CC BY
208
Е.Ю. Попова
Литературные прецедентные феномены как средства экспликации постмодернистских мотивов иллюзорности и абсурдности мира в творчестве В. Пелевина
В статье рассматриваются особенности экспликации мотивов иллюзорности и абсурдности мира в различных типах интертекстем, вербализирую-щих литературные прецедентные феномены в постмодернистских романах В. Пелевина «Generation "П"» и «Числа». Автор делает вывод о многомерности проблемы абсурдности и иллюзорности бытия в художественной вселенной писателя.
Ключевые слова: литературный прецедентный феномен, интертекстема, постмодернизм, мотив иллюзорности, мотив абсурдности, художественный дискурс,
В. Пелевин.
Литературоведение
Постмодернизм - явление в общественной жизни последних тридцати лет XX в., возникшее в связи с потребностью в переосмыслении культуры и современности и продолжающееся до настоящего момента. У. Эко формулировал это явление так: «Постмодернизм - это ответ модернизму: раз уж прошлое невозможно уничтожить, ибо его уничтожение ведет к немоте, его нужно переосмысливать: иронично, без наивности!» [23, с. 461].
Для постмодернизма характерны тотальная ирония, игровое начало, а также эсхатологическое умонастроение конца тысячелетия и «deja vu», эффект которого основан на «литературном воспоминании», т.е. на интертекстуальной стратегии. Эстетика чужого слова играет ключевую роль в рамках данного направления. Особенно типичным для российского постмодернизма является «перепрочтение хрестоматийных текстов русской классической литературы с целью разрушения их стереотипного восприятия (Владимир Сорокин, Евгений Попов)» [22, с. 143-144]. По мнению В. Курицына, особенностями постмодернистской поэтики являются «интерактивность» и «виртуальность»: «С появлением сетей массовой коммуникации, Internet, с усилением в нашей жизни роли компьютеров появилась возможность замены реального мира компьютерной иллюзией. Таким образом, теперь мы все в большей или меньшей степени соприкасаемся с виртуальной реальностью, существование которой порой ставит под сомнение существование действительной реальности. Именно на этом сомнении как основном принципе и строятся все произведения постмодернистской эстетики» [11, с. 10].
Все вышеупомянутые особенности нашли особенно яркое выражение в творчестве Виктора Пелевина, одного из самых популярных и читаемых писателей современности, получившего признание за рубежом, лауреата бесчисленных литературных премий. Ряд критиков отмечают особое место творчества писателя в русском постмодерне.
Так, ему отводится место «вождя крутого поставангарда», обусловленное «виртуальностью» его прозы, его творчество характеризуется как «русский классический пострефлекторный постмодернизм» [7], представляющий собой «увлекательную и предельно ясную философскую прозу, с оттенком мистики и потусторонности, простую для восприятия и обладающую концентрированным содержанием» [7, с. 246]. Пелевин предстает «писателем-идеологом, размышляющим над “вечными вопросами” русской классической литературы» [16].
Особенности проявления постмодернистских тенденций в произведениях рассматриваемого автора проанализированы в ряде критических работ [1; 12; 15]. Особый интерес представляет выделение ряда мотивов, пронизывающих всю прозу автора. Мотивы иллюзорности и абсурдности мира
являются ключевыми для понимания глубинного пласта пелевинского творчества. Так, критики, коснувшиеся проблемы соотношения реальности и иллюзии, приходят к выводу о первостепенной роли разных форм миража в художественной вселенной писателя. А. Генис называет Пелевина лучшим «певцом виртуальной реальности»: «Пелевин поэт, философ и бытописатель пограничной зоны. Он обживает стыки между реальностями. В месте их встречи возникают яркие художественные эффекты: одна картина мира, накладываясь на другую, создает третью, отличную от первых двух. Писатель, живущий на сломе эпох, он населяет свои рассказы героями, обитающими сразу в двух мирах» [4, с. 231]. Описание пограничных состояний и конструирование особого художественного пространства сопоставимо с образом дома, жить в котором невозможно, поскольку реальность не обретаема в принципе [10, с. 80]. «Иллюзорные построения» Пелевина сравниваются с медицинским понятием “фантомная боль”» [2].
