Научная статья на тему 'М. Горький и А. П. Чехов в оценке Д. С. Мережковского (на материале статьи "чехов и Горький")'

М. Горький и А. П. Чехов в оценке Д. С. Мережковского (на материале статьи "чехов и Горький") Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
833
128
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
КРИТИЧЕСКАЯ СТАТЬЯ "ПО ПОВОДУ" / УРОВНИ АНАЛИЗА / ANALYSIS LEVELS / ПРИЕМ СОПОСТАВЛЕНИЯ / ОБЪЕКТИВНОСТЬ / OBJECTIVITY / КОМПОЗИЦИЯ / COMPOSITION / CRITIQUE "APROPOS" / COMPARISON RECEPTION

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Муртузалиева Екатерина Абдулмеджидовна

В статье рассматривается проблема оценок Мережковским творчества М. Горького и А.П. Чехова, выявляются приемы критического анализа и степень объективности критика, дается характеристика композиции работы. Мережковский использует прием двойного сопоставления и оценивает Горького и Чехова в широком историко-литературном контексте. Многоуровневый анализ позволяет критику проанализировать выбор героя Чеховым и Горьким, картины природы и их функциональное значение, лейтмотивы в прозе писателей, религиозные представления героев, психологию и метафизику интеллигенции и босяков. Мережковский ставит в статье целый ряд задач, связанных как с оценкой творчества писателей, так и с решением важных для критика вопросов современной литературы, и делает это объективно. Чехов для Мережковского является законным наследником великой русской литературы, а Горький первооткрывателем нового материка духовного мира, страны тьмы под названием «босячество».

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Maxim Gorky and Anton Chekhov in Dmitry Merezhkovsky’s assessment (on material of the article "Chekhov and Gorky")

In this article, the problem of estimates by Dmitry Merezhkovsky of creative work of Maxim Gorky and Anton Chekhov is considered, receptions of the critical analysis and degree of objectivity of the critic come to light, the characteristic of composition of the work is given. Dmitry Merezhkovsky uses reception of double comparison and estimates Maxim Gorky and Anton Chekhov in a wide historico-literary context. The multilevel analysis allows the critic to analyse the hero’s choice of Anton Chekhov and Maxim Gorky, pictures of the nature and their functional value, keynotes in prose of writers, religious representations of heroes, psychology and metaphysics of the intellectuals and tramps. Dmitry Merezhkovsky sets and solves a number of the tasks connected both with assessment of works of writers, and with the solution of questions of modern literature, important for the critic, in the article and does it objectively. Anton Chekhov for Dmitry Merezhkovsky is the heir-at-law of great Russian literature, and Maxim Gorky, the pioneer of the new continent of an inner world, the country of darkness named “down-and-out”.

Текст научной работы на тему «М. Горький и А. П. Чехов в оценке Д. С. Мережковского (на материале статьи "чехов и Горький")»

УДК 821.161.1.09"19/20"

Муртузалиева Екатерина Абдулмеджидовна

кандидат филологических наук, доцент Дагестанский государственный университет

[email protected]

М. ГОРЬКИЙ И А.П. ЧЕХОВ В ОЦЕНКЕ Д.С. МЕРЕЖКОВСКОГО (на материале статьи «Чехов и Горький»)

В статье рассматривается проблема оценок Мережковским творчества М. Горького и А.П. Чехова, выявляются приемы критического анализа и степень объективности критика, дается характеристика композиции работы. Мережковский использует прием двойного сопоставления и оценивает Горького и Чехова в широком историко-литературном контексте. Многоуровневый анализ позволяет критику проанализировать выбор героя Чеховым и Горьким, картины природы и их функциональное значение, лейтмотивы в прозе писателей, религиозные представления героев, психологию и метафизику интеллигенции и босяков. Мережковский ставит в статье целый ряд задач, связанных как с оценкой творчества писателей, так и с решением важных для критика вопросов современной литературы, и делает это объективно. Чехов для Мережковского является законным наследником великой русской литературы, а Горький - первооткрывателем нового материка духовного мира, страны тьмы под названием «босячество».

