CC BY
96
УДК 371
Исупова Марина Михайловна
кандидат филологических наук, доцент кафедры английского языка при факультете менеджмента НИУ ВШЭ (г. Москва) editor@hist-edu.ru
ЛИНГВОКУЛЬТУРНЫЕ АСПЕКТЫ ПРОСТРАНСТВЕННОЙ ОРГАНИЗАЦИИ АНГЛИЙСКИХ ПОЭТИЧЕСКИХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ (НА ПРИМЕРЕ ПОЭМЫ ДЖ. БАЙРОНА «ПАЛОМНИЧЕСТВО ЧАЙЛЬД ГАРОЛЬДА»)
Данная статья посвящена характеристике пространственных отношений лингвокультурного уровня в поэме Дж. Байрона “Childe Harold’s Pilgrimage”. Руководствуясь лингвистической теорией пространственной организации художественного текста, автор статьи выявляет основные лингвокультурные ареалы (фрагменты пространства) в поэме Дж. Байрона «Паломничество Чайльд Гарольда» и дает характеристику языковым единицам, репрезентирующим лингвокультурное пространство данной поэмы с точки зрения их культурно-исторической специфики.
Ключевые слова: Байрон, «Паломничество Чайльд Гарольда», лингвокультурное пространство текста, пространственные отношения, топоним, реалия.
Isupova Marina Mikhailovna
PhD in Philology, Associate Professor of the Department of the English Language under the Faculty of Management of the National Research University “Higher School of Economics” (Moscow) editor@hist-edu.ru
LINGUOCULTURAL ASPECTS OF THE SPATIAL RELATIONS IN ENGLISH POETRY (BY THE EXAMPLE OF “CHILDE HAROLD’S PILGRIMAGE” BY G.G.
BYRON)
The article considers the characteristic of the spatial relations of linguocultural level in the poem “Childe Harold’s Pilgrimage” by G.G. Byron. Guided by the linguistic theory of the literary text’s spatial relations the author of the article presents the basic linguocul-tural areas (fragments of space) in the poem “Childe Harold’s Pilgrimage” by G.G. Byron and characterizes the language units representing the linguocultural space of the given poem from the point of view of their cultural and historical peculiarities.
Key words: Byron, “Childe Harold’s Pilgrimage”, lin-guocultural space of text, spatial relations, toponym, realia.
Каждому языку присуща определенная картина мира, то есть, по словам В.И. Карасика «система отраженных в языковой семантике образов, интерпретирующих опыт народа, говорящего на данном языке» [1, с. 267-268]. В культуре каждого народа представлены как элементы, характерные только данному социуму людей, так и общечеловеческие, универсальные явления. Кроме информации универсальной, присущей всем народам, либо большинству народов, населяющих какой-либо регион, каждый язык содержит в себе культурно-специфическую информацию, характерную только для конкретного народа. Эта информация представляет собой характерные социально-экономические, географические отличия, особенности общественного устройства, народного творчества, искусства, науки, бытовых условий, обычаев и традиций народа, являющегося носителем языка.
Как известно, в основе любой картины мира лежат пространство и время. Пространство легче воспринимается и структурируется человеком, так как человек представляет себя внутри окружающего его макро- и микрокосмоса. Категоризацию пространства Е.С. Кубрякова называет одной «из наиболее фундаментальных областей в познании мира» [2, с. 22]. Языковое выражение пространственных отношений получило свое развитие во многих исследованиях. Так, ряд работ посвящен особенностям лексической и грамматической номинации пространства, в связи с чем следует выделить труды таких ученых, как А.Д. Шмелев, В.Г. Гак, Ю.Д. Апресян, и др. Изучением специфики функционирования пространственных отношений в художественном тексте занимались также многочисленные лингвисты, среди которых М.Ю. Лотман, М.М. Бахтин, Е.С. Кубрякова, В.В. Топорова, Л.Г. Бабенко и др. Описание пространственных отношений с точки зрения функционального подхода представлены в работах М.В. Всеволодовой и Е.Ю. Владимирского. Применению когнитивного анализа, изучению языковой картины мира посвящены работы Ю.С. Степанова, Р.М. Фрумкиной, Е.В. Рахилиной, Е.С. Кубряковой, А.В. Кравченко и др.
