918
ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
УДК 821.161.1-1(470.51)(045) М.В. Серова, Ю.Н. Серго
ЛИТЕРАТУРНОЕ КРАЕВЕДЕНИЕ: РОССИЯ И УДМУРТИЯ В ПОЭЗИИ С. ЖИЛИНА
В статье анализируются поэтические тексты представителя русской поэзии Удмуртии Сергея Жилина, соединяющего в своем творчестве литературную и краеведческую деятельность и являющегося значимой фигурой в ижевском культурном сообществе. В центре исследования «провинциальный текст», в котором предстает духовное пространство Удмуртии, вписанное в контекст общероссийской проблематики.
Ключевые слова: провинциальный текст, городской текст, русская поэзия Удмуртии, усадебный миф, хронотоп. DOI: 10.35634/2412-9534-2024-34-4-918-924
Понятие «провинциального текста», проявляющегося в творчестве Жилина, тесно связано с понятием «городской текст», которое было введено В. Н. Топоровым [22], описавшим семантику и структуру «петербургского текста» русской литературы. Идея городского, или локального текста, связанного с культурной топонимикой различных городов России и мира, развивается в трудах Л. Флейшмана, Н. Е. Меднис, В. В. Абашева, В. А. Викторовича и многих других ученых [23; 17; 1; 3]. В свою очередь, один из авторов этой статьи попытался применить определение «ижевский текст» к творчеству В. Ши-хова [21, с. 148-149].
Следует отметить, что понятия «городского текста» и «провинциального текста» не тождественны. У В. А. Викторовича мы встречаем тезис, в котором предлагается понимание соотнесенности «провинциального текста» с его художественными «столичными» первомоделями: «провинциальный текст как калейдоскоп малых текстов, окружающих "петербургский" и "московский" тексты» [3, с. 71]. Поутверждению Ю. Доманского, «наряду с оппозицией "столица/провинция" важную роль играет и оппозиция "русская провинция / остальной мир", где провинция выступает знаком России» [5, с. 71]. О провинциальном тексте как о метафоре России и потенциале ее духовных ценностей говорят и другие исследователи, например, В. Абашев, А. Дырдин, Н. Осипова [1; 6; 18].
Сам Сергей Жилин разнообразие своих научно-эстетических интересов в области создания «городского» и «провинциального текста» определил как «литературное краеведение». Мы выдели три главных художественного образа, на которых базируется поэтическая система автора, его личная философия.
Ижевск для лирического героя Жилина связан с рядом универсальных для русского человека ми-фопоэтических представлений. Он расположен «на семи холмах, как Москва, / среди финских племен, как Питер» [7, с. 38]. Аналогия между Москвой и Ижевском может быть понята по-разному. С одной стороны, указание на общность «географического положения» прочитывается как попытка вписать провинциальный город в круг культурологических констант и связать его с сакральным представлением о центре мира, поставить в один ряд с Москвой и — соответственно — с самим Римом, за которым в мировой культуре закреплен статус первого города, простроенного на семи холмах. С другой стороны, автор отсылает к московскому тексту русской культуры, где Москва понимается как воплощение «душевного, семейственного, интимного, патриархального, уютного, "почвенно-реального", естественного, русского» [22, с. 16] начала. В творчестве Жилина именно таким предстает Ижевск, похожий на Петербург лишь своим «финно-угорским лицом». Тем не менее именно по модели северной столицы России была в свое время построена столица Удмуртии, что и стало для творческой интеллигенции основанием прочитывать «ижевский текст» сквозь призму эсхатологического мифа. Жилин отчасти тоже актуализирует эту универсальную проекцию, но при этом его Ижевск несет в себе живую историю, которая, как палимпсест, проступает на страницах современности: «Сосчитайте его года / И всмотритесь в морщины улиц» [7, с. 39].
Лирический герой Жилина обладает своего рода «двойным зрением». Он показан в момент созерцания современного города — чужого, иллюзорного, вызывающего в душе негативные эмоции:
Что же вымучивать строчки нелестные В адрес отчизны, с фасада припудренной, Где во дворах только стены облезлые <...>
И выходит, как будто здесь не жили, Переулок чужой... [7, с. 42];
Бреду по улице заречной, Не нужен никому, один [7, с. 38].
