CC BY
20
УДК 808.5
ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ РЕЦЕПЦИЯ РИТОРИЧЕСКИХ ИДЕЙ: ФУНДАМЕНТАЛЬНЫЙ И ПРИКЛАДНОЙ АСПЕКТЫ
© 2012 г Г.Г. Хазагеров
Южный федеральный университет, Southern Federal University,
ул. Пушкинская, 150, г. Ростов-на-Дону, 344006, Pushkinskaya St., 150, Rostov-on-Don, 344006,
philfac@philol. sfedu. ru philfac@philol. sfedu. ru
Рассматриваются некоторые риторические идеи, которые не были освоены современной лингвистикой конца XX - начала XXI в. Постулируется актуальность этих идей для современной культурно-языковой ситуации, для которой свойственно ослабление языковой и стилистической нормы. Речь идет, во-первых, о прецедентном характере риторических фигур. Во-вторых, об их трактовке как метаплазмов, а не вариантов. В-третьих, об особом, риторическом подходе к стилю, обозначенному как интенциональный.
Ключевые слова: риторика, метаплазм, риторическая фигура, стиль, интенция, стилистика.
In this article the author considers some rhetorical ideas disregarded by linguists on the verge of the XX - XXI centuries. It is stated in the given paper that these ideas are typical for the present-day state of culture and linguistics, especially nowadays when the linguistic and stylistic norms are often violated. The first point is the precedent-setting character of rhetorical figures. Secondly, they are interpreted as metaplasms, but not variants. And finally, the author deals with a special rhetorical approach to style which is referred as 'intentional' approach in this article.
Keywords: rhetoric, metaplasm, figure of rhetoric, style, intension, stylistic.
Сегодня, когда всплеск интереса лингвистов к риторике остался позади, уместно оглянуться назад, чтобы понять не только то, что было сделано, но и то, что сделано не было. Риторика, как она сложилась в античности, не вполне вписывается в современное языкознание. В ней явно имеется то, что лежит за его пределами. Осознание этого факта заставляет ученых искать иных, нериторических подходов к проблемам речевого воздействия. С этим, в частности, связана популярная до сегодняшнего дня прагмалингвистика, теоретический аппарат которой на порядок скромней, чем у риторики.
Однако ряд риторических идей оказывается созвучным именно сегодняшней культурно-языковой ситуации, ситуации массового информационного общества, в котором прескриптивные дисциплины вроде культуры речи или функциональной стилистики не вполне адекватны вызовам времени. Полностью очертить круг этих идей трудно. Ниже мы будем говорить о трех из них. Во-первых, это прецедентное мышле-
ние, адекватное современному коммуникативному пространству, которое не может быть окультурено «сверху». Во-вторых, это категория метаплазма, которая гораздо ближе схватывает мир современных ин-тенциональных отклонений от нормы, чем традиционное представление о языковом варианте. И наконец, это риторический подход к категории стиля, который представляется особенно востребованным в сфере делового общения.
Риторический подход к успешному языковому прецеденту, состоящий в назывании этого прецедента и включении новой номинации с достаточно условной дефиницией, но с ярким примером (парадигмой) в риторический каталог, пример того, чем классическая риторика отличается от лингвистики. Речь идет не столько об исследовании какого-то объекта, сколько о включении его в светлое поле языковой рефлексии и соответственно в область дозволенного и рекомендуемого. Это момент скорее институциональный, чем лингвистический.
В самом деле даже беглого взгляда на античные списки тропов и фигур достаточно, чтобы понять, что перед нами не лингвистическая номенклатура со строгим набором признаков, положенных в основу классификации. Особенно заметно это в отношении тропов, в состав которых традиционно попадали явления, которые сегодня самый слабый студент не станет относить к тропам, потому что они никак не охарактеризованы с точки зрения семантических сдвигов. Что за троп, например, «хариентизм», определяемый как веселая, насмешливая речь? Почему тропом является «паремия»? Да и вообще факт семантического переноса не акцентировался ни в общем определении тропа, ни при описании отдельных тропов. Тропы в соответствии с этимологией представлялись лишь поворотом, уклонением в сторону от прямого (обычного) называния. Абсолютно тем же являлась и фигура (ср. ее современные определения), что и вело к смешению или объединению обоих списков. Яркую иллюстрацию к сказанному дает первый же трактат о тропах, составленный александрийским грамматиком Трифоном [1] его рецепции в византийском трактате Хировоска (детальный анализ представлений о тропах у Хировоска можно найти в [2]).
