CC BY
82
Логические изъяны содержания отдельных принципов
уголовного процесса
БЕЗРУКОВ Сергей Сергеевич,
докторант ВНИИ МВД России, кандидат юридических наук, доцент
Законодательное закрепление системы принципов уголовного судопроизводства в гл. 2 УПК РФ не привело к прекращению дискуссий относительно количественного и качественного состава входящих в нее положений. Подобный подход законодателя, напротив, вызвал многочисленные возражения со стороны ученых и практических работников. Не углубляясь в полемику относительно понятия и критериев вычленения принципов уголовного процесса, а также их системы, хотелось бы оценить, насколько удачно сконструированы законодателем некоторые базовые уголовно-процессуальные нормы.
На одно из первых мест (даже среди наиболее значимых положений) выдвигается принцип законности при производстве по уголовному делу (ст. 7 УПК). Этот общеправовой принцип получил в УПК своеобразное выражение. Если в теории права, в науке уголовного процесса сущность данного принципа определяется как требование неукоснительного соблюдения правовых норм всеми субъектами правовых отношений, то в ст. 7 УПК речь идет о невозможности применения судом, прокурором, следователем, дознавателем федерального закона, противоречащего УПК, о последствиях нарушения закона участниками уголовного судопроизводства, наделенными государственно-властными полномочиями, а также о требованиях, которым должны соответствовать определения, постановления по уголовному делу.
Формулировки ст. 7 УПК акцентируют внимание правоприменителя на
положениях, раскрывающих только отдельные сущностные свойства данного принципа, причем отнюдь не самые важные. Как считает В. Т. Томин, формула принципа законности состоит в том, что действующие уголовно-процессуальные нормы, равно как и нормы уголовного и других отраслей материального права, необходимые для производства процессуальных действий и принятия решений по уголовному делу, должны скрупулезно исполняться и соблюдаться. Условием эффективного действия этого принципа, по его мнению, является наличие в уголовно-процессуальном праве оптимального количества норм, их непротиворечивость и легитимность, их системность и систематизирован-ность, а также их доступность участникам уголовного процесса1.
Вместо того чтобы закрепить в ст. 7 УПК требование о тщательном соблюдении и исполнении всеми участниками уголовного судопроизводства предписаний законодательства, его разработчики подошли к формулированию принципа законности с нетрадиционной стороны. Положения, содержащиеся в ч. 1 и 2 ст. 7 УПК, логичнее было бы разместить в ст. 1, где как раз речь и идет о законах, определяющих порядок уголовного судопроизводства. Но в УПК все наоборот. В статье 1, посвященной нормативному регулированию производства по уголовным делам (ст. 1), вдруг появляется указание на то, что порядок уголовного судопроизводства, установленный Кодексом, является обя-
1 См.: Томин В. Т. Принципы отечественного уголовного процесса // Уголовный процесс. Проблемные лекции / под ред. В. Т. То-мина, И. А. Зинченко. М., 2013. С. 215; Он же. Уголовный процесс: актуальные проблемы теории и практики. М., 2009. С. 151, 153.
зательным для судов, органов прокуратуры, органов предварительного следствия и органов дознания, а также иных участников уголовного судопроизводства. Это положение, по сути, и является сердцевиной принципа законности, но по непонятным причинам оно оказалось помещенным в ч. 2 ст. 1 УПК. По-видимому, чтобы не повторять одно и то же правило дважды, составители Кодекса и наполнили его ст. 7 нехарактерным содержанием. Совершенно очевидно, что подобные рокировки, порождающие противоречие между названием статьи и ее содержанием, недопустимы.
Конструкция ч. 1 и 2 ст. 7 УПК вызывает еще ряд критических замечаний. УПК действительно является специализированным федеральным законом, основное предназначение которого — регулировать правоотношения в сфере уголовного процесса. Поэтому он и имеет приоритет над другими нормативными правовыми актами, в той или иной степени затрагивающими отдельные значимые для производства по уголовным делам моменты. Но положения УПК будут иметь приоритет только над равнозначными законами или нормативными правовыми актами, стоящими в иерархии на ступень ниже федеральных законов. В том случае, если какое-либо противоречие возникнет между УПК и федеральным конституционным законом, применяться должны положения последнего.
