CC BY
39
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 28 (166).
История. Вып. 34. С. 160-166.
А. м. скворцов
м. с. куторГА и п. и. лЮШрсольский: история взаимоотношений учителя и ученика1
Статья посвящена одному из важнейших в историографических исследованиях вопросу -взаимоотношениям учителя и ученика. На основе переписки рассматривается межличностные коммуникации М. С. Куторги и П. И. Люперсольского в различных сферах. Также выявляются причины сохранения длительное время тёплых отношений между учёными.
Ключевые слова: М. С. Куторга, П. И. Люперсольский, петербургская школа антиковеде-
ния, историография истории древней Греции.
М. С. Куторга занимает почётное место в отечественном антиковедении. В этой области гуманитарного знания он выстроил своего рода фундамент, на котором в дальнейшем воздвигалось величественное здание русской науки о классической древности. Постигнув критический метод в историческом исследовании, восприняв новейшие в то время концепции зарубежных учёных, выстроив логическую концепцию древнегреческой истории, Куторга не замкнулся в учёной кабинетной деятельности, а стал заниматься активной пропагандой сделанных им открытий как с университетской кафедры на лекциях, торжественных выступлениях, так и в научнопопулярных журналах. Особенно же значима его роль как учителя молодых людей, желавших посвятить свою жизнь служению науке.
Отметим, что по-разному складывались у мэтра отношения с подопечными. Причиной тому был его невероятно сложный, капризный, авторитарный характер, о чём нам уже доводилось писать в одной из предыдущих статей2. Однако были и такие ученики, контакты с которыми наставник поддерживал очень длительное время, вплоть до своей смерти в 1886 г. Здесь следует назвать Петра Ивановича Люперсольского (1836-1903 гг.). письма которого, хранящиеся в фонде М. С. Куторги Отдела рукописей Российской национальной библиотеки, позволяют пролить свет на такую интересную историографическую проблему, как взаимоотношения учителя и ученика. Причём, указанный источник, охватывающий почти двадцатилетний интервал (1866-1884 гг.), позволяет реконструировать не только процесс передачи опыта подрастающему поколению, но и рассмотреть вопрос судьбы научной школы М. С. Куторги. Кроме того, нами привлекались для анализа
документы официального характера (например, материалы делопроизводства), которые служат важным дополнением для решения заявленной проблемы.
Прежде всего, обратимся к личности П. И. Люперсольского, наиболее обделённому вниманием историографов, в отличие от М. С. Куторги3. Пётр Иванович происходил из семьи священнослужителя4, поэтому учился не в светском учебной заведении (соответственно, не слушал в период студенчества лекций своего будущего учителя), а в Петербургской духовной академии, которую окончил в 1859 г. со степенью кандидата5. Это дало ему возможность в дальнейшем, выслужившись по духовному училищному ведомству один год, сдать экзамены и защитить диссертацию на степень магистра. Стоит обратить внимание, что ещё в ученические годы Люперсольский отличался способностью к древним языкам, на знании которых основано антиковедение и по сей день.
После учёбы ему было поручено преподавание гражданской истории в Вятской духовной семинарии6. Но вскоре, в феврале 1860 г., он был перемещён учителем древнегреческого языка, а чуть позже и истории, в Петербургскую духовную семинарию7, что создало возможность вращаться в столичных научных кругах. На это время приходятся его первые исследовательские опыты, пока ещё исключительно филологического характера. Так, в формулярном списке Люперсольского отмечено, что в 1862 г. ему поручили заниматься проверкою по греческому подлиннику рукописного перевода «Толкования Феофилакта Болгарского на Евангелие от Луки»8. О результатах проделанной работы далее ничего не сообщается, но, видимо, научная стезя основательно привлекла внима-
ние Петра Ивановича. В 1865 г. он решает уволиться из семинарии и перейти из духовного звания в светское9. Незадолго до этого происходит его знакомство с Куторгой, который являлся к тому времени уже заслуженным (с 1864 г. - сверхштатным) профессором Петербургского университета.
