CC BY
117
когнитивные, проявляющиеся, В частности, В ЯЗЫКОВОЙ деятельности. Современные деловые издания формируют определенный стиль интеллектуального поведения, основанного на тонком понимании психологии и языка своих партнеров. Каждый предприниматель воспринимает предложенную ему информацию индивидуально: кто-то поверхностно, кто-то аналитически, но, тем не менее, регулярная трансляция информации посредством языка СМИ формирует единый когнитивный стиль, параметрам которого непроизвольно стараются соответствовать современные российские бизнесмены.
Когнитивный стиль человека зависит от внутренних (генетических) и внешних факторов — образования, опыта, круга общения, сферы деятельности личности. Когнитивный стиль личности можно рассматривать через категорию индивидуальности, через особую форму социальности, в контексте теорий стилей мышления и сознания. Но именно когнитивно-дискурсивный подход, по нашему мнению, является универсальным, так как язык деловых СМИ, язык предпринимателей, язык политиков — это непосредственный результат познавательной (когнитивной) деятельности.
это, конечно же, состоятельный в финансовом отношении человек, который может позволить соответствующие личному статусу дорогие часы, автомобили, дома, отдых и т.д.
- Человек интересующийся миром искусства, моды, спорта, гастрономии. Очень многие бизнесмены увлекаются коллекционированием — как правило, это нечто дорогое, претендующее на аристократичность (часы, картины, автомобили, редкие произведения искусства, вина). Отметим также увлечение классической и современной литературой (прослушивание в дороге аудиокниг, чтение в самолетах во время командировок). Учитывая тот факт, что бизнесмену крайне важно выглядеть в соответствии со статусом, мир моды также представляет умеренный интерес для деловых кругов.
- Человек семейный. Наличие семьи, детей — важный показатель успешности бизнесмена не только в профессиональной сфере, но и в личной жизни. Современная особенность российских бизнесменов — обучение детей в престижных учебных заведениях за границей (например, в Англии).
Средства массовой информации отражают сегодня не только событийные изменения делового мира, но и
Библиографический список
1. Корнилова, Т.В. Подходы к изучению когнитивных стилей: двадцать лет спустя / Т.В. Корнилова, Г.В. Парамей. — М.: «За рубежом», 1987.
2. Демьянков, В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода / В.З. Демьянков // Вопросы языкознания, 1994. № 4.
3. Холодная, М.А. Когнитивные стили: о природе индивидуального ума: учебное пособие / М.А. Холодная.— М.: ПЕРСЭ, 2002.
4. Смирнов, М.В. Темперамент, внимание, когнитивный стиль / М.В. Смирнов // Когнитивные стили. Тезисы научно-практического семинара.— Таллин, 1986.
5. Берулава, Г.А. Стиль индивидуальности: теория и практика / Г.А. Берулава.— М.: Педагогическое общество России, 2001.
6. Алексеев, А.А. Пойми меня правильно, или книга о том, как найти свой стиль мышления, эффективно использовать интеллектуальные ресурсы и обрести взаимопонимание с людьми / А.А. Алексеев, Л.А. Громова.- СПб.: Экон. шк., 1993.
7. Шюц, А. Структура повседневного мышления / А. Шюц // Социологические исследования. — 1988, № 2.
8. Шкуратова, И.П. Когнитивный стиль в общении / И.П. Шкуратова. — Ростов на/Д., 1994.
9. Кубрякова, Е.С. О когнитивной лингвистике и семантике термина «когнитивный» / Е.С. Кубрякова // Вестник ВГУ, Серия лингвистика и межкультурная коммуникация. — 2001.— Вып. 1.
10. Большой толковый психологический словарь. Т. 1 (А-О): Пер. с англ. / Роббер, А.— ООО «Издательство «Вече», 2003.
11. Климов, Е.А. Индивидуальный стиль деятельности в зависимости от типологических свойств нервной системы / Е.А. Климов.— Казань, 1969.