Вербализация мотивов иллюзорности и абсурдности мира в романах Пелевина осуществляется за счет многочисленных интертекстуальных включений. Как отмечает И. Яценко, «интертексты в постмодернистском тексте являются организующими структурами, и исследование того или иного интертекста неизбежно приведет к проникновению в смысл постмодернистского текста» [24].
Наше исследование посвящено интертексту, или интертекстемам в романах Пелевина «Generation “П”» и «Числа», объединяемых критикой в художественное целое на основе общности их проблематики и мотивов. Термин «интертекстема» обозначает конкретную текстовую реализацию интертекста и определяется как «межуровневый реляционный (соотносительный) сегмент содержательной структуры текста - грамматической (морфемно-словообразовательной, морфологической, синтаксической), лексической, просодической (ритмико-интонационной), строфической, композиционной, - вовлеченный в межтекстовые связи» [20, с. 11]. Интер-текстема может быть окружена элементами текста, участвующими в ее разворачивании, - интерпретаторами. Такая интертекстема идентифицируется нами как рассредоточенная. Интерпретаторы, непосредственно указывающие на содержание интертекстемы, называются прямыми, тогда как косвенные интерпретаторы выявляют ее содержание опосредованно. Интертекстема без интерпретаторов является точечной. Также нами разграничиваются интертекстема с имплицитно и эксплицитно выраженным содержанием и гетерогенная интертекстема, состоящая из двух или более интертекстем, относящихся к разным сферам-источникам.
Интертекстема представляет собой инвариант восприятия любого прецедентного феномена, отраженный в исследуемых романах. Таким
Филологические
науки
Литературоведение
образом, прецедентные феномены фунционируют в художественном тексте как материализованные знаки интертекстуальности, обнаруживающие культурную значимость определенных художественных текстов и служащие основой взаимодействия как целых культур, так и отдельных текстов [3; 6; 9; 13]. Под ними понимаются имеющие вербальное выражение единицы, известные значительной части представителей лингвокультурного сообщества, актуальные в когнитивном (познавательном и эмоциональном) плане, обращение к которым обнаруживается в речи представителей того или иного лингвокультурного сообщества [8; 14]. Прецендентные феномены включают прецедентное имя, прецедентное высказывание, прецедентную ситуацию и прецедентный текст. Все единицы взаимосвязаны: актуализация одного из них может повлечь за собой актуализация остальных.
Согласно существующему в лингвистике широкому подходу, классификация источников прецендентных феноменов основывается на их отношении к социально-культурным сферам или «другим текстам культуры» [13; 14; 19; 21].В результате распределения собранного нами материала по таким сферам-источникам было выявлено, что преобладающей сферой-источником обоих романов является художественная литература, что встраивается в интертекстуальную поэтику Пелевина.
Исходя из вышеизложенных соображений, нам представляется важным рассмотреть особенности экспликации мотивов иллюзорности и абсурдности при использовании литературных прецедентных феноменов в исследуемых произведениях.
Проследим экспликацию данных мотивов в выявленных типах интер-текстем, вербализирующих литературные прецедентные феномены.
1. Рассредоточенная интертекстема с прямыми интерпретаторами.
Постепенно Степа перестал считать себя ненормальным. Особенно в этом помог фрагмент из романа Толстого «Воскресенье», который он прочел летом на даче, когда под рукой не оказалось ничего интереснее. Один из героев, член суда, проделывал операцию, которая показалась Степе настолько значительной, что он скопировал в тетрадь по военной подготовке посвященный ей абзац:
«Теперь, когда он входил на возвышение, он имел сосредоточенный вид, потому что у него была привычка загадывать всеми возможными средствами на вопросы, которые он задавал себе. Теперь он загадал, что если число шагов до кресла от двери кабинета будет делиться на три без остатка, то новый режим вылечит его от катара, если же не будет делиться, то нет. Шагов было двадцать шесть, но он сделал маленький шажок и ровно на двадцать седьмом подошел к креслу». Степа понимал,
что вряд ли какой-то юрист взял и рассказал мятежному графу о своей привычке за рюмкой шартреза. Скорее всего, Толстой наделил героя одной из собственных тайных черт. А раз сам Толстой грешил чем-то подобным, волноваться за свой рассудок не стоило [18, с. 13].