Художественное пространство представляет собой диалектическое единство общего и частного, единство противоречий, которое обусловлено объективной связью пространственных характеристик. Оно может быть континуальным и неподвижным, замкнутым и открытым, реально видимым персонажем и воображаемым, абстрактным и конкретным. Художественное пространство, с одной стороны, может определяться эмоционально-ментальными особенностями автора, а с другой стороны, культурно-историческими условиями, на фоне которых разворачивается сюжет произведения. Согласно точке зрения В.Н. Топорова, любой текст «обладает признаком пространственности» [6, с. 227]. А по мнению Ю.М. Лотмана, «самые общие социаль-
ные, религиозные, политические, нравственные модели мира, при помощи которых человек на разных этапах своей духовной истории осмысляет окружающую его жизнь, оказываются неизменно наделенными пространственными характеристиками» [3, с. 196].
Пространство является как объективной, так и субъективной характеристикой, в связи с чем каждый человек (в художественном тексте - автор), имеющий свою собственную картину мира, формирует соответствующее только ей уникальное пространство. Отражая совокупный опыт автора и его представления о мире, художественное пространство выступает как структурная модель, передающая мир, воспринятый и переосмысленный художественным сознанием. А так как художественное пространство представляет собой уникальное пространство конкретного автора, выраженное языковыми средствами пространственных представлений этого автора, то, как отмечает В. Топоров, возникают «индивидуальные» образы пространства [6, с. 239], создаваемые авторами - творцами художественного произведения.
Но так как структура художественного пространства определяется не только психическими и эмоционально-ментальными особенностями писателя, но и культурно-историческими условиями, то на арену исследований пространственных отношений, отраженных в художественном тексте, вышло понятие лингвокультурного пространства.
Под культурным пространством, как правило, понимают форму существования культуры в сознании ее представителей. В.А. Маслова говорит о так называемой лингвокультурной парадигме, под которой подразумевает «совокупность языковых форм, отражающих этнически, социально, исторически, научно и т.д. детерминированные категории мировоззрения. Лингвокультурная парадигма объединяет концепты, категориальные слова, прецедентные имена культуры и т.д.» [4, с. 49]. Лингвокультурная парадигма, состоящая из лингвокультурных универсалий, выраженных посредством как одного слова, так и целого выражения или фразы, и создающих ядро культурного образа, является частью лингвокультурного пространства, которое создает культурное пространство того или иного лингвокультурного сообщества (или этноса), описываемое средствами языка этого сообщества.
В рамках культурно-философского подхода лингвокультурное пространство может рассматриваться «как совокупность существования этно-лингвокультурных систем, в результате взаимодействия которых складывается определенная лингвокультурная ситуация» [5, с. 108].
Если культурное пространство не всегда совпадает с территориальным, то лингвокультурное пространство довольно часто определяется культурным ландшафтом региона. При этом ландшафт - да и вообще вся географическая среда в целом - можно рассматривать как реальное (материальное и физическое) выражение или воплощение культурного пространства. Поэтому географические пространственные отношения в художественном тексте чаще всего выражаются посредством топонимов-реалий, которые, репрезентируя экстралингвистическую информацию, являются объектами национальной культуры.
При рассмотрении организации пространства в поэме Дж. Г. Байрона «Паломничество Чайльд Гарольда» (“Childe Harold’s Pilgrimage”) обратимся к таким пространственным параметрам, как: 1) сюжетно-географическое пространство текста; 2) общественно-историческое пространство текста; 3) пространство героя-автора текста.
А так как значительную часть лингвокультурного пространства поэмы занимают топонимы, то одной из задач исследования мы считаем культурологический анализ топонимов в контексте рассмотрения вышеназванных параметров. Среди топонимов мы чаще всего здесь встречаем ойконимы (названия городов) и гидронимы (названия водных объектов). Кроме того, в поэме мы находим огромное количество реалий, к которым, прежде всего, относятся имена исторических деятелей, культурные объекты, названия народов, многие из которых уже сошли с лица земли.
Под сюжетно-географическим пространством текста мы понимаем места, территории, окружение, где происходят сюжетные события.
Перед глазами читателей этого произведения чередой проходят семь стран: Португалия, Испания, Греция, Албания, Бельгия, Германия, Италия. Причем образы этих стран всплывают на страницах поэмы случайно, по мере воспоминаний Гарольда-Байрона.
