Библиографический список
1. Ахматова А.А. Венеция // Собр. соч.: в 2 т. Т. 1. - М.: Правда, 1990. - 448 с.
2. Бальмонт К.Д. Стозвучные песни: сочинения. -Ярославль.: Верх.-Волж. кн. изд-во, 1990. - 336 с.
3. Белый А. Символизм как миропонимание. -М.: Республика, 1994. - 528 с.
4. Бердяев Н.А. Чувство Италии // Бердяев Н.А. Философия творчества, культуры и искусства: в 2 т. Т. 1. - М.: Искусство, 1994. - 541 с.
5. Блок А.А. Лирика. - М.: Эксмо, 2008. -320 с. - (Любимые стихи).
6. Брюсов В.Я. Данте в Венеции // Брюсов В.Я. Стихотворения. - М.: Молодая гвардия, 1989. -190 с. - (XX век: поэт и время).
7. Веселовский А.Н. Избранные труды и письма. - СПб.: Наука, 1999. - 365с.
8. Гиппиус З.Н. Дмитрий Мережковский // Гиппиус З.Н. Живые лица. Воспоминания. Т. 2. - Л.: Искусство, 1991. - 198 с.
9. Гумилев Н.С. Рим // Гумилев Н.С. «Когда я был влюблен...». Избранное. - М.: Школа-Пресс, 1991. - 624 с.
10. Иванова Л.В. Воспоминания. Книга об отце. - М.: Культура, 1992. - 430 с.
11. Комолова Н.П. Русская эмиграция в Италии в начале XX века (1903-1914 гг.) // Россия и Италия. Вып. III / ред. Л.М. Баткин. - М.: Наука, 1998. -372 с.
12. Литературная энциклопедия терминов и понятий / гл. ред. и сост. А.Н. Николюкин. - М. Ин-телвак, 2001. - 1 600 с.
13. Мандельштам О.Э. Избранное / сост., пре-дисл. и комм. П.М. Нерлера. - СПб.: Интерпринт, 1991. - 480 с.
14.МережковскийД.С. Собр. соч.: в 4 т. Т. 4. -М.: Правда, 1990. - 672 с.
15. Муратов П.П. Образы Италии. - М.: Республика, 1994. - 588с.
16. Пасквинелли А. Итальянская тема в стихах Михаила Кузмина // Россия и Италия. Встреча культур. Вып. 4 / ред. Н.П. Комолова. - М.: Культура, 2000. - 361 с.
17. Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: в 10 т. - Л.: Наука. Ленингр. отд., 1979. - 711 с.
18. Соловьев В. С. Критика отвлеченных начал // Соловьев В.С. Соч.: в 2 т. Т. 1. - М.: Мысль, 1990. -694 с.
19.ХализевВ.Е. Теория литературы: учеб. - М.: Высш. шк., 1999. - 398 с.
УДК 882
Макарова Елена Владимировна
Владимирский государственный университет
ЛИРИЧЕСКОЕ НАЧАЛО В КНИГЕ РАССКАЗОВ «ЗАПИСКИ ОХОТНИКА» И.С. ТУРГЕНЕВА
В «Записках охотника» лирическое начало становится одной из основ индивидуального авторского стиля, который, наряду с другими связующими элементами, организует целостность циклического образования «книга рассказов». Элементы лирической прозы чаще всего сопровождают тургеневские описания природы, что объясняется свойственным романтической эпохе философско-лирическим взглядам рассказчика на природу. Соединяя произведения книги, лирическая линия имеет свое развитие.
Ключевые слова: циклическое образование «книга рассказов», лирическая проза, поэзия и природа, немецкий романтизм, натурфилософия, образ рассказчика, субъективация, «описательная поэзия».
В изучении «Записок охотника» И.С. Тургенева как циклического образования особого типа - книги рассказов - мы рассматриваем внутритекстовые связи, возникающие на всех уровнях произведения. Подобный подход к циклу декларирован в работе Е.Ю. Афониной: «... Системные отношения между текстами-элементами цикла возникают на всех уровнях структуры (предметно-образном, сюжетном, персонажном, повествовательном, мотивном и т.д.)» [2, с. 5]. Так, элементы лирической прозы воспринимаются у Тургенева как черты индивидуального авторского стиля повествования, наряду с комплексом других особенностей (сквозной рассказчик, место и время действия в книге, система лейтмотивов и др.) образуют единство прозаического цикла.