В 60-х гг. XIX в. всё ещё очень остро ощущалась нехватка преподавателей в высших учебных заведениях. Петербургский университет лишился части своих профессоров ещё в самом начале этого десятилетия в связи с его закрытием. В министерстве понимали необходимость пополнения кадров, поэтому его руководитель А. В. Головнин поручил Куторге, наиболее авторитетному учёному, приготовить 3-х человек к профессорскому званию в области всеобщей истории10. Среди рекомендованных для этих занятий находился и П. И. Люперсольский, на которого мэтр в 1867 г. указывает как на наиболее способного ученика в письме министру, прося у последнего продления выплаты содержания для приготовления к профессорскому званию своего воспитанника. В частности, Куторга пишет: «Люперсольский отличался светлостью ума, явной способностью к критике и к изложению, и таким познаниями греческого мира, которое в настоящее время встречается у нас редко»11.
Занятия с Куторгой имели неформальный характер и осуществлялись у него на дому два раза в неделю. По пятницам являлись все трое, представляя приготовленные ими на заданную профессором тему письменные работы по древнегреческой истории. Эти сочинения, которые могли и не быть составной частью будущих магистерских работ воспитанников, обсуждались и правились. Главное, на что обращал внимание Куторга при их разборе - самостоятельность суждений магистрантов, привлечение максимума источников, их критика (или глубокий источниковедческий анализ), а также знание историографии проблемы (т. е. знакомство с зарубежными работами по теме). При этом мэтр был всегда строг, но справедлив, не давал своим воспитанникам зазнаваться и преувеличивать важность сделанных открытий. Сверх того, по воскресеньям проходили индивидуальные консультации с профессором, где ученики отчитывались о своих наработках по избранной 12
теме диссертации12.
Отчёты о своих научных занятиях ученики предоставляли и в письмах в случае, если они
не имели возможности общаться с учителем лично. Обычно это случалось летом, когда Куторга, освободившись от лекций в университете, уезжал в своё имение в Могилёвскую губернию. В письме от 9 августа 1866 г. Люперсольский сообщает о книгах, которые ему удалось приобрести и прочитать по теме диссертации. Так, он пишет, что получил от Вольфа брошюру Фукара «Memoire sur les ruines et l’histoire de Delpheo», которая ему особо ценна в вопросах топографии местности Дельф, говорит о чтении им монографий Нибура и Бартели13.
Стоит отметить, что такую систему подготовки Михаил Семёнович использовал и раньше, когда для избранных студентов в начале 1840-х гг. завёл у себя на дому «вечерние беседы». Благодаря им многие ученики успешно в дальнейшем сдавали магистерские экзамены, защищали диссертации и становились именитыми профессорами. К их числу следует отнести М. М. Стасюлевича, Н. А. Астафьева, В. В. Бауера и др.
Люперсольский с огромным уважением к своему учителю вспоминает эти занятия: «С чувством глубочайшего почтения, и искренней признательности к Вам я всегда буду памятовать и высоко ценить как Ваши полные высокого разума и глубокой опытности наставления и указания в деле науки, так и Ваш вполне бескорыстный и с тем вместе неустанный труд, с каким Вы постоянно занимались с нами в течение двух лет»14.
