CC BY
44
М. Н. Приемышева
ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ЭЗОТЕРИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ КОНЦА XVIII -НАЧАЛА XIX ВЕКА 1
The paper addresses modern areas of research in two issues: freemasonry and the Russian literature of the late 18th - early 19th centuries, and the influence of the Masonic writings' style and lexis on the Literary Russian of the same period. Considering the prevalence of esoteric traditions in the Russian written culture of the period, their strong impact on the lexical and semantic system of Russian is obvious.
Проблема масонства в русской литературе — проблема, которая все больше привлекает внимание литературоведов, и чуть уже — это влияние масонства на лексико-семантическую систему русского литературного языка. Задача настоящей работы — более четко обозначить данную проблему для лингвистов.
Несмотря на невероятную сложность этого историко-философского материала, его малоизученность, он должен быть обязательно учтен как определенный историко-культурный контекст литера-турно-публицистичсекого дискурса 80-х гг. XVIII - 20-х гг. XIX в., с одной стороны, и, как вытекает из уже существующих исследований в этой области, широко реализуемый символический и метафорический подтекст, со стороны литературы и языка.
Объединяющим моментом многих современных исследований проблемы «масонство и русская литература» является не попытка заново осмыслить историю литературы в рамках новой парадигмы, в другой, не упрощенной, не материалистической системе координат, а попытка расширить и показать, насколько сложнее становится культурный и идейный контекст многих литературных явлений (например, кружок «Арзамас» [4]), жанров (например, жанр «Песни»), типичных поэтических (романтических) метафор (света и тьмы, звезды надежды и др.) [9]. Причем важно подчеркнуть то, что не все эти факты интерпретируются с позиции буквального следования масонским традициям и символике: ряд из них только отражает их популярность в обществе указанного периода, знакомство с ними, иногда — пародию на них.
1 Работа выполнена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда, грант №07-04-00151а «Словарь русского языка XIX в.»: формирование словника».
234
Масонство — философско-эзотерическое учение, получившее распространение в России с 30-х гг. XVIII в. и широко вошедшее в ее культуру в 80-е гг., несколько видоизменившееся в начале XIX в. и фактически прекратившее свое существование в 20-е гг. (официально запрещено в 1822 г.).
Таинственность, сектантская замкнутость, сложная и патетическая обрядовость и ритуальность и т. д. действительно затрудняют изучение масонства во всех аспектах. Предполагаемая религиозная подоплека эзотерической философии масонства во многом способствовала предвзятому его восприятию.
Однако можно утверждать, что современные исследования истории масонства лишены такого недостатка: масонство рассматривается как система философского-мистических взглядов, направленных на духовное совершенствование себя и общества.
В своем исследовании о русском масонстве А. Н. Пыпин отмечал: «Масонство как система понятий распространялось двумя способами: посредством лож, т. е. прямого просвещения, и посредством литературной пропаганды, и этим последним путем понятия распространялись, конечно, сильнее... Через литературу масонство становилось гораздо более обширным явлением, чем если бы оно ограничивалось распространением лож: поэтому Новиков, как деятельный и предприимчивый издатель, приобретает первое первостепенное значение в истории русского масонства и распространении мистических идей...» [5: 206].
Пыпин выделяет 3 типа литературных источников, которые издавал Новиков.
1. Литература, которая, не являясь собственно масонской, идеологически была очень близка ей, представляя идеалистическое и мистическое направление в философии. Например, писания Василия Великого, Иоанна Златоуста, Дионисия Ареопагита, блаженного Августина, Фомы Кемпийского, Эдуарда Бёме и др.
2. Собственно масонские иностранные сочинения, которые стали активно переводиться писателями-масонами в России.
3. Сочинения мистического, алхимического, оккультного свойства, появившиеся под влиянием масонства, но непосредственно с ним не связанные.
Второй тип источников, согласно современным исследованиям, также может быть разделен на несколько категорий:
а) собственно русские переводы масонских произведений, романов XVIII в. (романов-путешествий, романов на восточные темы);
б) русская литература, создаваемая под влиянием западной и по аналогии с ней (обилие поддельных произведений, анонимные статьи в журналах и под.). Появление собственно масонских журналов:
235
«Московское ежемесячное издание» (1781), «Вечерняя заря» (1782), «Покоящийся трудолюбец» (1784), «Магазин свободнокаменщиц-кий» (1784), «Карманная книжка для В*** К***» и др.;
в) художественная литература и поэзия, в которой метафорически реализуются основные принципы и символы масонства.
Именно эти направления в развитии культуры и литературы на стыке веков дали важнейшие лингвистические результаты.
Во-первых, это стиль масонских произведений, масонских писем, специфическая черта масонского письменного творчества.
