CC BY
22
И.С. Новоженова
«Лишние люди»: Волнения иммигрантской молодежи во Франции
Осенью 2005 г. по Франции прокатились молодежные волнения, в которых по большей части участвовали выходцы из семей иммигрантов. Эти события вызвали беспокойство общественности и политиков и бурную реакцию самых разных средств массовой информации не только во Франции, но и по всему миру.
Перед французским обществом встали вопросы: в какой степени бунтующая иммигрантская молодежь представляет угрозу для общества и государства; не являются ли иммигранты и их потомки «взрывоопасной» группой населения; интегрируются ли они во французское общество или остаются чужеродным элементом; сохраняют ли они элементы культуры своих предков, религию, обычаи, несовместимые с культурой и образом жизни французов; живут ли они автономно в изолированных кварталах по собственным законам и правилам и, наконец, чего хотят эти молодые люди, выросшие на земле Франции и являющиеся ее гражданами? И в целом - является ли переселение многочисленных жителей стран Юга в развитые страны Запада, которое продолжается вот уже полвека, не только благом, поскольку благодаря вливаниям рабочей силы в определенной степени обеспечивается экономическое развитие этих стран, но и угрозой - угрозой западной идентичности, культуре, повседневному стилю жизни, ментальности, безопасности, наконец?
По поводу причин возникновения молодежных бунтов во Франции в средствах массовой информации высказывались самые разные гипотезы, в научной среде также существует разноголосица по поводу оценки и анализа этих событий. Французские события получили широкое освещение и в российской прессе, и в российских научных кругах. Однако один немаловажный аспект остался вне поля зрения исследователей - психолого-социологический анализ участников волнений, их коллективный социологический портрет. А без него, на наш взгляд, невозможно понять природу, характер волнений и причины их возникновения. Для того чтобы разобраться в этом вопросе, следует, очевидно, обратиться к первоисточникам - к итогам так называемых «полевых» исследований социологов, проводивших непосредственный опрос участников событий. Эти данные были затребованы руководящими органами Франции (см.: 6; 9).
Существующий при премьер-министре Центр стратегического анализа учредил в начале 2006 г. (после волнений осени 2005 г.) рабочую группу, объединившую представителей министерств и государственных служб, которые были задействованы в событиях (министерство внутренних дел, министерство юстиции, министерство иностранных дел, а также специализированные государственные органы, такие как межминистерская делегация по проблемам городов, Служба информации правительства), и научные круги, прежде всего Национальный институт статистики и экономических исследований (ШБЕЕ). Эта группа должна была восстановить ход событий во время бунтов и сделать первые выводы. Для более точного анализа рабочей группе потребовались данные, собранные на местах. Для этого по заказу Центра стратегического анализа две команды социологов в апреле-октябре 2006 г. провели социологические исследования в двух коммунах - Ольне-су-Буа и Сен-Дени, находящихся по-соседству и расположенных к северу от Парижа. Они были выбраны, потому что оказались в разной степени затронуты волнениями и на их примере можно было разобраться, почему в одних коммунах бунт прокатился с широким применением насилия и продолжался довольно долго, а в других, находящихся в сходном социально-экономическом положении, он проявился гораздо слабее. Следует также упомянуть, что в подавляющем большинстве населенных пунктов Франции и вовсе ничего похо-
жего не происходило. Исследования позволили лучше понять мотивы, побудившие молодежь столь бурно выражать свое недовольство или, напротив, дистанцироваться от участия в насильственных действиях. Социологи рассмотрели также роль государственных институтов и социальной среды (силы правопорядка, муниципальная власть, общественные организации), действия (или бездействие) которых могли либо провоцировать взрыв бунта, либо способствовать его разрешению мирным способом. Социологи опросили самых разных участников событий: от молодых бунтовщиков до выборных лиц, муниципальных служащих, полицейских, преподавателей, активистов, жителей и т.д.
Первые возмущения вспыхнули 27 октября 2005 г. в северном пригороде Парижа - Клиши-су-Буа. Два подростка 15 и 17 лет из иммигрантских семей, убегая от полицейской проверки, спрятались в трансформаторной будке и были убиты током высокого напряжения. В пригороде, заселенном большим числом иммигрантов и их потомков, весть о смерти подростков моментально распространилась, обрастая по дороге слухами. В ответ подростки и молодые люди, выражая свое возмущение действиями полиции, начали громить витрины и жечь машины. Бунт подогрело и то, что двумя днями позже - 30 октября - полиция использовала слезоточивый газ у дверей мечети, и газ попал внутрь помещения. Кроме того, по телевидению с жестким заявлением выступил Н. Саркози, который в то время занимал пост министра внутренних дел; он назвал бунтовщиков словом, которое переводится как «сволочь, шваль, подонки, отбросы». Молодежь ответила по-своему: волнения, как пожар, перекинулись на соседние города, а затем и на многие другие коммуны по всей Франции. По мнению ряда комментаторов, выступление Н. Саркози подлило масла в огонь и перекрыло возможность направить волнения в русло принятых во Франции классических демократических форм протеста, без применения насилия, таких как демонстрации, собрания, обращение с петициями, создание общественных организаций, мобилизация партий и депутатов Национального собрания и т.д. Бунтующая молодежь уже не доверяла власти и не хотела идти на уступки. Один из опрошенных участников событий (школьник) сказал по этому поводу: я думаю, что это нормальный способ выразить себя; можно было бы проводить манифестации, но это ничего бы не изменило; единст-
венное решение, которое было найдено, это жечь машины, чтобы тебя услыша ли (9).