Интертекстема, представленная прецедентным именем Толстой, прецедентным текстом «Воскресенье» и прецедентным высказыванием из этого романа, характеризует глубинные верования главного действующего лица романа «Числа» Степы. Прецедентное высказывание, описывающее суеверие члена суда, его приверженность числам, позволяет Степе, подчинившему свою жизнь божественному служению числу «34» и внимательно отслеживающему события, связанные с другими числами, сделать вывод о своей нормальности, предположив, что привычка члена суда была тайной чертой классика русской литературы Л. Толстого. Прямой интерпретатор, выраженный условным предложением «раз сам Толстой грешил чем-то подобным, волноваться за свой рассудок не стоило», оправдывает Степину «религию», наделяет ее неким авторитетным статусом. Данная рассредоточенная интертекстема показывает глубинную всепоглощающую власть некой идеи над сознанием человека, проявляющуюся в стремлении главного героя во всем находить подтверждение приемлемости своей веры в числа. Очевидна абсурдность, неаргументированность логики Степы, приписывающего Толстому тайную черту одного из эпизодических персонажей романа «Воскресенье». Степа игнорирует тот факт, что Толстой описывает привычку члена суда считать количество шагов, думая о своих проблемах со здоровьем, во время решения судьбы главной героини Масловой, что говорит о его полном равнодушии к своим обязанностям.
2. Рассредоточенная интертекстема с косвенными интерпретаторами.
- После того, как он закрылся в кабинете, кто-нибудь звонил? - спросил Лебедкин. - Я имею в виду, непосредственно перед тем, как крикнуть «Татьяна»?
Секретарша отрицательно покачала головой.
- ... прямо Маяковский, - мрачно сказал полковник связи [18, с. 290].
В качестве косвенных интерпретаторов в данном фрагменте, представляющем собой попытки выяснить причины смерти Сракандаева, можно рассматривать элементы, в которых содержится прецедентное имя Маяковский, что отсылает нас к прецедентной ситуации самоубийства поэта, окутанного тайной. Известно, что оно породило множество версий причин этого поступка, сомнения в факте самоубийства как таковом и как результат - стремление выдвинуть и обосновать версию убийства поэта. Сравнение данной прецедентной ситуации с ситуацией гибели
Филологические
науки
Литературоведение
Сракандаева носит иронический характер (основан на несопоставимости образов развратного бизнесмена и великого поэта), выявляя абсурдность, нелепость их сопоставления.
3. Интертекстема с имплицитно выраженным содержанием.
Малюта разработал не только лозунги нового движения («Семейные ценности - это наше все!»; сокращенный, энергичный вариант - «Наше все!»), но и в общих чертах наметил, откуда исходит угроза миру: «Конкретное наполнение образа врага будет обдумано позднее. В настоящий момент предлагается только название-идентификатор “Козлополиты ” (вариант - “Лолиты и Козлополиты”), обеспечивающее такую же культурную преемственность, как и представленные визуальные решения, ориентированные на генеральную линию по активации “дремлющего” подсознательного психосостава» [18, с. 154].
Прецедентное имя Лолита, главная героиня романа Набокова, используется как часть названия-идентификатора для создания образа врага, угрожающего семейным ценностям в рамках концепции политической партии. Название-идентификатор представляет собой игру слов, введенную для придания отрицательной коннотации понятию «космополизма»: «козлополиты» является модификацией слова «космополиты». Особую остроту такая игра слов приобретает при введении прецедентного имени Лолита и прецедентной ситуации одноименного романа Набокова. Главный герой романа Гумберт является космополитом, воспринимающим мир через классический гуманитарный опыт, который проявляется в стремлении утомленного духа героя к изначальному - неформализованному бытию, воплощенному в запретной любви к малолетней девочке. Эта ситуация актуализирует в неологизме «козлополиты» зооморфную сему, связанную с образом козла, за которым в фольклоре закреплены такие качества, как похотливость, избыточное плодородие и т.д. С точки зрения героя Пелевина Малюты, морально-нравственные качества Гумберта вступают в противоречие с семейными ценностями. Рекламная концепция Малюты призывает к уничтожению космополитизма, порождающего таких, как Гумберт. Само имя Малюты отсылает к исторической фигуре Малюты Скуратова, главного палача Ивана Грозного, который одним из первых в русской истории ввел в общественное сознание понятие внутреннего врага. Пелевин намекает на губительную для русской культуры и науки идеологическую кампанию «борьбы с космополизмом» в СССР в 1948-1953 г. против отдельной прослойки советской интеллигенции, рассматривавшейся в качестве носительницы скептических и прозападных тенденций. При этом автор использует косвенный интерпретатор «образ врага», типичный для советской
идеологии. Все это подчеркивает абсурдность подобных политических лозунгов для мыслящего человека, иллюзорность благих намерений политической партии.