Как отмечает В. И. Сахаров, стремление подделаться под перевод, ориентация на «философический» стиль, на стиль оккультных произведений «повлияло на "барочное" масонское повествование, державшееся на витиеватых словесных фигурах, величественных образах и философических силлогизмах в стиле Сковороды». «В основе масонского романа лежит аллегория. Проза масонов учитывает не только основывавшиеся на многовековой эзотерической традиции реестры символов и обрядов, но и сам фигурный, "гиерог-лифический" стиль рассказа о них. Стиль этот — "закрытый", построенный по "принципу тайны", шифрованный, многослойный. Читателю его необходимо знакомство с тайным знанием ордена». [8: 199, 205].
В. В. Виноградов, ссылаясь на воспоминания Г. С. Батенькова, который «указал на типическую черту масонской литературы, на ее идеологическую и стилистическую иероглифичность, на ее ограниченный, специальный, учено-жреческий язык, рассчитанный на непосвященных», сам характеризовал его как «тяжелый, трудно понимаемый, невразумительный туманный стиль» [1: 295-296].
Особенности стиля масонского повествования ярко отразил А. Ф. Писемский в романе «Масоны», вводя фрагменты бесед между масонами, фрагменты их заседаний и т. п. (которые здесь не приводим ввиду их значительного объема): стилистический регистр текста очевидно меняется.
Приведем отрывок из письма А. Е. Кишенского члену ложи Трех Светил полковнику гвардии Л. А. Симанскому («Письма брата N к брату N руководствующие в правилах жизни») от 30 июня 1819 г.: «Командовать большим кораблём великое искусство! ... при благоприятных ветрах управлять такою большою машиною есть великое выказание искусства от премудрости, а уметь управлять этою же машиною при бурях и опасностях, это есть ведать, кто ветрами правит; великая есть тайна соединять искусство с благочестием, то есть знать, откуда истекают все искусства и уметь воздавать должное.
<.> Ничто столько не сходно с человеком, как корабль на море, человек в суете, приятностью суеты также легко обмануться, как и
236
приятностью погоды или штилем на море. За любование сими при-ятностями человек платит дорого, на море губят бури, а на суше страсти, кои, волнуя человека, погубляют его.
Но благо человеку, который ведает, куда направить ход корабля деревянного, и ход корабля живого, то есть себя самого, и где есть пристанище утишающее (так!). Приучай себя любить и надеяться на того, который повелел и повелевает ветром. Он сохраняет и направляет без ошибки» [13: 157].
Здесь встает важная проблема: проблема скрытости масонского стиля под стилями эпохи в целом.
Специфика масонского стиля заключается, по мнению П. Н. Са-кулина, исследователя истории литературы, в том, что поэтика, то есть стилистика текстов, очевидно сентименталистская, тогда как тематика произведений, эстетика и философия — романтические. Специфическими являются темы, мотивированные официальной символикой масонства, образы, идеология интуитивизма. Так, принципиальными оказываются символы (в дальнейшем переходящие в устойчивые романтические метафоры) восходящей звезды, звезды надежды, солнца, образы ночи и рассвета, тьмы и света, образы корабля, лодки; странника [14], слепца и т. п.
П. Н. Сакулин отмечал, что «творчество писателей, вовлеченных в масонство, получает, по крайней мере, в известной своей части, специфическую окраску. Прежде всего, разумеется, со стороны тематики. Можно говорить о масонском стиле, о масонизме (да простят мне этот неологизм)» [7: 339].
Во-вторых, масонская традиция в литературе при учете ее массовости повлияла и на лексико-семантическую систему русского литературного языка.
Тенденция лексических и семантических новаций, обусловленная литературной деятельностью масонов, также соотносится с тенденциями эпохи в целом. Частично новые слова и значения возникали при переводческой деятельности, частично — при создании собственных произведений для передачи новых понятий. Так, Лёвшин в переводе романа «Пансалвина» употребляет окказиональные новации высрчие, шумство и т. д., а И. П. Тургенев в трактате «Об истинном христианстве» слово «эгоизм» переводит как ячество, сам-ственность, собственнолюбие, собственночестие (примеры из статьи Л. И. Сазоновой [6]).
Исследовательница также анализирует лексику двух различных переводов (масонов А. С. Волкова (1765) и С. С. Боброва (1785)) особенно читаемого в масонском кругу романа Рамзея «Путешествия Кира». Результаты исследования свидетельствуют о сознательной языковой свободе переводчиков: «универсум» переводится у
237
Боброва как всемироздание, у Волкова — мир; «микрокосмос» и «макрокосмос» — как мало-мир и веле-мир (Бобров), малой мир, макро-козм (Волков); «натура» — натура (Бобров), естество (Волков); «слог, выражение» — словоперевороты (Бобров), слова (Волков); «сделать телесным» <Божество> — отелесить (Бобров), те-лообразно представить (Волков); «гуманность» — людскость (Бобров), человеколюбие (Волков); «архетип» — первообразие, на-чалообразие (Бобров); «кормчий (рулевой)» — кормилодержец (Бобров) и др. [6].