Подлинной ценностью для лирического героя обладает прошлое, которое непременно поэтизируется и мифологизируется: «Растворится среди веков / То, что мы растеряли сами: / Жалко старых особняков / И наличников с якорями» [7, с. 39]. При этом механизм актуализации воспоминаний следующий: герой созерцает фрагмент городского пространства, вспоминает старую черно-белую фотографию, где этот фрагмент зафиксирован, и разворачивает в сознании сюжеты личной биографии и картины исторического прошлого.
Прежде всего герой актуализирует воспоминания о собственном детстве, которое пришлось на 1960-е гг. Так, импульсом для воспоминаний о семье (стихотворения «Семейная фотография», «Запах сдобы от семейного альбома...») становится встреча с «деревянной улочкой детства», изменившейся до неузнаваемости: «Вот это улица моя» [7, с. 37], «Что осталось от былого дома? / Улица родная незнакома» [7, с. 38]. Некогда родная, а теперь ставшая незнакомой, улица оживляет в сознании героя дорогую память о семейных фотографиях, о матери и одновременно — оттепельную эпоху шестидесятых, отсюда — символизм «весны». В стихотворении «Улица Свободы» отражена подобная ситуация: оказавшись в центре города («И — свободный, бородатый — / Ястою совсем один» [7, с. 41]), герой спасается от одиночества благодаря ностальгическому воспоминанию о счастливой «соборной» жизни, которая прошла на улице с метафизическим названием: «Мы на улице Свободы / Проживали наши годы
— / Там, где разные народы / Поселили в общий дом» [7, с. 40]. Улица Свободы воплощает идиллический хронотоп детства. Несмотря на то трагическое обстоятельство, что время по определению невозвратимо («Даже если с переплатой / Не купить билет обратный» [7, с. 41]), художественное слово способно обессмертить события и реалии прошлого, и в этом — его высокий смысл. У поэтического слова С. Жилина есть своя миссия— воскресить полузабытую эпоху, «доперестроечный» Ижевск, оставшийся только на фотографиях (1960-е, 40-годы, начало ХХ века...), собрать его из воспоминаний.
Ценность эпохи определяется самой ценностью истории: любые реалии, неся на себе печать времени, хранят дух этого времени. Ижевск (в сущности, молодой город), по мысли Жилина, — город с большой историей («Вечно брести нам с тобой коридорами / Этого древнего, юного города» [7, с. 42]), следы которой стираются по объективным причинам: «Конечно, люди должны жить в современных условиях. Только память наша с каким-то одним временем не связана» [8]. Образ города в лицах, запечатленных на старых фото, предстает в стихотворении «Фотосалон "Люксъ"». Сказать о минувшем времени, о людях, чьи лица остались только на фотографиях, равнозначно воскрешению прошлого. В этом и заключается сверхзадача Жилина. Так, вспоминая прежние «досоветские» названия улиц (стихотворение «Дед на черно-белой фотокарточке...»), автор с болью говорит онеотвратимости перемен («Всё переменилось в нашем городе» [7, с. 29]). Но, называя улицы по-старому, он вновь актуализирует прошлое: «Улицей шагал он Коммунальною — / А была Базарною давно ль? // Тротуаром дед шагал по Троицкой, / Что давно Советской нарекли» [7, с. 29]. Кстати сказать, истории ижевских улиц С. Жилин посвятил документально-историческое исследование. В 2010 г. вышла его книжка-миниатюра на эту тему — «Я иду по городу Ижевску...» [14].
Герой стихотворения «Мальчик, снимающий город.» листает фотоальбом со снимками старого Ижевска: «Щелк — пароходик отчалил, / Щелк — это мы на ходу / В радости или печали / В сорок девятом году» [7, с. 36] (строфа звучит рефреном, меняется лишь последняя строка: «В шестидесятом году», «Вспомнить никак не могу»). Задача фотографа — сохранить прошлое на фотографиях. Задача поэта — силой художественного слова воскресить прошлое, собранное из воспоминаний и фотографий. Так и «мальчик, снимающий город», — благодаря поэту — обретает бессмертие.
