УДК 81'27
ЛУКАВСТВО, НАРОД, ЭЛИТА: КОММУНИКАТИВНАЯ СРЕДА И ЛЕКСИКА
С. Г. Воркачев
Кубанский государственный технологический университет
Поступила в редакцию 12 марта 2014 г.
Аннотация: на материале современных масс-медийных текстов исследуются социально и культурно обусловленные изменения в семантическом составе глагола «лукавить», прилагательных «народный» и «элитный/элитарный».
Ключевые слова: семантические изменения, лукавство, народ, элита.
Abstract: socially and culturally conditioned changes in the meanings of the verb «lukavit», adjectives «narod-nyj» and «elitnyj/elitarnyj» are investigated on the material of the contemporary mass-media texts. Key words: semantic changes, slyness, people, elite.
Лексическая система языка, как и любая сложно организованная система с множеством разнородных элементов, между которыми устанавливаются разнокачественные связи, в достаточной мере инерционна: социально-политические, экономические и культурные изменения общества, коммуникативные нужды которого она обслуживает, отражаются в ней не случайно и отнюдь не линейно. Например, мы по-прежнему говорим, что солнце всходит и заходит, стреляем из пушек и т.п.
Социально-политические изменения прежде всего отражаются в интенсивности прямых заимствований в родной язык из чужих языков, что позволяет оперативно заполнить возникающие лексические лакуны - достаточно взглянуть на очередную волну англицизмов, пришедшую в последние десятилетия в русский язык. После прямого заимствования идет скрытое - семантическое калькирование: нам уже рекламируют с телевизионных экранов «деликатный» вкус кофе и призывают покупать «оригинальные» запчасти к японским автомобилям. Однако социально-политические изменения отражаются и на исконно русской лексике, трансформируя ее семантический состав, главным образом в стилистическом и оценочном плане.
Так, наблюдения за современным речевым функционированием в медийном дискурсе глагола «лукавить» [1] и прилагательных «народный» и «элитный/ элитарный» [2] позволяют говорить об определенных семантических сдвигах в их лексическом значении, обусловленных социально-политическими изменениями коммуникативной среды.
Со стороны говорящего основная речевая функция глагола «(с)лукавить» во всех лицах и временах,
© Воркачев С. Г., 2014
отличных от 1-го лица настоящего времени, - разоблачение какого-либо обмана, предметного или вербального. Сам же обман, выступающий объектом лукавства, представлен в той или иной степени ложной ситуацией либо ложной вербализацией такой ситуации.
Нужно заметить, что «предметный» обман передается глаголом «лукавить» относительно редко, на порядок реже обмана вербального. В подавляющем же большинстве случаев речевого употребления гла -гол «лукавить» передает обман вербальный, о чем чаще всего свидетельствует присутствие в ближайшем его окружении лексических единиц со значением речевой (устной и письменной) деятельности: «Он лукавит, когда говорит, "что только выполнял указания": по-разному выполнялись они, да и разные были указания» (Аграновский); «Утверждая это, Иван Григорьевич явно лукавит - по-видимому, в расчете на наивного читателя» (Щеглов).
Количественный диапазон « вербального обмана», передаваемого глаголом «лукавить», достаточно широк. Это может быть умолчание («пассивная ложь»): ««Хотя я слукавил, умолчав про подвал, в моем хвастливом заявлении - неожиданная правда» (Петросян). Это может быть обычная, никак не квантифициро-ванная ложь: «Кирилл Афанасьевич лукавил, комдив Виноградов вместе с начштаба дивизии Волковым и начальником политотдела Пахоменко были расстреляны» (Солдат удачи, 2003.11.05). Однако чаще всего «лукавить» номинирует ложь частичную, «полуправду», которая вроде бы не совсем ложь и которой можно найти оправдание, о чем свидетельствует сопровождение глагола наречиями-смягчителями категоричности («несколько», «слегка», «немного», «малость» и пр.): «Наверное, он немного лукавит, когда говорит, что его жизненный опыт равнозначен
опыту заброшенной в этот хаотический мир молекулы, которая не знает, куда ее вынесет» (Вестник США, 2003.12.10).