Уличные погромы перекидывались от одного города к другому и продолжались много ночей подряд. 7 ноября правительство было вынуждено принять декрет о чрезвычайном положении в соответствии со ст. 5 закона от 3 апреля 1955 г. (этот закон был принят во времена восстания в Алжире, с которого началась война за независимость этой страны), в соответствии с которым префекты получили право вводить комендантский час, проводить обыски и задержания.
Волна бунтов 2005 г. прокатилась по многим городам Франции - затронула 300 коммун, проникла даже в сельскую местность, чего прежде не случалось, и продолжалась в общей сложности три недели. Были сожжены 9 тыс. машин и нанесен материальный ущерб в размере 250 млн. евро. Полиция арестовала в течение этого месяца 3 тыс. человек, из них более трети - в возрасте до 18 лет (4; 9). Городские беспорядки (в том числе с участием иммигрантов) случались и прежде начиная с 1980-х годов, но они имели локальный характер и не достигали общенационального масштаба.
Бунты отличались большим разнообразием, в каждом населенном пункте была своя местная специфика. С научной достоверностью можно сравнить два города, в которых проводились социологические исследования, - Сен-Дени и Ольне.
Бунт в Ольне начался на следующий день после Клиши-су-Буа. Первые акты насилия произошли в ночь с 31 на 1 ноября, но особенно они разгорелись в ночь с 1 на 2 ноября. Эта ночь была отмечена столкновениями молодежи и полиции, поджогом автомобилей и закидыванием камнями машин пожарных, тушивших пожары. Бунт в Ольне отличался быстрым ростом актов вандализма и бурными столкновениями молодежи с полицией. Городу был нанесен большой ущерб: сожжены детские социальные центры, школы, ясли, сгорело много машин. Но беспорядки охватили не весь город, бунтов не было в районе частных домов относительно состоятельных граждан. В уличных погромах участвовала молодежь из квартала дешевого муниципального жилья, а акты вандализма произошли в основном в центральной части города. «Горячая» фаза волнений продолжались недолго - с 1 по 4 ноября и утихла так же быстро, как и вспыхнула, а через некоторое время
волнения прекратились окончательно. Однако сравнительно с другими городами бунт в Ольне имел довольно продолжительный характер - 12 дней. Когда бунты начали распространяться по провинции, Ольне уже был спокойным городом (6).
Накал страстей в Сен-Дени был гораздо ниже, чем в Клиши-су-Буа или в Ольне. Тем не менее была сожжена сотня машин, нападению подверглись здания комиссариата полиции, школы, десяток магазинов. Для Сен-Дени характерно то, что на фоне в целом благополучного пригорода здесь существует часть населения, находящегося в состоянии «социальной деградации»: это в основном семьи рабочих, среди них много иммигрантов, многие из них длительное время не находят себе работу, падает их материальный уровень, снижается положение в обществе. Все это приводит к усилению раскола и росту напряженности между ними и более благополучными слоями населения. В особенно тяжелом положении оказалась молодежь из бедных семей, не имеющая полного среднего образования, именно она больше всего пострадала от безработицы. Безработица среди молодежи, проживающей в неблагополучных кварталах, достигает 35-40%. Причем она носит структурный долгосрочный характер. Однако безработица - лишь одна из сторон нестабильности жизни, другим индикатором неустойчивости является распад семей, уровень которого в этих городах гораздо выше, чем в среднем по стране. В Сен-Дени в период с 1990 по 1999 г. доля семей, состоящих из одного родителя, увеличилась на 16% (с 12 160 до 14 112 семей), в настоящее время 21% семей - это семьи с одним родителем. Бедность особенно захватывает иностранное население, многочисленное и разнообразное в Сен-Дени (здесь живут выходцы из 62 стран) (9).
Протесты захватили главным образом подростково-юношескую часть молодежи - возрастную группу от 14 до 20 лет и отчасти группу от 20 до 25 лет. Исследователи обращают внимание на чрезвычайную молодость участников событий, но определяют их возраст по-разному: одни считают, что это были подростки до 15 лет, другие - что молодежь до 18 или 20 лет, третьи - до 25. Следует сразу оговориться, что в событиях участвовала лишь ограниченная часть молодежи и исключительно юноши. Девушки оставались вне конфликта.
Что касается численности бунтовщиков, то определить ее не представляется возможным. Среди исследователей даже нет единогласия по поводу того, кого считать «участником» волнений. Социологи, работавшие в Ольне и Сен-Дени, выявляют четыре степени участия в бунтах и соответственно четыре категории участников:
- неангажированные молодые люди, более или менее индифферентные, относящиеся критически к бунтам или сомневающиеся в правильности не столько мотивов протестов, сколько используемых методов (вандализм, нападения на пожарных и проч.);
- пассивные зрители, наблюдающие за событиями через окно своего дома и комментирующие их по телефону в разговоре с друзьями;
- активные зрители, находящиеся на улице в момент событий; они наблюдают, могут смеяться и аплодировать, могут задирать и оскорблять силы правопорядка, убегают и прячутся, когда полиция восстанавливает порядок, но сами они не поджигают и не вступают в прямое противостояние с полицией;
- ангажированные - они сами поджигают, участвуют в прямых столкновениях с полицией, дерутся, бросают камни и проч., т.е. применяют более или менее жесткие методы; таких - незначительное меньшинство (6).