На эту же тенденцию обратил внимание В. В. Виноградов, приводя пример рассуждения Болотова в рукописи «Пастырское послание к истинным и справедливым свободным каменщикам древния системы» о слове unnennbar (букв. неудобоименуемое): «сие неиз-глаголанное нечто назовем мы бездонность, вечносамостоящею единицею...» [1: 297].
В. В. Виноградов также называет ряд слов, которые вошли в русский язык под влиянием языка масонской литературы: самоотвержение, самоотречение, мироздание (= миросоздание), интеллигенция (высшее состояние человека как умного существа, в этом значении еще у В. Ф. Одоевского), сочеловек, событствующие, соуст-роение; у Карамзина — засмертие, предсмертие [1: 297-298].
Интересны наблюдения исследователей над значениями слов внутренний ('внутренний мир' (И. Лопухин. Учение о внутренней церкви), добродетель, порок, злодей, слабость (Н. Карамзин), которые «повернуты в сторону этики, психологии, нравственности» [1: 308].
Дополнительную значимость приобретают такие, казалось бы, однозначные слова, употребляемые в песнях, переписке и произведениях масонов, как брат, товарищ, рыцарь, учитель, ученик, мастер, восток.
При учете этой традиции слово архитектон из дневника Пьера Безухова: «Великий Архитектон природы! Помоги мне находить истинные пути, выводящие из лабиринта лжи» (Л. Толстой. Война и мир, т. II, ч. III, гл. 10) — это традиционное масонское словоупотребление (Ср. Архитект, Архитектон мира в переводе Елагиным английской масонской рукописи XVIII в. [3: л. 46-47]). Этот лингвистический факт позволяет литературоведам использовать прагматику фразы как дополнительную художественную деталь в характеристике Пьера, так как выбор этого словосочетания для наименования Бога доказывает абсолютную поглощенность героя очередным этапом духовного поиска, а лингвистам — увидеть особенный этап в истории развития значений этого слова (Ср. в словаре
238
Яновского, 1803: «Архитектор и Архитектон. Первое употребительнее. Зодчий»).
Кроме собственно лексико-семантических новаций этого периода, которые обусловлены влиянием эзотерической традиции на письменный язык, следует подчеркнуть, что эта традиция активно повлияла на поэзию, на процесс формирования поэтических метафор, что, на наш взгляд, также важно с точки зрения тенденций развития общей лексико-семантической системы русского языка.
Убедительны и интересны исследования и наблюдения американского исследователя Л. Дж. Лейтона над символической метафорикой ранней поэзии В. А. Жуковского и над тем, как были реализованы введенные им метафоры в дальнейшей романтической традиции [2: 45-74].
Приведем несколько примеров из работы этого исследователя.
Важнейшим для целого ряда масонских лож был символ «звезды», что отразилось в их названиях, названиях масонских журналов и пр. «Звезда» была интерпретирована в целом ряде пособий и справочников масонов как символ дружбы, провидения, вдохновения, светлых воспоминаний, любви, воображения. Л. Дж. Лейтон обратил внимание на то, что все употребления метафоры звезда надежды, звезда в лирике В. Жуковского обязательно понятийно соотносятся с целым содержанием этого символа у масонов (дальнейшая поэтическая традиция, используя эти уже устойчивые метафоры, не знает понятийного соотношения с такой символикой). Ср.: Смотри... очарованья нет; Звезда надежды угасает. Увы! Кто скажет: жизнь или цвет Быстрее в мире исчезает? (Цветок, 1811)
... Гений чистой красоты навещает.. Нас с небесной высоты... А когда нас покидает, В дар любви у нас в виду В нашем небе зажигает Он прощальную звезду. (Лала Рук, 1821)
Лорен Дж. Лейтон фиксирует 18 случаев содержательной реализации символа-метафоры «звезда» в поэзии В. А. Жуковского [2: 50-65].
239
Сравним следующие употребления этой метафоры у К. Ф. Ры-леева2 в стихотворении «А. А. Бестужеву»:
И я в безумии дерзал Не верить дружбе бескорыстной. Незапно ты явился мне: Повязка с глаз моих упала; Я разуверился вполне, И вновь в небесной вышине Звезда надежды засияла. (1824).
Принципиальным, при учете этой традиции, оказывается употребление названной метафоры в ответном стихотворении А. А. Бестужева «Сон»:
Плыву. На тихом сердце хлад, Дремотой лени тяжки вежды, И звезды искрами надежды В угрюмом небе не горят (1829) [2: 77]3.
