CC BY
519
ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЯ И СОЦИОЛИНГВИСТИКА
УДК 430
ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ МАРКИРОВАННОСТЬ ГЕНДЕРА КАК СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ КАТЕГОРИИ
С. С. Голубева
LINGUISTICS MARKEDNESS OF THE GENDER AS A SOCIALCULTURAL CATEGORY
S.S. Golubeva
Исследование направлено на описание способов маркирования социокультурной категории гендера с помощью лингвистических знаков различных языковых уровней, а также экстра- и паралингвистических средств. Нами определяются основные понятия исследования «пол», «гендер», «род», анализируются основные направления в изучении гендера в лингвистике, выделяются тенденции проявления сексизма в языке, выявляются лингвистические маркеры, значимые для определения гендерной принадлежности носителя языка.
Ключевые слова: гендер, пол, род, сексизм, лингвистические маркеры гендера.
The present research is directed to describe ways of marking the category of the gender by means of linguistic signs on various language levels, and also external and paralinguistic means. We define the basic research’s concepts as «the sex», «the social gender», and «the grammatical gender». We analyze the basic directions of gender studies in linguistics and tendencies of display of the sexism in the language. Linguistic markers that are significant for definition of the gender accessory of the native speaker are found out.
Keywords: the sex, the social gender, the grammatical gender, the sexism, linguistic markers of the gender.
Гендерные исследования как самостоятельное научное направление стали результатом широко распространенных на Западе в 60-70 гг. XX века женского движения и являются предметом изучения многих наук: философии, экономики, социологии, истории, антропологии, психологии, социо и психолингвистики.
В настоящее время внутри гендерных исследований выделяется ряд направлений, связанных с идеологическими установками авторов и с историческим развитием самих гендерных исследований. Так, согласно A.B. Кирилиной, в историческом ракурсе различают три этапа их формирования.
1. «Алармистский этап». Основное внимание уделялось андроцентрическому отклонению в общественных науках, критике интерпретационных возможностей социальной теории, изложенной с мужской точки зрения, акцентировалась дефектность
Голубева Светлана Сергеевна, кандидат филологических наук, доцент кафедры общей лингвистики ЮУрГУ. E-mail: gols-
vet2000@mail.ru
традиционной патриархальной эпистимеологии. Такая постановка вопроса прослеживается в постмодернистских трудах, в теории социального конструктивизма и символического интеракциона-лизма. Изучались институализация и ритуализация пола, роль социальных структур в формировании гендерной идентичности, выявлялись отношения единиц языка и говорящей личности.
2. Этап «феминистской концептуализации». Его главной целью была разработка отчетливых ориентиров в феминистской теории и практике. Создаются феминистски ориентированные науки, такие как феминистский психоанализ и феминистская лингвистика, не скрывающие своей идеологической ангажированности. В основном они были направлены на разоблачение патриархата - мужского доминирования в общественной и культурной жизни. К специфике феминистской критики
Svetlana S. Golubeva, candidate of science in linguistics, assistant professor of the department of the general linguistics SUSU. E-mail: gols-
vet2000@mail.ru
языка можно отнести ее ярко выраженный полемический характер, разработку собственно лингвистической методологии, привлечение к лингвистическому описанию результатов всего спектра наук о человеке (психологии, социологии, этнографии, антропологии, истории и т.д.), а также ряд успешных попыток влиять на языковую политику.
3. «Постфеминистский» этап характеризуется эмпирической проверкой идей, высказанных представителями ранней феминистской лингвистики, появлением «мужских исследований», кросскуль-турного и лингвокультурологического исследования гендера, привлечением к анализу материала большего количества языков и новым осмыслением методологических проблем1.