В творчестве Жилина оживает история ХХ столетия, ее самые трагические и героические сюжеты
— Первая мировая война (стихотворение «Тройка по географии»), Гражданская война («Дед служил комиссаром в ижевской ЧК / И мечтал о свободе и братстве» [7, с. 29]), Великая Отечественная Война («Ну а я всё помню / Сорок первый год» [7, с. 32]). Эти сюжеты разворачиваются на ижевской земле.
Кажется, что настоящий Ижевск для автора целиком остался в минувшем столетии, где-то в самых глубинах ХХ века: «Ну, агород затонул "Титаником" — / До сих пор расходятся круги» [7, с. 30]. Но усилиями художественного слова автор поднимает со дна этот затонувший «Титаник», воскрешает
исчезнувший город: созерцая его современный облик, лирический герой разворачивает в памяти картины прошлого, мысленно снимает «новый слой», обнажая исторический. Именно благодаря умению видеть невидимое герой обретает способность гармоничного восприятия современности. Новый город, хранящий в себе следы минувшего, наполненный воздухом других культурно-исторических измерений, оказывается живым и одухотворенным: его онтологичность обеспечивается жизнью истории.
Таким образом, лирический герой С. Жилина, так же, как и биографический автор, воспринимает городской хронотоп не в органической взаимосвязи времени и пространства, а сознательно противопоставляет эти две философско-художественные категории с целью преодоления драматизма современного исторического бытия, осуществляя единение с пространством путем формирования обратной временной перспективы жизни, которая для него есть некое подобие «машины времени», открывающей логику причинно-следственных связей прошлого и настоящего. Перспектива будущего в «ижевском тексте» данного автора, к сожалению, фактически никак не обозначена. Однако этот минус-прием, возможно, реализует авторскую религиозную позицию, т. е. веру, надежду, любовь.
«Городской текст» в его творчестве органично вписан в более широкий контекст «провинциального текста». Принимая во внимание устные высказывания поэта, произнесенные в частных беседах и на городских мероприятиях, можно предположить, что ощущение так называемой «малой родины», в качестве которой в региональном аспекте выступает Удмуртия, а точнее — удмуртская провинция, спровоцирован не только и не столько профессиональными интересами его как историка и журналиста, сколько человеческим влиянием Маргариты Зиминой — известной камбарской поэтессы, родом из села Грахова. Именно она вывела в поэзии Удмуртии универсальную «формулу родины», на которую, по собственному признанию С. Жилина, он духовно ориентирован: «Формула родины? - Время, пространство, любовь...» [16, с. 21]
Маргарите Зиминой Жилин посвятил стихотворение «В маленьком городе», в котором воссоздал не только бытовой колорит провинциального существования, но прежде всего атмосферу так называемой русско-удмуртской глубинки, опровергая при этом целый ряд стереотипов о бездуховности как русского, так и любого другого народа, живущего на территории многонационального региона:
Трудно поэту жить в городе маленьком, Здесь он со всеми знаком. Вера, Надежда, Любовь ходят в валенках И поутру топят дом.
Если захочешь, поставь многоточие, Только вот кто упрекнет их в грехах?! Вера, Надежда, Любовь и все прочие В душах живут и стихах [7, с. 43].
Несмотря на то что речь здесь идет о «трудностях» существования поэта в замкнутом пространстве «маленького города», автор текста отвечает на выше сформулированный вопрос адресата о его миссии на «этом кусочке земли», которая состоит в одухотворении пространства, оправдании каждой человеческой жизни, поэтизации любого варианта судьбы, выставленной «напоказ» в бытовом ракурсе, через который поэт проникает в ее бытийственное измерение. Не случайно «конкретные» имена женщин «в валенках» совпадают с основными онтологическими категориями мироздания.
