CC BY
54
УДК 82-531
Вестник СПбГУ. Сер. 9. 2013. Вып. 2
Э. Ф. Осипова
Лидия МАРИЯ ЧАйЛД И ЕЕ РОЛЬ В КУЛЬТУРЕ НОВОЙ АНГЛИИ
Имя Лидии Марии Чайлд (1802-1880) мало известно отечественному читателю, а ее творчество пока не стало предметом исследования в нашем литературоведении. Однако оно является частью литературы и культуры Новой Англии. Именно там писательница сформировалась как романист, публицист и страстный противник рабовладения. По словам американского критика Тремейна Мак Дауэлла, она сыграла большую роль в «духовном преобразовании Новой Англии». [1, с. 352].
Сестра известного трансценденталиста и унитарианского проповедника Кон-верса Фрэнсиса, Чайлд была связана с кружком трансценденталистов, хорошо знакома с Теодором Паркером, дружила с Эмерсоном, Элизабет Пибоди, с миссис Бронсон Олкотт, слушала лекции Маргарет Фуллер. Среди ее друзей был известный аболиционист Уэнделл Филлипс. На писательницу не могли не оказать влияния идеи, вдохновлявшие ее друзей. Все они были романтиками, верившими в безграничные возможности человека и его способность к самосовершенствованию. В их сознании происходит возрождение платонизма и неоплатонизма: на страницах диалогов Платона «Пир», «Федр», «Федон» они находили подтверждение своим мыслям о единстве мира, двойственности человеческой природы, путях совершенствования личности и общества. Больше всего, однако, на них повлияла немецкая идеалистическая философия. Главным проводником идей Шеллинга, Якоби, Фихте в среде конкордских философов был брат Лидии Марии Конверс Фрэнсис, преподававший в Гарварде немецкую философию. Но главное, что сделали члены эмерсоновского кружка, так это то, что они создали моральную философию, основными постулатами которой были проповедь self-reliance, или нонконформизма, простой и духовной жизни и сближения с природой. Непременной частью их этического учения была философия любви как способа совершенствования [2; 3].
Лидия Мария Чайлд пробовала себя во многих жанрах, но наибольший успех ей принесла деятельность журналиста и публициста. Ее перу принадлежат и несколько романов, которые, правда, не обладают серьезными художественными достоинствами, но представляют определенный интерес, поскольку отражают интеллектуальный климат эпохи. В своем первом романе «Хобомок» (Hobomok, 1824), действие которого относилось к времени правления губернатора Массачусетса Эндикотта, Чайлд продолжила традицию романтиков — изображать индейца как «благородного дикаря». В нем она откликнулась на призыв известного американского историка Джона Палфри — искать материал для художественных произведений в ранней истории страны. Вторым ее произведением в этом жанре был роман «Повстанцы, или Бостон накануне Революции» (The Rebels; or, Boston before the Revolution, 1825).
Осипова Эльвира Филипповна — д-р филол. наук, профессор, Санкт-Петербургский государственный университет; e-mail: [email protected], [email protected]
© Э. Ф. Осипова, 2013
Интересно, что в этом году появился и роман Джеймса Фенимора Купера на ту же тему — «Лайонел Линкольн, или Осада Бостона». Героические события американской революции, хотя и не были еще овеяны романтической дымкой, стали достойным предметом для писателей-романтиков. И здесь Лидия Мария Чайлд была одной из первых.
Ранние исторические романы Чайлд на американские темы не имели, однако, большого успеха, и писательница обратилась к сюжетам из древней истории. Свой новый роман «Филотеа» (Philothea, 1836) она посвятила брату. Действие его происходит в древней Греции, однако, по словам американской исследовательницы Деборы Клиффорд, главные персонажи по своим политическим и философским убеждениям «больше напоминают бостонцев XIX века» [4, p. 123]. Признания соотечественников роман не снискал, возможно, потому, что был слишком пронизан идеями трансцендентализма, а кроме того, Лидия Мария Чайлд в это время уже была известной противницей рабовладения, что не способствовало популярности ее произведений среди читателей.
