CC BY
888
ЛИНГВОПРАГМАТИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ КОНФЛИКТНОГО ДИСКУРСА Каразия Н. А.
Pragmatic Research of Conflict Discourse
Karaziya N. A.
Abstract
The problems of pragmatic analysis in linguistic research have been the focus of attention of many scholars for the recent decades. Since extralinguistic factors determine the choice of language items in the process of speech interaction there is a strong necessity to work out the methodology of pragmalinguistic and sociopragmatic research of various discourse items. The present study explores different approaches to the phenomenon of discourse in order to be able to apply this term to the investigation of conflict interaction. This variety of discourse possesses some basic features that manifest themselves in the linguistic structure of utterances. The most important regulators of conflict discourse are the pragmatic principles - the Cooperative Principle and the Politeness Principle. The work of these principles is explored in the speech event of reproaching which presents an illustrative example of conflict discourse component.
Смена научной парадигмы в лингвистике конца XX в. оказалась естественно связанной с появлением целого ряда новых областей анализа и, соответственно, новых понятий и терминов. Одну из таких "новых реальностей языка" представляет сфера исследования дискурса. Следует подчеркнуть, что каких-либо единых установок в понимании дискурса еще не сложилось; точно так же не существует общепринятого определения терминов "дискурс", "дискурсивный анализ", "дискурсивная парадигма". Данный вопрос продолжает активно обсуждаться и не может считаться решенным или закрытым, поскольку исключительная важность истолкования понятия дискурса определяет дальнейшую разработку теории речевого взаимодействия с позиций коммуникативного, прагматического, социокультурного, когнитивного и других подходов.
П. Серио выделяет восемь значений термина «дискурс» в современном языкознании: 1) эквивалент понятия «речь», т.е. любое конкретное
высказывание; 2) единица, по размерам превосходящая фразу; 3) воздействие высказывания на получателя с учетом ситуации высказывания; 4) беседа как основной смысл высказывания; 5) речь с позиций Говорящего в
противоположность повествованию, которое не учитывает такой позиции (по
Э.Бенвенисту); 6) употребление единиц языка, их речевая актуализация; 7) социально или идеологически ограниченный тип высказываний, например, феминистский дискурс, политический дискурс и т.д.; 8) теоретический конструкт, предназначенный для исследований условий производства текста (П. Серио, 1999, с.26-27).
Анализируя различные понимания дискурса, М. Л. Макаров приходит к выводу, что определение дискурса имеет три аспекта: формальная,
функциональная, ситуативная интерпретация (М. Л. Макаров, 1998, с.68-75).
Формальная интерпретация — это понимание дискурса как образования выше уровня предложения. В этом смысле дискурс представлен сверхфразовым единством, сложном синтаксическим целым, выражаемым как абзац или серия реплик в диалоге.
Функциональная интерпретация — это понимание дискурса как использования (употребления) языка, то есть речи во всех ее разновидностях. Более узким вариантом функционального понимания дискурса является установление корреляции "текст и предложение" уб "дискурс и высказывание", то есть понимание дискурса как целостной совокупности функционально организованных, контекстуализованных единиц употребления языка. Такая трактовка дискурса находит свое отражение в противопоставлении дискурса как процесса и текста как продукта речи либо текста как виртуальной абстрактной сущности и дискурса как актуализации этой сущности. Отмечается принципиальное единство в понимании дискурса как динамического промежуточного речевого образования в отличие от различных трактовок текста — от предельно абстрактного конструкта до предельно конкретной материальной данности.
Ситуативная интерпретация дискурса предполагает учет социально, психологически и культурно значимых условий и обстоятельств общения, то есть помещает дискурс в область лингвопрагматического исследования. Закономерно поэтому обращение к дискурсу со стороны многих ученых, разрабатывающих теорию речевых актов, логическую прагматику общения,
конверсационный анализ, анализ диалога, лингвистический анализ текста, критический анализ дискурса, подход к проблемам социолингвистики и этнографии коммуникации, когнитивной лингвистики и психолингвистики (М.Л. Макаров 1998, с.63-75).
Именно ситуативное понимание дискурса раскрывается в "Большом энциклопедическом словаре «Языкознание»", где дискурс определяется как связный текст в совокупности «с экстралингвистическими, прагматическими, социокультурными, психологическими и др. факторами; текст, взятый в событийном аспекте; речь, рассматриваемая как целенаправленное, социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания (когнитивных процессах). Дискурс — это речь, "погруженная в жизнь". Поэтому термин "дискурс", в отличие
от термина "текст", не применяется к древним и другим текстам, связь которых с живой жизнью не восстанавливается
непосредственно» (Н.Д. Арутюнова, 1998, с. 136-137).
Таким образом, самое простое и очевидное значение термина "дискурс"
- разговорная практика, речь, "использование языка". На первых порах его употребления в англоязычной литературе он явно выступает в значении "речевая деятельность" или же - еще шире - "коммуникативная деятельность". Особенно заметно такое употребление в противопоставлении изолированного предложения предложению внутри связного текста. Не вызывает поэтому сомнения тот факт, что введение понятия дискурса было реакцией на теорию автономного синтаксиса в генеративной грамматике, а потому было связано прежде всего с отказом изучать семантику синтаксиса на материале изолированных предложений. Если в работах более частного порядка это вело к рассмотрению роли факторов коммуникативного порядка в использовании конкретных синтаксических конструкций, то в теоретическом плане это означало пересмотр оснований грамматики естественного языка как системы,
обеспечивающей не только обработку информации или же ее хранение, но и само осуществление коммуникации, т.е. "языка в действии".
Дискурс является основной единицей реализации человеческого опыта: "Всякий акт употребления языка — будь то произведение высокой ценности или мимолетная реплика в диалоге — представляет собой частицу непрерывно движущегося потока человеческого опыта. В этом своем качестве он вбирает в себя и отражает в себе уникальное стечение обстоятельств, при которых и для которых он был создан" (Б.М. Гаспаров, 1996, с.10). К этим обстоятельствам Б.М. Гаспаров относит: 1)
коммуникативные намерения автора; 2) взаимоотношения автора и адресатов;
3) всевозможные "обстоятельства", значимые и случайные; 4) общие идеологические черты и стилистический климат эпохи в целом и той конкретной среды и конкретных личностей, которым сообщение прямо или косвенно адресовано; 5) жанровые и стилевые черты как самого сообщения, так и той коммуникативной ситуации, в которую оно включается; 6) множество ассоциаций с предыдущим опытом, так или иначе попавших в орбиту данного языкового действия. Человеческий опыт органически включает этнокультурные модели поведения, которые реализуются осознанно и бессознательно, находят многообразное выражение в речи и кристаллизуются в значении и внутренней форме содержательных единиц языка.