В части 3 ст. 7 УПК законодатель устанавливает правило о признании недопустимыми доказательств, полученных с нарушением закона. Необходимость включения указанного положения именно в ст. 7 вызывает серьезные сомнения. Недопустимым доказательствам, как известно, посвящена ст. 75 УПК, в ч. 2 которой содержатся фактически идентичные предписания. Изложение оснований отнесения доказательств к числу недопустимых в гл. 10 УПК «Доказательства в уголовном процессе» кажется более предпочтительным и, по крайней мере, логичным.
Применительно же к принципу законности признание недопустимыми доказательств, полученных с нарушением закона, — это частный случай, одна из уголовно-процессуальных санкций, используемых при нарушении требований закона. Но это далеко не единственная санкция. Нарушение уголовно-процессуального законодательства может повлечь, например, отмену процессуального решения руководителем следственного органа, начальником подразделения дознания, прокурором; освобождение задержанного, заключенного под стражу; отмену приговора или иного судебного решения, как не вступившего, так и вступившего в законную силу, и т. д. Представляется, что в рамках принципа законности последствия нарушения законодательных требований нецелесообразно сводить к одному частному случаю, а нужно трактовать максимально широко, обозначая все возможные санкции или большую их часть, наиболее значимые из них.
Лишь ч. 4 ст. 7 УПК в ее современном изложении не вызывает замечаний. Конечно, есть вопрос о необходимости закрепления в этой норме требования о справедливости процессуальных решений или процесса в целом, но это, как представляется, может быть предметом самостоятельного исследования, выходящего за рамки данной статьи2.
Остановимся далее на группе положений, обеспечивающих в уголовном судопроизводстве общеправовой статус человека и гражданина. В действующем УПК в отличие от его предшественников многие из названных положений впервые отнесены к категории принципов уго-
2 См., например: Гуляев А. П. Цели, задачи и принципы как фундаментальные положения уголовно-процессуального права: по закону, теории и практике // Российский следователь. 2012. № 16. С. 7—8; Он же. Концепция реформирования предварительного расследования преступления // Российский следователь. 2012. № 11. С. 3.
ловного судопроизводства. Так, ст. 9 УПК называет принципом уважение чести и достоинства личности. В части 1 ст. 9 содержится запрет на осуществление в ходе уголовного судопроизводства действий и принятие решений, унижающих честь участника уголовного судопроизводства, а также на обращение, унижающее его человеческое достоинство либо создающее опасность для его жизни и здоровья. А в соответствии с ч. 2 ст. 9 никто из участников уголовного судопроизводства не может подвергаться насилию, пыткам, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению.
Какие конкретно решения и действия могут унизить честь или человеческое достоинство в рамках производства по уголовному делу, законодатель не разъясняет. Попытка некоторой конкретизации законодательных предписаний содержится в нормах, регламентирующих общие правила производства следственных действий, порядок производства некоторых из них. Например, ч. 4 ст. 164 УПК указывает на недопустимость применения при производстве следственных действий насилия, угроз и иных незаконных мер, создания опасности для жизни и здоровья участвующих в них лиц. Часть 3 ст. 170 УПК допускает производство отдельных следственных действий без участия понятых (хотя по общему правилу их участие в этих следственных действиях обязательно) в случае, если производство следственного действия связано с опасностью для жизни и здоровья людей. Согласно ч. 4 ст. 179 УПК следователю запрещается присутствовать при освидетельствовании лица другого пола, если оно сопровождается обнажением данного лица. При получении образцов для сравнительного исследования не должны применяться методы, опасные для жизни и здоровья человека или унижающие его честь и достоинство, — на это указывает ч. 2 ст. 202 УПК. Но приведенные примеры представляют собой лишь единичные случаи. Как посту-
пать в иных ситуациях, связанных с возможным унижением чести или достоинства участника уголовного судопроизводства, закон не поясняет. Устанавливая в ч. 2 ст. 179 УПК обязательность постановления следователя для освидетельствуемого лица, законодатель обходит молчанием вопрос о том, можно ли применить принуждение, если подозреваемый или обвиняемый не желает, чтобы его освидетельствовали. Обязательность постановления следователя о получении образцов для сравнительного исследования специально в ст. 202 УПК не оговорена, но, по-видимому, презюмируется законодателем. Полагаем, что в интересах доказывания в отношении подозреваемых и обвиняемых может применяться физическое принуждение, которое, как часто указывают в юридической литературе, не должно носить характер насилия. Тем не менее применение физического принуждения в указанных случаях, а также при производстве обыска, личного обыска, выемки, других следственных действий, осуществлении привода и т. д. неизбежно будет унижать честь и достоинство подозреваемого или обвиняемого. Честь и достоинство будут принижены и в случаях возбуждения уголовного дела в отношении конкретного лица, задержания лица, подозреваемого в причастности к совершенному преступлению, заключения под стражу подозреваемого или обвиняемого, привлечения в качестве обвиняемого, вынесения обвинительного приговора. Даже при условии стопроцентной законности и обоснованности перечисленных решений честь и достоинство лица, в отношении которого они выносятся, будут умаляться, поскольку такие решения сначала ставят под сомнение добропорядочность конкретного человека, а впоследствии констатируют его виновность в совершении преступления. Но без этих решений уголовное судопроизводство в принципе невозможно.