О какой бы стране ни вел свой рассказ поэт, он сопровождает его множеством топонимов (городов, поселений, рек, озер), что усиливает у читателя ощущение присутствия, соучастия в путешествии героя:
Sintra - горный хребет в Португалии недалеко от Лиссабона; Mafra - огромный дворец-монастырь недалеко от Синтры; Cadiz, Sevilla -города в Испании; Acherusia - озеро около города Янины; Ferrara - город на Севере Италии; Santa-Croce - церковь-пантеон во Флоренции; Ae-gina - остров в Эгейском море.
Кроме того, читателям предлагаются живописные описания деревень, городов, стран, ко-
торые посещает герой. Так, например, Байрон восторженно описывает Испанию глазами своего героя: “... romantic hills; there is sweetness in the mountain air; ... Lovely Spain! Renewed, romantic land!"
Поразительно красиво рисует поэт картины природы Португалии в первой части своей поэмы. Причем следует отметить, что название страны в тексте не присутствует. О том, что речь идет о Португалии, свидетельствует только название ее столицы (в 16 строфе I части): “What beauties doth Lisboa first unfold! Her image floating on the noble tide, Which poets vainly pave with sands of gold...”
Однако, повествовать о Португалии Байрон начинает строфой раньше: “Oh, Christ! it is a goodly sight to see What Heaven hath done for this delicious land! What fruits of fragrance blush on every tree! What goodly prospects o'er the hills expand!”
Далее следует излюбленный автором прием - противопоставление: с одной стороны, поэт рисует изумительные картины природы, Божьего творения, а с другой: “But man would mar them with an impious hand: And when the Almighty lifts his fiercest scourge 'Gainst those who most transgress his high command. With treble vengeance will his hot shafts urge Gaul's locust host, and earth from fellest foemen purge,” где, называя Наполеона галлом, а нашествие его войск сравнивая с опустошительным налетом саранчи, автор начинает заполнять пространство поэмы не только современными ему, но и древними народами, о которых мы узнаем по мере посещения героем других стран: перед нами проходят древние греки, римляне, галлы.
Особенно много топонимов мы видим в четвертой части поэмы, посвященной самой любимой стране поэта - Италии. Каждый топоним здесь связан с именем того или иного деятеля культуры, науки или искусства.
Общественно-историческое пространство текста поэмы представляют собой те общественно-исторические события, на фоне которых развивается сюжетная линия произведения.
Очень часто топонимы играют роль не столько географических, сколько пространственных объектов, характеризуя события современной для Байрона истории. Начало 19 века определяется 1) захватническими войнами, которые вел Наполеон на территории стран, по которым как раз и путешествует Чайльд Гарольд - Португалии, Испании, Италии, Швейцарии, Германии, Бельгии; 2) борьбой порабощенных народов с захватчиками - греки боролись с турками, испанцы и португальцы с французами. Поэму можно назвать своеобразным отчетом о международном положении в Европе, о зарождении освободительной и революционной борьбы, которая в 1820-х годах приведет к революциям в Испании и Португалии, к национальноосвободительному восстанию в Греции, завершившемся освобождением страны от турецкого владычества, и восстанию в Неаполитанском королевстве.
Так, говоря о Convention (ст.25, Песнь 1), Байрон имел в виду Синтрскую конвенцию 1808 года, по условиям которой английский флот перевез побежденных французов с территории Португалии на родину вместе с оружием и багажом, причем побежденные не признавались военнопленными, т.е. в дальнейшем могли продолжать участвовать в военных действиях. Во времена Байрона эту Конвенцию очень критиковали на родине поэта.
Talavera, Albuera (glorious field of grief!), Barossa - места, где испанцы в 1811 году ценой огромных потерь нанесли поражение французской армии.
Trafalgar - морское сражение у мыса Трафальгар 21 октября 1805 г., где английская эскадра под руководством адмирала Нельсона разгромила французский и испанский флоты.
События, происходящие в этих странах, которые волнуют душу и сердце молодого поэта, заставляют обращаться автора не только к событиям, современником которых он является, но также к событиям давней истории, попутно описывая древние народы и государства, на развалинах которых возникла современная цивилизация.
