CC BY
61
Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 24 (239). Филология. Искусствоведение. Вып. 57. С. 203-205.
А. С. Волгина
ЛИЧНОСТЬ ПЕРЕВОДЧИКА КАК ФАКТОР ТРАНСФОРМАЦИИ ОБРАЗНО-ФИЛОСОФСКОЙ СТРУКТУРЫ СТИХОТВОРЕНИЯ1
В статье производится сравнительный анализ стихотворения В. А. Жуковского «Весеннее чувство» с его английским переводом, выполненным Джоном Боурингом. Автор показывает, что Боуринг, изначально планировавший создание точного эквиметрического перевода, в конечном итоге подменяет авторскую систему взглядов и представлений собственной. Поскольку автор и переводчик — представители разных литературных направлений, религиозных убеждений и поэтических традиций, образный и философский строй переводимого стихотворения радикально трансформируется.
Ключевые слова: перевод, авторская личность, Жуковский, Боуринг, семантический ореол метра.
Джон Боуринг (John Bowring, 1792-1872), британский дипломат, писатель и общественный деятель, на литературном поприще прославился в первую очередь как гиперполиглот, составивший несколько антологий из собственных переводов поэзии ряда европейских стран — в том числе и России. Антология “Specimens of the Russian Poets” (1 том — 1821 г., 2 том — 1823 г.) впервые познакомила английского читателя с произведениями 19 русских поэтов XVIII — начала XIX века. Творчество В. А. Жуковского представлено в этих сборниках четырьмя стихотворениями, три из которых насыщены осси-аническими мотивами, что позволило переводчику в значительной степени опираться на родную для него культуру, а четвертое, «Весеннее чувство» (1816), обладает рядом специфических черт, характерных именно для поэзии раннего русского романтизма. На его примере особенно ярко просматривается влияние личности переводчика, воспитанного в иной культурной и литературной традиции, на характер трансформаций, вносимых им в поэтический перевод.
Боуринговскую трактовку стихотворения Жуковского вероятно, определили три основные доминанты языковой личности переводчика.
Во-первых, по своим интеллектуально-эстетическим устремлениям Боуринг — типичный просветитель. Его антология — не столько поэтический сборник, сколько «история русской поэзии» — такой подход характерен для просветительского мышления. Во вступлении, зани-
1 Статья подготовлена при финансовой поддержке Министерства образования и науки РФ в рамках научного проекта «Языковая личность переводчика» (ГК № 14.740.11.1393) ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 20092013 гг. «Проведение поисковых научно-исследовательских работ в целях развития общероссийской мобильности в области филологии».
мающем 22 страницы, переводчик создает широкий историко-культурный, лингвистический, фонетический и даже стиховедческий фон для восприятия русской поэзии английским читателем. Себя Боуринг позиционирует как «честного, добросовестного переводчика», стремящегося сохранить «метр оригинала» и показать русскую поэзию «в ее своеобразии» — каковое он, в отличие от романтиков, связывает не с «духом народа», а с комплексом формальных приемов, характерных для русских поэтов.
Вторая доминанта личности Боуринга — его религиозно-философские взгляды: выходец из старинной пуританской семьи, он учился в унитарианской школе и всю жизнь был активным членом религиозных кружков. С этой доминантой связана и третья, собственно творческая: как самобытный поэт Боуринг работал в жанре церковного гимна.
Таким образом, первый аспект ситуации, спровоцировавшей трансформации поэтического текста в переводе, можно сформулировать так: романтика-Жуковского переводит просветитель-Боуринг.
