ЛИНГВО-КУЛЬТУРНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ЗООНИМОВ СКВОЗЬ ПРИЗМУ НАРОДНЫХ СКАЗОК Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

Л.Н. СЕЛИВЕРСТОВА

Кандидат филологических наук Доцент Института филологии, журналистики и межкультурной коммуникации ЮФУ

А.А. ФИЛИМОНОВА

Студент 3-го курса Института филологии, журналистики и межкультурной коммуникации ЮФУ

ЛИНГВО-КУЛЬТУРНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ЗООНИМОВ СКВОЗЬ ПРИЗМУ НАРОДНЫХ СКАЗОК

Актуальность рассмотрения анималистических сказок с зоонимическим компонентом как репрезентантов национальной картины мира и менталитета русского и немецкого народов обусловлена повышенным вниманием лингвистов к изучению образной системы художественного текста, в котором сосредоточено богатство этнокультурного опыта, присущее разным лингвокультурам. Целью данной работы является сопоставитель-

ный анализ зоонимических образов в немецких и русских сказках на примере зоонима «волк», а также выделение особенностей его лингвокультурной специфики. В статье делается вывод об амбивалентности характеристик зоонимического компонента, что свидетельствует о длительной истории становления образа, подчёркиваются сходства и различия его коннотативных значений, проявляющиеся в немецких и русских народных сказках.

Немецкий язык, народные сказки, зоонимы, культурная картина мира. Тематический рубрикатор е-ЬШгагу: 16.00.00.

Уже в раннем детстве благодаря сказкам человек получает первые представления о добре и зле, которые передаются из поколения в поколение и транслируют характерные особенности национальной культуры. Главными героями народных сказок часто являются животные. Актуальность рассмотрения анималистических сказок с зоонимичес-ким компонентом как репрезентантов национальной картины мира и менталитета русского и немецкого народов обусловлена повышенным вниманием лингвистов к изучению образной системы художественного текста, в котором сосредоточено богатство этнокультурного опыта, присущее разным лингвокультурам. Целью данной работы является сопоставительный анализ зоонимических образов в немецких и русских сказках на примере зоонима «волк», а также выделение особенностей его лингвокультурной специфики. Высокий лингвокультурологический потенциал народных сказок и фразеологических единиц предопределен множественностью культурных кодов, сфокусированных в них. Поэтому в качестве материала исследования были выбраны русские и немецкие сказки с зоонимическим компонентом «волк»: «Лисичка-сестричка и волк», «Старая хлеб-соль забывается», «Звери в яме», «Овца, лиса и волк», «Волк-дурень», «Кощей Бессмертный», «Сказка об Иване-царевиче, жар-птице и сером волке» и «Мальчик с пальчик» из сборника «Народные русские сказки» под редакцией А. Н. Афанасьева, а также сказки «Der Wolf und die sieben jungen Geißlein», «Der Wolf und der Fuchs», «Der Wolf und der Mensch», «Der alte Sultan», «Rotkäppchen» и «Daumesdick» из сборника «Kinder- und Hausmärchen» Якоба и Вильгельма Гримм.

В состав народных сказок часто включены культурно обусловленные языковые единицы, содержание которых акцентирует культурный посыл, что делает особенно репрезентативными зоонимические компоненты в составе анималистических сказок.

В научной литературе сказка определяется чаще всего как один из видов фольклорной прозы, встречающийся у различных народов. Обособленное рассмотрение анималистических сказок можно считать целесообразным, так как, согласно В.Я. Проппу, «сказки о животных представляют исторически сложившуюся цельную группу, и выделение их со всех точек зрения оправданно» [4, с.31].

Большинство ученых приходят к мнению, что наиболее удобным при выявлении этнокультурной специфики зоонимической лексики, характеризующей человека, является традиционный термин «зооним» - лексико-семантический вариант слова, выступающий в качестве родового названия животного и как метафоричное именование при анализе лексики с точки зрения эмоционально-оценочной характеристики человека [1, с.12].

Наименования животных в разных языках вмещают разные качества и характеристики, провоцируют различные ассоциации. Согласно И.В. Куражо-вой, это свидетельствует об индивидуальности образного мышления конкретного народа, что являет собой сложный ассоциативно-психологический процесс, а также о различиях в культурной картине мира различных этносов [2, с. 3].

