CC BY
21
УДК 314/316+791.4
DOI: 10.24412/2308-7196-2021 -2-66-74
Парамонова Светлана Павловна
доктор философских наук, профессор кафедры философии
и общественных наук
ФГБОУ ВПО «Пермский государственный гуманитарно-педагогический
университет» г. Пермь, Россия 614990, г. Пермь, ул. Пушкина, д. 44, e-mail: [email protected]
ЛИЧНОСТЬ В СОЦИАЛЬНОЙ ТЕОРИИ И КИНОФИЛЬМАХ АЛЕКСЕЯ ГЕРМАНА
Svetlana P. Paramonova
Doctor of Philosophy, Professor of the Department of Philosophy
and Social Sciences
Federal State Budget Educational Institution of Higher Professional Education 'Perm State Humanitarian Pedagogical University' 614990, Perm, Russia, Pushkina str., 44, e-mail: [email protected]
PERSONALITY IN SOCIAL THEORY AND FILMS BY ALEXEY HERMAN
Аннотация. Рассматривается проблема взаимоотношений личности и власти в социальной науке и отечественном кинематографе. На материале социально-философского исследования П. Бурдье, З.И. Файнбурга и художественного творчества А.Ю. Германа изучаются цивилизационные круги и несбывшиеся ожидания скорых перемен личностью в сопоставлении вечности цивилизационных процессов с временностью модернизации. Драматизм отношений личности и власти по-разному оценивается «низами» и «верхами», фактор столкновения идеологии и реальности в локальном времени жизни человека рождает разочарование в социальных теориях, низведение их в личностном сознании к утопиям, мировоззрение уходит в скептицизм. Подъем мировоззрения социального субъекта на уровень теории развития возможен лишь при понимании историзма в развитии общества и диалектического противоречия как источника его самодвижения. Смысл общественных и гуманитарных наук, равно как и произведений талантливых художников - задать цели развития обществу и личности.
Ключевые слова: личность, общество, власть, социально-философское исследование, социальный строй, сталинизм, кинематограф, А.Ю. Герман.
© Парамонова С.П., 2021
Abstract. The problem of the relationship between personality and power in social science and domestic cinema is considered. Based on the material of the socio-philosophical research of P. Bourdieu, Z.I. Feinburg and the artistic creativity of A.Y. Herman, civilizational circles and unfulfilled expectations of imminent changes by a person are studied in comparison of the eternity of civilizational processes with the temporality of modernization. The drama of the relationship between personality and power is evaluated differently by the "lower classes" and the "upper classes", the factor of the clash of ideology and reality in the local time of a person's life gives rise to disappointment in social theories, their relegation to utopias in the personal consciousness, the worldview goes into skepticism. The rise of the worldview of a social subject to the level of the theory of development is possible only with an understanding of historicism in the development of society and dialectical contradiction as a source of its self-movement. The meaning of social sciences and humanities, as well as the works of talented artists- is to set goals for the development of society and the individual
Key words: personality, society, power, socio-philosophical research, social system, stalinism, cinema, A.Y. German.
Исходя из понятий социальной философии, личность - носитель социальных связей и отношений, социальных, культурных и моральных норм, личность - это общество в нас. Социология исследует личность как носитель ролей и функций, выполняемых в обществе. Через включение в социальные институты личность присваивает ценности общества. Единство группы и личности социология представляет через разделяемые ими ценностные ориентации.
