CC BY
264
31. Elshtein N. V. Diagnosticheskie oshibki internistov. Obshchie aspekty [Diagnostic errors of internists. General aspects] // Russkij medicinskij zhurnal - Russian medical journal. 1998, vol. 6, No. 1, pp. 32-37.
32. Ibid.
33. Lishchuk N. Prichiny oshibok v ul'trazvukovoj diagnostike [The causes of the errors in the ultrasound diagnostics]. Available at: http://www.infomednet.ru/ obsledovanij/30-obsledovaniya/215-prichiny-oshibok-v-ultrazvukovoj-diagnostike.html (in Russ.)
34. Sokolov V. A., Kartashov V. M., Piven A. I. Rentgenovskaya prodol'naya i komp'yuternaya tomografiya v diagnostike i differencial'noj diagnostike perifericheskogo raka legkogo [X-ray longitudinal and computed tomography in the diagnosis and differential diagnosis of peripheral lung cancer] // Vestnik rentgenologii i radiologii - Journal of roentgenology and radiology. 1996, No. 4, pp. 40-45.
35. Efremova T. F. Novyj slovar' russkogo yazyka. Tolkovo slovoobrazovatel'nyj [New dictionary of the Russian language. Explanatory word-formation]. Moscow. Rus. yaz. 2000. Vol. 1: A-O. P. 470.
36. Lisutkin A. B. Voprosy metodologii issledovaniya kategorii «oshibka» v pravovedenii [Methodological issues in the study of the category of "error" in the law]. Saratov. 2001. P. 78.
37. Sergeev, Y. D., Kozlov S. V. Osnovnye vidy defektov okazaniya medicinskoj pomoshchi (po dannym komissionnyh sudebnyh ehkspertiz) [Main types of defects of medical care (according to the Commission of forensic)] // Medicinskoepravo - Medical law. 2012, No. 3, pp. 35-38.
38. Bachinsky O. N., Babkina V.I., Afanasyeva L.S., Obernaya M.V., Volkov V.A. Psihologicheskie aspekty vliyaniya lichnosti vracha na lechebnyj process [Psychological aspects of influence of the doctor's personality in the healing process] // Materialy Vserossijskoj nauchno prakticheskoj konferencii, posvyashchennoj 75 letiyu Kurskogo gosudarstvennogo medicinskogo universiteta i 10 letiyu kafedry psihologii i pedagogiki «Psihologicheskoe soprovozhdenie lechebnogo processa»- Proceedings of all-Russian scientific-practical conference dedicated to the 75 th anniversary of the Kursk state medical University and the 10th anniversary of the Department of psychology and pedagogy "Psychological support in the treatment process". Kursk. Kursk State Med. University. 2010. Pp. 33-38.
39. Federal law of 21.11.2011 No. 323-FZ (as amended on 28.10.2014) "About the fundamentals of health protection of citizens in the Russian Federation" // Resolves of Russian Federation. 2011, No. 48, Article 6724. (in Russ.)
40. Chupryna P.F. Ugolovnaya otvetstvennost' medicinskih rabotnikov za narushenie imi professional'nyh obyazannostej [Criminal responsibility of medical workers for violation of their professional duties] // Vestnik Tomskogogosudarstvennogo universiteta - Herald of Tomsk State University. 2009, No. 320, pp. 143-145.
41. Pankina A. A. Vrachebnaya oshibka v kontekste zashchity prav pacientov [Medical error in the context of the protection of patients ' rights] / Department of legal support of state and municipal service of the IISSM RANESS. Moscow. Consortium of specialists on the protection of patients ' rights. 2012. P. 62.
42. Savitskaya A. N. Vozmeshchenie ushcherba, prichinennogo nenadlezhashchim vrachevaniem [Damages caused by improper healing]. Lvov. BHrn,a mK. 1982. P. 188.
УДК 348.97
Л. Т. Гайсина, А. Д. Нуриев «Маджалла» в истории мусульманского права
Во второй половине XIX в. в Османской империи назрела необходимость кардинального пересмотра действующего в стране законодательства, регулируемого нормами исламского права, и по этой причине султанский двор пошел на беспрецедентные по своей масштабности реформы в области правосудия. В статье рассматривается первый в истории мусульманского права гражданский кодекс, который именовался «Маджалла» и был принят в течение 1868-1878 гг. Авторами анализируется процесс подготовки и принятия «Маджаллы» и раскрываются особенности данного документа. В статье прослеживается связь «Маджаллы» с основными положениями ханафитской правовой школы, а также подчеркивается важность исследования данного гражданского кодекса для российской юридической науки.