Вслед за С.Г. Тер-Минасовой мы считаем, что реальная картина мира отражена в сознании человека в двух формах: понятийной (культурной) и языковой. Первая отражает реальный мир с помощью понятий, которые базируются на представлениях, приобретаемых эмпирическим путём и прошедших через сознание людей, а языковая картина мира отражает реальность через понятийную, культурную [5, с.41].

Волк является одним из наиболее распространённых фольклорных образов, широко представленных как в русской, так и в немецкой культурной картине мира. Приписываемые ему коннотации во многом противоречивы (например, в сказке «Волк и коза» хищник представлен хитрым, коварным и в то же время глупым, наивным), что указывает на долгую

историю становления образа в народном сознании. С расширением собственных владений люди разрушали привычную среду обитания хищника, что стало причиной столкновения волка и человека, повлёкшего за собой негативный опыт. Волк подсознательно вызывает в человеке страх за свою жизнь и имущество, поэтому в большинстве своём образ этого зверя сопряжён с негативной оценкой.

В русской лингвокультуре образу волка присущи в большинстве своем негативные коннотации: в проанализированных русских сказках с данным зоони-мическим компонентом наиболее часто воспроизводимыми являются коннотации «голодный/прожорливый» и «глупый/обманутый».

Голод - неотъемлемая мотивация волка, которая зачастую становится сюжетообразующим элементом народных сказок. Наиболее репрезентативны в данном ключе известные сказки «Мальчик с пальчик» и «Волк и коза». И если в первом случае хищник становится просто ещё одним препятствием на пути главного героя и сам страдает от своей бездумной прожорливости, когда Мальчик с пальчик не даёт ему унести овцу («Набежал голодный волк и проглотил требуху вместе с мальчиком; сидит он в волчьем брюхе живой, и горя ему мало! Плохо пришлось серому! Увидит он стадо, овцы пасутся, пастух спит, и только что подкрадется овцу унести - как Мальчик с пальчик и закричит во все горло: «Пастух, пастух, овечий дух! Ты спишь, а волк овцу тащит!» [3, с. 472]), то во втором случае добавочной коннотацией для зоонимического образа становится «хитрый/коварный». Согласно известному сюжету, голодный волк подражает голосу матери-козы, чтобы выманить козлят из избушки («Волк все это и подслушал; выждал время, и только коза в бор, он подошел к избушке и закричал своим толстым голосом: «Вы, детушки, вы, батюшки, отопритеся, отворитеся! Ваша мать пришла, молока принесла, полны копытца водицы!» [3, с.68]). Однако в финале сказки волчья хитрость оказывается жестко наказана: мать несчастных козлят убеждает хищника прыгнуть через яму, что приводит его гибели (Коза говорит волку: «Кум, давай попробуем, кто перепрыгнет через эту яму?» Стали прыгать. Волк прыгнул, да и ввалился в горячую яму; брюхо у него от огня лопнуло, и козлятки выбежали оттуда да прыг к матери [3, с. 69]); тем самым ассоциативное поле зоонима пополняется коннотацией «глупый, обманутый».

Возвращаясь к коннотативному значению «голодный/прожорливый», стоит упомянуть также сказки «Старая хлеб-соль забывается», «Лисичка-сестричка и волк», «Волк-дурень». В первом фольклорном тексте голодный хищник угрожает съесть своего спасителя, приобретая тем самым коннотативный оттенок неблагодарности («Ну, теперь выпусти меня на волю». Мужик развязал мешок и выпустил его на вольный свет. Бирюк сказал: «А что, мужик, я тебя съем!» - «Ах, бирюк, бирюк! Я тебя из какой неволи выручил, а ты меня съесть хочешь!» - «Старая хлеб-соль забывается», - отвечал бирюк» [3, с.55]). Нужно заметить, что в данном произведении и других анализируемых фольклорных текстах слово «бирюк» рассматривается как устаревший синоним зоонима

