CC BY
04 См., например: Казнина О.А. Русские в Англии. Русская эмиграция в контексте русско-английских литературных связей в первой половине XX века. М., 1997.
5 Об этой поездке ее участники написали статьи, корреспонденции для своих газет и даже книги. Так, В.Д. Набоков выпустил книгу «Из воюющей Англии» (1916), А.Н. Толстой - «Англичане, когда они любезны» (1916), а К.И. Чуковский - «Англия накануне победы» (1916).
6 Soul of Russia / Ed. by W. Stephens. London, 1916. В книгу вошли статьи о Британии, очерки о впечатлениях англичан от поездок в Россию, статьи о русском фольклоре, литературе, искусстве, социальной жизни и об участии россиян в мировой войне. Приведены, в подлиннике и в переводе, стихи русских поэтов. На цветных вклейках воспроизведены картины Н.С. Гончаровой, М.Ф. Ларионова, И.Я. Билибина, Н.К. Рериха и других художников.
7 Roberts I.W. History of the School of Slavonic and East European Studies, 1915-1990. London, 1991; интернет-ресурс: http://www.ucl. ac.uk/ssees/
8 Летопись Российской академии наук. В 4 т. СПб., 2007. Т. IV. 1901-1934. С. 284.
9 Тараторкин Ф.Г. А.С. Лаппо-Данилевский и проект создания «Истории России» на английском языке (1915-1918 гг.) // Археографический ежегодник за 1994 г. М., 1996. С. 270-273.
10 The Local Examinations and Lectures Syndicate - Комитет местных экзаменов и лекций, старейшая экзаменационная организация в Европе, подразделение Кембриджского университета, созданное в 1858 г.
11 Так, лекции по богословию были посвящены теме «Элементы боли и розни в человеческой жизни».
12 Сесил (Cecil) Роберт (1864-1958), английский государственный деятель. С образованием в 1915 г. коалиционного правительства вошел в кабинет как заместитель секретаря по иностранным делам, в 1916-1918 гг. - министра блокады. В его обязанности как министра блокады входила разработка мер экономической и торговой войны с Германией.
13 С.И.Р. Русский сезон в Кембридже (от нашего лондонского корреспондента) // Речь. 24 августа 1916 г. № 232. С. 2.
14 Local Lectures Summer Meeting. Programme. Cambridge, 1916. P. 12-15. Экземпляр программы хранится в фонде А.С. Лаппо-Данилевского: Санкт-Петербургский филиал Архива РАН (СПФ АРАН). Ф. 113. Оп. 2. Д. 95. Л. 15-24.
15 Russian Realities and Problems by Paul Milyoukov, Peter Struve, A. Lappo-Danilevesky, Roman Dmowski and Harold Williams / Ed. J.D. Duff. Cambridge, 1917.
16 Lappo-Danilevesky A.S. Development of Russian science and learning // Ibid. P. 153-229. Неполный текст этой работы на русском языке находится в личном фонде ученого: СПФ АРАН. Ф. 113. Оп. 1. Д. 130. Л. 177-253.
17 Lappo-Danilevesky A.S. Development of Russian science and learning. P. 170-171. Цит. по: Ф. 113. Оп. 1. Д. 130. Л. 215.
18 Там же. Л. 216.
19 Канцлер (президент) Кембриджского университета избирается пожизненно, с 1908 г. им был физик, лауреат Нобелевской премии 1904 г. лорд Рэлей (Рэйли, John Strutt, 3rd Baron Rayleigh, 1842-1919). На практике все обязанности исполняет вице-канцлер, который избирается в Кембридже каждые два года из числа директоров отдельных колледжей. В 1915-1916 гг. вице-канцлером состоял пастор Т. Фицпатрик (Thomas Cecil Fitzpatrick, 1861-1931).
20 Сэндс Джон (Sir John Edwin Sandys, 1844-1922), филолог-классик, автор фундаментальной «Истории классической филологии» (A Hisrory of Classical Scholarship. Vol. 1-3. Cambridge, 1903-1908.
21 Acta. 11 August 1916. Friday // Cambridge University Reporter. 1916. P. 1042-1044.
22 СПФ АРАН. Ф. 113. Оп. 2. Д. 42. Л. 1. Сердечно благодарю О.В. Бударагину, Pat и John Easterling, David Butterfield за помощь в аннотировании фотографии.
КИРИЛЛ ПАВЛОВИЧ ГРИШИН
аспирант Брянского государственного университета им. акад. И.Г. Петровского (Брянск) Тел.: 8 (903) 818-99-61; Е-mail: vertige2005@mail.ru
Рассматриваются личные отношения А.С. Лаппо-Данилевского и М.А. Дьяконова внутри корпорации русских историков. Особое внимание уделяется профессиональным связям в момент вхождения историков в науку, написания диссертаций и совместной работе в Российской академии наук.
