CC BY
20
Оригинальная статья
УДК 811.161. 1'27 (075.8)
DOI: 10.29025/1994-7720-2021-1-268-279
Логос как источник конфронтационности коммуникативного давления в различных типах дискурса
В.А. Трофимова
Южный федеральный университет, 344082, Ростов на-Дону, Российская Федерация, ул. Большая Садовая, 33; e-mail: leratrofimowa@mail.ru; ORCID ID: 0000-0003-1769-2050
Резюме: Статья посвящена изучению логоса как одного из источников деструктивности коммуникативного давления. В работе рассматриваются особенности реализации конфликтогенов логоса в различных типах дискурса: юридическом, общественно-политическом и художественном. Материалом для исследования послужили стенограммы речей адвокатов в зале судебного заседания, стенограммы выступлений политических деятелей в парламенте и общественно-политических ток-шоу, интервью, а также отрывки художественных произведений. В качестве речевого эталона принимается языковая норма, в соответствии с которой предлагается выделять аргументацию в качестве самостоятельного нериторического вида воздействия. Среди риторических видов воздействия выделяется убеждение как кооперационный вид воздействия и коммуникативное давление как конфронтационный вид воздействия. Появление конфликтогенов в одном или нескольких компонентах речевой модели квалифицирует воздействие как коммуникативное давление. Конфликтоген логоса представляет собой алогизм, обусловленный нарушением законов формальной логики. Делается вывод о первичном и вторичном характере функционирования конфликтогенов, на основе которого приводятся их возможные сочетания в речевой модели давления. В статье устанавливается первичный характер конфликтогенов логоса. При этом их реализация приводит к формированию вторичных конфликтогенов этоса. Хотя конфликтогены логоса могут реализовывать первичный источник конфронтационности коммуникативного давления, чаще всего они сопровождаются первичными конфликтогенами других компонентов речевой модели. Это объясняется, как правило, отсутствием достаточных аргументов у адресанта и необходимостью интенсификации воздействия посредством апелляции к эмоциональной сфере сознания адресата. Конфлик-тогены логоса в коммуникативном давлении следует отличать от коммуникативных ошибок, которые носят случайный ненамеренный характер и не служат реализации прагматической цели высказывания.
Ключевые слова: коммуникативное давление, логос, первичные и вторичные конфликтогены, кон-фронтационное воздействие, дискурс.
Для цитирования: Трофимова В.А. Логос как источник конфронтационности коммуникативного давления в различных типах дискурса. Актуальные проблемы филологии и педагогической лингвистики. 2021. №1. С. 268-279.
* © Трофимова В. А., 2021.
[eel © I This work is licensed under a Creative Commons Attribution 4.0 International License https:// creativecommons. org/licenses/by/4.0/
Original Paper
DOI: 10.29025/1994-7720-2021-1-268-279
Logos as a Source of Communicative Pressure Confrontation in Various Types of Discourse
Valeria A. Trofimova
Southern Federal University,
33 Bolshaya Sadovaya Str., Rostov-on-Don, Russian Federation, 344082; e-mail: leratrofimowa@mail.ru;
ORCID ID: 0000-0003-1769-2050
Abstract: The paper dwells upon the study of logos as one of the sources of communicative pressure de-structiveness. The paper considers peculiarities of realizing logos conflictogenes in various types of discourse: legal, socio-political and artistic. The material for the study is represented by transcripts of the lawyers' speeches in the courtroom, transcripts of the politicians' speeches in the parliament and socio-political talk shows, interviews, as well as excerpts from the works of art. With the language norm adopted as a speech standard, it is proposed to single out argumentation as an individual non-rhetorical type of persuasion. Rhetorical types of persuasion distinguish between speech persuasion as a cooperative type and communicative pressure as a confrontational type. Introduction of conflictogenes into one or more components of the speech model qualifies the speech persuasion as communicative pressure. A logos conflictogene is represented by an illogical statement caused by violation of the laws of formal logic. It is concluded that conflictogenes can perform their primary and secondary functions on the basis of which their possible combinations in the communicative pressure speech model are presented. The paper establishes the primary nature of logos conflictogenes. Moreover, their implementation in the speech model leads to the formation of secondary conflictogenes in the ethos. Although logos conflictogenes can realize the primary source of communicative pressure confrontation, most often they are accompanied by primary conflictogenes of the other components in the speech model. As a rule, it is stipulated by the lack of valid arguments which makes the addresser intensify speech persuasion by appealing to the emotional sphere of the addressee's consciousness. Logos conflictogenes realizing communicative pressure should be distinguished from communicative errors, which are of an accidental unintentional nature and do not serve the pragmatic goal of the statement.
Keywords: communicative pressure, logos, primary and secondary conflictogenes, confrontational persuasion, discourse.
For citation: Trofimova V.A. Logos as a Source of Communicative Pressure Confrontation in Various Types of Discourse. Current Issues in Philology and Pedagogical Linguistics. 2020, no 1, pp. 268-279 (In Russ.).
Введение
Современная коммуникация характеризуется ярко выраженной агрессией, которая проявляется как в повседневном межличностном общении, так и в масс-медийном дискурсе. «Рост социальной напряженности и агрессивности среди населения влияет на трансформацию современных правил коммуникации и ее переход в поле, ранее относимое к законодательно запрещенной деятельности. С развитием конституционных принципов свободы слова и сокращением цензуры в СМИ меняется отношение к средствам выражения мыслей: выбор лексемы зависит от целевой установки автора, а не от ожиданий адресата» [1: 175]. Множественные проявления агрессивного речевого поведения обусловлены законами постиндустриального века, где центральное место занимает информационное доминирование. Информационное доминирование предполагает поиск наиболее эффективного способа речевого воздействия на аудиторию, который зачастую носит конфронтационный характер. Конфронтационный тип коммуникативного поведения в современном мире становится одним из основных средств достиже-
ния прагматической цели, причём в различных типах дискурса. Исследование дискурса различного типа позволяет получить точное представление о характере современной коммуникации, в том числе, о функционировании конфронтационных видов речевого воздействия. Последние вызывают большой интерес со стороны лингвистической науки и обусловливают актуальность данного исследования.