«волк». В других сказках с доминирующим коннота-тивным значением «голодный» голод является главной мотивацией волка, заставляя его искать пропитание всеми способами: ловить рыбу хвостом и добывать еду для старого пса, чтобы впоследствии его съесть. Зоонимический образ в фольклорных текстах также объединяется коннотацией «глупый, обманутый»: в сказке «Лисичка-сестричка и волк» волк несколько раз обманут лисой и за свою наивность расплачивается жизнью («А обманутого волка с примерзлым хвостом увидали на пруде мужики и убили его» [3, с. 41]), а в сказке «Волк-дурень» хищник доверчиво следует указаниям старого пса, лишь в конце осознавая своё положение («А вот я лучше тебя научу: поди-ка да принеси мне пудика три хорошей кобылятинки, поправь меня немножко, да тогда и делай со мною что угодно». Через два дня приходит серый дурак и говорит кобелю: «Ишь как обманул, мерзкий кобель!» [3, с. 70]). Коннотация глупости и обмана также находит отражение в сказке «Овца, лиса и волк», в которой хищник снова обманут лисой, на этот раз заманивающей его в капкан («К присяге пойдешь?» - «Пойду». - «Ну, иди, целуй присягу». Тут лиса заметила, что мужики на тропинке поставили капкан; она привела бирюка к самому капкану и говорит: «Ну, вот здесь целуй!» Только что сунулся бирюк сдуру - а капкан щелкнул и ухватил его за морду» [3, с. 57]).

Зоонимическому образу «волк» в составе анималистических сказок присущи и положительные коннотации. Так, в «Сказке об Иване-царевиче, жар-птице и о сером волке» хищник не раз помогает герою в его странствиях - даёт мудрый совет, перевозит на дальние расстояния «пуще коня» и сохраняет верность герою, даже когда тот не следует его указаниям. Когда Иван-царевич погибает, верный помощник вынуждает ворона принести ему мёртвую и живую воду, чтобы вернуть к жизни героя («Слушай, ворон воронович! - молвил серый волк. - Я твоего детища не трону и отпущу здрава и невредима, когда ты мне сослужишь службу: слетаешь за тридевять земель, в тридесятое государство, и принесешь мне мертвой и живой воды» [3, с. 233]). Аналогичный образ волка в качестве «животного-помощника» раскрывается в сказке «Кощей Бессмертный», где в благодарность за сохранённую жизнь волк приходит на помощь главному герою в нужный момент («Где тут удержать зайца! Испугался Иван-царевич, что отпустил зайца, призадумался, а волк, которого не убил он, кинулся за зайцем, поймал и несет к Ивану-царевичу» [3, с. 203]), образуя тем самым коннота-тивную оппозицию «благодарный» - «неблагодарный» с фольклорным текстом «Старая хлеб-соль забывается», описанным выше.

Ещё одна характеристика волка, зафиксированная в культурной картине мира, - «толстый голос», что находит отражение в сказках «Волк и коза» («Волк все это и подслушал; выждал время, и только коза в бор, он подошел к избушке и закричал своим толстым голосом» [3, с.68]) и «Звери в яме» (Волк затянул толстым голосом: «О-о-о!» [3, с.58]). Данная коннотация основывается на очеловечивании образа

волка и представляет собой попытку сравнения волчьего рыка с низким человеческим голосом.

В немецкой сказочной картине мира зооними-ческому образу волка присуще меньшее количество коннотативных значений, чем в русской. В большинстве проанализированных немецких сказок с данным зоонимическим компонентом наиболее воспроизводимыми являются коннотации «голодный/прожорливый» и «глупый/обманутый».