Анализ дискурса — междисциплинарная область знания, находящаяся на стыке лингвистики, социологии, психологии, этнографии, семиотического направления литературоведения, стилистики и философии. Анализ дискурса осуществляется с различных позиций, но всех исследователей дискурса объединяют следующие основные посылки:
1) статическая модель языка является слишком простой и не соответствует его природе;
2) динамическая модель языка должна основываться на коммуникации, т.е. совместной деятельности людей, которые пытаются выразить свои чувства, обменяться идеями и опытом или повлиять друг на друга;
3) общение происходит в коммуникативных ситуациях, которые должны рассматриваться в культурном контексте;
4) центральная роль в коммуникативной ситуации принадлежит людям, а не средствам общения;
5) коммуникация включает докоммуникативную и постком-муникативную стадии;
6) текст как продукт коммуникации имеет несколько измерений, главными из которых являются порождение и интерпретация текста (В .И. Карасик, 2000, с. 42).
Этнокультурные характеристики дискурса отчетливо прослеживаются в речеповеденческих ситуациях. «Типичной речеповедснческой ситуацией можно назвать регулярно повторяющийся "фрагмент социальной жизни": приветствие, просьбу, благодарность, призыв к откровенности, ритуал обсуждения цены при частной покупке, соболезнование, недовольство, плохое самочувствие, говорение комплиментов, демонстрацию дружелюбия (или враждебности), ухаживание, энтузиазм (или сдержанность) по поводу определенного предложения, приглашение, советование, запрещение (или разрешение) и т.д. Если придерживаться единого критерия при отграничении типичных ситуаций, то их список окажется исчислимым» (Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров, 1999, с. 12).
Исследователи дискурса выделяют различные его типы. Так, в зависимости от сферы функционирования выделяются следующие дискурсы: педагогический дискурс, в котором определяются общественные нормы поведения детей; политический дискурс, в котором актуализируется общественное сознание; научный дискурс, особенностью которого является самоустранение ученого как адресанта ради объективности изложения; критический дискурс, где излагается субъективная критика деятельности человека и интеллектуальных продуктов этой деятельности в различных сферах: науке, политике, искусстве; этический дискурс
Помимо структурных характеристик дискурс имеет тонально-жанровые измерения. Говоря о тональности дискурса, имеются в виду такие параметры, как серьезность либо несерьезность, обиходность либо ритуальность, стремление к унисону либо конфликту, сокращение либо увеличение дистанции общения, открытое (прямое) либо завуалированное (косвенное) выражение интенций, направленность на информативное либо фатическое общение.
С точки зрения тональности коммуникативной установки можно выделить конфликтный тип дискурса. Конфликтному дискурсу как разновидности интерактивного (диалогического) дискурса свойственна реализация антиэтикетных целей, противоречащих позитивной направленности общения и ведущих к дестабилизации отношений участников коммуникации.
Как показывают современные психологические исследования в области конфликтологии, межличностное взаимодействие создает широкое пространство для речевых конфликтов, под которыми понимается речевое столкновение двух коммуникантов, характеризующееся специфическим языковым поведением участников интеракции (В.Л. Марищук, 2001, с. 25). Речевой конфликт, зарождающийся на основе несоответствия действий одной стороны нормам и ожиданиям другой, сопровождается межличностной напряженностью, переживаемой в виде эмоционального отрицательного отношения коммуникантов друг к другу, ситуации и факторам, ее порождающим. В этом случае цель говорящего состоит в сообщении собеседнику определенного эмоционального импульса, посредством которого планируется приведение собеседника в определенное эмоциональное состояние (О.В. Юрьева 1999:185).
Конфликт представляет собой противостояние людей с противоположно направленными интересами, мнениями, позициями, целями, достижение которых ущемляет интересы противостоящей стороны. Конфликтные ситуации характеризуются нарушениями норм взаимодействия и сотрудничества, столкновением ценностных ориентаций, интересов, различиями в целях какой-либо деятельности и способах их
достижения, психологической несовместимостью участников конфликта (см. Н.В. Гришина, 2000, П. Вацлавик, 2000, В.П. Шейнов, 1996, Я.А. Лупьян, 1991).
Психологи отмечают, что большая часть конфликтов возникает помимо желания их участников. Происходит это, главным образом, из-за особенностей человеческой психики, а также вследствие того, что большинство людей не знают об этих особенностях, либо не придают им значения. Основную роль в возникновении конфликтов играют так называемые конфликтогены, то есть слова, действия (или бездействие), могущие привести к конфликту (В.П. Шейнов, 1999, с.7). В ходе конфликта происходит эскалация конфликтогенов: на конфликтоген в его адрес слушающий обычно стремится ответить более сильным конфликтогеном, часто максимально сильным из всех возможных. Индивиды, как правило, болезненно реагируют на обиды и оскорбления, проявляя ответную агрессию. Безусловно, требованиям высокой морали отвечает умение сдержаться, простить обиду, однако, это не всегда происходит в реальном общении. Вероятно, это объясняется тем, что потребность чувствовать себя в безопасности, комфортно и оберегать свое достоинство относится к числу основных потребностей человека, и поэтому покушение на него воспринимается крайне болезненно.
Участники конфликтного взаимодействия достигают своих целей через активную вербальную агрессию. Л. Берковиц определяет агрессию как форму поведения, которая нацелена на то, чтобы причинить кому-либо физический или психический ущерб. Агрессия вызывается эмоциональным возбуждением, причем речь идет о негативных эмоциях (Л. Берковиц, 2000, с.24).
Немаловажным фактором является степень, в которой поведение может быть сознательно контролируемым или импульсивным. Находясь в состоянии эмоционального возбуждения либо в силу особенностей личности, некоторые люди не останавливаются, чтобы подумать о последствиях своих действий, прежде чем начинают атаковать
противника. Расчеты и оценивания возможных затрат и выгод в пылу интенсивных эмоциональных состояний оказываются крайне редуцированными.
