CC BY
102
Филологические науки
УДК 398.22:903 (=512.212)
Варламов Александр Николаевич Alexander 'Varlamov
ЛУК В ЭВЕНКИЙСКОМ ЭПОСЕ И НЕОЛИТИЧЕСКИХ ПАМЯТНИКАХ ПРИБАЙКАЛЬЯ: К ВОПРОСУ О СООТНОШЕНИИ ФОЛЬКЛОРА И АРХЕОЛОГИИ
THE BOW IN EVENK EPOS AND PRIBAIKALYE NEOLITHIC MONUMENTS: FOLKLOREAND ARCHAEOLOGY CORRELATED
Предметом анализа является вопрос о соотношении фольклора и археологии. В исследовании предпринимается попытка изучения исторических свойств эпоса эвенков, для чего рассматривается сходство одного из основополагающих признаков кочевой культуры тунгусов и обитателей неолитического Прибайкалья — лука сложного типа. Выдвигается вывод о том, что обращение к эпосу эвенков позволяет обнаружить отчетливые параллели в культурах ранних этапов истории Сибири
Ключевые слова: эвенки, тунгусы, фольклор, история, археология, историзм фольклора
The article examines how folklore relates to archaeology. The author assesses Evenk epos in its historic aspect and focuses on Tungus nomadic culture and that of inhabitants of Neolithic Pribaikalye as they share one basic element, near-modern type bow specifically. The subsequent conclusion stipulates that the sudy of Evenk epos brings out distinct parallels in the cultures of Siberia’s early history
Keywords: Evenk, Tungus,folklore, history, archaeology, folklore historicism
Проблематика фольклорного историзма активно поднималась и обсуждалась в отечественной фольклористике вплоть до конца 80-х гг. прошлого столетия. Проблемы фольклорного историзма были в центре научных интересов многих выдающихся отечественных фольклористов:
В.Я. Проппа, Е.М. Мелетинского, В.М. Жирмунского, Б.Н. Путилова, В.М. Га-цака, С.Ю. Неклюдова и др. Большинство из них в своих исследованиях основывались на историко-типологической методике изучения фольклора. Исходя из широкого восприятия фольклорного историзма, исследователи фольклора понимали под ним «всю совокупность реальной жизни наро-
да в процессе ее развития во все эпохи его существования» [14; С. 185]. Фольклор бесписьменных народов обладает органическим свойством — высокой степенью функциональности. Благодаря максимальной вовлеченности фольклора в повседневную жизнь, все важнейшие, эпохальные события исторического пути этноса находят отражение в его устном народном творчестве, преимущественно в эпосе. Обращаясь к эпосу эвенков, можно обнаружить следы крупнейших этногенетических процессов и культурных приобретений [1; С. 113].
К сожалению, к настоящему времени проблема историзма в фольклоре отошла на второй план, многие вопросы остались
нерешенными. К их числу можно отнести вопрос о соотношении фольклора и археологии. В свое время американским исследователем Дж. Пауэллом был выдвинут тезис о том, что фольклор, являясь важным аспектом истории, способен рассказать о ранних этапах развития человечества. Идея исследователя основывалась на мысли о наибольшем расцвете фольклора именно «на нижних уровнях развития общества» [19; Р. 32]. Позднее американский археолог Дж. Фьюкс применил на практике данную теорию, обращаясь к фольклору североамериканских индейцев при изучении ряда археологических памятников. По мнению Дж. Фьюкса, любое изучение археологических памятников неизбежно влечет за собой изучение современного фольклора [18]. На наш взгляд, подобный подход весьма перспективен при изучении проблемы историзма на материале фольклора аборигенов Сибири, что подтверждается опытом научной деятельности известного российского археолога А.П. Окладникова. Реконструируя характерные культурные признаки памятников прибайкальского неолита, исследователь неоднократно отмечал отчетливые культурные параллели в этнографическом комплексе тунгусов, обнаруживая их в ряде случаев и в эвенкийском фольклоре. Рассматривая сюжеты космогонических мифов эвенков, А.П. Окладников подкреплял свои предположения о возникновении мировоззренческих представлений в первобытном обществе эпохи неолита. Сюжеты эвенкийских мифов о завещании частей тела медведем использовались А.П. Окладниковым для реконструкции традиций древнего похоронного обряда [11].