В ходе уголовного судопроизводства могут оказаться униженными честь и достоинство потерпевше-
го. Неспособность правоохранительных органов раскрыть преступление, привлечь виновного к уголовной ответственности, назначение чрезмерно мягкого, по мнению потерпевшего, наказания, выплата смехотворных сумм в качестве компенсации морального вреда, причиненного преступным деянием, невозможность взыскания средств по гражданскому иску ввиду материальной несостоятельности обвиняемого, даже постановка следователем на допросе или очной ставке вопросов, ставящих под сомнение правдивость показаний потерпевшего, безусловно, в определенной степени унижают его честь и достоинство. К сожалению, таковы реалии современного уголовного процесса.
В связи с этим считаем, что положения ст. 9 УПК не делают запрет унижения чести и достоинства участников уголовного судопроизводства абсолютным, а скорее носят декларативный характер. Гораздо более полезно с точки зрения правового регулирования было бы разработать и закрепить в нормах УПК более четкие пределы, ограничивающие принуждение в уголовном судопроизводстве.
Конституционные положения о неприкосновенности личности также возводятся в ранг принципа уголовного судопроизводства (ст. 10 УПК). Однако здесь данная гарантия правового статуса человека и гражданина трактуется в узком смысле. При этом наименование ст. 10 УПК «Неприкосновенность личности» несколько расходится с ее содержанием. В части 1 ст. 10 УПК устанавливается, что никто не может быть задержан по подозрению в совершении преступления или заключен под стражу при отсутствии на то законных оснований, предусмотренных Кодексом. До судебного решения лицо не может быть подвергнуто задержанию на срок более 48 часов. Это фактическое указание оснований и условий (естественно, в самом общем виде), при которых личность может быть лишена свободы или ограничена в ней.
В части 2 ст. 10 законодатель требует от суда, прокурора, следователя, органа дознания и дознавателя немедленно освободить всякого незаконно задержанного или лишенного свободы. Это требование распространяется на всякого незаконно помещенного в медицинский или психиатрический стационар, а также содержащегося под стражей свыше срока, предусмотренного Кодексом. Как известно, в медицинский или психиатрический стационар лицо помещается или переводится только по судебному решению, что также могло бы найти отражение в ч. 1 ст. 10 УПК. Следует указать и на то, что контроль за соблюдением сроков задержания или содержания под стражей возлагается не только на названные в ч. 2 ст. 10 УПК органы, но и на администрацию мест содержания задержанных и заключенных под стражу, которая в соответствии с Федеральным законом от 15 июля 1995 г. № 103-Ф3 «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» также обязана освободить всякого задержанного или заключенного под стражу немедленно по истечении срока задержания или содержания под стражей, если не представлены соответствующие документы о продлении такого срока. Администрация мест содержания задержанных и заключенных под стражу не называется среди участников уголовного судопроизводства, ввиду чего законодатель и не упоминает ее в ст. 10 УПК, полагая, что это частности.
И наконец, ч. 3 ст. 10 УПК предписывает содержать задержанных и заключенных под стражу лиц в условиях, исключающих угрозу их жизни и здоровью. Кому конкретно адресованы эти предписания — не ясно. Ни суд, ни прокурор (в рамках уголовного судопроизводства), ни следователь, ни орган дознания или дознаватель не уполномочены проверять места содержания задержанных или заключенных под стражу с точки зрения их безопасности для жизни и здоро-
вья пребывающих там лиц. УПК, что совершенно правомерно, не включает каких-либо требований относительно содержания задержанных и заключенных под стражу. Нормативы площади, другие санитарные и прочие стандарты для мест принудительной изоляции от общества, правила их внутреннего распорядка устанавливаются иными нормативными правовыми актами и не должны являться объектом уголовно-процессуального регулирования.
