CC BY
74УДК 94(47)378 DOI
Т. Н. Жуковская
М. А. Балугьянский — университетский профессор, ректор и государственный деятель*
Михаил Андреевич Балугьянский — знаковая фигура для ранней истории Санкт-Петербургского университета, человек, ставший одним из трансляторов европейской учености и опыта преподавания. В галерее университетских профессоров характеристики, данные ему как современниками, так и историками, всегда однозначно комплиментарны. Балугьянский прослужил в Петербургском педагогическом ^ институте, а затем в университете1 непрерывно двадцать лет, являясь
д научным лидером и авторитетным администратором, выражавшим
^ интересы формирующегося академического сообщества. £
§ Биография и университетская деятельность Балугьянского в России доЦ, статочно изучены, а благодаря исследованию Е. М. Косачевской хорошо доку-
^ ментированы2. Тем не менее есть возможность на материале опубликованных
'§ и архивных источников уточнить отдельные эпизоды университетской биогра-
си фии Балугьянского, а также предложить новую интерпретацию академической ^ карьеры, профессиональных и жизненных решений этого выдающегося пред-
н ставителя славянского, немецкого и российского просвещения.
® М. А. Балугьянский родился 26 сентября 1769 г. в селе Фельсё-Ольшва
§ (Felso-Olsva) близ Токая, на территории Цемплинского комитата Австрий-
^ * Статья подготовлена при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта Й № 16-06-00528. С
ской империи и происходил из семьи бедного сельского священника-униата. Сейчас его родное село Вышня Елшава (Ууэпа О^ауа) находится в Пре-шовском крае, в восточной Словакии. До 8 лет юный Михал воспитывался дома, начальное образование дал ему отец. Затем мальчик был помещен в гимназию католического Минорийского ордена паулинов в г. Шатора-ляуйхей, столице Цемплинского комитата. С отличием пройдя здесь трехлетний курс обучения, в 1780 г. он поступил на философский факультет Венгерской королевской академии в Кашау (Кошице), который блестяще закончил в 1787 г. Свое образование Балугьянский продолжил на юридическом факультете Венского университета, курс которого был пройден им за два года. В университете он учился у профессора немецкого исторического права Франца фон Цейлера и профессора политических наук Йозе-фа Зонненфельса, испытав влияние двух немецких школ: государственных наук и теории финансов. В 1789 г. Балугьянский начал преподавать коммерцию и политические науки в только что открывшейся Гражданской академии в Гросс-Вардейне. Одновременно он читал полицейское и финансовое право, коммерцию и делопроизводство.
В 1796 г. М. А. Балугьянский получил кафедру политических наук в Пешт-ском университете, где преподавал историю, статистику, право публичное и народное, философию права. В 1797 г. он опубликовал свои тезисы по политическим наукам и труд «О зернохранилищах», за который получил степень доктора права. В 1802 г. Балугьянский стал деканом юридического факультета Пештского университета. В том же году молодой профессор удачно женился на совсем юной представительнице немецкого дворянского рода Антонии-Анне-Юлии фон Гегер.
М. А. Балугьянский, безусловно, являлся продуктом мультикультурных влияний: славянских, венгерских и немецких. По происхождению он был русином, или как тогда говорили, «карпато-россом» (его мать носила в девичестве украинскую фамилию Дубинская), по вере греко-католиком. Он легко мог объясняться на шести языках, включая венгерский, итальянский и латынь. Чер- ^ новые записи для себя он делал в основном на латыни или французском. Его С! программные записки и «мнения», адресованные в университетскую Конфе- ^ ренцию или на имя попечителя учебного округа, писались обычно на француз- ^ ском. Хотя уже в первый период пребывания в России он составлял служебные | бумаги и на русском языке; таковы, например, написанные им как инспектором ^ студентов в 1804-1806 гг. еженедельные рапорты о поведении воспитанников -с и состоянии Педагогического института3. По своему интеллектуальному кру- ^ гозору и научной подготовке Балугьянский являлся одним из талантливых ^ питомцев немецкой школы политических и финансовых наук Венского уни- ^ верситета. Балугьянский был академическим космополитом, осевшим по ряду § личных и политических причин в России и составившим ее славу как ученый, педагог и государственный деятель. я
Биографию и государственную деятельность М. А. Балугьянского в России можно рассматривать и как звено словацко-российских культурных контактов. Не случайно 29 апреля 2010 г. на ректорском флигеле Санкт-Петербургского университета появилась мемориальная доска, установленная в его честь по инициативе и на средства правительства Словакии. Тем не менее в биографии и хронике его службы в России много неясностей. Фактически детальное и развернутое жизнеописание Балугьянского, как и описание его разрозненного документального наследия, еще не составлены. Единого архива М. А. Балу-гьянского не существует, его фрагменты распылены между университетским делопроизводством и фондами высших государственных учреждений, где он трудился (фондами Комиссии составления законов, Второго отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, МВД, министерства финансов). Редакции университетского устава 1820-1823 гг., им составленные, как и семейная переписка Балугьянских, переданные в Музей истории СПбГУ, до сих пор не описаны. Ни научные труды и лекции, ни проекты и записки по государственным вопросам, принадлежащие его перу, никогда не издавались в России. Не переиздавались его редкие журнальные публикации 18061808 гг. («Национальное богатство: изображение различных хозяйственных систем»; «Статья теоретическая о разделении и обороте богатства»), выходившие в «Статистическом журнале».
Долгое время по приезде в Россию само написание фамилии профессора не было устойчивым, на что обращали внимание его биографы4. На родине его фамилия писалась как Ва1иЛа^ку, именно так — Балудянский или БалуЭьян-ский, — она преимущественно употреблялась еще несколько лет после начала его русской службы. А. И. Тургенев сообщал младшему брату Н. И. Тургеневу в Геттинген 26 ноября 1804 г., что «в Педагогическом Институте преподает Балугьянский; но он не знает хорошо по-Русски»5. Сам же Балугьянский вско-^ ре после начала службы в Педагогическом институте стал подписывать свою фамилию как «Балугьянский» (варианты: Болугьянский, Балугманский), так ^ именуют его коллеги и студенты в университетской переписке и в немногих « сохранившихся мемуарах. Как «Балугьянский» он фигурирует уже в ранних служебных формулярах. Возможно, перемена согласных в фамилии была про-^ изведена им самим, не столько для благозвучия, сколько для того, чтобы от-5§ делиться от своего прошлого, от которого профессор был вынужден спасать-& ся бегством. Дело в том, что, соглашаясь в августе 1803 г. принять кафедру в в еще не открытом университете столицы Российской империи, Балугьянский £ вряд ли рассчитывал скоро вернуться на родину, где он в течение нескольких ® лет находился под надзором полиции по делу тайного общества венгерских ин-§ теллектуалов «Свобода и равенство» и утратил перспективы карьерного роста. ^ Правда, в 1793 г., по завершении следствия по делу этого тайного общества Ба-лугьянский был оправдан судом, во многом благодаря заступничеству Й. Зон-£ ненфельса, но многие его товарищи пошли в тюрьму и даже были казнены. С
Подозрительное отношение австрийского правительства к Балугьянскому проявилось в том, что на его просьбы о денежном вспомоществовании на переезд в Россию и о предоставлении права на возвращение император Иосиф II ответил отказом6. Уезжая в Россию, профессор понимал, что, возможно, уезжает навсегда. В августе 1803 г. он дал согласие на переезд в Петербург и занятие кафедры политических наук в столичном университете, открытие которого анонсировалось в первых законодательных актах министерства народного просвещения и в переписке попечителей учебных округов и их агентов, усиленно вербовавших европейских ученых для преподавания в России.