Серия постоянно меняющихся картин, показывающих то героическую борьбу испанских партизан, то обращавшихся к образам Древнего Рима, то рисующих картины вторжения арабских полчищ на Пиренейский полуостров, создает эффект фантастического, нереального «перемещения в пространстве».
Это и упоминание о Reconcista - длительном процессе (с 8 века до 1492 г.) отвоевания испанскими и португальскими христианами своих земель у арабов (мавров).
Описывая Грецию глазами своего героя, Байрон также рисует картины как прошлого, так и настоящего этой страны, которые сменяют друг друга. Герой перемещается в прошлое этой страны, когда Греция была порабощена Османской империей. Далее поэт приближает к нам то далекое время, когда Греция была полна гармонии, когда в его любимой стране (а Грецию Байрон очень любил) жил и творил Сократ (Athena's wisest son), когда там был мир, царило спокойствие. Но теперь, к сожалению, “Peace waits us on the shores of Acheron” (Acheron - по греческой
мифологии река в царстве мертвых).
Часто в одной строфе можно найти топонимы, играющие роль и географических, и пространственных объектов, характеризуя события древней и новой (для Байрона) истории. Например: “Where Lusitania and her Sister meet, ... Doth Tayo interpose his mighty tide? Or dark Sierras rise in craggy pride? Or fence of art, like China's vasty wall? --... Ne horrid crags, nor mountains dark and tall, Rise like the rocks that part Hispania's land from Gaul...
Рассмотрим топонимы, встречающиеся в данном фрагменте.
Lusitania - так называлась древнеримская провинция, располагавшаяся на территории Португалии и западной Испании. Название провинции происходило от иберского племени лузи-танов, предков современных португальцев.
Tayo - самая большая река на Пиренейском полуострове, часть которой является границей между Испанией и Португалией.
Sierras - название горных хребтов в Испании.
China's vasty wall (Великая Китайская Стена) - крепостная стена в Се-верном Китае; грандиозный памятник зодчества Древнего Китая, которым восхищался и сам Байрон называя его “fence of art”.
Hispania - римское название Иберийского полуострова.
Используемые Байроном топонимы являются номинацией географических объектов разного назначения - названиями территории (Lusitania), реки (Tayo), горного хребта (Sierras), полуострова (Hispania) и даже предмета культурного наследия (China's vasty wall). Однако все эти объекты принадлежат разным народам и даже эпохам (Lusitania - Древнему Риму, Tayo - Испании и Португалии, Sierras и Hispania - Испании, China's vasty wall - Китаю), что позволяет говорить о едином лингвокультурном пространстве поэмы. При этом следует отметить, что объединяющим словом здесь является историческая реалия Gaul (галл), под которым опять подразумевается Наполеон.
Галлы, будучи воинственным непримиримым к врагам народом, покорили полмира, пока сами они не были порабощены римлянами, давшими им такое название. В истории мировой цивилизации это имя всегда было синонимом варварского, низкого, подлого. Серией риторических вопросов и упоминанием галлов (Наполеона) в конце фрагмента поэт словно говорит: пройдет по земле галл - и вся эта красота будет стерта с лица земли, камня на камне не останется даже от Великой Китайской стены.
Анализ сюжетно-географического и общественно-исторического пространства в поэме показал, что пространственные отношения могут связывать:
- объекты, принадлежавшие одному народу, находящемуся в одном лингвокультурном пространстве: “When Athens' armies fell at Syracuse, And fetter'd thousands bore the yoke of war, Redemption rose up in the Attic Muse, Her voice their only ransom from afar...”
- объекты, принадлежавшие одному народу, находящемуся в разных лингвокультурных пространствах: “While stands the Coliseum, Rome shall stand; When falls the Coliseum, Rome shall fall; And when Rome falls - the World. ”
- объекты, принадлежавшие разным народам, находящимся в одном лингвокультурном пространстве: “Thy shores are empires, changed in all save thee - Assyria, Greece, Rome, Carthage, what are they?”
- объекты, принадлежавшие разным народам, находящимся в разных лингвокультурных пространствах: “I've look'd on Ida with a Trojan's eye; Athos, Olympus, Aetna, Atlas, made These hills seem things of lesser dignity, All, save the lone Soracte's heights display'd Not now in snow, which asks the lyric Roman's aid.”
Пространство героя-автора текста поэмы рассматривается нами как отношение автора к происходящим событиям, которое может быть выражено с помощью а) сравнения; б) противопоставления; в) историческими реалиями, непосредственно выражающими отношение автора.