В немецкой культурной картине мира образ волка традиционно имеет особое символическое значение. В северогерманской мифологии хищник представлен в образе божественных спутников верховного аса Одина, волков Гери и Фреки (с древнеисландского -«жадный» и «прожорливый»). Ещё один мифологический образ «прожорливого волка» - гигантский волк Фенрир, который, согласно тексту «Старшей Эдды», должен съесть самого Одина в конце времён. Данные характеристики делают закономерным тот факт, что коннотация голода и прожорливости стала доминирующей в понимании зоонима. В данном контексте репрезентативны в первую очередь немецкие варианты уже упомянутых сказок «Мальчик с пальчик» и «Волк и коза» - «Daumesdick» и «Der Wolf und die sieben jungen Geißlein». Коннотация голода и прожорливости раскрывается в сказке «Daumesdick» идентично её русскому аналогу: голодный волк на бегу проглатывает мальчика («Ein hungriger Wolf sprang vorbei und verschlang den ganzen Magen mit einem Schluck» [6, c. 194]). Однако в данном фольклорном тексте коннотативное значение получает развитие в сцене «вольчего пира» в доме Мальчика с пальчика, когда голодный хищник съедает так много, что не может покинуть дом («Der Wolf ließ sich das nicht zweimal sagen, drängte sich in der Nacht zur Gosse hinein und fraß in der Vorrathskammer nach Herzenslust. Als er satt war, wollte er wieder fort, aber er war so dick geworden, daß er denselben Weg nicht wieder hinaus konnte» [6, c.194]). В сказке «Der Wolf und die sieben jungen Geißlein» также повторяется мотив русского аналога, однако в данном контексте интересно то, что в обеих немецких сказках вместо глагола «fressen» («есть» -о животном) используется глагол «schlucken» («проглатывать») («Aber der Wolf fand sie alle und machte nicht langes Federlesen: eins nach dem andern schluckte er in seinen Rachen» [6, c.26]) - голодный волк заглатывает своих жертв живьём, что даёт им возможность позже выбраться на свободу живыми и невредимыми. Аналогичный мотив мы наблюдаем в не менее известной сказке «Rotkäppchen» - хищник целиком проглатывает бабушку Красной Шапочки, а потом и саму девочку («Der Wolf drückte auf die Klinke, die Türe sprang auf und er ging, ohne ein Wort zu sprechen, gerade zum Bett der Großmutter und verschluckte sie» [6, c.54]). В сказке «Der Wolf und der Fuchs» лисица, из страха за свою жизнь вынужденная искать пропитание для волка, не раз поражается его прожорливости («Der Fuchs antwortete: "Warum bist du so ein Nimmersatt"» [6, c. 383]).

Чтобы увеличить шансы на крупную добычу, волку приходится пользоваться различными уловками: в таких сказках, как «Der Wolf und die sieben

jungen Geißlein», «Rotkäppchen», «Der alte Sultan», хищник представлен коварным и находчивым, способным на хитрость. В первом случае волк съедает мел, чтобы сымитировать голос матери-козы, а также красит лапу в белый, чтобы выманить из дома козлят («Da ging der Wolf fort zu einem Krämer und kaufte sich ein großes Stück Kreide; er aß es auf und machte damit seine Stimme fein» [6, c. 26]). Стоит также заметить, что в данной сказке, как и в русских фольклорных текстах, характерной чертой волка является «толстый голос» («Der Bösewicht verstellt sich oft, aber an seiner rauhen Stimme und an seinen schwarzen Füßen werdet ihr ihn gleich erkennen» [6, c. 26]). В сказке «Rotkäppchen» волк бежит короткой дорогой, чтобы опередить девочку, а съев бабушку, переодевается в её одежду, чтобы обмануть внучку («Dann tat er ihre Kleider an, setzte ihre Haube auf, legte sich in ihr Bett und zog die Vorhänge vor» [6, c. 54]). Фольклорный текст «Der alte Sultan» также представляет зооними-ческий образ волка с коннотацией «хитрый», однако свою находчивость хищник использует во благо, находя способы помочь другу-псу вернуть расположение хозяина («Er hatte einen guten Freund, das war der Wolf, zu dem schlich er abends hinaus in den Wald und klagte über das Schicksal, das ihm bevorstände. "Höre, Gevatter," sagte der Wolf, "sei guten Mutes, ich will dir aus deiner Not helfen. Ich habe etwas ausgedacht» [6, c. 105]), и тем самым актуализирует мотив «животного-помощника».