В Петербурге Балугьянский не распространялся о своем прошлом: ни о связи с революционными кружками, ни о «низком» происхождении. Наоборот, запись в его формуляре («из благородных венгерских уроженцев») намекает на дворянское происхождение. Даже собственные дети говорили о происхождении отца с некоторой долей неуверенности. Старшая дочь Мария, в замужестве баронесса Медем, писала в воспоминаниях об отце: «Есть основание предполагать, что по происхождению он славянин, а не венгерец, как он называл себя».
Посредником в переговорах между Балугьянским и попечителем Петербургского учебного округа Н. Н. Новосильцовым был его однокашник по Венскому университету и такой же космополит Иван Семенович Орлай (1771-1829) — врач, педагог, переводчик, впоследствии гоф-медик и помощник лейб-медика Я. В. Виллие, директор Ришельевского лицея в Одессе7. К моменту, о котором идет речь, Орлай окончил Медико-хирургическую академию в Петербурге и уже состоял на российской службе. Параллельно он провел успешные переговоры по приглашению в Петербургский педагогический институт на кафедру опытной физики В. Г. Кукольника, соученика Балугьянского по академии в Ка-шау. В своем письме Балугьянскому И. С. Орлай уверял: «Профессора в России имеют такие привилегии, как нигде в мире»8. Обещанные приглашенным преимущества казались достаточными, чтобы решиться на переезд. Первоначально речь шла о трехлетнем контракте, но, как свидетельствует дочь Балу- ^
о
гьянского, «по прошествии трех лет его деятельность оказалась настолько зна- С! чительной и полезной, что его просили продолжить пребывание в России еще ^ на три года, потом еще на три, и так далее. Одним словом, он откладывал свой ^ отъезд с года на год; а между тем его связь с Россией всё росла и росла, так что | в конце концов он настолько сроднился с нею, что стал считать ее своим новым ^
9 о
отечеством и остался в ней до конца жизни»9. -с
Балугьянский был высочайше утвержден ординарным профессором по кафедре политической экономии еще не открытой Санкт-Петербургской учи- ^ тельской гимназии, которая в начале 1804 г. была преобразована в Педагоги- ^ ческий институт. Профессор с семьей прибыл в Петербург 4 февраля 1804 г. § и с этого дня считался состоящим в российской службе. 18 апреля 1804 г. ему был пожалован чин VII класса (надворного советника). я
Для Балугьянского, как и для прибывших одновременно с ним профессоров-славян П. Д. Лодия и В. Г. Кукольника, имевших в университетах Австрии (соответственно Пештском, Венском, Львовском) довольно прочные академические позиции, поступление в число профессоров Педагогического института в Петербурге представлялось как выгодный контракт. Педагогический институт, названный законодателями «отделением» будущего университета, воспринимался ими как университет. Важными мотивами их решения о переезде в Россию был личный характер приглашения — через ближайших к российскому императору сановников, обещание высокого служебного статуса, стабильно высокого жалования, а также льгот, связанных с перемещением через границы и провозом вещей. Жалование университетского профессора состояло из 2 тыс. руб. штатной суммы за должность и 500 руб. «квартирных денег» на аренду квартиры с дровами, если профессор не жил в помещениях университета. Штатные суммы, получаемые преподавателями Педагогического института, не отличались от университетских. Кроме того, открывались возможности получать дополнительное жалование за совмещение кафедр и должностей, почти неизбежное в начале деятельности нового учебного заведения. Профессор мог получать дополнительное вознаграждение за исполнение разнообразных административно-хозяйственных обязанностей по институту: инспектора студентов, секретаря Конференции, члена Хозяйственного или Училищного комитетов. С образованием университета в 1819 г. деканы факультетов получали дополнительно к жалованию по 300, а ректор — 500 руб. В целом, размеры годового вознаграждения М. А. Балугьянского по университету в годы его ректорства существенно превышали 4 тыс. руб., если к этому добавить гонорар за чтение публичных лекций, помимо основного, «внутреннего» курса и ведения приватных занятий.
В мае 1804 г. Балугьянский был приглашен во 2-ю экспедицию Комиссии ^ составления законов редактором (т. е. экспертом) «по части государственного хозяйства и финансов»10, позже трудился в различных комитетах Министер-^ ства финансов. Разрастающаяся семья профессора требовала средств. По при-« вычке жить скромно Балугьянский экономил на оплате жилья. Не занимая покоев на верхнем этаже Петровских Коллегий, отведенных под квартиры про-^ фессоров, он дополнительно получал от университета «квартирные деньги», 5§ жил либо в служебных квартирах других ведомств, либо в скромных квартирах,
« тт
у не соответствующих его статусу. По свидетельству дочери, долгое время семья
в размещалась в доме католической церкви св. Екатерины на Невском проспек-
£ те. Как сотрудник Комиссии составления законов, профессор с семьей занимал
® служебные помещения камер-коллегии на Екатерининском канале, а затем по-
§ кои в жилой половине здания Комиссии на Литейном проспекте11.
^ Балугьянский был одним из трех ординарных профессоров начального периода деятельности Педагогического института. Все трое были славянами
£ («карпато-россами»), прошедшими школу австрийских университетов, все С
остались в России по истечении первого контракта и прожили здесь до конца жизни. В то же время, как свидетельствует дочь Балугьянского, отец решился принять российское подданство только в 1830-х гг., когда один из его сыновей поступал в военную службу12. В отличие от П. Д. Лодия, получившего 800 десятин земельного владения в аренду, Балугьянский не имел недвижимости и не стремился к этому. Он не поддерживал связей с родиной, в силу занятости и, как он считал, политической нецелесообразности, почти четверть века вообще не выезжал в Европу, а посетил родину, увиделся с отцом, единственным братом и другими родственниками только в 1827 г. по пути на воды, на лечение.
Балугьянский быстро завоевал признание студентов Педагогического института и авторитет у своих коллег. Уже первому выпуску института он пытался преподавать на русском языке, хотя излагать в русском переводе устоявшуюся в немецкой и французской литературе систему правовых и экономических понятий ему было нелегко. Это ни в коей мере не свидетельствует о плохом владении русским языком. Вероятно, он выражался слишком книжно, что дало повод его не самому подготовленному слушателю, великому князю Николаю Павловичу, который вместе с братом Михаилом слушал его лекции «энциклопедии права» в 1814-1817 гг., заметить, что Балугьянский не совсем хорошо говорит по-русски. «Я помню, — иронически писал Николай I, — как нас мучили два человека, очень добрые, может статься, и очень ученые, но оба несноснейшие педанты: покойный Балугьянский и Кукольник. Первый толковал нам на смеси всех языков, из которых не знал хорошенько ни одного, о римских, немецких и, Бог знает, каких еще законах... На уроках этих господ мы или дремали, или рисовали какой-нибудь вздор, иногда собственно их карикатурные портреты, а потом к экзаменам выучивали кое-что вдолбежку, без плода и без пользы для будущего»13. Приведенная характеристика едва ли свидетельствует об отсутствии талантов у преподающих, скорее отражает неготовность великих князей к восприятию серьезных историко-правовых дисциплин, хотя в свои 18-22 года они были ровесниками студентов Балугьянского по Педагогическому институту.