В отечественной лингвистике первые регулярные исследования гендера появились только в конце 80-х - начале 90-х годов. А уже с середины 90-х происходит бурный рост исследований, посвященных изучению гендерного параметра в языке и речи. Описывая 'особенности этих работ,
О.Л. Каменская предлагает «развести» их по двум направлениям. Так, первое направление - гендерная лингвистика, по мнению ученой, исследует язык и речевое поведение с применением гендерных методов, а объектом второго направления -лингвистической гендерологгш — является изучение категории гендера с применением лингвистического инструментария. При этом автор отмечает, что «...провести четкую границу между этими двумя направлениями удается не всегда»2. Однако становится понятным, что наряду с формированием этого направления в лингвистике происходит и выработка его методологических основ, когда используется как чисто лингвистический инструментарий, так и методы, применяемые для изучения категории гендера в других социальных науках (психологии, социологии, философии). И постепенно с развитием направления параллельно происходит как развитие его собственной, уже устоявшейся методологии, так и появление новых методов, так как, по сути, идет становление ещё одной исследовательской парадигмы"’.
А. Г. Фомин отмечает, что «проблема оценки различия между полами (определенных категориями мужчины и женщины) возникает тогда, когда одному из данных полов отводится ведущая роль в социальных процессах и иных сферах жизни. В большинстве случаев, когда зарубежные исследователи говорят о различии между полами, используя термин «гендер», они говорят о том, как именно женщины отличаются от мужчин»4.
Как известно, теория и практика гендерных исследований на Западе были направлены не только против сексизма (т.е. предвзятых установок по отношению к представителям того или иного пола), но против тех идеологий и институтов, которые сознательно или бессознательно построены на отношениях неравенства. Поэтому изначально как теории, так и образовательные практики гендер-
ных исследований выступали в виде критики самого процесса познания и образования, а значит, занимали политическую позицию. Использование гендерной теории и методологии открывают для исследователя различных социальных наук новые возможности для изучения общества и культуры. Они позволяют раскрыть социальные и культурные механизмы, которые формируют неравенство на основе биологического пола в традиционном обществе5.
Лидия Семенова пишет о том, что большинство исследований направлено на выявление различий между полами и очень часто игнорируются сходства. Данный феномен можно объяснить следующими причинами.
1. Особенности человеческого мышления таковы, что легче вычленяются различия, чем сходства.
2. Представители разных полов не только внешне и биологически выглядят по-разному, но и выполняют разные социальные роли. В результате именно различия становятся привычными и сте-реотипизируются. А то, что непривычно, воспринимается как нечто странное, это в лучшем случае, а в худшем - как враждебное и опасное6.
Язык является одним из значимых механизмов фиксации любых культурных и социальных проявлений, а также при функционировании - эффективным механизмом воздействия и формирования социокультурных установок и стереотипов.
Согласно Е.И. Горошко7 и О.А. Колосовой8, если рассматривать современное состояние гендерных исследований на Западе, то там обычно выделяют три магистральных подхода.
Первый подход сводится к трактовке исключительно социальной природы языка женщин и мужчин и нацелен на выявление тех языковых различий, которые можно объяснить особенностями перераспределения социальной власти в обществе. При этом «мужской» или «женский» язык определяется как некая функциональная производная от основного языка, используемая в тех случаях, когда партнеры по речи находятся на разных ступенях социальной иерархии.
Второй - социопсихолингвистический подход- научно редуцирует «женский» и «мужской» язык до особенностей языкового поведения полов. Для ученых, работающих в данном направлении, статистические показатели или определение средних параметров имеют основополагающую значимость и составляют каркас для построения психолингвистических теорий мужского и женского типов речевого поведения.
Представители третьего направления в целом делают упор на когнитивный аспект различий в языковом поведении полов. Для них оказывается более значимым не только определение частотности различий и оперирование её показателями, но и создание целостных лингвистических моделей когнитивных оснований языковых категории.
В современной научной парадигме все три подхода считаются взаимодополняющими и лишь в своей совокупности они обладают объяснительной силой.
Современные гендерные лингвистические исследования оперируют такими основными понятиями, как пол, гендер и род, а также связанными с ними - гендерный дисплей, гендерная роль, гендерные стереотипы. Остановимся на трех основных, разграничение которых является значимым для лингвогендеристики.