Ключевые слова: критическая статья «по поводу», уровни анализа, прием сопоставления, объективность, композиция.

В 1906 году в сборнике статей Мережковского «Грядущий Хам», вышедшем в издательстве М.В. Пирожкова в Санкт-Петербурге, была опубликована статья Мережковского «Чехов и Горький», отрывок из которой под названием «О Чехове» вышел в № 11 журнала «Весы» за 1905 год.

Проблема взаимоотношений Мережковского и Горького была рассмотрена в важных, на наш взгляд, работах Т.Д. Беловой [2], Н.Н. Примоч-киной [8], И.А. Ревякиной [9], творчество Чехова в восприятии Мережковского анализировали А.Л. Гришунин [2], Н.Г. Коптелова [4; 5], А.П. Чудаков [10] и другие исследователи. С теоретической точки зрения интерес для нас представляла и работа В.Н. Крылова, посвященная формам синтеза эссеистского, литературного и критического дискурса в критике символистов [6]. Цель нашей статьи - проанализировать формы и характер оценок творчества М. Горького и А.П. Чехова в статье Д.С. Мережковского «Чехов и Горький», выявить приемы критического анализа и степень объективности критика, дать характеристику композиции работы.

В начале статьи Мережковский использует метод двойного сопоставления. Чехов и Горький рассматриваются критиком в масштабе другой пары «великанов русской литературы» - Достоевского и Л. Толстого [23, т. XIV, с. 60]. Этот масштаб позволяет критику увидеть сходство Чехова и Горького. Но Мережковский не ограничивается только этим сравнением. Анализируемые авторы вписываются в широкий литературный контекст эпох, предшествующей и современной, проверяются через целый ряд актуальных и вечных проблем русской литературы.

Второй этап сравнения связан с сопоставлением разных аспектов и уровней творчества Чехова и Горького. Объектом интереса критика становит-

ся выбор героя Чеховым и Горьким, картины природы и их функциональное значение, лейтмотивы в прозе писателей, религиозные представления героев, психология и метафизика интеллигенции и босяков. Проблему веры героев и самих писателей Мережковский сопрягает с религиозными исканиями и сомнениями героев Достоевского и самого Достоевского. Критик анализирует взгляды героев Чехова, много цитирует работы писателей, привлекая в качестве примеров даже письма Чехова к С.П. Дягилеву.

Гораздо больше внимания Мережковским в статье уделено Чехову и его героям, в отношении которых осуществляется достаточно обстоятельный критический анализ. Герои Горького чаще возникают в контексте общих рассуждений критика как подтверждение его собственных характеристик, касающихся русской интеллигенции, поэтому иногда его отсылки к произведениям Горького «слепы», хотя контекстуально появляются персонажи рассказов Горького «Ошибка», «Проходимец», «Супруги Орловы», «Читатель», «Тоска», «Бывшие люди». Подобного же рода отсылки прослеживаются в отношении чеховских произведений «Скучная история», «Палата № 6», «Рассказ неизвестного человека», «Дуэль», «Степь». Еще больше отрывков из произведений Чехова цитируется и называется прямо.

Статья Мережковского интертекстуальна и позволяет определить литературно-критические, общественные и религиозно-философские позиции критика по важнейшим вопросам современности. Необходимо подчеркнуть объективность оценок Мережковского, даже с учетом его религиозных воззрений.