Ключевые слова: история исторической науки, отношения историков, Российская академия наук, А.С. Лаппо-Данилевский, М.А. Дьяконов.
ЛИЧНЫЕ И НАУЧНЫЕ ВЗАИМООТНОШЕНИЯ АКАДЕМИКОВ А.С. ЛАППО-ДАНИЛЕВСКОГО И М.А. ДЬЯКОНОВА
После смерти известных историков А.С. Лаппо-Данилевского и М.А. Дьяконова некоторые современники в своих воспоминаниях, при жизни наблюдая их рядом, указывали на тесную духовную близость, несмотря на разнообразие индивидуальностей ученых. Ушедшие друг за другом (Лаппо-Данилевский в феврале, Дьяконов в августе 1919 г.), их имена прочно и неразделимо остались в памяти коллег. Так, например, Я.Л. Барсков писал: «На первый взгляд, они казались ровесниками и моложе своих лет. Было много сходного даже в их манере держать себя, одеваться, говорить, спорить и защищать свои взгляды. <. > Согласные между собой во многом принципиально, они согласовывали в значительной степени и свою практическую деятельность. И в постановке, и в разработке планов для академических изданий М.А. Дьяконов был всегда надежным сотрудником Лаппо-Данилевского»1. А.А. Кизеветтеру запомнилось частое пребывание историков в архивах Москвы одновременно, причем он указывал на разницу в общении с
собеседниками при полном единстве во мнениях2. Каков был характер отношений между историками и какова степень взаимного влияния на жизнь и научное творчество - этому посвящена работа.
В исторической литературе, изданной в последние годы, можно найти упоминания о творческих отношениях историков, их совместной работе в академических проектах. Труды А.В. Малинова и С.Н. Погодина3, Е.А. Ростовцева4 и др. посвящены научному наследию Лаппо-Данилевского и некоторым образом освещают совместную деятельность историков в академическом и университетском пространстве. Несколько лет назад тема отношений Дьяконова и Лаппо-Данилевского частично была поднята мною на историографических чтениях памяти доктора исторических наук, профессора РГГУ В.А. Муравьева, состоявшихся еще осенью 2010 г.5 Однако эта попытка с течением времени привела к постановке новых вопросов. На основании вводимых в оборот архивных источников, неизвестных ранее, мы сконцентрировались не
только на личных коммуникациях историков, но и на взаимных оценках творческого наследия авторов. Безусловно, вне контекста развития личных связей и общих проектов Лаппо-Данилевского и Дьяконова сложно представить эти оценки. За строгими академическими рецензиями и отзывами в данном случае стоит богатейшая переписка, в которой скрыты порой сомнения, а зачастую то, что по разным причинам невозможно сказать в официальных публикациях. Переписка Дьяконова с Лаппо-Данилевским -яркий тому пример. Она хранится в Архиве Российской академии наук. В фонде М.А. Дьяконова (Ф. 639) в Москве более 80 писем Лаппо-Данилевского к нему за период 1889-1917 гг. В настоящее время фонд М.А. Дьяконова проходит научно-техническую обработку, поэтому номера дел в настоящей работе даны по старой описи. Обратные письма находятся в Санкт-Петербургском филиале архива РАН (Ф. 113) и дополняют эпистолярное наследие ученых, раскрывая новые стороны межличностных отношений. Дополняют переписку печатные рецензии и отзывы на соискание различных премий, а также научные записки и сообщения, читанные в заседаниях Академии наук, дающие критику основных трудов Лаппо-Данилевского и Дьяконова, их позиции по ключевым вопросам русской истории.
Напомним, что знакомство Дьяконова с Лаппо-Данилевским состоялось еще в начале 1880-х гг. в Петербургском университете. Начинающие ученые сблизились в научно-исследовательских и литературных кружках той поры: научно-литературном обществе, созданном О.Ф. Миллером, и «кружке русских историков», основанном в 1884 г. На квартире одного из их товарищей - В.Г. Дружинина собирались как студенты, так и уже окончившие университетский курс историки и филологи Петербургского университета6. Среди них были С.Ф. Платонов, Е.Ф. Шмурло, В.Г. Дружинин, Н.Д. Чечулин, А.С. Лаппо-Данилевский, М.А. Дьяконов и др. Разницы в возрасте и своем социальном происхождении члены кружка не чувствовали. В сближении Дьяконова с Лаппо-Данилевским сыграло несколько обстоятельств.