Отечественная лексикографическая традиция характеризует пол как «одну ю родовых половин»9, как «каждый из двух генетических и физиологических противоположностей разрядов живых существ (мужчин и женщин, самцов и самок), организмов»10, т.е. основой является физиологическое различие. Однако социологи говорят о трех различных подходах к рассмотрению сущности пола.
1. Биологический фундаментализм (основной представитель 3. Фрейд) основывается на том, что пол человека есть производное от его анатомического строения. Однако эта взаимосвязь понимается как результат социальной практики индивида, результат его способности выбрать соответствующую его анатомии модель для подражания11.
2. Структурный, или ролевой, фундаментализм подчеркивает производный характер пола, его абсолютную зависимость от тех социальных систем и функций, которые существуют в обществе. Процесс половой дифференциации сначала рассматривается как процесс социальной, а затем и политической дефиниции. Пол определяется как отражение сложившегося разделения труда в обществе, а, следовательно, и имеющихся материальных, моральных, политических и других ресурсов12.
3. Символический фундаментализм выделяет два основных фактора. С одной стороны, отображающая, символическая, скрытая природа пола, т.е. его социальный характер. Таким образом, пол рассматривается как культурно обусловленный, а не природный феномен. А с другой стороны, указывается на дискурсивное или речевое проявление пола. Как указывает С.А. Ушакин, «именно благодаря бесконечному потоку разнообразной литературы, половые различия из юридико-экономической частной категории превратились в категорию онтологическую, универсальную, определяющую смысл и траекторию развития индивида»13.
Сополагаясь с социальным представлением пола появляется термин «гендер». Ученые Московского центра гендерных исследований дают такое определение гендера:
1. Общее значения различия между мужчинами и женщинами по анатомическому полу.
2. Социально значимое социальное деление, часто основанное на анатомическом поле, но не обязательно совпадающее с ним14.
Термин «гендер» понимается и как представление отношений, показывающих принадлежность
к классу, группе, категории. Гендер конструирует отношения между одним объектом (или существом) и другими, ранее уже обозначенным классом (группой); это отношение принадлежности. Термин «гендер» включает в себя сложную систему.
Н.И. Абубикирова полагает, что гендер - «это конструкция концептуальная и основанная на опыте, индивидуальная и общественная, кросс-культурная и специфически культурная, физическая и духовная, а также политическая. То есть она является отражением жизни в мире, создавшем нас не просто людьми, но всегда женщиной или мужчиной. В мире, где любое различие или разделение находятся в системе строгих иерархических и доминирующих отношений»15.
И, наконец, собственно лингвистический термин «род - грамматическая категория, свойственная разным частям речи и состоящая в распределении слов или форм по двум или трем классам, традиционно соотносимым с признаками пола или их отсутствием; эти классы принято называть мужской, женский и средний. Семантические основания родовой классификации очень размыты. Лишь в части существительных можно выявить релевантное отношение половых различий16.
Отсутствие четких формальных показателей привело к образованию промежуточных классов, которые еще в античных грамматиках называли общими (ambiguo), - напр.: неряха, недотепа, химик, хирург; el/la deportista, el/la turista, и обоюдными (epiceno) - напр.: собака, белка, la ardilla, la liebre, el elefante. Особенность общего и обоюдного родов состоит в том, что они содержат имена одного рода по формальным признаком, но эти имена приложимы к номинации лиц (особей) обоего пола. Для проявления значимого физиологического различия в научной и научно-популярной литературе, например, в биологических трактатах, для имен обоюдного рода вводится дополнительный детерминант - самец, самка, macho (varón), hembra.