Работа делится на три большие главы. Первая глава многопланова тематически, проблемно и композиционно и решает целый ряд задач. Она связана с установлением генетических связей между твор-

68

Вестник КГУ ^ № 1. 2018

© Муртузалиева Е.А., 2018

чеством анализируемых авторов и русской классикой, на фоне которых явственнее обозначается качественное изменение в плане оценки литераторами рубежа эпох общественных и литературных потребностей времени. Для Мережковского это своего рода подмена идей старой эпохи на новые, причем осознание неизбежности происходящего не примиряет Мережковского с безверием и атеизмом эпохи, поэтому уже в этой статье появляется фигура Грядущего Хама.

Второй план анализа связан с проблемой героя времени. Каждый из писателей занимает свою собственную нишу и достигает вершин в изображении своего героя: у Чехова - это интеллигент, у Горького - босяк, один олицетворяет своей рефлексией и сомнением уходящую эпоху, другой - герой времени, рожденный социальным обнищанием. При этом в плане художественного мастерства Чехов оценен неизмеримо выше Горького. «О Горьком как о художнике именно больше двух слов говорить не стоит. Правда о босяке, сказанная Горьким, заслуживает величайшего внимания; но поэзия, которою он, к сожалению, считает нужным украшать иногда эту правду, ничего не заслуживает, кроме снисходительного забвения» [23, т. XIV, с. 62].

Исключений Мережковский не делает ни для описаний природы у Горького, ни для лирических излияний и любовных сцен. Поэтому в дальнейшем критик анализирует исключительно типы героев у Горького, их мировоззрение, взаимоотношения со средой, рассматривая их голоса как голоса времени.

Статья «Чехов и Горький» развивает те тезисы о творчестве Чехова, которые звучали еще в статье «Старый вопрос по поводу нового таланта» и, одновременно, предваряет критическую прозу Мережковского в работах «Брат человеческий» (1910) и «Суворин и Чехов» (1914). Это, по нашему мнению, одна из лучших литературно-критических работ Мережковского. Взгляд и оценки Мережковского с течением времени в отношении Чехова принципиально не менялись, лишь углублялись выводы, больше становилось доказательного материала для наблюдений, в зависимости от типа и жанра работ менялось восприятие и, соответственно, воспроизведение образа Чехова, тональность рассуждений о нем.

Отношение к Достоевскому и Л. Толстому являлось для Мережковского важным показателем характеристики самого общества, равно как и признание в качестве учителей и пророков Чехова и Горького. И причина такого взгляда не только в собственных христианских взглядах Мережковского, но и в неприятии тех перемен в общественном сознании, что несло в себе начало ХХ века. «Чехов и Горький выразители не столько народной, сколько сословной, не столько культурной, сколько интеллигентной середины русского сред-

него сословия, самого многочисленного и деятельного, которому в настоящее время предстоит "делать историю" и за то, что будет сделано, дать ответ на страшном суде истории» [23, т. XIV, с. 60]. Современное общество, с его идеалами и стремлениями, по мнению критика, просто не в состоянии оценить и понять масштаб идей и взглядов Достоевского и Л. Толстого, принять их в качестве учителей и пророков.

Доминантой статьи является сравнение в самых разных видах: сравнение авторов, сравнение цитат, образные сравнения «картинок» из произведений Чехова и Горького с эпизодами из «Братьев Карамазовых» (сцена со Смердяковым, играющим на гитаре; эпизоды из «Легенды о Великом инквизиторе» и др.). В его статье появляется фигура «добродушного критика», читателя, оценивающего писателей.

Мережковский в статье сумел избавиться от предвзятой субъективности, отсюда признание Горького знаменательным общественным явлением, правдивым выразителем подлинной жизни с ее нечаянной красотой, хаотичной, безобразной, могущественной эстетикой, неприемлемой для поклонников чистого искусства, но обязательной для любителей жизни.

Чехов для Мережковского является законным наследником великой русской литературы, а Горький - первооткрывателем нового материка духовного мира, страны тьмы под названием «босячество».