4. Интертекстема с эксплицитно выраженным содержанием.
- ...У него в одном из романов был старец Зосима, который с ужасом догадывался о материальном огне. Непонятно, почему он так его боялся. Материальный огонь - это и есть ваш мир. Огонь, в котором вы сгораете, надо обслуживать. И ты относишься к обслуживающему персоналу.
- К обслуживающему персоналу?
- Ведь ты копирайтер? Значит, ты один из тех людей, которые заставляют людей глядеть в пламя потребления.
- Пламя потребления? Потребления чего?
- Не чего, а кого. Человек думает, что потребляет он, а на самом деле огонь потребления сжигает его, давая ему скромные радости. Это как безопасный секс, которому вы неустанно предаетесь даже в одиночестве. Экологически чистая технология сжигания мусора [17, с. 110].
Прецедентное имя старец Зосима и прецедентное высказывание из романа «Братья Карамазовы» Ф. Достоевского позволяет сируффу объяснить Татарскому сущность общества потребления как материального огня, в котором люди горят заживо. Сирруф вкратце обозначает отношение Достоевского к данной проблеме высказыванием «с ужасом догадывался о материальном огне», основываясь на цитате из главы романа «Из бесед и поучений старца Зосимы», которая называется «О аде и адском огне, рассуждение мистическое»: «Говорят о пламени адском материальном: не исследую тайну сию и страшусь, но мыслю, что если б и был пламень материальный, то воистину обрадовались бы ему, ибо, мечтаю так, в мучении материальном хоть на миг позабылась бы ими страшнейшая сего мука духовная» [5, с. 248]. Под «страшнейшей сего мукой духовной» Достоевский понимает «страдание о том, что нельзя уже более любить». Данный философский интертекстуальный пласт, затрагивающий глубинные проблемы человеческого бытия, является неким откровением для Татарского, заставляя его задуматься о сущности современной жизни. Ряд прямых интерпретаторов передает трагедию общества потребления: «огонь, в котором вы сгораете», «пламя потребления», «на самом деле огонь потребления сжигает его (человека), давая ему скромные радости», «экологически чистая технология сжигания мусора». В данном диалоге воплощается представление Пелевина о призрачном, обманчивом характере мироустройства, идея ложности, симулятивности мира, создаваемого человеческим сознанием и существующего только в нем.
Филологические
науки
Литературоведение
5. Гетерогенная интертекстема, состоящая из двух или более интертекс-тем, относящихся к разным сферам-источникам.
- Так вот она, - сказала секретарша, кивая на стену. - Это испанское собрание. Кого вы больше любите из великих испанцев?
- Это... - сказал Татарский, напряженно вспоминая подходящую фамилию, - Веласкеса.
- Я тоже без ума от старика, - сказала секретарша и посмотрела на него холодным зеленым глазом. - Я бы сказала, что это Сервантес кисти [17, с. 206].