Представляет интерес тот факт, что словами общего или обоюдного рода в испанском языке становятся слова с коннатативными значениями, образованные сложением основ, например, el/la zampalimosnas (попрошайка, побирушка), el/la ablandabreves (пустой человек, ленивый и бесполезный) или при метафорическом переносе, например, la abeja (пчела), la hormiga (муравей) - в значении трудолюбивый человек, la ardilla (белка)
- непоседа, пройдоха. Хотя при этом ряд слов с подобным словообразованием может сохранять четкую как формальную, так и семантическую принадлежность одному роду/полу, например: el botafuego (1. запальник; 2. вспыльчивый человек, порох), el zángano (трутень, лентяй). Для сохранения оппозиции мужской/женский род в языке появилась форма la zângana, образованная от формы мужского рода флексией женского рода -а для номинации женщины-лентяйки, в то время
как в живой природе такого вида насекомых не существует.
Языковые гендерные маркеры приобретают большую значимость в прикладных лингвистических дисциплинах, направленных на идентификацию говорящего - носителя естественного национального языка в письменном и устном дискурсах. Можно отметить, что такие маркеры выделяются на различных языковых уровнях.
Начнем наш анализ с фонетико-фонологиче-ского уровня. При рассмотрении звучащей речи мы имеем дело не только с фонетической структурой языка, но и с экстралингвистическими показателями: голосом и просодией. Как отмечает X. Коттхофф, в сфере голоса и просодии проявляется переплетение культурного и природного17. Обычно исследователи исходят из того, что в сфере голоса и просодии, являющейся экстралингвис-тическим показателем, причиной различий является анатомия. Действительно, существуют анатомические основания для различий в голосе. Женская гортань в среднем меньше, чем мужская, тем самым голосовые связки короче, а, следовательно, основная частота голоса женщин выше, чем у мужчин. Настолько же короче вокальный тракт женщин, поэтому частота резонанса у них, как правило, на 20% выше, чем у мужчин18. За эти основные частоты, главным образом, ответственны вибрации голосовых связок, которые измеряются в герцах (Гц). Чем быстрее вибрируют голосовые связки, тем выше основная частота и тон. Длинные голосовые связки производят таким образом низкие тона, а значит, мужчины обладают в среднем более низким голосом (около 100 Гц). Однако оба пола могут владеть всем спектром регистров и тональности, но не используют все данные природой возможности.
Различные форманты (основные частоты), определяющие звуки, производимые человеком, существенно варьируются от индивида к индивиду. Жаклин Сакс обратила внимание на то, что вокальные формантные частоты американцев и американок различаются больше, чем можно было бы предположить только по различию размеров вокального тракта. Кроме того, формантные частоты уже в детстве, когда различия в размере вокального тракта еще не выражены, представляют собой важный акустический признак пола говорящего.
Итак, X. Коттхофф утверждает, что формантные частоты представляют собой феномен, при котором благодаря более или менее устойчивым конвенциям еще прочнее закрепляются анатомические различия19.
С. Моосмюллер обобщила исследования, которые подтверждают в качестве среднего значения 225 Гц - для японских женщин, 217 Гц - для испанок, 214 Гц - для американок и ниже 200 Гц - для шведских и голландских женщин. В случае формантных частот мы имеем дело с психологическим различием, которое усиливается благодаря соци-
альным стереотипам. В зависимости от культуры «нормальными» для мужчин и женщин считаются определенные голосовые регистры. Ю. Охара пишет, что в Японии женский голос с высокой основной частотой оценивается как привлекательный, сладкий, приятный, нежный, милый, вежливый, спокойный, юный и красивый, тогда как женщины с низким голосом воспринимаются как упрямые, эгоистичные, прямолинейные, откровенные и сильные20.