В качестве примера сравнения приведем пример: “While Waterloo with Cannae’s carnage vies, Morat and Marathon twin names shall stand; They were true Glory’s stainless victories”, в котором автор говорит о сражении при Cannae (сражение в 216 году до н.э., в которой карфагенский полководец Ганнибал разгромил римские войска с помощью галлов) и сравнивает его с битвой при Maraphon (имеется в виду Марафонская битва, в котором греческие войска благодаря стойкости духа одержали победу над войсками персидского царя Дария, количественно в несколько раз превосходившими греков), отчетливо проводя границу между войнами захватническими и войнами освободительными во имя независимости своей страны.
Противопоставления - один из часто встречающихся приемов пространственного описания в поэме. Автор говорит о красоты Испании и Португалии за которыми тут же следуют опи-
сания страшных реалий войны:
“The Grave shall bear the chiefest prize away, And Havoc scarce for joy can cumber their array”. Или: “ Ah! Spain! how sad will be thy reckoning-day, When soars Gaul's Vulture, with his wings unfurl'd, And thou shalt view thy sons in crowds to Hades hurl'd”, где Hades - это ад, подземное царство, царство теней, куда отправят испанских воинов Наполеон (Gaul) и его войска во время завоевательных сражений.
Проследить отношение автора к событиям, описанным в поэме можно по такому топониму, как Albion (Альбион). Это самый первый топоним, который мы встречаем в поэме: “Whilome in Albion's isle there dwelt a youth...” - так начинает Байрон вести рассказ о Чайльд Гарольде. Albion - это древнее название Англии. Байрон практически никогда не называет свою страну просто England (“The shouts are France, Spain, Albion, Victory!”). Это чопорное название родной страны может свидетельствовать о желании автора отстраниться от не совсем благовидных действий правительства, выразившихся, например, в принятии Синтрской конвенции, или в участии Лорда Элджина (британского дипломата и археолога) в разграблении культурных богатств Греции (“Lands that contain the monuments of eld, Ere Greece and Grecian arts by barbarous hand were quelled’).
С каким презрением Байрон осуждает предательство своего народа испанским королем Карлом IV, его женой королевой Марией-Луизой вместе со своим фаворитом, фактическим правителем Испании Годоем (Godoy),: “... execrate Godoy, The royal wittol Charles and curse the day When first Spain’s Queen beheld the black-eyed boy And gore-faced Treason sprung her adulterate joy”.
Другой пример - искреннее восхищение, которое вызывает у Байрона история древней Греции, он вспоминает Thermopylae’s sepulchral strait (неравный бой за Фермопилы), где триста спартанцев в 489 году до н.э. в неравном бою до последнего человека отстаивали стратегически важный проход в горный район и сдерживали натиск огромной армии персидского царя Ксеркса.
Интересно отношение Байрона к испанским и английским женщинам. Испанок он рисует: “her glance, how wildly beautiful!” а о своих соотечественницах говорит: “how poor their forms appear! How languid, wan, and weak!”
Итак, можно сделать вывод, что в структуре лингвокультурного пространства поэмы Дж. Байрона «Паломничество Чайльд Гарольда» большую роль играют реалии, среди которых большая часть является историко-географическими объектами-топонимами и историческими персоналиями. Соединяя прошлое с будущим, настоящее с прошедшим, они являются теми лингвокультурными мирами, которые не просто характеризуют ту или иную эпоху, ту или иную страну, а придают внутренний смысл всему высказыванию, помогая осмыслить читателю все сказанное автором.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ
1. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Волгоград, 2002.
2. Кубрякова Е.С. О понятиях места, предмета и пространства // Логический анализ языка. Языки пространств.
М., 1997.
3. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. СПб., 1998.
4. Маслова В.А. Лингвокультурология. М., 2001.
5. Огдонова Ц.Ц. Научно-методическое обоснование понятия «Лингвокультурное пространство» в контексте изучения языковой ситуации // Вестник ЦМО МГУ. 2009. № 2.
6. Топоров В.Н. Пространство и текст // Текст: Семантика и структура. М., 1983.
7. Childe Harold’s Pilgrimage. A Romaunt. By Lord Byron / ed. by Th. Moore. Philadelphia, 1864.