Эту конвенцию, выработанную социологами, существенно дополнил П. Бурдье, критикуя структурализм, который питает «биографическую иллюзию», представляющую биографию творением человека, а жизнь -единым целым. Бурдье не могла устраивать в структурализме абстрактность -«странная теория действия», «которая заставляла действующих людей исчезнуть, сводя их к роли носителей структуры». Вместе с тем Бурдье называет свой способ мышления «генетическим или конструктивистским структурализмом», на что указывают немецкие авторы Х. Йоас и В. Кнёбль [6, c. 542]. П. Бурдье в социологии раздвинул рамки анализа. Введя понятие поля, он обозначил сферы деятельности личности. Категорию «капитал», примененную Марксом к политэкономии труда и производства, Бурдье расширил до понятия «человеческий капитал», обозначив поля его применения: он выделил капитал экономический, символический, культурный, социальный. Раскрыто и взаимодействие индивида с полем. Бурдье обратил внимание на то, что смысл и социальная значимость биографических событий не порождаются субъектом, а формируются из «выбора места» и «смены места» актора в социальном пространстве, что только и придает биографическим событиям то значение, которое они в конечном счете имеют для актора. Таким образом,
67
люди являются не субъектами, а акторами в поле, которое в значительной степени формирует их самих [6, c. 544].
В работе «Homo academicus», используя из арсенала личностного блока демографические показатели или показатели приобретенного капитала представителей элитных и рядовых факультетов, Бурдье выявил социальное пространство «светских» факультетов права и медицины и пространство естественнонаучных факультетов, занимающих разное, полярно противоположное положение в институтах власти: высокий статус и привилегированное положение выпускников одних и скромное положение других; однако интеллектуальную известность, увековечивающую славу вузов приносят представители- вторых [2, с. 91-98, 143].
Вся социальная жизнь обозначена точками детерминации: статус, работа, семья, окружение, конкуренция, авторитет. Жизнь прожить - не поле перейти. Бурдье удалось пойти на разрыв кольца пессимизма, это выражено в его силлогизме: «Социология освобождает, освобождая от иллюзии свободы» [5, c. 572]. Постоянное указание в литературе на якобы существующую «свободу воли» человека может быть частью властного дискурса, если этот человек не замечает границ собственной свободы действий или свободы действий «других». В свою очередь, утверждение о детерминации социальных отношений—может стать отправной точкой дискурса об освобождении. И именно такой дискурс Бурдье провозгласил целью своей научной деятельности. Особенно в последние десять лет своей жизни он активно пытался мобилизовать «левых» интеллектуалов для того, чтобы противостоять прогрессирующей и, с его точки зрения, опасной экономизации всех жизненных связей, а также гегемонии либерального стиля мышления. Тот, кто развивает такого рода деятельность, не может иметь абсолютно пессимистическую картину мира [5, c. 572].
Идею габитуса как диспозиции и стиля жизни акторов развернули ученики П. Бурдье. Сталкивая мир символов и мир вещей, они представили мир компромисса в обосновании нового духа капитализма, показывая «мир вдохновения», «патриархальный мир», «мир репутации», «гражданский мир» и «рыночный мир» [1, с. 439-494].
И социология, и социальная психология направляют свою деятельность в конечном счете на практику. Проблему свободы в качестве метатеории можно анализировать, сравнивая сообщества на конкретно-эмпирическом уровне. Мишель Гельфанд, социальный психолог, профессор Университета Мэриленда (США), привлекши коллег, пришла к прагматическому уровню анализа, представив дихотомию отнесения своей страны к «свободному обществу», а ряда других стран - к «жестким обществам». В 2019 г. она провела исследование социальных норм по многим странам мира сделала неординарный вывод: «"Либеральные" страны отличаются от крайне "жестких" самым низким уровнем удовлетворенности жизнью и самым высоким процентом самоубийств. По сравнению с ними страны со средним уровнем влияния власти на общество и большим уровнем свободы находятся выше
шкалы "жесткость - свобода", они демонстрировали более высокую удовлетворенность жизнью и меньшее число самоубийств. Подобную картину дает анализ состояния социально-психологической депрессии личности. В наиболее "жестких" и "свободных" странах наблюдается также самая высокая смертность от сердечно-сосудистых заболеваний и диабета. Среди "жестких стран" названы Пакистан, Индия, Китай, Турция, среди стран со "свободной культурой" - Эстония, Бразилия, США, Венгрия. В наиболее умеренных странах - Италии, Испании, Великобритании - более чем вдвое снижаются показатели смертности от сердечно-сосудистых заболеваний и диабета» [4, с. 236], на наш взгляд, к «жестким обществам» с мягким «свободным» нравом российского населения.
