CC BY
93Локус евразийства в современной российской культуре
Сергей Панарин
Понятия: Евразия как пространство; Евразия как символическое и операциональное понятие; евразийский; евразийство в культуре; классическое евразийство; локус; неоевразийство; постмодернизм; православие; Рунет.
Я ни в коей мере не считаю себя специалистом по современной российской культуре, область моих исследовательских интересов — Центральная Азия. С евразийством я знаком, как мне кажется, неплохо, но лишь как читатель; как исследователь, я им не занимался. Вместе с тем, как редактор журнала «Вестник Евразии» и как человек, вовлеченный во внефакультетское преподавание, я нахожусь в положении наблюдателя, в поле зрения которого попадает много такого, что прямо или косвенно связано и с классическим евразийством, и с неоевразийством. У меня есть свой взгляд на проблему; и, хотя это взгляд скорее дилетанта, чем знатока, он может оказаться интересным именно потому, что принадлежит человеку, стоящему в стороне.
В докладе речь пойдет в основном о неоевразийстве, но часто будут упоминаться также понятия локус, культура, евразийство, евразийский и Евразия. Все они многозначные, поэтому я начну с определения тех смыслов, в каких они мною используются.
Определения
Locus (лат.) — место: 1) место жительства (ср. евразийское месторазвитие); 2) место по значению; 3) место как пост, то есть сопряженное с определенной функцией; 4) место, обусловленное
Сергей Алексеевич Панарин, заведующий Отделом стран СНГ Института востоковедения Российской академии наук, главный редактор журнала «Вестник Евразии», Москва.
происхождением; 5) место по порядку; 6) переносное — время; 7) положение, состояние, обстоятельства; 8) пункт, статья1.
В докладе используются четыре первых определения. С их помощью формулируются четыре вопроса, на которые необходимо получить ответы, чтобы установить локус евразийства в современной российской культуре.
1. Место по происхождению: каким наследием обладает/пользуется нынешнее евразийство, какими субъектами культуротворчества оно в основном продуцируется?
2. Место по развитию: к какой области культуротворчества евразийство преимущественно тяготеет?
3. Место по функции: какую культурную функцию евразийство себе предписывает и какую исполняет на деле?
4. Место по значению: на какое положение в континууме «значимое — незначимое» в культуротворческом процессе евразийство претендует и какое положение в действительности занимает?
Евразия: a) в классическом евразийстве — неверифицируемое понятие: предмет веры, совокупность «многонародной личности» и пространства ее бытования (экзистенции); б) у авторов журнала «Вестник Евразии» — предмет анализа, историко-культурное пространство 2.
Евразийство: a) из самоопределений основателей евразийства — персонология/просопология многонародной личности3; б) из определений неоевразийцев — «одно из оригинальнейших идейно-политических и социально-философских учений, вызвавшее к жизни новое общественно-политическое движение»4 (В. Я. Пащенко); в) в моем определении — идеология в парсоновском понимании термина (оценочная интеграция коллектива), основывающаяся одновременно на вере, метафизике и тенденциозном отборе эмпирики, плюс руководствующиеся этой идеологией культурные творцы и политические акторы. Но оправдана также интерпретация евразийства как особого состояния глубокой нецелевой (неспециальной) погруженности в культуру, не являющуюся для человека «своей» по рождению.
Неоевразийство: апеллирующие к классическому евразийству современные эпигоны любых почвеннических антилиберальных течений и продуцируемый ими дискурс.
Евразийский: а) относящийся к евразийству и неоевразийству; б) относящийся к Евразии. Тут возникает проблема смешения/взаимозамены в общественном сознании этих двух отношений/атрибуций.
Культура в данном сообщении понимается как совокупность:
а) продуктов специализированной творческой/претендующей на творчество деятельности; б) ценностей и отношений, которыми мотивировано и опосредовано само создание этих продуктов; в) жанров и символов, с помощью которых осуществляется передача смыслов, заключенных в продуктах.
Пределы наблюдения
Они обусловлены личным эмпирическим опытом автора: десять лет редактирования независимого научного журнала «Вестник Евразии» и четыре года внефакультетского преподавания — проведения Школы молодого автора. Вместе то и другое дают возможность наблюдения за: a) научной критикой классического евразийства и неоевразийства; б) собственным дискурсом неоевразийцев (преимущественно в области изучения Евразии); в) межпоколенной передачей евразийского дискурса — в той мере, в какой эта передача отражается в области высшего образования.