В настоящем исследовании предпринимается попытка изучения исторических свойств эпоса эвенков, для чего рассматривается сходство одного из основополагающих признаков кочевой культуры тунгусов и обитателей неолитического Прибайкалья
— лука сложного типа.
Героические сказания эвенков содержат сведения о важнейших эпохальных событиях и явлениях, сопровождавших историческое развитие человеческого общества
и этноса, но по своим законам эпоса, как фольклорного жанра [2; С. 136]. К числу крупнейших событий в жизни человека на ранних ступенях развития было изобретение орудий труда. В эвенкийском эпосе наиболее выражен процесс изобретения человеком лука. Изобретение лука является важной содержательной частью зачинов многих эвенкийских сказаний-нимнгака-нов. В эпической традиции эвенков наиболее распространенным является сюжет об одиноком герое-охотнике, имеющем характеристики демиурга. В эвенкийском сказании о Мокигдыне — пешем охотнике средней земли подробно и реалистично описывается процесс создания первых орудий труда человеком, прежде всего — предметов охоты: «Таким образом живя, он в пищу употреблял всякого (зверя). Когда он жил (здесь), деревья стали подрастать. Над парнем стало много птиц летать. Захотелось этому парню убить зверя для еды. И подумал он однажды: «Разве у меня нет сметки, чтобы я не мог (их) убить?». Вот взял он древесное лыко. Взяв, разодрал на волокна. Разодрав, сделал петли... Вот и начал он питаться птицей. Опять задумался: «Вот убить бы лося и поесть, это вкусные звери». Вот задумался парень и сделал лук-самострел» [6; С. 213-214].
Приведенное описание, характерное для эвенкийских сказаний об одиноком герое, несомненно, описывает важнейший исторический этап развития человеческого общества, когда изменившиеся природные условия повлекли за собой и процесс кардинальной перемены уклада жизни первобытных людей. Для этого человеку было необходимо изменить существовавший хозяйственный тип, прежде всего, принципы охоты — овладеть новыми методами, что было невозможно без освоения орудий труда нового поколения, прежде всего, лука.
Изобретение лука древним человеком явилось серьезным историческим этапом, который дал несомненный импульс в развитии людей первобытного общества [8; С. 29]. Начиная с исаковского периода прибайкальского неолита, получила стремительное развитие новая охотничья
культура — культура мобильных таежных охотников, вооруженных луками. О широком распространении лука свидетельствует обилие кремневых наконечников стрел в могильниках «исаковцев». Их совершенная форма не оставляет сомнений в том, что лук уже в то время имел первостепенное значение в хозяйственном укладе охотников прибайкальской тайги [11; С. 176]. Ю.А. Мочанов, сравнивая изменение типов хозяйствования в голоценовом периоде в различных частях земного шара, объяснил причины сохранения и дальнейшего развития охотничьей культуры в Северной Азии благоприятными условиями для присваива-ющеготипахозяйствования [9; С. 256].
Овладение луком позволило сибирским племенам каменного века изменить технику охоты с тем, чтобы подстроиться под изменяющиеся условия объективной действительности, когда смена тундровых ландшафтов на таежные повлекла изменение фауны рассматриваемых территорий. Теперь главными объектами охоты уже не могли быть стада северных оленей, и место основного объекта охоты занял лось. Лось, в отличие от северного оленя, бизона и др. не стадное животное и не способен прокормить очень большие сообщества, но вполне способен служить в качестве основного объекта охоты для относительно небольших родоплеменных сообществ. Охота на лося требует совершенно иных приемов. Комплекс таких приемов был сформирован благодаря использованию в охоте лука и стрел, что отмечал А.П. Окладников [11; С. 152153].