Во-первых, несмотря на разные сферы научных интересов молодых исследователей, их объединяло обсуждение спорных вопросов исторического развития, философские концепции в его осмыслении. В неформальной дружеской обстановке участники слушали и обсуждали рефераты, проводили исторические диспуты, обсуждали последние литературные новинки. Так, в источниках отразилась информация о частых совместных рефератах Дьяконова и Лаппо-Данилевского. На одном из заседаний кружка, например, они выступили с разбором сочинений К.Д. Кавелина7.
Во-вторых, тематика магистерских диссертаций Лаппо-Данилевского и Дьяконова была различной, но в рамках одного временного периода. Первый занимался организацией системы налогообложения в XVII в., второй - взаимоотношениями власти и церкви в Московском государстве в том же веке.
В-третьих, у обоих ученых не совсем ладились отношения с научными руководителями. Лаппо-Данилевский в письмах к Дьяконову не раз выражал недовольство работой с Е.Е. Замысловским над диссертацией: «За-мысловский продолжает меня мучить и порою доводит до болезненного отупения»8 или «С первым листом (корректуры. - К.Г.) у нас чуть ссоры не вышло. Как ни крепился, а все же не выдержался. А гнев для меня - дело вредное; все внутри переворачивается, а потом чувствуешь большую усталость и сонливость. Так[им] об[разом], Егор в два часа или скорее полтора (от 9 1/2 до 11) испортил мне весь вечер и весь следующий день. Да еще упрекает в том, что я у него отнимаю время!»9 Для Дьяконова также период работы над магистерской диссертацией «Власть московских государей»10 совпал с личным кризисом. Со стороны своего научного руководителя В.И. Сергеевича Дьяконов ждал большего внимания к работе, но не получал в силу холодности профессора не только со своими учениками, но и к коллегам. Это не позволило Дьяконову сблизиться с ним. Отдаленность от своего руководителя-юриста за-
ставила Дьяконова искать научную поддержку на стороне, среди историков, за что впоследствии он выслушал укор Сергеевича: «Вы напомнили мне льва басни, отданного на воспитание в орлиное гнездо»11. И эту поддержку, наряду с В.Г. Дружининым, С.Ф. Платоновым, оказывал и Лаппо-Данилевский, которому Дьяконов читал главы диссертации. В глазах близкого окружения Дьяконов, вошедший в среду историков, будучи юристом, казался «своим среди чужих, чужим среди своих». По-видимому, Лаппо-Данилевский чувствовал это, понимая, что Дьяконову аффилиация важна в период выхода на защиту. Особенно теплота отношений между историками проявилась в дни тяжелых утрат - сначала сестры, а затем и матери Дьяконова (скончалась от рака). Те слова, которые подбирает Лаппо-Данилевский, являются ключевыми для друга. Утешение, чувство проникновенности, крайней обеспокоенности за него, помощь и словом и делом, желание отвлечь от горя научной работой, подбадривание - вся эта доброта и теплота, исходившая от Лаппо-Данилевского, была ощутимой помощью в трудную минуту для Дьяконова. Перед нами также открывается богатый внутренний мир Александра Сергеевича, его известная закрытость от окружающих как бы растворяется в рассуждениях о бытие: «Хотя я не верю в личное бессмертие, но думаю, что психическая энергия вообще, как и всякая другая, не может подлежать уничтожению, а может быть и возрастает не только в количественном, но и в качественном отношении. С такой точки зрения смерть не представляется мне безвозвратной гибелью всего хорошего, что было в данном человеке, а только случайным перемещением его (т.е. хорошего) в новых комбинациях, конкретно осуществляющихся в новых индивидуальных образах»12.
Таким образом, послания к Дьяконову периода 1889-1890-х гг., непростого для ученых времени работы над магистерскими диссертациями, совпали с личными духовными исканиями Лаппо-Данилевского, сопровождающимися яркими экзистенциальными вспышками13. Их восприятие Дьяконовым установило духовную близость в момент вхождения ученых в науку. Все это, так или иначе, повлияло на складывание дальнейших тесных профессиональных отношений.