Согласно плану преподавания наук в Педагогическом институте 1804 г., а
(■ч)
Балугъянский читал здесь политическую экономию и финансы. Его лекци- ^ онный курс не был опубликован. По некоторым сведениям, он представлял ^ собой восемь объемных рукописных томов14. Содержание курса дошло до нас | в записи студентов Балугьянского, в том числе будущего профессора и ака- ^ демика К. И. Арсеньева. Последний так свидетельствует о теоретических ос- -с нованиях курса и педагогическом таланте профессора: «Его одушевленные и умные чтения слушаемы были с безмолвным вниманием; самые отвлечен- ^ ные умозрения о капитале, о потреблении, о банках, о кредите нисколько ^ не утомляли, <...> напротив, возбуждали самый высокий интерес и любозна- § тельность. Балугьянский, державшийся всегда кротко и вежливо, но с большим достоинством, был всеобщим любимцем студентов, а по отбытии его я
из классов в продолжение нескольких часов безумолчно говорили о содержании его лекций, рассуждали, спорили и научались»15. Студент второго выпуска Института и будущий ректор Петербургского университета П. А. Плетнев называл Балугьянского первым из профессоров, служившим украшением университета, а лекции его «исполненными одушевления и стройности, мыслительной силы и многообъятности».
Как ученый и педагог Балугьянский способствовал распространению политических и экономических знаний в России. Уже в первые годы службы в Педагогическом институте он подготовил нескольких учеников (среди которых были А. П. Куницын, А. И. Галич, К. И. Арсеньев, М. Г. Плисов), просвещал широкую аудиторию, получив разрешение читать приватные лекции. За время его преподавания в Педагогическом институте его слушали не менее 300 студентов всех четырех выпусков института, не считая посетителей публичных лекций.
По своим взглядам Балугьянский был близок к последователям Адама Смита, выступал сторонником невмешательства государства в развитие экономики, ликвидации крепостного права и использования свободного труда в сельском хозяйстве и промышленности. В своих лекциях он развивал и аргументировал идеи пропорционального налогообложения, свободы внутренней и внешней торговли, необходимости ликвидации прямых налогов, личных и цеховых сборов, принятия стабильных законов гражданских и уголовных, которые бы регулировали жизнь общества.
Заслуга Балугьянского как профессора, сочинение которого «Изображение хозяйственных систем» впервые в истории русской экономической мысли утвердило тогда еще новый термин «политическая экономия», заключалась в том, что в своих лекциях он не ограничивался абстрактно-теоретическим изложением проблем, а рассматривал их применительно к русской действительности. Авторитет и новаторство Балугьянского-ученого заключались в его попытках ^ популяризировать передовые экономические идеи и приблизить их к реально-
О
сти, представить некую систему «государственного хозяйства» России. Сам он ^ писал: «Что учил в университете — тем занимался практически в министерстве и финансов и по части законов».
В конце 1816 г., после преобразования Педагогического института в Глав-^ ный педагогический институт, курс наук был разделен на три части (курс пред-5§ варительный; курс высших наук; педагогический), а Балугьянский был избран у деканом философско-юридического факультета. После преобразования инсти-8 тута в Петербургский университет в феврале 1819 г. он занял кафедру энцикло-£ педии юридических и политических наук и политической экономии. ® Вскоре должны были состояться выборы ректора университета. Они про-§ водились не на основании устава, проект которого, составленный попечителем ^ учебного округа С. С. Уваровым, в тот момент еще обсуждался в Главном правлении училищ, а на основании «Первоначального образования... университе-£ та» и инструкций, написанных попечителем. Коллизия с выборами ярко харак-С
теризует профессорское сообщество только что учрежденного университета: малочисленное, притом составленное из нескольких групп — профессоров-иностранцев, русских профессоров старшего поколения, начавших свою карьеру в Учительской семинарии и не имевших ученых степеней, и молодых, из числа выпускников Педагогического института, подготовленных к профессуре за границей. Однако последние были бывшими студентами Балугьянско-го или его прямыми учениками. При выборах ректора коллегия разделилась на «партии».
Первое голосование, состоявшееся 3 июня 1819 г., имело совершенно неожиданный результат. По положению, голосование шло в два тура: сначала голосовали за каждого из профессоров, входивших в Конференцию университета, затем — выбирали из двух кандидатов, набравших наибольшее количество избирательных голосов в первом туре. В подаче голосов участвовали ординарные, заслуженные и экстраординарные профессора. Во второй тур вышли два кандидата: профессор всеобщей истории Эрнст Раупах и М. А. Балугьянский. Во втором туре кандидаты набрали равное количество голосов, по 8. По предписанию С. С. Уварова, окончательный выбор был решен жребием16, который выпал на немца Раупаха. История с выборами отразила не только желание профессоров-иностранцев противопоставить «славянской» партии своего кандидата, но и реальный авторитет Раупаха, которого к тому же поддерживал Уваров. Попечитель 10 июня доложил о результатах голосования министру народного просвещения А. Н. Голицыну, добавив, что считает Раупаха «совершенно достойным звания ректора СПб. университета»17. Сам Раупах в записке попечителю 19 июня выразил готовность принять ректорские обязанности на один год, согласно Положению о Главном педагогическом институте, по которому университет действовал до введения в действие нового устава18.
Однако кандидатура Раупаха не удовлетворила министра А. Н. Голицына, который в своем представлении результатов выборов Комитету министров для утверждения заметил: «Если бы выбор ректора не был решен жребием, и мне были бы представлены оба сии профессора кандидатами, по равенству ^ голосов для обоих, то я преимущественно дал бы свое мнение на утвержде- С! ние профессора Балугьянского, потому что он по немаловременной, отличной ^ и весьма полезной службе своей во многих должностях несравненно превос- ^ ходствует перед Раупахом, который в службе и в звании профессора состоит | только с 4 генваря 1817 г.». Голицын предложил Комитету министров утвер- ^ дить решенный жребием выбор, либо отложить утверждение ректора до воз- -с вращения императора из-за границы, а потом организовать новые выборы «обыкновенным порядком»19. Комитет министров воспринял эту «подсказ- ^ ку» и избрал второй путь, заключив, что выбор ректора жребием «несообра- ^ зен с установленными вообще для выборов правилами». Комитет министров § предложил провести новые выборы, представив избранного кандидата на утверждение министра20. я
Несмотря на летние вакации, без ректора университет существовать не мог, поэтому выборы решено было ускорить и провести в отсутствие С. С. Уварова, отбывшего в отпуск. Они состоялись 19 августа 1819 г. в чрезвычайном собрании Конференции профессоров. На этот раз при голосовании Балугьянский получил 12 голосов из 1621. Результаты повторных выборов были согласованы с А. Н. Голицыным, утверждены Комитетом министров и конфирмованы Александром I 24 октября 1819 г., как только император вернулся из-за границы. Так или иначе, несмотря на «шероховатости», процедура выборов ректора профессорами как символ университетской автономии стала первой в истории Петербургского университета. Окончательный выбор в пользу Балугьянского отразил его влияние среди коллег и признанные достоинства как идеального посредника между ученой корпорацией и администраторами просвещения.
В октябре 1820 г., когда закончился срок ректорства, определявшийся по «Первоначальному образованию Петербургского университета» всего в один год, министр предписал продлить полномочия М. А. Балугьянского еще на год, не назначая новых выборов. Это делалось в расчете на скорое принятие нового устава университета, проект которого находился в стадии активного обсуждения.