Долгая история становления образа в народном сознании сделала противоречивыми коннотации, присущие зоониму «волк». Поэтому наряду с хитростью волк демонстрирует также и глупость, наивность. В уже названной сказке «Der Wolf und der Fuchs» голодный раз за разом попадет в неприятности из-за своей неразумности, а в конце расплачивается за неё жизнью («"Ich muß doch sehen, ob niemand kommt," antwortete der Listige, "friß nur nicht zuviel." Da sagte der Wolf: "Ich gehe nicht eher fort, als bis das Faß leer ist."... der Wolf wollte nach, aber er hatte sich so dick gefressen, daß er nicht mehr durch konnte, sondern stecken blieb. Da kam der Bauer mit einem Knüppel und schlug ihn tot» [6, c. 383]). Аналогичную несообразительность, особенно очевидную на контрасте с лисой, волк проявляет в сказке «Der Wolf und der Mensch». Не слушая советов лисицы, волк хочет сразиться с человеком (Der Fuchs erzählte einmal dem Wolf von der Stärke des Menschen, kein Tier könnte ihm widerstehen, und sie müßten List gebrauchen, um sich vor ihm zu erhalten. Da antwortete der Wolf: "Wenn ich nur einmal einen Menschen zu sehen bekäme, ich wollte doch auf ihn losgehen"» [6, c. 381]), и только ощутив на себе ружейные выстрелы, осознаёт истинную расстановку сил между животным и человеком.

Таким образом, анималистические сказки образуют отдельный пласт фольклорных текстов, зоони-мические компоненты в составе которых демонстрируют особенности этнокультурного опыта различных народов. Анималистические сказки с компонентом-зоонимом раскрывают характеристики, присущие образу волка в русском и немецком языковом сознании. В русских анималистических сказках данный образ приобретает большее количество коннотатив-

ных значений, чем в немецких. Однако в обеих культурных картинах мира прослеживается определённая амбивалентность восприятия зоонимического компонента, противоречивость коннотативных значений, обусловливающаяся длительной историей становления образа, множественные повторяющейся коннотации («голодный», «глупый» и т.д.), а также сквозной мотив, основанный на ассоциативном восприятии («толстый голос»).

БИБЛИОГРА ФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. Галимова О.В. Этнокультурная специфика зоони-мической лексики, характеризующей человека : на материале русского и немецкого языков : автореф. дис. ... канд. филол. наук : 10.02.20 / О.В. Галимова. - Уфа: Башкир. гос. ун-т, 2004. - 22 с. -Текст: электронный. - URL: https://www.dis sercat.com/content/etnokulturnaya-spetsifika-zoonimi cheskoi-leksiki-kharakterizuyushchei-cheloveka-na-materiale (дата обращения: 28.04.2021).

2. Куражова И.В. Имена животных как отражение ценностной картины мира в английской лингво-культуре : автореф. дис. ... канд. филол. наук : 10.02.04 / И.В. Куражова. - Иваново, 2007. - 24 с. - Текст: электронный. - URL: https://dlib.rsl.ru /viewer/01003160616#?page=3 (дата обращения: 28.04.2021).

3. Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: в 3 т. / подготовка текста, предисловие и примечания В.Я. Проппа. - Москва: Гос. изд-во худ. лит-ры (Гослитиздат), 1957-1958. - Текст: непосредственный.

4. Пропп В.Я. Поэтика фольклора : собрание трудов В.Я. Проппа / составление, предисловие и комментарии А.Н. Мартыновой. - Москва: Изд-во «Лабиринт», 1998. - 352 с. - Текст: электронный.

- URL: https://www.studmed.ru/view/propp-vya-poetika-folklora_d73a9da24c3.html (дата обращения: 28.04.2021).

5. Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация : учеб. пос. для студентов, аспирантов и соискателей по специальности «Лингвистика и межкультур. коммуникация» / С.Г. Тер-Минасова.

- Москва: Слово/Slovo, 2000. - 261 с. - Текст: электронный. - URL: https://www.studmed.ru/view /ter-minasova-sg-yazyk-i-mezhkulturnaya-kommunik aciya_5e7d359e75c.html (дата обращения: 28.04.2021).

6. Kinder-und Hausmärchen. Gesammelt durch die Brüder Grimm. - Berlin: Aufbau-Verlag, 1959. - 832 s. -URL: https ://anylang. net/ru/books/de/skazki-bratev-grimm/read

© Людмила Николаевна Селиверстова, 2021 © Анастасия Андреевна Филимонова, 2021 © Частное образовательное учреждение высшего «Таганрогский институт управления и экономики», 2021