CC BY
9
ЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ОППОЗИЦИИ СВОЙ-ЧУЖОЙ (на материале лексики эвенкийского языка)
Е.В. Мерекина
Ключевые слова: лексика эвенкийского языка, оппозиция «свой-
чужой», этническое сознание.
Keywords: the Evenk lexicon, «Domestic/Foreign» opposition, ethnic
consciousness.
Для лингвистики второй половины XX века характерен повышенный интерес к исследованию взаимосвязи языка и духовной жизни нации, что послужило основанием к становлению лингвокультурологии -«научной дисциплины, исследующей воплощенные в живой речи национальный язык, материальную культуру и менталитет» [Телия 1996, с. 216]. Лексика выступает в роли пласта, насыщенного культурной информацией о жизни народа, отражающего различного рода отношения с представителями другого этноса, тем самым фиксирующего свое и чужое.
В процессе межкультурного диалога происходят коллизии двух национальных сознаний: в конфликт вступают свои и чужие когнитивные, эмотивные и аксиологические установки [Сорокин 1994, с. 27-29]. Оппозиция свой-чужой как постоянный принцип культуры существует в основе этнического самосознания, формирует коллективное, массовое, народное мироощущение [Степанов 2001, с. 84, 126-143].
Иными словами, культурная константа Свой-Чужой составляет основу амбивалентной функции культуры и одновременно является дифференцирующим и интегрирующим признаком этноса.
В системе бинарных оппозиций, лежащих в основе модели мира, культурная константа Свой-Чужой занимает особое место. По словам Ю.С. Степанова, это обусловлено тем, что она «является исторически более новой, не получившей однозначного решения. Это связано с тем, что рассмотрение противопоставления требует обращения к особенностям мировоззрения этноса», а также с тем, что «эта сфера такая, где само противопоставление создается не только объективными данными, но и субъективным отражением сознания» [Степанов 2001, с. 127].
Окружающая действительность воспринимается человеком прежде всего как пространство и классифицируется на основе архетипи-
ческих представлений о его структуре с помощью оппозиций верх-низ, правый-левый, близкий-далекий и т.п. Модель мира развивается и усложняется в результате категоризации природного и социального пространства на основе еще одного ряда бинарных оппозиций: жизнь-смерть, природа-культура, мужской-женский, старший-младший и т.п. [Топоров 1997, с. 5].
Как отмечают исследователи, «осознание особости, отдельности актуализирует универсальную семантическую оппозицию свой-чужой, которая может интерпретироваться в социальном, конфессиональном, территориальном планах. При этом представитель этнического самосознания осознает свою принадлежность к определенной группе (семье, деревне, нации), к определенной территории (пространство дома, деревни, края) и т.д. Являясь носителем коллективного сознания, хранителем родовой памяти, человек осваивает мир, отделяя свое - обжитое, понятное, от чужого - далекого, неизвестного, осознавая при этом личную причастность к миру, в котором он живет» [Серебренникова 2000, с. 149].
Универсальная модель этих отношений включает общность в социальном отношении, принадлежность к вероисповеданию, среде обитания, что находит экспериментальное подтверждение при исследовании лексики эвенкийского языка и отражается в его лексической системе.
Эксперимент по определению национальной специфики в структуре константы Свой-Чужой проводился в два этапа среди 30 представителей эвенкийского этноса без учета возрастных, социальных и гендерных особенностей в местах их компактного проживания на территории Амурской области (с. Первомайское и с. Усть-Нюкжа Тындин-ского района).
Первый этап был направлен на выявление реального содержания константы в сознании эвенков и осуществлялся посредством метода субъективных дефиниций. Испытуемым предлагалось продолжить фразы: «свой - это..чужой - это......
На втором этапе определялись условия перехода единиц одной группы в другую. Реципиенты должны были назвать ситуации, когда свой становится чужим.
Затем методом ранжирования компонентов по яркости определялись компоненты, занимающие наиболее важное место в сознании испытуемых.
В результате анализа субъективных дефиниций нами выявлены компоненты значения культурной константы. Чужой для представи-
телей эвенкийской народности - это в первую очередь дальний (далекий) (5), который сделает тебе плохо (4), человек, которого не знаешь (3), который все время ходит злой и раздражительный (3), который не понимает (3), то есть человек, который не обладает национальнопсихологическими и коммуникативными особенностями данного этноса. К уже перечисленным можно добавить еще ряд значений: соседи (2), с которым не общаешься (2), которого не понимаешь (2), плохой (2), которого не знаешь, а если знаешь, то плохо (1), не близкий по общению (1), которому не можешь поверить (1), другого рода (1), - позволяющих выявить несоответствие по кровной принадлежности, эмоциональным свойствам.