Интонация воспринимается, главным образом, как колебание высоты тона, чем, как правило, обусловлены и изменения в громкости. Основные частоты ответственны за то, что мы можем ощущать при восприятии звуков разность высот. Форма колебания высоты тона, т.е. интонация, обусловлены культурой. С. Макконнел-Джине пишет, что в соответствии с нашим стереотипом женской речи, женщины должны говорить более высоким голосом, дольше сохранять тональность и говорить с придыханием. Если имитируют женщину, эти признаки становятся явными. К ним прибегают также в случае, если имитируют гомосексуального мужчину. Они считаются экзальтированными и потому отрицательно коннотированными. Типично мужской интонационный рисунок вряд ли может быть использован для имитации, так как он считается «нейтральным»21. В нашем исследовании испанского плутовского романа (тексты
17 века) было отмечено, что именно женская речь подвергалась имитации в художественном тексте. Некоторые женские персонажи демонстрировали в речи явление «ceceo», т.е. произносили в словах звук [0] вместо [s], напр., casa [Irada], mesa ['me0a]. Пабло Хауральде Поу указывает, что мода «zacear» или «cecear,» сложилась при дворе, и «ceceo» являлось отличительной манерой дворянок и знаком жеманства, кокетства у представительниц других слоев, которые копировали манеру дам высшего общества22. То есть авторы художественных произведений осознавали социальную маркированность женской речи.
X. Коттхофф отмечает: «Некоторые исследования подтвердили, что мужчины и женщины по-разному интонируют в том смысле, что женщины говорят более динамично»23. Интонационный рисунок, который употребляют женщины, звучит более эмоционально и выразительно. Он не имеет четкого значения, так как вне контекста он совершенно не конвенционален. Тем не менее, интонационный рисунок применяется в качестве способа контек-стуализации, и с сильным интонированием ассоциируется эмоциональная экспрессивность. Таким образом, в сфере голоса и интонации мужественность и женственность ритуализируются. Мы видим, что мужская речь является нейтральной или нормативной, в то время как женская речь приобретает различные коннотации.
Интонационные различия в речи людей разного пола являются общеизвестными. Гораздо реже речь мужчин и женщин различается фоноло-
гическим составом слов. Одним из языков, в которых такие различия были зафиксированы, считается чукотский язык. Он существует в мужском и женском вариантах, причем эти варианты различаются набором фонем24. Е. Перехвальская в своей статье «Гендер и грамматика» приводит пример противопоставления фонем с (женский вариант) и г (мужской вариант) в рамках слова, например, тсеп - тгеп (комар), ceqokalbin - reqokalbin (песец). А также противопоставление фонем с(женский вариант) и в(мужской вариант), напр., cajkok - sajkok (чайник), utkuc ’ып - utkus 'ып (капкан). Мужской вариант обычно рассматривается как собственно чукотский язык, именно он оказался закрепленным в орфографии. Женский вариант либо не принимается во внимание, либо о нем упоминается вскользь. Такая ситуация возникла, поскольку первые исследователи данного языка -мужчины, записывали его от информантов-муж-чин. Женскую речь они слышали значительно реже, чем мужскую, а потому иной фонемный состав слов воспринимался как аномалия. Нелингвистами высказывалось даже мнение о том, что чукотские женщины «не могут» произносить слова «правильно», поскольку их артикуляционный аппарат устроен иначе, чем у мужчин. Довольно скоро, правда, выяснилась несостоятельность этой идеи, так как оказалось, что в процессе нарратива, воспроизводя речь мужчины, женщины вполне способны использовать слова с «мужским» фонемным составом. В настоящий момент известно, что чукотский язык существует в двух вариантах, при этом, однако, только мужской вариант продолжает считаться основным, немаркированным, а женский воспринимается как выделенный, маркированный25.
Подобные фонемные различия выделяются также в языках тангоа (полинезийская группа) и в индейском языке племени гросс вентр. Однако в большинстве существующих этнических языках таких различий не зафиксировано.
Очевидно, что даже на фонетическом уровне становится заметной определенная сексиская тенденция, о которой говорили представители феминистской лингвистики. Еще более очевидно эта тенденция проявляется на лексическом уровне. Немецкая исследовательница Марлис Хеллингер отмечает, что сексизм наблюдают во всех исследованных на сегодняшний день языках26. При этом выделяют следующие закономерности его проявления.
1. Мужское начало воспринимается как норма, а женское - как отклонение от нее.