За два года ректорства Балугьянского существенно уменьшилось число студентов, тогда как профессорская корпорация оставалась более-менее прежней. По отчетам, в 1819 г. в университете числилось профессоров: заслуженный 1, ординарных 14, экстраординарных 3, адъюнктов 3, законоучитель 1, учителей 11, лаборант 1. Студентов на казенном содержании 78, своекоштных 14, итого 92. В университетском Благородном пансионе «учащих 31, <...> учащихся: пансионеров казенных 7, своекоштных 87, итого 94»22. В 1820 г. был произведен выпуск казеннокоштных студентов, а число своекоштных почти не увеличилось: на казенном содержании числилось 5 студентов, уже кончивших й курс, 67 «продолжающих» и всего 13 своекоштных23. Малое число желающих обучаться за свой счет и способных воспринимать университетский курс отра-^ жало отношение столичного общества к университетскому образованию. Уда-« ром по репутации университета был и отказ от введения в действие собственного устава. Против уваровского проекта устава выступила реакционная группа, ^ влиявшая на решения Главного правления училищ и министерства в целом24. 5§ Устав, в редактировании которого принимал участие Балугьянский, так у и не был принят. Пристрастный разбор и критика проекта устава М. Л. Маг-8 ницким, Д. П. Руничем, митрополитом Филаретом и др., содержала и личные £ выпады против С. С. Уварова и вынудила его подать в отставку с поста попечи-® теля. Его место занял Д. П. Рунич, с первых же дней поставивший целью «ра-§ зоблачить» неустройства в университете и учебном округе как результат вре-^ доносной деятельности предшественника. Таким образом, обстановка вокруг университета существенно ухудшилась во второй половине 1821 г. В октябре £ этого года заканчивалось и ректорство Балугьянского. С
Образцом для Рунича в Петербургском учебном округе послужили действия Магницкого по «оздоровлению» университета в Казани. Рунич понимал, что идея борьбы с антигосударственными и антицерковными «умствованиями» отвечает настроениям императора и найдет поддержку в министерстве. Но он желал не только добиться громких разоблачений, но и стать «новым реформатором» университета, затмить своего предшественника Уварова, которому удалось превратить Педагогический институт в Петербурге в университет, сохранив его уникальный профиль. Еще дальше простирались амбиции самого Магницкого, который, судя по его активности и поискам личных контактов с Александром I в 1820-1824 гг., готов был отодвинуть А. Н. Голицына и занять министерское кресло.
Обращение к недостаточно изученному университетскому делопроизводству позволяет уточнить причины и хронику «дела профессоров», установить его связь с другими административными и идеологическими успехами «партии» Рунича-Магницкого, реконструировать коллективный облик академической корпорации и личные стратегии поведения профессоров в критической ситуации, оценить потери университета, а главное, понять общественную реакцию на эти события.
Несомненно, «подкоп» под Петербургский университет начался еще до назначения Рунича. В апреле 1821 г. директор университета Д. А. Кавелин (ставленник Голицына и в будущем ближайший сотрудник Рунича) направил рапорт о ненадлежащем преподавании всеобщей истории профессором Э. Раупахом25. Незадолго до того, в январе 1821 г., он донес о беспорядках в университетском Благородном пансионе, причиной которых назвал «дух преподавания», приведший к падению нравственности воспитанников. Для «исправления нравов» Кавелин рекомендовал составить новые курсы философии, естественного права, истории и политической экономии, которые «не противоречили бы учению Откровения, но, не закрывая мраком премудрия, поистине его подтверждали», и уволить тех преподавателей, которые не соответствуют этим требованиям. Высмеявший Кавелина Уваров вскоре покидает должность попечителя и оставляет «ученое сословие» один на один с обскурантами26. а
Высказанные Кавелиным обвинения подрывали репутацию университета и бросали тень на профессоров-иностранцев, которым покровительствовал ^ С. С. Уваров. Особенно возмутили Рунича лекции Раупаха по всеобщей истории и «дух заносчивости», с каким тот парировал обвинения в непрофессионализме. В августе 1821 г. новый попечитель отдал распоряжение собрать студен- -а ческие тетради по истории (а заодно по философии, статистике и политической экономии) и таким образом подвергнуть ревизии содержание преподаваемых наук, ожидая (!) найти там основания к изгнанию из университета наиболее ^ независимых профессоров и к подчинению своей власти остальных. Стремление «очистить» преподавание социальных и политических наук дополнялось личным принципом репрессий. Из четверых обвиняемых, судя по протоколам
суда и по их личным письменным объяснениям, Раупах держался наиболее независимо. Министр Голицын готов был отдать его под суд за строптивость и выслать с позором из России, но профессору в июне 1822 г. удалось получить высочайшее разрешение выехать на родину под предлогом необходимости лечения на водах. Через год Раупах обратился к министру с просьбой вернуть ему записи своих курсов по всеобщей истории, но получил отказ27.
К четверым профессорам, первоначально обвиненным Руничем в пропаганде «вольнодумства и безбожия», были прибавлены те их коллеги, кто наиболее независимо держался на суде, пытался защитить обвиняемых и саму репутацию университета. Среди них были М. А. Балугьянский, преподаватели восточной словесности Ж. Деманж и Ф. Шармуа, а также составивший собственную хронику «дела профессоров» и предавший ее гласности адъюнкт М. Г. Плисов28. Все они были отстранены от преподавания. Правда, пользующийся влиянием при дворе Балугьянский был освобожден от лекций по его собственному ходатайству, при этом продолжал получать профессорское жалование и числился при университете до конца 1824 г.
Адъюнкт М. Г. Плисов в дни непрерывных заседаний Конференции университета 3, 4 и 7 ноября 1821 г. составил подробную записку с объективным освещением происходившего, которая была передана Уварову и, по свидетельству информированного Н. И. Греча, «разошлась по рукам». Этот документ и стал источником информации и основанием суждений об этом деле в публике.
«Дело профессоров» стало серьезным конфликтом внутри корпорации, который не был исчерпан после удаления из университета главных обвиняемых и передачи читаемых ими курсов другим преподавателям. Неоднозначное поведение профессоров в этом инциденте позволило современникам разделить их на партии: «белую» и «черную», по выражению Н. И. Греча, который позже общался с Раупахом за границей и мог знать подробности «из первых рук». ^ К «белой» партии были отнесены те профессора, которые выражали свое мнение
О
«по долгу правды и чести» (мемуарист называет М. А. Балугьянского, П. Д. Ло-^ дия, Н. И. Бутырского, М. Г. Плисова, Ф. Шармуа, Ж. Деманжа, Ф. Б. Грефе, « Д. С. Чижова, М. Ф. Соловьева, А. В. Ржевского, К. Ф. Радлова и директора учи-
ей
лищ И. О. Тимковского). «Черная» партия действовала по «зависти, подлости,
^ трусости и желанию выслужиться у гнусного начальства». К ней Греч причис-
5§ лил А. А. Дегурова, Е. Ф. Зябловского, Я. В. Толмачева, Т. О. Рогова, Д. П. Попова
у и Н. П. Щеглова29. Характеристики Греча расходятся с данными журналов чрез-
8 вычайных заседаний Конференции, которые были отредактированы Руничем30. £ В этом конфликте с администраторами просвещения профессора по сути
® продемонстрировали две стратегии поведения: европейскую и неевропейскую.
§ Второй следовали карьеристы, их поведение отличалось сервильностью, они
^ готовы были сделать всё, что скажет начальство, даже быть униженными, в обмен на карьерные приобретения. «Европейцы» демонстрировали независи-
£ мость и даже строптивость, насколько это было возможно. В диалоге с Руничем С
как главным обвинителем, даже будучи изолированы от коллег, они апеллировали к идеям академической свободы, коллективной чести «ученого сословия», представлениям о высоком статусе профессора. Французы Деманж и Шармуа заявили свои «протестации» против самой унизительной процедуры обсуждения и обвинения коллег («И нас не спасли, и себе повредили», — констатирует К. И. Арсеньев) и в ближайшем будущем также были вынуждены оставить университет.