Кроме разбора сочинений, Куторга снабжал своих учеников необходимыми источниками и литературой. А известно, что у него была богатейшая библиотека, в которой находились редчайшие издания15. А благодаря своему путешествию по Балканскому полуострову в 1860, 1861 гг. профессор мог делиться и своими личными наблюдениями по топографии различных местностей. Люперсольский отмечает в диссертации, что ему очень полезны были разговоры с учителем о различных особенностях территории, на которой располагались Дельфы16. В дневнике Куторги, который он вёл во время своего пребывания в Греции, содержатся интересные мысли, которые возникали у него на месте при осмотре развалин этого «храмового города»17: «...так изумлён я был величием природы, и так сильно впечатлён воспоминаниями древности. Никогда я не представлял Дельф такими; я вообразил их в местоположении весёлом, смеющимся,
как Олимпия. Но увидел природу, правда, величественную, но дикую. Отвесные громадные скалы, вернее говоря, горные стены, ужасно великие, образуют долину... и в этой-то долине Дельфы, на высоте 3000 футов над морем. Вот почему здесь утвердились и процветали оракулы, а в Олимпии - игры. В одном месте природа улыбалась, в других наводила страхом религиозные чувства. Были игры и в Дельфах, но позднее, и [это] было только подражанием»18. Из этого отрывка видно, что Куторга уделял внимание и географическому фактору в историческом развитии, особенно после посещения им различных регионов мира. В том же дневнике он отмечает: «Какое счастье, что я приехал в Грецию; до этих пор я совершенно не знал греческой истории»19. Люперсольский, следуя своему учителю, посвящает описанию местоположения Дельф одну из глав в своём магистерском сочинении20.
Сама идея рассмотрения Дельф как «храмового города» - особого типа полиса при святилище, где значительную роль в управлении играли жрецы, а сам культовый центр являлся общегреческим, принадлежит именно Михаилу Семёновичу. Эту мысль он выражал на лекциях в университете21. Хотя, по представлениям современных учёных, устройство Дельф и исторический путь этого полиса ничем не отличается от других гражданских общин Балканского полуострова22. Также у нас нет достаточных оснований говорить, что служители культа Аполлона определяли политику в Дельфах23.
Люперсольский, в общей сложности, готовил диссертацию 4 года. Она была защищена в июле 1869 г. На самом диспуте Куторга отсутствовал (за несколько месяцев до этого он ушёл из Петербургского университета), но оппонентами, кроме Г. С. Дестуниса, были его ученики - Ф. Ф. Соколов, В. В. Бауер. Основные возражения сводились к проблеме использования мифа как исторического источника. Однако соискатель смог отстоять свою точку зрения (в частности, он усматривал в «Гимне Аполлону» перемещение эллинского племени из северной Греции в «припарнасскую страну»24), и защита прошла успешно, о чём с большой радостью сообщает соискатель своему наставнику в письме25. В выписке из протокола заседания историкофилологического факультета Петербургского университета, посланной в Министерство
народного просвещения, была сделана приписка карандашом, позволяющая говорить о том, как высоко ценил Куторга научные достижения своего ученика: «Прошу донести министру, что, по словам профессора Куторги, он не имел слушателя, подобного Люперсольскому. Он читает и объясняет греческих авторов как русских»26.
Весьма логично, что после столь лестных отзывов молодой учёный продолжил свои занятия в области всеобщей истории. И снова не обошлось без вмешательства Куторги: именно по его ходатайству Люперсольский уезжает в двухгодичную зарубежную командировку для подготовки к профессорскому
27
званию27.
Отправление за «золотым руном европейской науки»28 стало уже к этому времени доброй традицией, но вместе с тем являлось и необходимым звеном в процессе подготовки научного деятеля. Почти все воспитанники школы Куторги (да и сам учитель) совершали при государственной поддержке зарубежные командировки. В данном случае, цель её состояла, как сообщается в инструкции, «главнейшим образом [в] усовершенствовании в избранном предмете - древней истории»29. Здесь не случайно используется слово «усовершенствование». Это связано с тем, что Люперсольский, защитив магистерскую диссертацию, уже продемонстрировал свои знания в области древней истории, а также основательную филологическую подготовку и навыки работы с историческими источниками. Стажёру предписывалось, прежде всего, ознакомление с опытом преподавания в германских университетах (в Берлине, Гёттингене, Бонне), прослушивание курсов лекций Зауппе, Шефера, Визелера, Отто-Яна, на которых он должен был обратить особое внимание на то, «с каким старанием указывают эти известные учёные на источники и как взвешивают каждое слово, произносимое ими в аудитории»30. Кроме того, признаются желательными занятия в семинарии какого-либо профессора31.