Это особо отчетливо манифестируется на морфологическом и лексико-семантическом уровне. Например, словарная форма прилагательного - мужской род, единственное число и в русском, и в испанском языках, мужской род является собирательным в испанском языке, например: los abuelos-бабушка и дедушка. Поэт, м; poeta, т - норматив-
ное употребление и в русском, и в испанском языке; поэтесса, ж; poetisa, / — стилистически маркировано.
2. Мужское ассоциируется с положительным, а женское - с отрицательным.
Это демонстрируется исследованием значений отдельных слов и лексических полей. Например, golfo - пройдоха, гулена, ловкач; golfa — проститутка; gallo - петух, галан, драчун; zorro - лис, хитрец (положительная оценка), gallina — курица, домохозяйка, глупая; zorra — лиса, лицемерка, проститутка (отрицательная оценка). Как показало исследование Г. Емирсуиновой, согласно оксфордскому словарю английского сленга 1996 года количество обозначений распущенной, неразборчивой в интимных отношениях женщины значительно превышает обозначение мужчин: 220 к 2227. Рената Шрамбке провела подобное исследование на материале юго-западных диалектов немецкого языка. Ею было выделено 543 бранных слова. Из них 333 лексемы приходятся на долю женщин, 131 - на долю мужчин и 79 - детей. Тем самым для того, чтобы оскорбить женщину в распоряжении носителя языка имеется в три раза больше пейоративных выражений, чем для оскорбления мужчин. Самое большое количество ругательств, приходящихся на долю женщин, составляют инвективы с дополнительной семантикой «сексуальной распущенности», среди которых Dreckbüchse, Hure, Fudel, Funzel, Luder, Mannsrolli, Mush, Rätche, Röschi, Schelle, Schluder, Vettel, Zottel. Этому впечатляющему списку противопоставлены лишь выражения: Воск (козел) и
Hurenbock (похотливый козел), а также Kloben (чурбан), использующиеся для обозначения старого похотливого мужчины28. В настоящий момент мы работаем со словарями испанского и русского языков, но исследование не закончено, поэтому таких подсчетов лексических единиц в испанском и русском языках нет, хотя в испанском языке общая тенденция подобна тенденции, сложившейся в английском и немецком языках.
В семантике инвектив, адресованных мужчинам, например, bastard (бастард), mother fucker (ублюдок), Hundesohn (сукин сын), hijo de puta (сукин сын) заложено унижение женщины матери. В культурно-сопоставительном исследовании ин-вективной лексики Греджерсен обнаружил, что в 66 языках наиболее сильные инвективы касаются женщины-матери. Только 20 языков имеют бранные слова, оскорбляющие отца29.
3. Мужское доминирует в языке, женское «невидимо». Эта закономерность доказывается, прежде всего, в номинации лиц определенного пола, что важно с точки зрения влияния языкового материала на возможную неадекватную самоидентификацию носителей этих названий.
Мы уже отмечали ранее, что наименование людей по профессии является тем лексическим пластом, где проявляется гендерная асимметрия30.
В испанской гендерной лингвистике этому вопросу уделяется огромное внимание, что отражено в исследованиях И. Арумбусабала, А.М. Вигара Таусте, С. де А. Кастельанос, И. Альмар, А. Гарсия Айарсон и др31.
Поскольку исторически профессия являлась прерогативой мужчин, в номинации профессий как в русском, так и в испанском языках наблюдается доминирование имен мужского рода, напр.: врач, преподаватель, кузнец, médico, molinero, soldado. Для обозначения женщины-деятеля в официальной номинации либо используются те же самые номинации: врач Иванова/женщина-врач, la médico López/la mujer médico López, либо образуются дериваты от номинаций мужчины-деятеля: машинист — машинистка, учитель — учительница; vendedor - vendedora, profesor - profesora.
Ряд вышеназванных существительных, оставаясь формально формами мужского рода: врач, químico, médico, в середине XIX -XX вв. стали семантически именами общего рода.