В «Филотее» она откликнулась на роман знаменитой писательницы и борца за права женщин Френсис Райт «Несколько дней в Афинах» (A Few Days in Athens, 1822), герои которого Эпикур и его ученики представлены как гедонисты, агностики, сторонники свободной любви [5, p. 71]. Взяв сходную тему, Чайлд трактует ее в совершенно ином ключе. Испробовав себя в жанре исторического романа, теперь она обратилась к современным проблемам, которые решила облечь в древнегреческие одежды. Найти материал было нетрудно. Писательница черпала его не только в сочинениях об истории Древней Греции или книгах, вроде «Перикла и Аспазии» Уолтера Лэндора, но в интеллектуальной жизни Бостона и Конкорда 1830-х годов. Примечательно, что в ее романе, появившемся одновременно с эмерсоновской «Природой», соединились платоновский идеализм, мистицизм Сведенборга и идеи зарождавшегося трансцендентализма [4, p. 123]. И не случайно известный американский исследователь Кеннет Камерон назвал «Филотею» романом «трансценден-талистским». Он переиздал книгу в 1975 году под новым названием — «Филотея, или Платон против Эпикура. Роман о новоанглийском трансцендентализме».
Действие романа происходит в V веке до н. э. в Афинах. Среди его героев — исторические личности (Алкивиад, Платон, Фидий, Перикл, Аспазия) и вымышленные персонажи (Филотея, Паралюс, Филемон). Филотея, внучка философа Анаксагора, представлена как антипод куртизанки Аспазии. Ван Вик Брукс назвал роман «крайне наивным произведением», в котором роль Аспазии «разыгрывает самая обычная девица из Новой Англии, выряженная в пеплум» [6, с. 145]. Но «греческий роман» (такой подзаголовок Чайлд дала своему роману во втором издании 1845 года) понравился Генри Торо — он даже выписал из него несколько страниц. Удостоился роман положительной, хотя и сдержанной оценки Эдгара По, которого никак нельзя заподозрить в симпатиях к философам из Бостона и Конкорда. В кратком очерке из серии «Литераторы Нью-Йорка» Эдгар По отмечал ее стиль, но не касался идей романа [7, p. 1198-99]. Тем более важно обратиться к сюжету книги и к идеям, которые в ней воплощены.
Конфликт разворачивается вокруг отношений Перикла и Аспазии с их окружением. Против союза правителя Афин Перикла и Аспазии протестует Филемон, за что ему пришлось жестоко поплатиться: его лишили наследства и отправили в ссыл-
ку. Коварная Аспазия мстит обидчику. Она знает, что Филемон влюблен в Эудору, приемную дочь Фидия, строителя Парфенона, и устраивает так, что Эудора влюбляется в Алкивиада. Последний похищает ее и держит взаперти. В конце концов Эудоре удалось бежать, и добродетельная Филотея помогает ей (а родиной Эудоры была Персия) найти своего отца, который выкупает ее из греческого плена. Свадьба Эудоры и Филемона происходит во дворце Артаксеркса, где молодая женщина после многих приключений воссоединяется со своим возлюбленным.
Судьба Филотеи складывается иначе. Ее брак с Паралюсом, сыном Перикла, длится недолго, и вскоре после его смерти она, как романтическая героиня, «умирает от горя». Но смерть Филотеи обретает характерный для раннего романтизма смысл: происходит мистическое соединение душ Паралюса и Филотеи — вполне в духе Новалиса. Романтическое в романе соединяется с платоническим (учение о душе, идеях, философия любви). «Каждая душа, которая мыслила искренне и любила красоту, сможет восстановить мощь своих крыльев и воспарить на прежнюю высоту» [8, p. 208]. Такими словами Платон утешает Филотею, оплакивающую смерть мужа.