In the second half of the XIX century in the Ottoman Empire there was a need for a radical revision of the existing national legislation, regulated by the norms of Islamic law, and for this reason the Sultan's court took the unprecedented by its scale reforms in the area of justice. The article considers the first civil code in the history of Islamic law, which was called «Mecelle» and adopted within 1868-1878. The authors analyze
© Гайсина Л. Т., Нуриев А. Д., 2014
the process of préparation and adoption of «Mecelle» and the specific features of this document. The form of connections between «Mecelle» and the main provisions of the Hanefi law school is defined in the article. Also the authors emphasize the importance of study of the civil code by the russian law scientists.
Ключевые слова: «Маджалла», Османская империя, гражданское право, мусульманское право, гражданское процессуальное право, ханафизм, Ахмет Джевдет Паша, традиции и обычаи.
Keywords: "Mecelle", the Ottoman Empire, civil law, Islamic law, civil procedure law, hanafism, Ahmet Cevdet Pasha, traditions and customs.
Как известно, Османская империя в XIX в. представляла собой слабеющую, теряющую свои территории страну. «Больной человек Европы» - именно так назвал своего бывшего основного конкурента на международной арене российский император Николай I. Но увядающая Порта переживала нелегкие времена не только в сфере взаимоотношений со своими бывшими соперниками. Отставание экономического и технического развития империи от стран Западной Европы, усиление оппозиционных настроений, прежде всего проевропейской и левацкой направленности внутри страны, неспособность экономики к индустриализации и, как следствие, усиливающаяся зависимость от европейских держав - все это подталкивало правящий режим к проведению реформ в стране, в том числе и в области права. Одним из прорывов в сфере правотворчества в рассматриваемый отрезок считается поэтапное принятие в 1868-1878 гг. «Маджаллы» - первого в истории мусульманского права гражданского кодекса, который, как констатируют специалисты, во многом способствовал пусть кратковременной, но все же стабилизации в социальной и экономической жизни империи.
Специалисты, изучающие законотворчество в Османской империи, выделяют несколько причин, подтолкнувших султана Абдулазиза (1830-1876] пойти на реформирование существующей системы правосудия. Основным фактором считается внешнеполитический. «Англия, Австрия (с 1867 г. Австро-Венгрия], Франция и Россия открыто или завуалированно выражали недовольство тем, что христианское население Османской империи не было включено в единое правовое пространство с мусульманским большинством, и как следствие, подталкивали султанский двор к пересмотру проводимой внутренней политики с учетом интересов немусульманского населения» [1]. Считается, что особых успехов на данном поприще добилось французское посольство в Стамбуле, имевшее прямой выход к султанскому двору. Необходимо учесть, что в рассматриваемый отрезок времени влияние Парижа из всех европейских столиц на Стамбул было наиболее сильным. «Французы на протяжении нескольких лет навязывали султану принятие гражданского кодекса, который бы во многом копировал французский аналог и, многим казалось, что им удастся добиться желаемого» [2].
Необходимо также добавить, что к реформированию национального законодательства правящий режим подтолкнули и внутренние факторы, основным из которых было несоответствие между положениями целого ряда законодательных актов, действующих в империи. Юридическая коллизия, наблюдавшаяся во многих областях гражданского, уголовного и процессуального законодательства, не позволяла османскому обществу эффективно развиваться. Например, шариатские суды, регламент функционирования которых не был прописан на национальном уровне, во многом дублировали светские суды. Однако в процессе вынесения вердиктов шариатские суды опирались на устаревшие, относящиеся к эпохе раннего средневековья положения мусульманского права. «Кассационные, торговые и военные суды, несмотря на то, что в принятии своих решений стали учитывать опыт европейских коллег, не могли полностью отказаться от прежней практики апеллирования к нормам фикха (фикх представляет собой процессуальное исламское право. - Прим. авторов), что порождало путаницу на всем правовом поле империи» [3].
Помимо этого укрепление привилегированного положения в стране ханафитской правовой школы, имеющей свои особенности, также требовало пересмотра системы правосудия. Например, как известно, ханафиты, в отличие от представителей других правовых школ, активно использовали в правоприменительной практике в качестве источника права традиции и обычаи, которые, соответственно, со временем трансформировались в отдельные правовые нормы [4]. В течение длительного времени традиции и обычаи того или иного региона утратили свою актуальность, однако оформившиеся юридические положения продолжали действовать, что порождало определенные препятствия в деле унификации правового поля Османской империи. Более того, ханафизм в рассматриваемый отрезок времени представлял из себя уже достаточно разрозненное, неоднородное правовое течение. Некоторые правоведы, причисляя себя к ханафитам, в своих воззрениях выходили далеко за рамки классического учения. Данное обстоятельство также тре-
бовало пересмотра правовой доктрины Османской империи, в том числе и в той ее части, которая регулировала имущественные отношения граждан страны.