Говоря о характере тургеневского таланта в целом, О. Ильинский отмечает его стремление к «ли-
рическому монологу» [5, с. 31]. Эту мысль подтверждает и творческая биография писателя: Тургенев начинал как создатель поэм в «пушкинском духе» («Параша», «Разговор»). Позднее, найдя себя в прозаических жанрах, он оставался ценителем поэзии. Во многом заслугой Тургенева стало выдвижение Ф.И. Тютчева в ряд первых русских поэтов, Иван Сергеевич являлся бессменным редактором стихотворений А.А. Фета. Наконец, вершиной творчества, результатом многолетних поисков оптимальной жанровой формы стал поздний цикл стихотворений в прозе <^етИа».
В «Записках охотника» находим первые образцы тургеневской лирической прозы. На сегодняшний день термин «лирическая проза» утвердился в литературоведении, под ним понимается «стилистическая разновидность прозы, организующим смысловым и композиционным центром которой
© Макарова Е.В., 2012
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ N° 3, 2012
109
служит жизнь сознания героя, воплощенная в цепи душевных переживаний и мыслей» [10, с. 450]. Важным показателем становится здесь степень субъективации: чем сильнее выражено субъективное начало в прозаическом тексте, тем больше стремление его к поэзии. Элементы лирической прозы в книге рассказов, как правило, включены в разного рода описания. Степень «включения» их в текст может варьироваться от мельчайшего фрагмента в эпизоде («Бирюк») до полноценного рассказа («Лес и степь»).
В первых произведениях книги, тяготеющих к жанру очерка, элементы лирической прозы могут носить внешне случайный характер. Поэтическая деталь обнаруживается в бытовом, этнографическом описании убогого жилица лесника по прозвищу Бирюк: «Изба лесника состояла из одной комнаты, закоптелой и низкой. Лучина горела на столе, печально вспыхивая и погасая. На самой середине избы висела люлька, привязанная к концу длинного шеста. Я посмотрел кругом - сердце во мне заныло...» («Бирюк») [13, с. 156-157]. Постепенно лирический компонент включается и в систему персонажей произведения: истинные образцы народного поэтического характера являют собой Калиныч («Хорь и Калиныч»), Яков Турок («Певцы»), в какой-то мере Касьян («Касьян с Красивой Мечи») и др.
Заметим, что тургеневское описание всегда сопряжено с переживанием рассказчика, за изображением следует эмоция. Наиболее сильное переживание у охотника вызывают картины природы -они и становятся самым широким способом «проявления» лирики в книге. Свойственное эпохе поэтическое восприятие природы становится характерной чертой «Записок.». Его источником была традиция немецкого романтизма, Йенской школы романтиков (братья А. и В. Шлегели, Л. Тик, Но-валис, Шлейермахер) и тяготевшего к ней Шеллинга. Философия природы и стала той сферой, в которой объединились взгляды Шеллинга и романтиков. Первым поэтом, перенесшим подобное миропонимание на российскую почву, был Ф.И. Тютчев, лично знакомый с Шеллингом. В противовес механистическому взгляду естествоиспытателей конца XVШ века философ пытался познать внутренние законы природы; видел в ней живое, одухотворяющее начало, в качестве которого заявляет себя мировая душа. Природа (как органическая, так и неорганическая) мыслилась организмом цельным, единым, развивающимся по законам гармонии. В результате все живое наделялось своего рода сознанием, называлось «дремлющей интеллигенцией, приходящей к полному пробуждению в человеческом духе» [15, с. 19]. Романтики культивировали умение художника видеть поэзию в природе, чувствовать в ней тайну и одновременно мировую гармонию. Так, в рассказе Тургенева «Бежин луг»
находим описание, как бы иллюстрирующее мысли Шеллинга: «На дне ее <лощины> торчало стоймя несколько больших белых камней, - казалось, они сползлись туда для тайного совещания, - до того в ней было немо и глухо, так плоско уныло висело над нею небо, что сердце у меня сжалось» [13, с. 88].