Первой проверкой этой личной привязанности стал магистерский диспут Дьяконова. Перед защитой диссертации в письме без даты Лаппо-Данилевский морально поддерживал коллегу: «Бояться вам возражений нечего. Фактических возражений будет немного, а методологические всегда можно отпарировать. Можно возражать против заглавия, постановки темы, опущения некоторых сторон дела - но все это скорее критика отрицательная, чем положительная»14. Самой первой оценкой изысканий Дьяконова стало признание Лаппо-Данилевского в одном из писем П.Н. Милюкову. В работе Дьяконова он нашел главный недостаток, распространенный среди юристов, - отсутствие исторического движения, смешение понятий догмы права с историческим законом15. Мы не знаем, были ли сказаны примерные слова Дьяконову или остались в тайне от него. По прошествии шестнадцати лет в представлении Дьяконова в адъюнкты Академии наук Лаппо-Данилевский разглядел в ранних сочинениях коллеги, в том числе и в книге «Власть московских государей», главную особенность его подхода к применению юридических практик в политической практике великокняжеской и царской власти в \V-XVII вв. В докладной записке историко-филологического отделения Академии наук читаем: «Михаил Александрович вместе с тем наблюдал общественную жизнь во всем разнообразии ее реального содержания; уже в ранних своих трудах он обнаружил стремление связывать изучение быта с изучением права; выясняя те жизненные условия, в которых возникают юридические нормы, он (М.А. Дьяконов. - К.Г.) подвергал анализу те потребности, которым они должны были удовлетворять, а не только оценивал формальное значение их»16. До Лаппо-Данилевского ни один из его современников не уловил этой тесной связи. Александр Сергеевич объединил этот подход с эмпирическими на-
выками, полученными Дьяконовым в результате обучения в Военно-хирургической академии до поступления на юридический факультет Петербургского университета.
С августа 1889 г. Дьяконов начал читать курс лекций по кафедре истории русского права в Дерптском университете, а в ноябре того же года успешно прошел его диспут17. Уехав в Лифляндию, он поддерживал отношения с Лаппо-Данилевским, давая дружеские и профессиональные советы. В процессе подготовки диссертации Лаппо-Данилевского «Организация прямого обложения в Московском государстве со времен Смуты до эпохи преобразований» непосредственно участвовал Дьяконов. Лаппо-Данилевский высылал ему в Юрьев части своей работы для обсуждения, а когда Дьяконов приезжал в Петербург в редкие командировки от университета, Александр Сергеевич читал главы будущей диссертации. Под впечатлением этого чтения в письмах Дьяконова появлялись отзывы о прочитанном, возникала полемика между историками. Так, в письме от 22 декабря 1889 г. Лаппо-Данилевский писал: «Спасибо Вам, прежде всего, за Ваше письмо и за Ваши замечания, которые, впрочем, не все для меня одинаково убедительны»18. Далее следуют доводы историка в противовес Дьяконову о том, что начавшийся при первых русских князьях процесс формирования системы кормлений продолжился в XIV в. установлением их размеров и завершился превращением кормов в налоги лишь при замене их оброком19. Предметом обсуждения были также вопросы, связанные с терминологией, употребляемой в тексте диссертации (например, упоминаемое выражение С.М. Соловьева «отбыть тягло»), и разбором завещания Симеона Ивановича (XV в.).
После успешной защиты диссертации Лаппо-Данилевским в 1890 г. Дьяконов был одним из первых, с кем поделился своими впечатлениями о диспуте. Письмо, датированное 12 мая 1890 г., является уникальным источником для диссертационной культуры периода второй половины XIX в. В рефлексии на произошедшее событие Лаппо-Данилевский изложил ход магистерского диспута, обрисовал общую атмосферу аудитории, выделил основные замечания оппонентов и процитировал свои ответные реплики20.