Благодаря всем вышеперечисленным факторам в правящей элите Османской империи к середине XIX в. сложилось понимание того, что гражданское право в стране должно быть пересмотрено, его положения кодифицированы и зафиксированы в виде нового закона. В этих условиях, как отмечают исследователи, в среде правоведов-реформаторов сложились два условных лагеря, представители которых имели свое видение дальнейшего развития гражданского права в Османской империи. Первую группу юристов возглавлял известный в империи политический деятель и глава кабинета министров империи Мехмед Эмин Али Паша (1815-1871]. Его сторонники считали, что Османская империя нуждается в новом гражданском кодексе, который бы максимально соответствовал французскому образцу. Считается, что ярко выраженный прозападный вектор был свойственен взглядам реформаторам данного лагеря. Сторонники второй группы юристов, которую возглавлял глава Верховного суда страны Ахмет Джевдет Паша (1822-1895], выступали категорически против копирования французского законодательства, считая, что в новом кодексе нужно объединить все прогрессивные, не тормозящие развитие страны положения из классических исламских законодательных актов с нововведениями из европейских источников. После достаточно длительных и утомительных тайных переговоров сторонники продолжения мусульманской правовой традиции получили поддержку султанского двора.
В 1868 г., сформированная согласно султанскому указу Комиссия по составлению гражданского кодекса, которую возглавил Ахмет Джевдет Паша, приступила к своей работе. В состав Комиссии вошли четырнадцать авторитетных в Османской империи специалистов в области гражданского права. Все реформаторы были хорошо известны ученому сообществу и политической элите страны, многие из них занимались преподавательской деятельностью и являлись авторами юридических трудов. Первоначально заседания Комиссии проходили в здании Высшего суда Османской империи, однако в последние годы своей работы члены Комиссии собирались в Центральном муфтияте. Согласно принятому регламенту работы Комиссии, подготовленный текст каждого раздела кодекса направлялся на согласование в кабинет министров, и уже после обсуждения в данном органе его оправляли на подпись к султану. После того как султан, получив положительные отзывы от своих советников, подписывал документ, принятый закон рассылался во все компетентные органы, в том числе в гражданские и шариатские суды. В тех случаях, когда документ «застревал» на уровне кабинета министров или в султанском дворце по причине отсутствия консенсуса между обсуждающими сторонами, текст закона направлялся на экспертизу в Центральный муфтият [5].
Процесс обсуждения принимаемых законодательных актов не был простым. Известно, что многие положения становились предметом дискуссий и споров в кругу специалистов в области исламского гражданского права. Так, например, эксперты в течение длительного времени не могли прийти к компромиссу в вопросе о том, должен ли быть расторгнут договор аренды, заключаемый между физическими лицами, в случае смерти арендодателя. Как известно, в данной ситуации сдаваемое в аренду движимое и недвижимое имущество переходило к наследнику, сам процесс наследования регулировался нормами мусульманского законодательства. Однако в среде мыслителей-правоведов прошлого, когда складывались основы рассматриваемой нами системы правосудия, представители различных правовых школ подходили к решению данного вопроса по-разному. Приверженцы ханафитского течения, которое, согласно принятому решению в султанском дворе, должно было быть взято за основу создаваемого гражданского кодекса, считали, что договор аренды в случае смерти арендодателя однозначно терял свою легитимность. Сторонники других суннитских и шиитских школ придерживались мнения, что договор аннулированию не подлежит, а статус арендодателя принимает то физическое лицо, которое получило в наследство сдаваемое в аренду имущество. В виду того что среди экспертов, привлеченных как со стороны кабинета министров, так и со стороны султанского двора, не удалось найти единомыслия по данному вопросу, новый кодекс не оговаривал спорное положение. Тем не менее ввиду доминирования на правовом поле Османской империи ханафитского течения, на практике подобные договора стали аннулироваться. И лишь в 1914 г., в тот период, когда, как известно, юристами Османской империи стало критически оцениваться доминирование положений ханафит-ской правовой школы в национальном законодательстве, было принято решение о сохранении условий договора аренды в случае смерти одной из сторон.