Цель статьи
Настоящая статья посвящена изучению источников конфронтационности коммуникативного давления как одного из видов речевого воздействия, порождаемых логосом. Логические ошибки, совершаемые адресантом намеренно, используются в качестве дополнительного средства давления на адресата, превышают допустимую правилами коммуникации норму воздействия, а потому носят деструктивный характер.
Обзор литературы
Различные виды речевого воздействия, в частности конфронтационные, а также особенности их функционирования в коммуникации представляют научный интерес для многих исследователей. Большинство ученых (Быкова [2], Копнина [3], Седов [4], Шелестюк [5]) в качестве основных видов речевого воздействия выделяют убеждение и манипуляцию, разграничивая их по признаку эксплицитности / имплицитности проявления. Однако современные исследования речевого материала свидетельствуют о том, что типология речевого воздействия нуждается в развитии. Проявления деструктивности в общении обусловливают необходимость выделения дополнительных конфронтационных видов воздействия. Так, в качестве деструктивного речевого воздействия некоторые исследователи выделяют языковое насилие (Булгакова [6], Копнина [3], Сковородников [7]) и речевую агрессию (Копнина [3], Седов [4]). К.М. Шилихина и И.А. Стернин косвенно указывают на наличие еще одного конфронтаци-онного вида воздействия - коммуникативного давления. К.М. Шилихина считает давление «обратной стороной убеждения, если говорящий воздействует на мысли и чувства адресата» [8: 63]. По мнению исследователя, давление характеризуется чрезмерной коммуникативной силой и реализует вербальную агрессию. И.А. Стернин отмечает наличие двух каналов реализации давления - логического и эмоционального [9].
Методы исследования
В статье использованы следующие методы: метод семантического анализа при исследовании смысловой нагрузки речевых единиц; метод интерпретационного анализа при толковании общего смысла высказывания; метод функционально-коммуникативного и прагматического анализа, применяемого при параметрировании коммуникативных действий адресанта; описательный метод, используемый в ходе сбора и первичного анализа данных.
Результаты и дискуссия
Передача информации может осуществляться по двум каналам - логическому и эмоциональному. Описание функционирования и взаимодействия этих каналов по-разному интерпретируется в зависимости от научного подхода к исследованию. Формальный подход признает самостоятельное функционирование каждого из каналов [10], в то время как представители прагмалингвистического подхода считают, что любое речевое воздействие реализуется при помощи двух каналов одновременно [11; 5; 12; 13].
Различие между двумя подходами носит принципиальный характер, поскольку порождает различные толкования речевой нормы. Формальный подход в качестве точки отсчета провозглашает языковую норму, которая устанавливает твердый стандарт допустимого уровня речевого воздействия. При этом допустимым уровнем воздействия считается логическая аргументация, направленная на рациональную сферу и не опирающаяся на иррациональные способы речевой аттрактивности. В центре прагма-лингвистического подхода стоит риторическая норма, которая руководствуется принципом коммуникативной целесообразности и признает, что в рамках речевого воздействия логическое и эмоциональное представляют собой одно целое.
Согласно риторической норме в качестве единственного открытого интеллектуально-эмоционального вида речевого воздействия выделяется убеждение. Риторическая норма признает дихотомию убеждения, «направленного на принятие реципиентом рациональной аргументации адресанта, и уговаривания, которое не только призвано усилить рациональную аргументацию, но и может помимо нее воздействовать на эмоциональную сферу реципиента, апеллировать к его чувствам, стереотипам, предрассудкам» [11: 113]. Однако в этом случае происходит смешение различных способов речевого
выражения и объединение высказываний как кооперационного, так и конфронтационного характера. Высказывания с привлечением исключительно логических средств аргументации не рассматриваются.
Опора на языковую норму позволяет разграничить, с одной стороны, логические (нериторические) и логико-эмоциональные (риторические) способы речевого воздействия, а с другой, кооперационные и конфронтационные. Наличие нериторических способов речевого воздействия, преследующих цель достижения консенсуса посредством доводов разума, обусловливают необходимость выделения аргументации в качестве самостоятельного нериторического кооперационного вида речевого воздействия. Убеждение апеллирует одновременно как к когнитивной сфере сознания реципиента с помощью логических аргументов, так и эмоциональной посредством эстетической привлекательности речи.
Сочетание логических аргументов с эмоциями агрессивной направленности порождает еще один вид речевого воздействия - коммуникативное давление [14]. Коммуникативное давление - конфронта-ционный риторический вид речевого воздействия, связанный «с дестабилизацией когнитивной и эмоциональной сферы» [15: 13].
Каждый из видов речевого воздействия опирается на речевую модель, состоящую из трех компонентов: логоса, этоса и пафоса.
Логос - интеллектуальный ресурс речи. В качестве объекта воздействия логоса выступает критическое мышление. Логос опирается на тактики логической демонстрации, то есть логического рассуждения, в ходе которого выявляется истинность или ложность тезиса. Реализация логоса в речи основывается на рациональной процедуре обоснования, включающей три компонента: тезис, аргументы и вывод. Средства логической связи между данными компонентами обеспечивают адекватное понимание идеи автора.