Перед Россией была открыта перспектива социалистического развития. Становление коллективистского общества, намеченное К. Марксом, обосновано и развернуто в работах З.И. Файнбурга. Перед коллективистским обществом с его первых шагов стал вопрос выяснения его способности к активности. Взамен капиталистической конкуренции должна быть найдена подобная движущая сила. Маркс видел момент состязательности в труде рабочих. По Файнбургу, элементы энтузиазма и соревновательности в создаваемом новом коллективистском обществе были налицо, однако этот энтузиазм необходимо было вводить в русло ступеней опосредованной оценки через систему социально-экономического планирования, в основе которого должны быть установлены социальные гарантии собственности, права на труд, развитие, образование детей, сохранения и подержания здоровья. Основной общесоциальной целью коллективистского общества с этой точки зрения надо, наверное, считать расширенное воспроизводство самого отношения коллективности, поскольку оно обеспечивает гарантированное самосохранение и совершенствование (развитие) общества в качестве развития личности как всесторонне развитой свободной индивидуальности [9, с. 191-192].
Что же происходит с личностью? Новый тип личности усваивает основы теории, исторические инициативы создания нового типа общества из окружения, вместе с тем и социетальный мир присутствует в форме ожиданий, ориентаций, страхов, впечатлений. Менее фиксируется обыденным сознанием теоретическое знание о том, что первая часть новой формации несет элементы третьей фазы предшествующей формации. Первую фазу всегда сопровождает подъем: так было во время строительства нового общества в 1920-1940-е гг. Затем, в 1950-е, последовал спад веры. Первая фаза социализма в характеристике индустриализма во многом имеет сходство с капитализмом, но собственная база еще не создана. Вместе с тем качество жизни социалистического общества - новое жизнеустройство на основе коллективности было приоритетно-прогрессивно на фоне атомистического индивидуализма трех предшествующих формаций. Профессор Г. Дерлугьян даже заявляет, что СССР/Россия мог бы торговаться с Западом, уступая ему «историческую инициативу» коллективистского типа общества [5, с. 3-18].
Послевоенная советская модель модернизации рассматривается западными, в частности североевропейскими, социологами как попытка глобализации с включением стран Варшавского договора, а в настоящее время и Китая, и Юго-Восточной Азии. В спрямленном анализе Й. Арнасона «империи» обменяли свои властвующие элиты, а борьба с внешними и внутренними врагами в прошлом легитимировала репрессии. Противоречия и вырождение элиты финский автор видит в следующем: «Результаты "революции сверху" были противоречивыми: мобилизация ресурсов, индустриализация, победа в войне, с одной стороны, дисбаланс промышленности и сельского хозяйства, зависимость от внешних поставок, вырождение партии-государства в авторитаризм и клиентилизм - с другой» [7, с. 154].
Относительной самостоятельностью обладают сферы науки, искусства и литературы, которые в духовном мире человека также наблюдают вековечные отношения личности и власти. Светские формы мировоззрения с мечтой об идеальном общественном устройстве развивались с эпохи Модерна, со второй половины «долгого XVI века». Вопросы духовного мира и поведения личности З.И. Файнбург представил, выявляя потребность личности в определенных видах литературы. Эпоха Модерна выделила три современных жанра, которые оказались потому остро современными, что наиболее прямо, широко (объемно) и экономно ставили самые главные и острые современные социальные проблемы, - это документальная проза, детектив и научная фантастика. Причины лавинообразного роста их популярности тоже в своей основе глубоко социальны, а если говорить конкретнее, имеют общий исходный пункт с возросшей распространенностью научной фантастики. Научная фантастика показывает актуальные социальные проблемы с помощью их заострения (гипертрофии) и генерализации (доведения до более обобщенной формы) в гипотетических ситуациях. Документалистика же показывает преломление истории через личную судьбу персонажа, его биографию. Детектив во множестве вариантов трактует (и всегда в экстремальной форме) конфликт личности с обществом, закономерные свойства личности, формирующиеся в процессе противостояния сторон в этом конфликте [8, с. 3].