Агрессор не думает о достижении каких-либо преимуществ или получении каких-то выгод, довольно часто даже знает, что его действия не принесут ему никакой пользы. Такая нецелесообразность его поступков объясняется, очевидно, объединяющей их задачей исключительной социальной важности: все они имеют целью катарсис,
психологическую разрядку, а значит, содействуют психологическому здоровью организма. Конфликтующие стороны испытывают потребность дать выход своим эмоциям. Действительно, редкий спор или конфликт не имеет «эмоционального сопровождения». Как известно, эмоции часто вызывают конфликты, а те, в свою очередь, - эмоции. Эмоции человека представляют собой «реакции ...на воздействие внутренних и внешних раздражителей, имеющие ярко выраженную субъективную окраску и охватывающие все виды чувствительности и переживаний» (Психологический Энциклопедический Словарь, 1995, с.632). Являясь одной из форм отражения мира, эмоции отражают не предмет и явления реальности, а отношения, в которых они находятся к человеку, их значение для жизни индивида. Таким образом, одной из характерных черт конфликтного дискурса является эмоциональность.
Нельзя отрицать, что конфликтный дискурс - это оценочное явление. Оценочность конфликтной коммуникации проявляется в отрицательной оценке говорящим действий адресата либо ситуации, на которую повлияли эти действия.
Оценка в конфликтной коммуникации является инструментом достижения целей говорящего. Специфику оценочного значения Ч. Стивенсон видел в той цели, с которой используется высказывание, содержащее оценку. По его мнению, «главное назначение ценностных суждений не сообщать о фактах, а оказывать влияние (create an influence)» (цит. по: Н.Д. Арутюнова, 1999, с.20). Оценка, по Стивенсону, предназначена для воздействия на адресата. Заключенное в ней порицание имеет своей целью вызвать у адресата
определенное психологическое состояние, то есть отражает не собственно семантический, а прагматический аспект знаковой ситуации.
В общей теории деятельности оценивание представляет собой промежуточный этап между фиксацией определенных фактов и действием. А. Н. Баранов отмечает связь оценивания, с одной стороны, с перцепцией, с другой стороны, с принятием решений и реализацией этих решений (А.Н. Баранов, 1989, с.75). Так как языковая оценка является выражением этого компонента деятельности, то ей также должна быть свойственна определенная степень смежности с дескриптивными высказываниями (отражающими перцептивный компонент деятельности) и с побуждающими высказываниями (коррелирующими с компонентом реализации решений). В характеристиках, которые Ч. Моррис дал оценочным и побуждающим знакам и их функциям, также можно проследить определенную близость между этими двумя типами языковых знаков: Ч. Моррис определил функцию знаков с оценочным значением как «выбор объектов для предпочтительного поведения» (Ч. Моррис, 1983, с.70).
Таким образом, опираясь на сопоставление наличной ситуации с возможными другими, оценка может служить не только для дестабилизации эмоционального состояния слушающего, но и для регуляции его деятельности. С помощью оценочных высказываний можно косвенным образом побудить адресата к выполнению некоторых практических действий. Оценочные высказывания указывают реципиенту на желательность устранения дискомфортного наличного положения дел, то есть рационально или эмоционально обосновывают необходимость изменения имеющейся ситуации, что часто приводит к разрешению конфликта.
Несмотря на то, что намеренно враждебные или отчужденные стратегии общения обычно расцениваются как следствие плохого воспитания, а крайние их проявления - как симптомы психопатологий (Н.К. Кънева 1999:4), конфликтные ситуации занимают важное место среди стереотипных моделей межличностной интеракции и способствуют решению
определенных коммуникативных задач. В конфликтном взаимодействии цель говорящего
- выразить свои отрицательные эмоции и достичь катарсиса. Слушающий же, со своей стороны, стремится выполнить необходимые социальные действия, обеспечивающие компенсацию нанесенного им ущерба, - извиниться, признать свою вину, изменить поведение.
Основными регуляторами конфликтного дискурса являются прагматические принципы - Принцип Вежливости и Принцип Кооперации. Эти принципы, регулирующие речевое взаимодействие и способствующие оптимизации речевого воздействия, выделяются во многих работах по лингвистической прагматике (J. Leech, 1983; P. Brown, 1994; J. Yule, 1996; J. Thomas, 1995; И.В. Герасименко, 2001; С.В. Шилова, 1998; В.Н. Козьмина, 2001 и др.).
Общий Принцип Кооперации, заключающийся в том, что самым главным для коммуникантов является взаимопонимание, был выдвинут Г.П.Грайсом (H.P. Grice, 1967). По мнению Г.П. Грайса, человеческая коммуникация является сознательной и кооперативной деятельностью, хотя он не отрицает существования и других форм коммуникации (H.P. Grice, 1967, с.11). Принцип Кооперации в формулировке Г.П. Грайса звучит следующим образом: «Строй свое сообщение в разговоре так, как того требует цель или направление беседы в тот момент, когда ты делаешь свое сообщение» (H.P.
Grice, 1967, с.7). Определяя основные принципы сотрудничества говорящего и слушающего, Г.П. Грайс сформулировал их в виде четырех постулатов, или “максим”: 1) постулат информативности (максима количества): “Делай свой вклад в речевое сообщение настолько информативным, насколько необходимо”; 2) постулат истинности (максима качества): “Говори правду”; 3) постулат релевантности (максима отношения): “Говори по существу”; 4) постулат ясности выражения (максима манеры): “Говори ясно, последовательно”. Максимы Грайса отражают нормативные требования (этические, логические, информативные), которым должно отвечать общение. Несоблюдение этих постулатов может вызвать неуспешность реализации речевого акта, то есть недостижение говорящим коммуникативной цели.
Некоторые авторы считают Принцип Кооперации недостаточно реалистичным (Н.Л. Шамне, 1999; S.K. Sarangi, 1992; H.G. Heringer, 1994). Они акцентируют внимание на том, что слабой стороной этого принципа является понятие «кооперации» как разделенной, общей цели (Н.Л. Шамне, 1999, С.40). Однако при вступлении в коммуникацию оба партнера обычно не могут преследовать одну и ту же цель, иначе им незачем было бы разговаривать.
Таким образом, критики теории Грайса отрицали валидность сформулированных принципов, или «правил» речевого общения, из-за абстрактности их схем, оторванности от реальных социальных условий, из-за неучтенности многих параметров их возможного применения. Правила использования языка Грайса без возможности контроля за результатом и учета хода речевого взаимодействия действительно представляют собой лишь экспликацию некоторых обязательных элементов речи (Н.Л. Шамне, 1999, С.40).
Среди проблем, которые не решены в рамках подхода Г.П. Грайса, Дж. Томас выделяет следующие: проблема намеренного отступления от максим; типология случаев несоблюдения максим, а также трудности в разграничении максим (J. Thomas, 1995, C.54).
Лингвисты также отмечают ряд контекстов, ограничивающих действие Принципа Кооперации: фатическое общение, юмористический дискурс, гендерное различие коммуникантов, социальная асимметрия, межкультурная компетенция. Кроме того, стоит принимать во внимание противопоставление реальной и формальной кооперации (В.Н. Козьмина, 2000, C.8).
