CC BY
0
И.П. Сапунова (Москва)
ЛИТЕРАТУРНАЯ ТЕМАТИКА ДНЕВНИКОВЫХ ЗАПИСЕЙ В.Н. МУРОМЦЕВОЙ-БУНИНОЙ1
|Аннотация
В статье рассматриваются ранее неизвестные дневниковые записи В.Н. Муромцевой-Буниной, хранящиеся в Русском архиве в Лидсе (Великобритания) и охватывающие период жизни Буниных во время Второй мировой войны на юге Франции, в Грассе. Анализируются особенности реализации литературной тематики дневниковых записей В.Н. Муромцевой-Буниной 1939-1945 гг., которые дают представление о ее круге чтения и на сегодняшний день остаются неизученными в рамках ее творческого наследия. Окололитературные записи объединяются в несколько групп: записи о ее читательских впечатлениях (чтение религиозной литературы и произведений зарубежных писателей на немецком, английском и французском языках, в частности, Мэриэл Бьюкенен, Андре Жида, Франсуа Мориака, Джона Локка), записи о собственно писательской деятельности, о переписывании на машинке произведений И.А. Бунина и других авторов, а также о занятиях переводами. Анализ позволяет заключить, что в 1939-1945 гг. Вера Николаевна предстает в роли не только жены и спутницы жизни И.А. Бунина, но и помощницы в его творческой деятельности, участвовавшей в организации литературных встреч и переписывавшей тексты его произведений, а также других эмигрантских авторов. В 1939-1945 гг. Вера Николаевна писала части автобиографического цикла очерков «Беседы с памятью», читала религиозные тексты, литературные произведения в оригинале, записывая отзывы на них. Все это дает возможность говорить о Вере Николаевне Муромцевой-Буниной как о незаурядной личности, внесшей свой вклад в культуру русского Зарубежья.
Ключевые слова
В.Н. Муромцева-Бунина; дневник; биография; круг чтения; русская эмиграция.
'Исследование выполнено в Институте мировой литературы имени А.М. Горького РАН при финансовой поддержке РНФ (проект № 24—18—00425 «В.Н. Муромцева-Бунина — летописец Серебряного века и русской эмиграции»).
I.P. Sapunova (Moscow)
LITERARY TOPICS OF DIARY ENTRIES BY V.N. MUROMTSEVA-BUNINA1
Abstract
The article examines previously unknown diary entries of V.N. Muromt-seva-Bunina, stored in the Russian Archives in Leeds (Great Britain) and covering the period of the Bunins' life during the Second World War in the south of France, in Grasse. The features of the implementation of the literary theme of V.N.'s diary entries are analyzed. Muromtseva-Bunina 1939-1945, which give an idea of her reading range and today remain unexplored within the framework of her creative heritage. Near-literary records are combined into several groups: records about her reading impressions (reading religious literature and works of foreign writers in German, English and French, in particular, Mariel Buchanan, Andrn Gide, Fran3ois Mauriac, John Locke), records about the actual writing activity, about copying on a typewriter the works of I.A. Bunin and other authors, as well as about translation studies. The analysis allows us to conclude that in 1939-1945. Vera Nikolaevna appears in the role of not only the wife and life partner of I.A. Bunin, but also an assistant in his creative activities, participating in organizing literary meetings and rewriting the texts of his works, as well as other emigrant authors. In 1939-1945. Vera Nikolaevna wrote parts of the autobiographical series of essays "Conversations with Memory", read religious texts, literary works in the original, writing down reviews on them. All this makes it possible to talk about Vera Nikolaevna Muromtseva-Bunina as an extraordinary person who made her contribution to the culture of Russian Abroad.
[Keywords
V.N. Muromtseva-Bunina; diary; biography; reading circle; Russian emigration.
В.Н. Муромцева-Бунина может быть исследована в нескольких ракурсах: с одной стороны, в качестве супруги И.А. Бунина, которая активно принимала участие в его жизни и творчестве, оказывала помощь в его литературной и социальной деятельности, с другой - как самостоятельная яркая личность с богатой внутренней и внешней жизнью, которая раскрывается благодаря анализу дневниковых записей, создававшихся ей на протяжении практически всей жизни.