Третья линия в романе — судьба Анаксагора. Его привлекают к суду за еретические проповеди и отправляют в ссылку, где уже находится Филемон и где их посещает Платон. Анаксагор, Филемон и Платон ведут интеллектуальные беседы: рассуждают о демократии и автократии, политике и философии, материальном и идеальном, Высшем Разуме и Бессмертии (этих кантовских «вещах-в-себе»). Философские беседы ведутся и во время «симпозиумов» в Парфеноне, где находятся покои Аспазии. В одной из них Филотея высказывает Аспазии свое представление о высших ценностях: «То, что Вам кажется пустыми мечтами, мне представляется высшей реальностью. Я с радостью променяю мечты на то, что вы больше всего цените в этой жизни. Вы живете ради бессмертия в земном мире, я живу ради бессмертия — в мире ином» [8, p. 32].
Гораздо более возвышенный тон имеют беседы мудрецов, оказавшихся в ссылке. Прислушаемся к Анаксагору: «Единый Верховный Разум, который постоянно проявляет себя, устанавливает порядок в материальном мире» [8, p. 48]. Время монотеистических религий еще не настало, и эти слова воспринимаются как ересь. «То, что мы постигаем как истину или воображаем как отблеск красоты, есть всего лишь воспоминание о нашем предшествующем, более счастливом существовании» [8, p. 50]. Это уже Платон. Тот, кто мечтал видеть философов у руля государства, в романе Чайлд говорит о Перикле: «Человек, посвятивший себя политике, плывет по бурному морю на корабле, за штурвалом которого — безумный лоцман (a giddy pilot)» [8, p. 151]. Это ли не признание утопичности платоновской мысли об идеальном государстве!
Платон в романе Чайлд рассуждает о природе человека, о необходимости индивидуального совершенствования: «Когда мы уничтожим дикого зверя в своей душе, нам уже не нужно будет бороться с его зримыми проявлениями» [8, p. 156]. Проповедь самосовершенствования было частью этической программы трансцендента-листов. Об этом писали и говорили многие новоанглийские философы, но главным среди них в это время был, пожалуй, Уильям Эллери Чаннинг. Мысли, занимавшие американских философов и писателей, в частности Джеймса Фенимора Купера, писательница вкладывает в уста Алкивиада: он говорит о демократии и свободе, тирании и правах народа. «Всегда существует опасность перерождения демократии
в тиранию. Афиняне так же послушны своим вождям, как персы своим царям. <.. .> Есть два типа зла: деспотизм, облекаемый в форму демократии, и власть тирана, сочетающаяся с безответственностью толпы» [8, p. 114-115]. Словно заглядывая в далекое будущее, Лидия Мария Чайлд — устами Филемона — рассуждает о том, что свои поражения государство будет стараться списывать на недостатки демократии. Реальная же проблема — в том, что «власть, надевая на себя маску Демократии, развращает народ» [8, p. 112].
В «Филотее» отразились идеи, волновавшие Эмерсона, Хеджа, Олкотта, брата Лидии Марии, Конверса, которому Эмерсон подарил экземпляр своей «Природы». Героиня Чайлд рассуждает о самых сложных материях — о платоновских идеях, о его философии любви. Ее героиня воплощает романтический идеал: это женщина-философ, читавшая Фалеса, Пифагора, Гесиода, Симонида, Пиндара. Сами эти имена звучали музыкой в ушах новоанглийских интеллектуалов, знавших древнегреческих философов и поэтов и читавших их в оригинале.
Чайлд вращалась в атмосфере идей, которые волновали трансценденталистов, и могла осмыслить их, не входя официально в их кружок. Позже, в двух сериях «Писем из Нью-Йорка» (1843, 1845), она сформулирует свое отношение к трансцендентализму, но уже без помощи древнегреческого антуража. Процитирую отрывок из письма XIII, датированного 24 апреля 1844 года. «Вы меня спрашиваете, что такое трансцендентализм и во что верят трансценденталисты. На этот вопрос трудно, почти невозможно ответить. <...> Это название применяют ко всему новому, странному и не поддающемуся объяснению. Если человек безоговорочно не соглашается с установившимися мнениями и доктринами (is non-conformist) и не совсем обычным способом выражает свое несогласие (dissent), его называют транс-ценденталистом. <...> Трансценденталисты много говорят о прекрасном (luxuriate in the beautiful), а их теории неопределенны. Это напоминает мне старую историю, связанную с верой в переселение души. Когда философа спросили, в какую форму он хотел бы, чтобы переселилась его душа после смерти, он ответил: "В форму вообще, никакую в частности"» [9, p. 125, 127].