Исходные методологические посылки
1. Если феномен культуры существует, он обязательно получает отражение в информационном поле.
2. Если этот феномен значимый, то, чтобы его обнаружить, оценить его силу и распространенность, годится случайная выборка информационных источников.
Выборка источников
Научный дискурс — поступившие в журнал «Вестник Евразии» тексты, посвященные евразийству, либо создававшиеся в рамках евразийской идеологии или под ее сильным влиянием.
Сочетание обучающего и научного дискурсов — заявки на Школу молодого автора.
Дискурс в электронной коммуникации — ссылки на евразийство в русском сегменте Интернета, Рунете.
Гипотеза
В дискурсе, имеющем отношение к евразийству и евразийскому, понятие «Евразия» используется двояким образом: в качестве символического и в качестве операционального. В зависимости от использования можно представить следущие варианты проявления/ отражения евразийства в современной российской культуре.
символическое
1. Евразия = понятие ^ мифотворчество:
2. Евразия = поиятие°нальн°е ^ исследование:
поэтика
идеология
научное
познание
Как видим, области отражения частично совмещаются, в этой полосе совмещения, в области разработки и пропаганды идеологических концептов, и находится настоящий локус евразийства в современной российской культуре.
Результаты анализа источников
Журнальные материалы. Начиная с первого, пробного номера, выпущенного в августе 1995 года, и кончая последним на момент написания доклада третьим номером за 2004 год, были изданы 26 номеров журнала. В них были напечатаны 240 статей, эссе, рецензий и публикаций архивных материалов. Из этих 240 текстов: а) 11 были помещены в критико-историографической рубрике «Евразийство»5; б) еще три опубликованные статьи — тексты, тяготеющие к евразийскому дискурсу; в) два — рецензии, одна из которых посвящена материалам квазинаучного шоу, проведенного в 1994 году в Казахстане под знаком евразийской интеграции6, другая — книге Марлен Ларюэль о классическом евразийстве7. Из-за плохого качества были отвергнуты шесть-семь рукописей. Всего за 1995—2004 годы в журнал, называющийся как-никак «Вестником Евразии», поступило максимум 23 текста собственно евразийских и о евразийстве, или меньше 10% от общего количество текстов, опубликованных в журнале. И большую часть этих десяти процентов составили не евразийские по духу статьи о Евразии, а аналитические статьи о феномене евразийства.
Итак, было опубликовано три статьи о Евразии.
1. Кульпин Э. Россия в евразийском пространстве8
2. Ситнянский Г. Евразийское пространство: интеграционный потенциал и его реализация9.
3. Черных Е. Культуры Евразии и «евразийство» сквозь призму монгольских степей10.
Авторы первой и второй статей опираются на евразийскую теорию, конкретно — на постулаты Л. Н. Гумилева о суперэтносе (Э. С. Кульпин) и комплементарных/некомплементарных этносах (Г. Ю. Ситнянский); третья же статья тяготеет к евразийству лишь постольку, поскольку ее автор (Е. Н. Черных) прямо оспаривает тезис о культурном единстве Евразии, хотя и признает при этом связующую роль великого степного пояса в распространении новых технологий и идей. Две первые статьи содержат элемент политического целеполагания (первая меньше, вторая больше), в третьей он начисто отсутствует. Получается, что удельный вес «настоящих» евразийских статей в общем корпусе текстов, оказавшихся в распоряжении редакции, еще меньше — около 4%.
Возможные объяснения такой слабой представленности евразийства: а) недостаточная известность журнала, особенно в первые годы существования, с одной стороны, принципиальная установка на публикацию эмпирических исследований о Евразии, с другой; б) «цеховые» предпочтения евразийцев при выборе места публикации; в) маргинальное по существу положение евразийцев в научном сообществе, обусловленное их собственным стремлением к преимущественно вненаучному культуротворчеству (о чем свидетельствует частое игнорирование ими журналов, ориентированных на классические научные статьи).
Заявки на Школу молодого автора. Школа проводится раздельно для европейской и сибирской частей России11. Полная информация у меня есть только по европейской школе, но надо иметь в виду, что по количеству поданных заявок она примерно в три раза опережает азиатскую. С 2002 года прошли четыре конкурса на европейскую школу, всего на них было подано 705 заявок12. Из этого количества только в десяти случаях тезисы, представленные в заявках, посвящены евразийству как течению или же используют евразийскую идеологию/терминологию. Это 1,5% от общего числа заявок.