Судя по отчётам, Люперсольский приехал в зарубежные университеты уже вполне сформировавшимся учёным. Для него содержание лекций немецких профессоров, их методика исторического исследования не являлись откровением. Он взвешенно, со знанием дела подходил к их оценке, выявляя положительные и отрицательные стороны. В частности,
показательная характеристика известного антиковеда Моммзена: «Некоторые стороны предмета представлены им в новом свете, но существенную важность имеет основной взгляд его на общину и на государственный строй римской республики, его метод исследования. Изложение его вообще было сжато. Делая ссылки на древних, он редко и мало останавливался на разборе приводимых им мест»32. С другим лектором - Гауптом, который читал курс «Изъяснение “Илиады”» Люперсольский в отчёте вообще полемизирует. Будучи противником гиперкритицизма (как и Куторга), Пётр Иванович стоял на той точки зрения, что весь дошедший до нас материал поэм Гомера необходимо публиковать целиком и не заключать в скобки или выбрасывать из текста те отрывки, которые, по мнению некоторых учёных, являются «подложными»33. В противном случае, будет нарушаться стройность композиции произведения. Однако это не означает, что должна отсутствовать критика источника: в учебном процессе преподаватель может объявлять то или иное место поэм ложным, приводя при этом основательные доказательства34.
Кроме посещения занятий в университетах, стажёр уделил внимание и самообразованию, посещая библиотеки, музеи с собраниями античных коллекций. Несмотря на ограниченность денежных средств, ему удалось посетить древние памятники Италии, например, раскопки на Палатине, и в целом получить сведения о новейших археологических
35
открытиях в этом регионе35.
Вскоре после возвращения на Родину Люперсольский в марте 1872 г. был назначен доцентом (а через 4 месяца экстраординарным профессором) Императорского Варшавского университета36. Однако на этом месте находился он недолго и в 1875 г. перешёл на должность ординарного профессора только что открывшегося Историко-филологического института в Нежине37. Именно с этим учебным заведением у Петра Ивановича будет связана вся дальнейшая преподавательская карьера. Причиной изменения места службы были денежные обстоятельства. В письме к своему учителю Люперсольский сетует на то, что в Варшаве влез в долги38. В открывшемся же Нежинском институте давали достаточно подъёмных для покрытия этой задолженности. Важно отметить, что, по всей видимости, переходу на новое место работы способство-
вал Куторга, которого хорошо знал директор этого учебного заведения Н. А. Лавровский, являвшийся в студенческие годы слушателем мэтра в Педагогическом институте39. Вообще из переписки следует, что Михаил Семёнович играл очень важную роль в педагогической карьере своего ученика.
Ещё в 1860-е гг. он пытался устроить Люперсольского в Киевский университет, где также ощущалась нехватка специалистов по истории древнего мира, но от претендента на место требовалась учёная степень, которую в то время (в 1867 г.) ещё не имел подопечный40. К тому же, ситуация в этом учебном заведения с наукой и чтением лекций оставляла желать лучшего. В. А. Бильбасов, исполнявший там обязанности доцента, в письмах Куторге прямо советовал оставить эту затею, говорил
о многочисленных интригах и крайне низком уровне преподавания дисциплин к Киевском университете, что «ожесточает студентов и заставляет их относится ко всему отрицательно и прежде всего к труду»41.
Ещё одна сфера, где прослеживается характер взаимоотношений учителя и ученика - научная. В письмах ученики делились со своим учителем не только переживаниями и заботами, но и своими учёными наработками. Тем самым они демонстрировали, что даже после защиты диссертации интерес к античности у них не угас, и они как исследователи всё более совершенствуются. Мэтру были не безразличны труды своих воспитанников -он с удовольствием их прочитывал и делал необходимые замечания. Так, на «Очерк государственной деятельности и частной жизни Перикла» Люперсольского (1877 г.) им была написана даже рецензия, вышедшая в «Русском вестнике» в 1880 г.42. В ней труд своего воспитанника учитель высоко оценил и с точки зрения стиля изложения и с точки зрения ряда идей, но вместе с тем, был не согласен с некоторыми положениями. По сути, эта рецензия - полноценная научная статья, где Куторга выступает против мысли ряда учёных, что демократия означает равенство всех граждан в полисе. По его мнению, при этой форме правления наблюдается преобладание демоса над эвпатридами, и только лишь установление политии привело к всеобщему равенству внутри общины43.
