CC BY
265
УДК 82.09
МАГИЧЕСКАЯ СИЛА ИСКУССТВА В ПОВЕСТИ Н. ГОГОЛЯ «ПОРТРЕТ» И «НЕУПИВАЕМАЯ ЧАША» И. ШМЕЛЕВА
© 2009 Чамсединова Г.Ш.
Дагестанский государственный педагогический университет
В статье исследуется тема творчества, судьбы художника, законов мастерства, эстетического и нравственного воздействия предмета искусства на душу человека в произведениях Н. Гоголя «Портрет» и И. Шмелева «Неупиваемая чаша». Эти произведения объединяет многое: главный герой - художник, предмет искусства -картина, икона, сила воздействия сотворенного рукой человека и многое другое.
The author of the article researches the theme of creativity, the artist’s fate, the laws of mastership, aesthetic and moral influence of the art subject upon the human soul in the works "The Portrait" by N. Gogol and “The Bottomless Cup” by I. Shmelev. Many things unite these works: the main character is an artist, the art subject is a picture, an icon, the influencing power of a thing created by human hand, etc.
Ключевые слова: творец, искусство, очищение души, добро и зло, магическая сила, божественный образ, любовь и творчество.
Keywords: creator, art, catharsis, good and evil, magic power, divine image, love and creativity.
В повести Н. Гоголя «Портрет» и И. Шмелева «Неупиваемая чаша» нашли отражение взгляды на художественное искусство самих авторов. На протяжении всей своей жизни Гоголь в письмах, эссе и литературных произведениях не раз обращается к вопросу о значении искусства и цели творческой работы художника. По мнению Гоголя, искусство служит не для забавы, не является роскошью и украшением, а глубоко входит в человеческую жизнь, содействуя ее преобразованию.
Повесть «Портрет» посвящена основополагающей теме Н. В. Гоголя -теме творчества, судьбе художника, законам мастерства, эстетического и нравственного воздействия искусства на душу человека. Важно уловить характер авторских эмоций и интонаций, попытаться на концептуальном уровне объяснить причины гибели таланта
художника Чарткова. Важно понять, как писатель разделяет суету и вечность, как ищет истинный смысл человеческой жизни и определяет назначение искусства. Можно предположить, что это портрет искусства и души самого писателя, пытающегося уйти от соблазна успеха и благополучия и очистить душу высоким служением искусству. Наверное, есть в этой странной повести Г оголя и социальный, и нравственный, и эстетический смысл, есть размышление о том, что такое человек, общество, искусство. Современность и вечность сплетены здесь так неразрывно, что жизнь русской столицы 30-х годов Х1Х века восходит к библейским размышлениям о добре и зле, об их бесконечной борьбе в человеческой душе.
Художника Чарткова поначалу мы встречаем в тот момент его жизни, когда он с юношеской пылкостью любит
гениальных Рафаэля, Микеланджело, Корреджио и презирает ремесленные подделки, заменяющие искусство. Увидев в лавке странный портрет старика с пронзительными глазами, Чартков готов отдать за него последний двугривенный. Нищета не отнимает у него способности видеть красоту жизни и с увлечением работать над своими этюдами. Он тянется к свету и не хочет превращать искусство в анатомический театр и обнажать ножом-кистью «отвратительного человека». Он отвергает художников, у которых «самая природа... кажется низкою, грязною», так что «нет в ней чего-то озаряющего». Чартков, по признанию его учителя живописи, талантлив, но нетерпелив и склонен к удовольствиям житейским, суете. Но как только деньги, чудом выпавшие из рамы портрета, дают Чарткову возможность вести рассеянную светскую жизнь, наслаждаться благополучием, он забывает об исконном назначении искусства, о святом для художника. Теперь богатство и слава, а не искусство становятся его кумиром.
Отношение к искусству как к «ремеслу», необходимому лишь для заработка денег и льстящему вкусам заказчиков, Гоголь показал в отношении к творчеству Чарткова. Он, увлекшийся суетной славой и писанием модных портретов, вскоре стал с пренебрежением говорить об искусстве: «О художниках и об искусстве он изъяснялся теперь резко: утверждал, что прежним художникам уже чересчур много приписано достоинства, что все они до Рафаэля писали не фигуры, а селедки <...> что сам Рафаэль даже писал не все хорошо и за многими произведениями его удержалась только по преданию слава.» [3. С. 323]. Чартков изменил чистоте искусства, и талант стал покидать его. «Кто заключил в себе талант, тот чище всех должен быть душою» [3. С. 347], - говорит отец сыну во второй части повести. В этих наставлениях полнее всего выражено отношение Гоголя к искусству: «Намек о божественном, небесном рае заключен
для человека в искусстве, и по тому одному оно уже выше всего» [3. С. 346].