Восприятие удмуртской провинции в художественном мышлении Жилина не ограничено реальными географическими параметрами. В нем по духовной ассоциации возникает так называемая «при-камская глушь» как территориально близкая область, вписанная в масштаб мировой культуры. Об этом два стихотворения об имении художников Сведомских. Образ Родины здесь намеренно моделируется набором поэтических стереотипов: «березка», «речка», «ладная девка», «зима/лето», «лодка», «сено». Все это, на первый взгляд, противопоставлено классическому искусству итальянского Возрождения. Однако не оно в данном случае является источником подлинного вдохновения как некий «затертый» материал: «Рим и Венеция всеми воспеты / Сколько ты их ни пиши!» [7, 45]. Все-таки причастность пусть даже к малознакомой аристократам почве («В сене и дегте нисколько не смысля...» [7, 45]) дает необходимый художникам импульс для творчества: «Вникнут во все там и тут» [7, 45]). Упоминаемые в тексте гидронимы (речка Камбарка, Кама) стирают условную грань между Удмуртией, Россией, Европой, воплощая универсальный образ «реки жизни», которая в то же время переживается как «река смерти» — Лета с ее главным мифологическим атрибутом — «лодкой»: «В Лету впадает речка Кам-барка/ Лодка по пруду плывет» [7, 45]. Данный мифопоэтический контекст конституирует главную
тему стихотворения — тему судьбы: «Но ни Камбаркой, ни даже ни Камой / Не уплывешь от судьбы» [7, 45]. И это не единичная судьба отдельной творческой личности, но и трагическая судьба всей отечественной культуры, так или иначе обреченной покоиться на чужом кладбище: «Так бы и жить, не жалея, не плача — / Краски и пристальный взгляд, / Только на кладбище римском Тестаччо / Наши художники спят» [7, 45]. Тем не менее заслуга Сведомских, волею судьбы оторванных от родимой почвы, состоит в том, что они «распахали» ее, подготовив культурный ландшафт для последующих поколений: «Снова березы надели косынки, / Ветви согрев от зимы. / Новых художников тянет к России, / К краскам родимой земли» [7, 45].
В стихотворении «Пленэр в усадьбе Сведомских» притягательная тайна творческого процесса заключается в слиянии живописца с природой — причем механизм этого слияния имеет бессознательную, интуитивную природу. Демоническая сила искусства состоит в том, что «непогода» в душе художника, обусловленная его чувствительностью к «непогоде» в мироздании, способна предсказывать «непогоду» истории, поэтому пророческие слова Блока о русской революции воспринимаются как комментарий к финалу жилинского стихотворения, которое только на первый взгляд кажется очередным идиллическим вариантом русского «усадебного мифа» [4]:
Уже расставили посуду, И водка пьется под огурчик. Последний луч скользнет по пруду И отразится в медных ручках. [7, 46]
На самом деле эта богемная идиллия овеяна ореолом блоковской исторической тревоги. За этим живописным «этюдом» просвечивает другой эмоционально-трагический пейзаж: «.русская революция... перестает восприниматься как полуреальность, и все исторические, экономические и т. п. частичные причины получают свою высшую санкцию <...> Как сорвалось что-то в нас, так сорвалось оно и в России. Как перед народной душой встал ею же созданный синий призрак, так встал он перед нами» [2, с. 332]:
Того гляди в родном народе Такая грянет непогода!.. Когда художники уходят, Они сливаются с природой.
Мелькнет паром «летучей мышью», На переправе нет народу. Ну, а хозяин просто вышел — В саду рисует непогоду [7, с. 47].
Таким образом, родное пространство в лирике С. Жилина расширяется: Удмуртия, «родниковый край», встраивается в иной хронотоп. Можно утверждать, что все «родниковые», т. е. «живительные» смыслы, связанные с образом Удмуртии, в художественном мышлении С. Жилина переплетаются с эсхатологическим мотивами. И острее всего это ощущается тогда, когда поэт напрямую вписывает судьбу Удмуртии в судьбу России, в очередной раз переживающей «минуты роковые». Об этом «Осенние размышления о потопе». Здесь как образ «осени» содержит в себе традиционную семантику «умирания/вымирания», так и образ вселенского потопа придает описываемой ситуации библейский масштаб, расширяя конкретику исторического момента до историософской идеи неизменной повторяемости мировых катастроф:
Через осенние дожди,
Через Казань, через Сарапул
Ты на меня не ворожи,
Пока еще звезда дрожит,
Пока я не взошел по трапу,
Хотя давно готов ковчег
Да голубь с вороном в раздоре...
И я — последний человек
На стыке всех земных историй. [7, с. 48]
Так или иначе судьба «малой родины» не просто неразрывно связана с судьбой России — это ОДИН удел, от которого поэт не отделяет ни свою жизнь, ни свое творчество, ни свою любовь.