Как творческая личность она известна созданием мемуаров «Беседы с памятью», биографии «Жизнь Бунина», литературных и научных статей, изданных в эмиграции, среди которых «Юшкевич», «Московские "Среды"», «С.А. Муромцев» и др., а также переводами с французского языка произведений Флобера, Мопассана и Ламартина.
Мы попытаемся раскрыть особенности реализации литературной тематики дневниковых записей Буниной 1939-1945 гг., которые на сегодняшний день остаются неизученными в рамках ее творческого наследия, и рассмотрим ранее неизвестные записи из Русского архива в Лид-
1The research was carried out at the Gorky Institute of World Literature of the Russian Academy of Sciences at the expense of a grant from the Russian Science Foundation (RSF, project No. 24-18-00425 "V.N. Muromtseva-Bunina — chronicler of the Silver Age and Russian emigration").
се (Великобритания), охватывающие период жизни Буниных во время Второй мировой войны на юге Франции, в Грассе.
Тематически ее окололитературные записи можно объединить в несколько основных групп: читательские впечатления, собственно писательская деятельность, творчество и переписывание на машинке текстов Бунина и других авторов, а также переводы. В первую очередь на себя обращают внимание записи о ее круге чтения, большая часть которых посвящена религиозной литературе:
10 августа 1939 г.
...Читаю Библию, местами захватывающе интересно, местами поэтично, местами глубоко, местами скучно. <...> Благодарю Бога. Многое прояснилось, что было для меня неясным. [Бунина 1939].
18 августа. <...> Прочла <...> Апостола и Евангелие [Бунина 1939].
Летом 1939 г. Буниной было 57 лет, и увлечение церковной литературой в это время могло быть связано, с одной стороны, с обращением к религии как к проводнику в духовной жизни, которое началось у нее в середине 1920-х гг., с другой - с поиском духовной опоры и психологической помощи, необходимой ей в период начала Второй мировой войны.
В некоторых записях библейские мотивы перекликаются с событиями реальной жизни, происходившими в Европе, например, 3 декабря 1939 г.:
.Эти дни - Финляндия. Я все думаю о Валааме. Последний наш русский православный монастырь, дающий, а может быть, уже дававший каждому радость на известный срок после того, как там побывал - Леня <Л.Ф. Зуров. - И.С.>, Зайцевы <Б.К. Зайцев и В.А. Зайцева. - И.С.>, Карамзина <М.В. Карамзина. - И.С.> - все говорят об этом. Прошли времена Давида и Голиафа, Боже, помоги! Сохрани, Валаам! Я все не могу примириться с бессмыслицею истории - сизифовой работой - выстояли Польшу после многих лет раздела - разрушили, укрепили независимость Финляндии - разрушают, действительно, похоже на муравьиные кучи, которые порой люди или звери разрушают.
Франция тратит в день миллиард на войну.
Англия столько же. Германия, вероятно, не меньше. Будет общее обнищание. Советы тоже решили «т<о>ропиться». Опять будут «внутренние враги», лимитрофам тоже каюк. Как все скучно на этой земле [Бунина 1939].
Вера Николаевна проводит сравнение времен царя Давида и Голиафа с современностью, обращается к древнегреческому мифе о Сизифе, сравнивая его труд с «бессмысленностью истории», а также с событиями в Европе в 1939 г., - в первую очередь, с военными кампаниями Советского союза - советско-финляндской войной 1939-1940 гг. и Польским походом - военной операцией Красной армии в восточных областях Польской Республики с 17 сентября по 5 октября 1939 г., в результате которой земли восточной Польши были присоединены к Украинской и
Белорусской ССР и к Литовской Республике. Во-вторых, она упоминает о тратах на войну западноевропейских стран, сравнивая с «сизифовым трудом» последствия действий как Красной армии, так и немецких войск, начавших военные операции в Европе и постепенно приводивших к общему обнищанию.
В начале 1940 г. ее внимание все еще сосредоточено на религии:
7 февраля 1940 г.
...Читаю очень много. <...> Кончила «Историю православной церкви в России». Многострадальная она [Бунина 1940].
Вероятно, речь идет об изданных в эмиграции документах, касающихся истории русской православной церкви, так как подобная информация была запрещена в советской печати, а важнейшие источники были переданы за рубеж, где попадали на страницы русской эмигрантской прессы, а позже становились материалом для выступлений, митингов и других выражений протеста против преследования религии в СССР [Косик 2010, 48].