Интересно, что в ходе опросов социологи выявили у молодежи в Ольне и Сен-Дени свою градацию «участников» бунтов: во-первых, это те, кто играл активную роль в принятии решений и в реализации действий; во-вторых, те, кто оказывал пассивную поддержку лицам, совершавшим акты вандализма; в-третьих, те, кто видел и сохранял позицию невмешательства и не пресекал действия бунтовщиков, и этого, по мнению опрашиваемых, было достаточно, чтобы отнести их к категории участников.
Подростки-бунтовщики происходят, как правило, из бедных семей, подавляющее большинство этих семей имеют нефранцузские корни. Их деды приехали из развивающихся стран, главным образом из стран Магриба и стран Черной Африки, из глухих сельских местностей, у них не было ни образования, ни профессии, ни городских навыков жизни. Во Франции их нанимали на неквалифицированные работы, они жили в рабочих общежитиях или в муниципальных квартирах, построенных для иммигрантов в 1960-е
годы. Но благодаря высокому экономическому росту, который был в то время, они имели относительно стабильную работу и стабильный заработок, им предоставлялись семейные пособия, на них распространялась страховая медицинская помощь. В настоящее время это поколение уже состарилось, выходит на пенсию и не играет в семье важной роли.
У их детей - отцов современных подростков - жизнь сложилась иначе. Большинство из них родились во Франции, они - полноправные граждане страны, обучались во французских школах. Однако далеко не всем удалось продвинуться по социальной лестнице. Многие не смогли успешно окончить среднюю школу, у них нет диплома о среднем образовании, следовательно, они не могут рассчитывать на профессиональный и социальный рост. А главное -после изменения структуры экономики в развитых странах, когда сократилась доля производства и увеличилась доля третичного сектора, когда резко уменьшилась потребность в рабочих профессиях и возросла потребность в высококвалифицированном труде, они не имели никакой возможности сменить профессию. Среди них высок уровень безработицы, в том числе долгосрочной. Именно они и живут (часто на пособие по безработице) в неблагополучных кварталах, в которых произошли волнения.
Еще сложнее жизнь старших братьев подростков-бунтовщиков. Они родились и выросли в бедных кварталах в рабочей среде в то время, когда рабочий класс перестал быть развивающимся классом - источником экономического роста. Доля рабочих в активном населении продолжает сокращаться. Промышленные предприятия переносятся в страны с дешевой рабочей силой, безработица среди этой категории населения растет и имеет структурную долгосрочную форму. Старшие братья не могут найти себе рабочего места, помимо всего прочего и потому, что испытывают на себе дискриминацию со стороны работодателей. Если их и берут на работу, то только на временную и на короткие сроки, они не могут рассчитывать на профессиональный рост.
Многие из них нашли выход в том, что занимаются собственным так называемым «мелким бизнесом», который они не афишируют, потому что это может быть перепродажа наркотиков или краденых вещей, нелегальная работа или выполнение разовых поручений. Здесь нет четкой границы между легальной и нелегаль-
ной работой. Большинство из них продолжают жить вместе с родителями, так как не имеют средств на жилье. У них, как правило, нет диплома о среднем образовании. Но даже те из них, кому удалось получить образование, в том числе те, кто окончил высшие учебные заведения, не находят работы, кроме временной и не соответствующей их квалификации. Но они научились адаптироваться к ситуации, перебиваться случайными заработками, уклоняться от столкновений с полицией, не возмущаться при несправедливом обращении с ними представителей власти. Самое тягостное в жизни старших братьев - состояние неопределенности, нестабильности, отсутствие будущего. У них нет перспектив изменить свое социальное положение. Похоже, они не питают никакой надежды на лучшую жизнь и смирились со своим положением.
Иначе обстоит дело с их младшими братьями, теперешними бунтарями. Большинство из них еще учатся или только что окончили школу, они не имеют того социального опыта, который имеют старшие, в частности опыта смирения. Воспитанные во французских школах, пропагандирующих принципы свободы и равенства, живущие в обществе потребления, но исключенные из него, подростки считают несправедливым свое положение - положение маргиналов, забытых и не замечаемых обществом.
Жизнь родителей и старших братьев не может служить для них моделью, они понимают, что те потерпели жизненный крах. Если старшие братья еще питали иллюзии, что образование поможет им улучшить социальное положение, то младшие на их примере видят, что образование ничего не дает. Авторитет родителей и вообще старших упал. Надзор родителей малоэффективен, они не могут оказать помощь своим детям в школьной учебе, их власть в семье сократилась - дети их не слушаются, а за пределами дома они вообще не имеют над ними никакого контроля. В мусульманских семьях авторитет старшего брата всегда был особенно высок. Но не для современных подростков, которые не завидуют своим старшим братьям и не хотят им подражать. Они прекрасно понимают, что старшим не удалось поправить свое положение ни благодаря образованию, ни благодаря «бизнесу».