Чартков не смог сохранить и усовершенствовать свой священный дар; инструментом его совращения с истинного пути стала картина большого мастера, хочется сказать, гениального художника. Но Гоголь, создавший великолепный образ живописного портрета, всячески убеждает читателя, что это было уже не искусство, что нет уже того высокого наслажденья, которое объемлет душу при взгляде на произведение, что нет в картине чего-то озаряющего. Она представляет собой слишком точную копию с натуры, способную ожить. Благодаря искусству живописца оживает старик с картины, но этот образ не преображён божественной идеей добра, а воплощает и несет зло. Значит, восхищать и поражать может и зло, которое зачастую сильнее добра.
Феномен оживающего портрета содержит и более сложную мысль, не декларированную в повести, воскресает не реальность - оживает ее мистический смысл, ее идея: не ростовщик является Чарткову, а дьявол в одном из своих материальных воплощений. В картине нет нравственно-философской оценки зла с точки зрения добра, нет приговора дьяволу с позиции бога. Зло существует само по себе и ничему не подвластно.
Портрету как воплощению и носителю зла противостоит гениальная картина, написанная безымянным соучеником Чарткова. Описание портрета выполнено так, что, по словам Белинского, в нем есть «какая-то непобедимая прелесть, которая заставляет вас смотреть на него, хотя вам это и страшно» [1]. И поэтому трудно поверить, что «это не искусство». Оживает не только ростовщик - живым образом повести становится его портрет. А вот противопоставленная ему картина русского художника, обучившегося в Италии, остаётся невидимой для читателя, не воспринимается как нечто живое, не обладает ни выпуклостью, ни динамикой живого художественного образа. Писатель, во-первых, характеризует мастерство живописца:
«Все тут, казалось, соединилось вместе: изученье Рафаэля, отраженное в высоком благородстве положений, изучение Корреджия, дышавшее в окончательном совершенстве кисти. Но властительней всего видна была сила созданья, уже заключенная в душе самого художника» [3. С. 327].
Мастерство соединено с даром, ниспосланным душе художника: «Видно было, как все извлеченное из внешнего мира художник заключил сперва себе в душу и уже оттуда, из душевного родника, устремил его одной согласной, торжественной песнью» [3. С. 327]. Картина становится чудом света, вызывая благоговение у всех, видевших ее. Тут понял Чартков свою ничтожность.
Если портрет - не искусство, несмотря на мастерство его автора, ибо воплощает и несет в себе зло, то картина самоотверженного художника - смысл и воплощение божественного искусства. Она сама становится объектом
поклонения. Характерно сравнение
картины с невестой: «Чистое,
непорочное, прекрасное, как невеста,
стояло перед ним произведение художника» [3. С. 326]. О картине
говорится как об иконе: «... скромно, божественно, невинно ... возносилось оно надо всем»; «казалось, небесные фигуры, изумлённые столькими
устремлёнными на них взорами, стыдливо опустили прекрасные
ресницы» [3. С. 327]; она - божественное произведение. Но это не икона - она выставлена в зале Академии.
Отказавшись от создания конкретно-
чувственного образа, Гоголь создает предельно обобщённый символический образ произведения искусства, предельно же приближенный к божественному первообразцу. М. Б. Храпченко отмечал: «Утверждая
действительность в качестве
единственного объекта искусства, писатель в этом произведении защищал мысль об особой важности для художника религиозно-христианских воззрений, вне которых, по его мнению, невозможно совершенное познание мира
в его целостности» [7]. И. П.
Золотусский переводит разговор об этой повести в нравственно-философский план: «В страсти к искусству, говорит Гоголь, много искушающей прелести увлеченья - но только в соединении с любовью к добру, к светлому в человеке может просветить она и творящего, и тех, для кого он творит. Иначе и сами ангелы на его картинах будут смотреть дьявольскими глазами» [4].
