CC BY
54
Бекон является не просто традиционным и широко распространенным продуктом питания, но и фактически неофициальным символом Англии. Детализируется весь процесс от приготовления\производства (выведен особый сорт «беконных» свиней, специальный откорм для бекона, качество, разновидности разделки, посол\копчение, хранение) до видов конечного продукта. Разнообразие видов бекона и его номинаций свидетельствует о выделенности и значимости данного фрагмента картине мира: crisp bacon, lean bacon smoked bacon, streaky bacon, rasher of bacon.
Принято считать, что bacon and eggs, являющееся британским брендом и излюбленным блюдом на завтрак - самое традиционное английское блюдо с беконом, однако, не менее важное место занимает сэндвич с беконом. Исследователи университета Лидса потратили более тысячи часов на эксперименты, чтобы добиться рецепта совершенного бутерброда с беконом [2].
Использовались разные типы бекона, разной толщины, с различным временем и методами приготовления. Считается, что это вкус и запах бекона для покупателей является наиболее привлекательным, но текстура и звук тоже значимы. Кусочки бекона в сэндвиче располагаются между двумя кусками хлеба. Возможно, традиционный образ сэндвича мотивировал ФЕ: to be the meat in the sandwich - быть между двух огней. Специфика анализа элементов алиментарного кода может осложняться и детализироваться за счет сложности и вариативности этнокультурных коннотаций путем включения дополнительных признаков-спецификаторов: темпус, локус, социолект [1]. Бекон - основной продукт питания рабочего класса и крестьян, т.е. выступает синонимом зарабатывания на жизнь (ФЕ bring home the bacon - зарабатывать деньги, преуспевать) признак-спецификатор темпус этноконнотата маркируется концом 19, началом 20 века, фиксация в составе сленга, дополняет этноконнотат признаком-спецификатором социолект. Однако более детальное исследование открывает более сложные культурные смыслы, а маркированность этноконнотата более ранним периодом. В графстве Эссекс с XII до XIX в. существовал обычай, согласно которому муж, торжественно поклявшийся у церковных врат, что за весь год ни разу не поспорил с женой и не пожелал от нее уйти, получал в награду окорок. Вероятно, это связано с непростой ситуацией с разводами. Из-за сложности и дороговизны развода в Англии практиковалась продажа жен. С 1780 по 1850 годы только официально зарегистрировано 300 таких сделок. Муж приводил жену, на шею которой была накинута веревка, в день ярмарки на площадь, где продавали скот, привязывал ее к бревну и продавал в присутствии необходимого числа свидетелей, а торг именовался the hornmarket. Таким образом, этноконнотат осложняется признаками-спецификаторами: локус (Эссекс), темпус (XII до XIX в.). Так, дополнительным смыслом может являться позитивная морально-нравственная оценка главы семейства не только зарабатывающего на жизнь, но и сохраняющего семейные устои и получающего за это определенное поощрение.
Виды этнокультурной коннотации встраиваются в сложную структуру культурных слоев, каждый из которых потенциально может иметь доминирующую роль для исследуемой ФЕ и обеспечивать доступ к пониманию специфики кодирования элементами алиментарного кода.
Литература
1. Быкова, О.И. Этнокультурный репертуар немецких прагматонимов // Вестник ВГУ. Сер. Лингвистика и межкультурная коммуникация. - 2005. - №2. - С. 5-15
2. Идеальный бутерброд с беконом [Электронный ресурс] URL: http://kuking.net/19_1105.htm (дата обращения 22.06.2015).
References
1. 1. Bykova, O.I. Jetnokul'turnyj repertuar nemeckih pragmatonimov // Vestnik VGU. Ser. Lingvistika i mezhkul'turnaja kommunikacija. - 2005. - №2. - S. 5-15
2. Ideal'nyj buterbrod s bekonom [Jelektronnyj resurs] URL: http://kuking.net/19_1105.htm (data obrashhenija 22.06.2015).
Тариева Л.У.
Кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка Ингушского госуниверситет (ИнгГУ) ЛИНГВОПРАГМАТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ВЫСКАЗЫВАНИЯ
Аннотация
В данной статье в контекст речевой ситуации вводится модусный субъективный фактор: аффективное лицо, без функции которого невозможен, на наш взгляд, адекватный речевой акт, и рассматриваются специфические прагматические условия реализации речевого акта («со ‘я’»), генерированного в дистинкции собственного со ‘эго’, конгруэнтного лицу Говорящему.