Одно из открытий русского романтизма — это образ «невыразимого»: убежденность в том, что мир человеческих идей и чувствований невозможно передать словами. «Весеннее чувство» Жуковского — образцовое романтическое стихотворение: образ «невыразимого» создается в нем и на содержательном, и на синтаксически-интонационном уровне. В содержательном отношении это лирическое размышление, навеянное приходом весны: глядя на небо, лирический герой пытается найти объяснение чувствам, охватившим его, но вопросы его остаются без ответа. Композиционно оригинальное стихотворение разделено на 2 строфы, каждая из которых объединяет по 3 четверостишия. Синтаксически первые 2 четверостишия и целиком вторая строфа представляют собой череду вопросов, причем
каждая 1-2 (максимум — 4) строки представляют собой структурно законченный вопрос с вопросительным знаком в конце. Стихотворение в целом также заканчивается вопросительным знаком. Единственное утвердительное предложение — в последнем четверостишии первой строки — является своего рода экспозицией рудиментарного лирического сюжета и не содержит ответа ни на один из вопросов. Так образ «невыразимого» закрепляется на уровне синтаксиса.
У Боуринга спонтанное чувствование, навеянное созерцанием природы, превращается в философское умозаключение, выстроенное как вопросно-ответная структура. Текст разделен на 6 катренов, из которых третий, пятый и первая половина шестого синтаксически представляют собой отсутствующие в оригинале восклицания. Вопросительные конструкции встречаются гораздо реже, чем в оригинале. Экспозиция («Я смотрю на облака») трансформируется в риторическое обращение к читателю. «Невыразимые» чувства лирического героя получают у Боуринга вполне определенное толкование: он испытывает «joy» — «радость», «hope» — «надежду» и «rapture» — наслаждение, и задается вопросом лишь об их источнике. В результате романтический образ «невыразимого» утерян переводчиком-про-светителем на всех уровнях.
Второй личностный аспект переводческой ситуации: романтического мистика-Жуковского переводит пуританин-Боуринг.
Одним из краеугольных камней философии романтизма является концепция «романтического двоемирия». Одной из возможных проекций идеального «далеко», куда стремится герой, на реальный мир в романтической литературе становится идиллически воспринятая природа. Именно эта концепция лежит в основе «Весеннего чувства» Жуковского. Наблюдая картины природы, лирический герой мысленно устремляется «за далекие леса» в «неизвестный край желанного», куда отправляется его духовная проекция «птичка-странник», к «неведомым брегам», которые в финальной строке максимально абстрагируются до «очарованного Там». Свойственное Жуковскому религиозно-мистическое сознание проявляется здесь в рамках романтической условности: единственная эксплицитная отсылка к христианскому контексту — это слово «весть», нагруженное библейскими ассоциациями, но в контексте эти ассоциации не реализуются и связываются, скорее, с образом воспоминаний о «милой старине».
В переводе романтически поданные образы природы, доминирующие в оригинале, за-
меняются философскими категориями религиозного порядка. Боуринг изначально пытается следовать принципу точности перевода: “gentle breeze” — точный эквивалент «легкого ветерка», уменьшительный суффикс которого компенсируется в третьей строке, где «потоку» соответствует не “stream”, а “streamlet”. Сохраняются и «облака» — “clouds”, правда, им предпослан эпитет “busy” — «хлопотливые», соответственно которому они и ведут себя в переводе: вместо неуклонного стремления за горизонт они то опускаются, то поднимаются вдали за лесом. «Птичка, странник поднебесный» превращается в “restless swallow” — «беспокойную ласточку» — эта замена кажется вполне эквивалентной, если закрыть глаза на то, что образная система оригинала далека от реалистической конкретики. Однако следующая серия образных трансформаций выдает специфику философских воззрений переводчика: «перелетная весна» становится “pilgrim spring” («весной-паломником») — здесь можно было бы усмотреть романтический отголосок «Паломничества Чайльд-Гарольда», но далее «небеса» преображаются в «храм небесный» — “heaven’s temple”, образ «вести от вышины» персонализируется в “the High, the Holy One” — «вышнего, Святого», а «милый голос старины» становится «райскими видениями» — “dreams elysian”. В этом контексте слова “joy” — «радость», “hope” — «надежда», “childhood” — «детство», “sweet” — «сладкий» также приобретают религиозные коннотации. Образ романтического «далеко» под давлением религиозной образности трансформируется в мечту о рае в строгом протестантском смысле, представленном в тексте как “hope’s strong pinion” — «цитадель надежды», “land of beauty” — «край красоты» и “heaven’s shelter” — «небесная обитель». В финале стихотворения романтическое «далеко» вообще переходит из пространственного плана во временной: Боуринг заменяет «очарованное Там» на — “bright futurity” — «яркую будущность».