Необходимо упомянуть и тот факт, что условия содержания в российских изоляторах временного содержания и следственных изоляторах признавались экспертами Совета Европы не соответствующими международным и европейским стандартам, а в отдельных случаях само нахождение в подобных условиях приравнивалось к пытке. Несмотря на предпринимаемые в последние годы усилия в этой сфере, надлежащие условия содержания задержанных и заключенных под стражу остаются скорее исключением из правил. Все сказанное приводит к выводу, что ч. 3 ст. 10 УПК носит сугубо декларативный характер.
Наибольшее количество трудносо-гласуемых друг с другом положений закреплено в ст. 11 УПК, провозглашающей принципом производства по уголовным делам охрану прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве. В части 1 указанной статьи закрепляется обязанность суда, прокурора, следователя, дознавателя разъяснять подозреваемому, обвиняемому, потерпевшему, гражданскому истцу, гражданскому ответчику, а также другим участникам уголовного судопроизводства их права, обязанности и ответственность, а также обеспечивать возможность осуществления этих прав. Эти положения представляются вполне логичными, поскольку охрана, а тем более осуществление предоставленных законом прав немыслимы без их разъяснения участникам уголовного судопроизводства.
Но затем законодатель переходит к показаниям лиц, обладающих свидетельским иммунитетом, согласившихся свидетельствовать по уголовному делу. Таких лиц дознаватель, следователь, прокурор и суд обязаны предупредить о том, что их показания могут использоваться в качестве доказательств в ходе дальнейшего производства по уголовному делу (ч. 2 ст. 11 УПК). В российской юридической литературе отмечалось, что любому здравомыслящему человеку должно быть понятно доказательственное значение данных им показаний. В нормах УПК возможность признания недопустимым доказательством показаний подозреваемого или обвиняемого, данных в ходе досудебного производства по уголовному делу, связывается с участием в допросе защитника. В соответствии с п. 1 ч. 2 ст. 75 УПК показания подозреваемого или обвиняемого, данные в ходе досудебного производства по уголовному делу и не подтвержденные им в суде, будут юридически ничтожны, если не было обеспечено участие в допросе защитника подозреваемого или обвиняемого либо названные лица отказались от защитника. УПК не содержит положений об отнесении к числу недопустимых доказательств показаний участников уголовного судопроизводства, решивших после разъяснения им положений закона дать показания, а в дальнейшем по каким-либо причинам передумавших. Наоборот, п. 3 ч. 2 ст. 42, п. 2 ч. 4 ст. 46, п. 3 ч. 4 ст. 47, п. 1 ч. 4 ст. 56 УПК устанавливают возможность использования таких показаний и в случае последующего отказа от них. Следует признать, что и в ч. 2 ст. 11 УПК содержатся положения декларативного характера, не являющиеся сколько-нибудь значимыми для уголовного процесса.
В части 3 ст. 11 УПК законодатель переходит к обеспечению безопасности потерпевшего, свидетеля, иных участников уголовного судопроизводства, их близких родственников, родственников или близких лиц. При наличии достаточных данных о том,
что указанным лицам угрожают убийством, применением насилия, уничтожением или повреждением их имущества либо иными опасными противоправными деяниями, суд, прокурор, следователь, орган дознания и дознаватель принимают в пределах своей компетенции в отношении таких лиц меры безопасности. При этом упомянуты лишь отдельные меры обеспечения безопасности участников уголовного судопроизводства, которые используются при производстве следственных (судебных) и процессуальных действий и в целом направлены на сохранение в тайне персональных данных участников уголовного судопроизводства, содействующих правосудию. Детально основания и порядок применения различных мер безопасности (их перечень значительно шире тех, что названы в УПК) в связи с производством по уголовным делам регламентированы в Федеральном законе от 20 августа 2004 г. № 119-ФЗ «О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства». Необходимость включения в содержание принципов уголовного судопроизводства положений, по большей части выходящих за пределы уголовно-процессуального регулирования, сомнительна.