В приведенном отрывке сказания о Мокигдыне изобретение героем лука происходит в процессе постижения охотничьего искусства и упоминается в прямой зависимости от желания добыть лося. В эпосе не зря объединено вместе изобретение лука и самострела. Несмотря на то, что эти изобретения, несомненно, отделяет определенное время, с точки зрения истории — это единый процесс, характеризующий возникновение новой охотничьей культуры: «Изобретение лука и стрел повлияло на развитие других видов охотничьих приспособлений,
в первую очередь, разнообразных ловушек и «охотничьих хитростей», особенно же охотничьих изгородей. Эти изгороди возникли как вспомогательные средства при массовых облавах» [10; С. 64]. Процесс охоты на лося при помощи лука, самострелов, изгородей нашел отражение и в искусстве древних охотников. Эти способы охоты изображены на наскальных писаницах эпохи неолита [12; 13].
Остановимся подробнее на эвенкийском названии лука, употребляемом в архаическом эпосе эвенков. Приведем отрывок из сказания дальневосточных эвенков об одиноком богатыре Кодакчоне: «Билир-билир дуннэ элэкэс овд'ангахин, н'ангн'а элэкэс иларман серукард'ин н'ангн'а овд'ангахин, бира мун элэкэс дуннэдук йуктукэннгэчин йуд'энгэхин, дулин дуннэ дулкакиндун, умун йэнэ хулидун Котор нэку ойодун утэк-утэйэ бичэ. Таду бид'энэ мата-бэйэ балдвд'аран... Тар бэйэ бэрин бичэ ирэктэ акрэван онан. Тар н'ан н'урин бичэн. Тарит ема-да бэйнгэва д'улгидэливи энэ нгэнэвкэнэ, вавки бичэн».
— «Давным-давно, когда земля только становилась, когда небо с тройной радугой было, когда вода рек впервые из земли как ручейки потекла, на самой середине средней земли, на берегу одной реки, на холме с крутыми склонами был один чум-утэн. Там жил один мата-богатырь... Лук у этого человека был сделан из креня лиственницы. Были [у него] и стрелы. Поэтому он ни одного зверя перед собой не пропускал, всегда убивал» [6; С. 19, 178].
В сказаниях об одиноком герое для обозначения лука используется эвенкийское слово «бэр». Словом бэр эвенки называют лук простого типа — сделанный из цельного куска дерева с одним равномерным изгибом. Также называют самострел, настораживаемый на звериной тропе. В других тунгусо-маньчжурских языках для обозначения простого типа лука и самострелов также используются слова с корнем «бэр»: бэри, бури, бэркэн, буриккэ и др. [15; С. 139]. В более поздних сказаниях, где при наличии схожего сюжета с одиноким героем, герой уже владеет луком и не изобре-
тает его. В таких сказаниях этноплеменная принадлежность героя уже отождествляется с эвенками-уранкаями, а не просто с понятием «бэе-человек», как в эпосе раннего сложения. Имеются и другие признаки, свидетельствующие о принадлежности героя к тунгусскому этносу, например, детали одежды, головной убор и пр. Одинокий герой в поздних сказаниях уже не является демиургом в полном смысле слова — большинство орудий труда уже имеются у него в пользовании.
Одинокие эпические герои в таких сказаниях имеют в своем пользовании лук, который называется аланга. Обозначение охотничьего лука словом бэр уже не встречается: «Дулин дуннэ, дулиндун, дуннэ кумаландш тэвувд'эрэкин, умун со-нинг т1ванд'ачан. Нунган гэрбин Гарпани-кан бичэн. Екундук-та балдшави эхимэн-дэ сад'ара... Гарпаникан-сонинг инэнгтшин унэтэгэнэ, бэйуктэнэгиркуд'аран... Сонинг-мата бпкэнэм, горово-до энэ д'алдатчара, алангави гаксакан, кэнгирэдуви хэркэрэн. Будувча арбагасвн тэтшсэкэн, кэрбэксэмн метакави дщдуви авлад'аран. Уткэнтшиви ичэтчэнэ, н'ан-дат турэтчэрэн:
Куйукэкэ, куйукэкэ!
Утук-утукэн,
Поросай, иорости!».