Р. Лакофф объясняет наличие проблем, связанных с действием Принципа Кооперации, тем фактом, что Г.П.Грайс был логиком и занимался вопросами философии языка. По этой причине перенесение его идей в лингвистику не могло не породить большого количества вопросов. Согласно ее меткой аналогии, Грайс предложил лингвистике «архитектурный проект, а законченное жилое здание еще продолжает строиться». Чтобы оно могло быть пригодным для будущих обитателей, первоначальный проект должен «постоянно расширяться и получать новую интерпретацию» (цит. по: В.Н. Козьмина, 2000, С.8).
В связи с обилием проблем, не нашедших решения в рамках понимания кооперации в соответствии с теорией Грайса, в нашем исследовании принимается трактовка данного принципа И.В. Герасименко. Автор отмечает, что критика попыток систематизировать «правила» речевого общения не исключает самого кооперативного принципа, если он понимается как сотрудничество в процессе интеракции, стремление к достижению координации и, по возможности, гармонизации интересов сторон, совместного стремления к осуществлению успешной коммуникации, то есть ее оптимизации (И.В. Герасименко, 2001, С.13).
Кроме Принципа Кооперации, регулятором речевого взаимодействия выступает Принцип Вежливости.
Прагматический аспект вежливости подробно описан Дж. Личем (J. Leech, 1983). В соответствии с его концепцией, целенаправленное речевое поведение личности регулируется «текстуальной риторикой» (т. е. Принципом Кооперации) и «межличностной риторикой» (Принципом Вежливости) (J. Leech, 1983, С1б). Принцип вежливости требует учитывать и уважать в процессе общения чувства и интересы партнера по коммуникации. Его реализация осуществляется за счет соблюдения некоторых правил.
Раскрывая принцип вежливости, Лич вводит основные правила (максимы), которым следуют говорящие для поддержания отношений сотрудничества с собеседником: максима такта (требование соблюдать интересы собеседника), максима щедрости (требование сводить к минимуму затраты собеседника), максима одобрения (требование хвалить собеседника), максима скромности (требование не хвалить себя), максима согласия (требование избегать разногласий с собеседником) и максима симпатии (требование сводить к минимуму выражение антипатии и максимально выражать симпатию по отношению к собеседнику).
Дж. Лич различает в понятии «вежливость» два аспекта: вежливость как социальную норму (courtesy) и вежливость лингвистическую (politeness), направленную на поддержание этой нормы. Утверждение Лича о том, что понятие вежливости несовместимо с группой конфликтных иллокуций, касается вежливости как категории социальной. Принцип Вежливости приложим ко всем группам речевых актов. Лингвистическая вежливость включает в свою сферу и конфликтные иллокутивные функции, являясь более широкой категорией.
Дальнейшая разработка концепции вежливости отражена в теории П. Браун и С. Левинсона (P. Brown, 1994). Данная теория также отталкивается от принципа кооперации Г. П. Грайса. С концепцией Лича эту теорию сближает понимание вежливости как генеральной стратегии учета чувств и интересов собеседника (его лица), проявляющейся в определенных ограничениях и требованиях к форме и содержанию любого высказывания. Однако авторы возражают против трактовки вежливости как «правил» (P. Brown, 1994, C.86) и указывают на то, что Принцип Кооперации имеет более высокий статус в регуляции речевого общения, чем Принцип Вежливости. По мнению Браун и Левинсона, любое отклонение от максим кооперации свидетельствует о наличии дополнительных значений и должно иметь определенную причину. Требования вежливости как раз являются одной из возможных причин для этих отклонений (P. Brown, 1994, C.95). В отличие от Принципа Кооперации, Принцип Вежливости является социально-обусловленным, и, несмотря на свою универсальность, правила вежливости при их нарушении не свидетельствуют о появлении новых значений в высказывании, а лишь об отсутствии вежливого отношения (P. Brown, 1994, C.5). Теория Браун и Левинсона концентрируется вокруг понятий «лицо», «ликоущемляющий акт», «стратегия», «компенсация», которые являются концептуальным аппаратом для более поздних исследований вежливости.
Одно из наиболее полных определений вежливости как прагматического феномена принадлежит Дж. Томас, которая подчеркивает тесную взаимосвязь лингвистической формы, контекста высказывания и отношений между говорящим и слушающим (J.
Thomas, 1995). Вежливость интерпретируется как стратегия, применяемая говорящим для достижения разнообразных целей, таких как создание, поддерживание или сохранение гармоничных отношений при речевом взаимодействии. Категория вежливости является влиятельным регулятором речевого поведения, чье действие охватывает явления разных уровней языка.
Рассматривая взаимоотношения указанных принципов в процессе общения, следует отметить их тесную взаимосвязь. В одних случаях эти принципы проявляются в предпочтении какой-либо определенной языковой формы высказывания, в других - оба прагматических принципа могут быть реализованы посредством одних и тех же лингвистических средств.
Однако действие этих принципов в большинстве работ по лингвопрагматике описывается, главным образом, в отношении позитивно ориентированной интеракции, когда между говорящим и адресатом установлены отношения сотрудничества, обеспечивающие достижение общей цели. В реальном же общении не всегда можно наблюдать ситуации гармоничного сотрудничества и вежливого общения. В случаях их несоблюдения возникают ситуации конфронтации (являющейся противоположностью кооперации) и проявляется грубость (как антипод вежливости).
Таким образом, соблюдение/нарушение Принципов Кооперации и Вежливости в большой степени зависит от того, насколько выбранный тип организации речевого взаимодействия будет эффективным для достижения речевых и неречевых целей общения. В этой связи представляется обоснованным мнение Дж. Томас о том, что данные
принципы являются не жесткими регуляторами процесса общения, а скорее социальнопсихологическими ограничителями (J. Thomas, 1995, C.50).
В конфликтной ситуации нарушается большинство постулатов Принципа Вежливости - постулат одобрения, требующий не допускать выражения отрицательной оценки по отношению к собеседнику; постулат такта, требующий соблюдать интересы собеседника; постулат симпатии, требующий сводить к минимуму выражение антипатии и максимально выражать симпатию по отношению к собеседнику; в некоторых случаях -постулаты щедрости (требование сводить к минимуму затраты собеседника) и согласия (требование избегать разногласий с собеседником). Такое нарушение происходит вследствие проявления враждебности во взаимоотношении конфликтующих сторон. По мнению А. Филлея, все конфликты, в основном, располагаются на шкале «конкурентность
- враждебность», то есть различаются конфликты, подчиняющиеся определенным правилам, и конфликты, содержащие элементы иррационального поведения участников. В последних стороны не столько стремятся к выигрышу или победе, сколько к подавлению, поражению или унижению противника (A. Filley, 1975, c.3).