Дьяконов опубликовал рецензию на диссертационную работу Лаппо-Данилевского в «Журнале Министерства народного просвещения». В целом он отмечал большие достоинства труда Лаппо-Данилевского в раскрытии спектра вопросов по истории русских финансов: «Он (автор. - К.Г.) не ограничился разбором тем о происхождении и видах прямых налогов, порядке обложения, раскладки и взимания их, но в двух особых главах дает еще обзор общественных условий, на почве которых возникла упомянутая организация прямого обложения, отмечает, как эта организация в свою очередь повлияла на соотношение общественных классов...»21 В отзыве были и критические замечания, носившие, главным образом, частный характер. Как отмечал в письме от 18 сентября 1890 г. автор диссертации, «Вашей заметкой, откровенно говоря, я не совсем удовлетворился»22. Рецензент считал, что существуют более ранние источники об экономическом подчинении Орде, чем грамота 1388 г. «Читатель же Вашей рецензии может подумать, что я и не предполагал возможности существования русских более ранних известий, которые, разумеется, разыскивать трудно», - ответил в письме Лаппо-Данилевский и задал вопрос, почему уважаемый корреспондент не упомянул то обстоятельство, что в его работе приведены и более ранние грамоты, но рецензент этого не заметил. Кроме того, среди мелких недостатков в работе Дьяконов указывал на невозможность делать выводы о половниках на основании только одной порядной записи. Вот что говорится в письме: «Уже с формальной точки зрения (не сердитесь) нельзя было этого сказать: ведь у меня в ссылке указано несколько №№ устюжских актов. Из нашего же частного разговора с вами вы знаете, что я опирался не на один, а на несколько фактов, притом разнородного характера»23. Лаппо-Данилевский также не согласился с определением
выти, употребляемым Дьяконовым. Из письма видно, что Дьяконов ранее предлагал искать корни некоторых экономических явлений в заимствовании их из Византии. На это Лаппо-Данилевский обратил пристальное внимание только по отношению к метрологии - нашел прообраз кадастра, имевшегося в византийских источниках и перенесенного в русскую систему налогообложения. При этом Дьяконов делал замечания весьма деликатно и мягко, боясь затронуть самолюбие друга, о котором говорили в кругу общих знакомых24. Отметим, что Дьяконов не был большим специалистом в области финансов Московского государства XVII в., так как в период рубежа 1880-1890-х гг. занимался вопросами генезиса отношений церкви и московской власти. Однако блестящая юридическая подготовка и процесс корректирования диссертации Александра Сергеевича сгенерировали новую для него сферу научных интересов - юридический быт тяглого населения в Московском государстве XVI-XVII вв. Лаппо-Данилевский предлагал другу заняться проблемами государственной военной организации этого периода, но последний, ознакомившись с масштабным корпусом источников, уже избрал тему будущей докторской диссертации - юридическое положение тяглового населении в Московском государстве XVI-XVII вв.25
В 1891 г. сочинение А.С. Лаппо-Данилевского «Организация прямого обложения. » было выдвинуто на Уваровскую премию. Первоначально В.Г. Васильевский, вошедший в состав комиссии, предлагал Дьяконову написать официальную академическую рецензию, тем более что отзыв на книгу Михаил Александрович разместил именно в Журнале Министерства народного просвещения, редактируемом Васильевским. Однако Дьяконов от этого отказался, сославшись на то, что его разбор не может быть обстоятельным, и посоветовал П.Н. Милюкова как специалиста, зная, что он работает над темой, схожей с книгой. Анализ рецензии Милюкова «Спорные вопросы финансовой истории Московского государства» как историографического факта уже был дан в научной литературе, поэтому не считаем нужным останавливаться на этом эпизоде26. Отметим лишь, что Дьяконов в ответе на эту рецензию весьма точно выполнил миротворческую миссию в полемике между Лаппо-Данилевским и Милюковым. Главным инструментарием в примирении он выбрал не оценку методологических приемов ученых, а источниковедческий разбор, подкрепив выводы Лаппо-Данилевского новыми документами.
В 1899 г. Лаппо-Данилевский был избран адъюнктом Академии наук по историко-филологическому отделению. Поддержка, которую оказывал Лаппо-Данилевский профессору Юрьевского университета Дьяконову, сыграла важнейшую роль в судьбе последнего. В этом же году Лаппо-Данилевский по поручению комиссии Академии по рассмотрению сочинений на соискание премий графа Уварова предоставил весьма благоприятный отзыв о работах Дьяконова, что позволило последнему получить эту награду27. Дело в том, что рецензируемая работа «Очерки из истории сельского населения в Московском государстве (XVI-XVII вв.)» была выпущена еще в 1898 г. и была представлена в качестве докторской диссертации28. Книга вызвала большие споры в научных кругах, в первую очередь в среде видных юристов Петербургского университета, которые считали ее собранием очерков, нежели цельной монографией. Таким образом, для поддержки авторитета Дьяконова Лаппо-Данилевский и ряд близких друзей посоветовали кандидату в доктора представить диссертацию на соискание академической премии, надеясь, что после признания «Очерков» в научной среде совет факультета будет благосклонен. Лаппо-Данилевский один из первых современников Дьяконова, который точно уловил особенность трудов и значимость последнего в развитии исторической науки - скрупулезную работу его с историко-юридическими источниками, которые давали плодотворную почву для исследования идей, духовных факторов, влияющих на развитие юридических институтов. Исследования в связке общественного быта