Но именно составлением списков, не удовлетворявших требованиям сегодняшней строгой науки и даже вызывающих насмешки (ср. высказывания о разветвленной терминологии в одной из первых работ по неориторике [3, с. 29 - 30]), классическая риторика решала свои прескриптивные задачи. Ее действия были социально прагматичны, а не логически строги. Судить ее классификации с точки зрения логики все равно, что требовать доказательств для аксиом. Это действительно не лингвистика в классическом понимании, но это некий успешный культурный проект, весьма поучительный для нас. Это, если угодно, вид общественной языковой политики, причем политики тонкой и мало изученной.
В чем привлекательность такого подхода в сегодняшнем контексте? Очевидно в том, что в новых социальных условиях, когда регламентация употребления языка сверху становится все и более и более затруднительной, следует обратиться к тем культурным механизмам, которые ведут к самоорганизации коммуникативного пространства. Вспомним, что идеи регламентации сверху получили развитие в эпоху де-корум-риторик (читай: стилистик) абсолютистских государств. Это верно и в отношении Франции Людовика XIV, когда развилось учение синонимистов [4], и в отношении Российской империи XVIII в., когда свои представления о стиле и красноречии изложил Михайло Ломоносов.
Потребность в упорядочении общения диктуется задачами экологии языка и культуры, а возможность государственного регламентирования (например, в глобальной паутине или даже в наружной рекламе) постоянно падает. Риторический подход не просто легитимизирует новый прием, но делает его предметом языковой рефлексии, что сокращает возможности для манипулирования (скрытого воздействия) и во-
обще позволяет публично обсуждать использование того или иного способа воздействия на реципиента речи (скажем, реципиента рекламы). То употребление языка, которым сегодня недовольны пуристы и не только пуристы, но которое допускается в целях усиления речевого воздействия, должно быть зарегистрировано в виде отдельных приемов, номинировано, и это даст возможность самоорганизации коммуникативного пространства вокруг сколь угодно гибкой, но в то же время не опасной трактовки нормы.
Выделение современных «фигур» риторики не на основе строгих семиотических правил классификации, а на основе прецедентов даст возможность детально обсуждать публичное слово, привлечь к нему общественное внимание. Но речь идет, конечно, не о таких общих рассуждениях-сетованиях, как разговоры о засилии заимствований, жаргонизмов и т.п. Речь идет именно о списках «фигур», как они выглядели во времена античной риторики, когда неудачные отклонения от нормы (солецизмы) противопоставлялись удачным и допустимым (фигурам).
Распространение на область нормы вариантного мышления породило всю современную теорию языковой нормы и функциональную стилистику. Уже приходилось писать, что принцип, по которому риторика отбирала свои средства, не связан с выбором варианта из закрытого списка [5]. Это принцип метаплазма, т.е. преобразования речи, «фразиса». Причем риторический термин, зафиксированный в каталогах, есть именно название преобразования, выражаясь современным языком, название той или иной семантической (например, метафоризация) или синтаксической (например, эллиптичность) стратегий, но не названия варианта из синонимического ряда.
Позднее активизация категорий синонимии и вариантности сделала возможным современное представление о тех же средствах (выберем эллиптическую конструкцию из некой парадигмы предложения). При этом, подобно доминанте в ряду лексических синонимов, выделим сегодня некий нейтральный, «нулевой» член парадигмы. В действительности для многих риторических построений найти такой нейтральный член просто невозможно. К тому же не учтенным оказывается показатель меры (повтор, но какой? элиминирование, но насколько?), что явно возвращает нас к категории непрерывной трансформации, а не дискретного выбора.
Но дело не в уточнении различий между древним и современным пониманием фигуры. Сегодня, когда благодаря бурной эволюции письменной формы речи и ее взаимодействия с параграфемикой мы имеем совершенно новые приемы речевого воздействия, мы затрудняемся их назвать и признать их таковыми, потому что они не входят в традиционные парадигмы, в школьные наборы синонимических средств, откуда осуществлен выбор. Мультимедийный мир живет по законам метаплазма. Математически это можно представить себе как вектор и скаляр: вектор задает стратегию, а скаляр - интенсивность. Не описывается в терминах варианта и такое недавно модное явление,
как «олбанский язык». Это типичный метаплазм, при котором легче обозначить стратегию, «фигуру» (демонстративный отказ от морфологического принципа орфографии), чем рассматривать каждую орфограмму как вариант.