Говоря о нарушениях Принципа Кооперации, следует отметить, что выражение интенций, свойственных конфликтным речевым актам, сопряжено с некоторыми трудностями. В конфликтных ситуациях интересы собеседников вступают в противоречие. В целом конфликт ведет к полному прекращению общения. Таким образом, идея достижения координации и гармонизации интересов собеседников вступает в противоречие с коммуникативными установками конфликтивов.
С другой стороны, действие Принципа Кооперации и Принципа Вежливости обусловливает такую особенность прагматического акта «упрек» как необходимость прибегать к различным средствам, служащим нейтрализации неэтикетного характера коммуникативной цели упрека, вследствие того, что цель говорящего противоречит существующим социальным нормам
Для конфликтного взаимодействия характерно проявление угрозы «лицу» участников общения.
Понятие «лица» в значении «репутация», «доброе имя» является центральной в теории вежливости П. Браун и C. Левинсона (P. Brown, 1994). Этот термин впервые появился в английском языке в 1876 г. как перевод китайского оборота “diu lian” в выражении “Arrangements by which China has lost face” (J. Thomas, 1992, c.168). С тех пор он часто используется во фразеологизмах типа “потеря лица”, “спасение лица” (losing face, saving face). В теории вежливости “лицо” - это чувство собственной значимости каждого индивида, чувство своего имиджа, определенный образ, который люди принимают в каждой конкретной ситуации; в процессе интеракции этот имидж может быть изменен, ему может быть нанесен урон либо оказана поддержка. Придерживаясь собственного образа, т.е. поддерживая свое «лицо», человек также берет на себя обязательство поддерживать лицо окружающих и рассчитывает на такую же поддержку с их стороны. В результате, в обществе складывается негласное соглашение соблюдать «неприкосновенность» чужого лица, и выполнение этого правила гарантирует поддержание гармонии в общении. Несмотря на общее принятие этого соглашения и стремление соблюдать его, люди постоянно сталкиваются с ущемлением интересов лица.
Выделяют два аспекта “лица” - позитивный и негативный. “Позитивное лицо” отражается в желании нравиться, быть уважаемым и ценимым членом общества. “Негативное лицо” - в необходимости быть независимым, обладать свободой действий и не чувствовать посягательств на эту свободу. Иными словами, позитивное лицо - это потребность быть причастным, принадлежащим определенному сообществу (to be connected), а негативное лицо - потребность быть независимым (to be independent) (J. Yule, 1996, c.62). Употребление в этом термине слова «негативный», как специально подчеркивает Дж.Юл (J. Yule, 1996, c.61), в данном случае не имеет отношения к значению «плохой». «Негативный» здесь противопоставлено термину «позитивный».
П. Браун и С. Левинсон считают, что некоторые речевые акты могут нанести ущерб имиджу слушающего, привести к “потере лица”. Речевой акт может навредить “позитивному лицу” (обижая слушателя, выражая свое неодобрение по отношению к чему-то, что ему дорого), или “негативному лицу” (через посягательство на свободу действий собеседника).
К первой группе авторы относят, например, выражения неодобрения, критики, насмешку, оскорбление, выражение несогласия и другие речевые акты, совершая которые, говорящий демонстрирует негативную оценку некоторой составляющей позитивного лица слушающего. В эту группу входят и речевые акты, которые, не нанося ущерб позитивному лицу непосредственно, (как перечисленные выше действия), косвенно свидетельствуют о том, что говорящий не заботится о позитивном лице слушающего. Это такие действия, как бурное выражение эмоций, упоминание запретных тем, сообщение плохих новостей, хвастовство, демонстрация невнимания к собеседнику и др. (P. Brown, 1994, с. 65-66).
Ко второй группе (речевые акты, ущемляющие негативное лицо) относятся все директивные речевые акты, которые являются покушением на свободу действий собеседника: приказы, просьбы, советы, угрозы, предупреждения и др. В эту же группу входят предложения услуги, обещания, которые, хотя и предполагают выгоду для слушающего, покушаются на его право принять или не принять их от говорящего. Эти действия могут быть потенциально проинтерпретированы как наносящие ущерб негативному лицу (P. Brown, 1994, c. 66-67).
Все действия, рассмотренные в предыдущей классификации, несут угрозу лицу слушающего. Иногда иллокутивный акт может навредить “позитивному лицу” говорящего (если говорящий вынужден признать, что он провалил работу) или “негативному лицу” говорящего (если ему предложили помощь, подозревая, что он не справится).
К действиям, несущим угрозу позитивному лицу говорящего, относятся следующие: извинение, оправдание, неудачная попытка сдержать эмоции (смех, слезы), самокритика, высказывания, демонстрирующие недостаточную компетентность, трусость и др. отрицательные качества. Позитивное лицо говорящего задевают и высказывания, содержащие принятие комплимента или похвалы, в которых часто, в соответствии с максимой скромности, преуменьшается значение объекта, по поводу которых был сделан комплимент. Действия, несущие угрозу негативному лицу говорящего, - это действия, совершая которые, говорящий ограничивает собственную свободу: обещание и
предложение услуги, а также выражение их принятия, благодарности, которые ставят говорящего в позицию должника (P. Brown, 1994, c. 67-68).
Однако четкая классификация по двум приведенным направлениям не всегда возможна. Например, многие речевые акты несут угрозу как позитивному, так и негативному лицу (например, прерывание речи собеседника) и, с другой стороны, угрозу как лицу слушающего, так и лицу говорящего (предложение помощи). Тем не менее, данная классификация позволяет достаточно подробно проанализировать любой речевой акт с точки зрения его роли в регулировании отношений между коммуникантами.
Р. Ратмайр, опираясь на концепцию П.Браун и С.Левинсона, рассматривает вежливость как результат использования для поддержки лица некоторых специфических стратегий. Негативную вежливость она называет дистанцирующей (Distanzhoflichkeit), позитивную - солидаризирующей (Solidaritatshoflichkeit). Стратегии дистанцирующей вежливости направлены на то, чтобы избежать ненужного проникновения в личную сферу собеседника. Акцентируя различия между коммуникантами, связанные с их социально-ролевым статусом, дистанцирующая вежливость служит для нейтрализации ликоущемляющих актов. Среди стратегий дистанцирующей вежливости Ратмайр выделяет следующие: смещение коммуникативной
инициативы в направлении говорящего; снижение категоричности
высказывания и др. (использование безличных конструкций; использование модальных частиц и косвенных вопросов и т. д.). Стратегии солидаризирующей вежливости служат укреплению имиджа адресата, уменьшая статусные различия, подчеркивая солидарность и таким образом поддерживая «лицо» собеседника. К таким стратегиям относятся: проявление заинтересованности в собеседнике, указание на принадлежность к одной группе, вовлечение слушающего в деятельность и др. (R. Rathmayr, 1996, c. 174-185).