«Маджалла» - достаточно объемный по своей содержательности документ, состоявший из шестнадцати книг. Книги соответственно делились на разделы, которые были разбиты на статьи, в современном понимании этого слова. Всего же гражданский кодекс Османской империи включал в себя 1851 статью. «Маджалла» регулировала многие стороны правовой жизни граждан
123
Османской империи, включая в себя вопросы торговли и предпринимательства, арендных и других договорных отношений, регистрации коммерческих и некоммерческих юридических лиц, трудовых отношений и т. д.
Исследователи выделяют три достаточно интересные особенности данного гражданского кодекса. Во-первых, последняя книга была посвящена регулированию гражданского процессуального законодательства. Это объясняется тем, что в рассматриваемый отрезок времени процессуальная часть гражданского права в стране еще не была разработана. По этой причине реформаторы, составлявшие текст «Маджаллы», решили одновременно с принятием кодекса ликвидировать данный недостаток.
Во-вторых, «Маджалла» проигнорировала правовые вопросы, связанные с регулированием семейной жизни, заключением и расторжением брака, а также с механизмами наследования имущества. Дело в том, что жизнь семьи, заключение и расторжение брака, а также механизм передачи материальных и иных ценностей из поколения в поколение составляли тот комплекс вопросов, который наряду с сохранением культурных основ религии и гарантии частной собственности образовывал фундамент исламского цивилизационного кода, заложенного еще в период раннего Средневековья в годы зарождения и становления мусульманского метакультурного пространства. Учитывая сакральность института семьи и принципов наследования имущества в жизни общины, основы данных сторон правовой жизни общества практически не подлежали реформированию в рассматриваемый отрезок времени.
В-третьих, примечателен тот факт, что авторы «Маджаллы» при подготовке закона акцентировали особое внимание на таком источнике права, как традиции и обычаи. Напомним, что апеллирование к данному источнику права было характерно для маликитской и ханафитской правовых школ, причем ханафиты возвели традиции и обычаи до уровня основного источника права, к которым также причислялись Коран, Сунна, иджма и кияс [6]. Считается, что именно благодаря прозорливости основоположников ханафизма данное течение в исламском праве получило широкое распространение, что позволило ему закрепиться и на северных широтах Евразии. Положение о традициях и обычаях нашло свое отражение в нескольких статьях «Маджаллы». Так, статья 45 включала в себя норму, гласившую, что «традиции и обычаи могут выступать инструментом несха». Напомним, что несх в исламской правовой традиции - это механизм отказа от одной правовой нормы в двух главных источниках классического исламского права, которыми считались Коран и Сунна, в пользу другой нормы, также взятой из данных источников [7]. Таким образом, реформаторы в корне пересмотрели то место и роль, которую играл рассматриваемой источник права в исламской правовой доктрине, возведя его статус до двух важнейших источников права, что, безусловно, выглядело в данную эпоху смело и новаторски. Добавим, что в статье 37 «Маджаллы» говорилось о том, что обычаи могут считаться самостоятельными нормами права, а статья 43 открыто гласила, что «общепризнанный обычай принимается за основу при принятии решения о наказании» [8].
Безусловно, «принятие первого в истории мусульманского права гражданского кодекса представляло собой прорыв в деле совершенствования исламской системы правосудия», что признается исследователями мусульманского права [9]. Тем не менее с момента начала поэтапного принятия «Маджаллы» в адрес данного закона начали звучать скептические и даже критические ноты. Некоторые юристы считали, что документ был лишен строгой, логически осмысленной конструкции, некоторые положения повторяли друг друга, отдельные нормы вступали друг с другом в противоречие. Звучали критические отзывы и в адрес составителей «Маджаллы». Их обвиняли в том, что ими не были учтены другие правовые школы, также не утратившие свое значение на территории Османской империи. Напомним, что в Аравии на практике широко применялись нормы и положения чрезвычайно консервативной ханбалитской правовой школы, в странах Магриба на протяжении веков был актуален маликизм, иракские суды отдавали предпочтение суннитскому шафиизму. Считается, что игнорирование конкурирующих с ханафизмом правовых школ только ускорило распад Османской империи. Позднее, при правительстве младотурков жесткая линия на доминирование ханафизма будет пересмотрена, однако новый подход в формировании правового поля страны уже не спасет страну от внутренних противоречий. Добавим, что критике подверглось также игнорирование Комиссией вопросов семейного и наследственного права.