В противоположность чужому своими являются родной (родители) (6), родственники (4), близкие по душе (4), друг (друзья) (4), хорошо знакомые (3), человек, который тебя понимает (3), если ему можно верить (3), тот, который все время со мной (3).
В лексической системе эвенкийского языка зафиксированы следующие наименования для обозначения людей подобного рода: мутци, мэнци ‘свой’, акаде ‘сородич’, ‘дядя’; албату ‘родня’, ‘сородичи’, дя, ха -‘1) кровный родственник, сородич; 2) друг, товарищ’; андаги ‘спутник’, ‘друг’, ‘товарищ’; андакчан ‘дружок’; гё II ‘друг’, ‘товарищ’; хэнгэ II ‘товарищ’; дерки ‘друг’, ‘товарищ’ и т.д.
Определенная степень родства, соответствие по родовому признаку, наличие дружественных отношений не являются константными признаками в определении принадлежности к своему, поскольку различные ситуации - а к таковым относятся предательство; обида; когда пожадничает; когда поругаешь, что сделал неправильно; обман; ссора и непонимание; когда не помогает и т.д. - способны изменить данную принадлежность на полярную.
Ситуация межэтнического общения также позволяет выявить своеобразие самосознания представителя той или иной нации, где происходит деление на наших и не наших путем противопоставления своего и чужого. Как отмечает В.Н. Топоров, «каждый народ - осознанно, полуосознанно или неосознанно - несет свою идею, свой мир представлений о другом. И поэтому эти естественные и даже необходимые различия своего и чужого на фоне бесспорно общих задач жизнеобеспечения становятся предлогом, почвой, местом, где начинаются несогласия, различия, споры, ссоры» [Топоров 1997, с. 5].
Представители психологической антропологии определяют противопоставления своего и чужого по нюансам психики и выделяют ряд
национально-психологических особенностей, по которым определяют своего-чужого: «мотивационно-фоновые особенности, интеллектуальные особенности, познавательные особенности, эмоциональные особенности, волевые особенности, коммуникативные особенности» [Сто-ляренко В.Е., Столяренко Л. Д. 2004, с. 212-213].
Неисчерпаемым источником изучения мировосприятия является анализ фольклорных источников и запись речи людей, находящихся в относительной замкнутости и сохранивших свои представления о мире и отношение к нему посредством неписаных правил и запретов. Компактность проживания, удаленность от крупных населенных пунктов, сохранение традиционного уклада жизни, опирающегося на взаимодействие человека и природы и настороженное отношение к человеку, чем-либо отличающемуся от них - основные черты, характеризующие эвенков как этнос. Территориальная и мировоззренческая «отстраненность» позволяет говорить о наличии когнитивной оппозиции свой-чужой в этническом сознании.
Лексическая система эвенкийского языка отражает данное явление через лексемы, определяющие чужого человека по этнической принадлежности: луча, лоча, русскай, люча (‘русский’); коряк (‘коряк’), чукча (‘чукча’), грек (‘грек’), грузин (‘грузин’), ненец (‘ненец’), американец (‘американец’), нанай (‘нанаец’, ‘гольд’), юраки - (‘название енисейских эвенков’), япэн Сх (‘японец’), яко - (‘якут’), эвэмцу Дж, Слмд, З (Ам) (‘эвенкийка’) и т.д. Нужно отметить, что существование дуплет-ных форм (эвенкийской лексемы и русской, заимствованной в состав лексической системы эвенкийского языка) при обозначении представителя другой национальности - это свидетельство более тесного взаимодействия эвенков с данными этносами. К таковым можно отнести: гилэкэ (‘гиляк’); бореимни (‘бурятка’); бореингкун (‘бурят’); луча, лоча, русскай, люча (‘русский’); эвэн (‘эвен’) и т.д.