Этос заключает в себе морально-нравственную сторону речи и несет ответственность за уместность высказывания и лингвоэкологические условия общения. Этос дает оценку средствам, применяемым в процессе речевого воздействия на адресата, что позволяет отличить добросовестного ритора от недобросовестного, который добивается коммуникативного успеха с помощью деструктивных персуазив-ных приемов. Этос реализуется дискурсивными речевыми единицами, значение которых формируется под влиянием коммуникативного контекста.
Пафос - эмоциональный компонент модели, направленный на эмоциональную сферу сознания и интенсифицирующий высказывание с помощью риторических средств.
Аргументация как самостоятельный вид речевого воздействия опирается на речевую модель, состоящую из логоса и этоса, в силу отсутствия эмоционального ресурса, то есть пафоса, в нериторическом виде воздействия. Убеждение имеет трехкомпонентную модель воздействия, в котором логос реализуется в соответствии с законами формальной логики, пафос носит эстетический характер, а этос характеризует адресанта с точки зрения норм этики. Речевая модель коммуникативного давления также включает в себя три компонента - логос, этос и пафос. Однако появление конфликтогена в одном или нескольких ее компонентах возводит коммуникативное давление в статус конфронтационного вида речевого воздействия.
Конфликтоген трактуется как «вербальный или невербальный знак, провоцирующий возникновение конфликта» [16: 140]. Конфликтоген в речевой модели воздействия порождает «лингвоэкологическое напряжение» [17: 78] и направляет коммуникацию в деструктивное русло.
Конфликтоген в логосе реализуется в форме логической ошибки, или алогизма, которая возникает вследствие нарушения законов формальной логики, обеспечивающих доступность, последовательность и обоснованность суждений.
Любое отклонение от нормы, в том числе нарушение законов формальной логики, выполняет роль речевого аттрактива и выступает в качестве стилистического средства, апеллируя к эмоциональному сознанию адресата и привлекая его внимание.
Конфликтогены в этосе реализуются деструктивными дискурсивными средствами, принимающими «специфическую форму использования языка для производства речи, посредством которой осуществляется изменение концепта окружающей действительности, приводящее к дискомфортной трансформации системы личностных смыслов участников общения» [18: 102]. Конфликтогены в этосе обусловлены нарушениями постулатов кооперативного общения П. Грайса и максим вежливости Дж. Лича, в результате чего коммуникация приобретает деструктивный характер.
Конфликтогеном в пафосе выступают собственно языковые деструктивные средства, в число которых входят лексико-семантические, лексические и грамматические маркеры, вербализующие агрессию.
Нарушения речевой модели давления реализуются в следующих ее компонентах и их сочетаниях: а) логоса и этоса; б) этоса; в) пафоса и этоса; г) логоса, этоса и пафоса. Конфликтогены логоса и пафоса выполняют первичную функцию в модели воздействия, однако всегда сопровождаются порождением вторичных конфликтогенов этоса, поскольку этос является показателем экологической безопасности коммуникативной ситуации в целом и отражает в себе любого рода нарушения.
Настоящая статья посвящена описанию конфликтогенов логоса как компонента речевой модели коммуникативного давления.
В ходе исследования эмпирического материала было установлено, что конфликтогены логоса могут функционировать в качестве первичных деструктивных средств, порождая при этом в обязательном порядке вторичные конфликтогены в этосе. Однако данный способ реализации коммуникативного давления в речи не является распространенным, поскольку он в большей степени ориентирован на когнитивное сознание реципиента. Наиболее эффективными оказываются те способы, которые направлены непосредственно на эмоциональные импульсы, чувствительно реагирующие на превышение нормы воздействия различной степени. Воздействующая роль речевой экспрессивности служит интенсификации коммуникативного намерения «через раскрытие дополнительного экстралингвистического смысла при помощи средств языковой и текстовой эмфатизации» [19: 92]. Интенсифицированность как «количественная мера нашей оценки качества, мера экспликативности, следовательно, и показатель содержания коммуникации» [20: 41], является ключевым понятием при реализации коммуникативного давления. Таким образом, конфликтогены логоса, как правило, сочетаются в речи с первичными кон-фликтогенами этоса и/или пафоса, посредством которых происходит интенсификация процесса коммуникации.
Тезис о первичности конфликтогенов логоса и их тесной взаимосвязи с конфликтогенами других компонентов речевой модели давления подтверждается экспериментом, в ходе которого трансформируется форма речевого высказывания с последующим извлечением первичных конфликтогенов этоса и пафоса.
Я христианин! Я христианин, а если не верите, окрестите меня еще раз, два раза, хоть десять раз! [21: 192]
В данном высказывании источниками коммуникативного давления выступают конфликтогены логоса, этоса и пафоса. Наличие конфликтогена в логосе вызвано отклонением двух противоположных утверждений и поиском третьего, как соответствующего истине, что обусловлено нарушением закона исключенного третьего. Утверждение о том, что человек является христианином, исключает возможность его вторичного, а тем более многократного крещения. В то же время возникновение необходимости креститься опровергает суждение о том, что говорящий является христианином. Предложенное адресантом утверждение о том, что он одновременно является крещенным христианином и нуждается в крещении, противоречит двум выше приведенным противоположным утверждениям и выступает алогизмом. Нарушение закона исключенного третьего приводит к нарушению постулата качества вследствие искаженной интерпретации объективной действительности, что формирует вторичные конфликтогены этоса.
В роли первичного конфликтогена пафоса выступает такой грамматический маркер, как императив с семантикой категорического требования (окрестите), который создает агрессивную тональность высказывания. Нецелесообразное употребление императива является определяющим компонентом жанра категоричного требования, нарушающего максимы такта и великодушия и, как следствие, реализующего конфликтогенность этоса. Модальность категоричности речи интенсифицируется конфликтогенами пафоса, обусловленными нарушением постулата количества. Данные нарушения получают языковую объективацию в форме необоснованного повтора риторического восклицания (Я христианин! Я христианин) и градации в сочетании с усилительными частицами (еще раз, два раза, хоть десять раз). Количественное превышение нормы воздействия является ядром коммуникативного давления и выступает распространенным приемом, в особенности при отсутствии веских аргументов и недостаточной развитости языковой личности.