Анализ глубокого социального противоречия между мечтами человека и человечества и объективно-реальным тяжелым и трудным ходом прогресса общества отражают киносюжеты, киносценарии и режиссура Алексея Юрьевича Германа (1938-2013). Интересны его высокая духовная связь с отцом, писателем Ю.П. Германом, их сходное отношение к гуманизму как высшей ценности. Отец и сын предельно правдивы. Однако следует учесть тот факт, что отец жил на начальной стадии социализма, овеянной верой в создание нового общества. Столкнулись, с одной стороны, экономическая неразвитость доставшегося наследия общества, нищета человека в городе и деревне, с другой -провозглашение новизны создаваемого общества, ожидание лучших перемен в массовом сознании. Социальная реальность сопровождалась еще недостаточно развитым уровнем культуры, отсутствующим массовым образованием, что
проявлялось в структурах управления снизу доверху. Поколение сына Ю.П. Германа - Алексея Германа - формировалось в последующий период, на который пришелся «культ личности». Прозрение о «наросте "культа власти" на стволе социализма» шло от размышлений о реальности, о красном терроре как предпосылке репрессий. А. Герман связывает революцию с жестокостью.
По повести Б. Лавренева совместно с Г. Ароновым им снята кинолента «Седьмой спутник». Заложников вытаскивают из домов, арестовывают за одну только принадлежность к дворянству или буржуазии и расстреливают в период красного террора без всякого суда, выкрикивая ночами фамилии по спискам. Говоря о фильме, А. Герман отмечает: «Мы с Ароновым были дуэтом обреченным» [3, с. 179-183]. Копии фильма были изъяты. Органы внутренней безопасности не могли эту обреченность невинных людей обнародовать.
Алексей Герман—понял сложность и интуитивное прозрение отца: «С одной стороны, он, разумеется, люто ненавидел Сталина, это была его особенная, личная история. Сталин часто ему снился: они прогуливались, разговаривали, спорили. Папа ждал, что этот мощный, владеющий подсознанием образ будет развенчан. Всю жизнь ждал. С другой стороны, папу смущал постперестроечный бардак. Он очень мучился от несправедливого устройства постперестроечной жизни. Идеал оказался недостижим. Относительная свобода оказалась не тождественна художественному взрыву, а Сталин с годами становится только популярнее. Папа был прав, когда чувствовал, что Сталин может вернуться» [3, с. 210].
Самостоятельную работу А. Германа «Проверка на дорогах» просто не пустили в прокат. Столько сил ушло, жизненного времени... и непризнание. Обвал. Фильм положили на полку. В перестройку фильм сделали культовым. Баржу военнопленных истолковали, и сам А. Герман обозначил, как «баржу под названием СССР». Автор «Проверки...» вчитывался, вчувствовался в эпоху. Герман объяснял Ролану Быкову: «Нам нужна простая картина. Картина про народ, который не жалеет никто - ни комиссары, ни немцы. Немножко жалеет твой герой». Безжалостна к народу, по Герману, именно отечественная история [3, с. 244].
Спасительным явилось предложение К. Симонова снять по его по сценарию «Двадцать дней без войны», о побывке в Ташкенте фронтовика Лопатина (роль исполнил Юрий Никулин), о возникшем чувстве взрослых людей (Нина Николаевна в исполнении Людмилы Гурченко). Фильм приняли не только в нашей стране, но и за рубежом, в частности, во Франции.
Когда на экраны начали выходить фильмы, много лет пролежавшие на полке, А. Герман стал приглашаем на ретроспективные показы своих фильмов в страны Европы, Америки и Азии. Но он увидел, что честного творческого состязания нет. Он понял, что капитализм - не его мир. Ни жюри, ни зрители не поняли ни «поэтический гиперреализм», ни стилистику, ни эстетику, ни конструкцию диалогов. Признания не было [3, с. 211]. Можно вспомнить, что раньше это прочувствовал А. Вертинский: «Здесь живут чужие
господа и чужая радость и беда, и мы для них -чужие навсегда». На одном из каннских фестивалей А. Герман узнал от коллеги из Японии, что признание фильма, определение его места решается узким кругом людей, далеко отстоящих от киноискусства и от жюри кинофестиваля.