12. Толочек, В.А. Стили профессиональной деятельности как часть проблемы стиля в психологии / В.А. Толочек // Стиль человека: психологический анализ.— М.: Смысл, 1998.
13. Кубрякова, Е.С. Краткий словарь когнитивных терминов / Е.С. Кубрякова и др. — М.: МГУ, 1996.
14. Толмен, Э. Когнитивная карта у крыс и человека / Э Толмен // Хрестоматия по истории психологии. — М.: 1980.
15. Сайт газеты «Ведомости», www.vedomosti.ru Статья поступила в редакцию 09.03.08
УДК 82.08:159.9
М.С. Михайлова, аспирант БГПУ, г. Барнаул
ЛИРИЧЕСКАЯ КНИГА БЕЛЛЫ АХМАДУЛИНОЙ: РАННЯЯ КНИГА «УРОКИ МУЗЫКИ» (1969)
Исследуется феномен лирической книги Беллы Ахмадулиной на примере ранней книги «Уроки музыки». Посредством введения коммуникации Я — Другой книга продолжает процесс индивидуализации поэтического «Я» молодой Ахмадулиной, здесь происходит размыкание границ «Я» и приоритеты подвигаются в сторону коммуникации Я — мир.
Ключевые слова: лирическая книга, Ахмадулина, коммуникация Я — Другой.
Проблема лирической книги как феномена поставлена в литературоведении недавно. Впервые о книге стихов заговорил поэт и литературный критик Александр Кушнер в статье, вышедшей в «Вопросах литературы» в 1975 году [5, с. 25]. На рубеже веков (ХХ-ХХ1 вв.) появились исследования обобщающего характера; к таковым относится монография О.В. Мирошниковой «Итоговая книга в поэзии последней трети XIX века: архитектоника и жанровая динамика». Определение лири-
ческой книги, данное О.В. Мирошниковой (лирическая книга — это «циклическая метаструктура в лирике», которая «является системным образованием, представляющим комплекс стихотворений, лейтмотивов и циклов-разделов в качестве проекции художественного мира автора» [6, с. 49]), взято нами за основу. Исследование, выполненное в структурно-семиотическом ключе, направлено на понимание текста как структурно-смыслового единства.
Музыкальная тема, заявленная в названии первой лирической книги Беллы Ахмадулиной «Струна», имеет продолжение в заголовке второй, изданной в Советском Союзе, книги Ахмадулиной — «Уроки музыки» (1969).
О значении музыкальности как формы организации поэзии Беллы Ахмадулиной писали многие критики и литературоведы. И. Бродский настаивает на важности звуковой формы стихотворений Ахмадулиной: «Ахмадулина в высшей степени поэт формы, и звук — стенающий — неповторимый, волшебно гипнотический звук — имеет решающее значение в ее работе». [4, с. 259]. Т.Алешка, автор монографического исследования «Творчество Б. Ахмадулиной в контексте традиций русской поэзии», считает музыкальность манерой организации материала в поэзии Ахмадулиной: «Ее стихам присущ особый распев, они во многом ориентированы на звучание» [1, с. 61].
Однако, музыкальный мотив не является центральным в книге. Эта книга — о произнесении Слова, понимаемом как совершенная форма выражения души. Мотив музыки входит в парадигму мотивов, реализующих в лирической книге идею о доминировании речи, языка, распространяющихся не только на мир человеческий, но и на мир вещный: «я слышу, как на диком языке // мне шлет свое проклятие транзистор...» («Сумерки») [3, с. 54]. Стихию Слова репрезентируют мотивы слова, немоты, голоса, речи, языка.