К теме религии Бунина обращается и в 1940 г. В записи от 13 октября прослеживается мысль о ее недостатке общения на духовные темы с близким окружением:
Духовно иной раз голодаю - одно<го> чтения Библии и других духовных книг мало, а людей, с кем можно было бы поделиться своими мыслями, вокруг нет. Может быть, с Леней, хотя он не любит говорить на эти темы. <...> Не умею дома подолгу молиться. Может быть, тоже от постоянной усталости, а вернее, от отсутствия благодати. Часто смотрю на Серафима Саровского на молитве с восхищением и чувствую себя недостойной этого молитвенного экстаза [Бунина 1940].
Во-вторых, еще один тип записей связан с интересом Буниной в этот период к зарубежной литературе. 18 августа 1940 г. она пишет о чтении произведений на английском и немецком, среди которых «Старый мост» (1927) Д. Локка и «Новая книга сказок», изданная германской писательницей Э. Полько в 1884 г. Вера Николаевна обозначает не только факт прочтения текстов, но и дает оценку произведениям и авторам. Так, Локка она называет беллетристом «второго сорта», критикует сюжет «Красной шапочки». Если речь идет о сказке авторства Ш. Перро, то отсутствие там фантастического начала может быть связано с тем, что его сказки строились на народной традиции, связанной с повествованием о детях, которые спасаются от злых преследователей и всегда платят добром за причиненное им зло.
...Я же весь вечер читала <...> английский роман Локка «Old Bridge». Locke - настоящий беллетрист, образованный, культурный, знает, о чем пишет, но как художник второй сорт.
Начала читать по-немецки «Neues МдгсЬепЬисЬ».
Прочла «Красную шапочку». Почему эта сказка так популярна? Я думаю, из-за заглавия. Ибо глупость неимоверная. И без всякого волшебства. У всего своя судьба [Бунина 1940].
Оценка писателей прослеживается и в записях 1941 г., например, от 12 февраля:
.Кончила начерно «Киргергарда» Шестова. Теперь делаю выписки, стараюсь понять все до конца. <...> Но Шестов - не христианин, хотя это и не последнее мое слово, нужно прочесть его «Афины и Иерусалим». Где бы достать! [Бунина 1941]
Труд Л.И. Шестова был издан во Франции в 1936 г., и был известен на момент знакомства с ней Веры Николаевны узкому кругу читателей, преимущественно русской эмиграции, живущей во Франции. Л.И. Шестов - русский философ-экзинстенциалист, эмигрант, рассуждающий о таких религиозных и экзистенциальных понятиях как соотношение слов Иова и Гегеля, о гении и роке, вере и грехе и др. на материале философии Кьеркегора. Она была хорошо знакома с Шестовым, они встречались и многократно беседовали, были дальними родственниками - Шестов был женат на Анне Елеазаровне Березовской, двоюродной сестре отца Веры Николаевны, фактически ее старшей подруге [И.А. Бунин. Новые материалы. 2014]. Его философия была близка и Бунину [Ponomarev 2020; Пономарев 2022].
Спустя полгода, 28 октября 1941 г., она вновь обращается к личности Шестова, рефлексируя по поводу способности посвящать свою жизнь религии:
.Делала выписки из «Киргегарда». Очень все близко. Жалею, что Л<ев> Ис<аакович> <Шестов> умер. Теперь я могла бы с ним говорить. Я, наконец, поняла его. <.>
После сорока лет устремление к вере, интерес к Писанию, искание веры и обретение ее. Почувствовала в себе свою шестилетнюю душу. Снимала, как с лука, шелуху лет. Были годы религиозного напряжения. Теперь жить напряженно трудно. <.>
Боюсь, что нет во мне настоящего религиозного одарения. Нет умения уединяться, жить радостно одной, непрестанно думать о Боге, радоваться свободным часам одиночества, чтобы отдавать их Богу... [Бунина 1941].
26 марта 1941 г. Вера Николаевна обращается к Великому Канону, который традиционно читается в начале Великого поста, и к «Жизни святого апостола Павла в письмах» на английском:
. Встала в 8 ч. Читала «Деяние». Кончила. Потом перечитала первую главу «The Story of St. Paul's Life and Letters». Как бы хотелось освоить вполне до конца все, что говорит ап<постол> Павел [Бунина 1941].
Чтение Библии продолжает оставаться насущным для нее в 1941 г., рождая в ее сознании аллюзии на современность:
22 июля 1941 г.