с изучением права, по-видимому, импонировала Лаппо-Данилевскому, и он, пользуясь предлагаемыми обстоятельствами, находил возможность реализации научного творчества многолетнего друга29. Однако Александру Сергеевичу как специалисту в организации налогообложения в XVII в. показался сомнительным ряд утверждений Дьяконова. Во-первых, он увидел смешение автором очерков понятий частной и государственной зависимости крестьян, что предопределило неточность построений основных выводов. Эти понятия, по мнению Александра Сергеевича, противоположны друг другу, а значит, нельзя выводить общие результаты на основании различных по типологии форм отношений между владельцами и зависимыми от них30. Во-вторых, критические замечания касались исключительно отдельных групп населения Московского государства и их спорного юридического положения. Так, например, от Дьяконова на основании источников, которыми располагал последний, Лаппо-Данилевскому хотелось видеть большей определенности в разнице между подмогой и ссудой, которые, по его мнению, сыграли большую роль в истории крестьянского прикрепления31. Отдельные главы «Очерков по истории сельского населения в Московском государстве xVl-XVII вв.» Лаппо-Данилевский принял безоговорочно, например юридическое положение бобылей и половников поморских уездов. Но, безусловно, для рецензента главным стал вопрос о роли «старины» в труде Дьяконова. Лаппо-Данилевский первым открыл в авторе стремление увязать институт старожительства с прикреплением крестьян: «Значение "старины" в процессе прикрепления крестьян к государственному тяглу также впервые обстоятельно выяснено в очерках М[ихаила] Александровича]. Любопытны и частные наблюдения его над положением некоторых разрядов сельского населения Московского государства, в особенности над положением задворных людей и детенышей»32. Лаппо-Данилевский объяснял важность исследования старины Дьяконовым как неоспоримого фактора в процессе прикрепления крестьян, регулированию отношений их к землевладельцам. В целом очерки Дьяконова представлялись Лаппо-Данилевскому как пересмотр уже существующих в исторической науке концепций В.И. Сергеевича, В.О. Ключевского на процесс закрепощения крестьян на основе новых, введенных в оборот документов. Причем Александр Сергеевич выделял несовершенность исторической точки зрения коллеги, сомнительность и недосказанность его выводов, при этом признавая глубокий, системный источниковедческий подход, связанный с избирательностью и осторожностью в оценках Дьяконова сложнейших и неоднозначных вопросов закрепощения крестьян. В целом отдельное структурированное исследование Лаппо-Данилевского, заключенное в отдельную статью, можно оценить положительно в пользу Дьяконова, которого он считал исследователем нового поколения, приумножившего наследие предшественников хоть и аккуратными, но порой оригинальными и не беспочвенными выводами.
Коммуникационные связи Лаппо-Данилевского и Дьяконова были разнообразны. Они долгое время находились на расстоянии, при этом поддерживали тесную творческую близость - Дьяконов работал в Юрьевском (Дерптском) университете, Лаппо-Данилевский - в Петербургском. Условно «академическую» деятельность Дьяконова можно разделить на два этапа. Первый период - с 1899 г. по 1905 г. - время, когда ученый по предложению Лаппо-Данилевского, ставшего адъюнктом Академии наук, был включен в ряд проектов Академии по подготовке различных изданий. Дьяконов работал в Юрьевском (Дерптском) университете, периодически выезжая в оплачиваемые Академией командировки в Москву и Санкт-Петербург. Это и работа по изданию грамот Коллегии экономии -систематизированная публикация частных актов допетровской Руси, классифицированная по региональному и хронологическому принципу. Большой археографический проект по изданию «Памятников старинного русского законодательства» был инициирован Лаппо-Данилевским при поддержке Академии наук в 1902 г.33 Работа по подго-
товке публикации «Соборного уложения» была начата им в 1903 г., и сразу же Лаппо-Данилевский доверил Дьяконову должность главного редактора издания. Все необходимые для работы источники высылались корреспонденцией в Юрьев, что несколько облегчало участие Дьяконова в проекте. Однако издание «Соборного уложения», увы, не состоялось по причине научных разногласий исследователей в источниковедческом подходе к исследованию34.
Второй период совместной деятельности Дьяконова и Лаппо-Данилевского проходил уже в стенах Академии наук, начиная с 1905 г. и до самой смерти ученых. О принятии Дьяконова в качестве адъюнкта по историко-филологическому отделению хотатайствовали С.Ф. Оль-денбург и в особенности А.С. Лаппо-Данилевский, который приложил максимум усилий, чтобы выдвинуть кандидатуру друга на эту должность. Его кандидатура получила 18 голосов из 23, хотя для утверждения было достаточно 14-ти. Понимая, что заслуга в избрании на столь престижную должность принадлежит его близкому другу Лаппо-Данилевскому, Дьяконов писал по этому поводу: «Спасибо за инициативу и успех дела, ибо всем этим обязан Вам. Испытываю только невольное смущение, так как весьма не уверен в том, в какой мере окажусь в силах оправдать оказанное мне доверие и отличие»35. И это доверие Дьяконов старался оправдать, о чем свидетельствует плодотворная академическая работа ученого.