Поэтика Чехова и Горького поверяется критиком через эталонные образцы русской классики. Так высшей оценки критика удостаивается простота стиля Чехова, который смог превзойти в этом признанных мастеров, И. С. Тургенева, Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого. Одной из важнейших черт поэтики Чехова Мережковский считает «уменье возвращаться от последней сложности к первой простоте ощущения, к его исходной точке, к самому простому, верному и главному в нем - вот особенность чеховской, пушкинской и вообще русской всеупрощающей эстетики» [23, т. XIV, с. 65].

Мережковский отмечает простоту сравнений у Чехова, простоту такого уровня, который привносит необычность и таинственность. Природа вовлекается в быт, а описания быта - его главная сила, поэтому, по мнению критика, Чехов величайший бытописатель в русской литературе.

Анализ Мережковского поражает тонкими наблюдениями и выводами, характеризующими и атмосферу времени, его восприятия героями произведений, и само реальное время. Он выявляет два неподвижных полюса чеховского мира - смерть и быт, вокруг которых вращается то, что сложно назвать жизнью героев, потому что их жизнь ограничивается бытом. Отсюда сравнения быта с содержимым гробов или с пчелиным ульем. Поэтому скука и уныние являются одним из важных моти-

вов поэтики Чехова. При этом Мережковский пытается проследить мировоззрение Чехова и Горького во взглядах, речах их героев.

Важнейший вопрос, который венчает первую главку и является своего рода завязкой ко второй, связан с жизненным для критика метафизическим тезисом «Есть Бог или нет?», вопросом Ивана Карамазова Черту - главной темы русской литературы и критики.

Мережковский возлагает на русскую интеллигенцию только часть вины за отсутствие религиозного сознания в настоящее время. Он видит общественные и психологические причины укоренившегося в сознании восприятия понятий «религия» и «реакция» как синонимичных, так как религия долгое время использовалась в качестве инструмента социального угнетения. Чехов и Горький, по мнению критика, являются первыми сознательными учителями и пророками новой религии, религии человечества без Бога, которая была и есть бессознательная религия русской интеллигенции. Используя образ метафизической лестницы (из монолога героя Достоевского Кирилова), ведущей от религии человечества к религии человекобожества, критик у подножия этой лестницы ставит чеховского интеллигента, а вверху - горьковского босяка, и по этой лестнице шагает русская интеллигенция.

Вторая глава статьи конкретизирует изложенные выше тезисы, добавляя аналитики и примеров из произведений Чехова и Горького. Интересно, что критик использует прием перифраза, зашифровывая произведения и героев, предлагая читателям самим определить источник цитат или опознать «восторженного критика».

Мережковский анализирует феномен обаяния, влюбленности интеллигенции в босяка, видит его истоки в политическом сочувствии, в симпатиях к стихийной мятежности и надежде на деятельную роль босяка в русском освободительном движении. Критик исследует босячество как явление, причины его зарождения, его глубокое метафизическое родство с интеллигенцией, психологию босячества. Он дифференцирует внешнюю, социально-экономическую сторону босячества и внутреннее, психологическое босячество как последний предел нигилизма, духовную нищету.

Мережковский видит заслугу Горького в том, что писатель сумел увидеть и показать все стороны босячества. Именно интеллигенция пыталась убедить босяка, вопреки его собственному внутреннему убеждению, что он ни в чем не виноват, виновата исключительно среда. Мережковский остро чувствует, что подобная политика снимает с человека всякую нравственную ответственность за свои поступки.

В его рассуждениях о внутреннем и внешнем босячестве нам видится та же логика, которой руководствовался Д.И. Писарев, анализируя цинизм

Базарова, притом, что революционно-демократическая критика 60-х годов внесла свою лепту в формирование образа героя нового типа, нигилиста, атеиста, протестующего против социального гнета.

Мережковский использует в качестве иллюстративного материала выдержку из «Дневника писателя» за 1873 год, а для более корректного литературного сопоставления «Записки из подполья». Именно отвергнутый и не понятый современниками Достоевский выступает у Мережковского в качестве основного оппонента Чехова и Горького.