Достаточно позднее внедрение женщины в профессиональную деятельность привело к тому, что потенциал языка для образования существительных женского рода от номинаций мужчины-деятеля к этому времени был исчерпан, и дереваты женского рода уже существовали, обладая значением, отличным от номинации профессии, и были омонимами профессиональной номинации: мельничиха, molinera - жена мельника; профессорша -жена профессора; tornera — жена токаря; soldada
- солдатское жалование; torera - типичная куртка тореодора; olivarera - пора сбора оливок. Немалая часть наименований по признаку женского пола имеет разговорный и разговорно-обиходный оттенок: повариха, секретарша, продавщица, адвокатесса и адвокатша; médica, estudianta, poetisa, cantanta. Однако постепенно формируется ряд номинаций при сохранении нейтрально-стилевых характеристик имен, выражающих признак женскости: актриса, певица, рабочая, точильщица; actriz, secretaria, vendedora, tejedora, abogada.
Интенсивное проявление женского пола в профессии и внедрение номинаций женского рода в язык наблюдается в испанском языке последних 30-ти лет: arbitra, f; jueza, f; minera, f; médica, f определяются современными испанскими словарями как нормативные.
Процитируем Феликса Асуа, журналиста газеты «El País» (15.11.00, последняя страница): «7 si abres cualquier diario te encuentras con ministras, conductoras de autobús, empresarios, guardias civiles, catedráticas, pilotos, teólogas. Hace veinte años, esa comunidad de seres autónomos no existía. En las noticias sólo aparecían tonadilleras, asesinas y esposas. [...] En sólo veinte años se ha producido una revolución mucho más eficaz que la soviética. Las mujeres han conquistado su soberanía sexual, política y laboral. Esta nueva soberanía las afecta a ellas, pero hace mucho más interesante la vida de millones
de varones» /«Открыв любую газету, мы то и дело сталкиваемся с сообщениями о женщинах-министрах, водителях автобусов, предпринимателях, полицейских, профессорах, теологах. Двадцать лет назад такого сообщества независимых индивидов не существовало. В новостях упоминались только жены, певицы и убийцы [...] За двадцать лет мы претерпели революцию, куда более эффективную, чем советская. Женщины отвоевали сексуальный, политический и трудовой суверенитет. Этот новый суверенитет касается их самих и делает более интересной жизнь миллионов мужчин»/.
Очевидно, что русский язык более статичен, а потому смены в номинации вышеперечисленных профессий (министр, водитель, предприниматель, полицейский, теолог) не произошло. Формы женского рода не появились, либо не утратили стилистической маркированности, сравните: водительница, предпринимательница.
Таким образом, в некоторых пластах лексики, где наиболее точно отражается социальная структур общества, выявляются единицы, значимые для выявления гендера в языке.
В настоящее время мы также продолжаем работу с русскоязычными и испаноязычными текстами для выявления гендернозначимых лингвистических признаков на уровне предложения и в дискурсе. Такие показатели важны как для определения языковой картины мира носителей испанского и русского языка (социокультурный аспект), так и для определения лингвистических параметров для идентификации говорящего в письменном и устном тексте (прикладной аспект).
1 Кирилина А.В. Гендерные исследования в лингвистических дисциплинах //Гендер и язык. М.: Языки славянской культуры, 2005. С. 7-30.
2 Каменская O.JI. Гендергетика- наука будущего //Гендер как интрига познания. М.: Рудомино, 2002. С. 13-19.
3 Г орошко Е.И. Г ендерные исследования в языкознании
(к проблеме становления метода). URL: http://
www.genderstudies.info/lingvo/lingvo.php
4 Фомин А.Г. Психолингвистическая концепция моделирования гендерной языковой личности. М.; Кемерово: Кузбассвузиздат, С. 7.
5 Там же. С. 8.
6 Семенова J1. Как навязываются стереотипы: кушать подано, только отделите зерна от плевел // Гендер для чайников. М.: Звенья, 2006. С. 29.
7 Г орошко Е.И. Г ендерная проблематика в языкознании // Введение в гендерные исследования. Часть 1. Учебное пособие/ под ред. И. Жеребкиной. Харьков, СПб. 2001. С. 238-277.