При всей нетерпимости к лукавству в религиозном дискурсе глагол «лукавить» в современном языке значительно слабее в своей обличительной силе, чем глаголы «лгать» или «врать»: «Получается, что американцы нагло врут, и все это знают? - Если не врут, то лукавят - точно» (Комсомольская правда, 2004.06.09); «Публикуя эти цифры, чиновники не лгут - они просто лукавят» (Труд-7, 2003.09.19). «Лукавить» чаще всего в современной речи - это эвфемистический вариант «лгать»: «Да лукавит он, если интеллигентно говорить! - когда режиссер Леонид Якушев комментировал высказывание своего шефа, он просто кипел от возмущения» (Комсомольская правда, 2008.12.24).
Субъектами лукавства в художественном и бытовом дискурсе выступают, как правило, отдельные личности вне своей социальной роли: «Как разбойник, как злодей, / Над святынями людей / Беспрестанно он лукавил» (Мятлев). В масс-медийном дискурсе лукавят уже представители профессиональных сообществ - продавцы, производители, страховщики, пивовары, банкиры, журналисты, нефтяники, сете-вики, маркетологи и пр.: «Однако, по мнению аналитиков и участников рынка, региональные банкиры слегка лукавят» (РБК Daily, 2004.07.14); «Стоит отметить, что пивовары несколько лукавят» (Новый регион 2, 2004.07.02).
Лукавят и коллективные субъекты - компании и организации: «Иногда видеофирмы малость лукавят, вводят в заблуждение покупателя» (Известия, 2001.08.17); «И когда профсоюзы сравнивают коэффициент замещения заработка у нас и за рубежом, они несколько лукавят» (Труд-7, 2007.05.25).
Особой «популярностью» в дискурсе СМИ пользуются «лукавые деятели» - представители всяческих элит и институтов власти, лукавящие перед своим «партнером» - народом. Это прежде всего политическая элита - президент, правительство, министры, губернаторы, депутаты, мэры, префекты, чиновники всех уровней: «Помогите, пожалуйста, разобраться, в чем лукавит наша исполнительная власть?» (Мир & Дом. City, 2003.04.15); «Между тем правительство сильно лукавит, связывая повышение ставки налогообложения дивидендов с борьбой по оптимизации гражданами своих доходов» (РБК Daily, 2004.08.02); «Двусмысленность сложившейся ситуации невольно подталкивает к мысли, что Президент лукавит, перестраховывается, создает фигуру, которая могла бы оттягивать на себя возможное недовольство непопулярными или неграмотными действиями Кабинета» (Огонек». № 4, 1991). Это судебные институты, силовые и правоохранительные структуры, а также
церковные власти: «Надо сразу сказать: господин прокурор явно лукавил» (Труд-7, 2003.07.16).
В российской политической системе общая демократизация общества, гласность и свобода слова, позволившие критиковать власти, с одной стороны, и наследственная боязнь «обидеть» эту власть - с другой, определили выбор в масс-медиа для обозначения лжи вполне «политкорректного» глагола «лукавить». В то же самое время становление рыночных отношений, основанных на принципе «не обманешь - не продашь», вызвало количественный рост номинаций межличностной лжи и обмана, и тут весьма кстати пришелся глагол «лукавить».
Прилагательные, производные от ЛСВ «народ-люди» и «народ-население», аксиологически и идеологически нейтральны, прилагательные, производные от ЛСВ «народ-этнос» и «народ-нация», приобретают оценочные и субъектно-позиционные коннотации, будучи конкретизированными соответствующими этнонимами: кто-то не любит русское народное, кто-то - американское народное, кто-то - арабское народное и пр., а кто-то, наоборот, любит все это. В то же время аксиологичность и идеологичность в полной мере присутствуют в большей части речевых употреблений прилагательных, производных от ЛСВ «собственно народ», - большинство населения, трудящиеся массы, не элита.
Естественно, высокая эмоционально-оценочная тональность имени «народ» в советский период [3, с. 74], когда народ был по существу тотемным идолом, кумиром эпохи, перешла «по наследству» и производному прилагательному: все народное по умолчанию оценивалось положительно - народная власть, народная армия, народное искусство, народный суд, народное образование, народное достояние и пр.: «На то она и поставлена, чтоб формировать гармонически развитую личность, если, конечно, это народная, национальная власть» (Советская Россия, 2003.08.19); «В СССР артисты получали звания "заслуженный", а если очень заслуженный, то "народный"» (Вестник США, 2003.10.01).