В определенные моменты рассуждение Мережковского о природе типов современности берет верх над критическим анализом, который становится инструментом не для понимания идей Чехова и Горького, а идей самого Мережковского, но Мережковский всегда вновь возвращается к критическому анализу.

В «Песни о Соколе», в словах старца Луки из пьесы «На дне» критику видится догматический позитивизм, парадоксально включающий в себя свою метафизику, мистику и приводящий к догматическому материализму. В рассуждениях героев Горького ему видятся искаженные идеи Ницше, приводящие к абсолютному аморализму, потому что босяк с брезгливостью относится к отвлеченными идеалам гуманизма у интеллигенции и еще больше презирает религиозную жалость, милосердие к людям. Слова «Я видел небо, небо пусто» становятся для Мережковского рефреном для характеристики атеистических взглядов босяков Горького.

Обращают на себя внимание не только прямые отсылки к Достоевскому-писателю, критику, публицисту, но и работа с теми же образами, с которыми в «Дневнике писателя» работает Достоевский. В статье «Чехов и Горький» мы встречаемся с некрасовским Власом, чей образ трактуется уже с позиций Мережковского применительно к теме босячества.

В стремлении человека стать Богом Мережковский видит вариацию идеи наполеони, следствием же этой теории становится полное уничтожение человека. Отсюда рассуждения чеховских и горь-ковских персонажей об абсолютной свободе, переустройстве жизни, которые цитирует критик. «Во имя чего это всемирное разрушение? Во имя ничего. Разрушение для разрушения, хаос для хаоса. Спокойное, научно-позитивное: ничего не знаем, - превращается в яростное, мистическое: ничего не хотим, хотим ничего! И в этом хотении ничтожества обнаруживается последняя сущность босячества - служение "умному и страшному Духу Небытия"» [23, т. XIV, с. 85]. «Легенда о Великом Инквизиторе» в очередной раз дает Мережковскому возможность апеллировать к истинному в его глазах пророку и учителю, раскрывая с его помощью психологическую сущность босячества.

Мережковский дает очень точный критический анализ образа старца Луки из пьесы Горького «На дне», называя его единственным ее героем и величайшим созданием автора. Он видит страшную сущность старца, не обманываясь его христианскими взглядами, замечая тонкую подмену понятий в его речах: Христос Богочеловек заменяется сначала просто человеком, потом Человекобогом, а сверхчеловек на данном этапе представлен жуликом, которому «все позволено».

Даже прямой вопрос «Есть ли Бог?», ответ на который Мережковский пытается получить от Чехова и Горького, от их героев, звучит полуправдой слов Луки: «Коли веришь - есть; не веришь - нет. Во что веришь, то и есть» [23, т. XIV, с. 87]. Утверждение Луки, с точки зрения современных концепций эзотерики, - истинная правда, с точки зрения христианина Мережковского - чистая ложь, что он и показывает через систему оппозиций, приводящих к подмене понятий и итоговому выводу: ложь стала правдой, а правда - ложью. Критиком ставится знак равенства между взглядами старца Луки и Великого Инквизитора. Великий Инквизитор также не может прямо ответить на вопрос. Мережковский называет Луку и Инквизитора «вещими призраками», которые являются провозвестниками пути от Христа к Антихристу.

Третья часть статьи продолжает анализ образов чеховских интеллигентов и горьковских босяков и определение религиозных позиций авторов. Особенно его интересует вопрос отношения к религии Чехова, которого он уподоблял его герою, зоологу фон Корену: «Подобно своему герою, Чехов видел в христианстве "одно из гуманитарных знаний", принимал в нем человеческую нравственность, а все остальное отвергал, как суеверие; но и в этом очищенном виде христианство представлялось ему столь сомнительным, что он сам, подобно зоологу фон-Корену, предпочитал "никогда" не ставить вопроса на так называемую "христианскую почву". Как бы то ни было, тот факт, что христианство в произведениях Чехова почти умолчено, уже сам по себе значителен» [23, т. XIV, с. 93]. Увериться в этом ему помогают два частных письма Чехова к С.П. Дягилеву, предоставленные критику последним, причем обращает на себя внимание тот факт, что сначала Мережковский буквально пересказывает письма, а затем цитирует их в полном виде.