Похоже, в малоимущих семьях, и прежде всего в семьях иммигрантов, происходит процесс «автономизации» младшего поколения, их обособления и самоизоляции от старших. Об этом свиде-
тельствуют и события ноября 2005 г. Подростки отвергли все авторитеты, отделились от старших (те узнавали о событиях в их городе по телевизору, а не у своих младших членов семьи) и прибегли к резким насильственным формам протеста. Социологи впервые зафиксировали «дисквалификацию» фигуры старшего брата в мусульманских семьях. Один из школьников на вопрос социолога: «Бунт - это способ сказать "дерьмо" своим старшим братьям?», ответил: «Сказать "дерьмо" всему миру - обществу, старшим братьям, государству, полицейским, всему миру». Некоторые исследователи считают, что бунты 2005 г. можно воспринимать в том числе и как бунт подростков против взрослых, что-то вроде «дня непослушания».
Подростки отвергают авторитеты не только в семье, но и в обществе - во время бунтов вступить с ними в переговоры не смогли ни представители государственных органов, ни местной власти, ни общественных организаций, ни религиозные деятели, ни криминальные структуры. Они проявляют недоверие к любым формам авторитета и власти.
Главным представителем государства в неблагополучных кварталах для молодежи является полиция. Отношение к полиции характеризуется не просто отсутствием уважения и недоверием к ней, а затяжной напряженной конфронтацией. Об этом говорили все без исключения опрошенные участники волнений в Сен-Дени и Ольне, такая же картина характерна и для других неблагоприятных жилых зон.
Главное, что вызывает гнев подростков, - это формы и методы работы полиции, унижающие их достоинство: личный досмотр, когда молодого человека кладут лицом на землю или могут заставить публично снимать одежду (иногда это происходило в присутствии матери, что считается особенно позорным в культуре стран Магриба); частая, произвольная и беспричинная, по мнению подростков, проверка личности (документов). У подростков возникает чувство, что они находятся под постоянным прессом полиции, что их без всяких оснований подозревают в правонарушениях, что их преследуют незаконно только потому, что они молодые, что они из иммигрантских семей или потому, что они собираются вместе и проводят время в компании ровесников. (Следует заметить, что полиция гораздо реже применяет свои методы к подросткам евро-
пейской внешности.) Постоянные и незаслуженные оскорбления вызывают у молодежи из неблагополучных кварталов негативную реакцию - у них накапливается злость, агрессивность, желание отомстить полиции. Следует также учитывать особенности подросткового возраста, когда очень остро воспринимается то, что кажется несправедливым, а реакция на несправедливость может быть чрезвычайно бурной и не подчиняться доводам разума.
Как выявили социологические исследования, в отношениях между полицией и молодежью из трудных кварталов создается некий порочный круг взаимных провокаций: действия полиции провоцируют молодежь на бунты и иные формы протеста, а это, в свою очередь, провоцирует полицию на ужесточение мер, применяемых против молодых людей, - и так по нарастающей.
Действия полиции часто критикуют и представители организаций гражданского общества, социальных служб, молодежных ассоциаций, левых партий за то, что та является источником раздражения в обществе, что бывает так, что вмешательство полиции нарушает социальный мир в квартале. «Институт, чья функция теоретически состоит в защите граждан, стал синонимом опасности», - замечается в докладе социологов (9). Представители гражданского общества считают, что многие конфликты можно было бы решить без участия полиции силами общественности - родителей, педагогов, социальных работников, выборных лиц. Отстранение организаций гражданского общества от разрешения конфликтов и применение исключительно полицейских мер наносит ущерб авторитету организаций гражданского общества, лишая их кредита доверия у молодежи.
Полиция, со своей стороны, оказалась в трудном положении. В ее рядах было много молодых полицейских, выросших в сельской местности, плохо разбирающихся в проблемах неблагополучных кварталов; они были настроены решительно, но не обладали умением налаживать мирные отношения с населением и не ставили себе такой цели. В первые дни уличных беспорядков они не поспевали за событиями, их численность была недостаточной, чтобы быстро погасить волнения, они оказались объектом нападения бунтующей молодежи. А главное - полицейские не понимали, что происходит, чем вызвана немотивированная агрессия подростков, в чем причина и какова цель возмутителей порядка. Почему подож-
женные автомобили в 2005 г. вызвали, можно сказать, социальные потрясения, а их показ в СМИ - такую тревожную реакцию по всей стране и за ее пределами? Ведь поджоги машин, как хорошо знали полицейские, стали рядовым явлением еще с 1990-х годов. По мнению полицейских чинов, в распространении бунтов негативную роль сыграли СМИ и новые коммуникационные технологии: мальчишки, поджигавшие машины, подражали тому, что они видели на экранах телевизоров.
Исследователи (так же как и полиция) обратили внимание на «молчание» бунтовщиков, т.е. на то, что они не выдвигали никаких требований и ничего не объясняли. У них не было ни лидеров, ни организаций, которые могли бы сформулировать их цели и предъявить их обществу и властям. Требования и желания бунтовщиков додумывали другие. Например, левые говорили: «Им нужна работа», правые - «Это хулиганы и шпана». И каждый пытался использовать события в своих интересах (9).
