CC BY
103
H. M. Булашова. Литературные аллюзии в заглавиях рассказов Д. Г. Лоуренса.
24. Ibid. P. 198.
25. Ibid. P. 197-198.
26. Делая христианскую веру причиной зарождения в инфанте неистового демонического чувства, Грау идет за С. Киркегором, который в статье «Музыкально-эротическое» развил идею о том, что именно христианское мировоззрение принесло в мир эротическую чувственность, отсутствовавшую в языческой культуре. Согласно философу, не отрицавшаяся религией древних, чувственность была естественной частью жизни людей; христианство относится к чувственности как к врагу духа, что привносит в нее демонический характер, делает соблазнительной. (Гайденко П. П. Трагедия эстетизма. М.: Изд-во «Республика», 1997. С. 163-165.)
27. Как писал А. Ахутин в работе «Открытие сознания. Древнегреческая трагедия и философия», «нужно, впрочем, всегда помнить о том, что трагедия изображает не злодеев, преступников и деспотов, а "лучших" и "добропорядочных"...». (Ахутин А. Тяжба о бытии. Сборник философских работ. М.: Русское феноменологическое общество, 1996. С. 126).
УДК 82.09
Н. М. Булашова
ЛИТЕРАТУРНЫЕ АЛЛЮЗИИ В ЗАГЛАВИЯХ РАССКАЗОВ Д. Г. ЛОУРЕНСА («САМСОН И ДАЛИЛА», «НОВАЯ ЕВА И ВЕТХИЙ АДАМ»)
Статья посвящена литературным аллюзиям в заглавиях рассказов Д. Г. Лоуренса «Самсон и Дали-ла» и «Новая Ева и ветхий Адам». Автор переосмысливает эти вечные образы. Библейские аллюзии придают архетипичность образам главных героев и демонстрируют творческую оригинальность писателя. На примере двух рассказов представлены истории соединения супружеской пары и крушения отношений.
The article deals with literary allusions in the titles of D. H. Lawrence's stories "Samson and Delilah" and "New Eve and Old Adam". The writer reinterprets these eternal images. The Biblical allusions make the images of the main characters archetypal and demonstrate the originality of the writer's works. One story deals with the reunification of a married couple and the other with the ruining of the relationshi p.
Ключевые слова: заглавия, библейские аллюзии, противопоставление и сопоставление, переосмысление образов, подсознание, воссоединение и крушение отношений.
Keywords: titles, Biblical allusions, opposition and comparison, reinterpretation of images, subconscious-ness, reunification and ruining of the relationshi p.
Название произведения - сильная позиция художественного текста. Как правило, оно определяет тематику, задает тон, формирует ожидания читателя. Н. А. Веселова отмечает его уникальное положение в тексте, а также множествен-
© Булашова H. М., 2011
ность выполняемых им функций [1]. Заглавие является формой связи текста с окружающей действительностью, оно обладает такой особенностью, как способность давать предварительное понимание текста. Заглавие можно представить именем текста, а имя есть проявление сущности вещей, «заглавие (имя текста) создается специально для данного текста и принадлежит только ему одному» [2]. Л. И. Сероменко отмечает, что заглавие произведения помогает понять его глубинный замысел, оно может «вскрыть центральную проблему, выявлять главные события произведения, выделять имена основных героев и содержать их значимые оценки» [3]. Использование в заглавиях «имен с историей» [4] помогает создать определенный контекст.
Известно особое отношение Д. Г. Лоуренса к заглавиям, в частности, это проявлялось в том, что он нередко менял их по мере работы с текстом произведения (это касалось как коротких рассказов, так и романов).
В названиях рассказов «Самсон и Далила» (1921 г., из сборника «Англия, моя Англия» 1922 г.) и «Новая Ева и ветхий Адам» ("New Eve and old Adam", 1913 г., из посмертного сборника 1971 г. «Мертвая петля»; в русском переводе -«Новомодная Ева и старомодный Адам») проявляются две характерные черты поэтики автора: использование литературных аллюзий, в данном случае библейских, и оппозиция или сопоставление персонажей (помимо приведенных названий можно вспомнить такие, как «Фэнни и Энни», «Мать и дочь»). По поводу первого можно сказать, что Библию, а также произведения Гомера и У. Шекспира Д. Г. Лоуренс называл «чудесными, настоящими великими романами», написанными с «целью», «созданными авторами, чья цель была такой большой, что она не противоречила их страстному вдохновению. Цель <этическое> и вдохновение <эмоционально-эстетическое> в них были практически одно» [5]. По поводу второго стоит отметить, что сложные взаимоотношения людей, их «любовь-ненависть» друг к другу всегда занимали Д. Г. Лоуренса.