Осмысление писем Чехова приводит критика к выводу о том, что Чехов подписывает смертный приговор не только современному религиозному движению в России, но и самому христианству. В суждениях Мережковского присутствует ряд субъективных допущений, касающихся как мотивов того, почему Чехов прошел «мимо» христианства и чего испугался, так и причин нелюбви Чехова к Достоевскому. Но при этом критик приходит и к выводам объективным, поясняющим сложность

ситуации Чехова тем, что его разрывали на части разные политические и литературные лагеря, его называли позитивистом, марксистом, социалистом, народником, декадентом, мистиком. Мережковский принимает на веру признание самого Чехова в письме о том, что он давно растерял свою веру. Критик видит трагедию писателя в той бездне сомнений и противоречий, разрешить которые не может ни он, ни его герои. Отсюда попытка Мережковского прочитать «подпольного» Чехова, скрытого за Чеховым понятным и все понимающим.

Второй важнейший вопрос русской литературы для Мережковского - о бессмертии. Чехов, по мнению Мережковского, первым ответил на него окончательным и бесповоротным «нет», сделав центром душевной трагедии своих героев мысль о смерти, как об уничтожении. И с этой точки зрения логичен вывод об одной из функций религии как средстве против страха перед смертью.

Мережковский выделяет еще один мотив, повторяющийся в творчестве Чехова: мечты о далеком будущем и интерес к нему, подтверждая свои выводы набором цитат. И признания героев Чехова, Горького по этим актуальным вопросам современности звучат для Мережковского музыкой апокалипсиса, торжеством грядущего Хама, образ которого вновь появляется в конце статьи.

Вопросы жизни и смерти критик также поверяет эталоном - героями Достоевского. И с этой точки зрения ни Горький, ни Чехов ничего нового не сказали, в сущности, представив вариации на тему «карамазовщины» и «бобка».

Итоговый оценочный вывод Мережковского таков: «Чехов и Горький действительно "пророки", хотя не в том смысле, как о них думают, как, может быть, они сами о себе думают. Они "пророки" потому, что благословляют то, что хотели проклясть, и проклинают то, что хотели благословить. Они хотели показать, что человек без Бога есть Бог; а показали, что он - зверь, хуже зверя - скот, хуже скота - труп, хуже трупа - ничто» [23, т. XIV, с. 115]. Но этот вывод вовсе не означает неприятия или бойкотирования писателей. Мережковский воспринимает их творчество как предупреждение, и па-фосный образный финал статьи подтверждает это.

Библиографический список

1. Белова Т.Д. М. Горький и Д. С. Мережковский: История творческих взаимоотношений в контексте культурологических исканий эпохи // Творчество Максима Горького в социокультурном контексте эпохи: Горьковские чтения. 2004. - Н. Новгород, 2006. - С. 290-300.

2. Гришунин А.Л. Мережковский о Чехове // Д. С. Мережковский. Мысль и слово. - М., 1999. -С. 235-242.

3. Капустин Н.В. З. Гиппиус о Чехове: К вопросу об античеховских настроениях в культуре сере-

бряного века // Чеховиана: Из века XX в XXI: итоги и ожидания - М.: Наука, 2007. - С. 176-188.

4. Коптелова Н.Г. А.П. Чехов в восприятии Д.С. Мережковского и З.Н. Гиппиус (1880-1900 гг.) // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова. - 2005. - № 6. - С. 46-50.