Михаилу Семёновичу импонирует в рассматриваемом им произведении обращение автора к проблеме борьбы аристократических
и демократических партий в Афинах44, так как был убеждён, что борьба противоположностей есть источник, внутреннее содержание всякого развития. В своих диссертациях он видел (под влиянием работ О. Тьерри, Ф. Гизо) причину возникновения двух противоположных (демоса и эвпатридов) начал в завоевании пришлым этносом автохтонного населения - пеласгов45.
В рецензии Куторга также обращает внимание на то обстоятельство, что многие учёные, начинающие заниматься античной историей, «проникнуты современными понятиями и взглядами и с этой точки зрения рассматривают политические движения [в древней Греции. - А. С.]»46. По его мнению, необходимо отрешиться от господствующих воззрений на различные проблемы античной истории и черпать знания непосредственно из источников, где они находятся в «чистом» виде без теоретических нагромождений. Этот призыв к самостоятельному прочтению и интерпретации древних авторов был актуален в XIX веке, когда некоторые учёные преклонялись перед западной наукой и считали, что русским историкам в области всеобщей истории ничего нового сказать невозможно после зарубежных исследователей47. Стоит отметить, что мысль Куторги не потеряла значение и в наш век.
Люперсольский в письмах также делится впечатлениями от прочитанных им трудов Куторги. Однако в большей степени - это воспевание научных заслуг и профессионализма учителя. Так, Пётр Иванович отмечает, что очерк «О счётах у древних греков» «написан с искусством истинного мастера»48. Нашумевшую статью «О науке и её значении в государстве»49 называет оригинальной и встречает с восторгом. В этом отзыве он старается даже приободрить Михаила Семёновича, так как либеральная общественность крайне негативно встретила сей труд многочисленными придирками филологического плана (неправильные переводы древнегреческих и латинских авторов) и неприятием основной идеи об основополагающем значении науки в историческом развитии общества и тезиса «наука для науки»50. Люперсольский отмечает, что все эти придирки школьного уровня и признаёт только одну описку Куторги -вместо Martern potissimum написано Martern potentissimum51.
Вплоть до смерти Куторги в 1886 г. контакты между учителем и учеником не пре-
кращались, о чём свидетельствует их переписка. Если Михаил Семёнович долгий срок не получал весточки от Люперсольского, то он возмущался и своё недовольство обязательно излагал в письме, после чего преданный ученик чувствовал себя виноватым52. Отметим и то обстоятельство, что в 70-80-х гг. XIX
в. Люперсольский часто по приглашению приезжал в имение любимого профессора, находящееся в Могилёвской губернии, для отдыха, о чём позже с благодарностью вспо-минал53. Там очень продуктивно проходил его отпуск: он наполнялся новыми идеями, мыслями, иногда писал там научные статьи, пользуясь богатой библиотекой хозяина. Для пожилого учителя приезды Люперсольского также были полезны: тем самым он восполнял недостаток общения, который возникает у большинства профессоров, вышедших в отставку. Куторга для своего ученика был своего рода «опорой» в науке, человеком, с которым он мог поговорить о различных проблемах античной истории и получить квалифицированный совет. Поэтому смерть учителя была для Люперсольского огромной потерей. Его письмо И. В. Помяловскому от 15 июня 1886
г. наполнено глубочайшими переживаниями по этому поводу54.