Сочувствие обвиняемым и осуждение избранной формы суда над профессорами выражали также П. Д. Лодий, В. К. Вишневский, учитель английского языка И. Я. Полнер и даже университетский законоучитель протоиерей А. И. Малов. Они просили дать обвиняемым возможность защищать себя. В этом судилище заочно участвовал и М. Л. Магницкий, представив свои соображения на книгу К. И. Арсеньева «Начертание статистики Российского государства». Содержащиеся в ней сведения о количестве выпущенных ассигнаций, почерпнутые автором в открытых источниках, были объявлены попыткой разглашения государственной тайны.
Выступившие как пособники Рунича А. А. Дегуров, Я. В. Толмачев, Т. О. Рогов, Е. Ф. Зябловский стали основными бенефициарами кадровых рокировок после увольнения «вольнодумцев». Зябловский, а затем в течение трех сроков Дегуров исполняли ректорскую должность после Балугьянского. Среди четверых обвиняемых сервильную тактику смирения избрал А. И. Галич, который принял все обвинения, прося «не помянуть грехов юности и неведения».
Во время трехдневного «судилища» 3, 4 и 7 ноября 1821 г. Рунич и Кавелин морально подавляли профессоров, запугивали, провоцировали, ссорили, чтобы сломить противодействие и получить больше компрометирующих материалов. У Шармуа, в ответ на его письменную «протестацию» против порядка суда, потребовали просить прощения у собрания и лично у председателя Рунича. Обвиняемым запретили вход в университет и не позволяли общаться с коллегами и студентами, от лекций они были отстранены с сентября месяца. Допрос их проводился поочередно в течение трех дней, каждого допрашивали в форме ^ «конвейера». Общаться между собой профессора могли только за пределами С! университета, но едва ли делали это в состоянии подавленности. Эта история, ^ конечно, запугала студентов, из которых многие были вскоре отчислены. ^
Судя по всему, в университетском вопросе Александр I в это время дове- | рялся лично близкому к нему А. Н. Голицыну и сохранял позицию невмеша- ^ тельства. Поэтому он не услышал аргументов С. С. Уварова в защиту профессо- -с ров в письмах бывшего попечителя на высочайшее имя 18 и 20 ноября 1821 г., написанных накануне рассмотрения дела в Главном правлении училищ. Про- ^ тест Уварова, высказанный в свободных и сильных выражениях, его попытка ^ посвятить императора в существо университетского «дела», открыть наличие § в нем откровенных фальсификаций, умысла и личных интересов со стороны «негодяев» оказались тщетными, само его обращение вызвало гнев императора. я
В декабре 1821 г. «дело профессоров» обсуждалось в Главном правлении училищ с рассмотрением персональных объяснений, полученных от обвиняемых. Ход этого этапа обсуждения до сих пор подробно не рассматривался31. Ясно, что не все члены Главного правления училищ приняли версию о «заговоре профессоров». 16 января 1822 г. министр А. Н. Голицын представил Александру I доклад, определявший суть дела как преступление против основ государственности и предлагавший карательные меры. Комитет министров, однако, усмотрев в деле вопиющие нарушения доказательности и законности, отложил принятие решения по всем его фигурантам, которые тем не менее остались под следствием на неопределенный срок. Летом 1822 г. Раупаху дали уехать на родину, Ш. Деманж также уехал, Шармуа перешел преподавать в учебный отдел Азиатского департамента.
Комиссия, которая продолжала рассматривать «дело о профессорах» в течение следующих пяти лет (1822-1827), так и не смогла установить меру их вины. Обвинения с профессоров были сняты только после разоблачений самого Д. П. Рунича.
После деморализующего многомесячного процесса и унижения коллективной и личной чести членов академической корпорации атмосфера в университете изменилась. По воспоминаниям студентов той поры П. Савельева и А. Ники-тенко, «немецкая фракция» преподавателей стала более замкнутой, держалась изолированно, не допуская других в свой круг32. Но и те, кто не был на первом этапе процесса включен в число обвиняемых, как М. А. Балугьянский, Ф. Де-манж, И. Шармуа и М. Г. Плисов, вынуждены были покинуть университет.
С самого начала разбирательства Балугьянский как ректор и как прямой учитель обвиняемых А. И. Галича, К. И. Арсеньева и прежде удаленного из университета А. П. Куницына33 не мог остаться вне подозрений. Однако, пользуясь своим авторитетом, он последовательно пытался отстаивать право профессо-^ ров на защиту и обличал необоснованность самих обвинений. Балугьянский не поддержал и установку на усиление полицейского надзора за университе-^ тами, которая выражалась в распространенной на все университеты в 1821 г. « «Инструкции ректору и директору Казанского университета». Он последовательно отстаивал свободу научного исследования. 24 октября 1821 г., за неделю ^ до чрезвычайных заседаний Конференции профессоров, он подал в отставку 5§ и просил освободить его «от всех должностей по университету»34. у Д. П. Рунич в ответ на рапорт Балугьянского об отставке заявил о невоз-Ци можности освободить его от ректорских обязанностей «тогда, когда во вре-£ мя отправления им сего звания, в Университете открыто пагубное и вредное ® преподавание некоторых наук, основанное на началах противных вере и пра-§ вительству; ибо ректор в деле сему подобном ни с какой стороны оправдан ^ быть не может, как лицо, коему непосредственно вверено наблюдение за преподаванием наук; и он первый должен отвращать от оного не только влияние £ вредного духа или вольнодумства, но обязан и при самом появлении оных С
принимать деятельнейшие меры к обузданию преподавателей, оказывающихся неблагонамеренными»35. Тем не менее Рунич дал понять, что сложившуюся ситуацию можно соотнести с предусмотренным уставами случаем «тяжкой болезни Ректора, смерти или отлучки по законным причинам» и предложил возложить временное исполнение ректорских обязанностей на старшего профессора «до совершенного преобразования и устройства здешнего Университета». В данном качестве он предложил профессора Е. Ф. Зябловского, на что получил одобрение министра. В заключение Рунич не преминул бросить упрек Балугьянскому в сокрытии «злонамерений» его коллег, поскольку тот «в чрезвычайном собрании Университета 29 августа торжественно уверил, что в Университете никогда и никакая наука не преподавалась в духе противном Евангельскому учению и монархическим правилам, тогда когда рассмотрение в Главном училищ Правлении взятых у студентов тетрадей по части наук философских, исторических и политических показало совсем противное!»36
Что касалось отставки Балугьянского, то Александр I по докладу министра 29 октября 1821 г. предложил уволить его от ректорства, но оставить профессором «до решения дела возникшего по преподаванию в университете истории и статистики». В докладе А. Н. Голицына, между прочим, говорилось: «Таковой поступок его довольно странен, когда рассудить, что он попустив во время ректорства своего вредному духу вкрасться в учение, не пожелал однако участвовать в благотворном попечении начальства об изгнании оного и введении лучшего; а притом не захотел и ожидать окончания сего дела, от прикосновенности к коему он никак освободиться не может»37. До окончания «дела профессоров», а реально до конца 1824 г. Балугьянский оставался вне университета, не читая лекций, но «в зависимости от Министерства духовных дел и народного просвещения».