— «На самой середине земли в то время, когда земля с ковер-кумалан расстилалась, жил один богатырь. Имя его было Гарпани. Откуда он произошел неизвестно... Гарпа-ни-богатырь ежедневно вставал рано и уходил на охоту... Богатырь-мата, долго не раздумывая, взял лук и привязал к спине. Надев прокопченный кафтан и на голову шапку-ме-та и обращаясь к чуму, опять сказал: Куюкоко! Куюкоко!
Чум мой, утэн.
Прощай-ка!» [6; С. 98, 250-251].
Лук сложного типа, который эвенки называют аланга, является оружием следующей ступени развития человека, намного превосходящим лук простого типа по своим боевым характеристикам. Этимология названия лука аланга происходит от общего для языков тунгусо-маньчжурских народов корня ала-алан. В орочском и удэгейском
языках слово аланга означает — древко лука. Наиболее древние корни, раскрывающие глубинную этимологию слов, обнаруживаются в маньчжурском языке, где слова с корнем ала встречаются в ряде значений:
1) березовая кора, береста, оклеивать берестой;
2) кость (между затылком и позвоночником;
3) наплечники (у панциря, покрываю-щиегрудьиплечи) [15; С. 29].
Все упомянутые слова, прежде всего, соотносятся с охотничьим или боевым луком и объясняют технологию изготовления сложного тунгусского лука. Сложный лук-аланга имеет М-образную или сглаженную трапециевидную форму и изготавливается с использованием сухожилий и кости. При изготовлении такого лука часто используют комбинацию из разных пород деревьев, обычно — березы и лиственницы. Сухожилие прокладывается между древесных пластин или по внешней части лука, пластины склеиваются рыбьим клеем, а получившееся цельное древко оклеивается тонким слоем бересты. Для увеличения жесткости и упругости лука также используются цельные костяные пластины, наклеиваемые на внешнюю сторону лука.
Яркой отличительной характеристикой «серовской» культуры прибайкальского неолита является наличие луков сложного типа, имеющих цельные костяные обкладки [11; С. 68, 59]. А.П. Окладников отмечал разительное отличие серовского лука от всех известных типов луков [11; С. 221]. Используя оставшиеся в захоронениях детали древнего оружия, А.П. Окладников реконструировал технологию изготовления «серовского» лука, для чего использовались костяные пли роговые пластины-накладки: «Единственной, дошедшей до нас составной частью серовского лука является кость — его костяные пластины обкладки (рис. 46). Последние сами по себе замечательны с чисто технической точки зрения. Как будет показано дальше, длина их достигала 87см.
Такая исключительная длина для цельных костяных изделий вообще исключительна и необыкновенна... серовские
обкладки вырезались из верхней плотной корки рога благородного оленя или лося... рог тщательно и терпеливо прорезали во всю его длину, а затем отделяли образовавшуюся узкую полосу от ствола рога... Оставалось выпрямить кривую полосу, вырезанную из рога, что достигалось, по-видимому, путем длительного размягчения в горячей воде или золе очага» [11; С. 205-206].
Как видим, технология изготовления «серовских» и тунгусских луков-аланга весьма схожа. Схожий тип «роговых» луков позднее использовали Приамурские мохэ-шивеи: «Из оружия имеют роговой лук, стрелы из дерева «ку». Отлично умеют стрелять из лука. Временами собираются для охоты, по окончании охоты расходятся» [7;
С. 60-62]. Подобным луком пользовались тунгусо-язычные чжурчжени, достигнувшие в этом ремесле большого мастерства [5; С. 93].
Лук прибайкальских «серовцев», несомненно, имел передовые для своего времени характеристики и являлся важнейшей составляющей, а также движущей силой культуры таежных охотников. А.П. Окладников сопоставлял сложный «серовский» лук со сложным египетским луком периода первой царской династии. Более того, он отмечал совершенное устройство лука серовцев и допускал, что «серовский лук» мог быть древнейшим сложным луком вообще [11; С. 228]. Вероятность того, что именно в неолитическом периоде в Прибайкалье мог возникнуть наиболее древний, совершенный лук сложного типа весьма высока. Это обусловлено объективной причиной его возникновения — максимально развитой степенью охотничьей культуры неолитичес-кихприбайкальцев [11; С. 205-206].