В повести Шмелева «Неупиваемая чаша» в центре внимания судьба художника, ищущего свое понимание творчества и роли искусства в целом и усматривающего его в направлении человеческой природы на путь преображения. Повесть исполнена философско-эстетическим смыслом переплетения темы свободы/несвободы в неразрывной связи мотивов любви, чувственной и идеальной, земной и небесной, с темой художника-творца, создающего божественные произведения искусства.
Венцом творения художника становятся два портрета Анастасии Ляпуновой: светский и церковный.
Связывая воедино мотивы любви и творчества, художник тем самым определяет свою духовно-нравственную и творческую эволюция: от лиц - к ликам, к прозрению за телесным -духовного.
Повесть И. Шмелева, объединяя в жанровой структуре национальноисторическую, религиозную и философско-эстетическую проблематику, наполняя символическим смыслом отдельные картины,
воплощающие концептуальную полноту творческих исканий художника слова, выводит частную линию на уровень универсальных обобщений.
«Неупиваемая чаша» - повесть о духовной радости, о преодолении греха светом. Внешний, социальный мотив русского крепостного таланта переплетается здесь с гораздо более глубоким мотивом радости, с которым связана духовная проблематика произведения.
Что же сближает Гоголя и Шмелева в отношении к проблемам искусства? В обоих случаях признается и утверждается, что высшее произведение искусства может быть создано с прикосновением к божественному, чистому, светлому,
жизнеутверждающему.
Художник, прикоснувшийся ко злу, написавший глаза ростовщика, которые «глядели демонически-сокрушительно», уже не может писать добро, кистью его водит «нечистое чувство», и в картине, предназначенной для храма, «нет
святости в лицах». Искупая зло,
совершенное им, написав портрет ростовщика, уходит в монастырь, становится отшельником и достигает той высоты духовной, которая позволяет ему написать рождество Иисуса. Но
восхождение к добру, требующее от человека суровых жертв, осознается в повести не как проявление, а подавление натуры. Дьявол или бог царствуют, по Гоголю, в душе человека, натура которого открыта и добру и злу.
Недаром настоятель, пораженный «необыкновенной святостью фигур» в картине рождества Иисуса, говорит художнику: «Нет, нельзя человеку с помощью одного человеческого искусства произвести такую картину: святая высшая сила водила твоей кистью и благословенье небес почило на труде твоем» [3. С. 345].
Н. Котляревский считал, что в «Портрете» выражены две мысли, отличающие эту повесть от других произведений того времени и важных для всего творчества Гоголя. Первая мысль связана с размышлениями художника над границами приближения искусства к действительности: «Не
служит ли искусство самому греху, когда так правдиво его воспроизводит?», вторая - о религиозном призвании искусства: «. Он <Гоголь> думал, что он совершил тяжкий грех, отдавшись свободно своему вдохновению, он верил, что на нем лежит обязанность искупить все им сотворенное новой творческой работой и он у Бога также просил вдохновенья, чтобы Он помог ему на
новом пути уже не просто воспроизведения действительности, а ее воссоздания в идеальных образах». Далее Котляревский утверждает, что постом и молитвой замаливал и Гоголь свой грех реалиста-художника [5].
Если у Г оголя художник может создать потрясающее воображение зрителя произведение, в создании которого есть влияние нечистой силы -дьяволя, то в «Неупиваемой чаше» Шмелева влияние безграничной, безответной, почти божественной любви и служение богу послужило созданию чудотворного творения Ильи Шаронова. «В образах святых, которые он пишет, так сильно выражены тоска его глубокой души и несбывшиеся надежды жизни, что один из них становится
чудотворным, утешает и исцеляет приходящих к нему несчастных
паломников.» [2]. Герои названных произведений - Чартков и Шаронов
писали портреты на заказ, воспроизводя действительность, реальность. Их творения тоже восхищали, заказчики оставались довольными. Подобная работа приносила лишь материальные блага: несмотря на то, что художники занимались любимым делом,
удовлетворения они не получали, пока не прикоснулись к божественному -воссозданию действительности в идеальных образах.
Илья Шаронов, создавая образ недосягаемый, «небесный», лик
Пресвятой Девы, дает явно
акцентированную в повести
«сверхустановку» для себя: «Напишу
тебя, не бывшая никогда! И будешь!» [8. С. 229].