Ключевые слова: лица парадигмы, речевой акт, интеракция, прагматическая ситуация, рефлексив-локутор.
Tarieva L.U.
Ingush State University,
PhD in Philology, Associate Professor of the Russian Language Department LINGUOPRAGMATIC ASPEKT OF SPEECH ACTS
Abstract
This paper is an introduction to mode subjective factor in the context of the speech situation: absence of an affective person, in our opinion, makes it impossible for an adequate speech act; specific pragmatic conditions for the implementation of the speech act ("so" - I) generated as the definition of one’s own "ego " identity and congruent to the Speaking person.
Keywords: paradigm of person, speech act, interaction, pragmatic situation, speech argent, reflexive-locutor.
Речевой акт, как центральное понятие прагматической лингвистики, есть речевое действие, таксономически организованное, т.е. производимое кем-то, зачем-то, где-то и когда-то. Природа речевого общения в нахских языках зависит от интеракции лиц парадигмы (Созерцающего, Говорящего Слышащего, Произносящего), экспонируемых в рефлексивном режиме интерпретации канонической речевой ситуации [6; 7].
Определено, что речевой акт представляет собой вид действия [3], для нас это означает, что при оценке и анализе прототипического речевого акта: «Со ‘Я’», генерированного в дистинкции собственного со ‘эго’, конгруэнтного лицу Говорящему, должен быть выделен субъект (в нашем случае это лицо) и его действие - «говорение».
Речевой акт в одно слово «со ‘я’», вызванный интенцией лица Созерцающего, выхватившего в дистинкции собственного со ‘эго’, личную персону и именовавшую ее номинацией «со ‘я’», отражается в континууме мышления в качестве лица, которое говорит т.е. в качестве предикации с агентивом «лицо» и его функцией «говорит». Высказывание со ‘я’, с одной стороны, сообщает о наличии собственного со ‘эго’, с другой - речевой акт: «Со ‘Я’ есть перформативное высказывание, так как в ингушском языке, номинируя собственную персону местоименным существительным (со ‘я’), субъект производит одновременно следующие эксплицитные речевые действия: артикуляция, исполненная лицом Говорящим, и акустический речевой акт, исполненный лицом Произносящим. Оба речевых лица обусловлены эмпатией, интерпретированной в качестве интегрального свойства фрейма интенциональности имплицитных аффективных лиц (т.е. переживанием лица Созерцающего и лица Слышащего) [8; 9]. На морфологическом уровне речевые и аффективные лица в ингушском языке (и других нахских также) представлены различными падежами имени:
1) Со (NOM) лув ‘Я говорю (обладаю способностью);
78
2) Аз (ERG) оал ‘Япроизношу (обладаю способностью);
3) Сона (AFF) гуЯвижу‘ (обладаю способостью);
4) Сона (AFF) хоз ‘Я слышу ’ (обаладаю способностью).
За исключением эксплицитных действий двух речевых лиц (Говорящего и Произносящего), в производстве речевого акта: со ‘я’ принимают участие имплицитные аффективные лица (Созерцающее и Слышащее), в финали процесса эмпатии (переживания) обнаруживающие речевые лица [8; 9].
Высказывание со ‘я’ есть продукт речевого акта (артикуляции, акустики и интенции аффективного лица). Изреченный речевой акт не зависает в воздухе, он иллокутивен, так как нацелен на лицо Созерцающее, картирующее лицо Говорящее, и на лицо Слышащее в рефлексивном режиме и/или слушающего (слушающих) в диалогическом режиме, если слушающий (слушающие) прагматически находится рядом в зоне видения и слышания.