По свидетельству современников, Лидию Марию Чайлд вдохновляли лекции Эмерсона, но его теории казались ей слишком абстрактными. И в «Письмах из Нью-Йорка» она пишет об этом без обиняков и в то же время защищает трансцендента-листов от нападок тех, кто за сложной формой их эссе, речей и проповедей вообще не видел смысла. «Их стиль вызывает насмешки, но еще больше непонимание. То, о чем они говорят, имеет гораздо более глубокое значение, чем доступно умам, не привыкшим к подобным рассуждениям. Их слова имеют пророческий, мистический смысл». И далее она сравнивает стиль эмерсоновских эссе с чем-то чистым и таинственным, похожим на море в солнечный день. «Свет — холодный и не имеющий цвета — пронизывает водную стихию, сообщает ей прозрачность, которая завораживает взгляд, но вместе с тем говорит о том, что в глубине есть некая неразгаданная тайна» [9, p. 128]. Пожалуй, лучше о стиле трансценденталистов не сказал никто.
В «Письмах из Нью-Йорка» Лидия Мария Чайлд упрекала бостонских философов за их неготовность к решительным действиям в вопросе об отмене рабства. Их идеал, как она довольно язвительно выразилась, — «лежать, греться в лучах духовного солнца — и расти» (lie still in the spiritual sunshine, and grow) [9, p. 128]. Чайлд здесь почти цитирует одно из эссе Эмерсона тех лет. Дело только в том, что очень
скоро политические события вынудят философа активно поддержать действия аболиционистов.
Сама же писательница уже в 1833 году, еще до «Филотеи», опубликовала воззвание «В защиту американцев, коих именуют африканцами» (An Appeal in Favor of that Class of Americans Called Africans). Этот памфлет и другие ее выступления в защиту рабов привлекли в ряды аболиционистов Уэнделла Филлипса, Джона Палфри, Чарльза Самнера, Томаса Хиггинсона [10]. Большую роль в формировании общественного мнения в стране играл ее журнал «Нэшнел антислейвери стэндард» (1841-1849), который она издавала вместе с мужем. Журнал стал трибуной для многих противников рабства, в нем печатались и повествования бывших рабов. Одно из самых знаменитых — роман Гарриет Джейкобс «Случаи из жизни девушки-рабыни».
В известной мне критической литературе нет упоминаний о книге Лидии Марии Чайлд «Исаак Т. Хоппер. Подлинная жизнь» (Isaak T. Hopper. A True life», 1853). А между тем книга представляет определенный интерес для тех, кто исследует историю становления жанра «невольничьего повествования». Чайлд обращается к жизнеописанию Исаака Хоппера, квакера, жившего в Филадельфии и помогавшего беглым рабам. Статьи, которые он опубликовал в газетах, составили книгу «Рассказы об угнетении» (Tales of Oppression). Чайлд переработала книгу Хоппера, вернее, ее стиль, придав ему интонации, которые она слышала от него самого. В повествовании о жизни этого замечательного человека содержатся рассказы беглых рабов, относящиеся к началу XIX века, и зарисовки нравов, типичных не только для американского Юга, но и для северных штатов. В предисловии к книге мы слышим голос публициста и борца с рабством. «Колесница рабовладельческого государства, — пишет она, — продолжает свой триумфальный бег, а священники и политики соревнуются друг с другом, помогая ей и дальше давить людей и двигаться по телам своих жертв. Но вот из-под колес поднимается окровавленный призрак дяди Тома, и весь мир оборачивается и смотрит на него. Да, рабовладельческая власть сильна, но Бог и истина — все же сильнее» [11, p. vii]. Замечу попутно, что в этой богатой фактами книге есть и упоминание о влиянии френологии. Чайлд описывает сеанс френологического «исследования», объектом которого стал Исаак Хоппер. (Дело было в 1837 году.) Важно отметить, что писательница оценивает результаты эксперимента как исключительно точные и, в отличие от Эдгара По и Ореста Браунсона, не подвергает френологию сомнению как науку [11].