Первичность конфликтогенов логоса подтверждается экспериментом, в ходе которого мы исключаем речевые средства, реализующие модальность категоричности и количественное превышение нормы допустимого воздействия. Данные изменения приводят к следующей форме высказывания:
Я христианин, а если не верите, тогда можете окрестить меня.
Появление модального глагола можете, предоставляющего адресату выбор и смягчающего категоричность высказывания, а также опущение повтора, градации и усилительных частиц исключают функционирование первичных конфликтогенов этоса и пафоса в речевой модели коммуникативного давления. Это приводит к реализации конфликтогенов логоса как единственного первичного источника реализации давления, поскольку предоставление некачественной информации является одной из форм проявления агрессивного воздействия. При этом порождаются вторичные конфликтогены этоса, обусловленные нарушением постулата качества.
Как правило, адресант нарушает законы формальной логики в силу отсутствия у него веских аргументов. В таком случае для реализации своего коммуникативного намерения он вынужден обращаться к всевозможным средствам убеждения, апеллирующим к эмоциональному сознанию, чем объясняется широкая распространенность способов реализации коммуникативного давления посредством формирования первичных конфликтогенов одновременно в трех компонентах его речевой модели. Так, например, конфликтоген логоса, обусловленный нарушением закона достаточного основания, сопровождается первичными конфликтогенами этоса, порожденными нарушением максим одобрения, такта, симпатии и скромности, а также конфликтогенами пафоса:
Лидер оппозиции! Какой ты лидер оппозиции? Тридцать лет назад ты был семиклассником и списывал контрольные по арифметике в школе своей в Марьино. А я был уже кандидат в президенты страны [22].
Конфликтоген логоса детерминирован отсутствием причинно-следственной связи между тезисом (Какой ты лидер оппозиции?) и аргументом (Тридцать лет назад ты был семиклассником и списывал контрольные... А я был уже кандидат в президенты страны). Нарушение такой связи порождает алогизм, который искажает когнитивную картину мира адресата и вынуждает его искать новые способы смысловой интерпретации высказывания. Конфликтоген логоса, обусловленный нарушением закона достаточного основания, приводит к нарушению постулата качества и формированию вторичного кон-фликтогена этоса, связанного с некачественной обработкой информации.
Однако помимо конфликтогена логоса, оказывающего деструктивное воздействие на реципиента, коммуникативное давление реализуется первичными конфликтогенами этоса, заключающимися, во-первых, в резкой критике оппонента (Какой ты лидер оппозиции?...ты был семиклассником и списывал контрольные). Такой коммуникативный ход нарушает психоэмоциональный баланс адресата и вводит его в состояние фрустрации. Это обусловлено превышением допустимой нормы воздействия вследствие несоблюдения максимы одобрения и в целом направлена на реализацию конфронтационной линии коммуникативного поведения. Данный конфликтоген также интенсифицируется нарушением постулата количества, поскольку неоправданный повтор (Лидер оппозиции! Какой ты лидер оппозиции?) превышает оптимальный объем информации в высказывании и играет роль эмоционального раздражителя.
Во-вторых, о наличии первичного конфликтогена в этосе свидетельствует снижение регистра коммуникации, реализованного подменой этикетной формы обращения с использованием местоимения Вы на недопустимую - ты. Данный конфликтоген обусловлен нарушением максимы такта, регулирующей коммуникативно-социальную дистанцию, и в агрессивной форме навязывает аудитории крайне пренебрежительное отношение говорящего к предмету речи. В-третьих, реализация конфликтогена этоса обусловлена тем, что выражение критики и пренебрежительного отношения сопряжено с максимизацией антипатии к личности собеседника либо к предмету разговора, что создает неблагоприятную атмосферу общения и нарушает максиму симпатии. В-четвертых, конфликтоген этоса заключается в противопоставлении недостатков оппонента достоинствам адресанта (А я был уже кандидат в президенты страны). Подобное подчеркивание собственных достижений противоречит максиме скромности, которая предписывает «избегать завышения самооценки» [23: 64].
Конфликтогены этоса тесно взаимосвязаны с конфликтогенами пафоса. Так, изменение регистра общения посредством способа адресации рассматривается как стилистический прием, поскольку таким образом актуализируется экспрессивный потенциал обращения в речи. Снижение речевого регистра реализует негативные оценочные значения обращения, которые выступают конфликтогеном пафоса и оказывают деструктивное воздействие на адресата. Интенсификация данного воздействия обусловлена неверным выбором такой координаты речевой ситуации, как лицо, поскольку предмет речи и ее адресат не представляют собой единый объект. Иными словами, происходит подмена обусловленного речевой ситуацией местоимения третьего лица он на прагматически значимое ты.
Кроме того, резкая критика в адрес предмета речи (Какой ты лидер оппозиции?) во многом реализуется благодаря идиоматичности использованной в данном высказывании фразеосхемы, содержащей «категориальное фразеосемантическое значение «негативной оценки»» [24: 117]. По мнению В.Ю. Ме-ликяна, фразеосхемы «выступают в качестве одного из наиболее ярких средств эмоционально-экспрессивного выражения коммуникативного смысла» [25: 130].