Смысл событий остался неясным и для самих бунтовщиков. По свидетельству социологов, уже через несколько месяцев в памяти молодых людей волнения 2005 г. воспринимались как очередной конфликт с полицией, которые были в прошлом и неминуемо будут в будущем. Их несколько удивили лишь размах и длительность возмущений. Большинство из них считает, что бунты способны повториться, поскольку ни одна из проблем до сих пор не решена.
Действительно, события повторились почти буквально в конце ноября 2007 г. в департаменте Валь д'Уаз к северу от Парижа. В результате столкновения полицейской машины с мини-мотоциклом погибли два подростка из семей иммигрантов. Молодежь обвинила полицию в преднамеренном убийстве, протесты вылились в уличный вандализм и поджоги машин, беспорядки охватили шесть городов. Все произошло по тому же сценарию, что и в 2005 г., в тот же месяц года, в той же географической зоне, и жертвами оказались два подростка африканского происхождения. В ходе столкновения с силами правопорядка были ранены 64 полицейских, сгорели 63 автомобиля, подожжено пять зданий. Полиция задержала пять человек.
Молодежь из неблагополучных кварталов по-прежнему чувствует свою маргинальность и ощущает себя гражданами второго
сорта. «У Франции еще нет решений, которые позволили бы молодежи из народных кварталов, по большей части выходцев из иммигрантских семей, найти подобающее место в обществе. Этот новый взрыв возмущения показывает, до какой степени эта тема остается животрепещущей», - написал в те дни один из журналистов (13).
Негативизм по отношению к традиционным социальным связям
Франция многие десятилетия вполне успешно практикует и усовершенствует модель интеграции иммигрантов. Суть ее заключается в том, чтобы включить новых жителей в систему политических и социальных связей.
Поколения иммигрантов уже прошли свой путь интеграции и с большим или меньшим успехом нашли свое место во французском обществе. Иначе обстоит дело с частью подрастающего поколения потомков иммигрантов, оказавшихся от рождения в самом уязвимом положении - им угрожают бедность, безработица, дискриминация, социальная маргинализация, им неоткуда ждать помощи и поддержки. Оказалось, что французская система интеграции не способна охватить эту группу населения и включить ее в круг основных социальных связей - трудовых, поскольку они в силу возраста еще не вышли на рынок труда или уже столкнулись в безработицей; политических: они не участвуют в голосовании на выборах, подпадая под возрастной ценз, политические партии не ведут работу в их среде (за исключением, может быть, крайне левых); социальных: общественные организации мало работают с этой возрастной группой. Но и подростки, со своей стороны, как выявили социологические исследования, отстраняются от всей совокупности социальных отношений и, следовательно, выпадают из процесса интеграции.
Итак, у подростков из неблагополучных кварталов отсутствуют или рвутся социальные связи, которые еще были у их старших родственников.
- Подростки и юношество из трудных кварталов выходят из-под влияния родственных и семейных связей - родители и старшие братья теряют авторитет в их глазах из-за того, что они мало чего добились в жизни и у них нет никаких видимых перспектив.
- Государственные и политические институты вызывают у них негативные чувства: школа - потому что многие из них проходят через опыт отстающих учеников, опыт провала и уходят из школы, не получив среднего образования; полиция - потому что она для них - источник унижения и насилия. Они отвергают любую форму участия в политических организациях, во-первых, из-за нежелания подчиняться партийному и любому другому руководству, во-вторых, из-за неверия в то, что политическими методами можно изменить положение, в котором они находятся.
Однако социологи, проводившие опросы участников бунтов, находят основу для оптимизма. По их мнению, не следует воспринимать как поражение общества то, что волнения не вылились в дальнейшем в политические формы. Напротив, события 2005 г. показали, что молодежь интуитивно проводит различие между двумя формами политического участия - «конвенциональной», ограничивающейся участием в выборах, и «неконвенциональной», допускающей разные политические формы, в том числе и с применением насилия, и проявляющиеся в разных жизненных пространствах. Одно то, что подростки обладают чувством собственного достоинства и требуют к себе уважения, т.е. соблюдения основных прав человека, есть первый шаг к политическому участию. А их территориальная идентификация (привязанность к кварталу или городу) является выражением включенности в общее «символическое пространство», но расположенное не внутри политического пространства в его традиционном - конвенциональном - понимании, а рядом с ним (9).
- Авторитет активистов-общественников у подростков не слишком высок, они живут своей, «параллельной» жизнью, вне гражданского общества. В отношениях с гражданским обществом молодое поколение является скорее потребителем услуг, которые предоставляются взрослыми (по мере возможности, подростков вовлекают в занятия спортом, организуют им досуг, оказывают дополнительную помощь отстающим ученикам и т.д.). До бунтов 2005 г. общественность мало обращала внимания на проблемы подростков в неблагополучных кварталах, где, как правило, социальная инфраструктура молодежного досуга плохо развита или за последние годы сократилась: мало молодежных клубов, не хватает средств на их содержание, ощущается острый дефицит кадров вос-
питателей, способных работать с трудными подростками, и многое другое. Лишь волнения побудили общественность начать работать с подростками. Молодежные активисты, волонтеры, крайне левые, члены ассоциаций, матери, просто активные жители города (чаще всего немолодые, из народных слоев, разных национальностей, среди них было много женщин) - все они, обеспокоенные безопасностью жителей, пытались унять молодежь. Их активность оказала положительное действие на прекращение бунтов.