5. Коптелова Н.Г. А.П. Чехов в восприятии Д.С. Мережковского (1908-1914 гг.) // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова. - 2006. - № 1. - С. 129-133.

6. Крылов В.Н. Синтез литературы, эссеисти-ки и критики в русском символизме // Синтез документального и художественного в литературе и искусстве: Сб. ст. и материалов Междунар. науч. конф. (3-6 мая 2006 г.). - Казань: Изд-во Казанского ун-та, 2007. - С. 418-423.

7. Мережковский Д.С. «Чехов и Горький» // Мережковский Д.С. Полное собрание сочинений: В 24-х т. - М.: Типография т-ва И. Д. Сытина, 1914. - Т. XIV. - С. 60-116.

8. Примочкина Н.Н. Горький и писатели русского зарубежья. - М.: ИМЛИ РАН .2003. - 361 с.

9. РевякинаИ.А. Мережковский о Горьком: против и за // Д.С. Мережковский. Мысль и слово. -М., 1999. - С. 243-257.

10. Чудаков А.П. Чехов и Мережковский: два типа художественно-философского сознания // Чеховиана: Чехов и «серебряный век». - М., 1996. -С. 50-67.

References

1. Belova T.D. M. Gor'kij i D.S. Merezhkovskij: Istorija tvorcheskih vzaimootnoshenij v kontekste kul'turologicheskih iskanij jepohi // Tvorchestvo Maksima Gor'kogo v sociokul'turnom kontekste jepohi: Gor'kovskie chtenija. 2004. - N. Novgorod, 2006. - C. 290-300.

2. Grishunin A.L. Merezhkovskij o Chehove // D.S. Merezhkovskij. Mysl' i slovo. - M., 1999. -S. 235-242.

3. Kapustin N.V. Z. Gippius o Chehove: K voprosu ob antichehovskih nastroenijah v kul'ture serebrjanogo veka. // Chehoviana: Iz veka XX v XXI: itogi i ozhidanija - M.: Nauka, 2007. - S. 176-188.

4. Koptelova N.G. A.P. Chehov v vosprijatii D.S. Merezhkovskogo i Z.N. Gippius (1880-1900 gg.) // Vestnik Kostromskogo gosudarstvennogo universiteta im. N.A. Nekrasova: nauchno-metodicheskij zhurnal. - 2005. - № 6. - S. 46-50.

5. Koptelova N.G. A.P. Chehov v vosprijatii D.S. Merezhkovskogo (1908-1914 gg.) // Vestnik Kostromskogo gosudarstvennogo universiteta im. N.A. Nekrasova: nauchno-metodicheskij zhurnal. - 2006. - № 1. - S. 129-133.

6. Krylov V.N. Sintez literatury, jesseistiki i kritiki v russkom simvolizme // Sintez dokumental'nogo i hudozhestvennogo v literature i iskusstve: Sb. st. i materialov Mezhdunar. nauch. konf. (3-6 maja 2006 g.). - Kazan': Izd-vo Kazanskogo un-ta, 2007. -S. 418-423.

7. Merezhkovskij D.S. «Chehov i Gor'kij» // Merezhkovskij D.S. Polnoe sobranie sochinenij: V 24-h t. - M.: Tipografija t-va I.D. Sytina, 1914. -T. XIV - S. 60-116.

8. Primochkina N.N. Gor'kij i pisateli russkogo zarubezh'ja. - M.: IMLI RAN.2003. -361 s.

9. Revjakina I. A. Merezhkovskij o Gor'kom: protiv i za // Revjakina I. A. /D. S. Merezhkovskij. Mysl' i slovo. -M., 1999. -S. 243-257.

10. Chudakov A.P. Chehov i Merezhkovskij: dva tipa hudozhestvenno-filosofskogo soznanija // Chudakov A.P. / Chehoviana: Chehov i «serebijanyj vek». - M., 1996. - S. 50-67.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.