Впервые в книге «Уроки музыки» мотив голоса появляется в стихотворении «Магнитофон», главное в котором — мистическая, необъяснимая тайна голоса, отделенного от человека. Освобождение голоса от его носителя осуществляется в условиях удвоенного медиаторного пространства: онейрического (сон) и локального (чердак). Чердачная комната — нищенская, «суверенная», с нечистым столом; это пространство между верхом и низом отмечено темной тайной, колдовством и представляет собой подходящий фон для магнитофона-колдуна. «Темная тайна» отделенного голоса посредством аллюзий на гоголевскую «Страшную месть» актуализирует идею голоса как носителя человеческой души, и в данном контексте суверенность голоса и тела предстает противоестественной, «бесстыдной».
Семантика «технических» реалий в поэзии Ахмадулиной подразумевает двуплановость: обыденное и необычное, чудесное. Так, аппарат с газированной водой («Газированная вода») являет собой новую модификацию «водной» основы мироздания, где живительная влага — газированная.
Сопоставление лирического «я» с ребенком, столь частое в ранней лирике Ахмадулиной, раскрывает преимущества чистого, а оттого мудрого детского видения. В стихотворении «Газированная вода» непосредственные действия ребенка — «самонадеянного фантаста» — раскрывают нечто, скрытое от взрослого восприятия лирического «я», а именно: «темная» душа автомата на самом деле хранит простую тайну — это все та же вода, какой она была в любые времена.
Мотив детской игры, заявленной в первой книге «Струна» и имеющей продолжение в «Уроках музыки», выявляет механизмы сближения лирического «я» с современным пугающим миром в процессе игры. В стихотворении «Маленькие самолеты» не только наличие сновидческого мотива, но и обращение к игре фантазии делают возможной модификацию пространства. Громоздкий самолет, феномен нового скоростного мира, трансформируется в птенца, ребенка, таксу, рыбешку — в то, что отмечено семантикой невеликости, беззащитности, в конечном итоге — «детскости». Оппозиция большой/маленький снимается: представляющий собой огромную механическую силу самолет в небе представляется маленьким и «ручным».
Одушевление вещного мира имеет двоякую мотивировку. За обыденным и привычным миром существует необыкновенное, чудеса, доступные только романтическому сознанию лирического «я» — «чудесное» присуще миру, однако, увидеть это может не каждый. Взгляд на вещный мир представлен двумя противоположными точками зрения, возвышающей и снижающей. С одной стороны, оживление вещного мира — знак «иного», «своего» пространства. С другой — авторской мотивировкой для появления «живых вещей» служит преодоление отстраненности от мира лирического «я», оп-лотнение мира делает его более сущим: «Но темнотой напуганный рассудок / трезвеет, рыщет, снова хочет знать / живых вещей отчетливый рисунок, / мой век, мой час, мой стол, мою кровать» («Сумерки») [3, с. 54].
Дистанцирование лирического «я» от «детского» в стихотворении «Слово» («мне странно знать, / что есть в Перми ребенок, / который слово выговорить мог» («Слово») [3, с. 35]) метафорически означает новый этап развития «Я». Книга «Уроки музыки» завершается поэмой «Моя родословная», финал сюжета которой — рождение Ахмадулиной Беллы Ахатовны. Так обозначается символическое рождение, реализованное в окончательном заявлении о новой личности.
Если в первой лирической книге происходит заявление «Я», то в «Уроках музыки» фиксация на собственном «Я» сменяется определением отношений Я — Другой. Недавно рожденное, взрослеющее «Я» требует появления «учителя». Неслучайно знаковой для книги становится тема ученичества. Именно в этой книге складывается лишь намеченная в «Струне» традиция преклонения перед Поэтами. Благоговение перед именами М.Ю. Лермонтова («Тоска по Лермонтову»), М. Цветаевой («Уроки музыки»), Б. Пастернака («Он утверждал.»), А.С. Пушкина («Свеча», «Приключение в антикварном магазине»), ощущение своего ученичества сочетается с пониманием своего родства с ними, ощущения близости к ним: «Что, мальчик мой, великий человек?» («Тоска по Лермонтову»). [3, с. 38]
Поэзия (как род литературы) становится в лирике Ахмадулиной единым людским родом, в котором каждый истинный поэт обречен на одиночество, гениальность сопрягается с «сиротством». В обращении к Лермонтову и к Цветаевой есть общая формула — «твое сиротство». Отметим, что одиночество, «сиротство» — обязательный признак гения в романтизме [7, с. 181]. Сиротство — это не просто отсутствие родителей, но и незнание своего рода, выброшенность из семейных связей. Героиня «Тоски по Лермонтову», оплакивающая смерть «высочайшего юноши вселенной», ассоциируется с сострадающей матерью. Невозможная ранее материнская ипостась лирического «я» появляется сначала в контексте отношения к великим и давно умершим поэтам.