В ингушской прагматической ситуации речедеятель дифференцирован, согласно функции говорения (артикуляции) и произнесения (акустики), на разные лица (первый и второй примеры). В прагматической ситуации со в а ‘я мужчина в пространстве’ (vs. со й а ‘я женщина в пространстве’), восходящей к синхронно актуальной номинативной диатезе ингушского языка с глаголом бытия, существования со ва ‘я существую’, который распадается на два сегмента речи (в ‘мужчина’’ и а ‘в пространстве’), закодировано лицо Говорящее vs. лицу Произносящему, индифферентному родовой дистрибуции и закодированному в другой прагматической ситуации, представленной в наречии места укхаза ‘здесь’ ингушского языка, распадающемся на четыре сегмента, представляющих также неизменяемые части речи: у ‘тут’, кх ‘еще ’, аз ‘я’, а ‘в пространстве’, исторически соположенные и синхронно актуальные в композите: наречии места (укхаза ‘здесь’), и это естественно, в силу того, что «формирование пространственных слов (в нашем случае наречия места укхаза ‘здесь’ - разрядка наша - Л.Т,) становится для языка средством обозначения Я и его отграничения от других субъектов» [1, с. 144]. В ингушском языке интеракция лиц парадигмы (Созерцающее, Говорящее, Слышащее, Произносящее) представляет расслоенное «Я»: лицо Говорящее, валентное родовой распределенности, и лицо Произносящее, индифферентное родовой отнесенности, дистрибутированы в разных прагматических ситуациях. Лицо Говорящее распределяется в прототипической прагматической ситуации, в современном ингушском языке функционирующей в качестве номинативной диатезы (со ва ‘я есть’), фиксирующей пространственный параметр и родовую отнесенность (со в а ‘я мужчина пространстве’ ), а лицо Произносящее обнаруживается в дейктическом наречии (инг. укхаза; чеч. кхуза). «Одними из первых в естественном языке отражаются пространственные понятия как базовые компоненты эпистемической логики (со в а / я есть мужчина в пространстве, где - а/пространство, в пространстве, укх/тут, где у / тут, кх(ы) / еще), транспонируемые в иерархически организованные языковые единицы суффиксоиды (ср.: инг. у-кх/тут, у-кх-аз-а/ здесь и чеч: кх-у-за, кх-у-за-хьа)» [5, с. 107].
При инверсивном прочтении (справа налево) чеченского дейктика кхуза, экспонирются те же наречия, что и в ингушском дейктике укх ‘тут’: у ‘тут’ и кх ‘еще’ с измененной последовательностью позиций, но без изменения значения, в силу своей исторической неизменяемости, а сегмент за трансформируется в эргатив аз ‘я’ (сравните позиции сегментов: кх-у-за ‘еще тут я’ и инверсивно: аз-у-кх‘я тут еще’). Отсюда следует, что прагматический и синтаксический аспекты исследования речевых актов исторически тесно взаимосвязаны.
Речевой акт со ‘я’, нацеленный на слышащего, вскрывает рефлексив-локуторные отношения, а в прагматической ситуации дилогического режима (со - хьо д а ‘я - ты в пространстве’) вскрываются локуторные отношения [7, с. 72-73], в которых устанавливается соответствие между речевыми актами и единицами речи.
В зависимости от онтологических условий (видения, слышания), согласно которым осуществляется речевой акт, он может быть реализован как достигающий цели, т.е. при условии наличия эмпатии (переживания) функции лица Созерцающего, валентного лицу Говорящему (сона (AFF) гу, со (NOM) лув ‘я вижу, что я говорю’) речевой акт может достичь цели и быть успешным, так как передача информации без лица Слышащего (артикуляцией, жестами) возможна. При соединении функции лица Созерцающего, чувствительного функции лица Говорящего, с успешной эмпатией лица Слышащего, валентного лицу Произносящему (сона хоз, аз оал ‘я слышу, что я произношу’) речевой акт квалифицируется как удачный, так как цель - передача информации, достигается:
5. Сона (AFF) гу, со (NOM) лув и Сона (AFF) хоз, аз (ERG) оал ‘Я вижу, что я говорю, Я слышу, что я произношу.
Чтобы быть успешным и удачным, речевой акт должен быть также уместным, т.е. привязанным к определенному месту.
Таким образом, высказывание (выговаривание): «Со‘Я’» представляет собой локутивный акт, организованный двумя
речевыми действиями (говорением и произнесением), за каждым из которых в ингушском языке стоит отдельное аффективное лицо:
6. Со (NOM) лув ‘Я говорю’, т.е. обладаю способностью артикулировать;
7. Аз (ERG) оал ‘Япроизношу’, т.е. обладаю способностью озвучено говорить.