Порождение конфликтогенов логоса также может быть обусловлено нарушением закона тождества. Например:
...объективная сторона побоев состоит в множественном нанесении ударов, а множественность означает три удара и более. ...А прокурор заявляет: и двух достаточно. Эдак мы доживем до «хорошего» времени, когда пара пощечин или пинков под зад будут считаться побоями. Тогда у нас из практики уйдет так называемое «оскорбление действием». У нас сплошь, оказывается, будут побои! [26]
Прежде всего, следует отметить, что данный речевой фрагмент основан на инверсированном способе построения аргументации, поскольку аргумент (а множественность означает три удара и более. ...А прокурор заявляет: и двух достаточно) предшествует тезису (Эдак мы доживем до «хорошего» времени ... уйдет так называемое «оскорбление действием». У нас сплошь, оказывается, будут побои!), что усложняет процесс выявления источника когнитивного диссонанса, вызванного конфликто-геном логоса, и позволяет адресанту расставить смысловые акценты. Конфликтоген логоса представлен необоснованной генерализацией, приводящей к актуализации алогизма в форме абсурдной гиперболы, которая является мощным рычагом управления человеческим сознанием [27: 152]. Необоснованная генерализация состоит в неожиданном приравнивании двух разностатусных в юридическом аспекте понятий, а именно «побоев» и «оскорбления действием». Резкий переход от первого понятия ко второму служит гиперболизации возможных последствий в судебной практике и чрезмерно расширяет смысловое содержание тезиса. Закон тождества, нарушение которого обусловливает данный конфликтоген, запрещает подмену понятий, их расширение или сужение. Реализация алогизма приводит к образованию вторичного конфликтогена этоса, обусловленного нарушением постулата качества.
Первичные конфликтогены в данном примере порождаются вследствие несоблюдения максим вежливости. Конфликтоген, противоречащий максиме согласия, направлен на реализацию оппозиционной стратегии и углублению противоречия между коммуникантами. Актуализируя тактику возмущения и тем самым нарушая максиму согласия, адресант обращается к сарказму. Сарказм выражает агрессию посредством подмены прямого семантического значения противоположным прагматическим под влиянием контекста (доживем до «хорошего» времени), в результате чего нарушается постулат качества. Таким образом, данное высказывание представляет собой синтаксическую конструкцию с семиоим-пликационным значением [28: 349].
Конфронтационность, реализуемая этосом, также обусловлена нарушением максимы одобрения. Порожденный таким образом конфликтоген заключается в косвенной негативной оценки профессиональной компетенции адресата (множественность означает три удара. А прокурор заявляет: и двух достаточно). При таких неэкологичных коммуникативных условиях невозможным оказывается соблюдение максимы симпатии.
Степень деструктивности коммуникативного давления повышается при помощи первичных кон-фликтогенов пафоса, реализованных эксплицитными агрессивными средствами. В данном высказывании лексико-семантический способ объективации агрессии заключается в использовании разговорной лексемы эдак и грубого разговорного устойчивого выражения пинок под зад. Подобные языковые единицы придают речи специфический оттенок и усиливают негативный эмоционально-оценочный фон ситуации общения.
Подобный выбор конфликтогенов и способов их реализации свидетельствует о высоком уровне развития языковой личности говорящего и его способности реализовать высокую степень проявления коммуникативного давления при обращении к емким имплицитным приемам речевого воздействия, к которым относятся камуфлирование источника алогизма текстуальной структурой, сарказм, косвенная критика.
В ряде случаев функционирование конфликтогена в логосе детерминируется нарушением закона противоречия, что порождает алогизм, основанный на абсурдной антитезе. Например:
Советский союз погубили артисты, юмористы, партийная печать. КПСС решили, пусть в партийной печати критикуют, пусть юмористы шумят. А народ-то решил, что плохие коммунисты. И я согласен. Коммунисты плохие. Они во всем виноваты [29].
Конфликтоген логоса заключается в логической контрадикторности, выраженной смысловым противоречием между тезисом и выводом (Советский союз погубили артисты - Коммунисты плохие. Они во всем виноваты). Противоречие обнаруживается в высказывании двух взаимоисключающих друг друга утверждений - наличии и отсутствии вины коммунистов в трудностях Советского Союза и его конечном распаде. Обвинение артистов, юмористов и печати в создании негативного облика коммунистической партии свидетельствует о несогласии адресанта с представителями масс медиа и развлекательного сектора, что, в свою очередь, выражает его имплицитное намерение оправдать партию. В то же время адресант открыто критикует и даже обвиняет коммунистов (Коммунисты плохие. Они во всем виноваты), что формирует эффект обманутого ожидания и приводит к когнитивному диссонансу. Кон-фликтоген логоса обусловливает порождение вторичного конфликтогена этоса, вызванного нарушением постулата манеры. Согласно данному постулату, речь говорящего должна отличаться ясностью и последовательностью, что не допускает наличие подобных логических противоречий.
Первичные конфликтогены этоса в данном высказывании репрезентируются обвинением в категоричной форме (Советский союз погубили артисты... Коммунисты плохие. Они во всем виноваты) и обусловлены нарушением максимы одобрения. Кроме того, высказывание реализует конфронтационную речевую стратегию, подчеркивающую бескомпромиссность позиции адресата, что нарушает максиму согласия. Подобное коммуникативное поведение служит средством формирования агрессии адресата по отношению к предмету речи, нарушая таким образом максиму симпатии [30].
Конфликтогены пафоса конструируют модальность категоричности высказывания. Этому способствует перенасыщение речи однотипными синтаксическими структурами, а именно простыми нераспространенными предложениями и однородными членами (артисты, юмористы, партийная печать). Интенсификации категоричности также служит лексический повтор (пусть), в том числе осложненный хиазмом (что плохие коммунисты. Коммунисты плохие). Таким образом, конфликтогены пафоса продуцируются превышением оптимального объема информации, а, следовательно, нарушают постулат количества, оказывая чрезмерное воздействие на адресата.