Следует заметить, что во время работы над «Неупиваемой чашей» у Шмелева не было ни одной книги, кроме Евангелия, так как библиотека осталась в Москве после переезда в Крым, где и писалась повесть. Илья Шаронов обожествил любимую женщину. Автор попытался изобразить путь человека к Богу через возведение высоко очистительной любви к земной женщине до степени небесной любви к Пресвятой Богородице: «Две их было: в черном
платье, с ее лицом и радостно плещущими глазами, трепетная и
желанная, - и другая, которая умереть не может» [8. С. 231]. В подобном замысле чувствуется опыт западноевропейского средневековья - культ Дамы.
Шмелев, следуя за библейской традицией и творчески переживая ее,
показывает путь восхождения
художника от соблазнительной чувственности к высокодуховному состоянию, озаренному эстетической
эмоцией. Сохраняя общую установку на символичность, творения художника связывают воедино мотивы любви и творчества, выстраивая рамочную композицию и указывая тем самым на творческое и духовное возвышение.
Вышедшие из души Ильи образы, связанные в ней навсегда вместе, в реальности, однако, живут совершенно различной жизнью. Если портрету удивляются праздные посетители, заинтригованные легендой о
романтической любви крепостного художника к страдающей от домашнего гнета барыне, то икона отделилась от судьбы и жизни своего создателя и живет сама, чудотворя и источая людям благодеяния: «Радостно и маняще
взирает на всех» [8. С. 239]. Не случайно приводит автор слова: «Радуйся, Чаше Неупиваемая!» Таков финал повести «Неупиваемая чаша». Библия открывает мудрость жизни: «От страдания к
радости - таков вечный путь человеческого духа, и не зная одного, невозможно познать другое» [6].
Шмелев, обращаясь в «Неупиваемой чаше» к символу Древней Руси, воссоздающему духовную реальность, связывает с иконой путь спасительного возвращения к общей идее жизни, идее восстановления утраченной
целостности, связи человека с его Первообразом. Шмелев верил и надеялся, таким образом, на спасение России через религию, веру.
В повести «Портрет», тема художника с изображением ростовщика, в которого вселилась душа дьявола, исчезает: зло опять пошло бродить по свету. Здесь воздействие диаметрально противоположное в отличие от «Неупиваемой чаши», где сотворение художника служит людям, исцеляя, утешая, освещая жизнь. Добро и зло равносильно присутствуют в жизни, но важно не поддаться соблазну. Образ иконы «Неупиваемая чаша» лично важен для Шмелева как найденный им способ веры и спасения. Так же важно для Гоголя творение художника Академии, который, очистившись от дьявольского влияния в монастыре, создает совершенную картину, поражавшую всех, кто видел ее: «.все это предстало в такой согласной силе и могуществе красоты, что впечатленье было магическое (выделено нами - Ч.Г.). Вся братья поверглась на колени пред новым образом.» [3. С. 345].
Художник был для Гоголя человеком необыкновенным, обладателем особого, высокого дара, творцом. В произведениях искусства Гоголь чувствует огромные силы, в них заключенные, силы правды или лжи, добра или зла. Правдивость есть органическое свойство, присущее подлинному художнику.
Гоголь утверждает, что художник, как и все люди, подвержен соблазну зла и губит себя и талант ужаснее и стремительнее, чем люди обычные. Талант, нереализованный в подлинном искусстве, талант, расставшийся с добром, становится разрушителен для личности.
С завершением работы художника, произведение искусства вступает в жизнь, несет в мир заключенное внутри него содержание. Вот почему так велики обязательства художника перед народом, так велика ответственность за все то, что он вносит своими творениями в жизнь.
Примечания
1. Белинский В.Г. Полн. собр. соч. Т.5. М., 1953. С. 567. 2. Бонгард-Левин Г.М. Кто вправе увенчивать? // Наше наследие. 2001. №59-60. 3. Гоголь Н.В. Повести. М., 1987. 4. Золотусский
И.П. Гоголь. М., 1979. С. 293. б. Котляревский Н. Художественное, философское и автобиографическое значение повести «Портрет» // Н. В. Гоголь. Его жизнь и сочинения / Под ред. В. Покровского. М., 1915. С. 225-228. 6. Синило Г.В. Древние литературы Ближнего Востока и мир ТАНАХА (Ветхого Завета). Минск, 1998. С. 301. 7. Храпченко М.Б. Николай Гоголь. Литературный путь, величие писателя // Храпченко М.Б. Собр. соч. в 4 т. Т.1. М., 1980. С. 275. В. Шмелев И. Избранное. М., 1989. С. 229.
Статья поступила в редакцию 12.03.2009 г.