Многие исследователи обращали внимание на характер детали в тургеневских описаниях (см.: Г.А. Бялый [3], Г.Б. Курляндская [8] и др.). В «Записках охотника» она становится своеобразной приметой лирического начала. По сути, она имеет здесь двойственный характер: с одной стороны, сложно усомниться в тургеневской детали, она предельно документальна (см. эпизод тяги из рассказа «Ермолай и мельничиха», где автор описывает, как на закате поет каждая из птиц: «Все птицы спят. Горихвостики, маленькие дятлы одни еще сонливо посвистывают. Вот и они умолкли. Еще раз прозвенел над вами звонкий голос пеночки; где-то печально прокричала иволга, соловей щелкнул в первый раз. Сердце ваше томится...» [13, с. 19]), с другой же - в этой гиперболизированной детальности видится поэтическая выпуклость. Деталь Тургенева приобретает поразительное сходство с поэтической деталью А.А. Фета: И.Л. Альми говорит о последней как об «изысканной и одновременно в конкретности своей почти прозаической» [1, с. 174].
Восприятие тургеневского рассказчика во многом схоже с восприятием лирического героя А.А. Фета. Поэту свойственна «сверхчувствительность», умение чувствовать природу во всех ее мельчайших проявлениях. Художник стремится уловить последнее мгновение перед закатом солнца, первый его луч на рассвете - «крайнее», переходное состояние природы. Образ «последнего луча» объединяет стихотворения А.А. Фета «Последний звук умолк в лесу глухом, / Последний луч погаснул за горою.», «Солнце садится, и ветер утихнул летучий, / Нет и следа тех огнями пронизанных туч; / Вот на окраине дрогнул живой и нежгучий, / Всю эту степь озаривший и гаснущий луч.» [14, с. 244] и тургеневское описании заката: «К вечеру эти облака исчезают. На месте, где оно <солнце> закатилось так же спокойно, как спокойно взошло на небо, алое сиянье стоит недолгое время над потемневшей землей, и, тихо мигая, как бережно несомая свечка, затеплится на нем вечерняя звезда» («Бежин луг») [13, с. 86]. Важно отметить, что сам Тургенев по манере живописания, изображения природы видел себя именно в ряду поэтов: Ф.И. Тютчева, А.А. Фета, - это доказывает Л.Н. Назарова, сопоставляя тургеневскую рецензию на «“Записки ружейного охотника” Оренбургской губернии С.Т. Аксакова» с одним из его писем [11, с. 254].
Как и у любимых поэтов Тургенева, в его собственной прозе писатель стремится уловить мель-
110
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ .№ 3, 2012
чайшие движения в природе, не случайно поэтому автор часто сосредоточен на ее переходных состояниях: от вечера - к ночи, он ночи - к утру. Пейзаж Тургенева в абсолютном большинстве случаев динамичен. Причем динамика обнаруживается не только при описании естественной перемены в окружающей охотника среде, но и в любом пейзаже. Средством создания живой, подвижной картины у Тургенева чаще всего становится игра света. Писатель мастерски использует художественный прием светотени, умело подсвечивая в общем-то неяркий пейзаж среднего Черноземья. Характерный пример - рассказ «Свидание»; в нем описывается роща после дождя: она «беспрестанно изменялась, смотря по тому, светило ли солнце или закрывалось облаком., то озарялась вся, словно вдруг в ней все улыбнулось ., то вдруг опять все кругом слегка синело. И надобно было видеть как она <листва> ярко вспыхивала на солнце, когда его лучи внезапно пробивались, скользя и пестрея, сквозь частую сетку тонких веток.»» [13, с. 240]. На текстовом уровне игра света прослеживается в изысканных и одновременно точных цветовых определениях: читатель видит «тонкие стволы. берез», которые принимали «нежный отблеск белого шелка», листья «загорались червонным золотом», «стебли высоких кудрявых папоротников» были окрашены «в свой цвет, подобный цвету переспелого винограда» [13, с. 240].
Унаследованное от романтизма пристальное внимание рассказчика к собственным чувствам становится основой для лирического восприятия природы. При этом автор создает картину объемную и осязаемую: кроме цвета и света, в ней всегда присутствуют звук и запах. Заметим, что последовательность описаний (и восприятия) в указанных эпизодах именно такая: свет-цвет-запах-звук. Примером может послужить рассказ «Ермолай и мельничиха»: «Солнце село. молодая трава блестит веселым блеском изумруда. Лесной запах усиливается. Птицы засыпают.» [13, с. 19]; или: «По ясному небу неслись высокие и редкие облака. Ноги беспрестанно путались и цеплялись в длинной траве. всюду рябило в глазах. Легкий ветерок то просыпался, то утихал. Одни кузнечики дружно трещат . и утомителен этот непрестанный, кислый и сухой звук», - «Касьян с Красивой Мечи» [13, с. 114].