Лексикографические источники фиксируют с пометой «устар.» такое значение прилагательного «народный», соотносимое с ЛСВ «народ-чернь», «народ-простолюдины», как «в дореволюционной России - предназначенный для низших слоев общества, общедоступный» [4, Т. 2, с. 389]; «в эксплуататорском государстве - устроенный специально для низших слоев общества [5, Т. 7, с. 452]; «общедоступный, для непривилегированных слоев населения» [6, Т. 2, с. 414] - «народная чайная», «народная столовая», «народное гулянье» и пр.: «14 июля пошел я в народную баню» (Пушкин); «Я успокоился, увидев азбуку и арифметику, изданную для народных училищ» (Пушкин). Однако наблюдения над современ-
ным речевым употреблением лексемы «народный» свидетельствуют о том, что с постоянно усиливающимся расслоением российского общества пейоративный, уничижительный оттенок в ее семантике мало-помалу восстанавливается [3, с. 75], и лексикографическую помету «устар.», видимо, скоро придется снимать.
В современном речевом употреблении прилагательного «народный» можно выделить два типа оценочных оппозиций:
1. «Народный» как любимый народом - большинством населения - и популярный со знаком «плюс»: («Фильм этот - воистину народный, любимый всеми, из тех, что можно смотреть десятки раз, и каждый раз с огромным удовольствием» (Известия, 2002.03.31) противостоит «народному» как доступному для народа, т.е. общедоступному и, второсортному, дешевому со знаком «минус», как сейчас стали говорить, «бюджетному»: «Мы не хотим, чтобы у нас появились народные бани - как народный автомобиль, плохонький, зато дешевый» (Известия, 2001.09.23).
2. «Народный» как проверенный временем, надежный, поскольку присущ народу, со знаком «плюс»: «Хорошо, когда полезные вещи не насаждаются сверху, как те же колхозы или хрущевская кукуруза, а создаются внутри самого общества, превращаясь в бесценный народный опыт» (Вестник США, 2003.07.23); «Народное чутье, народный вкус - суровые регуляторы речи, и если бы не эта суровость, язык в каких-нибудь пять-десять лет весь зарос бы словесной крапивой» (Чуковский) противостоит «народному» как чему-то сделанному непрофессионально, некачественно, «самопальному» со знаком «минус»: «Чехардин, прищурившись, взглянул на картину: «Народный примитив... Впрочем, не без чего-то» (Грекова).
Как представляется, пейоризация оценочных коннотаций в семантике прилагательного «народный» связана с изменением «модальной (как она называется в психологии) личности» - личности, наиболее часто встречающейся в данном обществе: на смену личности коллективистской, ориентированной на большинство, приходит личность, ориентированная на индивидуализм и элитарность, для которой общедоступность и непрофессионализм являются признаками «черни» и «быдла».
Слово «элита» - заимствование из французского языка, где оно обозначает «людей, которые считаются лучшими, самыми заметными в своей группе, в своем сообществе» [7, р. 619]. Этимологически élite восходит к латинскому electus, -a, -um - страдательному причастию от глагола eligere, означающему 1) выдергивать, удалять, полоть; 2) вырывать с корнем, искоренять; 3) выбирать, избирать [8, с. 316].
Между ЛСВ «лучшие, отборные экземпляры, сорта каких-либо растений, животных» (элита1) и «лучшие представители общества или какой-либо его части» (элита2) лексемы складываются отношения метафорической производности, когда результат искусственной селекции переносится на отбор социальный, не подконтрольный чьей-либо воле и в этом смысле «естественный».
В лексикографии у существительного «элита» фиксируются два адъективных производных - «элитный» и «элитарный», причем везде производность от ЛСВ «лучшие представители общества или какой-либо его части» отмечается лишь для последнего прилагательного: «элитарный - прилагательное к элита (во 2 значении)» [4, Т. 2, с. 758; 9, с. 910; 10, Т. 2, с. 1055], а за «элитным» закреплена производность исключительно от «сельскохозяйственных» ЛСВ.