Эти десять тезисов четко разделяются на две группы.
В первую группу попадают аналитические тексты, для авторов которых евразийство — неважно, классическое или современное, взятое в целом или в каком-то из аспектов, воспринимаемое пози-
тивно, нейтрально или критически, — в первую очередь является предметом исследования. Тексты этой группы посвящены:
1) происхождению евразийства (Ковалев М. В. К истокам евразийства: Евразия в российской общественной и научной мысли конца XIX — начала XX вв.);
2) особенностям взглядов нерусских евразийцев (Сангаджи-ев Ч. Г. Евразийская концепция в трудах Эренджена Хара-Давана; Ямалнеев И. М. Геокультурный и геоэкономический образ Татарстана в рамках современного евразийства);
3) евразийству/евразийцам в художественном творчестве (Голе-нок М. П. Интертекстуальность в дизайне как культурологическая проблема (феномен евразийской традиции)); Колобова Ю. И. Исход к постмодернизму: Сувчинский и музыка).
Вторую группу образуют целеполагающие тексты; авторы их, также в большей или меньшей степени разбирая евразийскую теорию, делают это, однако, лишь для того, чтобы солидаризироваться с какими-то ее постулатами и обосновать их использование:
1) в качестве идейной платформы этнической толерантности (Бессараб Ю. А. Этническая идентификация россиян и проблема этнической толерантности, раздел «Евразийский подход к проблеме этнической идентификации россиян»);
2) для геополитического проектирования (Коптелова Т. И. Евразийство в прошлом, настоящем и будущем; Лушников О. В. Актуальные аспекты Евразийской идеи и их реализация на федеральном и региональном уровнях);
3) в чисто апологетических целях (Осипова Л. Н. Башкортостан — модель евразийского мироустройства);
4) для решения научных задач (Таймасова Л. Л. Этническая история чувашского народа в контексте евразийской теории).
Таким образом, к категории исследовательских текстов о Евразии, написанных в евразийской парадигме, может быть отнесен только последний текст (в чем, кстати, я вижу косвенное доказательство слабости евразийской теории как исследовательского инструмента); во всех остальных случаях авторы текстов второй группы с большей или меньшей степенью непосредственности воспринимали евразийство исключительно как идеологию.
Особого разговора заслуживают тексты Марины Голенок и Юлии Колобовой (в момент написания статьи они были аспирантками кафедры культурологии Вятского государственного гуманитарного университета). Прежде всего они выделяются по качеству исполнения:
вполне зрелые, самостоятельные научно-аналитические тексты, чего не скажешь об остальных упомянутых здесь тезисах. Не случайно позднее они были преобразованы авторами в статьи и опубликова-ны13. Но более всего интересны эти тексты тем, что представляют собой аналитические попытки соотнесения евразийства с художественным творчеством. Следует, однако, сразу же отметить два обстоятельства. Во-первых, евразийская традиция, о которой идет речь в статье Голенок, — это вовсе не историософская традиция, восходящая к наследию классического евразийства. Это нечто другое — не-зависмое от классического евразийства преломление азиатского, степного в творчестве русского авангарда в начале XX века. Образно говоря, это евразийство Якулова и Малевича, а не Трубецкого и Савицкого. Во-вторых, весь пафос статьи Колобовой заключается в том, что евразийский опыт Сувчинского относится к его последующей деятельности пропагандиста и организатора музыкального авангарда чисто негативным образом, поскольку именно из-за этого опыта Сувчинский становится рьяным поборником независимости от любого идеологического воздействия. В обеих статьях тому евразийству, о котором мы говорим, фактически отказано в позитивном взаимодействии с художественной сферой культуротворчества.