Интересно, что общая масонская символика света находила реализацию и в других ассоциативных поэтических образах. Например, еще А. Н. Веселовский, который учитывал в своих литературоведческих исследованиях эзотерическую традицию, отмечал, что регулярная метафора «фонаря» в творчестве В. А. Жуковского рождает «философию фонаря» [15].
С другой стороны, ввиду неявности этих средств Л. Дж. Лейтон предлагает применительно к литературе использовать термин «тав-матургия», под которым понимается передача значения посредством текстов, в которых оно зашифровано, скрыто, а сами такие средства именовать тавматургическими приемами. С другой стороны, на наш взгляд, можно эту тенденцию условно назвать эзотерическим символизмом.
Материальную основу, базу для формально-логического анализа возможной расшифровки позволяют дать словари масонской символики, где раскрывается содержание принципиальных масонских по-
2 Был членом ложи «К блистающей звезде». Ввиду учета этой традиции показательным является название их литературного альманаха — «Полярная звезда».
3 Строки А. С. Пушкина «Товарищ, верь, взойдет она, Звезда пленительного счастья...» при учете такой традиции и факта, что П. Я. Чаадаев (по свидетельству Ф. Ф. Вигеля) — член Ложи Великая Астрея, приобретают особую, дополнительную значимость, а устойчивая метафора — дополнительное символическое значение.
240
нятий-символов, а также учет того, что пишущий такие тексты был масоном.
Эзотерический символизм в поэзии во многом способствовал как развитию обобщенно-абстрактных значений, так и определенной инвентаризации целого ряда устойчивых метафор, которые стали, можно сказать, поэтическими штампами.
Несомненно, масонство, как факт культуры, не противопоставлено своему времени, а является одной из форм выражения его идеологии (идеалистической), поэтому оно тесно и органично слито как с сентиментализмом, так и с романтизмом, хотя одновременно и противопоставлено им. И если в самом общем плане эти отличия несущественны, то при учете сложного историко-культурного контекста — важны и значимы4.
Названная проблема со всей очевидностью требует дальнейших серьезных практических исследований. Здесь хотелось бы подчеркнуть, что учет эзотерической традиции позволяет существенно расширить контекст не только литературоведческих, но и лингвистических исследований языка конца XVIII - начала XIX в.
Литература
1. Виноградов В. В. Проблема авторства и теория стилей. М., 1961.
2. Лейтон Л. Дж. Эзотерическая традиция в русской романтической лите-
ратуре (Декабризм и масонство). СПб., 1995.
3. Материалы по истории русского масонства из Государственного исто-
рического архива. (Фонд А. А. Шахматова). Ф. 134. Оп. 2. № 147. 112 л.
4. Новиков В. И. «Арзамас» и судьбы масонской литературы // Масонство
и русская литература XVIII - начала XIX в. М., 2000. С. 164-179.
5. Пыпин А. Н. Масонство в России (XVIII и первая четверть XIX в.). М.,
1997.
6. Сазонова Л. И. Переводной роман в круге масонского чтения // Масон-
ство и русская литература XVIII - начала XIX в. М., 2000. С. 30-53.
7. Сакулин П. Н. Русская литература. Социолого-синтетический обзор ли-
тературных стилей. Ч. II. М., 1929.
8. Сахаров В. И. Масонская проза: история, поэтика, теория // Масонство и
русская литература XVIII - начала XIX в. М., 2000. С. 193-221.
9. Сахаров В. И. Масонство, литература и эзотерическая традиция в век
Просвещения // Масонство и русская литература XVIII - начала XIX в. М., 2000. С. 3-30.
4 Хотелось бы обратить внимание на то, что в фонде А. А. Шахматова среди различных словарных материалов хранятся выписки из масонских документов XVIII в., преимущественно из рукописей Елагина [3]. Данный факт позволяет предположить намерения ученого в отношении их потенциального использования в своем словаре.
241
10. Сахаров В. И. Н. М. Карамзин и вольные каменщики: историко-биографические аспекты // Масонство и русская литература XVIII - начала XIX в. М., 2000. С. 144-156.
11. Сахаров В. И. Судьбы масонской литературы в начале XIX в. // Масонство и русская литература XVIII - начала XIX в. М., 2000. С. 221-243.
12. Серков А. И. Русское масонство. 1731-2000. Энциклопедический словарь. М., 2001.
13. Соколовская Т. О. Из масонских сравнений на морские темы // Море. 1910. №5. С. 156-158.
14. Странники (аллегория). СПб., 1844.
15. Янушкевич А. С. Жуковский и масонство // Масонство и русская литература XVIII - начала XIX в. М., 2000. С. 179-193.
242