Нельзя сказать, что султанский двор, а также несколько позднее сформировавшие свое правительство младотурки и, тем более, нацеленные на секуляризацию национального правосудия кемалисты не учитывали критические отзывы в адрес «Маджаллы». Первые корректировки начались вноситься в кодекс еще до издания последней книги. Как подчеркивают исследователи, данные исправления были нацелены прежде всего на включение в закон положений других 124
школ, которые не противоречили ханафизму. 9 мая 1916 г. правительство младотурков сформировало Комиссию по составлению и внесению дополнений, регулирующих брачно-семейные отношения. Однако эта инициатива закончилась тем, что в 1917 г. был принят отдельный «Семейный кодекс» [10]. Уже после поражения Османской империи в Первой мировой войне в 1921 г. султанским двором была сформирована Комиссия, перед которой основной задачей ставилась модернизация «Маджаллы» с учетом научно-технических достижений того времени. Так, например, в текст кодекса вошли понятия «телефон» и «телеграф» [11]. Следующая комиссия, сформированная в мае 1923 г., занималась корректированием той части кодекса, которая регулировала ее процессуальную часть. Как известно, после провозглашения Турецкой республики законодательство, оставшееся в наследство от Османской империи, стало в спешном порядке пересматриваться [12]. 17 февраля 1926 г. был принят новый гражданский кодекс, во многом опирающийся на швейцарский аналог. Данный кодекс вошел в правоприменительную практику 4 октября того же года, полностью вытеснив «Маджаллу» из правового поля страны.
В последнее время в российском правоведении оживились дискуссии о том, возможно ли построение правового государства в рамках исламской системы правосудия. Ряд специалистов рассматривает современную Турецкую республику в качестве доказательства возможности син-тезации демократических и мусульманских начал в едином правовом пространстве. «Турция -единственная в мусульманском мире страна, которая впервые и больше всех традиционные мусульманские государственно-правовые порядки модернизировала по опыту и подобию европейских стран» [13]. В качестве доказательства приводятся достижения Анкары и в области конституционных реформ, и в сфере претворения в жизнь принципов лаицизма, и на международной арене. В связи с этим нам хочется особенно подчеркнуть, что все безусловные достижения турецкого государства на пути построения современного демократического государства являются не чем иным как результатом многовекового доминирования ханафитской правовой школы в тюркском мире, в том числе и в Османской империи, где данная школа приобрела статус официальной. Как справедливо подчеркивают российские исследователи мусульманского права, хана-физм был теоретизирован и развит основоположниками из раннесредневекового Багдада исходя из потребности экспансии Арабского халифата именно в северо-восточном направлении, основное население которого состояло из кочевников и тех народов, уклад жизни которых разительно отличался от арабского в период господства династии Аббасидов [14]. Как следствие, в исламском праве возникла гибкая, учитывающая традиции и обычаи иных этнических групп, готовая к диалогу и компромиссу новая правовая школа, которая удачно вписалась в мир тюрка-кочевника. Заметим, эта же правовая школа во многом определяет основные тенденции и в тех трансформациях, которые происходят на Ближнем Востоке в настоящее время. Безусловно, подготовка и принятие «Маджаллы» стали своего рода логическим продолжением в цепочке тех событий, которые и определи тренд эволюции ханафитской правовой школы, что еще раз доказывает актуальность исследования поставленного вопроса отечественными правоведами.
Примечания
1. Karaman H. Islam hukuk tarihi. istanbul: iz yayincilik, 2012. C. 309.
2. Там же. С. 310.
3. Там же.
4. Минниахметов Р. А. Ханафитская школа в исламском праве // Правовое государство: теория и практика . 2014. №2. С. 74-80.
5. Karahasanoglu C. Mecelle-i Ahkam-i Adliyye'nin yürürlüge giri^i ve Türk hukuk tarihi bakimindan önemi // Ankara ünisversitesi Osmanli tarihi ara^tirma ve uygulama merkezi dergisi. 2011. № 2. С. 95.
6. Минниахметов Р. А. К вопросу об основных источниках мусульманского права и их систематизации // Евразийский гуманитарный форум. 2013. № 1. С. 20-27.
7. Минниахметов Р. А., Нуриев Б. Д. История мусульманского права. Уфа: РИЦ БашГУ, 2014. С. 12.
8. Karahasanoglu C. Указ. соч. С. 112.
9. Karaman H. Указ. соч. С. 308.
10. Минниахметов Р. А., Нуриев Б. Д. Указ. соч. С. 90.