В данном фрагменте интерпретация одной интертекстемы со сферой-источником «живопись» (прецедентное имя Веласкес) происходит через другую интертекстему со сферой-источником «литература» (прецедентное имя Сервантес). Веласкес характеризуется как «Сервантес кисти». Такая характеристика представляется оправданной, поскольку и художник, и писатель являются всемирно известными испанцами, творениям которых свойственен глубокий психологизм, способность отразить противоречивые черты характера человека. Кроме того, используя в данном контексте именно прецедентное имя Сервантес, Пелевин, возможно, стремится охарактеризовать абсурдный комизм ситуации романа, когда Татарский обсуждает с секретаршей несуществующие картины испанской коллекции, которые представлены в виде листов с машинописным текстом и стоимостью, развешанных по стенам. Сервантес получил мировую известность как автор сатирического романа «Дон Кихот», высмеивавшего рыцарские романы. Похождения Дон Кихота вызывают смех, но мыслящий читатель понимает, что это «смех сквозь слезы». Подобно Сервантесу, Пелевин описывает «современных ценителей искусства» в сатирическом ключе, показывая симулятивность такого общества, для которых произведения искусства обладают ценностью пропорционально их стоимости. Автор, с одной стороны, подчеркивает абсолютную власть денег в современном обществе, позволяющих человеку создать благоприятный образ самого себя для других, а с другой - нивелирование истинных духовных ценностей, деградацию власть имущих.
Проблема всеобщего безумия, абсурдности мира находит свое отражение и в использовании других гетерогенных интертекстем в ироническом переосмыслении.
Придурковато улыбаясь, он заговорил:
- Скоро, скоро со стапелей в городе Мурманске сойдет ракетно-ядерный крейсер «Идиот», заложенный по случаю стопятидесятилетия со дня рождения Федора Михайловича Достоевского. В настоящий момент неизвестно, удастся ли правительству вернуть деньги, полученные
в залог судна, поэтому все громче раздаются голоса, предлагающие заложить другой крейсер такого типа, «Богоносец Потемкин», который так огромен, что моряки называют его плавучей деревней [17, с. 196].
Гетерогенная интертекстема состоит из прецедентного текста «Идиот» и прецедентного имени Достоевский со сферой-источником «литература» и модифицированного прецедентного имени «Броненосец Потемкин», которое можно отнести к сферам-источникам «кинематограф» и «история». Гетерогенная интертекстема в данном контексте является экспликацией черного юмора и способствует нагнетанию атмосферы всеобщего безумия и тотальной неразберихи российской жизни, когда ракетно-ядерный крейсер получает название «Идиот». Данный фрагмент также отсылает читателей к аналогу речевой идиомы об СССР в эпоху холодной войны - клишированному образу страны как неандертальца с ядерной дубиной. Далее автор иллюстрирует типичный подход к решению насущных проблем российской действительности: растрата денег на еще более дорогой и масштабный проект, когда окупаемость последней постройки неизвестна. Полное отсутствие логики таких предприятий и упование на Бога отражено в ироничном названии крейсера «Богоносец Потемкин».
Итак, анализ литературных прецедентных феноменов показал, что мотивы абсурдности и иллюзорности мира пронизывают следующие аспекты жизнедеятельности героев и функционирования их сознаний:
- глубинные всепоглощающие идеи и логику, их оправдывающую (прецедентное высказывание о подсчете шагов членом суда из романа Толстого «Воскресенье» служит оправданием Степиного поклонения числам);
- ситуации смерти персонажей (прецедентное имя Маяковский для описания обстоятельств кончины Сракандаева);
- политические лозунги, обещания политических партий (прецедентная ситуация взаимоотношения Гумбольдта с Лолитой из романа Набокова);
- ценности общества потребления (прецедентные имена Сервантес и Веласкес в ситуации деградации современного общества, прецедентное высказывание старца Зосимы из романа «Братья Карамазовы» о материальном огне);
- само представление человека о жизни, мироустройстве (прецедентное высказывание старца Зосимы из романа «Братья Карамазовы» о материальном огне);
- подходы к решению проблем российской жизни (прецедентное имя «Идиот» и модифицированное прецедентное имя «Богоносец Потемкин» для наименования ракетно-ядерных крейсеров).