Самое ценное в кинолентах режиссера - анализ личности. В фильме «Мой друг Иван Лапшин» белый офицер перешел на сторону красных, как-то соединив для себя христианское учение с коммунистической идеей. Ему, отправленному в заключение, никто ничего не присылал, но чужого он не брал, хотя и выдавал посылки. Вернулся в Ленинград. Квартиру превратили в коммуналку, кабинет занял начальник ЖЭКа: думал, что хозяина убили. Лапшин взял из дома лишь каминные часы, пошел к другу, но испугалась за свою жизнь его мать, отдал ей часы: «Вы за них хорошие деньги получите».
На кинофестивалях в России и в Каннах фильм Германа «Хрусталев, машину!» о «деле врачей» не поняли. По замечанию Л. Аргус и Е. Марголита, «западному человеку, предохраняемому от прямого и непосредственного воздействия перипетий истории, ее катаклизмов бронированной оболочкой частной жизни, недоступен сам предмет творчества Германа -катастрофический историзм существования человека в России, выдержать который можно лишь не осознавая его, воспринимая как повседневную будничную реальность. Человек в России для Германа абсолютно беззащитен перед поворотами истории» [3, с. 381]. Кинокритик С. Гандлевский отмечает: «Настроение в стране сменилось, как по команде "кругом", но Герман снова идет не в ногу»; «И Герман показывает в течение двух часов двадцати минут, какой ценой оплачивается египетское величие - территориальное, социальное, эстетическое. За плечами персонажей «Хрусталева» - четверть века террора. Почти все они - от столичных сановников, жильцов высотных зданий, до обитателей медвежьих углов и лагерей заключения - стоят друг друга. Противоестественный отбор завершился - и выжил тот, кто выжил» [3, с. 410].
Герман, устойчивый в своих принципах противостояния системе, потерял интерес к оценке и «продумыванию» разных лет эпохи и вовлеченных в сложившийся социум индивидов. Его принцип - гуманное отношение к человеку, которого опускают на дно жизни конкретная политика и обстоятельства. Главная тема его фильма «Трудно быть богом» - крах базовой теории, как бы она ни называлась: теория формаций, теория воспитания, теория вертикального прогресса. Обращение Германа к повести братьев Стругацких во многом объясняется мыслью: общество должно созреть до развитого субъекта истории. Д. Быков в своем очерке «То же, что и всегда» показывает расхождение ожиданий личности и наблюдаемого реального исторического процесса: «Главной причиной неприязни к фильму Германа явилось огорчительное несходство его сценария с авантюрной и увлекательной повестью Стругацких, - но фильм примерно так же непохож на повесть, как постсоветская реальность на мечты шестидесятников. Айфоны есть, колбаса есть, свободой и моралью не пахнет. Летим - замки. Ну, думаем, Ренессанс. Прилетаем - замки есть, а Ренессанса нет» [3, с. 489].
Вся собственная позиция А. Германа, талантливого режиссера кино, представляет позицию интеллигенции, ущемленную изъятием властью ее главной потребности в свободе выражения чувств, мыслей, идей. Гуманизм во всех взаимосвязанных фильмах А. Германа: «Мой друг Иван Лапшин», «Проверка на дорогах», «Хрусталев, машину!», «Трудно быть богом» - в том, что интеллигенция сферы киноискусства повернулась всем творчеством к судьбе конкретного человека, к личности и рассматривается эта судьба через конфликт личности и власти.