За первым речедеятелем стоит лицо Созерцающее, за вторым - лицо Слышащее. Если перевести функцию речевых и аффективных лиц на язык тема-рематических отношений, то темой будет антецедентная функция аффективного лица Созерцающего, а ремой консеквенция лицо Г оворящее.
Речевой акт: «Со‘Я’», как прототипический вид речевого действия, локутивен и привязан к речедеятелю, обозначая его лицо как референцию (акт референции), производящую действие - говорение (акт предикации), как свойство референции. Иными словами: указание интенцией лица Созерцающего на собственную персону в дистинкции собственного со ‘эго’, результирует экспонацией лица, которое говорит: «со ‘я’», т.е. осуществлено действие (речевое: артикуляционное и акустическое) с целью номинации речедеятеля, при котором обнаруживается лицо говорящее (референция) и его свойство говорение (предикация), что и откладывается эвиденциально в континууме перцептивного мышления живой картинкой: «лицо, которое говорит», как значене личного местоимения первого лица в номинативной форме имени (со ‘я’) vs. личному местоимению первого лица в эргативной форме имени (аз ‘я’).
Согласно концепции А.В. Кравченко «.. .всякое значение возникает лишь в процессе взаимодействий человека со средой (в нашем случае: в случае дистинкции собственного со ‘эго’, средой является сам речедеятель, как объект интенции лица Созерцающего - разрядка наша - Л.Т.) оно имеет деятельностную природу, обусловленную особенностями существования и адаптивной деятельностью человека как социального существа» [2, с. 152]. Значением личного местоимения первого лица со ‘я’ является «лицо, которое говорит», поэтому в современном ингушском языке местоименное существительное со ‘я’, конгруэнтно глубинной категории лицо Говорящее, «за спиной» которого стоит лицо Созерцающее. Два речевых действия (артикуляция, произнесение, присущие дифференцировано лицу Говорящему и лицу Произносящему, интегрированным в одно речевое лицо), интеракциональны интенции модальных лиц (Созерцающему и Слышащему, интегрированным в одно аффективное лицо), - что в целом определяет речевой акт в одно слово-предложение (Со ‘Я’) как деятельностный. Объем информации, заключенной в знаке (со ‘я’), зависит от интеракциональной функции лиц парадигмы. В речевом акте со ‘я’речедеятель, интенцией лица Созерцающего нацеленный не на речевую цель, т. е. на собственную персону, в рефлексивном режиме интерпретации обнаруживает лицо Г оворящее, совмещенное с лицом Произносящим при удачном речевом акте.
Прагматическая ситуация интересна тем, что не ограничивается учетом только речи речедеятеля, которого прагматика рассматривает «как автора событий, хотя эти события и заключаются в говорении» [4, с. 56]. Речедеяние (как акт референции
79
(лицо), совмещенный с актом предикации (говорит), которое должно быть уместно, являющееся одним из компнентов контекста, обязательно где-то происходит, что не может не фиксироваться лицом Созерцающим в процессе эмпатии (т.е. в процессе переживания собственного онтологического свойства видения «лица, которое говорит»), поэтому вторым компонентом прагматической ситуации является пространственный параметр (ингушское: а ‘в пространстве’).
Природа речевого общения, включающася в рефлексивную интенцию субъектов модуса, вскрываемую в процессе эмпатии (переживания собственного чувства «видения» и/или «слышания»), ориентирована на интеракцию между лицами парадигмы в рефлексивном режиме, и только затем на интеракцию между Г оворящим и Слушающим в диалогическом режиме. Диалогический режим интерпретации сообщения, , осуществляемого в прагматической ситуации (я-ты здесь сейчас) может состояться на базе рефлексивного режима, эмпатически (в процессе переживания) подключающегося к диалогическому.
Эмпатия фрейма интенциональности содержит длительность, единицу времени, в течение которой осуществляется каждый из компонентов фрейма.
Высказывание со ‘я’ предстает синхронно: и как результат речевого акта, и как инструмент иллокутивной цели аффективного лица. В зависимости от условий, т.е. прагматической ситуации, фиксирующей локуторные или рефлексив-локуторные отношения, в пределах которой реализуется речевой акт, он может либо достичь слышащего и/или слушающего и таким образом стать успешным или удачным. Природа речевого общения в номинативных языках вскрывается в диалогическом режиме интерпретации интеракции говорящего и слушающего, а в эргативных языках исследуется, прежде всего, в рефлексивном режиме интерпретации интеракции Созерцаюшего, нацеленного на Говорящего, и Слышащего, нацеленного на Произносящего.