10 ноября 1821 г. Балугьянскому было сообщено, что отставка из университета «не прежде может последовать, как по окончании начавшегося дела о преподавании в университете истории, статистики и философии»38. Окончательное увольнение из университета произошло осенью 1824 г. Кафедру политической экономии после него занял словесник Н. И. Бутырский, и его лекции выглядели очень слабыми по сравнению с лекциями предшественника.
Отказ Балугьянского примкнуть к «партии» Рунича и содействовать разоблачению «вольнодумства и неверия» был настоящей причиной его отставки. Но его положение во внеуниверситетской службе и близость ко двору объясняют условную форму, в которую было обращено его увольнение от чтения лекций. До 1824 г. он даже продолжал получать профессорское жалование. Оставаясь в распоряжении МНП, Балугьянский по поручению Главного правления училищ работал над «исправлением» проекта устава Петербург- ^ ского университета, написанного Уваровым. Редакции Балугьянского, как § первая, так и вторая, также не были приняты. Содержание его поправок при
отсутствии первоначального уваровского текста устава реконструировать я
'Й со
X &0
довольно сложно. Эту попытку предприняла Е. М. Косачевская, но, на наш взгляд, не смогла отделить изменения, внесенные Балугьянским, от первоначального текста. К тому же она заведомо определяла поправки Балугьянского 1822-1823 гг. в устав как более «демократические» в сравнении с редакцией Уварова39. Некоторые новации, предлагаемые Балугьянским, как, например, понижение возраста поступления до 15 лет или открытие богословского факультета, не соответствовали модели университета в столице империи и уже сложившимся традициям.
После официального увольнения из МНП Балугьянский сохранил авторитет для администраторов просвещения как законовед-теоретик, поэтому он привлекался к проведению экзаменов в университете и экспертизе программ преподавания. Но основная деятельность его в Петербурге протекала уже вне университетских стен.
В 1826-1847 гг. Балугьянский был начальником Второго отделения СЕИВК, став ближайшим сотрудником М. М. Сперанского в деле кодификации: в подготовке Полного собрания законов Российской империи и Свода законов. В 1830-х гг. им были подготовлены некоторые проекты совершенствования законодательства, в частности уголовно-процессуального права. В связи со своей должностью в 1828-1834 гг. Балугьянский участвовал в реализации программы подготовки правоведов из университетских стипендиатов во Втором отделении СЕИВК. Теоретическая ее часть проходила при Петербургском университете, а практическая — во Втором отделении. Программу подготовки правоведов составил М. М. Сперанский, в ней было сказано: «Каждый день они должны являться в условленные часы во 2-е отделение и там заниматься уроками публичного российского права у г. Плисова, уроками гражданского российского права у г. Куницына. ...Под руководством статс-секретаря Балугьянского они будут занимаемы чтением лучших юридических книг, с письменными от-^ четами, по каталогу, который на каждую часть особенно будет составлен. <...> Из казенных студентов университетских, избрав лучших, поручив сим профес-^ сорам образовать их особенно, дабы приуготовить достойных себе помощников « и преемников. Таким образом положено будет твердое начало юридическому
Л
в России образованию»40.
^ Во время трехлетних занятий «практическим законоведением» отобранных
'§ студентов университета, которые назывались «пансионерами Второго отделе-
& ния», Балугьянский считался их главным куратором и принимал рапорты рек-
8 тора университета А. А. Дегурова об их общих успехах в науках и о поведении.
£ Так, 7 января 1830 г. Дегуров пожаловался, что пансионеры «нередко нарушают
® заведенный порядок в отношении к поведению студентов: спальня их находит-
§ ся почти всегда в беспорядке. В воскресные и праздничные дни, вместо того,
^ чтобы идти в домовую университетскую церковь для слушания Божественной литургии, большая часть их или удаляется из дому, или остается в спальнях,
£ а что всего неприличнее для молодых людей, они нередко возвращаются домой С
в университетском мундире в 12 часу ночи и даже позже»41. Именно к Балу-гьянскому адресовали свои прошения и сами студенты, уже после окончания практических занятий во Втором отделении. Так, Алексей Куницын (родной племянник А. П. Куницына) и Иван Платонов просили его помочь в определении их в службу ввиду неудачно сданного экзамена и угрозы неотправления в Германию для завершения образования42. Молодые люди, прошедшие подготовку под руководством Балугьянского, были отправлены в немецкие университеты на два года. По возвращении их в 1835 г. Балугьянским же была составлена программа их «испытаний» на степень доктора прав. Благодаря этому опыту российские университеты и государственные учреждения получили блестящую плеяду юристов.
Благодаря своим познаниям Балугьянский более сорока лет оставался незаменимым экспертом в области финансов и финансового права, участвовал в обсуждении многочисленных вопросов, в том числе касающихся изменения экономического положения крестьян, системы налогов, писал всевозможные записки и проекты, обсуждавшиеся в высших правительственных учреждениях и специальных комитетах. Ключевой была его роль в кодификации права, завершенной в николаевское царствование. Являясь с 1804 г. «редактором государственного хозяйства» в Комиссии составления законов, будучи высоко оценен ближайшими сотрудниками императора — Н. Н. Новосильцовым и П. А. Строгановым, он назначается в 1806 г. начальником 4-го, а в 1812 г. 5-го отделения этой Комиссии, в 1822 г. старшим членом Комиссии, и до 1826 г. и преобразования ее во Второе отделение СЕИВК фактически руководит работами по кодификации.
В 1810 г. Балугьянский работал в составе Комитета финляндских дел, участвуя вместе с М. М. Сперанским в написании конституционных норм для Великого княжества Финляндского. Одновременно с 1817 г. он являлся директором Комиссии погашения государственных долгов Министерства финансов. За эти годы им были подготовлены многочисленные проекты по реформированию административного и финансового права, проекты аграрного законодательства.
С первых месяцев пребывания в России Балугьянский оказался в личном контакте с Н. Н. Новосильцовым как попечителем учебного округа, и с другими членами Негласного комитета. Благодаря этим связям в 1814 г. он был приглашен преподавателем экономических наук к великим князьям Николаю и Михаилу Павловичам. По приглашению вдовствующей императрицы Марии Федоровны летом он переселялся в Павловск со своим многочисленным семейством. Однако близость ко двору не облегчила положения университета и его самого во время «дела профессоров».
Некоторые важнейшие записки и проекты Балугьянского, главным образом по финансовым вопросам, воплотились в действующее законодательство. По личному поручению Николая I он готовил также некоторые записки я
по крестьянскому делу, участвовал в работе Секретных комитетов 1830-х — начала 1840-х гг., в разработке сословного законодательства в Комитете 6 декабря 1826 г. и в подготовке реформы государственных крестьян.
После окончания кодификационных работ Балугьянский был пожалован в потомственное российское дворянство; на его гербе была изображена цифра «15», по числу томов Свода законов, подготовленного при его участии. 31 декабря 1839 г. он назначается сенатором.
С 1845 г. из-за ухудшающегося здоровья М. А. Балугьянский постепенно отходит от дел. 3 апреля 1847 г. он умер и был похоронен в некрополе Троице-Сергиевской Приморской пустыни в Стрельне, на берегу Финского залива. Его погребение на православном кладбище связано с тем, что за две недели до смерти, по свидетельству родных, он причастился Святых тайн по православному обряду. Вероятно, это была осознанная личная акция, которой не помешало то, что всю жизнь он формально оставался греко-католиком, в то время как его супруга принадлежала к римско-католической церкви, а дочери в браке приняли лютеранство.