Заглавие рассказа «Самсон и Далила» отсылает читателя к сюжету из Ветхого Завета (Книга судей, XVI), в котором филистимлянка Дали-ла выдает соплеменникам любовника Самсона, одного из 12 «судей израилевых», обладающего невиданной силой. Он был назореем, то есть дал обет служения Богу, и среди заповедей, которые он должен был соблюдать, был и запрет стричь волосы - от этого зависела и его исключительная сила. Самсон стоит в одном ряду с такими эпическими героями, как шумерский богатырь Гильгамеш, Геракл, Орион. Это не единственный рассказ Д. Г. Лоуренса, в заглавии которого фигурируют эти образы (например, «Далила и мис-
тер Биркамшоу»). История Самсона и Далилы -один из излюбленных сюжетов мирового искусства, который нашел отражение также в опере К. Сен-Санса, скульптуре М. И. Козловского в Петергофе, картинах Рембрандта и др. Христианские богословы использовали его в своих рас-суждених о важности борьбы с плотской страстью, а действия Далилы рассматривали как образец женского коварства, правда, не отрицая и ее патриотизма. Все симпатии были на стороне Самсона - простодушного борца за справедливость.
В рассказе Д. Г. Лоуренса ситуация иная. Муж возвращается домой после шестнадцатилетнего отсутствия, жена не хочет его видеть и собирается выгнать: первоначальное название рассказа - «Блудный муж» (по аналогии с библейским блудным сыном). Имена героев раскрываются не сразу, частная ситуация постепенно обретает обобщающий смысл.
Библейское название, яркие метафоры и эпитеты помогают читателю окунуться в атмосферу древности. Главный герой (Уилли Нанкервис) в чем-то похож на своего прототипа: он рослый, «нездешний», хорош собой, силен, только «черные волосы его... коротко острижены и тронуты на висках сединой» [6] (это отличает его от библейского героя, его сила не зависит от длины волос). Автор сравнивает его с памятниками «некоей исчезнувшей цивилизации», а идет он к дому «в одиночестве кельтской ночи» [7]. Героиня «дородная, пышущая здоровьем, темноволоса, с карими небольшими глазами» [8], ее переполняют жизненные силы. Далила с еврейского языка переводится как «ночь» (в противоположность «солнечному» Самсону), поэтому закономерно, что размышления о ней мужа сопровождает лейтмотив звездного неба. Она, подобно библейской Далиле, в момент слабости передает супруга солдатам («четверо в военной форме: коренастый невысокий сержант средних лет, молодой капрал и два молоденьких солдата» [9]). Когда они связывают героя, он предстает фигурой почти эпической: «Солдаты, которые в первую минуту испуганно взирали, как раскачивается из стороны в сторону новоявленный Лаокоон, пришли между тем в движение, и самый резвый метнулся вперед с веревкой» [10]. Правда, солдаты не такие мужественные, и относится к ним автор скорее с иронией, называя их «солдатиками» и представляя в комичном свете: «маленький, похожий на терьера сержант исподтишка разглядывал его»; «они вышли, слегка сконфуженные, в одних носках, брюках, в нижних рубашках и подтяжках, нерешительно топтались в полутьме за стойкой» [11].
Герои в конце рассказа остаются одни, муж возвращается к жене. Слово «жена» (my Missis в
оригинале) в данном контексте приобретает более широкое значение, чем просто указание на семейное положение. Еще ближе к началу рассказа муж говорит: ты «хозяйка моя, вот кто. Законная жена» [12], и заканчивается рассказ фразой: «Но чтобы ты отреклась, что ты моя жена, - такому не бывать...» [13].