От Риги ничего не осталось. В мире еще не было, чтобы целые страны куда-то уходили. Что сталось со стариками, больными, детьми? <.>
Времена поспорят с библейскими. <...> Прочла «Крушение великой империи» Мэриэл Бьюкенен в один день [Бунина 1941].
Фразу «Времена поспорят с библейскими» можно соотнести как с переживаниями о разрушении Риги, так и с оценкой книги Мэриэл Бьюкенен, которая была дочерью последнего британского посла в Российской империи и в своей книге описала последние годы перед революцией: прибытие в Петербург осенью 1910 г., знакомство с императорской семьей, представителями высшего света и членами дипломатического корпуса. Так, крушение империи - это и о разрушении современного Вере Николаевна европейского мира, и о падении Российской империи, свидетелем которого она стала в той же степени, что и М. Бьюкенен.
Тема религии прослеживается и в более поздних записях, раскрывающих круг чтения Буниной. 19 сентября 1943 г. размышления о жестокости первых дней становления советской реальности и жизни после смерти появляются в дневнике после прочтения романа советского писателя С. Мстиславского, сюжет которого строится вокруг убийства политического деятеля и бывшего священника Георгия Гапона:
Прочла роман Мстиславского из 1905 г. - Азеф, Гапон, Рутенберг. Интересный тип революционера - товарищ Михаил - офицер из академии. Покушение на Дубасова - гибель Коновницына (1 апреля) - все это всколыхнуло многое. <...> Бог спас - не вошла в партию. <...> Кровь на руках - труднопереносимое состояние. Да и к чему все - к еще большей жестокости, большему хаосу и большей не-свободе личности. Вне религии нет ни покоя, ничего. Чем больше живу, тем яснее чувствую, что здесь мы временно, что жизнь начнется там [Бунина 1943].
В одной из записей 1944 г. она переносит собственное понимание религиозности на анализ личностных качеств и творчества Л. Толстого, размышляя о том, что мешало ему стать святым, что делало его произведения более близкими к пониманию духовности, находя стиль его писем приближенным «к Богу»:
30 августа 1944 г.
Чем больше читаю сказки и рассказы для народа Толстого, тем более им восхищаюсь. Действительно, он, как писал отец Киприан (Керн), ближе к Богу, чем Достоевский. Он понимал, что самое важное, но чего-то ему не хватало, чтобы стать святым - честолюбие? Или недостаточная любовь к людям, к Богу, м<ожет> б<ыть>, слишком много у него было рассудочности, и он не хотел не понимать, а в религии без этого нельзя, нужно верить и чувствовать [Бунина 1944].
Неоднократно Вера Николаевна упоминает о знакомстве с творчеством Андре Жида и Франсуа Мориака. При этом с Жидом она была знакома лично, он бывал в гостях у Буниных, говорил с ними о русской культуре, был любим и уважаем Верой Николаевной как человек, однако его политические воззрения она не принимала. О Ф. Мориаке же она отзывается только положительно, подчеркивая глубокое знакомство с его творчеством:
14 января 1942 г.
Говорили о Жиде - тоже головной писатель, и тоже едва ли что от его произведений останется, по мнению Лени и Либермана. Мориака, как и мы ставим, Либерман ставит гораздо выше и любит его;
6 февраля 1942 г.
Читаю все о Жиде. <.> Кончила его Journal. Интересно и грустно. Непонятна его тяга к коммунизму. <.> Но как он не понимает, что коммунизм - тупик. Его разочарование в большевизме, неразочарование в коммунизме, хотя он хочет коммунизм примирить с индивидуализмом. До конца я все же еще его не поняла [Бунина 1942].
Здесь речь идет о поездке А. Жида в СССР в 1930-е гг. и о позже изданной резко отрицательной книге «Возвращение из СССР». При этом, разочарованный в большевизме, А. Жид оставался симпатизантом коммунистических идей, как почти вся французская левая интеллигенция.
В-третьих, в дневнике можно выделить группу записей о собственно писательской деятельности. В 1939 г. она пишет о работе над заметками о В. Ходасевиче, которые планировала сделать частью «Бесед с памятью»:
2 августа 1939 г.
Ян похвалил мои заметки о Ходасевиче.
- Но где напечатать - ведь Милюков не позволит больше, - прибавил он.