8 Колосова O.A. Когнитивные основания языковых категорий. (На материале современного английского языка): дис.... д-ра филол. наук. М., 1996.
9 Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1990.
10 Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1991.
11 Фрейд 3. «Я» и «Оно»: Труды разных лет. М.: Азбука, 2007.
12 Фридан Б. Загадка женственности. М.: Прогресс, 1994.
13 Ушакин С.А. Поле пола// Женщина. Гендер. Культура. М.: МЦГИ, 1999. С. 35-45.
14 Что такое тендер?// URL: www.gender.ru
15 Абубикирова Н.И. «Что такое гендер?» // Общественные науки и современность. 1996. №6. С. 123-125.
16 Языкознание. Большой энциклопедический словарь. М.: Научное издательство «Большая Российская энциклопедия», 1997. С. 417.
17 Коттхофф, X. Гендерные исследования в прикладной лингвистик // Гендер и язык. М.: Языки славянской культуры, 2005. С. 574.
18 Moosmüller S. Die Stimme. Ausduck geschlechtlicher Individualist oder sozialer Aneignung. Цит. по Коттхофф X. Гендерные исследования в прикладной лингвистике// Гендер и язык. М.: Языки славянской культуры, 2005. С. 575.
19 Коттхофф X. Указ. соч. С. 575.
20 Ohara Yumiko. Performing gender through voice pitch: A cross-cultural analysis of Japanese and American English // Pasero U., Braun F. Waharehmung und Herstellung von Geschlecht. Opladen: Westdeutscher verlag, 1999. P. 105-116.
21 McConell-Ginet Sally. Intonation in a man’s World / Sign 3,2. P. 541-559.
22 Jauralde Pou Pablo. Introducción biográfica y crítica/ Quevedo F.de. El buscón. Madrid: Clasicos Castilia, 1990. P. 7-33.
23 Коттхофф, X. Указ. соч. С. 576.
24 Dann М. Chukchi women’s language: a historical-comparative/ Antropological Linguistics, 42. No 3. P. 305-328; Скорик, П.Я. Грамматика чукотского языка. JI., 1977. Т. 1-2.; Коатс, Дж. Женщины, мужчины и язык //
Гендер и язык. М.: Языки славянской культуры, 2005. С. 75.
25 Перехвальская Е. Гендер и грамматика // Язык - гендер - традиция: материалы международной конференции. Пропповский центр. СПб., 2002. URL: www.folk.ru/ propp/publics/ gender/ perehv.html.
26 Хеллингер М. Контрастивная феминистская лингвистика // Феминизм и гендерные исследования. Хрестоматия. Тверь, 1999. С. 91-98.
27 Емірсуінова, Г. Відбиття соціального статусу жінки в англійській мові // Вісник Харківського на-ціонального Університету ім. В.Н.Каразіна. Серія «Романо-германська філологія», 1999. С. 142-147.
28 Schrambke Renate. Dupp und Dottel, Lush und Lottel. Geschlechtsbezogene spachliche varianz bei Schimpfwörtern des süddeutschen Sprachraums. Цит. по Коттхофф, X. Гендерные исследования в прикладной лингвистике // Гендер и язык. М.: Языки славянской культуры, 2005. С. 568.
29 Gregersen Е.А. Sexual linguistics // Judith Orasanu М.К. Slater L.L. Adler. Language, sex and gender. Does la difference make a difference. New York: New York Academy of Science. P. 3-22.
30 Голубева C.C. Гендерная асимметрия при вербализации концепта «профессия» в русском и испанском языках // Международная конференция «Русский язык и литература в международном образовательном пространстве: современное состояние и перспективы» Гранада, 7-9 мая 2007 г. С. 563-569; Отражение категории гендера в семантике и грамматических формах одушевленных существительных // Вестник ЮУрГУ. Серия «Лингвистика». 2008. Вып. 6. № 1. С. 24—26.
31 URL: http://www.ucm.es/info/especulo/cajetin.
Поступила в редакцию 26 ноября 2008 г.