Самсона и Далилу в этом рассказе соединяет любовная страсть, в которой автор усматривал связь человека с космосом, со всем сущим. Героиня, передавая мужа в руки военным, «чьим богом является бог социального порядка и закона» [14], поступает как библейская Далила, но в отличие от нее она поддается своей страсти, выступающей как «мощная воссоединяющая сила» [15], и это обусловливает мирное разрешение конфликта, хотя герой и признает, что они «с самого первоначала воевали» [16].
Ситуация не соединения, а разъединения представлена в рассказе «Новая Ева и ветхий Адам». Считается, что в основе характеров героев - автобиографичные образы Д. Г. Лоуренса и его жены Фриды, хотя ситуация вымышленная. В названии рассказа также фигурируют имена из Ветхого Завета. Адам и Ева - первые люди, первые влюбленные на Земле. Ева произошла из ребра Адама, а в число наказаний за грехопадение было включено и подчинение мужу («Жене сказал: умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рожать детей; и к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою» [17]). В иудаизме, в частности, считается, что история Адама и Евы отражает модель человеческих отношений, является прообразом всего человеческого рода. Другой рассказ Д. Г. Лоуренса с упоминанием одного из этих образов в заглавии - «Ветхий Адам».
В христианской традиции «новой Евой» называли непорочно зачавшую деву Марию, которая в противоположность Еве, поддавшейся дьявольскому искушению, проявила смирение перед божьей волей и непорочно зачала Иисуса Христа.
Определения «новая» Ева и «ветхий» Адам появились в статье Д. Г. Лоуренса «Как быть мужчиной», где речь идет об отношениях между полами. Автор пишет о том, что мужчина влюбляется в женщину, основываясь на знаниях о самом себе, ему кажется, ей нравится то же, что и ему, возникает ощущение того, что влюбленные знают друг друга, однако после заключения брака начинаются проблемы, супруги обнаруживают, что не понимают друг друга. «На смену разумному "я" каждого из них приходит неосознанное, первобытное, плотское "я". Светлый ангел оборачивается черным демоном. Мужчина, который до свадьбы демонстрировал приятнейшие качества, после свадьбы показывается в настоящем свете - сына "ветхого" и довольно-таки
Н. М. Булашова. Литературные аллюзии в заглавиях рассказов Д. Г. Лоуренса.
неприятного Адама, нераскаявшегося грешника. А она, нежный, бесконечно желанный ангел, с каждым днем напоминает враждебно настроенную дочь Евы - союзницы змея ...Решите загадку. Самый быстрый способ для жены - растоптать в себе Еву, тайную ученицу змея, а для мужа - урезонить в себе ветхого Адама. Тогда они смогут составить жизнеспособную пару, спасти то, что называется удачным супружеством» [18]. Мужчина должен идти по пути узнавания прямым, осознанным путем, а женщина - извилистыми, змеиными тропами интуиции, познания без мышления.
Рассказ Д. Г. Лоуренса именно о непонимании, о любви и смерти души. Как и в предыдущем рассказе, имена героев раскрываются не сразу (имя героя - Пьетро Мойст - в середине первой главки, имя героини - Пола - в начале третьей). Отношения у пары непростые, спустя год после женитьбы они воюют (как и герои «Самсона и Далилы»), «в процессе сражений и страданий они словно обменивались элементарными частицами, как природными стихиями» [19]. Эта война не связана с ревностью, они доверяют друг другу (примечательно, например, что, когда героиня говорит мужу, что отправляется на свидание, «у него не было ни малейшего представления о том, куда она отправилась - наверное, к своей подруге Мэдж» [20]), это любовь-ненависть («Тебе ненавистно то, что ты не можешь не любить меня, - проговорила она с печалью, сквозь которую слышались победные нотки» [21]; «но и избавиться от стойкой неприязни к мужу у нее не получалось. Тем не менее она любила его... любовь не отпускала ее, страстное чувство, которое она питала к нему. Тем не менее больше всего на свете ей хотелось опять остаться одной» [22]). Ее частое обращение к нему - «любовь моя». Примечательно, что раскрытие внутреннего мира персонажей неравномерно: внимание автора в большей мере сосредоточено на внутреннем мире мужа, а ощущения героини описаны очень скупо (намеками, жестами), лишь последняя главка, представляющая собой форму письма, в полной мере раскрывает мысли героини.