Сходство культурных признаков тунгусов и неолитических прибайкальцев обнаруживается также и в других предметах вооружения. В эпосе эвенков герой — эвенк-уранкай обладает комплексом вооружения, состоящим из следующих предметов: лук сложноготипа, стрелы, копье-уткэн (рубящего типа) и копье-гида (колющего типа). Наиболее характерна эта традиция для героических сказаний восточных эвенков:
«Дэ эрбэ-ая Дулин энин буга Екун дюр Ьалгалкан,
Дюлакин дэрэлкэн, Дялкинтыма му дялалкан,
Эенэмэ энин омилкан,
Боско дылилкан Урангкай эвэнки гунмури итчилкэн Бимчэ бичэн гуннэ Аят эли-тали пэринэ уйденэ ичэми...
Эр утэн-дю умун муннуктун Дюр дяпкун оватылкан Иемэ аланга биЬин ивит,
Тар мата надан бутылкан Сэлэмэ лукилкэн ивит,
Дяпкун бутылкан толбукалкан ивит, БугаИикма энгэЬп илбис того элгулкэн ивит. Тар дагадун надан дяр нгонумулкан ОЬплкэн уткэнде бнЬпн ивит, Тарнюн умунду илан тогорилкан деелкэн Унигдама гидамия бнЬпн ивит,
Тунга дяннги бутылкан».
— «А если хорошо посмотреть, Думая, кто же Такой красивой Средней земли-матери хозяин,
С двумя ногами,
С голым лицом,
С гибкими суставами,
С текучей душой-матерью,
С легко поворачивающейся головой,
С именем эвенка-уранкая...
В углу утэна Дваждывосьмисаженный Роговойлук.
Богатырская стрела С восьмипудовой подпоркой,
С разящим наконечником.
К луку был прислонен уткэн С семидесятисаженной выемкой,
С ним рядом — длинное копье Состриемвтрипяди» [17; С. 128-131]. Типичный комплекс вооружения эпического эвенка-уранкая весьма схож с набором орудий из неолитических памятников Прибайкалья. Приведем археологические и этнографические сведения, способные подтвердить данное предположение. Помимо лука сложного типа и стрел, наиболее интересной деталью захоронений неолити-
ческих прибайкальцев для нас являются «вкладышевые» наконечники копий. А.П. Окладников отмечал костяные вкладышевые наконечники копий в качестве важнейшей отличительной характеристики «исаковских» и «серовских» захоронений [Ц; с. 79]. Форма таких копий напоминает нож большого размера. Такие «рубящие» копья присутствовали в арсенале ряда этносов Сибири и Дальнего Востока. Эвенки и другие тунгусо-маньчжурские народы называют такой тип копий с односторонней заточкой — «уткэн». В эвенкийском, эвенском, солонском языках слово «уткэн» и однокоренные слова-производные означают: рубящее копье, тесак, нож, кинжал [16; С. 294]. Такие многофункциональные типы копий являются типичным атрибутом кочевой культуры. Благодаря ножевидной форме, копья-уткэны используются как колющее охотничье оружие, а также в качестве топора и ножа. Оленные эвенки использовали уткэны для рубки густых зарослей во время кочевок с оленьим караваном до середины XX в. А задолго до этого на протяжении длительной истории своего развития пешие охотники-тунгусы использовали рубящее копье-пальму повсеместно, что от-
мечалаГ.М. Василевич [4; С. 114].