Судя по данным русских толковых словарей, прилагательные «элитный» и «элитарный» - паронимы: однокоренные лексические единицы, принадлежащие к одной части речи, с различным суффиксальным оформлением и с различным значением. В то же время наблюдения над современным речевым употреблением лексемы «элитный» со всей очевидностью свидетельствуют о том, что она из паронима к «элитарному» превратилась в частичный синоним последнего, вытеснив его в значительной мере в функции производного от ЛСВ «лучшие представители общества или какой-либо его части»: «Эту квартиру оплатил мой отец, а разрешение вселиться в такой элитарный дом, конечно, получила для внучки Овчинникова» (Тарасов); «Он знает, где в Москве находится первый "настоящий" элитный дом, построенный в 1997-м году и пять лет подряд считавшийся самым лучшим" (Русская Жизнь, 2008).
В первом шаге семантика прилагательного «элитный» расширяется по схеме метафорического переноса из биологической области в область социальную, когда «лучшие, отборные экземпляры каких-нибудь растений или животных» [6, Т. 4, с. 1417] превращаются в «лучших представителей общества или какой-либо его части» [4, Т. 2, с. 758]. В следующем шаге значение «элитного» развивается через ассоциации «лучшего» с «дорогим», а «дорогого» с престижным, имиджевым - «эксклюзивным», «премиум-классом», которые появляются в одном смысловом ряду с «элитным»: «Сначала чиновники устанавливали такую арендную плату, что она была по карману только продавцам дорогого, элитного товара» (Биржа плюс свой дом, 2002.12.16); «В торговле к предметам роскоши еще с советских времен и до сегодняшнего дня относят: ювелирные изделия, дорогостоящую посуду, содержащую в своей отделке драгоценные металлы (золото, серебро), дорогостоящие меховые и кожаные
изделия эксклюзивных и элитных производителей...» (Встреча, 2003.02.26); «Клубы высшей категории (5-й) часто называют элитными или premium» (Карьера, 2003.11.0).
Распространение речевого использования «элитного» на область «элитарного» сопровождается повышением степени мелиоризации семантики этого прилагательного: «лучший, отборный» становится «самым лучшим, предназначенным для избранных». Процесс этот в определенном смысле дополняет пейоризацию прилагательного «народный».
Лингвоидеологический характер «элитного/элитарного» проявляется в замене положительного аксиологического знака этих лексем на отрицательный со сменой позиционирования субъекта речи - элитарность приветствуется далеко не всеми: «Устойчивое теперь словосочетание "элитный дом" (пример: «Продаем пентхаус на Красной Пресне с видом на Белый дом под офис элитного класса или элитные квартиры») - вот это и есть "черная метка", врученная моему народу» (Илличевский); «Теперь он призывает контру отвернуть от народа жирный, элитный зад и повернуться к нему лицом, "что явно годится быть лицом и ягодицей"» (Молния, 2001.07.10); «Здесь буржуи, видимо, собираются размещать бутики и элитные фитнес-клубы, стриптиз-бары, интим-салоны и прочую погань» (Правда, 2004.10.29); «Куда ни плюнь - «супер», куда не доплюнул - «элита». Элитные подразделения, элитарные клубы, сливочный бомонд» (Мишин).
Прилагательные «элитарный» и «элитный» в социальной функции определяют, главным образом, имена, отправляющие к потреблению и условиям быта представителей «элиты» - от момента рождения до могилы. Это «лучшие» родильные дома, детсады, школы, вузы, апартаменты, товары, магазины, рестораны, клубы, курорты, клиники, гробы и пр.: «Но, родив первую дочку в элитном столичном роддоме, она предпочла второго ребенка рожать дома старым бабушкиным способом: негативные воспоминания о первых родах и уходе за ребенком оказались посильнее страха родить самой, даже без помощи акушерки» (АиФ, 2003); «Естественно, что элитные детские сады стремятся занять как можно лучшие места в городе» (Вслух о..., 2003.07.01); «Есть два типа школ: элитные и для шпаны» (Известия, 2001.09.07); «Почему-то в этом очень трудном, элитном и еще черт знает каком институте для особенно умных не приняты были обыкновенные студенческие штучки вроде шпаргалок или списывания друг у друга контрольных во время отлучек в туалет» (Устинова); «Кино и литература выбирают красивую смерть: на яхте, в швейцарском шале, в Париже, а если в Москве, то в элитном ночном клубе для гомосексуалистов,
политиков или предпринимателей» (Козырева); «Го -ворят, в элитных клиниках в Москве платят много, но, думаю, туда без нужных знакомств не попасть» (Известия, 2002.12.24); «В рамках жесткой рыночной конкуренции похоронные бюро предлагают своим клиентам множество дополнительных услуг: фото- и видеосъемку на похоронах, оркестр, почетный караул, банкетные залы, элитные гробы и даже пятидесятипроцентные скидки для ветеранов ВОВ» (Хулиган, 2004.08.15).