С темой России в поэзии Жилина связан мотив «босячества», который можно воспринимать многослойно: как специфическую черту русского человека, склонного к скитальчеству; как распространенную в стране безотцовщину, обусловленную целым рядом исторических и социальных обстоятельств; как выражение бесприютной, нищей, бездомной судьбы русского поэта:
Грей, фуфаечка, душу, Холодит ветерок... Если Бог создал сушу, Мы зажжем костерок Посредине России, Где-нибудь у реки. Мы совсем не босые — Босяки, босяки. [11, с. 16-17].
Однако этот мотив обладает еще одним важным смысловым нюансом, связанным с православной позицией Жилина. Он отражает идею духовного пути как отдельного человека, взыскующего идеал, так и страны в целом, которая, так и не найдя собственной столбовой дороги, продолжает «тропкой окольной шататься»:
Сладко жить мне под куполом синим, Родниковой водой причащаться. И спешить по дорогам России, А не тропкой окольной шататься [10, с. 58].
Образ «церкви» и неугасающей «дневной звезды» дополняют в данном случае «формулу родины», выведенную, как мы уже писали, в творчестве Зиминой, традиционной для художественного мышления Жилина ценностной триадой — Вера, Надежда, Любовь, определяющей не только поэтический, но и гражданский статус его личности, основанный на неколебимой Вере, которая моделирует самый масштабный вариант образа России:
Белый собор на снегу, Крест золотой в облаках, Кремль на крутом берегу Не позабуду никак. [12, с. 11].
В центре данной модели «крест золотой в облаках, белый собор на снегу», соединяющие верх и низ всего мироздания, микрокосмом которого предстает для поэта Родина. Таким образом идея Веры, Надежды, Любви в поэзии С. Жилина моделирует общую историю народа, частью которой ощущает себя поэт, родившийся и выросший в Удмуртии.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Абашев В. В. Пермь как текст. Пермь в русской культуре и литературе XX века. Пермь: Изд-во Пермского университета, 2000. 404 с.
2. Блок А. Собр. соч.: в 6 т. М.: Правда, 1971. Т. 5. 558 с.
3. Викторович В. А. Коломенский текст русской литературы: к определению понятия // Коломна и Коломенская земля: история и культура: сб. статей. Коломна: Лига, 2009. 424 с.
4. Дмитриева Е. Е., Купцова О. Н. Жизнь усадебного мифа: утраченный и обретенный рай. М.: ОГИ. 2003. 528 с.
5. Доманский Ю. «Провинциальный текст» ленинградской рок-поэзии // Русская рок-поэзия: текст и контекст / Тверской государственный университет. Тверь, 1998. Вып. 1. С. 76-93.
6. Дырдин А. А. Духовная жизнь России: провинциальное измерение // Духовная жизнь провинции. Образы, символы, картины мира: материалы Всероссийской научной конференции. Ульяновск, 2004. С. 4-7.
7. Жилин С. «Беспризорная русская речь...» // Никуда этот мир неисчезнет... Поэзия Удмуртии: избранное. Ижевск, 2015. С. 26-49.
8. Жилин С. Вот такой ширины!.. // Автовитрина Ижевска. 2009. №43. 9 нояб. С. 12.
9. Жилин С. А. От Прикамья до Приморья. (К 90 летию Ижевско-Воткинского восстания). Ижевск: КнигоГрад, 2008. 207 с.
10. Жилин С. Перед ледоставом. Ижевск, 2001. 101 с.
11. Жилин С. Прощеное воскресенье. Ижевск: Научная книга, 2005. 93 с.
12. Жилин С. Собор на снегу. Ижевск: Удмуртский университет, 2002. 63 с.
13. Жилин С. Таинство рода // Московский комсомолец в Ижевске. 2003. № 49. С. 19.
14. Жилин С. Я иду по городу Ижевску...: очерки. Ижевск: Анигма, 2010. 220 с.
15. ЗиминаМ. «Любовь моя, провинция...». Ижевск, 2011. 103 с.
16. Зимина М. «Я родилась в нерусской России...» // Никуда этот мир не исчезнет... Поэзия Удмуртии: избранное. Ижевск: Шелест, 2015. 256 с.