Дж. Юл выделяет акты спасения (поддержки) лица (face-saving acts), ориентированные на негативную вежливость (стремление демонстрировать почтительность, акцентирование значимости затрат собеседника, включение извинения за посягательство на свободу партнера) и акты спасения лица, ориентированные на позитивную вежливость (стремление демонстрировать солидарность, акцентирование наличия общей цели) (Yule 1996:62). Вежливость в трактовке Дж.Юла - это средства демонстрации заботы о лице собеседника (J. Yule, 1996, c. 60).
Таким образом, при изучении ликоущемляющих актов следует учитывать важную роль лингвистической вежливости в регулировании конфликтного взаимодействия.
Конфликтный дискурс реализуется посредством прагматических актов, направленных на дестабилизацию межличностных отношений, к которым, например, относится речевой акт упрека.
Антиэтикетный характер коммуникативной цели упрека, свойственное ему нарушение Принципов Кооперации и Вежливости свидетельствуют о принадлежности упрека к ликоущемляющим актам (face-threatening acts).
Прежде всего, упрек является ликоущемляющим актом по отношению к адресату: упрекая, говорящий дает отрицательную оценку поведения партнера, тем самым причиняя вред его позитивному лицу. Если же оценка предполагает стремление привести поведение адресата в соответствие с нормой, ущемляется также и негативный аспект лица.
Позитивное лицо говорящего страдает в связи с тем, что бурное выражение отрицательных эмоций не принято в нормативном общении. К тому же, вторгаясь в сферу существования адресата, говорящий рискует потерять лицо в силу того, что его приоритетность и компетентность не всегда очевидны: слушающий может счесть отрицательную оценку необъективной и не согласиться с ней. В таком случае говорящий сам рискует оказаться в положении обвиняемого.
Таким образом, упрек является «ингерентно невежливым» речевым актом, который невыгоден как для слушающего, так и для говорящего.
Проявление прагматической категории вежливости в акте упрека состоит в стремлении говорящего к нейтрализации его антиэтикетной цели конфликтива и поддержке лица слушающего.
Изучение лингвистической и психологической литературы (В .М. Шейнов, 1996, А.С. Козлов, 1999, Д. Таннен, 1996 ) позволяет выявить основные характеристики
прагматического акта «упрек».
Для реализации упрека необходимым условием является наличие поступка, действия, результата какой-то деятельности адресата, что является побуждением к речевой деятельности говорящего. Поэтому при анализе упрека большую роль играет учет окружающего его контекста, действия, вызвавшего упрек, а также речевое взаимодействие, т.е. наличие двух участников коммуникации: говорящего и слушающего. У говорящего есть определенное коммуникативное намерение: через передачу
эмоционально-оценочного импульса слушающему говорящий стремится оказать на него (слушающего) определенное воздействие.
Являющееся основой упрека неодобрение есть такая категория, которая может быть выражена самым различным образом: от простой констатации определенного
эмоционального негативного состояния у говорящего до проявления аффекта - бурного
взрыва эмоций (обиды, негодования и тому подобных негативных состояний). Цель говорящего - оказать воздействие на слушающего в определенной форме сообразно нормам и правилам общения, принятым в данном социуме, и намерениям самого говорящего.
В речевой ситуации «упрек» чаще всего мы наблюдаем проявление эмоций, которое может происходить как в силу психических особенностей человека, так и с целью коррекции асоциального поведения партнера.
Для современного этапа развития прагматики характерно появление большого количества работ, посвященных проблематике описания отдельных речевых актов. Достаточно подробно описаны речевые акты просьбы (М. А. Егорова, 1995), комплимента (В.В. Леонтьев, 1999, А.В. Бобенко, 2001, Л.Э. Безменова, 2001), извинения (М.В. Лисенко, 1999), несогласия/отказа (И.А. Постоенко, 2001), оскорбления и угрозы (Н.В. Готлиб, 1989), директивных речевых актов (К.М. Шилихина, 1999). Более ранние работы прагматической направленности концентрировались главным образом на теории речевых актов Дж. Остина и Дж. Серля, используя ее в качестве методологического средства для анализа иллокутивного компонента речевого акта и условий его успешности. Для дальнейшей разработки речеактовой проблематики характерно стремление выйти за пределы изолированного речевого акта и рассмотреть его функционирование в более широком контексте, с позиций многоаспектного комплексного подхода.
Исследования, посвященные ликоущемляющим актам и, в частности, актам, несущим угрозу позитивному лицу собеседника, представлены менее широко. Однако вопросы, касающиеся прагматического феномена вежливости, поддержки и ущемления лица коммуниканта в той или иной ситуации общения, действия прагматических принципов и т.д., подробно рассматриваются в работах, посвященных типологии коммуникативных неудач (Н.К. Кънева 1996), соблюдению и нарушению принципов речевого общения (С.В. Шилова, 1998), а также в исследованиях зарубежных лингвистов
(см. B. Biskel, 1999; J. O’Driscoll, 1996; A. J. Meier, 1995; D. Boxer 1993; A. Zajdman, 1995; C. Garcia, 1999).
Обращаясь к вопросу степени изученности упрека, следует отметить его недостаточную освещенность в лингвистических работах. В некоторых исследованиях отечественных авторов намечаются подходы и методы рассмотрения упрека как речевого акта. Так, акт упрека упоминается в теоретических работах и пособиях по речевому этикету в различных классификациях речевых актов и относится, как правило, либо к экспрессивам (Дж.Серль, Е.М.Вольф, Е.В.Конопелько, Т.Н.Шелингер,
Н.И.Формановская), ассертивам (А.Г.Поспелова), директивам, (А.Г.Поспелова,
К.А.Шилихина), либо к конфликтивам (Дж.Лич). В группе экспрессивов упрек противопоставляется всем остальным экспрессивным речевым актам, направленным на то, чтобы вызвать у слушающих положительные эмоции, так как цель упрека состоит в том, чтобы вызвать у адресата чувство вины или стыда - эмоцию, характеризуемую оценочным знаком «минус».