- Ну что же, это будет в моей книге «Беседы с памятью» [Бунина 1939].
В записи 1941 г. Бунина пишет о характере будущих «Бесед с памятью», что помимо личных воспоминаний о последних годах, проведенных на курсах, в заметках будут и воспоминания о событиях, значимых для всего русского народа, в частности, о первой русской революции:
21 февраля 1941 г.
Все думаю о продолжении «Бесед с памятью». Хотелось бы написать по-настоящему - время последних классов и курсов, до которых я и дошла. <.> С перелома века до первой революции и начала реакции. В 1907 году я резко изменила свою жизнь. И в какой-то степени перестала жить по-своему. Если бы мне начать писать, чувствую, что мне есть, что сказать [Бунина 1941].
18 мая 1942 г. Вера Николаевна, размышляя о прочтенном автобиографическом труде Э. Ренана, сравнивает его юношеские воспоминания об учебе в духовном училище с воспоминаниями о «бурсе» Н.Г. Помяловского, а также об учебе в российских учебных заведениях вообще, что могло стать источником вдохновения для написания собственных автобиографических заметок о курсах в «Беседах с памятью»:
.Прочла на днях детские и юношеские воспоминания Ренана. Чудо,
как хорошо написаны. <...> Интересны духовные училища. Какая разница с «бурсой» Помяловского, а ведь это почти в одно время. Там, где учился Ренан, не было никаких наказаний, полная свобода и настоящее послушание своему духовнику, и какая любовь его к своим учителям! [Бунина 1942].
В августе-сентябре 1943 г. в дневнике также упоминается о написании частей «Бесед с памятью», в частности, очерка «Первый класс»:
30 августа 1943 г.
Пон. Начала писать I класс.. [Бунина 1943].
Сохранились и более поздние записи о «Беседах с памятью»:
31 марта 1944 г.
Стала опять переписывать «Беседы с памятью». Не нахожу несколько страниц. Уж не отправила ли я их в Париж? [Бунина 1944].
«Беседы с памятью» были посвящены детским годам и ранней юности В.Н. Буниной. Цикл очерков включает семь частей, а также дополнительную часть, которая планировалась как начало второй книги воспоминаний, от которой сохранились только 4 небольших наброска. Скорее всего разные части «Бесед с памятью» писались в разное время: частично при жизни Бунина, частично - после. Она рассматривала их в качестве глав будущей автобиографии, однако публиковала их также и по отдельности в эмигрантской периодической печати начиная с 1960 г. [Пономарев, 158-159].
Четвертая группа записей Буниной связана с творчеством супруга и других авторов, а также с ее переводческой деятельностью. В июле 1941 г. упоминается факт перевода с французского на русский «Сентиментального воспитания» (в более поздних переводах -«Воспитание чувств») Г. Флобера:
24 июля 1941 г.
Читаю о Флобере, и вся во власти своих воспоминаний, когда я переводила «Сентиментальное воспитание». Он не меньше Толстого брал из своей жизни.
Что за человек Флобер! <...> И как он близок мне! Недаром Павлик дразнил меня, когда мы прочитывали мой перевод «Фредерик в юбке» [Бунина 1941].
Оценивая творчество Флобера, Вера Николаевна указывает на духовное сходство между ними, рассуждая категориями, связанными с верой, что во многом может объясняться чтением в тот же период духовных книг.
При этом так же, как и Л. Толстого, она оценивает Флобера, размышляя о роли его духовности в создании произведений, насколько он был близок к русской религиозной традиции и как в ее понимании оказался далек от католицизма:
8 августа 1941 г.
Последнее время проводила с Флобером и все время испытывала восхищение и от его писем, и от произведений. И как ему, не христианину, удалось написать святую - «Простое сердце». Вот настоящее органическое смирение! Что он написал Юлиана Милостивого - это неудивительно при его таланте, эрудиции, высоком душевном строе. <...> А «Простое сердце» он создал сам из себя. Поняв главное - что есть святость... Конечно, душа его была христианской, и отталкивалась она лишь от католического формализма. Мне кажется, что православие в чистом виде ему было бы ближе. ... [Бунина 1941].
Помимо переводов Вера Николаевна занималась также и перепечатыванием на машинке произведений близких ей русских авторов: в первую очередь текстов Бунина (в этом ей иногда помогала Г.Н. Кузнецова), а также произведений Л.Ф. Зурова, и изредка - хороших знакомых - например, А.П. Клягина, причем перепечатывание текстов Кля-гина могло быть «данью вежливости», так как он был богат и помогал Буниным.