В случае, когда речевая ситуация фиксирует рефлексив-локуторные (со се ‘я сам’, 1а 1айха, ‘я сам’, сона сайна‘я сам’) отношения, а это значит, что лица парадигмы (Созерцающее, Г оворящее, Слышащее, Произносящее), как расслоенное со ‘я’ (термин употреблен в соответствии с концепцией в [4]) остаются наедине с самими собой, прагматическая ситуация, отражающая некоторое положение дел в реальном мире, экспонируется следующим образом: со в а х1анз ‘я мужчина в пространстве теперь’ (vs. со й а х1анз ‘я женщина в пространстве теперь’).
Семантически высказывание в одно слово-предложение со ‘я’номинирует внеязыковую объективную цель - собственное со ‘эго’, а не дает истинностной оценки пропозициональному содержанию: «лица, которое говорит», эвидиенциально отражающегося в области перцептивного мышления.
Речевой акт: «Со ‘Я’», исследованный с точки зрения его реального результата, квалифицируется как перлокутивный акт. Это значит, что, иллокутивная сила глагола «говорит», принадлежащего референции «лицо», заключается в его перформативном, а не описательном употреблении.
Интегральное свойство речевого акта: «со ‘я’», т.е. его иллокутивная сила, как фрагмент эмпатии, воздействует на лицо Созерцающее, интенционально валентное лицу Говорящему.
Таким образом: лингвопрагматичекое исследование прототипического речевого акта: «Со ‘Я’» как успешного и удачного вида речевого действия обнаруживает:
1) субъекта речи (лицо, которое говорит: «Со ‘Я’»);
2) цель речевого акта - номинация собственной персоны в дистинкции
собственного со ‘эго’;
3) способ сообщения - артикуляционно-акустический;
4) инструмент - лицо Созерцающее, валентное лицу Говорящему и лицо Слышащее, валентное лицу Произносящему при удачном речевом акте;
5) средство - активные и пассивные органы речи, голосовые связки;
6) результат: обнаружение лица (акт референции) и его говорение (акт предикации);
7) условия: наличие речедеятеля в лицах парадигмы, т.е. со ‘я’, расположенного в а ‘пространстве’.
Таковы условия, следование которым необходимо, чтобы признать речевой акт удачным и уместным.
Литература
1. Кассирер Эрнст. Философия символических форм. Том 1. Язык. - М.; СПб.: Университетская книга, 2001. 271 с.
2. Кравченко, А.В. Является ли язык репрезентативной системой? [Текст] / А.В. Кравченко // StudiaLinguisticaCognitiva. Вып.
1. Язык и сознание: Методологические проблемы и перспективы. - М. :Гнозис, 2006. - С. 135-156.
3. Остин Дж. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. Теория речевых актов. - М., 1986.
4. Степанов, Ю.С. В трехмерном пространстве языка (Семиотические проблемы лингвистики, философии, искусства) [Текст] / Ю.С. Степанов. - М. : Прогресс, 1985. - 696 с.
5. Тариева Л.У. Деривация инфинитивных и наречных форм в ингушском языке. [Текст] / Л.У. Тариева //Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета. - Пятигорск: изд-во: ПГЛУ, 2013. - № 4. - С. 171-178.
6. Тариева Л.У. Компоненты парадигмы лиц ингушского языка. // Вестник Челябинского государственного педагогического университета. Филологические науки. Челябинск. 8/2014. -С. 329-337.
7. Тариева Л.У. Наречие в ингушском языке. Назрань. Изд. «КЕП». 2013. -С. 206.
8. Тариева Л.У. Рефлексивный режим интерпретации канонической речевой ситуации. [Текст] / Л.У. Тариева // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия Теория языка. Семиотика. Семантика. 2013, №4. Изд-во: РУДН. - М., 2013. - С. 84-89.
9. Тариева Л.У. Фрейм интенциональности лица Созерцающего // European Social Science социальных наук). 2014. № 8. Том 3. - С. 197-202.
10. Тариева Л.У. Фрейм интенциональности лица Слышащего. Журнал фундаментальных Гуманитарные исследования. Астрахань. 2014. № 4 (52). - С. 24-27.