Коммуникативные связи слабо отражены в переписке историков, так как у них находилась возможность приватной беседы 1е1-а^е1 К сожалению, мы не можем проследить их тесные научные контакты с 1905 г., - момента деятельности в Академии наук. Но, судя по протоколам Общего собрания Академии, можно заключить следующее. Совместная работа историков, начиная с 1905 г., позволила поднять организацию исторической науки в рамках Академии наук на новый качественный уровень. Успешный творческий союз Дьяконова и Лаппо-Данилевского позволил собрать близких им ученых в сплоченную группу. Теперь они, будучи членами Академии наук, могли влиять на развитие науки посредством своего участия в академических делах. Не без поддержки Дьяконова и Лаппо-Данилевского в состав Академии наук были избраны лучшие представители сообщества историков того времени.
Лаппо-Данилевский на правах старшего (не по возрасту) товарища и весьма авторитетного академика включал Дьяконова в составы разных комиссий и рабочих групп: по разработке законопроекта в области охраны памятников старины36, сохранению губернских архивов и финансовой поддержке губернских ученых архивных ко-миссий37, созданию Русского социологического общества памяти М.М. Ковалевского38, организации съезда русских историков39 и др.
Отношения ученых в последние полтора десятка лет сводились не только к служению в Академии наук. Оба историка стремились к укреплению связи с новым поколением исследователей, выступали в глазах молодых и уже опытных ученых носителями и продолжателями старой профессорской культуры. Так же как и несколько десятилетий назад, через научные кружки, неформальные беседы и встречи, они давали возможность раскрыться в науке тем, кто в этом нуждался. Это и «пятницы» в доме Лаппо-Данилевского, на которых часто присутствовал Дьяконов, и заседания Исторического общества в Санкт-Петербургском университете, участниками которых они были оба.
Таким образом, духовная и научная близость, дружеские личные отношения историков на протяжении всей жизни дали мощный толчок для развития исследовательской работы в тех учреждениях, где они служили. Усилия, которые они приложили, и в первую очередь Лаппо-Данилевского, позволили реформировать деятельность академии, подключив к реализации проектов ученых-современников. Безусловно, первую скрипку в модернизации гуманитарных институтов играл Лаппо-Данилевский, Дьяконов же содействовал смелым начинаниям коллеги. В судьбе Дьяконова Лаппо-Данилевский сыграл роль своеобразного покровителя и наставника. Дьяконов счи-
тал за честь работать совместно с давним товарищем40. Более сдержанный, он всегда следовал личному примеру Лаппо-Данилевского в научной и организационной деятельности, перенимал умение высказывать свою четкую и порой даже идущую вразрез с общепринятым жизненную позицию. Для Лаппо-Данилевского как человека весьма
закрытого, по наблюдениям современников, Дьяконов был одним из немногих историков, с которым он делился не только творческими планами, но и мучительными душевными переживаниями в работе над трудами. Их отношения являются богатым источником для изучения развития исторической науки конца XIX - начала XX в.
1 Барсков Я. Памяти А.С. Лаппо-Данилевского и М.А. Дьяконова // Вестник литературы. 1919. № 9. С. 9-10
2 Кизеветтер А.А. На рубеже двух столетий: воспоминания 1881-1914 гг. Прага, 1929. С. 279.
3 Малинов А.В., Погодин С.Н. Александр Лаппо-Данилевский: историк и философ. СПб., 2001.
4 Ростовцев Е.А. А.С. Лаппо-Данилевский и петербургская историческая школа. Рязань, 2004.
5 Гришин К.П. М.А. Дьяконов и А.С. Лаппо-Данилевский: из истории отношений историков // Историографические чтения памяти профессора Виктора Александровича Муравьева: сб. ст.: В 2 т. М., 2013. Т. 2. С. 163-177.
6 Платонов С.Ф. Несколько воспоминаний о студенческих годах // Дела и дни. 1921. Кн. 2. С. 132.
7 Отдел рукописей Российской национальной библиотеки (ОР РНБ). Ф. 585. Оп. 1. Д. 2856. Л. 5.
8 Архив Санкт-Петербургского института истории Российской академии наук (Архив СПб ИИ РАН). Ф. 297. Оп. 1. Д. 112. Л. 22.
9 Архив Российской академии наук (АРАН). Ф. 639. Оп. 1. Д. 699. Л. 3 об.
10 Дьяконов М.А. Власть Московских государей. Очерки из истории политических идей древней Руси до конца XVI в. СПб., 1889.
11 АРАН. Ф. 639. Оп. 1. Д. 1277. Л. 9 об.