17. Меднис Н. Е. Венеция в русской литературе. Новосибирск: Изд-во Новосибирск. ун-та, 1999. 391 с.
18. Осипова Н. Вятский провинциальный текст в культурном контексте // Бинокль. 2002. № 16. URL: http ://www.studnauka.narod. ru/nvo.html.
19. Сведомский Павел Александрович (1849-1904) — художник // Муниципальное бюджетное учреждение культуры «Централизованная библиотечная система», г. Сарапул: [сайт]. URL: https://sarlib.ru/electronic_li-brary_sarapul_quot/detail.php?ID=183
20. Серова М. В. Мифопоэтическое и социально-историческое в художественном мышлении В. Шихова // Серова М. В., Кадочникова И. С. Проблема культурно-исторической идентичности в литературе Удмуртии. Ижевск, 2014. 181 с.
21. Топоров В. Н. Петербургский текст русской литературы. СПб., 2003. 612 с.
22. Флейшман Л. Борис Пастернак в двадцатые годы. Мюнхен, 1981. 341 с.
Поступила в редакцию 21.01.2024
Серова Марина Васильевна, доктор филологических наук, профессор кафедры истории русской литературы и теории литературы E-mail: serova1967@inbox.ru
Серго Юлия Николаевна, кандидат филологических наук, доцент E-mail: julsergo42@gmail.com
ФГБОУ ВО «Удмуртский государственный университет» 426034, Россия, г. Ижевск, ул. Университетская, 1 (корп. 2)
M.V. Serova, Yu.N. Sergo
LOCAL LITERARY STUDIES: RUSSIA AND UDMURTIA IN THE POETRY OF S. ZHILIN
DOI: 10.35634/2412-9534-2024-34-4-918-924
The article analyzes the poetic texts of the representative of the Russian poetry of Udmurtia Sergey Zhilin, who combines
literary and local history activities in his work and is a significant figure in the Izhevsk cultural community. The research
focuses on the "provincial text", which presents the spiritual space of Udmurtia, inscribed in the context of the all-Russian
problematics.
Keywords: provincial text, urban text, Russian poetry of Udmurtia, The Manor Myth, cronotope.
REFERENCES
1. Abashev V. V. Perm' kak tekst. Perm' v russkoj kuFture i literature XX veka [Perm as a text. Perm in Russian culture and literature of the XX century]. Perm': Izd-vo Permskogo universiteta, 2000. 404 s. (In Russian).
2. BlokA. Sobr. soch.: v 6 t. [Collected works]. M.: Pravda, 1971. T. 5. 558 c. (In Russian).
3. Viktorovich V. A. Kolomenskij tekst russkoj literatury': k opredeleniyu ponyatiya [Kolomna text of Russian literature: towards the definition of the concept]. Kolomna i Kolomenskaya zemlya: istoriya i kul'tura: sbornik statej [Kolomna and Kolomna land: history and culture: collection of articles]. Kolomna: Liga, 2009. 424 s. (In Russian).
4. Dmitrieva E. E., Kupczova O. N. Zhizn' usadebnogo mifa: utrachenny'j i obretenny'j raj [The life of the manor myth: Paradise lost and found]. M.: OGI. 2003. 528 s. (In Russian).
5. Domanskij Yu. «Provincial'ny'j tekst» leningradskoj rok-poe'zii [The "Provincial Text" of Leningrad rock poetry]. Russkaya rok-poe'ziya: tekst i kontekst / Tverskoj gosudarstvenny'j universitet [Russian rock poetry: text and context]. Tver', 1998. Vy'p. 1. S. 76-93. (In Russian).
6. Dysrdin A. A. Duxovnaya zhizn' Rossii: provincial'noe izmerenie [The Spiritual Life of Russia: a provincial dimension]. Duxovnaya zhizn' provincii. Obrazy', simvoly', kartiny' mira: materialy' Vserossijskoj nauchnoj konferencii
[The spiritual life of the province. Images, symbols, pictures of the world: materials of the All-Russian Scientific Conference]. UFyanovsk, 2004. C. 4-7. (In Russian).
7. Zhilin S. «Besprizornaya russkaya rech'...» [Street Russian speech]. // Nikuda e'tot mir ne ischeznet... Poe'ziya Ud-murtii: izbrannoe [This world will not disappear anywhere... Poetry of Udmurtia: favorites]. Izhevsk, 2015. S. 26-49. (In Russian).