- Этнорелигиозная принадлежность подросткового поколения выражена слабо, гораздо слабее, чем у их отцов и дедов-иммигрантов. Они живут в кварталах, которые иногда называют «гетто», но это не этнические гетто. Здесь живет этнически разнообразное население, потомки иммигрантов, переселившихся из десятков стран со всего мира. В этих кварталах судьба собрала людей по признаку бедности и маргинальности, а не этнорелигиозного происхождения. Во время бунтов съехавшиеся со всего мира журналисты пытались найти исламский след; не найдя его, они быстро потеряли интерес к событиям. В этих кварталах не ощущается не только сколько-нибудь заметного влияния радикального исламизма, но и самого ислама. Значительная часть молодежи стоит вне религии, в том числе и подростки из мусульманских семей. Остальные считают свою веру сугубо личным делом. В этих кварталах не наблюдается возврата к религии предков, процесс исламиза-ции, если он и происходит, то очень своеобразно - на базе ислама создается религия, индивидуально подправленная в соответствии с молодежной культурой и далекая от директив имамов. Это наблюдение отражено в Докладе международной кризисной группы, написанном после беспорядков 2005 г. во французских пригородах (7).
Похоже, что данная возрастная группа замещает традиционные социальные отношения связями со своими сверстниками, живущими рядом, и со своим кварталом. Являются ли эти тенденции следствием специфики подросткового возраста или они более устойчивы - определится со временем.
Роль группы сверстников и влияние квартала
Подростки при всем их социальном нигилизме тем не менее признают один авторитет - авторитет группы своих сверстников, 134
компании таких же подростков и молодых людей - соседей, одноклассников, приятелей и друзей. Группа на молодежном сленге называется «бандой». Исследователи отметили чрезвычайно сильное влияние группы на подростков в деле вовлечения их в свои ряды и в деле их воспитания (6). Именно связь с группой заменяет подросткам все остальные социальные связи.
В группе - свой круг ценностей, кодекс поведения, правила солидарности, которым все члены обязаны следовать. Группа оказывает сильное давление, чтобы побудить подростков к конформизму, даже в мелочах. Например, в одежде надо быть похожим на других и одеваться так, как это принято в группе. Подростки озабочены своим внешним видом, и в этом плане соперничают друг с другом. Тот, кто не имеет возможности соответствовать «требованиям моды», может перестать встречаться с друзьями, боясь быть осмеянным или выбрать незаконные средства разрешения этой проблемы (покупать краденые вещи). Члены группы копируют поведение друг друга, что проявилось и во время ноябрьских волнений. Участие в актах вандализма одного человека могло вовлечь в события и других членов группы. Если один вступал в драку с полицейским, то и другие должны были поступить так же во имя солидарности группы и защиты ее репутации. Они гордились друг перед другом тем, что рисковали, шли против закона и сил правопорядка. Активное участие в событиях поднимало престиж подростка и позволяло ему занять более высокое место в своей группе, для него такой мотив участия в бунте был не менее важен, чем другие. Причем бывало, что преданность группе принимала такие формы, которые не поддавались никакому разумному объяснению (6).
У молодых людей из неблагополучных зон сильно развита привязанность к району, в котором они живут. Они идентифицируют себя главным образом по принадлежности к своему кварталу, а не по своему месту в обществе или на социальной лестнице. Интересно, что по тому же критерию воспринимают их и другие -полиция, школа и в целом общество. Следовательно, их самоидентификация и их идентификация обществом сближены. Эта принадлежность кварталу, с одной стороны, дает молодым защиту и уверенность, что «свои» в случае надобности придут на помощь, с другой - представляется чем-то вроде принудительного заключения. Здесь невозможно избежать контроля, потому что все знают
друг друга и потому что действует закон главенства сильного над слабым, старших - над младшими, мальчиков - над девочками, группы - над своими членами. Принадлежность к неблагополучному кварталу превращается в клеймо, на которое обращают внимание при найме не работу или при поступлении в учебное заведение.
Опросы социологов выявили специфику образа мыслей молодежи неблагополучных кварталов, складывания у них некой «культуры принадлежности» своему кварталу. Эту культуру можно было бы определить тремя главными качествами: ментальность «с криминальным налетом», своеобразное отношение к закону и правоохранительным органам, пессимистический жизненный настрой.
Рассуждения этих молодых людей, которые они с ощущением своей полной правоты высказывают публично, таковы: будучи жертвой дискриминации (по этническому происхождению и по месту жительства), они лишены работы, и это дает им право противозаконным путем добывать блага, в которых они нуждаются, «чтобы доставить себе удовольствие» и соответствовать кодексу своей группы. Мелкое воровство и мелкие правонарушения в их среде считаются вполне легитимными. Перед глазами младших -пример их старших братьев, для многих из которых воровство и перепродажа краденого - их бизнес. Подростки вырастают в среде, где мелкое воровство не только не осуждается, но воспринимается как норма.