Стихотворение «Уроки музыки», давшее название всей лирической книге, как раз развивает тему одиночества гения, «сиротства» в слове. Музыка предстает сферой человеческой культуры, объединяющей всех: «Люблю, Марина, что тебя, как всех, <...> учили музыке» [3, с. 44]. Но наравне с музыкой выступает еще одна система человеческой культуры — речь. Дихотомия музыки и речи предстает и как гармония, и как оппозиция: «Две сильных тишины, два слабых горла — музыки и речи» [3, с. 44]. Познание абсолюта, сакрального первоначала («Марина, до! До — детства, до — судьбы, до — ре, до — речи, до — всего, что после.» [3, с. 44]) реализуется на уровне музыкальной семиотики — гений существует в состоянии «до», познании начала и конца, осознании «совершенного круга», как результат — замкнутого целостного «Я», коему не нужен Другой. Для рождения музыки требуется инструмент (рояль), музыкант («союзник»), но
чтобы «открыть в себе кровотеченье звука» поэтическому гению Цветаевой «союзник» не нужен.
В лирическом «Я», по отношению к которому поэтическая личность Цветаевой выступает как Другой, актуализировано стремление к коммуникации на одном уровне — до-тянуться, до-учиться (выбор лексики и разрядка мои — М.М.), которое выражается в рефрене «я — как ты, как ты» [3, с. 45]. Такое сочетание преклонения и тайного соперничества характерно для стихов Ахмадулиной, посвященных поэтам-женщинам. В стихотворении «Снимок», обращенном к Анне Ахматовой («Но я знаю, какая расплата за судьбу быть не мною, а ей» [2, с. 143]), в преклонении-соперничестве просматривается традиция: явная отсылка к стихам М. Цветаевой, посвященным А. Ахматовой.
В концепции творчества Ахмадулиной проблема благоговейно-сопернического отношения Я — Другой снимается за счет парадоксальной замены данной дихотомии на Я— «Другое». Подвластность лирического «я» — музыке, речи, ознобу — отрицает возможность одиночества: «Ударь в меня, как в бубен, не жалей, озноб, я вся твоя! Не жить нам розно!» («Озноб») [3, с. 98].
«Другое» — универсалия, метафорически обозначающая таинственное пространство творчества и вдохновения, — соотносится с проблемой двойничества. Творческий процесс сам по себе удваивает человеческое Я через проникновение некоего иного, неподвластного воле начала:
Как это прежде было?
Когда происходило — не строка — другое что-то. Только что? — Забыла.
Да, то, другое, разве знало страх, когда шалило голосом так смело, само, как смех, смеялось на устах и плакало, как плач, если хотело?
(«Другое») [3, с. 31]
В этих строках актуализируется два аспекта молчания: сакральное неназывание и поэтическая немота. «Сло-
во» и «немота» функционируют как два важнейших мотива лирической книги «Уроки музыки», в том числе, в одноименных стихах. Романтическая идея поэта-«Господ-ней дудки» Ахмадулиной трансформируется в концепцию, которая сродни Лого — и Рече-центристской поэзии И. Бродского, М. Цветаевой, отчасти — Ф.И. Тютчева. В стихотворении «Воскресный день» именно речь является Демиургом и «диктует» поэту «слово» («Я для нее — лишь дудка, чтоб дудеть», «Я — мускул, нужный для ее затей») [3, с. 50], то есть занимает то место, на котором у романтиков был Бог, у А. Ахматовой — Муза.
