньшинств она была традиционна в России и СССР практически только для евреев. В свою очередь возможность вертикальной мобильности за счет знаний способствовала росту общей культуры, а рост культуры оказал влияние на характер политической борьбы - упор на ненасильственные, гандистские методы.
Данная ценностная установка оставалась неизменной и после падения СССР, возвращения на родину, несмотря на перемены почти во всех сферах жизни, несмотря на трудности как с получением образования, так и с последующим трудоустройством. Сама установка, причины ее породившие и следствия из них продолжают «жить» в общественном бессознательном этноса. Несмотря на заметное возрождение национальной культуры за последние 20 лет, тенденция, набравшая силу в изгнании, и сегодня остается неизменной. Выпускники школ повсеместно проходят тестирование на русском языке1, а родители, как и 20 лет тому назад, отдают своих детей в русские школы. Татарские музыканты сетуют на
1 Среди выпускников школ крымских татар, планировавших в 2011 г. пройти внешнее независимое тестирование, никто не выбрал родной язык в качестве языка прохождения теста. На сегодняшний день в Крыму подано 11,6 тыс. заявок на прохождение ВНО, в 97% из них в графе о языке указан русский.
любовь соплеменников к низкопробной русской и следующей в ее русле татарской попсе.
Об этом еженедельнику «Авдет» заявил Эмиль Меметов, му-зыкант-клавишник группы «Хаят!», признанной лучшим крымскотатарским ансамблем 2008 г. «Свадебные музыканты против своей воли вынуждены играть "Кайфуем", "Самарканд" или "Боджа", -рассказывает о музыкальных пристрастиях современных крымских татар Меметов. - Или вот это: "Мы, татары, любим поспать...", или: "Сидят татары водку пьют", "Джинна, джинна из кувшина". Но на наших свадьбах заказывают и заказывают эти ужасные песни! Один только "Ташкент" чего стоит! Самая популярная песня на свадьбах. Многие подпевают, даже не осознавая смысла слов: "Родной Ташкент, ты родина моя". Именно на свадьбах очень ярко проявляются проблемы нашей культуры. Но у нас, музыкантов, связаны руки. На свадьбах работает правило: кто танцует, тот и заказывает музыку». «Сегодня ноутбук - это первый инструмент у любого свадебного ансамбля. Как-то мы играли на свадьбе в одной из крымских глубинок. Разгар торжества, как всегда, гости толпятся в очереди. Подходит ко мне юная дама и заказывает песню Потапа и Насти Каменских. Я вежливо отвечаю, что их песен у меня нет. У девушки округляются глаза, и она надменно произносит: "Вы вообще Интернетом пользуетесь?"», - посетовал музыкант (2011, «Новый Регион - Крым»).
«Крымско-татарские издания возмущаются бытовой профанацией собственной истории.
Как, объясните, возмущается «Голос Крыма», можно назвать кафе, где едят, пьют, гуляют, отдыхают, ходят по нужде, именем крымского хана, его династии (причем, искажая оригинальный вариант), или непосредственно резиденции, которая на протяжении веков служила оплотом, сердцем великого государства? Или как можно было назвать («Диваном», прим. «ИР») увеселительное заведение именем совета при хане (если, конечно, «авторы» имели в виду предмет современного интерьера)? Это высшая форма невежества, плевок в лицо предков, создавших великую державу, с которой считались». Называя кафе и рестораны, отмечает «Голос Крыма», «святыми именами», их владельцы, возможно, демонстрируют недостаток обыкновенного, базового гуманитарного образования. «Но удивительно еще и то, что крымским татарам такие оказии вообще до лампочки. Порой кажется, что ничего святого не осталось. Это выражается хотя бы в том, что среди широченного и разветвленного рынка ликеро-водочной продукции занимает свое
место и национальный бренд «Ханский коньяк», который рождается, разливается в стеклянную тару и начинает свое путешествие по миру в бывшей столице крымского государства Бахчисарае». Вот так люди среднего возраста и молодежь выучили главный урок: «Мы, конечно, патриоты, но с поправкой на ветер», - пишет «Голос Крыма». Между тем, по данным украинских СМИ, у производителей «Бахчисарай Ханский 5*» амбициозные планы: к концу 2011 г. войти в ТОП-5 украинских коньяков в своем ценовом сегменте (2011, «Новый Регион - Крым»).