12 Там же. Д. 726. Л. 62-62 об.
13 Там же. Д. 703. Л. 12 об.
14 Там же. Д. 702. Л.11.
15 Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 579. Оп. 1. Д. 4858. Л. 4.
16 Санкт-Петербургский филиал архива РАН (СПФ АРАН). Ф. 2. Оп. 17. Д. 112. Л. 4.
17 Новое время. 1889. 20 ноября (2 декабря). С. 2.
18 АРАН. Ф. 639. Оп. 1. Д. 700. Л. 5.
19 Там же. Л. 5-6.
20 Там же. Д. 704. Л. 14.
21 Дьяконов М.А. Отзыв о сочинении А.С. Лаппо-Данилевского: Организация прямого обложения в Московском государстве со времен Смуты до эпохи преобразований // Журнал Министерства народного просвещения. 1890. № 8. С. 370.
22 АРАН. Ф. 639. Оп. 1. Д. 705. Л. 19.
23 Там же. Л.18.
24 Гревс И.М. Александр Сергеевич Лаппо-Данилевский (опыт истолкования души) // Русский исторический журнал. 1920. Кн. 6. С. 66.
25 ГАРФ. Ф. 579. Оп. 1. Д. 4858. Л. 18 об.
26 См.: Ростовцев Е.А. Указ. соч. С. 100-101; Гоишин К.П. Указ. соч. С. 167-168.
27 Лаппо-Данилевский А.С. Разыскания по истории прикрепления владельческих крестьян в Московском государстве в XVI-XVII вв.: Отзыв // Отчет о сорок первом присуждении наград графа Уварова. СПб., 1901. Т. V. № 1. С. 175.
28 Дьяконов М.А. Очерки из истории сельского населения в Московском государстве (ХVI-XVII вв.). СПб., 1898.
29 СПФ АРАН. Ф. 2. Оп. 17. Д. 112. Л. 5-5 об.
30 Лаппо-Данилевский А.С. Указ. соч. С. 10.
31 Там же. С. 17.
32 СПФ АРАН. Ф. 2. Оп. 17. Д. 112. Л. 5.
33 СПФ АРАН. Ф. 113. Оп. 3. Д. 149. Л. 15.
34 Ростовцев Е.А. Указ. соч. С. 164-165.
35 СПФ АРАН. Ф. 113. Оп. 3. Д. 149. Л. 29.
36 Летопись Российской академии наук. В 4 т. СПб., 2007. Т.4. 1901-1934 гг. С. 253.
37 СПФ АРАН. Ф. 1. Оп. 1а-1906. Д. 153. С. 325.
38 СПФ АРАН. Ф. 113. Оп. 2. Д. 87. Л. 16.
39 Речь. 1913. 19 декабря. С. 5.
40 См.: Дьяконов М.А. Александр Сергеевич Лаппо-Данилевский // ИАН. 1919. VI серия. Т. XIII. № 8-11. С. 359-366.
НИКОЛАИ АЛЕКСАНДРОВИЧ ДЕМЯНОВСКИИ
аспирант Санкт-Петербургского государственного университета исторического факультета кафедры истории славянских и балканских стран (Санкт-Петербург) Тел.: 8 (963) 323-91-28; Е-mail: demyanovich@list.ru
Статья посвящена деятельности А.С. Лаппо-Данилевского в связи с выходом в свет «Мемуаров» последнего польского короля Станислава Августа Понятовского. Трудно определить степень участия ученого в издании этого исторического источника, однако это не позволяет игнорировать его вклад.
Ключевые слова: С.М. Горяинов, А.С. Лаппо-Данилевский, «Мемуары» Станислава Августа Понятовского.
А.С. ЛАППО-ДАНИЛЕВСКИИ И ИЗДАНИЕ «МЕМУАРОВ КОРОЛЯ СТАНИСЛАВА АВГУСТА»
Когда говорят об Александре Сергеевиче Лаппо-Данилевском, едва ли не в первую очередь отмечают его заслуги на ниве изучения российской истории. Он - основатель петербургской школы историков, он - автор трудов по социально-экономической, политической истории, а также по методологии истории.
Но, что существенно для славистов (для полонистов -особенно) А.С. Лаппо-Данилевский не остался в стороне,
в том числе, от польской проблематики. Сознавая, в частности, ценность для изучения польской истории, так и для истории русско-польских отношений такого памятника, как «Мемуары последнего польского короля Станислава Августа», Лаппо-Данилевский - совместно с Сергеем Михайловичем Горяиновым - инициировал издание мемуаров последнего польского короля. Заметим, между прочим, что ни самого Лаппо-Данилевского, ни Горяинова,