Ссылки в Рунете. В поисковой системе Google сделанный 7 апреля 2005 года запрос «евразийство» показал около 17 500 страниц о евразийстве или с упоминаниями евразийства. Запрос «евразийство в российской культуре» дал на порядок меньшую цифру — 533 страницы. При следующем уточнении — «евразийство в современной российской культуре» — получена ссылка на 395 страниц, при последнем — «евразийство в современной российской художественной культуре» — на 124 страницы. Для сравнения, чтобы оценить масштаб этих цифр, был произведен поиск ссылок по двум, если так можно выразиться, полярным номинациям: «постмодернизм» и «православие». Результаты выглядят следующим образом:
постмодернизм (ПМ)
ПМ в российской культуре (РК) ПМ в современной РК (СРК) ПМ в художественной СРК православие (ПС)
1060000
48200
4810
3440
341
ПС в РК ПС в СРК
ПС в художественной СРК
28 200 16600 730
Как представляется, кое-что о преимущественной локализации той или иной номинации могут сказать темпы сокращения числа ссылок по каждой номинации при переходе от более общих запросов к более специальным. Тут сразу бросается в глаза, что при самом первом переходе, от евразийства вообще к евразийству в РК, количество ссылок сокращается в 33 раза, при аналогичном переходе от православия вообще к православию в РК — в 37 раз, а при таком же переходе от постмодернизма вообще к постмодернизму к РК — всего в 10 раз. В этом, как мне кажется, можно видеть некоторое подтверждение тезиса о концентрации евразийства в области политического. А при переходе от СРК к художественной СРК количество ссылок у евразийства сокращается в 3,2 раза, у постмодернизма — в 10 раз, у православия — в 23 раза. То есть можно предположить, что в той небольшой мере, в какой влияние евразийства выходит за пределы историософии и идеологии, оно при удалении от этих пределов падает относительно медленно; следовательно, можно ожидать, что его заметные следы могут быть обнаружены даже в такой специализированной области, как художественное творчество.
Однако просмотр интернет-страниц, выявленных при запросе «евразийство в современной российской художественной культуре», показал нечто обратное. На большинстве из них упоминание либо евразийства, либо художественной культуры было случайным, без связи между ними. Там же, где эта связь была выражена, евразийство присутствовало не как побуждающая к творчеству/питающая творчество сумма идей, а как географическая и/или историко-культурная среда, в которую художник погружен по обстоятельствам рождения или жизни. Иными словами, творчество, определяемое как евразийское, определяется так по положению творившего в пространстве и по его восприятию этого пространства как особого, соединяющего в себе черты Европы и Азии, — но отнюдь не по его восприятию учения.
Выводы
Место по происхождению: каким наследием обладает/пользуется нынешнее евразийство, какими субъектами культуротворчества оно преимущественно продуцируется?
Используемое наследие: а) Н. Я. Данилевский и К. Н. Леонтьев;
б) классическое евразийство; в) Л. Н. Гумилев; г) геополитическая
классика. Субъекты культуротворчества: специфические группы, образуемые по преимуществу высокоадаптивными выходцами из позднесоветской интеллектуальной квазиэлиты — как инсайдерами в рамках советской идеологической системы (бывшие специалисты по научному коммунизму, наиболее яркий представитель — А. С. Панарин), так и ее аутсайдерами (люди из «подполья», тайные диссиденты с кукишем в кармане, наиболее яркий представитель — А. Г. Дугин).
Место по развитию: к какой области культуротворчества евразийство преимущественно тяготеет? К области мифотворчества и политического целеполагания. В сфере, обеспечивающей воспроизводство культуры, то есть в образовании, представлено преимущественно классическое евразийство (учебные программы по философии и культурологии), причем и здесь налицо концентрация на идеологии и аксиологии евразийства и, видимо, как следствие, налицо относительно слабый отклик учащейся и научной молодежи на евразийский appeal.
Место по функции: какую культурную функцию евразийство себе предписывает и какую исполняет на деле?
Предписываемая функция: преимущественно мобилизационная — поиск/разработка и утверждение/пропаганда новой российской идентичности/национальной идеи.
Место, сопряженное с функцией, — место идеологов и мифологов, занятых спекулятивным конструированием исторической и современной жизни, но фактически ее не знающих, стоящих вне ее. Поэтому исполняемая функция: преимущественно компенсаторная — оправдание империи, формирование образа врага, поиск союзников против Запада/атлантизма.
Место по значению: на какое положение в континууме «значимое — незначимое» в культуротворческом процессе евразийство претендует и какое положение в действительности занимает?
Неоевразийцы претендуют на положение идеологов «правящего отбора», евразийство — на положение целостного, универсального по объясняющей силе своих мировоззренческих оснований и потому единственного верного проекта политического и культурного устройства России.
В действительности неоевразийцы являются лишь одной из фракций политической и культурной как бы элиты, занимающей хотя и влиятельное, но отнюдь не доминирующее положение. Что касается положения евразийства в культуротворческом процессе, то его
значимость никак нельзя признать высокой. Фактически положение евразийства характеризуется двойной маргинальностью: оно маргинальное по силе воздействия на этот процесс и маргинальное потому, что находится на стыке образованности и образованщины, образования и индоктринации, науки и идеологии, факта и домысла.