Запись от 17 февраля 1944 г. прослеживает, например, факт переписывания Бунина и его реакцию на него:
Вошел Ян. <...> Я отдала ему стихи, кот<орые> только что переписала.
- Зачем это? Переписывать такие ничтожные.
- В этой тетрадке у меня все «ничтожные» [Бунина 1944].
Некоторые тексты она перепечатывала на машинке в нескольких экземплярах. См. запись от 11 января 1944 г.:
.Целую вечность не писала. <...> Перестукивала Клягину «Дядю Петю и его племянников». Стучала и для Яна, и для себя [Бунина 1944].
В конце 1944 - начале 1945 гг. Бунина много времени уделяет работе над перепиской текстов супруга «для посмертного издания», а также его «литературному завещанию»:
12 ноября 1944 г.
Ян диктует мне свое «литературное завещание», тоже невесело!
7 января 1945 г.
Теперь я каждый вечер часа три-четыре переписываю рассказы Яна, как он говорит, для посмертного издания. Надеюсь, что он ошибается. [Бунина 1945].
Из дневника становится известно также, что часто собственно авторская работа затмевалась переписыванием для других:
30 августа 1943 г.
Начала сегодня писать последний класс в гимназии. <...> А завтра нужно начать переписывать для Клягина. Вчера были у него - читал два
рассказа - 4 часа. Яну было слушать невмоготу <...> а я ничего. Умею слушать [Бунина 1943].
Здесь Вера Николаевна в завуалированной форме дает оценку чтению рассказов Клягина, давая понять, что уметь слушать - не означает быть заинтересованной.
Дневник прослеживает и отклики первых читателей на произведения супруга. Например, и ее отзывы, и знакомых эмигрантов о рассказах «В одной знакомой улице», «Сто рупий», «Камарг» и «Чистый понедельник» содержатся в записи от 25 мая 1944 г.:
Переписываю «Орден Св. Владимира» Клягина. Переписала сегодня рассказ Яна «В одной знакомой улице». ... - прелесть! Вчера: «Сто рупий» и «Камарг» - это портреты - новый стиль.
«Чистый понедельник» Зайцевым очень понравился [Бунина 1944].
«Чистый понедельник» упоминается и в 1945 г. в контексте выступления Бунина в Ницце:
7 апреля 1945 г.
Встала рано. Взяла Яну билет в Ниццу aller 36 фр<анков>! Во вторник он читает там. <...>
Ян думает прочесть «Чистый понедельник». Я еще советую «Речной трактир» или «Генрих». Но «Трактир» лучше [Бунина 1945].
В этих записях не только помощь и поддержка Веры Николаевны, но и искренняя заинтересованность в успехе новых произведений супруга.
Анализ дневниковых записей В.Н. Буниной позволяет заключить, что в годы эмиграции, в частности в 1939-1945 гг. она предстает в роли не только жены и спутницы жизни И.А. Бунина, но и помощницы, которая перепечатывала его тексты, участвовала в организации литературных встреч, помогая при этом не только Бунину, но и другим эмигрантским авторам, переписывая их тексты. Кроме того, она активно занималась и собственной творческой, писательской и переводческой деятельностью - писала части автобиографического труда «Беседы с памятью», читала религиозные тексты на русском и английском языках, произведения французских, немецких и английских авторов в оригинале, записывая рецензии на них. Все это дает возможность считать Веру Николаевну Бунину яркой и незаурядной личностью, внесшей свой вклад в культуру русского Зарубежья.
ЛИТЕРАТУРА
1. И.А. Бунин: Новые материалы. Вып. 3: «.Когда переписываются близкие люди»: Письма И.А. Бунина, В.Н. Буниной, Л.Ф. Зурова к Г.Н. Кузнецовой и М.А. Степун, 1934-1961 / сост. Е.Р. Пономарев и Р. Дэвис. М.: Русский путь, 2014. 714 с.
2. Косик О.В. История сбора и распространения церковных документов (1920-1930-е гг.) (к постановке проблемы) // Вестник ПСТГУ. Серия 2: История. История РПЦ. 2010. № 36. С. 48-66.
3. Муромцева-Бунина ВН. Дневниковые записи 1939 г. // РАЛ. MS
1067/410.