Социологи пришли к заключению, что «культура противозаконности довольно сильно укоренена в ментальности молодежи» (6). Возможно, на формирование такой ментальности каким-то образом повлияла культура ислама. Если в христианстве «не укради» является одной из главных заповедей, то в исламе воровство как крайняя мера допускается, но только в том случае, если человеку грозит гибель от голода или холода.
У молодых сложились свои представления о назначении полиции, что и было выявлено в социологических опросах. Они хотели бы, чтобы полиция защищала жителей, чтобы вмешивалась в случае серьезных конфликтов между людьми, но не боролась бы с мелкими правонарушениями, которые составляют часть внутренней жизни квартала. «Регулирующая роль полиции допускается и даже приветствуется, репрессивная роль решительно отвергается» (6). У части молодежи, особенно у несовершеннолетних, существу-
ет представление, что репрессивные действия полиции на территории квартала незаконны, что полиция не имеет права контролировать жизнь квартала и даже входить на его территорию. Квартал представляется «крепостью», которая принадлежит молодежи и которую надо защищать против вторжения полицейских.
Среди молодежи неблагополучных кварталов широко распространены чувства обиды и неудовлетворенности, пессимистический взгляд на будущее. Именно эти чувства питали и узаконивали вспышки бунтарства. Как подчеркивали исследователи-социологи, «чувство протеста, латентно зреющее в молодежной среде, может оставаться в спячке или пробудиться в любой момент» (6).
У молодых очень сильно чувство оставленности, покинутости, у них велико желание, чтобы их боль была услышана в обществе теми, кто способен на нее ответить и помочь. Выразить себя, быть услышанными, добиться признания общества - эта тема доминировала в опросах, когда речь заходила о мотивах протестов. Причем, единственным способом привлечь к себе внимание для них был бунт, сопровождаемый актами насилия и вандализма.
Мотивация участников бунтов
Социологические исследования позволили посмотреть на молодежные волнения глазами самих участников и выявить три интерпретации событий, сделанных ими самими. Самой распространенной версией была трактовка бунта как выражения протеста, затем шло представление о бунте как об игре и, наконец, бунт -в соединении с преступностью.
Бунт - как протест против несправедливости, безысходности, безработицы, полицейского контроля, постоянно снижающегося социального положения, непрерывно ухудшающихся условий жизни, отсутствия жизненных перспектив и многого другого, что молодые чувствовали, но были неспособны выразить. Молодежь постарше говорила о протесте против дискриминации при приеме на работу. В речах младших темы дискриминации и расизма не было, поскольку большинство из них в своем квартале не подвергается бытовому расизму, однако они рассматривали дискриминацию как почти неизбежную перспективу их взрослой жизни, когда они выйдут на рынок труда и окажутся за пределами своего квартала.
Опрашиваемые настаивали на том, что в качестве целей нападения они выбирали мишени, имеющие символическое значение: например, порча антенны полицейского участка или агрессия против полиции рассматриваются как способ атаковать государство, представителями которого являются правоохранительные органы. Бунты для рассматриваемой категории молодежи - это способ привлечь внимание высокого руководства, принимающего решения на национальном уровне, а также всего французского населения к проблемам молодежи неблагополучных кварталов.
Для части молодежи бунты имели игровой характер, подростки употребляли слова «спектакль», «парк аттракционов», «игра», «развлечение» и проч. Вечером они бежали на улицу, где можно было «баловаться» с огнем, играть в догонялки с полицией; причем конфронтация с полицией доставляла наибольшее удовольствие.
Сторонники третьей версии событий склонялись к тому, что бунты инициировались криминальными элементами, которые были заинтересованы в грабеже магазинов. Но эта версия не нашла подтверждения. Конечно, кто-то воспользовался ситуацией для совершения краж в супермаркетах, но в основном бунтовщики не были связаны с криминальными группировками, а для лидеров криминальных структур бунты и конфликты с полицией были нежелательны, так как могли привлечь внимание к их нелегальному бизнесу.
Бунтовщики добились своей цели, они привлекли внимание власть имущих к проблемам своих кварталов. Правительство во главе с премьер-министром Д. де Вильпеном приняло ряд срочных мер в решении проблем неблагополучных зон, среди них: активизация жилищного строительства; улучшение работы школ; повышение ответственности родителей за воспитание детей; укрепление полиции кадрами, обученными действовать в трудных кварталах.
Были приняты меры, направленные на увеличение занятости молодежи из неблагополучных кварталов. Среди них:
- проведение собеседования с каждым молодым человеком в возрасте до 25 лет, в ходе которого определится, будет ли он направлен на обучение, стажировку или на работу;
- стимулирование поиска работы для получателей социальных пособий путем единовременной выплаты 1000 евро в случае
трудоустройства и ежемесячной надбавки в 150 евро к зарплате в течение года;
- создание 20 тыс. рабочих мест в коммунальном хозяйстве кварталов и в общественных организациях;
- создание 15 дополнительных «свободных городских зон», благоприятных для открытия новых предприятий (2).
В 2006 г. во Франции был введен закон о первом найме на работу (№ 2006-457 от 21 апреля), благоприятствующий включению в трудовую жизнь молодых людей, находящихся в трудном положении. Этот закон касается лиц до 26 лет, безработных в течение 6 месяцев, и предприятий частного сектора с численностью наемного персонала более 20 человек. Предприниматель, заключающий контракт первого найма, освобождается от выплаты предпринимательских взносов на три года. Были приняты и другие меры по сокращению безработицы среди молодежи, а также по улучшению их жилищных условий.