И искусство, и научная фантастика, и социальная философия со своих позиций осмысливают главное: где искать силы человеку - в ситуации массового религиозного сознания, или в светской форме религии -«религиозоподобном культовом сознании» большинства, или в атеизме, в условиях государственной идеологии? Чем интересны и замечательны работы Германа, его духовные поиски? Рациональным осмыслением, интуитивным истолкованием реальности, вчувствованием в эпоху и образным отображением реальности. Не всегда личность выходит победителем, но она удерживает в себе моральную стойкость.
Вместе с тем творчество, лишенное историзма, лишено и концепции развития. П. Бурдье разорвал кольцо несвободы выходом в практику борьбы с надвигающимся подавлением личности. Жизнь поколений короче, чем трехчастное развитие формаций, когда изменения носят длительный характер, а человек застывает на уровне позитивистских обобщений отведенного ему времени жизни. Если человек овладевает сравнительно-историческим и диалектическим анализом, он ищет в реальности такие силы, которые способны разорвать «кольцо истории». Если он остается на уровне позитивизма, то его цель - отфиксировать факт и считать это конечной точкой постижения реальности. Отсюда скепсис, стремление подвергнуть критике теории, свести их к утопиям, остановиться на неизменности человеческой природы.
При прямоте характера А. Герман не вел игру с властью. В своем творчестве он опережал власть в оценке реальности. Между властью и строем был большой зазор. Когда власть опустилась до буржуазных ценностей и подменила строй, это и был исторический откат «надстройки в соответствии с базисом», осознаваемый А. Германом, который видел, что это не его мир - ни на Западе, ни в России. Его страстная критика «культа личности» через мир кинообразов является достоянием общества в такой же мере, как и научный анализ «культа власти» социально-философской концепции З.И. Файнбурга.
Теоретический и кинематографический анализ содержит критику «культа власти», ситуацию страха в больших городах России, что раскрыто в работах А.Ю. Германа. Цивилизационные паттерны ожиданий скорых перемен личностью остановились на пороге модернизации в трехчастном развитии формации. Общество всегда отыскивает силы в самом себе. Фактор веры в справедливость мироздания, в воздаяние за добро и зло удерживает личность в повседневности и критических катаклизмах общества на уровне морального противостояния насилию власти. Деятельность, самопознание и культура трансформирует все формы власти, обусловливая относительную самостоятельность развития общества.
Список литературы
1. Болтански Л., Тевено Л. Критика и обоснование справедливости: Очерки теории градов / пер. с фр. О.В. Ковеневой; науч. ред. пер. Н.Е. Копосов. М. : Нов. лит. обозрение, 2013. 576 с.
2. Бурдье П. Homo academicus / пер. с фр. С.М. Гавриленко, О.М. Журавлева, Д.Ж. Кондова и др.; под науч. ред. Е.В. Кочетыговой, Н.В. Савельевой. М. : Изд-во Ин-та Гайдара, 2018. 464 с.
3. Герман / сост. Л. Аркус. СПб. : Сеанс, 2020. 592 с.
4. Гельфанд МПочему им можно, а нам нельзя? Откуда берутся социальные нормы / пер. с англ. Е. Деревянко. М. : Альпина Паблишер, 2019. 300 с.
5. Дерлугьян Г. Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе. М. : Территория будущего, 2010. 560 с.
6. Йоас Х., Кнёбль В. Социальная теория. Двадцать вводных лекций / пер. с нем. К.Г. Тимофеевой. СПб. : Алетейя, 2014. 840 с.
7. Карасев Д.Ю. Реляционно-цивилизационный подход Й. Арансона и глобальное измерение советского модерна: Размышления над новой книгой // Социологические исследования. 2021. № 9. С. 151-156.
8. Файнбург Г.З. Фантастика ставит проблемы (из личного архива З.И. Файнбурга и Г.П. Козловой). Краткий вариант // Ленинец : Орган парткома, ректората, комитета ВЛКСМ, месткома, профкома Пермского политехнического института. 1984. Январь. № 1(1076).
9. Файнбург З.И., Козлова Г.П. Коллективистское общество. Идеал. Теория. Реальность : мемориальное издание / Перм. нац. исслед. политехн. ун-т. Пермь, 2013. 351 с.