Преднамеренные нарочитые алогизмы, направленные на реализацию коммуникативного давления, следует отличать от ненамеренных речевых аномалий, представляющих собой коммуникативные ошибки. Коммуникативные ошибки рассматриваются как «коммуникативно-значимое нарушение, существенно ухудшающее восприятие и понимание речи или отдельного высказывания» [31]. Источником порождения такого рода аномалий, как и стилистических алогизмов, могут стать нарушения законов формальной логики. Однако коммуникативные ошибки не ориентированы на реализацию речевого воздействия и достижение определенной прагматической цели. Они носят случайный характер и формируются под влиянием экстралингвистических факторов, таких как спонтанность высказывания, эмоциональное состояние говорящего и, наконец, отсутствие языковой компетенции и неразвитость языковой личности. Например:
Я ответил «нет» человеку, который звонил и спрашивал меня, могу ли я представлять интересы Ефремова, потому что я хорошо знаю, как сделать так, чтобы Михаил Ефремов ушел от наказания [32].
Присутствующая здесь коммуникативная ошибка является результатом несоблюдения адресантом закона достаточного основания, что приводит к нарушению причинно-следственной связи в высказывании. Несовместимость тезиса (Я ответил «нет») и аргумента (потому что я хорошо знаю) возникает вследствие несоблюдения адресантом онтологической нормы. Объяснение, представленное адресантом, вступает в противоречие с общепринятой картиной мира. Наличие достаточных знаний, как правило, мотивирует человека к совершению определенных действий, что является общепризнанной истиной, от которой в данном случае говорящий отступает.
Однако данное высказывание не реализует речевое воздействие в силу отсутствия в нем коммуникативного смысла, формирующегося как результат коммуникативных стратегий участников общения в рамках определенного контекста и детерминирующегося прагматической целью изменить мышление или поведение адресата. Данное высказывание носит информативный характер, так как говорящий не преследует цель обосновать какую-либо идею и донести ее до осознания слушателя. Отсутствие коммуникативного смысла в высказывании лишает его статуса интенционального и свидетельствует о ненамеренности нарушения закона формальной логики, которое следует квалифицировать как коммуникативную ошибку (сбой).
Заключение
Коммуникативное давление как конфронтационный вид речевого воздействия реализуется в различных типах дискурса, в том числе юридическом, общественно-политическом и художественном. Коммуникативное давление может порождаться конфликтогенами логоса, который является одним из компонентов его речевой модели. Конфликтогены логоса представляют собой логическую ошибку, или алогизм, появление которого в речевой модели давления обусловлено нарушением законов формальной логики и приводит к образованию вторичных конфликтогенов этоса, нарушающих постулаты кооперации. Функционирование конфликтогенов логоса в качестве единственного первичного источника де-структивности воздействия является малораспространенным феноменом. Как правило, при реализации коммуникативного давления данный вид конфликтогенов сочетается с первичными конфликтогенами этоса и пафоса. Это объясняется тем, что нарушение законов формальной логики слишком очевидно для адресата, поэтому редко бывает эффективным приёмом убеждения. Кроме того, необходимость нарушения законов формальной логики указывает на отсутствие у адресанта веских аргументов, вследствие чего он стремится интенсифицировать речевое воздействие с помощью различных средств апелляции к эмоциональному сознанию. Нарочитые алогизмы, реализующие конфликтогены логоса, следует отличать от коммуникативных ошибок на основе критерия интенциональности высказывания.
Список литературы
1. Громова Н.С. Речевая агрессия: от коммуникативных ошибок до правонарушений. Юрислингви-стика. 2016;5:173-189.
2. Быкова О.Н. Языковое манипулирование. Теоретические и прикладные аспекты речевого общения. Красноярск - Ачинск: Краснояр. гос. ун-т., 1999;1:99-103.
3. Копнина Г. А. Речевое манипулирование. М.: Флинта: Наука, 2010.
4. Седов К.Ф. Агрессия как вид речевого воздействия. Прямая и непрямая коммуникация. Саратов: Колледж;2003:196—212. Доступно по: https://gigabaza.ru/doc/100170-paU.html. Ссылка активна на 05.05.2018._
5. Шелестюк Е.В. Речевое воздействие: онтология и методология исследования. М.: ФЛИНТА: Наука, 2014.
6. Булгакова Н.Е. Словесные ярлыки на фоне понятий «языковая агрессия» и «языковое насилие». Взаимодействие языка и культуры в коммуникации и тексте. 2010;1(1):166-170.
7. Сковородников А.П. Языковое насилие в современной российской прессе. Теоретические и прикладные аспекты речевого общения. Красноярск - Ачинск: Краснояр. гос. ун-т., 1997;2:10-15.
8. Шилихина К.М. Коммуникативное давление в русской коммуникативной культуре. Проблемы национальной идентичности в культуре и образовании России и Запада. Воронеж: ВГУ, 2000;1:62-70.
9. Стернин И.А. Основы речевого воздействия. Воронеж: Истоки, 2012.
10. Kopperschmidt J. Allgemeine Rhetorik. Einführung in die Theorie der Persuasiven Kommunikation. Stuttgart, Berlin, Köln, Mainz: Kohlhammer, 1976.
11. Голоднов А.В. Перуазивная коммуникация: стратегии и тактики воздействия (на материале современной немецкоязычной рекламы). СПб.: Астерион, 2010.
12. Eemeren F.H. van, Grootendorst R. Argumentation, Communication and Fallacies. A Pragma-Dialectical Perspective. Hillsdale: Lawrence Erlbaum Associates, 1992.