Как видим, характеристики лука сложного типа и всего комплекса вооружения героя эвенкийского эпоса весьма точно соотносятся с археологическими сведениями. Предметы охотничьей культуры неолитических обитателей Прибайкалья подтверждают не только высокий уровень развития, но и ее отличительные характеристики, прежде всего мобильный тип, свидетельствующий о кочевом характере хозяйственной деятельности рассматриваемых племен неолитического времени. Ближайшие аналогии кочевой жизни неолитических прибайкальцев обнаруживаются с хозяйственной моделью тунгусов. В этой связи следует обратить внимание на существовавший в сибирском неолите особый культ лося, следы которого в наибольшей степени присутствуют в культуре тунгусов вплоть до настоящего времени [3; С. 146-147]. Таким образом, обращение к эпосу эвенков позволяет обнаружить отчетливые параллели в культурах ранних этапов истории Сибири, что подтверждает разработанные ранее научные тезисы о взаимосвязи фольклора и археологии.
Литература
1. Варламов А.Н. Об историзме фольклора: по материалам фольклора эвенков // Известия РГПУим. А.И. Герцена. 2009а. № 107.-С. 112-119.
2. Варламов А.Н. «Эпическая история» бесписьменных народов: по материалам фольклора эвенков // Вестник Поморского ун-та. 20096. № 8. — С. 63-72.
3. Варламов А.Н. Исторические корни мотива путешествия одинокого героя: по материалам фольклораэвенков // Известия РГПУ им. А.И. Герцена. 2009в. № 110. — С. 142-149.
4. Василевич Г.М. Материальная культура среднеамурских эвенков // Материальная куль-туранародовСибирииСевера. Сб. науч. трудов. — Л.: Наука, 1976. — С. 106-122.
5. Воробьев М.В. Чжурчжени и государство Цзинь. — М.: Наука, 1975. — 448 с.
6. Исторический фольклор эвенков. Сказания и предания / Сост. Г.М. Василевич. — Л.: Наука, 1966. — 400 с.
7. Кюнер Н.В. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока. — М.: Изд-во Восточнойлитературы, 1961. — 392 с.
8. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т.21. — М.: Политиздат, 1961. — 780 с.
9. Мочанов Ю.А. Древнейшие этапы заселения человеком северо-восточной Азин. — Новосибирск: Наука, 1977. — 264 с.
10. Окладников А.П. ИсторияЯкутии. Т.1.— Якутск: Якутское кн. изд-во, 1949. — 439 с.
11. Окладников А.П. Неолит и бронзовый век Прибайкалья: историко-археологическое ис-
следование. — Ч.1и11. — М.-Л.: АН СССР, 1950. — № 18. — 412 с.
12. Окладников А.П. Мазин А.Н. Писаницы реки Олекмы и Верхнего Приамурья. — Новосибирск: Наука, 1976. — 189 с.
13. Окладников А.П. Мазин А.Н. Писаницы бассейна реки Алдан. — Новосибирск: Наука, 1979. - 152 с.
14. Пропп В.Я. Об историзме русского фольклора и методах его изучения // Поэтика фольклора. — М.: Лабиринт, 1998. — С. 185-208.
15. Сравнительный словарь тунгусо-маньчжурских языков / Отв. ред. В.И. Цинциус. Т. 1. — Л.: Наука, 1975.-672 с.
16. Сравнительный словарь тунгусо-маньчжурских языков / Отв. ред. В.И. Цинциус. Т. 2. — Л.: Наука, 1977.-992 с.
17. Эвенкийские героические сказания / Сост. А.Н. Мыреева. — Новосибирск: Наука, 1990.
- 392 с.
18. Fewkes J.W. Tussayan Migration Traditions // Nineteenth Annual Report of Bureau of American Ethnology. Part 2. Washington, 1900. — pp. 573-633.
19. McNeil W. History in American folklore: An Historical Perspective // Western Folklore. 1982. Vol. XLI, № l.-pp. 30-35.
Коротко об авторе_________________________________________________Briefly about the author
Варламов А.Н., канд. фнлол. наук, научный сотрудник сектора эвенкийской филологии Института гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера СО РАН [email protected]
A. Varlamov, Candidate of Philological Sciences, research fellow, department of Evenki philology, Institute of the Humanities and the Indigenous Peoples of the North
Научные интересы: эвенки, фольклор эвенков, история эвенков, историзм фольклора
Research area: Evenks: history and folklore; histori-cism of folklore