Филологические
науки
Литературоведение
Для экспликации мотивов абсурдности и иллюзорности бытия Пелевин обращается к русской и зарубежной классике: творчеству Достоевского, Толстого, Набокова, Маяковского, Сервантеса. Литературные прецедентные феномены позволяют показать многомерность универсальной для современной культуры проблемы исчезнувшей реальности, сотворить атмосферу абсурдности и пустоты бытия как аналога модели сознания пелевинских героев. В романах Пелевина окружающий мир предстает «чередой искусственных конструкций, где мы обречены вечно блуждать в напрасных поисках “сырой”, изначальной действительности» [4, с. 230]. Автор создает художественный мир, в котором настоящая и придуманная реальности тождественны и воплощают в себе некие версии мира, существующие лишь в сознаниях героев. При этом глубинный пласт обоих романов строится на взаимодействии различных интерпретаций миров героев, их духовных поисков и стремлении познать подлинную сущность реальности.
Библиографический список
1. Аннинский Л. Песнь пепси в утробе поколения, которое смеясь рассталось со своим будущим // Свободная мысль. 2000. № 4. С. 103-113.
2. Арбитман Р. Предводитель серебристых шариков: Альтернативы Виктора Пелевина // Литературная газета. 1993. № 28 (14 июля). С. 4.
3. Боярских О.С. Прецедентные феномены со сферой-источником «Литература» в дискурсе российских печатных СМИ (2004-2007 гг.): Дис. ... канд. филол. наук. Нижний Тагил, 2008.
4. Генис А. Беседа десятая: Поле чудес. Виктор Пелевин // Звезда. 1997. № 12. С. 230-233.
5. Достоевский, Ф.М. Братья Карамазовы. М., 1985.
6. Илюшкина М.Ю. Прецедентные феномены в российской и британской печатной рекламе услуг для туристов: Дис. ... канд. филол. наук. Екатеринбург, 2008.
7. Корнев С. Столкновение пустот: может ли постмодернизм быть русским и классическим? Об одной авантюре Виктора Пелевина // Новое Литературное Обозрение. 1997. № 28. С. 244-259.
8. Красных В.В. Когнитивная база и прецедентные феномены в системе других единиц и в коммуникации // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 1997. № 3. С. 62-75.
9. Кузьмицкая Е.В. Прецедентные феномены в творчестве М.А. Кузмина: Дис. ... канд. филол. наук . СПб., 2006.
10. Куллэ В. Красная магия, или Девять способов написания иероглифа «дерево» // Литературное обозрение. 1998. № 2. С. 75-80.
11. Курицын В. Группа продленного дня // Пелевин В. Жизнь насекомых / Предисл. В. Курицына. М., 1999.
12. Курский А. Рецензия на книгу: Пелевин В.О. Желтая стрела: Повести: Рассказы // Волга. 1999. № 1. С. 180-182.
13. Кушнерук С. Л. Сопоставительное исследование прецедентных имен в российской и американской рекламе: Дис. ... канд. филол. наук. Екатеринбург, 2006.
14. Нахимова Е.А. О критериях выделения прецедентных феноменов в политических текстах // Лингвистика: Бюллетень Уральского лингвистического общества / Отв. ред. Чудинов А.П. Т. 13. Екатеринбург, 2004. С. 166-174.
15. Некрасов Е. Рецензия на книгу: Пелевин В.О. Синий фонарь: Рассказы // Октябрь. 1993. № 5. С. 185-186.
16. Обыденкин А. Три жизни Пелевина в ожидании четвертой. URL: http:// pelevin.nov.ru/stati/o-tri/1.html (дата обращения: 13.03.2011).
17. Пелевин В.О. Generation «П». М., 1999.
18. Пелевин В.О. Числа. М., 2007.
19. Пикулева Ю.Б. Прецедентный культурный знак в современной телевизионной рекламе: лингвокультурологический анализ: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Екатеринбург, 2003.
20. Сидоренко К.П. Интертекстовые связи пушкинского слова: Монография. СПб., 1999.
21. Супрун А.Е. Текстовые реминисценции как языковое явление // Вопросы языкознания. 1995. № 6. С. 17-29.
22. Шром Н.И. Новейшая русская литература 1987-1999. Рига, 2000.
23. Эко У. Заметки на полях «Имени розы» // У. Эко. Имя розы. М., 1989.
С. 425-467.
24. Яценко И.И. Интертекст как средство интерпретации художественного текста (на материале рассказа В. Пелевина «Ника»). URL: http://www. gramota.ru/biblio/magazines/mrs/28_214 (дата обращения: 13.03.2011).
Филологические
науки