13. Fairclough I., Fairclough N. Political Discourse Analysis: A Method for Advanced Students. London: Routledge, 2012.
14. Меликян В.Ю., Трофимова В.А. О лингвистическом статусе феномена «коммуникативное давление». Язык и право: актуальные проблемы взаимодействия. Ростов н/Д: Дониздат, 2019;9:27-35.
15. Меликян В.Ю. Провокация vs подстрекательство: нормы этики vs нормы права (юрислингвисти-ческая интерпретация). Язык и право: актуальные проблемы взаимодействия. Ростов н/Д: Дониздат, 2020;10:6-26.
16. Макаренко Г.С. О соотношении понятий «конфликтогенный» и «конфликтный» текст в рамках изучения юрислингвистики. Научное наследие В.А. Богородицкого и современный вектор исследований Казанской лингвистической школы. Казань: Казанский (Приволжский) федеральный ун-т., 2018;139-142.
17. Шаховский В.И. Диссонанс экологичности в коммуникативном круге: человек, язык, эмоции. Волгоград, 2016.
18. Костяев А.П. Дискурсивные маркеры вербальной агрессии в профессиональной коммуникации. Мир лингвистики и коммуникации. 2010;19:101-109. Доступно по: https://elibrary.ru/item.as-p?id=18344454&. Ссылка активна на 20.01.2021.
19. Жирова И.Г. Лингвистическая категория «эмфатичность» в антропоцентризме. Языковая личность Маргарет Тетчер в эмоционально-оценочном дискурсе. М.: URSS, 2012.
20. Мощева С.В. Декларативы: особенности реализации в дискурсе рекламы. Вестник удмуртского университета. Сер.: история и филология. 2016;5(26):37-42.
21. Сенкевич Г. Quo vadis. Мн.: Маст. ли; 1990.
22. YouTube. Доступно по: https://www.youtube.com/watch?v=UkdZvnyI9SI Ссылка активна на 1.02.2021.
23. Ерзинкян Е.Л. Лингвистическая категория вежливости: семантика и прагматика. Ереван: ЕГУ, 2018.
24. Меликян В.Ю., Меликян А.В., Посиделова В.В. Фразеосинтаксическая схема «Когда + же + Pro^ + V!». Вопросы когнитивной лингвистики. 2019;3:110-119. doi: 10.20916/1812-3228-2019-3-110-119.
25. Меликян В.Ю. Фразеосинтаксические схемы «Хорош + NJ1» и «Хорош + NJ2» в современном русском языке. Вестник Томского государственного университета. Филология. 2020;67:129-153. doi: 10.17223/19986645/67/7.
26. Резник Г.М. Честь имею. А совесть? Новая газета. Доступно по: https://novayagazeta.ru/arti-cles/2002/07/15/14410-chest-imeyu-a-sovest Ссылка активна на 20.03.2020.
27. Попова Т.Г., Саушева Е.В., Сурикова Т.И., Юсупова Р.Р., Дзюбенко А.И. Linguistic peculiarities of feminine and masculine political media discourse in English-speaking countries. XLinguae. 2018;2(11):147-157. doi: 10.18355/XL.2018.11.02.12.
28. Меликян В.Ю., Меликян А.В. Феномен синтаксической семиоимпликации. Studia z Filologii Pol-skiej i Slowianskiej. 2018;53:348-368. doi: 10.11649/sfps.2018.021.
29. YouTube. Доступно по: https://www.youtube.com/watch?v=E3jG3_-iRQI. Ссылка активна на 1.02.2021.
30. Зюбина И.А., Дзюбенко А.И., Борисенко В.А., Попова О.В., Прокопьев А.И. Implicit linguo-pragmatic strategies of speech behavior of English-speaking prosecutors. XLinguae. 2019;4(12):92-102. doi: 10.18355/XL.2019.12.04.08.
31. Епихина Е.М. О типологии коммуникативных ошибок. Современные исследования социальных проблем (электронный научный журнал). Modern Research of Social Problems. 2014;1(33). Доступно по: https://cyberleninka.ru/article/n/o-tipologii-kommunikativnyh-oshibok. Ссылка_активна на 10.02.2021.
32. Радио КП. Доступно по: https://www.kp.ru/daily/27142.5/4233992/. Ссылка активна на 10.01.2021.
References
1. Gromova NS. Speech aggression: from communicative mistakes to delinquency. Legal Linguistics. 2016; 5:173-189. (In Russ.).
2. Bykova ON. Language manipulation. Theoretical and applied aspects of speech communication. Krasnoyarsk - Archinsk: Krasnoyarsk State University Publ. 1999; 1:99-103. (In Russ.).
3. Kopnina GA. Speech manipulation. Moscow: Flinta: Nauka; 2010. (In Russ.).
4. Sedov KF. Aggression as a type of speech persuasion. Direct and indirect communication. Saratov-College; 2003: 196—212. Available from: https://gigabaza.ru/doc/100170-pall.html. [Accessed 5th May 2018]. (In Russ.).
5. Shelestyuk EV. Speech persuasion: ontology and research methodology. Moscow: Flinta: Nauka; 2014. (In Russ.).
6. Bulgakova NE. Verbal labels on the background of the concepts of "linguistic aggression" and "linguistic violence". Interaction of language and culture in communication and text. 2010;1(1):166-170. (In Russ.).
7. Skovorodnikov AP. Language violence in the contemporary Russian press. Theoretical and applied aspects of speech communication. Krasnoyarsk - Archinsk: Krasnoyarsk State University Publ.; 1997; 2:10-15. (In Russ.).
8. Shilihina KM. Communicative pressure in Russian communicative culture. Problems of National Identity in Russian and Western Culture and Education. Voronezh: Voronezh State University Publ. 2000; 1:62-70. (In Russ.).