«Ветхий Адам» предстает перед читателями в разных ракурсах. По мнению жены, он слишком жалок, чтобы удержать женщину. Он весь состоит из сомнений и недоговоренностей, его любовь к жене мучительна для нее. Ей он «казался неким орудием труда в своем бизнесе, а вовсе не живым существом» [23]. Для того чтобы сделать образ главного героя более рельефным, в рассказе появляется еще один персонаж - его тезка, оторванный от реальной жизни и живущий только миром литературы немец, и, «поскольку он был чувствительным молодым человеком с естественной потребностью жить полной жизнью, это было настоящей трагедией» [24]. Этот дру-
гой Мойст представляет тип еще более гиперсознательного интеллектуала, он одновременно является и альтер-эго героя, и его противником [25].
«Новая Ева» представляет собой тип независимой женщины, кошки, которая гуляет сама по себе, хитрого существа - сирены, сфинкса. Не случайно в отеле, где ночует герой, висит единственная картинка на стене с изображением дамы с кошачьими глазами (в своих произведениях Д. Г. Лоуренс уделяет большое внимание описанию глаз героев). Автор использует эпитет «кошачий эгоизм» [26], говоря о ней, упоминает о ее душевной холодности. Эта женщина подсознательно жаждет свободы, во всяком случае от своего супруга. Фраза «У нее не было желания позволять своему подсознанию входить в прямое общение с другим подсознанием или быть под его влиянием. В глубине души она жаждала освободиться... она даже и слушать не хотела о всевластной близости, в которую ее втянули, мечтая вернуть свою прежнюю жизнь» [27] показательна в том плане, что для Д. Г. Лоуренса именно жизнь подсознания важнее жизни сознания. Герой в сердцах сравнивает героиню с общим залом в отеле, а не священным приютом, где было бы место мужчине.
Их брак обречен на провал. После физической близости они ощущают полную отчужденность, что неприемлемо для Д. Г. Лоуренса: несмотря на то, что их тянуло друг к другу, «после близости они ощущали еще большую отчужденность. Ей казалось, что он ласкает ее механически, а на самом деле равнодушен к ней» [28], такого рода связь всегда отвергалась Д. Г. Лоурен-сом как бездушная, ненастоящая. Ни духовной, ни физической связи (соединение которых и рождает необходимую гармонию отношений, по Д. Г. Лоуренсу) в их паре не уделяется должного внимания. В случае с героем читатель видит невнимательное отношение к телу («После того как жена возненавидела его, он перестал чувствовать горделивую радость от собственного тела, которой семейная жизнь одаривала их первые месяцы» [29]). Пропасть между героями растет. Ночуя в отеле всего в миле от собственного дома, он чувствует себя очень далеко, и далеко именно не в километровом эквиваленте, а в духовном. Герой сравнивает сам себя с «растением, у которого режут корни, отнимают потаенную глубинную жизнь, исток его существа, беспорядочно раскачивают взад-вперед в темноте, угрожая вырвать из горшка» [30] (очень показательная метафора для поэтики Д. Г. Лоуренса). В рассуждениях о рассказе «Самсон и Далила» уже возникала мысль о том, что для Д. Г. Лоуренса «жена» - понятие более личное, он вкладывает в него важный для себя смысл. Начало конца в
рассказе связывается у героя с пониманием того, что его половинка ему не супруга, а любовница (не в формальном плане, конечно), приближающая его к себе и отвергающая.
Суть типа «новой Евы», как понимает его Д. Г. Лоуренс, очень точно сформулировано героиней рассказа в письме к мужу: «В твоем представлении твоя женщина должна быть продолжением тебя, нет, должна быть твоим ребром и не иметь своей жизни. То, что я сама по себе личность, выше твоего понимания. Жаль, что я не могу полностью раствориться в мужчине - но я такая, какая есть. Я всегда любила тебя...» [31], и в этом она противостоит библейской Еве.