References
1. Kassirer Jernst. Filosofija simvolicheskih form. Tom 1. Jazyk. - M.; SPb.: Universitetskaja kniga, 2001. 271 s.
2. Kravchenko, A.V. Javljaetsja li jazyk reprezentativnoj sistemoj? [Tekst] / A.V. Kravchenko // StudiaLinguisticaCognitiva. Vyp. 1. Jazyk i soznanie: Metodologicheskie problemy i perspektivy. - M. :Gnozis, 2006. - S. 135-156.
3. Ostin Dzh. Slovo kak dejstvie // Novoe v zarubezhnoj lingvistike. Vyp. 17. Teorija rechevyh aktov. - M., 1986.
4. Stepanov, Ju.S. V trehmernom prostranstve jazyka (Semioticheskie problemy lingvistiki, filosofii, iskusstva) [Tekst] / Ju.S. Stepanov. - M. : Progress, 1985. - 696 s.
5. Tarieva L.U. Derivacija infinitivnyh i narechnyh form v ingushskom jazyke. // L.U. Tarieva //Vestnik Pjatigorskogo gosudarstvennogo lingvisticheskogo universiteta. - Pjatigorsk: izd-vo: PGLU, 2013. - № 4. - S. 171-178.
6. Tarieva L.U. Komponenty paradigmy lic ingushskogo jazyka. // Vestnik Cheljabinskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta. Filologicheskie nauki. Cheljabinsk. 8/2014. -S. 329-337.
7. Tarieva L.U. Narechie v ingushskom jazyke. Nazran'. Izd. «KEP». 2013. -S. 206.
8. Tarieva L.U. Refleksivnyj rezhim interpretacii kanonicheskoj rechevoj situacii. // L.U. Tarieva // Vestnik Rossijskogo universiteta druzhby narodov. Serija Teorija jazyka. Semiotika. Semantika. 2013, №4. Izd-vo: RUDN. - M., 2013. - S. 84-89.
Journal (Европейский журнал и прикладных исследований.
80
9. Tarieva L.U. Frejm intencional'nosti lica Sozercajushhego // European Social Science Journal (Evropejskij zhumal social'nyh nauk). 2014. № 8. Tom 3. - S. 197-202.
10. Tarieva L.U. Frejm intencional'nosti lica Slyshashhego. Zhurnal fundamental'nyh i prikladnyh issledovanij. Gumanitarnye issledovanija. Astrahan'. 2014. № 4 (52). - S. 24-27.
Чэнь Си
Московский Педагогический Государственный Университет СЛОЖНЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ В СОВРЕМЕННОМ РОССИЙСКОМ И КИТАЙСКОМ ГАЗЕТНОМ ТЕКСТЕ
Аннотация
Данная статья посвящена исследованию сложных предложений в современном русском и китайском языке средств массовой информации (далее СМИ), в частности языке газеты XXI столетия. Результаты исследования могут быть применимы в курсах грамматики, стилистики, прагматики русского и китайского языков, в курсе общего языкознания, а также в практике преподавания русского и китайского языков, в теории и практики перевода.
Ключевые слова: сложное предложение, русский язык, китайский язык, СМИ, газетный текст.
Chen Xi
Moscow Pedagogical State University
COMPLEX SENTENCES IN MODERN RUSSIAN AND CHINESE NEWSPAPER TEXT
Abstract
This article is devoted to the study of complex sentences in modern Russian and Chinese mediatext particular in the language of newspapers of XXI century. The results of the study may be applicable in grammar, stylistics, pragmatics courses of Russian and Chinese languages, in General linguistics course and in practice of teaching Russian and Chinese languages, theory and practice of translation.
Keywords: complex sentence, Russian language, Chinese language, massmedia, newspaper text.
На современном этапе язык СМИ представляет собой крайне динамичный объект исследования. Он является зеркалом, отражающим новые тенденции в развитии языковой ситуации, чутко реагирует на изменение социальных настроений в обществе, на прогресс в научно-техническом оснащении информационно-коммуникативных контактов как во внутриэтническом, так и межэтническом пространстве [3]. Современные СМИ ориентированы на массовую аудиторию, на создание единого общеэтнического коммуникативного и культурного пространства.