9. Stemin IA. Basics of Speech Persuasion. Voronezh: Istoki; 2012. (In Russ.).
10. Kopperschmidt J. Allgemeine Rhetorik. Einführung in die Theorie der Persuasiven Kommunikation. Stuttgart, Berlin, Köln, Mainz: Kohlhammer, 1976. (In Germ).
11. Golodnov AV. Persuasive communication: strategies and tactics of persuasion (based on the material of modern German-language advertising). St. Petersburg: Asterion; 2010. (In Russ.).
12. Eemeren FH. van, Grootendorst R. Argumentation, Communication and Fallacies. A Pragma-Dialectical Perspective. Hillsdale: Lawrence Erlbaum Associates; 1992.
13. Fairclough I., Fairclough N. Political Discourse Analysis: A Method for Advanced Students. London: Routledge, 2012.
14. Melikyan VYu., Trofimova VA. On the Linguistic status of the phenomenon "communicative pressure". Language and Law: Relevant Problems on Interaction. Rostov-on-Don: Don Publ. 2019; 9:27-35. (In Russ.).
15. Melikyan VYu. Provocation vs Incitement: Ethical standards vs Legal standards (legal linguistic interpretation). Language and Law: Relevant Problems on Interaction. Rostov-on-Don: Don Publ. 2020; 10:6-26. (In Russ.).
16. Makarenko GS. On the relationship between the concepts of "conflictogenic" and "conflicting" text in the study of legal linguistics. Scientific heritage of V.A. Bogoroditsky and the modern vector of the Kazan linguistic school research. Kazan: Kazanskiy (Privolzhskiy) Federal University Publ., 2018:139-142. (In Russ.).
17. Shahovskii VI. Ecological Disharmony in the Communicative Circle: a Human Being, Language, Emotions. Volgograd; 2016. (In Russ.).
18. Kostyaev AP. Discursive markers of verbal aggression in professional communication. The world of linguistics and communication. 2010; 19:101-109. Available from: https://elibrary.ru/item.asp?id=18344454&. [Accessed 20th Jan 2021. (In Russ.).
19. Zhirova IG. The linguistic category "emphaticity" in anthropocentrism. The linguistic personality of Margaret Thatcher in the emotional-evaluative discourse. Moscow: URSS, 2012. (In Russ.).
20. Moshcheva SV Declaratives: peculiarities of realization in an advertising discourse. Bulletin of Ud-murtskiy University. Ser.: History and Philology. 2016;5(26):37-42. (In Russ.).
21. Senkevich G. Quo vadis. Minsk: Mast. Lit, 1990. (In Russ.).
22. YouTube. Available from: https://www.youtube.com/watch?v=UkdZvnyI9SI. [Accessed 1st Feb 2021. (In Russ.).
23. Erzinkyan EL. Linguistic category of politeness: semantics and pragmatics. Erevan: ESU; 2018. (In Russ.).
24. Melikyan VYu., Melikyan AV, Posidelova VV. Phraseosyntactic scheme «Когда (Kogda) + же (zhe) + Pron1 + V!». Cognitive Linguistics Issues. 2019; 3:110-119. Available from: doi: 10.20916/1812-3228-20193-110-119. (In Russ.).
25. Melikyan VYu. Phraseosyntactic schemes «Хорош (Khorosh) + NJ1» и «Хорош (Khorosh) + NJ2» in modern Russian. Bulletin of Tomsk State University. Philology; 2020; 67:129-153. Available from: doi: 10.17223/19986645/67/7. (In Russ.).
26. New Paper. Available from: https://novayagazeta.ru/articles/2002/07/15/14410-chest-imeyu-a-sovest. [Accessed 20th March 2020]. (In Russ.).
27. Popova TG., Sausheva EV., Surikova TI., Yusupova RR., Dzyubenko AI. Linguistic peculiarities of feminine and masculine political media discourse in English-speaking countries. XLinguae. 2018;2(11):147-157. Available from: doi: 10.18355/XL.2018.11.02.12.
28. Melikian VYu., Melikian AV. The Phenomenon of Syntactic Semioimplication. Studia z Filologii Pol-skiej i Slowianskiej. 2018; 53:348-368. Available from: doi: 10.11649/sfps.2018.021. (In Russ.).
29. YouTube. Available from: https://www.youtube.com/watch?v=E3jG3_-iRQI. [Accessed 1st Feb 2021. (In Russ.).
30. Zyubina IA., Dzyubenko AI., Borisenko VA., Popova OV., Prokopev AI. Implicit linguistic pragmatic strategies of speech behavior of English-speaking prosecutors. XLinguae. 2019; 4(12):92-102. Available from: doi: 10.18355/XL.2019.12.04.08.
31. Epikhina EM. On the typology of communicative errors. Modern research of social problems (electronic scientific journal). 2014;1(33). Available at: https://cyberleninka.ru/article/n7o-tipologii-kommunika-tivnyh-oshibok. Access Feb_10, 2021. (In Russ.).
32. Komsomolskaya Pravda Radio. Available from: https://www.kp.ru/daily/27142.5/4233992/. [Accessed 10th Jan 2021. (In Russ.).
История статьи:
Получена: 24.12.2020 Принята: 18.01.2021 Опубликована онлайн: 25.03.2021
Article history:
Received: 24.12.2020 Accepted: 18.01.2021 Published online: 25.03.2021
Сведения об авторе:
Трофимова Валерия Александровна, старший преподаватель кафедры межкультурной коммуникации и методики преподавания иностранных языков, Южный федеральный университет, Ростов-на-Дону, Российская Федерация; e-mail: leratrofimowa@mail.ru.
Bionote:
Valeria A. Trofimova, Senior Lecturer, Southern Federal University, Intercultural Communications and Foreign Language Teaching Methods Department; Rostov-on-Don, Russian Federation; e-mail: leratrofi-mowa@mail.ru.