Сиротство поэта в ранней лирике Ахмадулиной выступает как коннотат, инвариантным значением которого является мотив одиночества. Наряду с мотивом ученического преклонения в лирической книге актуален также мотив дружбы («По улице моей который год.», «Мои товарищи», «Я думаю, как я была глупа.» и др.). Пушкинский контекст последнего стихотворения актуализирует светлую атмосферу дружеского лицейского единства, в котором преодолевается и снимается проблема одиночества человека: «Я поняла, я быть одна боюсь. Друзья мои, прекрасен наш союз!» [3, с. 70]. И вместе с тем, Ахмадулиной постулируется закон жизни, в которой человеку остается один бессменный и самый мудрый наставник — одиночество («По улице моей который год.»).
Лирическая книга «Уроки музыки» продолжает процесс индивидуализации поэтического «Я» через соотношение с Другим. Возникновение категории «Другое», обозначающей пространство творчества, актуализирует ситуацию двоемирия — «другого», «ночного» мира творчества и мира реалий, «живых вещей». Дихотомия родство/сиротство в романтическом ключе определяет положение лирического «я» в сфере творчества. Если в первой лирической книге — «Струна» — доминантным целеполаганием выступало выделение «Я» из безликости Общего, то здесь происходит размыкание границ «Я» и приоритеты подвигаются в сторону коммуникации Я — мир.
Библиографический список
1. Алешка, Т.В. Творчество Б. Ахмадулиной в контексте традиций русской поэзии. / Т.В. Алешка.— Минск: РИВШ БГУ, 2001.
2. Ахмадулина, Б.А. Стихотворения. / Б.А. Ахмадулина.— М.: АСТ: Олимп, 2001.
3. Ахмадулина, Б.А. Уроки музыки. / Б.А. Ахмадулина.— М.: Сов. писатель, 1969.
4. Бродский, И. Лучшее в русском языке / И. Бродский // Ахмадулина Б. Миг бытия, — М.: Аграф, — 1997.
5. Кушнер, А.С. Книга стихов / А.С. Кушнер // Вопросы литературы. 1975. № 3.
6. Мирошникова, О.В. Итоговая книга в поэзии последней трети XIX века: архитектоника и жанровая динамика: Монография. / О.В. Мирошникова. — Омск: Омск. гос. ун-т, 2004.
7. Турчин, В.С. Эпоха романтизма в России. / В.С. Турчин.— М.: Искусство, 1981.
Статья поступила в редакцию 07.04.08
УДК 811.11 Р.А. Чеснокова, аспирант, преподаватель АНО
«Бийский колледж экономики и права», г. Бийск
АКТУАЛИЗАЦИЯ СЕМАНТИКИ ТОЖДЕСТВА В АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ
Тождество рассматривается как понятийная категория, реализующаяся различными языковыми средствами на морфологическом, лексическом и синтаксическом уровнях. Анализ фактического материала позволяет предположить, что доминирующую роль в формировании тождественных структур играет прагматический фактор.
Ключевые слова: тождество, равенство, сходство, прагматический компонент.
В последнее время лингвисты довольно часто обра- ничивать значения языковых форм коренится в струк-
щаются к логике и философии при исследовании ка- туре человеческой практики, фиксированной сознани-
ких-либо явлений языка. Это объясняется тем, что ем, а также то, что нет последовательного изоморфиз-
философия и логика являются методологической ос- ма между структурами содержания (значения десиг-
новой лингвистики, а любая лингвистическая катего- натов) и структурами выражения (десигнатов формы,
рия имеет логико-философские «корни». М.В. Ники- собственно языковыми структурами) [1, с. 10]. Из вы-
тин отмечает, что способность отождествлять — разгра- шеизложенного следует вывод о принципиальной не-