Итак, источником лирического начала в книге становится образ охотника-рассказчика [7, с. 117]. Кроме знания внутренних законов природы, ему свойственно особое ее «приятие» (Ю.В. Лебедев указывал на способность приобщения рассказчика [9, с. 16]), даже растворения в ней. Пример такого рода находим в рассказе «Касьян с Красивой Мечи». Там рассказчик, лежа на спине в лесу, смотрит вверх, в небо, и ему кажется, что он видит «бездонное море, что оно широко расстилается под
вами, что деревья не поднимаются от земли, но, словно корни огромных растений, спускаются, отвесно падают в те стеклянно ясные волны.» [13, с. 115]. Охотник буквально «окунается» (через сравнение с морем) в собственные ощущения. Проза Тургенева приобретает ритмизованный характер, подражает звукам морских волн: «И вдруг все это море, / этот лучезарный воздух, / эти ветки и листья, / облитые солнцем, / ? все заструится, / задрожит беглым блеском, / и поднимется свежее, / трепещущее лепетанье, / похожее на бесконечный мелкий плеск / внезапно набежавшей зыби». Принятие себя в природе и природы в себе вызывает у рассказчика родственный фетовскому восторг: «Вы не двигаетесь - вы глядите: и нельзя выразить словами, как радостно, и тихо, и сладко становится на сердце» [13, с. 115].
Поэтическое познание природы может происходить через доверие к собственному чувству, а также через творческую интуицию и воображение. Тургеневский рассказчик в финале упомянутого выше эпизода окунается в собственные счастливые воспоминания, «и все вам кажется, что взор ваш уходит дальше и дальше и тянет вас самих за собой в ту спокойную, сияющую бездну.» [13, с. 116]. Так в книге возникают отмеченные исследователями «интуитивные прозрения» [12, с. 133]. В сумме ощущений появляется возможность прикоснуться к чему-то, по выражению Ф.И. Тютчева, «сокровенному»; исследователь А.В. Карельский называет подобное восприятие природы «прикосновением к более глубоким “незримым сферам”» [6, с. 131].
Лирическая линия, начатая в первом очерке книги «Хорь и Калиныч» и представленная романтическим образом Калиныча, постепенно развиваясь, достигнет своего апогея в финальном рассказе «Лес и степь». Очерк во многом выбивается из цикла: в нем нет привычного сюжета, он состоит из коротких зарисовок, уже по размеру близких стихотворениям в прозе. Однако читатель подходит к нему подготовленным, предшествующие лирические описания природы суммируются в восприятии цикла. Рассказчик в доверительном тоне делится своими впечатлениями от охоты в разное время года, так дистанция между ним и читателем сводится к минимуму и пропадает: мы смотрим на происходящее глазами охотника.
В «Лесе и степи» лирический компонент вводится в книгу напрямую (впервые, за исключением отрывков песен в «Певцах») - очерку предшествует эпиграф из поэмы, преданной сожжению, как указывает автор. Здесь еще одно доказательство «интимности» ситуации, подлинность авторских переживаний, ведь сожженная поэма явно принадлежала Тургеневу (это доказывает А.Г. Цейтлин [13, с. 518]). От эпиграфа и тянется нить романтичес-ки-лирического настроения: «И понемногу начало
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ .№ 3, 2012
111
назад / Его тянуть: в деревню, в темный сад...», -овеянного искренней грустью. Хотя время в очерке «настоящее продолжительное» (present continuous), то есть события развертываются в данный момент, но рассказчик явно вспоминает картины русской природы. От этого переживания получают новую окраску, становятся ярче, рельефнее. Ностальгия, как в музыкальном произведении, является лейтмотивом, общим фоном всех зарисовок рассказа, ей сопутствует восторг рассказчика, вместе с тем в каждом отдельном эпизоде времени года (весна, лето, осень и зима) охотник выделяет свою эмоцию. Можно сказать, что в финале книги содержится скрытый ностальгический ключ ко всему циклу.