Таким образом, изменения в лексической части языковой системы не в последнюю очередь связаны с социально-политическими изменениями, симптомами которых они и выступают. В то же самое время изменения в лексике могут быть обусловлены и собственно языковыми, внутрисистемными причинами.
Изменения в российской политической системе: общая демократизация общества, гласность и свобода слова, позволившие критиковать власти, с одной стороны, и наследственная боязнь «обидеть» эту власть, с другой, определили выбор в масс-медиа для обозначения лжи вполне «политкорректного» глагола «лукавить». Вместе с этим становление рыночных отношений, основанных на принципе «не обманешь - не продашь», вызвало количественный рост номинаций межличностной лжи и обмана, и тут весьма кстати пришелся глагол «лукавить».
Наблюдения за современным речевым употреблением лексемы «народный» свидетельствуют о том, что с постоянно усиливающимся расслоением российского общества пейоративный, уничижительный оттенок в ее семантике, который был присущ этой лексеме лет двести тому назад, мало-помалу восстанавливается. Как представляется, пейоризация оценочных коннотаций в семантике прилагательного «народный» связана с изменением «модальной личности»: на смену личности коллективистской, ориентированной на большинство, приходит личность, ориентированная на индивидуализм и элитарность, для которой общедоступность и непрофессионализм являются признаками «черни» и «быдла».
В свою очередь, наблюдения за современным речевым употреблением лексемы «элитный» со всей очевидностью свидетельствуют о том, что она из паронима к «элитарному» превратилась в частичный синоним последнего, вытеснив его в значительной мере в функции производного от ЛСВ «лучшие представители общества или какой-либо его части». Распространение речевого использования «элитного» на область «элитарного» сопровождается повышением степени мелиоризации семантики этого прилагательного: «лучший, отборный» становится «самым лучшим, предназначенным для избранных».
ЛИТЕРАТУРА
1. Воркачев С. Г. The kinds of lie : лукавство / С. Г. Воркачев // Политическая лингвистика. - 2013. -№ 4 (46). - С. 17-29.
2. Воркачев С. Г. «Народный автомобиль» и «элитные гробы» : ассоциативное поле лингвоидеологемы / С. Г. Воркачев // Политическая лингвистика. - 2013. -№ 1(43). - С. 9-18.
3. Васильев А. Д. Манипулятивные игры в слова / А. Д. Васильев // Филология и человек. - 2007. - № 4. - С. 67-77.
4. Словарь русского языка : в 4 т. / под ред. А. П. Ев-геньевой. - М. : Русский язык, 1981.
Кубанский государственный технологический университет
Воркачев С. Г., доктор филологических наук, профессор кафедры научно-технического перевода
E-mail: [email protected]
Тел.: (861)-259-75-23; 8-918-49-44-580
5. Словарь современного русского литературного языка : в 17 т. - М. ; Л. : АН СССР, 1951-1965.
6. Ушаков Д. Н. Толковый словарь русского языка : в 4 т. / Д. Н. Ушаков. - М. : Астрель-АСТ, 2000.
7. Petit Robert. Dictionnaire de la langue française. T. 1.
- P. : LE ROBERT, 1990.
8. Дворецкий И. X. Латинско-русский словарь / И. Х. Дворецкий. - М. : Госиздат иностранных и национальный словарей, 1949.
9. Ожегов С. И. Толковый словарь русского языка / С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова. - М. : Азбуковник, 1998.
10. Ефремова Т. Ф. Новый словарь русского языка : толково-словообразовательный : в 2 т. / Т. Ф. Ефремова.
- М. : Русский язык, 2001.
Kuban State Technological University Vorkachev S. G., Doctor of Philology, Professor of the Scientific and Technical Translation Department E-mail: [email protected] Tel.: (861)-259-75-23; 8-918-49-44-580