Территориальная и социальная отчужденность передаются через имянаречение и репрезентируется именами-этнонимами: Чукчэкэн (от чукча ‘чукча’), (Баргидак (от барги ‘с того берега’), Маталак (от мата ‘чужеродец’); Маманак (от манми ‘с собой’, ‘свой’), Дюдувул (от дю-дуви ‘у себя, дома’) и др.; социальными характеристиками: Бэлэден, Болодён (от бэлэ ‘помощник’), Абулак (от абулдяран ‘бедная’), Догордус Ие (‘друг’, ‘товарищ’) и др.
Язык выполняет социоидентифицирующую, социопознаватель-ную, социоразличительную функции. Согласно В. фон Гумбольдту, человек «очерчивает круг своего духовного родства, отделяет тех, кто
говорит, как он, от тех, кто говорит иначе. Эта черта, разделяющая все человечество на два класса - свой и чужой - есть основа всякой первоначальной общественной связи» [Гумбольдт 1985, с. 399]. Отсутствие духовного родства становится причиной неприятия человека с позиции несоответствия устоявшемуся стандарту - стереотипу.
В отечественном языкознании в качестве основной оценки сложившейся оппозиции принята точка зрения Л.Н. Гумилева, который на первый план выдвигает стереотип поведения этноса, а не язык и происхождение как основу противопоставления и определения этноса для него самого и отделения чужого: «феномен этноса это и есть поведение особей, его составляющих» [Гумилев 1992, с. 142]. Г.В. Старовойтова отмечает: «Эти данные заставляют нас прийти к выводу, что обыденное этническое сознание довольно отчетливо разделяет этноспецифические модели поведения и “глубинные” этнопсихолингвистические особенности (черты характера и т.п.). При этом поведение (наряду с языком общения), здравый смысл относятся к внешним этническим свойствам, утрата которых еще не ведет к окончательной потере этнической идентичности; ее основы коренятся глубже» (цит. по: [Степанов 2001, с. 128]).
Постоянное стремление найти отличительные черты не только в поведении, но и в поступках хуцтэкэ (‘чужого человека’), хуцту Дж, Слмд, З (Ам) 1) ‘другой’, ‘иной’; 2) ‘чужой’ находит отражение в словарных статьях: Эр экума-вал хуцту бэе бичэн ‘это был какой-то чужой мужчина’; Би-кэ хуцту бисим ‘ведь я посторонний’, хуцтулду эвкэ ивуврэ ‘посторонним вход воспрещен’; Эду хактырама, тарит хуцтул буручивкил ‘здесь очень темно, поэтому чужие падают’, а также во фразеологизмах: «Эвэнки - кэт чикэнин кэтэ, луча-кэт чикэнин кэтэ ‘на свете много разных людей’ (по национальности); Су д ’улэхун- сунни, бу д ’улэвун -мунду бигин (‘Вы делайте по-своему, мы - по-своему’, досл.: ‘Вам перед -ваш, наш перед пусть у нас будет’); Д’ур халгалкан, д ’улакин дэрэлкэн уранкай эвэнки бивки-вёт (‘Бывает настоящий (истинный) эвенк’, досл.: ‘Двуногий, с голым лицом уранкай-эвенк бывает’)» и т.д. [Варламова 1986].
Чужой (буварвацкур С-Б ‘чужестранец’ (букв. ‘заморский; поуту Мнгр ‘инородец’; москваган ‘житель Москвы’) может отличаться и по внешним признакам: каптама ‘плоский’; каптама онгокточи разг. ‘плосконосый’ (так называют себя эвенки в противоположность иго-ним онгокточи ‘длинноносый’ - о русских); нгоним онгокточи - разг. ‘длинноносый’ (прозвище для русских в противоположность каптама
онгокточи ‘плосоносый’); Ичэнэв - бэйдук хуцту: умун ёкачй, умун халгачи ‘посмотрел (я) - (он) по сравнению с человеком иной: с одним глазом, с одной ногой’.
Родовая принадлежность эвенков, несмотря на соответствие по этническому принципу, может быть положена в основу разделения на наших-не наших и появления следующих элементов характерологической лексики: нимак ‘человек из другого рода’, ‘чужеродец’; мата -1) ‘чужеродец’; 2) ‘сосед’, ‘гость’; 3) ‘незнакомец’; кари I Нрч ‘чужой’, ‘неизвестный’; баргиган Дж, З (Ам), Слдм - ‘жители на противоположной стороне реки’; гулгак Дж, З (Ам), Слдм ‘сосед по дому’ и т.д. И, как следствие, появление фразеологических единиц: Таварвахин кур-так чэчэтин! (‘Да это же человек из рода Куртак ’); Ёма бугалдук иснарэн? (‘Откуда родом? Откуда взялся?’ Досл.: ‘Из какой земли пришел’).