Однако длительный контроль и опека со стороны мэтра не могли не сказаться негативно на самостоятельности ученика. Пока Люперсольский имел возможность общаться с Куторгой, научная деятельность его была плодотворной: он выпустил две монографии, ряд статей, принимал участие в конференциях. В письмах или личной беседе Пётр Иванович излагал возникающие вопросы, на которые получал квалифицированные ответы. Перед отъездом на археологический съезд в Одессе он подробно на трёх листах в письме от 7 августа 1884 г. объясняет суть своего доклада, где пытается, например, доказать, что крепость Гелон, о которой сообщает Геродот (Hdt. IV. 108) чисто «греческое поселение в скифской стране»55. После же смерти учителя активность Люперсольского в научной сфере угасает, он всё более отдаёт себя преподаванию в Историко-филологическом институте в Нежине.
В заключение отметим, что Пётр Иванович являлся, можно сказать, единственным учеником, с которым Куторга поддерживал отношения вплоть до конца своих дней. Скажем больше - это был любимый воспитанник мэ-
тра. Люперсольский перенял от своего шефа и методику исторического исследования, и принципы источниковедческого анализа, и взгляды на науку. История взаимоотношений этих двух учёных позволяет утверждать, что общение Куторги с некоторыми из его учеников не ограничивалось процессом написания диссертаций, и простиралось далеко за его пределы. Этот знаменитый петербургский антиковед для своих воспитанников был тем авторитетом, на который равнялись, которому пытались подражать не только в научном творчестве, но и в философских воззрениях. Выучка нового поколения историков была для мэтра не столько средством существования, сколько образом жизни. Он интересовался их новыми научными трудами, способствовал карьере молодых учёных, помогал советами. Однако не со всеми учениками так гладко строились отношения. Куторга был человеком капризным, бескомпромиссным, высокого мнения о себе и своей учёности. Рядом с ним могли находиться лишь те, кто обладал большим упорством и выдержкой, а также огромным желанием разрешить некоторые проблемы всеобщей истории. Одним из таких и был П. И. Люперсольский.
Примечания
1 Автор выражает признательность профессору кафедры истории древней Греции и Рима СПбГУ О. В. Кулишовой за интересные и плодотворные консультации по проблемам истории Дельфийского полиса.
2 См.: Скворцов, А. М. Становление научной школы М. С. Куторги // Историк и его дело : судьбы учёных и научных школ : сб ст. Между-нар. науч.-практ. конф., посв. 90-летию со дня рождения В. Е. Майера / сост. и общ. ред. Н. Ю. Старковой и др. Ижевск, 2008. С. 19-26.
3 Наиболее полные очерки о жизни и творчестве М. С. Куторги.: Константинова, А. Д. Жизнь и научная деятельность М. С. Куторги // Вопросы историографии всеобщей истории. Казань, 1967. Вып. 2. С. 80-122; Фролов, Э. Д. Русская наука об античности: историографические очерки. СПб., 1999. С. 161-174.
4 РГИА. Ф. 733. Оп. 150. Д. 469. Л. 74 об.
5 Там же.
6 Там же. Л. 75 об.
7 Там же.
8 Там же. Л. 76 об.
9 Там же. Л. 77 об.
10 Об этом М. С. Куторга сообщает, например, в донесении Д. А. Толстому: РГИА. Ф. 733. Оп. 141. Д. 61. Л. 13.
11 Там же. Л. 14.
12 В фонде М. С. Куторги имеется черновик этого донесения: ОР РНБ. Ф 410. № 94. Л. 1 об.
13 ОР РНБ. Ф 410. № 146. Л. 1-2.
14 Там же. Л. 4 об.
15 Библиотека М. С. Куторги была распродана с аукциона в 1906 г. В каталоге библиотеки приводится 2807 наименований, из которых 2240 - иностранные издания и опубликованные на языке оригинала древнегреческие и латинские авторы и их комментаторы (Аукцион библиотеки М. С. Куторги. СПб., 1906).
16 См.: Люперсольский, П. И. Храмовый город Дельфы с оракулом Аполлона Пифий-ского в древней Греции. СПб., 1869. С. VII. Вопросам топографии магистрант посвящает отдельную главу в своём сочинении.