В 1930-х гг., после размещения на территории монастыря Школы переподготовки начсостава военизированной охраны промышленных объектов ВСНХ СССР им. Куйбышева началась ликвидация монастырского некрополя. Во время Великой Отечественной войны территория монастыря использовалась для захоронения немецких солдат. Место упокоения Балугьянского и могильный памятник с надписью: «Да будет воля Твоя» были утрачены, вероятно, уже в 1960-е гг., во время приспособления территории монастыря и некрополя под нужды разместившейся здесь школы милиции. На месте аристократических захоронений XIX в. был устроен плац. Сейчас на территории некрополя восстановлены несколько захоронений наиболее известных персон, в виде кенотафов, в том числе могила канцлера кн. А. М. Горчакова. О приблизительном ^ месте захоронения М. А. Балугьянского напоминает лишь простой деревянный крест со списком имен захороненных на данном участке, среди которых стоит ™ и его имя.
« В ряду университетских коммемораций фигура Балугьянского последовательно символизировалась. В 1874 г. на юридическом факультете Петербург-^ ского университета была учреждена стипендия его имени. Бронзовый бюст 5§ первого ректора, подаренный его потомками, стал экспонатом университетско-& го музея. Его портреты украшают галерею Двенадцати коллегий, коридор и зал Ци заседаний ученого совета юрфака СПбГУ. Чем очевиднее символизация — тем £ острее необходимость в год юбилея этого выдающегося просветителя и госу-® дарственного деятеля-иностранца оценить его заслуги перед Россией и тем § важнее совместными усилиями городских властей и Петербургского универси-^ тета привести в надлежащий вид его могилу.
\о ^
н
V
С
1 В новейшей литературе о Петербургском университете развернута и аргументирована концепция правомерности единого историописания для университета и его непосредственных исторических предшественников: Педагогического института (1804-1816) и Главного педагогического института (1817-1819). Она основана не только на идее правопреемственности, которую выразили первые университетские историки Е. Ф. Зяблов-ский, И. П. Шульгин и П. А. Плетнев, но и на представлении о единстве делопроизводства и архива этих учреждений, неизменности состава их преподавателей и учащихся, для которых трансформация 1819 г. означала лишь «перемену названия». См.: Марголис Ю.Д., Тишкин Г. А. «Единым вдохновением». Из истории Петербургского университета в конце XVIII — первой половины XIX в. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2000; Жуковская Т. Н. 1) Правительственные стратегии в сфере просвещения и идея университета в Петербурге (18031819) // Клио: Журнал для ученых. 2013. № 10 (82). С. 15-25; 2) Архив Педагогического института в Санкт-Петербурге (1804-1819): специфика отражения университетской повседневности // Биографии университетских архивов / Под ред. Е. А. Вишленковой, К. А. Ильиной, В. С. Парсамова. М.: Изд. дом НИУ ВШЭ, 2017. С. 114-164.
2 Косачевская Е. М. Михаил Андреевич Балугьянский и Петербургский университет первой четверти XIX в. Л.: Изд-во ЛГУ, 1971.
3 Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (далее — ЦГИА СПб). Ф. 13 (Главный педагогический институт). Оп. 1. Д. 26, 158.
4 Фатеев А. И. Академическая и государственная деятельность Балугьянского в России. Ужгород, 1931. С. 6-7; Дронов М. Ю. Уроженец Карпатской Руси М. А. Балугьянский на службе России. иЯЬ: Ьир://к1г8апоу.туЬЬ.га/у1е'№1ор1с.рЬр?1<=33.
5 Архив братьев Тургеневых. Вып. II. Письма и дневник Александра Ивановича Тургенева геттингенского периода (1802-1804 гг.) и письма его к А. С. Кайсарову и братьям в Гет-тинген. 1805-1811 гг. СПб., 1911. С. 123.
6 Косачевская Е. М. М. А. Балугьянский... С. 43.
7 М. А. Балугьянский. Записка его дочери, баронессы М. М. Медем // Русский архив. 1885. Кн. 3. № 11. С. 415.
8 Цит. по: Косачевская Е. М. М. А. Балугьянский... С. 44-45.
9 М. А. Балугьянский. Записка его дочери... С. 415-416.
10 РГИА. Ф. 732 (Главное правление училищ). Оп. 1. Д. 77: Журнал входящих бумаг. Л. 18 об.: Указ Правительствующего сената о повелении профессору здешнего Педагогического института Балогианскому быть редактором в Комиссии составления законов по 2-й экспедиции.
11 М. А. Балугьянский. Записка его дочери... С. 416.
12 Там же. С. 430.
13 Цит. по: Косачевская Е. М. М. А. Балугьянский... С. 74. 314 Там же. С. 62. 8
15 [Из записок К. И. Арсеньева] // Пекарский П. П. О жизни и трудах К. И. Арсеньева. ^ СПб., 1871. С. 5-6. ^
16 В истории университетских выборов при равенстве голосов происходила перебаллотировка. Так, в 1811 г. при выборах ректора в Московском университете понадобилось 3 трижды повторять процедуру голосования во втором туре, так как оба претендента д (И. А. Гейм и П. И. Страхов) набирали равное количество голосов (Вишленкова Е. А., ^ Галиуллина Р. Х, Ильина К. А. Русские профессора. Университетская корпоративность -д или профессорская солидарность. М.: НЛО, 2012. С. 286). °
17 РГИА. Ф. 733. Оп. 20. Д. 222. Л. 5 — 5 об. £
18 Там же. Л. 7 — 9 об. (м
19 Там же. Л. 10 — 10 об.
20 Там же. Л. 13. £
21 Там же. Л. 17.
22 РГИА. Ф. 732. Оп. 1. Д. 315. Л. 189, 194.
23 Там же. Л. 200. .3
св
со
24 Подробнее см.: Жуковская Т. Н. С. С. Уваров и воссоздание Петербургского университета // Очерки по истории Петербургского университета. Вып. VII. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1998. С. 56-64.
25 ЦГИА СПб. Ф. 139. Оп. 1. Д. 2640: О происшествии, случившемся в Императорском СПб. университете. Л. 1821.
26 Рождественский С. В. «Первоначальное образование Санкт-Петербургского университета» и его ближайшая судьба // Санкт-Петербургский университет в первое столетие его деятельности. Материалы по истории СПб. университета. 1819-1919. Т. 1. 1819-1835. Пг., 1919. С. ХЬП.
27 РГИА. Ф. 733. Оп. 20. Д. 273: По прошению профессора СПб. университета Раупаха о дозволении ему выехать за границу.
28 Краткая записка об общем собрании Императорского С.-Петербургского университета 3, 4 и 7-го числа ноября сего 1821 г. М., 1866.
29 Греч Н. И. Записки о моей жизни. М., 1990. С. 224-225.
30 Санкт-Петербургский университет в первое столетие... С. 141-240.
31 См.: РГИА. Ф. 732. Оп. 1. Д. 382.
32 Савельев П. О жизни и трудах О. И. Сенковского // Сенковский О. И. Собр. соч.: В 9 т. СПб., 1858. Т. 1. С.
33 См.: Жуковская Т. Н. А. П. Куницын в Петербургском Педагогическом институте и Петербургском университете. 1800-1820-е годы // «Для блага общего...». Александр Петрович Куницын (1783-1840) — просветитель, правовед, государственный деятель: сборник материалов / [Сост. С. А. Ершов, А. В. Большакова; науч. ред. Т. Н. Жуковская]. СПб: Дмитрий Буланин, 2018. С. 55-82.
34 РГИА. Ф. 732. Оп. 1. Д. 439: Об увольнении от службы при С.-Петербургском Университете ректора онаго Балугьянского и профессоров: Шармуа и Деманжа. Л. 1.