Живучесть наследия депортации зафиксирована, что показательно, в частности, в новейших программных документах политических организаций. Так в Программе «Милли Фирка», политической организации крымских татар, созданной уже в XXI в., констатируется: «Молодежь все больше и больше утрачивает интерес к национальной жизни, культуре и родному языку, предпочитая участие в более успешных и "перспективных" социокультурных проектах... Многие молодые люди без ясного представления о своем будущем, подвергаясь скрытой, а порой и явной дискриминации по национальному признаку, отказываются от национального в надежде занять достойное место в обществе в соответствии со своими способностями, талантом и энергией, как правило, за пределами Крыма».
Как пойдет дальнейшее развитие этноса? Эта проблема порождает фобии как внутри этноса, так и вне его, относительно проявлений межнациональной и межконфессиональной конфронтации. Фобии подогреваются событиями и тенденциями как на постсоветском пространстве, так и в мусульманском мире в целом.
С одной стороны, очевидно, что ненасильственные методы оказались успешными для крымских татар, возможно, только в условиях катастрофы советского режима, а также первоначальной неустойчивости режимов ряда постсоветских государств, в том числе Украины, с другой - становится все более очевидным, что реализация целей крымских татар в результате прежних методов борьбы принципиально неосуществима. Если так, то можно ли ожидать в Крыму силовых методов борьбы, таких как терроризм, в том числе исламский? Надо ли ожидать вооруженных методов борьбы? Оправданы ли связанные с этим фобии славянского населения в Крыму и за его пределами?
«Крым рискует превратиться в горячую точку», - пишет киевский журнал «Фокус». «Недавние события в Киргизии показали, что при критическом количестве нерешенных проблем дос-
таточно одной искры, чтобы произошел этнический взрыв... Любое замыкание крымско-татарской общности в себе, прекращение процесса их интеграции в государство явно не будет способствовать уменьшению радикальных настроений в их среде», - пишет «Фокус», подчеркивая, что сегодня до 8 тыс. крымских татар являются сторонниками исламистов из «Хизб ут-Тахрир». «Счастья людям хочется всегда, даже если в качестве единственного инструмента для его достижения им оставляют крайние средства. Например, автомат Калашникова», - размышляют авторы киевского журнала (2010, «Новый Регион - Крым»).
Все познается в сравнении. В Центральной Азии источник терроризма, вооруженной борьбы, национализма и фундаментализма в том, что население молодеет, «издержки» образования и безработица растут, коррупция чудовищная, война кланов затрагивает все слои населения, социальные люфты практически отсутствуют, контраст между городом и деревней резкий, экстремистское подполье активно, повсеместно не хватает продовольствия, электроэнергии, воды, зато в избытке негативные социальные явления, связанные с незаконным оборотом наркотиков.
В Крыму не только отсутствуют подобные детонаторы, но есть ограничители экстремизма, связанные с историей и природой. Крым - не Северный Кавказ, партизанская борьба здесь невозможна, хотя бы по природным условиям. Сколь-нибудь массовый терроризм нереален, поскольку он означает не просто противостояние с центральной властью в Киеве, но не исключает иные, ныне кажущиеся невероятными следствия. Так, хотя Крым - не Осетия, лучшего предлога для защиты соотечественников правительству РФ не придумать. Наконец, пока крымские татары будут в явном меньшинстве среди населения полуострова (т.е. как минимум еще 40 лет), память о депортации будет жить. По тем же причинам с ваххабизмом ведут и будут вести непримиримую борьбу не только светские крымско-татарские организации, но и официальный муфтият Крыма, а борьба крымских татар за свои права будет идти в правовом поле.
«Страны Востока: Социально-политические, социально-экономические, этноконфессиональные и социокультурные проблемы в контексте глобализации», М., 2012 г., с. 218-222.