Риторические теории стиля обычно описываются как объект классической филологии или как ранняя стадия развития стилистических идей. Последнее практическое использование античных теорий трех стилей в нашей стране было осуществлено Ломоносовым в связи с проблемой преодоления славянорусского двуязычия и пестроты литературных норм петровского периода. Сама ломоносовская теория стилей давно стала фактом истории лингвистических учений, о чем, в частности, свидетельствует ее упорное называние в старой огласовке: «теория трех штилей». В наследство от нее осталось представление о высоте стиля, отразившееся главным образом на описании лексики в учебных и нормативных целях. Понятие функционального стиля практически вытеснило риторические представления о стилях. Меж тем в основе этих представлений лежали достаточно актуальные для сегодняшнего дня идеи.
Риторическую концепцию стилей можно было бы назвать интенциональной. Интенциональность - категория сугубо функциональная, что обусловлено не коммуникативной уместностью, как в функциональной стилистике, а намерениями говорящего. В античной риторике это формулировалось в виде трех установок: волновать (высокий стиль), увлекать (средний или цветущий стиль) и доказывать, а также учить (простой стиль). Особенно ясно это изложено в «Риторике к Гереннию» [6, с. 82 - 84].
Понятно, что сам набор интенций диктовался узко практическими целями тогдашней риторики. Но никто не мешает нам провести собственную инвентаризацию интенций, что представляется очень перспективным. Сегодняшняя нефункциональная стилистика по этому пути не идет. Она оперирует понятиями «стилистическое задание», «стилистическое значение» и «стилистический эффект», фактически повторяя то, что наработано теорией речевых актов, но присоединяя эпитет «стилистический», который на практике мало что означает [7, с. 490, 493, 488]). Если речь идет об экспрессии, под которой большинство ученых понимают соединение изобразительности и выразительности, то здесь мы не видим самой интенциональной фактуры. Речь идет просто об инструментах, усиливающих воздействующую силу как таковую. Чаще всего дело ограничивается простой эмфатизацией. Если говорим об оценочности, то затрагиваем шкалу интенций, но лишь в первом приближении: мелиоративность -пейоративность.
Особенно заметны лакуны всевозможных стили-стик не функционального толка в связи с проблемами имиджелогии, которой, казалось бы, сегодня активно занимаются. Мы, однако, нигде не находим номенклатуры востребованных имиджевых качеств, которые можно выражать с помощью языковых средств, не говоря уже о том, что никто не предпринимает попытку определить средства, которые поддерживают ту или иную интенцию говорящего в отношении производимого впечатления. Иными словами, ту задачу, которую решают стилистисты-визажисты, стилисты-лингвисты даже не ставят. Как выглядеть солидным? Как выглядеть креативным? Бизнес испытывает огромную потребность в таких советах, но последний, у кого он рассчитывает их получить, - это лингвист.
Но исчисление интенциональных стилей и стратификация языковых единиц в связи с этими стилями -задача не только имиджелогии. За выражением «добиться от речи эффекта» стоят самые разные интенции. Пример из античной риторики это и показывает. Можно задаться целью волновать, можно - заинтересовать, можно - доказать. Для этих целей, оказывается, потребны разные стили, которые древняя риторика рисковала описывать, не прячась за высказываниями вроде «стилистический эффект речи Цицерона обусловлен искусным использованием лексических и грамматических средств». Сам Цицерон знал, что разные части его речи имеют разные задачи. Эти задачи он ясно формулировал, а связанными с ними стилями владел.
Описанные выше три идеи заимствованы из арсенала классической риторики. Для современной лингвистики они все еще новы, несмотря на отшумевший риторический бум. Вместе с тем их разработка представляется перспективной.
Литература
1. Spengel L. Rhetores Graeci ex re-cognicione. Lipsiae, 1856. Vol. 3.
2. Прокопчук О.Г. Категории ранней лингвистической поэтики (трактат Георгия Хировоска «О поэтических тропах» (VI в.) и его перевод «О образех» в Изборнике Святослава 1073 г.) : автореф. дис. ... канд. филол. наук. Минск, 2003.
3. Общая риторика / Дюбуа Ж. [и др.] : пер. с фр. М., 2006.
4. Ору С. Д'Аламбер и синонимисты // История. Эпистемология. Язык : пер. с фр. М., 2000. С. 319 - 342.
5. Хазагеров Г.Г. Вариант и метаплазм // Седьмые международные Виноградовские чтения «Русский язык в многоаспектном описании». М., 2004.
6. Кузнецова Т.И., Стрельникова И.П. Ораторское искусство в Древнем Риме. М., 1976.
7. Данилевская Н.В. Стилистический энциклопедический словарь русского языка. М., 2006.
Поступила в редакцию 16 февраля 2012 г.