8. Zhilin C. Vot takoj shinny'!.. [That's the width!..]. Avtovitrina Izhevska [Avtovitrina Izhevsk]. 2009. №43. 9 noyab. S. 12. (In Russian).
9. Zhilin S. A. Ot Prikam'ya do Primor'ya (K 90 letiyu Izhevsko-Votkinskogo vosstaniya). [From the Kama region to Primorye. (To the 90th anniversary of the Izhevsk-Votkinsk uprising)]. Izhevsk: KnigoGrad, 2008. 207 s. (In Russian).
10. Zhilin S. Pered ledostavom [Before the ice break]. Izhevsk, 2001. 101 s. (In Russian).
11. Zhilin S. Proshhenoe voskresen'e [Forgiveness Sunday]. Izhevsk: Nauchnaya kniga, 2005. 93 s. (In Russian).
12. Zhilin S. Sobor na snegu [Cathedral in the snow]. Izhevsk: Udmurtskij universitet, 2002. 63 s. (In Russian).
13. Zhilin S. Tainstvo roda [The Sacrament of the Genus]. Moskovskij komsomolecz v Izhevske [Moskovsky Komso-molets newspaper in Izhevsk]. 2003. № 49. S. 19. (In Russian).
14. Zhilin S. Ya idu po gorodu Izhevsku...: ocherki [I'm walking through the city of Izhevsk...: essays]. Izhevsk: Anigma, 2010. 220 s. (In Russian).
15. ZiminaM. «Lyubov' moya, provinciya...» ["My love, the province..."]. Izhevsk, 2011. 103 s. (In Russian).
16. ZiminaM. «Ya rodilas' v nerusskoj Rossii...» ["I was born in non-Russian Russia..."] // Nikuda e'tot mir ne ischeznet... Poe'ziya Udmurtii: izbrannoe [This world will not disappear anywhere... Poetry of Udmurtia: favorites]. Izhevsk: Shelest, 2015. 256 s. (In Russian).
17. Mednis N. E. Veneciya v russkoj literature [Venice in Russian literature]. Novosibirsk: Izd-vo Novosibirsk. un-ta, 1999. 391 s. (In Russian).
18. OsipovaN. Vyatskij provincial'ny'j tekst v kul'turnom kontekste [Vyatka provincial text in a cultural context]. Binokl' [Binoculars]. 2002. № 16. URL: http://www.studnauka.narod.ru/nvo.html. (In Russian).
19. Svedomskij Pavel Aleksandrovich (1849-1904) — hudozhnik [Pavel Alexandrovich Svedomsky (1849-1904) — painter]. Municipal'noe byudzhetnoe uchrezhdenie kul'tury' «Centralizovannaya bibliotechnaya sistema», g. Sarapul [Municipal budgetary cultural institution "Centralized Library system", Sarapul: website]: URL: https://sarlib.ru/elec-tronic_library_sarapul_quot/detail.php?ID=183 (In Russian).
20. Serova M. V. Mifopoe'ticheskoe i social'no-istoricheskoe v xudozhestvennom my'shlenii V. Shixova [Mythopoeic and socio-historical in V. Shikhov's artistic thinking]. Serova M. V., Kadochnikova I. S. Problema kul'turno-is-toricheskoj identichnosti v literature Udmurtii [The problem of cultural and historical identity in the literature of Udmurtia]. Izhevsk, 2014. 181 s. (In Russian).
21. Toporov V. N. Peterburgskij tekst russkoj literatury' [ The St. Petersburg text of Russian literature]. SPb., 2003. 612 s. (In Russian).
22. FlejshmanL. Boris Pasternak v dvadczaty'e gody' [Boris Pasternak in the twenties]. Myunxen, 1981. 341 s. (In Russian).
Received 21.01.2024
Serova M.V., Doctor of Philology, Professor at Department of Russian Literature
E-mail: serova1967@inbox.ru
Sergo Yu.N., Candidate of Philology, Associate Professor
E-mail: julsergo42@gmail.com
Udmurt State University
Universitetskaya st., 1/2, Izhevsk, Russia, 426034