Часть 4 ст. 11 УПК гарантирует возмещение лицу вреда, причиненного в результате нарушения его прав и свобод судом, а также должностными лицами, осуществляющими уголовное преследование. Следовательно, в содержание рассматриваемого принципа входит также право на реабилитацию всякого, кто незаконно подвергся уголовному преследованию или мерам уголовно-процессуального принуждения. Таким образом, при детальном изучении ст. 11 УПК выясняется, что ее содержание образуют весьма разноплановые и не связанные друг с другом положения, направленные на охрану в уголовном судопроизводстве отдельных прав его участников. Критерии отбора поло-
жений, вошедших в данную статью, остаются неясными.
Принципом уголовного судопроизводства ст. 12 УПК называет неприкосновенность жилища. Однако в указанной статье положение о неприкосновенности жилища не сформулировано: здесь лишь устанавливается порядок доступа в жилище для производства следственных действий. В частях 1 и 2 ст. 12 УПК упоминаются лишь такие следственные действия, как осмотр, обыск и выемка. Не составляет труда продолжить перечень следственных действий, для производства которых следователю (дознавателю) потребуется доступ в жилище. Это, например, следственный эксперимент, проверка показаний на месте. Закон умалчивает о том, должен ли следователь (дознаватель) получать судебное решение на производство этих следственных действий в жилище или достаточно заручиться согласием проживающих в нем лиц.
Помимо того, понятие «жилище», закрепленное в п. 10 ст. 5 УПК, на первый взгляд детально прописанное законодателем, является относительно определенным. В работе, вышедшей под редакцией руководителя рабочей группы по мониторингу введения в действие УПК Е. Б. Мизулиной, коллектив авторов предлагает в каждом конкретном случае в следственной или судебной практике специально обосновывать, может ли то или иное помещение быть отнесено к жилищу (например, помещение в подвале, выделенное ЖЭКом для проживания дворнику)3. Получается, что и положениям ст. 12 УПК не хватает должной детализации.
Статья 13 УПК закрепляет принцип тайны переписки, телефонных и иных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений. Содержание данной нормы вызывает замечания, аналогичные высказанным применительно к принципу не-
3 См.: Уголовно-процессуальный кодекс
Российской Федерации в вопросах и ответах / отв. ред. Е. Б. Мизулина. М., 2003. С. 29.
прикосновенности жилища: оно фактически противоречит ее названию. Здесь вновь идет речь лишь о порядке ограничения соответствующих элементов правового статуса человека и гражданина, гарантированных Конституцией РФ и международными нормативными правовыми актами.
Не ставя под сомнение необходимость обеспечения в уголовном судопроизводстве всех прав и свобод человека и гражданина, гарантированных Конституцией России и нормативными правовыми актами международного характера, все же усомнимся в целесообразности позиционирования таких положений в качестве принципов уголовного процесса. Такой подход законодателя не разделяется многими учеными-процессуалистами. Так, закрепление декларативных положений в тексте УПК А. А. Давле-тов называет советской традицией. По его мнению, положения ст. 9, 11 УПК если и являются принципами, то принципами политическими или общеправовыми, уместными в Конституции государства, в текстах международных договоров. Вместо деклараций в систему принципов уголовно-процессуальной деятельности А. А. Давлетов предлагает включить принцип обеспечения прав участни-ков4. Аналогичной позиции придерживаются Т. Т. Алиев и Н. А. Громов, выступающие против включения в систему принципов уголовного судопроизводства таких положений, как неприкосновенность личности, тайна частной жизни, неприкосновенность жилища, тайна переписки, телефонных и иных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений, а также других прав граждан, предусмотренных ст. 22 и 23 Конституции РФ. Хотя эти нормы и определяют отдельные аспекты деятельности следственно-прокурорских и судебных органов, их, как они полагают,
4 См.: Давлетов А. А. Принципы уголовно-процессуальной деятельности // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2008. № 2. С. 95, 102.
нельзя трактовать лишь как принципы уголовного судопроизводства. Каждое из этих положений имеет гораздо большее политическое и юридическое содержание, ибо представляет собой составную часть правового статуса человека и гражданина, регламентированного Основным законом государства. Наличие этих норм в уголовно-процессуальном законодательстве нельзя рассматривать как конструирование самостоятельных принципов уголовного судо-производства5.