11. Karaman H. Указ. соч. С. 317.
12. Нуриев Б. Д. Конституция Турции 1921 г. // Евразийский гуманитарный форум. 2013. № 1. С. 90-94.
13. Раянов Ф. М. Турция на пути к правовому государству // Правовое государство: теория и практика. 2014. № 2. С. 89.
14. Минниахметов Р. А., Нуриев Б. Д. Указ. соч. С. 39-51.
Notes
1. Karaman H. Islam tarihi the. Istanbul: Iz yayincilik, 2012. P. 309.
2. Ibid. P. 310.
3. Ibid.
4. Minniakhmetov R. A. Hanafitskaya shkola v islamskom prave [Hanafi school of Islamic law] // Pravovoegosudarstvo: teoriya i praktika - Legal state: theory and practice. 2014, No. 2, pp. 74-80.
5. Karahasanoglu C. Mecelle i Ahkam i Adliyye'nin yürürlüge giri^i ve Türk tarihi the the önemi // Ankara ünisversitesi Osmanli tarihi ara^tirma ve uygulama merkezi dergisi. 2011. No. 2. S. 95.
6. Minniakhmetov R. A. K voprosu ob osnovnyh istochnikah musul'manskogo prava i ih sistematizacii [To the question about the main sources of Islamic law and their systematization] // Evrazijskij gumanitarnyj forum - Eurasian humanitarian forum. 2013, No. 1, pp. 20-27.
7. Minniakhmetov R. A., Nureyev B. D. [History of Islamic law]. Ufa. AIC of BashSU. 2014. P. 12.
8. Karahasanoglu C. Op. cit. P. 112.
9. Karaman H. Op. cit. P. 308.
10. Minniakhmetov R. A., Nureyev B. D. Op. cit. P. 90.
11. Karaman H. Op. cit. P. 317.
12. Nureyev B. D. Konstituciya Turcii 1921 g. [Turkish Constitution of 1921] // Evrazijskij gumanitarnyj forum - Eurasian humanitarian forum. 2013, No. 1, pp. 90-94.
13. Rayanov F. M. Turciya na puti k pravovomu gosudarstvu [Turkey on the way to the jural state] // Pravovoe gosudarstvo: teoriya i praktika - Legal state: theory and practice. 2014, No. 2, p. 89.
14. Minniakhmetov R. A., Nureyev B. D. Op. cit. Pp. 39-51.
УДК 342
И. Н. Рычкова
Правовое регулирование услуг, которые являются необходимыми и обязательными для предоставления государственных услуг
Федеральный закон от 27.07.2010 № 210-ФЗ «Об организации предоставления государственных и муниципальных услуг» при регулировании услуг, которые являются необходимыми и обязательными для предоставления государственных и муниципальных услуг, вводит новую для российской правовой доктрины категорию. На сегодняшний день легальное определение необходимых и обязательных услуг отсутствует, а существующее правовое регулирование носит рамочный, фрагментарный характер, что существенно затрудняет формирование точного представления о предмете обсуждения. Интересно, что при неутихающем обсуждении на научной арене категории «государственная услуга» анализу необходимых и обязательных услуг не уделяется практически никакого внимания. С одной стороны, это объясняется объективными факторами, поскольку первоочередной задачей является изучение исходной правовой категории, иначе может быть искажена суть вторичных понятий. С другой стороны, предписанная законом обязанность утверждения перечней необходимых и обязательных услуг не позволяет откладывать вопрос научной проработки данного понятия на перспективу. В настоящей статье предлагается сформулировать его дефиницию с учетом имеющихся проблем правоприменения.
The federal law of 27.07.2010 No. 210-FZ "About the organization of providing the state and municipal services" at regulation of services which are necessary and obligatory for providing the state and municipal services, enters category, new to the Russian legal doctrine. Today legal definition of necessary and obligatory services is absent, and the existing legal regulation has frame, fragmentary character that significantly complicates formation of exact idea of a subject of discussion. It is interesting that at unceasing discussion on the scientific arena of the category "state service", to the analysis of necessary and obligatory services it isn't paid almost any attention. On the one hand, it is explained by objective factors as a priority is studying of initial legal category, differently the essence of secondary concepts can be distorted. On the other hand, the duty of the approval of lists of necessary and obligatory services ordered by the law doesn't allow to postpone a question of scientific study of this concept for prospect. In the present article it is offered to formulate concept of necessary and obligatory services and the conclusion about need of improvement of legal regulation taking into account the available right application problems is drawn.
© Рычкова И. Н., 2014 126