Близость очерка «Лес и степь» к лирической оде обнаруживается и в особом возвышенном настроении, и в искреннем восхищении каждой из картин русской природы. Повествование предельно сфокусировано на эмоциях охотника, рассказ наполнен восклицаниями: «Свет так и хлынет потоком; сердце в вас встрепенется, как птица. Свежо, весело, любо!»; «А летнее, июльское утро!»; «И как этот же самый лес хорош поздней осенью!». Многим частям очерка свойственен особый ритм, на этот раз размеренный и неторопливый. К концу рассказа он убыстряется - охотник в едином порыве говорит о новых переживаниях и картинах -и обрывается. Впервые в книге дистанция между рассказчиком и читателем полностью исчезает, мы видим лишь поток эмоций, впечатлений охотника -один их лучших образцов лирической прозы Тургенева. Не случайно Ап. Григорьев назвал очерк примером «описательной поэзии» [цит. по: 13, с. 519].
Итак, лирическое начало является неотъемлемой частью книги рассказов «Записки охотника», как нельзя лучше создает баланс с антикрепостническим пафосом произведения. Стремление автора к поэтизации природы во многом связано с традицией немецкого романтизма, именно она позволяет тургеневскому рассказчику видеть природу в единстве ее лирико-философского обобщения. Причем писатель здесь органично входит в поэтический контекст эпохи, обнаруживает сходство с такими поэтами, как А.А. Фет и Ф.И. Тютчев. По меткому выражению последнего, Тургенев раскрывает «сокровенное природы со всей ее поэзией» [цит. по: 4, с. 10].
Библиографический список
1. Альми И.Л. Суггестивность детали в стихотворениях А.А. Фета // Альми И.Л. Внутренний
строй литературного произведения. - СПб.: Издательско-Торговый дом «СКИФИЯ», 2009. - 336 с.
2. Афонина Е.Ю. Поэтика авторского прозаического цикла: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Тверь, 2005. - 22 с.
3. Бялый Г. А. Тургенев и русский реализм. - М.; Л.: Советский писатель, 1962. - 247 с.
4. Гапоненко П.А. Природа и человек в творчестве Тургенева и Фета // И.С. Тургенев и русская литература. Восьмой межвузовский тургеневский сборник. -Курск: Курский гос. пед. инст-т, 1980. - С. 3-21.
5. Ильинский О. Двойственность эстетической позиции Тургенева // Записки русской академической группы в США. Т. XVI. - New York: [б.и.], 1983. - С. 31-47.
6. Карельский А.В. Метаморфозы Орфея: беседы по истории западных литератур. Вып. 3: Немецкий Орфей / сост. А.Б. Ботникова, О.Б. Вайнштейн. - М.: Рос. гуманит. ун-т, 2007. - 608 с.
7. Конышева Е.М. К вопросу о художественном методе в «Записках охотника» И.С. Тургенева // Творчество И.С. Тургенева: проблемы метода и мировоззрения. Межвузовский сборник научных трудов. - Орел: ОГПИ, 1991. - С. 117-125.
8. Курляндская Г.Б. Художественный метод Тур-генева-романиста. - Тула: Приокское книжное изд-во, Орловское отд-ние, 1972. - 344 с.
9. Лебедев Ю.В. «Записки охотника» И.С. Тургенева: пособие для учителя. - М.: Просвещение, 1977. - 80 с.
10. Литературная энциклопедия терминов и понятий / гл. ред. и сост. А.Н. Николюкин. - М.: НПК «Интелвак», 2001. - 799 с.
11. Назарова Л.Н. О пейзаже в «Записках охотника» И.С. Тургенева и в крестьянских рассказах И.А. Бунина конца 1890-х - начала 1910-х годов // Поэтика и стилистика русской литературы. Памяти акад. В.В. Виноградова. - Л.: Наука, 1971. -С. 253-262.
12. Петрова Л.М. Романтические элементы в художественной системе «Записок охотника» И.С. Тургенева // Творчество И.С. Тургенева. Проблемы метода и мировоззрения. Межвузовский сборник научных трудов. - Орел: ОГПИ, 1991. -С. 126-135.
13. Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем: в 30 т. Соч.: в 12 т. Т. 3. - М.: Наука, 1979. - 526 с.
14. Фет А.А. Стихотворения / сост., вступит. статья и примеч. В. Коровина. - М.: Сов. Россия, 1979. - 368 с.
15. Шеллинг // Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. Т. 77. - СПб., 1903. - С. 443-454.
112
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ №» 3, 2012