Рассуждая о положениях, закрепленных в ст. 9—13 и 16 УПК, В. Т. То-мин приходит к выводу, что все эти положения рассчитаны на проявление «одной гораздо более общей идеи, действительно наиболее общей для уголовного процесса как отрасли государственной деятельности — принципа защиты законных интересов личностей, вовлекаемых в уголовное судопроизводство»6. Схожая позиция приведена и в работе В. П. Проценко, включающего в систему принципов уголовного процесса принцип соблюдения (охраны) прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве, объединяющий значительную часть рассматриваемых положений7.
В рамках уголовно-процессуальной деятельности действительно могут существенно ограничиваться, а порой и нарушаться права и свободы человека и гражданина. А потому стремление законодателя обезопасить участников уголовного судопроизводства заслуживает лишь поддержки. Однако возведение отдельных прав и свобод, гарантированных Конституцией РФ и международными договорами, в ранг
5 См.: Алиев Т. Т., Громов Н. А. Основные начала уголовного судопроизводства. М., 2003. С. 59.
6 Томин В. Т. Уголовный процесс: актуальные проблемы теории и практики. М., 2009. С. 241.
7 См.: Проценко В. П. Принципы уголовного процесса и критерии их систематизации. Краснодар, 2006. С. 59—107.
процессуальных принципов нельзя признать панацеей от всех бед и наилучшим приемом законодательной техники. Конституция нашей страны предоставляет личности достаточно широкий спектр прав и свобод, подавляющее большинство которых уязвимо при производстве по уголовным делам. Экстракт отдельных конституционных положений, зачастую весьма разноплановых, сгруппированных в гл. 2 УПК, а в ряде случаев и в одной статье, объективно не способен оказывать хоть какое-то позитивное воздействие на защиту прав участников уголовного судопроизводства. Ни при каких обстоятельствах принципом уголовного процесса не должны провозглашаться положения, имеющие разнородную структуру, а тем более логические противоречия между наименованием и содержанием. Изложенное приводит к выводу о том, что система принципов уголовного процесса должна быть существенно скорректирована.
А. А. Тарасову, неоднократно высказывавшему критические суждения относительно содержания гл. 2 УПК, «интенсивный путь развития основополагающих начал уголовного процесса видится не в постоянных "хирургических вмешательствах" в главу 2, а в совершенствовании самих процедурных правил, в которых принципы реализуются». По его мнению, система принципов является наиболее стабильной составляющей системы уголовно-процессуального права, костяком, определяющим его исторический тип, а потому в понимании этой системы и методологических основ ее построения также нужна максимальная стабильность8.
8 См.: Тарасов А. А. О системе принципов современного уголовного процесса России // Государство и право: вопросы методологии, теории и практики функционирования: сб. науч. ст. Вып. 2 / под ред. А. А. На-преенко. Самара, 2006. С. 401, 406—407.
Действующее уголовно-процессуальное законодательство, к сожалению, не отличается стабильностью. В поисках оптимального порядка производства по уголовным делам законодатель порой исправляет не отдельные нормы, а целые процессуальные институты, формулируя новые положения или возвращаясь к пока не слишком забытым старым. Такие изменения не всегда в полной мере согласуются с обозначенными в тексте УПК принципами.
Библиографический список
Алиев Т. Т., Громов Н. А. Основные начала уголовного судопроизводства. М., 2003.
Гуляев А. П. Концепция реформирования предварительного расследования преступления // Российский следователь. 2012. № 11.
Гуляев А. П. Цели, задачи и принципы как фундаментальные положения уголовно-процессуального права: по закону, теории и практике // Российский следователь. 2012. № 16.
Давлетов А. А. Принципы уголовно-процессуальной деятельности // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2008. № 2.
Проценко В. П. Принципы уголовного процесса и критерии их систематизации. Краснодар, 2006.
Тарасов А. А. О системе принципов современного уголовного процесса России // Государство и право: вопросы методологии, теории и практики функционирования: сб. науч. ст. Вып. 2 / под ред. А. А. Напреен-ко. Самара, 2006.
Томин В. Т. Принципы отечественного уголовного процесса // Уголовный процесс. Проблемные лекции / под ред. В. Т. Томина, И. А. Зинченко. М., 2013.
Томин В. Т. Уголовный процесс: актуальные проблемы теории и практики. М., 2009.
Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в вопросах и ответах / отв. ред. Е. Б. Мизулина. М., 2003.