Итак, в двух представленных рассказах читатель знакомится с историей соединения супружеской пары («Самсон и Далила») и историей крушения отношений («Новая Ева и ветхий Адам»). Использование библейских аллюзий в названиях этих произведений придает некоторую архетипичность центральным персонажам и в то же время подчеркивает творческую оригинальность Д. Г. Лоуренса в интерпретации вечных образов.
Примечания
1. Веселова H.A. Заглавие литературно-художественного текста: онтология и поэтика: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Тверь, 1998.
2. Там же. С. 5.
3. Сероменко Л. И. Новеллистика Э. М. Форстера: греко-италийский образы и мотивы: автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 2001. С. 16.
4. Там же. С. 24.
5. Пальцев H. Проблема романа в литературно-критических работах Д. Г. Лоуренса-прозаика // Проблема английской литературы XIX и XX вв. / под ред. проф. В. В. Ивашевой. М., 1974. С. 93.
6. Лоуренс Д. Г. Избранные произведения. Книга четвертая. Рига, 1994. С. 231.
7. Там же. С. 223.
8. Там же. С. 225.
9. Там же. С. 225.
10. Там же. С. 235.
11. Там же. С. 231.
12. Там же. С. 229.
13. Там же. С. 240.
14. Finney B. Introduction // Lawrence D. H. Selected short stories. L., 2000. P. 21.
15. Пальцев H. M. Возвращение Феникса. Новор-ство Д. Г. Лоуренса-прозаика // Лоуренс Д. Г. Любовник леди Чаттерли. М., 1992. С. XVI.
16. Лоуренс Д. Г. Избранные произведения. Книга четвертая. Рига, 1994. С. 240.
17. Ветхий Завет. URL: http://lib.ru/HRISTIAN/ BIBLIYA/ wethij_zawet.txt
18. Лоуренс Д. Г. Как быть мужчиной. URL: http: //www.interlit2001.com/lawrence-3.htm
19. Лоуренс Д. Г. Счастливые привидения: рассказы. М., 2006. С. 85.
20. Там же. С. 99.
21. Там же. С. 88.
22. Там же. С. 98.
23. Там же. С. 100.
24. Там же. С. 111.
25. Black M. D. H. Lawrence: The early fiction. A commentary. Macmillan, 1986. P. 243.
26. Лоуренс Д. Г. Счастливые привидения: рассказы. С. 111.
27. Там же. С. 104.
28. Там же. С. 99.
29. Там же. С. 102.
30. Там же. С. 104-105.
31. Там же. С. 124.
УДК 821.133.1-311.6
Н. М. Онущенко
«ИСТИННО ФРАНЦУЗСКИЙ» ГЕРОЙ
(НА МАТЕРИАЛЕ ЦИКЛА ИСТОРИЧЕСКИХ РОМАНОВ Р. МЕРЛЯ «СУДЬБА ФРАНЦИИ»)
Статья посвящена раскрытию образа «истинно французского» героя на примере Пьера де Сиора-ка, персонажа цикла исторических романов Р. Мер-ля «Судьба Франции». Анализируются его характерные черты и функции в художественном произведении.
The article is devoted to the problem of the so-called "purely French character" in the history novel series "Fortune de France", with Pierre de Siorac taken as an exemplar. The article is aimed to analyze the character's typical features and function in the novel.
Ключевые слова: французская литература XX в., Робер Мерль, «истинно французский» герой, исторический роман.
Keywords: 20th century French literature, Robert Merle, true French character, historical novel.
Тринадцатитомный цикл исторических романов «Судьба Франции» (1977-2003) явился результатом многолетней и кропотливой работы французского писателя Робера Мерля (19082004). Повествование охватывает период с начала религиозных войн (вторая половина XVI в.) до восшествия на французский престол Людовика XIV (1661 г.).
Р. Мерля пресса не раз называла «Дюма XX века» за увлекательность его исторических романов. Столь лестное, казалось бы, сравнение вызывало, однако, недовольство самого писателя. Мерль каждый раз подчеркивал принципиальное отличие своего подхода к изображению истории, который заключается в стремлении к максимальной достоверности исторических фактов и персонажей. Тем не менее, несмотря на разницу исторических концепций этих авторов, определенное сходство между их произведениями действительно существует, и, по-
© Онущенко Н. М., 2011