Неутомимый борец против рабства в любых его формах, Чайлд публикует «Книгу бывшего невольника» (Freedman's Book, 1865), в которой прославляет Туссе-на Лувертюра, вождя негритянского восстания в Сан Доминго, а в своем последнем романе поднимает злободневный вопрос о взаимодействии рас. Еще в 1835 году писательница задумала книгу, в которой бы осуждалась идеология, оправдывающая рабовладение. Практически через три десятилетия она возвращается к этой теме в романе «A Romance of the Republic» (1867), в котором рисует приключения черных рабынь Флоры и Розабеллы, бежавших на Север, и их соперниц-северянок Лили и Лайлы, одна из которых разделяет прорабовладельческие симпатии некоторых представителей бостонской элиты. В этот вполне романтический сюжет вложено новое содержание — не очень еще обсуждавшаяся тема межрасовых браков. Кроме того, как отмечает Каролин Карчер, Чайлд «проводит параллель между расовым
и патриархальным видами рабства» [12, p. 514-515]. Продолжая традицию Бичер-Стоу, Лидия Мария Чайлд пишет о пагубном влиянии расовых предрассудков на различные классы и этнические группы и, что стало возможным после окончания Гражданской войны, исследует саму возможность перемен.
И все же главное значение Чайлд для американской культуры заключалось в ее публицистике, в активном участии в аболиционистском движении, а также в понимании и поддержке идей, которые в 1830-1840-е годы вызывали не только уважение, но неприятие и резкую критику. Тех идей, которые пропагандировал ее брат Кон-верс Фрэнсис, наставники и друзья Лидии Марии Чайлд в трансценденталистском сообществе — Ральф Эмерсон, Маргарет Фуллер, Элизабет Пибоди, Теодор Паркер.
Литература
1. Мак Дауэлл, Тремейн. В Новой Англии // Литературная история Соединенных Штатов Америки: в 3 т. / под ред. Р. Спиллера [и др.] М.: Прогресс, 1977. Т. 1. 603 с.
2. Осипова Э. Ф. Трансценденталисты // История литературы США: в 5 т. М.: ИМЛИ РАН, Наследие, 1999. Т. 2: Литература эпохи романтизиа. С. 182-210.
3. Осипова Э. Ф. Ральф Уолдо Эмерсон. Писатель и время. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1991. 137 с.
4. Clifford, Deborah Pickman. Crusader for Freedom. A Life of Lydia Maria Child. Boston: Beacon Press, 1992. 396 р.
5. Osborne W. Lydia Maria Child. Boston: Twayne Publishers, 1980. 196 р.
6. Брукс Ван Вик. Писатель и американская жизнь: в 2 т. М.: Прогресс, 1967. Т. 1: Расцвет Новой Англии. 424 с.
7. Poe E. A., Lydia M. Child // Poe E. A., Lydia M. Essays and Reviews. New York: The Library of America, 1984. 1544 p.
8. Child L. M. Philothea. Boston: Burnam; New York: CS Francis, 1845.
9. Child L. М. Letters from New York. Second Series. New York: Francis & Co., 1845. 287 р.
10. Karcher C. Introduction // Child L. M. Hobomok, and Other Writings on Indians. New Brunswick; New Jersey: Ruthgers University Press, 1986. 368 р.
11. Child L. M. Isaac T. Hopper. A True Life. London: S. Low, Son & Co., 1853. 495 р.
12. Karcher C. The First Woman in the Republic. A Cultural Biography of Lydia Maria Child. Durham: Duke University Press, 1994. 832 р.
Статья поступила в редакцию 15 апреля 2013 г.