Оппозиция свойственности-чуждости как составляющая картины мира эвенков, наряду с дихотомиями человек-природа, человек-соплеменники, складывается из следующих отношений: соответствие-несоответствие по территориальному, социальному признакам; соответствие-несоответствие этнического самосознания и поведения; наличие степени родства и дружественных отношений; духовной близости или ее отсутствия при сохранении аксиологической направленности.
Исследователи указывают на аксиологическую составляющую оппозиции свой-чужой: «Выраженный аксиологический характер константы Свой-Чужой, по-видимому, обусловил ее особое место в модели мира на аксиологической оси. Социальный и природный миры, прежде всего, категоризируются на свой и чужой, причем содержание образа свой может варьировать в зависимости от того, что включено в образ чужой, иными словами, можно полагать, что первичным (исходным), детермирующим содержание образа свой является содержание образа чужой. В этом смысле образ свой является вторичным, подчиненным образу чужой одни и те же составляющие могут разноместно входить и в тот, и в другой образ» [Марковина, Васильченко 2005, с. 217].
Оппозиция свой-чужой несет выраженную аксиологическую направленность: свое - значит хорошее, правильное, естественное, необходимое, чужое - наоборот. Таким образом, оппозитивность меж-культурного диалога проявляется в эксплицитном или имплицитном стремлении участников коммуникации защитить свои «точки зрения», совместить и согласовать свое и чужое, зачастую исходят из недооценки чужого и переоценки своего [Сорокин 1994, с. 3-9]. Тем самым «то, что не совпадает, различается в двух национальных сознаниях и культурах -
воспринимается как странное, чуждое / чужое, неестественное, неправильное и, как следствие, является причиной непонимания, то есть делает межкультурное взаимодействие трудным и неэффективным» [Мар-ковина, Васильченко 2QQ5, с. 217].
Литература
Болдырев Б.В. Эвенкийско-русский словарь. - Новосибирск, 2QQQ. - Ч.2: Р-Я.
Болдырев Б.В. Эвенкийско-русский словарь. - Новосибирск, 2QQQ. - Ч.1: А-П.
Варламова Г. И. Фразеологизмы в эвенкийском языке. - Новосибирск, 1986.
Василевич ГМ. Эвенкийско-русский словарь. С приложением и грамматическим очерком эвенкийского языка. - М., 1958.
Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры. - М., 1985.
Гумилев Л.Н. От Руси до России: Очерки этнической истории. - СПб., 1992.
Марковина И.Ю., Васильченко Т.А. Культурная константа «свой-чужой» на аксиоло-гичесой оси модели мира: механизмы защиты // Язык. Сознание. Культура. - М.; Калуга, 2QQ5.
Мыреева А.Н. Эвенкийско-русский словарь. - Новосибирск, 2QQ4.
Серебренникова А.Н. Деление на «своих» и «чужих» по этнической принадлежности (лингвокультурологический аспект) // Филологические исследования. - Томск, 2QQQ.
Сорокин Ю.Е. Провинциальные оценочные стереотипы и речевые акты // Провинциальная ментальность России в прошлом и настоящем. - Самара, 1994.
Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. - М., 2QQ1.
Столяренко В.Е., Столяренко Л.Д. Антропология - системная наука о человеке. - Ростов-на-Дону, 2QQ4.
Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологические аспекты. - М., 1996.
Топоров В.Н. Метафора зеркала при исследовании межъязыковых и этнокультурных контактов // Славяноведение. - 1997. - №1.
КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ РАЗНОВОЗРАСТНОГО СОТРУДНИЧЕСТВА НА УРОКАХ РУССКОГО ЯЗЫКА
С. Н. Сафронова
Ключевые слова: антропоцентрическая парадигма, разновозрастное сотрудничество, педагогическое общение, уроки русского языка. Keywords: uneven-age cooperation, anthropocentrical paradigm,
pedagogical communication, the Russian language classes.
Методологической основой преобладающего большинства лингвистических и методических исследований конца XX - начала XXI века стали антропоцентрические идеи Г.И. Богина и Ю.Н. Караулова. Идеи,