35 Там же. Л. 2 об.
36 Там же. Л. 3.
37 Там же. Л. 9 об.
38 Там же. Л. 27.
39 См. Косачевская Е. М. М. А. Балугъянский... С. 96-107.
40 Архив СПб ИИ РАН. Ф. 115. Д. 116: Краткая записка о студентах, состоящих при II отделении СЕИВК в 1828-1835 гг. для образования в российском законоведении. Л. 1 — 1 об. Копия.
41 Там же. Л. 28.
42 Там же. Л. 36 — 38 об.
и
д References
DRONOV M. YU. Urozhenets Karpatskoy Rusi M. A. Balug'yanskiy na sluzhbe Rossii. [A native of !g Carpathian Rus, M. A. Balugyansky in the service of Russia. In Russ.] URL: http://kirsanov.mybb.ru/ g viewtopic.php?id=33.
££ VISHLENKOVA E. A., GALIULINA R. H., IL'INA K. A. Russkiye professora. Universitetskaya ^ korporativnost' ili professorskaya solidarnost'. [Russian professors. University corporate or professorial g solidarity. In Russ.]. Moscow, 2012.
g ZHUKOVSKAYA T. N. Arkhiv Pedagogicheskogo instituta v Sankt-Peterburge (1804-1819): spetsifika otrazheniya universitetskoy povsednevnosti [Archive of the Pedagogical Institute in St. Petersburg (1804« 1819): specifics of the reflection of university everyday life. In Russ.] // Biografii universitetskikh arkhivov /
Pod red. Ye. A. Vishlenkovoy, K. A. Il'inoy, V. S. Parsamova. Moscow, 2017. S. 114-164.
o CP
^ ZHUKOVSKAYA T. N. A. P. Kunitsyn v Peterburgskom Pedagogicheskom institute i Peterburgskom universitete. 1800-1820-ye gody [Kunitsyn in St. Petersburg Pedagogical Institute and St. Petersburg £ University. 1800-1820s. In Russ.] // "Dlya blaga obshchego...". Aleksandr Petrovich Kunitsyn (1783-1840) —
prosvetitel', pravoved, gosudarstvennyy deyatel': sbornik materialov / [sost. S. A. Yershov, A. V. Bol'shakova; nauch. red. T. N. Zhukovskaya]. St. Petersburg, 2018. S. 55-82.
ZHUKOVSKAYA T. N. Pravitel'stvennyye strategii v sfere prosveshcheniya i ideya universiteta v Peterburge (1803-1819) [Governmental strategies in the field of education and the idea of university in Petersburg (1803-1819). In Russ.] // Klio. Zhurnal dlya uchenykh. 2013. N 10 (82). S. 15-25.
ZHUKOVSKAYA T. N. S. S. Uvarov i vossozdaniye Peterburgskogo universiteta [S. S. Uvarov and the reconstruction of the University of St. Petersburg. In Russ.] // Ocherki po istorii Peterburgskogo universiteta. Vyp. VII. St. Petersburg, 1998. S. 56-64.
KOSACHEVSKAYA E. M. Mikhail Andreyevich Balug'yanskiy i Peterburgskiy universitet pervoy chetverti XIX v. [Mikhail Andreevich Balugyansky and Petersburg University in the First Quarter of the 19th Century. In Russ.] Leningrad, 1971.
MARGOLIS YU. D., TISHKIN G. A. "Yedinym vdokhnoveniyem". Iz istorii Peterburgskogo universiteta v kontse XVIII — pervoy polovine XIX v. ["One inspiration": From the history of St. Petersburg University at the end of the 18th — first half of the 19th centuries. In Russ.]. St. Petersburg: Izd-vo SPbGU, 2000.
ROZHDESTVENSKIY S. V. "Pervonachal'noye obrazovaniye Sankt-Peterburgskogo universiteta" i yego blizhayshaya sud'ba ["The initial education of St. Petersburg University" and its immediate fate. In Russ.] // Sankt-Peterburgskiy universitet v pervoye stoletiye yego deyatel'nosti. Materialy po istorii SPb universiteta. 1819-1919. T. 1. 1819-1835. Petrograd, 1919. S. III-SXLVII.
SAVEL'EV P. O zhizni i trudakh O. I. Senkovskogo [About the life and works of O. I. Senkovsky. In Russ.] // Senkovskiy O. I. Sobr. soch.: V 9 t. T. 1. St. Petersburg, 1858.
FATEEV A. I. Akademicheskaya i gosudarstvennaya deyatel'nost' Balug'yanskogo v Rossii [Academic and state activities Balugyansky in Russia. In Russ.]. Uzhgorod, 1931.
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ
Т. Н. Жуковская. М. А. Балугьянский — университетский профессор, ректор и государственный
деятель // Петербургский исторический журнал. 2020. № 2 (26). С. 250-270
Аннотация: Деятельность М. А. Балугьянского (1769-1847) как профессора-иностранца и первого ректора, преобразованного в 1819 г. С.- Петербургского университета достаточно хорошо изучена. Однако в контексте его происхождения, жизненного пути и всей его служебной деятельности в России его заслуги еще не оценены по достоинству. Причины этого можно усмотреть в том, что он покинул университет в разгар кризиса 1821 г. и не успел увидеть результатов своих трудов, его научные работы и лекционные курсы в это время не издавались, а позже потеряли актуальность для него самого. В то же время М. А. Балугьянский как государственный деятель оставался «в тени» М. М. Сперанского, и эта позиция была перенесена в историографию. Его архив, не существующий как единый комплекс, рассредоточенный и в значительной мере утраченный, так и не стал объектом внимания историков. В год юбилея Балугьянского по-прежнему актуальны не только современная реконструкция биографии этого выдающегося просветителя и государственного деятеля-иностранца в широком историческом контексте, но и приведение в порядок места его захоронения в Стрельне.
Ключевые слова: М. А. Балугьянский, С.- Петербургский университет, Главный педагогический институт, «дело профессоров» 1821 г.
FOR CITATION
T. N. Zhukovskaya. M. A. Balugyansky — University Professor, Rector and statesman //
Petersburg historical journal, no. 2, 2020, pp. 250-270 tg
Abstract: The activities of M. Balugyansky (1769-1847) as a foreign professor and the first rector of the St. Petersburg University, reformed in 1819, has been well studied. However, in the context of his origin, his life and all his official activities in Russia, his merits are not yet appreciated. The reasons for this can be seen in the fact that he left the university at the height of the crisis of 1821 and did not have time to see the results of his works, his scientific works and lecture courses were not published at that time, and later lost their relevance
Ol
for him. At the same time, M. A. Balugyansky as a statesman remained "in the shadow" of M. M. Speransky, and this position was moved to historiography. And most importantly, its archive, which does not exist as a single complex, dispersed and largely lost, did not become the object of attention of historians. In the year of the anniversary of Balugyansky, not only the modern reconstruction of the biography of this outstanding educator and statesman-foreigner in a broad historical context, but also the arrangement of his burial place in Strelna are still relevant.
Key words: M. A. Balugyansky, St. Petersburg University, Main Pedagogical Institute, "the case of professors" 1821.
Автор: Жуковская, Татьяна Николаевна — канд. ист. наук, доцент, Институт истории С.- Петербургского государственного университета.
Author: Zhukovskaya, Tatyana Nikolaevha — Ph. D. in History, Institute of History of St. Petersburg State University.
E-mail: [email protected]
ORCID 0000-0001-9776-0038
и rt К CP
«
s «
о V
s
CP
о
H о
s «
S «
о p
P ^
\o
P