Но все эти меры носят паллиативный характер и не могут решить проблему «лишних людей», поскольку она связана в первую очередь с глубинными изменениями не только во Франции, но во всех развитых странах, вызванными глобализацией. В 1950-1960-е годы французская экономика нуждалась в неквалифицированной рабочей силе, поэтому труд иммигрантов был востребован. Но глобализация привела к тому, что промышленные предприятия, на которых работали иммигранты и их дети, стали перемещаться в развивающиеся страны, где издержки производства были ниже, и в результате многие иммигранты оказались без работы. Глобализация привела и к изменению структуры экономики: широкое развитие получили сектора экономики, связанные с высокими технологиями, а также сектор услуг; изменился характер спроса на рабочую силу, возросла потребность в образованных и высококвалифицированных кадрах, в управленческих кадрах, удельный вес рабочего класса, к которому и принадлежали в основном иммигранты, резко сократился. Молодые потомки иммигрантов, не имеющие хорошего образования и востребованной профессии, не могут найти себе места в этом новом обществе, к тому же социальное государство в последние годы переживает кризис, программы помощи обездоленным сворачиваются и потому ряды «лишних людей» непрерывно пополняются. В пригородах французских го-
родов выросло новое - потерянное и неуправляемое поколение подростков из иммигрантских семей, которые скорее всего не смогут найти свое место в обществе. Поэтому представляется совершенно очевидным, что ноябрьские события 2005 г. - всего лишь пролог к будущим потрясениям, которые Франции вряд ли удастся избежать.
Список литературы
1. Зегонов О. Беспорядки во Франции: Характер, причины, уроки. - М., 2006. - Научно-координационный совет по международным исследованиям МГИМО (У) МИД России. Аналитические записки. - Вып. 2 (14). -36 с.
2. Фёдоров С.М. Иммигрантские кварталы как барометр французской политики. - Режим доступа: www.perspektivy.info/oykumena/europe/ immigrantskie_kvartaly_kak_barometr_francuzskoiy_politiki.htm
3. Beaud S., Masclet O. Des «marcheurs» de 1983 aux «émeutiers» de 2005. Deux générations sociales d'enfants d'immigrés / / Annales: histoire, sciences sociales. - P., 2006. - A. 61, N 4. - P. 809-843.
4. Bertossi Ch. Les Musulmans, la France, l'Europe: contre quelques faux-semblants en matière d'intégration / Migrations et citoyenneté en Europe. mars 2007. - Mode of access: http:// www.ifri.org/files/MCEBertossifr.pdf
5. Castel R. La discrimination négative. Le déficit de citoyenneté des jeunes de banlieue / / Annales: histoire, sciences sociales. - P., 2006. - A. 61, N 4. -P. 777-808.
6. Cicchelli V., Galland O., Maillard J. de., Misset S. Enquêtes sur les violences urbaines: comprendre les émeutes de novembre 2005: L'exemple d'Aulnay-sous-Bois: Rapport final. - Mode of access: http://www.strategie. gouv.fr/IMG/pdf/EtudeAulnaysousbois.pdf
7. La France face à ses musulmans: Émeutes, jihadisme et dépolitisation / / Rapport Europe de Crisis group N°172, 9 mars 2006. - Mode of access: http://www.crisisgroup.org/home/index.cfm?id=4014
8. Ghettos Urbains: Entre crise sociale et problèmes de sécurité. - Mode of access: http://www.peacecenter.sciences-po.fr/banlieue-links.htm
9. Kokoreff M., Barron P., Steinauer O. Enquêtes sur les violences urbaines: comprendre les émeutes de novembre 2005: (L'exemple de Saint-Denis): Rapport final. - Mode of access: http:// www.loldf.org/ressources/pdf/ Comprendre_les_XE9meutes.pdf
10. Les mots - Qu'est-ce qu'un étranger? - Mode of access: http://questions-contemporaines.histoire-immigration.fr/sommaire/diversite-culturelle-et-principes-republicains/quels-sont-les-principes-republicains.html
11. Quelle crise des banlieues? / P. Rosanvallon et J.-P. Le Goff et E. Todd et E. Maurin débattent pour «Libération» de ces trois semaines de violence. -Mode of access: http://www.liberation.fr./page.php?Article=339848
12. Roy O. Intervention. La conférence «Les ghettos urbains : entre crise sociale et problèmes de sécurité». Le 21 novembre 2005. - Mode of access: http://www.peacecenter.sciences-po.fr/banlieue-en-bref.htm
13. Salin F. Nouvelle nuit d'émeute en banlieue parisienne: une impression de déjà vu... mardi 27 novembre 2007. - Mode of access: http://www. afrik.com/article13012.html
14. Schnapper D. L'échec du «modèle républicain»? / Réflexion d'une socilogue / / Annales: histoire, sciences sociales. - P., 2006. - A. 61, N 4. - P. 759-776.
15. Vieillard-Baron H. Les quartiers sensibles, entre disqualification visible et réseaux invisibles. - Mode of access: http://fig-st-die.education.fr/ actes/actes_2005/viellard-baron/article.htm