Упрек рассматривается как косвенный директив в работах К.А. Шилихиной, А.Г. Поспеловой. К.А.Шилихина отмечает, что упрек является одним из способов модификации поведения собеседника (К.А. Шилихина, 1999, с.66). А.Г. Поспелова выделяет упреки ассертивного и директивного типа, которые могут быть ориентированы как на прошлое, так и на события настоящего времени. Автор относит упреки к так называемым «слитным» речевым актам, включающим в качестве обязательного эмоциональный компонент, сливающийся с иллокутивным (А.Г. Поспелова, 2001, с.21). Исследователь возражает против трактовки упрека как экспрессива, понимая под экспрессивом этикетное выражение психического состояния, нередко чисто формальное.
В классификации речевых актов Дж. Лича упрек относится к группе конфликтивов (J. Leech, 1983, с.104). С точки зрения Принципа Вежливости прагматическая цель конфликтива является антисоциальной, поскольку уже по своей природе такие речевые
акты призваны наносить обиду или оскорбление. Для них характерно нарушение постулатов вежливости.
Некоторые аспекты реализации упрека описаны в работах, посвященных изучению высказываний, которые описывают эмоциональное состояние человека, возникающее под воздействием вербального стимула. Так, Е.В. Конопелько (Е.В. Конопелько, 1991, с.104), изучая эмоциональный перлокутивный эффект и его интерпретацию участниками коммуникации в разных типах речевых актов, отмечает, что акты упрека вызывают в преобладающем большинстве отрицательные эмоции у адресата. Следствием упрека может быть чувство неловкости, стыда, неудовольствия, гнева, вины, в некоторых случаях
- эмоция удивления. Исследователь считает, что такое ограниченное число интерпретаций эмоционального перлокутивного эффекта как результата экспрессивного речевого акта, предусматривает довольно стандартные ответы в качестве реакций, которые, в основном, представляют собой этикетные формулы, не содержащие интерпретации эмоций.
Как объект лингвистического исследования упрек выделяется в работах Т. А. Давыдовой (Т. А. Давыдова, 2002, с. 19-26). В статье «Перлокутивный эффект речевого акта упрека» автор рассматривает упрек с точки зрения перлокуции, то есть речевого воздействия, производимого говорящим на чувства, мысли, действия собеседников. Т. А. Давыдова представляет речевой акт упрека как акт двунаправленного характера: с одной стороны, как «защитную реакцию» на действия другого лица, с другой стороны - как выражение отрицательного оценочного отношения к действиям упрекаемого. Перлокутивная цель речевого акта упрека определяется как «каузация переживания упрекаемым чувства вины». Целью такого воздействия является сохранение лица упрекающего. Исследователь отмечает, что при восстановлении лица адресанта посредством выражения упрека лицу адресата наносится ущерб. Поэтому упрекаемый должен предпринять такие ответные действия, чтобы способствовать гармонизации межличностных отношений и компенсировать ущерб, наносимый его лицу. Автор
проводит анализ реактивных речевых актов, выделяя среди типичных ответов на упрек извинения, оправдания и взаимоупреки (Т. А. Давыдова, 2002, с.22-24).
Исследования, проводимые Т. А. Давыдовой, вносят значительный вклад в изучение упрека и дают исходные предпосылки для дальнейшего анализа данной речевой ситуации.
Однако при всей ценности результатов исследований, посвященных различным аспектам акта упрека, их существенным недостатком является отсутствие функциональноситуативного подхода к описанию упрека как разновидности конфликтного дискурса с учетом широкого контекста, специфики функционирования в динамике межличностных отношений, а также социокультурного аспекта его реализации. При рассмотрении упрека как единицы целенаправленной и результативной речевой деятельности, ориентированной на воздействие, в рамках прагматических принципов возникает необходимость анализа основных способов лингвистического оформления упрека с точки зрения обусловленности выбора языковых единиц социокультурными факторами.
Библиография
1. Арутюнова Н.Д. Дискурс / Арутюнова Н.Д. // Языкознание. Большой Энциклопедический Словарь / под ред. Ярцевой В.Н. - М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. - С.136-137
2. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека / Н.Д. Арутюнова. - М.: Языки русской куль Баранов А. Н. Аксиологические стратегии в структуре языка /
А.Н. Баранов // Вопросы языкознания. - 1989. - №3. - С. 73-75.
3. Берковиц Л. Агрессия: причины, последствия, контроль / Л. Берковиц. -СПб.: Изд. Дом НЕВА, 2001. - 510 с.
4. Безменова Л.Э. Функционально-семантические и прагматические особенности речевых актов (на примере комплимента): Автореф. дис. ... канд. филол. наук / Л.Э. Безменова. - Самара, 2001. - 18 с.
5. Бобенко А.В. Функционирование комплимента в американском варианте английского языка: Дис. ... канд. филол. наук / А.В. Бобенко. -Благовещенск, 2001. - 197 с.
6. Вацлавик П. Прагматика человеческих коммуникаций / Вацлавик П. и др. - М.,
2000. - 312 с.
7. Верещагин Е.М. В поисках новых путей развития лингвострановедения: концепция речеповеденческих тактик / Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. - М.: Ин-т рус. Яз. Им. А. С.Пушкина, 1999. - 84 с.
8. Гаспаров Б.М. Язык, память, образ: Лингвистика языкового существования / Гаспаров Б.М. - М.: Новое литературное обозрение, 1996, 352 с.
9. Герасименко И.В. Социопрагматика американской деловой
корреспонденции: Дис. ... канд. филол. наук / И.В. Герасименко. -
Хабаровск, 2001. - 157 с.
10. Готлиб Н.В. Семантико-прагматические особенности высказываний, не допускающих экспликации перформатива: Дис. ... канд. филол. наук / Н.В. Готлиб. - Л., 1989. - 197 с.
11. Гришина Н.В. Психология конфликта / Н.В. Гришина. - СПб.: «Питер», 2000. -
464 с.
112. Давыдова Т. А. Перлокутивный эффект речевого акта упрека / Т. А. Давыдова // Язык как структура и социальная практика: Межвузовский сборник научных трудов. -Хабаровск, 2002. - Вып.3. - С. 19-26.
13. Егорова М.А. Контрастивно-прагматический анализ способов реализации просьбы (британская, американская, русская традиции): Дис. ... канд. филол. наук / М.А.Егорова. - Воронеж, 1995. - 181 с.