4. Муромцева-Бунина ВН. Дневниковые записи 1940 г. // РАЛ. MS
1067/410.
5. Муромцева-Бунина ВН. Дневниковые записи 1941 г. // РАЛ. MS
1067/413.
6. Муромцева-Бунина ВН. Дневниковые записи 1942 г. // РАЛ. MS
1067/413.
7. Муромцева-Бунина ВН. Дневниковые записи 1943 г. // РАЛ. MS
1067/415.
8. Муромцева-Бунина В.Н. Дневниковые записи 1944 г. // РАЛ. MS
1067/414.
9. Муромцева-Бунина В.Н. Дневниковые записи 1945 г. // РАЛ. MS
1067/416.
10. Пономарев Е.Р. «Беседы с памятью» В.Н. Муромцевой-Буниной: ] неиз-
вестная книга о детстве и юности // Новый филологический вестник. 2022. № 4. С. 58-169.
11. Пономарев Е.Р. Иван Бунин и Лев Шестов: Точки пересечения // Территория словесности. Сборник в честь 70-летия профессора И.Н. Сухих. СПб: Нестор-История, 2022. С. 175-188.
12. Ponomarev E.R. Lev Shestov and Ivan Bunin: Existential Insight into Russian literature // Studies in East European Thought. 2020. No. 72 (3). Pp. 269-278.
REFERENCES (Articles from Scientific Journals)
1. Kosik O.V. Istoriya sbora i rasprostraneniya tserkovnykh dokumentov (19201930-e gg.) (k postanovke problemy) [History of the Collection and Distribution of Church Documents (1920-1930s) (to State the Problem)]. Vestnik PSTGU, Seriya 2: Istoriya. Istoriya RPTs, 2010, no. 36, pp. 48-66. (In Russian).
2. Ponomarev E.R. "Besedy s pamyat'yu" V.N. Muromtsevoy-Buninoy: neizvest-naya kniga o detstve i yunosti ["Conversations with Memory" by V.N. Muromtse-va-Bunina: an Unknown Book about Childhood and Youth]. Novyy flologicheskiy vestnik, 2022, no. 4, pp. 158-169. (In Russian).
3. Ponomarev E.R. Lev Shestov and Ivan Bunin: Existential Insight into Russian literature. Studies in East European Thought, 2020, no. 72 (3), pp. 269-278. (In English).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
4. Ponomarev E.R. Ivan Bunin i Lev Shestov: Tochki peresecheniya [Ivan Bunin and Lev Shestov: Points of Intersection]. Territoriya slovesnosti. Sbornik v chest' 70-letiya professora I.N. Sukhikh [Discourse Territory. A Collection in Honor of I.N. Sukhikhs's 70th Anniversary]. Saint Petersburg, Nestor-Istoriya Publ, 2022, pp. 175-188. (In Russian).
(Monographs)
5. Ponomarev E.R., Davis R. (Eds.). I.A. Bunin: Novyye materialy. Vyp. 3: "... Kogda perepisyvayutsya blizkiye lyudi": Pis'ma I.A. Bunina, V.N. Buninoy, L.F. Zurova k G.N. Kuznetsovoy i M.A. Stepun, 1934-1961. [I.A. Bunin: New Materials. Vol. 3: "... When Close People Correspond": Letters from I.A. Bunin, V.N. Bunina, L.F. Zurov to G.N. Kuznetsova and M.A. Stepun, 1934-1961] Moscow, Russkiy put' Publ., 2014. 714 p. (In Russian).
Сапунова Ирина Павловна,
Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова. Аспирант кафедры теории литературы; Институт мировой литературы имени А.М. Горького РАН. Младший научный сотрудник.
Научные интересы: теория литературы, литература русской эмиграции, русская литература XX и XXI вв., мифопоэтика.
E-mail: irina_sapunova@list.ru
ORCID ID: 0000-0002-4759-8578
Irina P. Sapunova,
Lomonosov Moscow State University. Postgraduate student of the Department of Literary Theory; A.M. Gorky Institute of World Literature of the Russian Academy of Sciences. Junior Researcher.
Research interests: theory of literature, literature of Russian emigration, Russian literature of the 20th and 21st centuries, mythopoetics.
E-mail: irina_sapunova@list.ru
ORCID ID: 0000-0002-4759-8578