17 Термин М. С. Куторги.
18 ОР РНБ. Ф. 410. № 37. Л. 24-24 об. (дневник путешествия по Греции в 1860 г.)
19 Там же.
20 См.: Люперсольский, П. И. Храмовый город... Глава I.
21 Там же. С. IV.
22 В какой-то мере с этим соглашается и П. И. Люперсольский, который говорит о Дельфах как «одной из греческих республик» и утверждает, что гражданское управление в этом полисе было копией с афинского государственного устройства (Люперсольский, П. И. Храмовый город... С. 150-151).
23 О жрецах Дельфийского оракула см., напр.: Кулишова, О. В. Дельфийский оракул в системе античных межгосударственных отношений (VII-V вв. до н.э.). СПб., 2001. С. 82-122.
24 Люперсольский, П. И. Храмовый город... С. 100.
25 ОР РНБ. Ф. 410. № 146. Л. 6.
26 РГИА. Ф. 733. Оп. 141. Д. 61. Л. 16.
27 Там же. Л. 25.
28 Григорьев, В. В. Императорский Санкт-Петербургский университет в течение первых пятидесяти лет его существования. СПб., 1870. С. 216.
29 РГИА. Ф. 733. Оп. 141. Д. 61. Л. 32.
30 Там же. Л. 32 об.
31 Там же. Л. 33
32 РГИА. Ф. 733. Оп. 141. Д. 61. Л. 66 (из отчёта П. И. Люперсольского о заграничной командировке).
33 Там же. Л. 67.
34 Там же.
35 Там же. Л. 124-128.
36 РГИА. Ф. 733. Оп. 150. Д. 469. Л. 80 об.
37 Там же. Л. 8 об.
38 ОР РНБ. Ф. 410. № 146. Л. 8.
39 Там же. Л. 8.
40 ОР РНБ. Ф. 410. № 107. Л. 13 об., 14, 15.
41 Там же. Л. 16.
42 См.: Куторга, М. С. Новая книга о Перикле. [Рец. на:] «Очерк государственной деятельности и частной жизни Перикла» П. И. Люпер-сольского // Рус. вестн. 1880. Отд. оттиск.
43 Там же. С. 38.
44 Там же. С. 11.
45 Подробнее см. разбор положений диссертаций М. С. Куторги: Константинова, А. Д. М. С. Куторга как историк античности : ав-тореф. дис. ... канд. ист. наук. Казань, 1966. С. 19-21.
46 Куторга М.С. Новая книга... С. 11-12.
47 Примечательны в этом смысле строки из диссертации И. К. Бабста: «При богатстве исторических монографий в области классической древности, которыми может справедливо гордиться европейская литература, и в особенности, немецкая, неловко выступать
нам с притязаниями на самостоятельные учёные исследования, на новые открытия в этой, вдоль и поперёк изрытой почве. Ежели автору предстоящей монографии и удалось, может быть, высказать несколько новых мыслей, посмотреть на некоторых деятелей описываемой им эпохи другими глазами, . то он считает своей обязанностью заметить, что это покуда как не более гипотезы, что он и на них был наведён своими великими вожатыми [зарубежными учёными. - А. С.]» (Бабст, И. Государственные мужи древней Греции в эпоху её распадения. М., 1851. С. б/н.)
48 ОР РНБ. Ф. 410. № 146. Л. 14.
49 Куторга, М. С. О науке и её значении в государстве // Рус. вестн. 1873. Т. 104. Март. С. 5-61.
50 Д. Е. Цветы на псевдоклассической почве // Вестн. Европы. 1873. Т. 3. Кн. 5. С. 451-463.
51 ОР РНБ. Ф. 410. № 146. Л. 12 об.
52 Там же. Л. 24 об.
53 См., напр.: Там же. Л. 18.
54 ОР РНБ. Ф. 608. Оп. 1. № 970. Л. 44.
55 ОР РНБ. Ф. 410. № 146. Л. 31 об., 34.