14. Карасик В.И. Этнокультурные типы институционального дискурса. /
В.И. Карасик // Этнокультурная специфика речевой деятельности: Сб. обзоров/
РАН ИНИОН. Центр гуманит. Науч.-информ. Исслед., Отд. Языкознания; Редкол.: Трошина Н.Н. идр. - М., 2000. - С. 23-37
15. Козлов А.С. Регулирование и разрешение конфликтов: стратегии, подходы и индивидуальные стили / А.С. Козлов // Прикладная психология.
- 1999. - № 5. - C. 1-23.
16. Козьмина В.Н. Языковая реализация гибких коммуникативных стратегий в английском диалоге: Автореф. дис. ... канд. филол. наук / В.Н. Козьмина. - СПб., 2001. - 20 с.
17. Конопелько Е.В. Эмоциональный перлокутивный эффект и его интерпретация участниками коммуникации: Дис. ... канд. филол. наук / Е.В.Конопелько. - Л., 1991. - 21б с.
18. Кънева Н.К. Интегральный подход к проблеме коммуникативных неудач. Дис. ... канд. филол. наук / Н.Л. Кънева. - Тверь, 1999. - 19б с.
19. Лисенко М.В. Место стратегий извинения в гармонизации межличностных отношений: Дис. ... канд. филол. наук / М.В. Лисенко. -СПб., 1999. - 214 c.
20. Леонтьев В.В. «Похвала», «Лесть» и «Комплимент» в структурах английской языковой личности: Автореф. дис. ... канд. филол. наук / В.В. Леонтьев. - Волгоград, 1999. - 27 с.
21. Лупьян Я. А. Барьеры общения, конфликты, стресс. / Лупьян Я. А. - Ростов-на-Дону, 1991. - 222 с.
22. Макаров М. Л. Интерпретативный анализ дискурса в малой группе / Макаров М.Л. - Тверь: Изд-во Тверского ун-та, 1998. - 200 с.
23. Марищук В.Л. Поведение и саморегуляция человека в условиях стресса / В.Л. Марищук, В.И. Евдокимов. - СПб.: Изд. дом «Сентябрь», 2001.
- 259 с.
24. Моррис Ч. Значение и означивание / Ч. Моррис // Семиотика. - М., 1983. - C. 45-80.
25. Поспелова А.Г. Речевые приоритеты в английском диалоге: Автореф. дис. ... докт. филол. наук / А.Г. Поспелова. - СПб., 2001. - 72 с.
26. Постоенко И. А. Ситуация несогласия/отказа в динамике английской речи: Автореф. дис. ... канд. филол. наук / И.А. Постоенко. - Хабаровск, 2001. - 22 с.
27. Психологический Энциклопедический Словарь. - М.: Большая Российская энциклопедия, 1995 - б03 с.
28. Серио П. Как читают тексты во Франции / Серио П. // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса. - М.,1999. - С.14-53.
29. Таннен Д. Ты меня не понимаешь! / Д. Таннен. - М., 199б. - 430 с.
30. Шамне Н.Л. Актуальные проблемы межкультурной коммуникации / Н.Л. Шамне. - Волгоград: Изд-во ВГУ, 1999. - 208 с.
31. Шейнов В.П. Конфликты в нашей жизни / B.^ Шейнов // Прикладная конфликтология: Хрестоматия / Сост. К.В. Сельченок. - Минск: Харвест, 1999. - Сб-52.
32. Шейнов В.П. Конфликты в нашей жизни и их разрешение / B.H Шейнов. -Минск: Харвест, 199б. - 280 с.
33. Шилихина К.М. Вербальные способы модификации поведения и эмоционально-психических состояний собеседника в российской и американской культурах: Дис. ... канд. филол. наук / К.М. Шилихина. -Воронеж, 1999. - 182 с.
34. Шилова С.В. Соблюдение и нарушение принципов речевого общения в деловой коммуникации: Дис. ... канд. филол. наук / С.В. Шилова. - СПб., 1998. - 219 с.
35. Юрьева О.В. Эффективность речевого общения: Дис. ... канд. филол. наук / О.В. Юрьева. - М., 1999. - 212 с.
36. Biskel B. Face vs. empathy: the social foundation of Maithili verb agreement / Biskel B., Bisang W., Yadava P. // Linguistics - Mouton De Gruyter, Berlin, New York, 1999. - Vol. 37. - № 3. - P. 481-518.
37. Boxer D. Complaining and commiserating: A speech act view of solidarity in spoken American English / Boxer D. - Bern: Peter Lang, 1993. -223 p.
38. Brown P. Politeness: Some Universals in Language Usage / Brown P., Levinson S. - Cambridge: CUP, 1994. - 345 p.
39. Filley A. Interpersonal Conflict Resolution / Filley A. - Glenview, 1ll., 1975.
40. Garcia C. Reprimanding and responding to a reprimand. A case study of Peruvian Spanish speakers / Garcia C. // Journal of Pragmatics. - 1996. - № 5. -Vol. 26. - P. 633-697.
41. Grice H.P. Utterer’s meaning and intentions / Grice H.P. // Philosophical Review, 1969. - Vol.78. - P. 54 - 70.
42. Heringer H.G. Gricerische Maximen und interkulturelle Kommunikation / Heringer H.G. // Zeitschrift fur Sprache und Literatur. Heft 74.25. Yahrgang, 1994.
- S. 40-49.
43. Leech G.H. Principles of Pragmatics / Leech G.H. - NY, London: Longman, 1983. - 250 p.
44. Meier A. J. Passages of Politeness / Meier A. J. // Journal of Pragmatics. -1995. - № 4. - Vol. 24. - P. 381-392.
45. O’Driscoll J. About face: A defence and elaboration of universal dualism / O’Driscoll J. // Journal of Pragmatics. - 1996. - № 1. - Vol. 25. - P. 1-32.
46. Rathmayr R. Hoflichkeit als kulturspezifisches Konzept: Russisch im Vergleich / Rathmayr R. // Wechselbeziehungen zwischen slavischen Sprachen, Literaturen und Kulturen in Vergangenheit und Gegenwart. - Innsbruck, 1996. - S. 174-185.
47. Sarangi S.K. Non-cooperation in communication: A reassessment of Gricean pragmatics / Sarangi S.K., Slembrouck St. // Journal of Pragmatics. - № 17. -1992. - P. 115-154.
48. Thomas J. Meaning in Interaction. An Introduction to Pragmatics / Thomas J.
- Longman, 1995. - 430 p.
49. Yule G. Pragmatics / Yule G. - Oxford Un. Press, 1996. - 138 p.
50. Zajdman A. Humorous face-threatening acts: Humour as strategy / Zajdman A. // Journal of Pragmatics. - 1995. - № 3. - Vol. 23. - P. 325-339.