Сложным называется предложение, имеющее в своем составе две или несколько предикативных единиц, образующих в смысловом, конструктивном и интонационном отношении единое целое. Выделяют четыре вида сложных предложений: сложносочинённое предложение, сложноподчинённое предложение, сложное предложение с разными видами связи и бессоюзное сложное предложение. В том числе, сложносочинённое и сложноподчинённое предложения играют большую роль в синтаксисе русского и китайского языков.
Основанием для классификации сложносочиненных предложений служат сочинительные союзы. В русском языке выделяются шесть основных структурно-семантических разновидностей ССП (ССП с соединительными союзами, с разделительными союзами, с сопоставительно-противительными, с градационными, с пояснительными и с присоединительными союзами) [4].СПП делятся на на четыре типа: СПП с придаточным изъяснительПным (с союзами: что, как, чтобы, ли), СПП с придаточными
определительными (с союзными словами: какой, который, чей, что; где, куда, откуда, как), СПП с придаточными присоединительными: (с союзными словами что (в любом падеже), отчего, почему, зачем),СПП с придаточными
обстоятельственными.
В китайском языке ССП образуют пять основных структурно-семантических типов: предложения, выражающие соединительные, противительные, разделительные, сопоставительные и соотносительно-изъяснительные отношения [1].СПП подразделяются на сложные предложения, выражающие определительные, временные, целевые,причинные, условные, уступительные, результативные, пропорциональные отношения, а также отношения сходства и различия[2].
В нашем исследовании предпринята попытка проанализировать функционирование сложных предложений в современном российском и китайском газетном тексте. Общеизвестно, что русский и китайский языки относятся к разным языковым семьям. Это соответственно определяет существующую большую разницу их лингвистической природы. Однако в этом существующем различие двух совершенно разных языков имеется одно звено, которое их объединяет. Этим связующим звеном становится язык средств массовой информации, который, принимая во внимание тенденцию к глобализации, имеющей место в современном мире, становится все более и более универсальным по своей сути.
Применяя метод сплошной выборки, нами были извлечены более 200 ССП и 200 СПП из разнообразных российских и китайских печатных изданиях, например: «Аргументы и Факты», «Комсомольская правда», «Московский Комсомолец», «Время новостей», «Российская газета», (Пекинская утреняя газета)Й'Ж№№ (Уханьская вечерняя газета),^0^й
(Сегодняшняя утреняя газета),^ЙЖ№(Хуа шанская утреняя газета), (Цяньцзянская вечерняя газета),№^^И(Синьвэнь
Хуаван), ##'7ЙЖ(Санькао Новости), №^И(Синхуа Ван), ФЯ№Й(Новости Китая), (Выходные
Новости), :ШЁЙ(Сина Ван), ^МИ(Дахэ ван) и так далее.
Далее мы проанализировали примеры употребления ССП и СПП в газетном тексте, а именно: структурно-семантические, морфологические и прагматические особенности их употребления. Сопоставив сходства и различия в функциональном использовании ССП и СПП в российских и китайских печатных СМИ, была установлена степень значимости этой синтаксической структуры для формирования медиатекста в русском и китайском языках. Таким образом, мы пришли к следующим выводам:
• В российском и китайском газетном тексте ССП используются с целью достижения прагматических функций СМИ в современном обществе таких, как информирование, пропаганда и лоббирование интересов определенных социальных групп, реклама и развлечение.СПП в СМИ употребляется для выражения субъективно-оценочных планов,воздействующих не только на интеллектуальную, но и на эмоциональную сферу читателя.
• В нашей выборке российских газетных текстов преобладают ССП с противительным типом связи, а СПП с придаточным изъяснительным. в китайском газетном тексте в гораздо большей мере используются структуры с соединительным типом связи, а СПП выражающие временные отношения.
• Данное исследование показало, что как в русском, так и в китайском газетном тексте большая часть ССП и СПП (более 60%) встречается в середине статьи.
• ССП в российском, ССП и СПП в китайском газетном тексте употребляются чаще всего в рубриках и статьях, посвященных жизни современного общества России и Китая.СПП в росийском газетном тексте употребляются чаще врубриках и статьях, посвященных здровья.
• И в российском газетном тексте чаще всего используются распространенные ССП(85%),а в китайском газетном тексте чаще всего используются нераспространенные ССП (более 80%).СПП по сравнению с ССП,в росийском газетном тексте чаще употребляются СПП.
81