Заключительный вывод: Локус евразийства в современной российской культуре — это область сотворения мифоидеологем. Куль-туроворчество неоевразийцев является мобилизационным по замыслу, но преимущественно компенсаторным по достигаемому эффекту, квазиэлитным по исполнителям и вульгарным по исполнению. Евразийство располагается на краю культурного main-streama, на стыке культуры и политики. Во всех остальных областях культуротворчества его влияние не может считаться значимым. Если четко провести различие между «евразийским», относящимся к евразийству, и «евразийским», относящимся к Евразии, то в области художественного творчества влияние евразийства прямо придется признать ничтожным.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Петрученко О. Латинско-русский словарь. Изд. 11-е, стереотипное. Санкт-Петербург—Москва—Краснодар, Лань, 2003. С. 322.
2 Подробнее см.: Панарин С., Раевский Д. Предисловие: Журнал и сборник // Евразия. Люди и мифы. (Сб. статей из журнала «Вестник Евразии») / Сост., отв. ред. С. А. Панарин. М., Наталис, 2003. С. 9-20.
3 Карсавин Л. П. Основы политики // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. Под ред. Л. И. Новиковой и И. Н. Сиземской. М., Наука, 1993. С. 216.
4 Пащенко В. Я. Феномен евразийства // Евразийские тетради. Научно-публицистический журнал, 2004. № 1 (7). С. 7.
5 Урханова Р. Евразийцы и Восток: прагматика любви? // Вестник Евразии, 1995. № 1. С. 12-31; Алеврас Н. Начала евразийской концепции в раннем творчестве Г. В. Вернадского и П. Н. Савицкого // Вестник Евразии, 1996. № 1 (2). С. 5-17; Ашнин Ф, Алпатов В. Евразийство в зеркале ОГПУ — НКВД — КГБ // Вестник Евразии, 1996. № 2 (3). С. 5-18; Цымбурский В. Две Евразии: омонимия как ключ к идеологии раннего евразийства // Вестник Евразии, 1998. № 1-2 (4-5). С. 6-31; Рожанский М. «Евразия»: власть идеи, продуманной до конца // Вестник Евразии, 1999. № 1-2 (6-7). С. 5-19; Ларюэль М. Переосмысление империи в постсоветском пространстве: новая евразийская идеология // Вестник Евразии, 2000. № 1 (8). С. 5-18; Шнирельман В., Панарин С. Лев Николаевич Гумилев: основатель этнологии? // Вестник Евразии, 2000. № 3 (10). С. 5-37; Ларюэль М. Когда присваивается интеллектуальная собственность, или О противоположности Л. Н. Гумилева и П. Н. Савицкого // Вестник Евразии, 2001. № 4 (15). С. 5-19; Аурилене Е. Русская эмиграция в Китае: в поисках будущего России //Вестник Евразии, 2002. № 4 (19). С. 5-22; Колобова Ю. Исход к
постмодернизму: Сувчинский и музыка // Вестник Евразии, 2003. № 3 (22). С. 8-24; Цымбурский В. Дваждырожденная «Евразия» и геостратегические циклы России // Вестник Евразии, 2003. № 4 (23). С. 5-33;
6 Празаускас А. Евразийское пространство: интеграционный потенциал и его реализация // Вестник Евразии. 1995. № 1. С. 173-178.
7 Шнирельман В. Марлен Ларюэль. Идеология русского евразийства, или Мысли о величии империи // Вестник Евразии, 2004. № 2 (25). С. 184-191.
8 См.: Вестник Евразии, 1996. № 1 (2). С. 145-143.
9 См.: Вестник Евразии, 1996. № 2 (3). С. 160-171.
10 См.: Вестник Евразии, 2001. № 3 (14). С. 114-128.
11 Подробно о Школе молодого автора см.: http://www.eavest.ru.
12 Все заявки хранятся в электронном архиве автора.
13 См.: Голенок М. Интертекстуальность в дизайне: евразийская традиция в русском художественном авангарде 1920-20-х годов // Евразийское пространство глазами молодых, или молодежь о... Альманах Школы молодого автора. М., Наталис, 2002. С. 229-236; Колобова Ю. Исход к постмодернизму...