Так в переводе происходит переоценка ценностей. Боурингу как протестанту чужд романтический идеализм Жуковского: для него источником духовных стремлений является Божественное предопределение, а не невыразимое томление чувств. Вместо романтической открытости природе у Боуринга появляется покорность высшим силам — жизненный план пуританина. Ответ на финальный риторический вопрос, кто направит его в «блестящую будущность», в переводе очевиден: только Бог — подлинный пастырь поэта.
И, наконец, третий, собственно поэтический аспект данной переводческой ситуации: лири-ка-Жуковского переводит псалмопевец-Боуринг.
В стихотворении «Весеннее чувство» в полной мере проявилась характерное для Жуковского тяготение к «лиризму песенного типа» [3. С. 115]. Песенное начало здесь было очевидно для русского читателя: использованный поэтом размер, четырехстопный хорей, в сознании XVIII века был связан устойчивыми ассоциациями с музыкой и пением и «близко напоминал ритмы некоторых народных песен» [2. С. 68]. Боуринг обращается к тому же размеру — в полном соответствии с провозглашенными им переводческими принципами. Сохраняет он и рифмовку оригинала — опоясывающую, с чередованием мужских и женских окончаний — несмотря на то, что женские окончания относительно редки в английской поэзии. Однако для англоязычного читателя «основным размером народных песен и баллад» был четырех-/ трехстопный ямб, тогда как четырехстопный хорей был маркером духовного стиха [1. С. 146]. Вероятно, Боуринг осознанно или интуитивно отметил это несоответствие и попытался акцентировать песенную природу произведения Жуковского, заменив заголовок на «Song» («Песня»). Однако в результате он сам оказался в плену семантического ореола метра и в процессе
интерпретации текста сместил акценты в образной системе стихотворения так, как подсказывало ему его протестантское сознание и поэтическое чутье, превратив романтический порыв в религиозную медитацию.
Приходится констатировать, что эстетические и религиозные взгляды Боуринга и его жанровое мышление помешали ему выполнить возложенную на себя задачу представить русскую поэзию «в ее своеобразии». В результате допущенных трансформаций английский читатель начала XIX века не получил с этим текстом ничего нового. Вместо характерного образца русского романтизма он прочел философскую медитацию в рамках привычной пуританской морали и, возможно, в жанровом отношении ассоциировал боурингов-скую «песню» со знакомыми с детства церковными гимнами — их в Британии также называют «songs». Личность переводчика заслонила личность автора.
Список литературы
1. Гаспаров, М. Л. Очерк истории европейского стиха. М., 2003.
2. Гаспаров, М. Л. Очерки истории русского стиха. М., 2000.
3. Полевой, Н. Очерки русской литературы : в
2 ч. Ч. I. СПб., 1839.
Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 24 (239). Филология. Искусствоведение. Вып. 57. С. 205-208.
А. Ю. Вычужанина
РОЛЬ ЛИЧНОСТИ ПЕРЕВОДЧИКА ПРИ ПЕРЕВОДЕ ЭМОТИВНОЙ ЛЕКСИКИ (на материале произведения Д. Г. Лоуренса “Sons and lovers”)1
В статье анализируется эмотивная лексика, представленная в романе Д. Г. Лоуренса “Sons and lovers” и его переводе на русский язык. Выделены переводческие трансформации при передаче эмо-тивных лексем. Утверждается, что для правильного применения переводческих трансформаций необходимо, чтобы переводчик в равной степени владел как исходной, так и переводящей культурами.
Ключевые слова: эмотивная лексика, эмотивность, языковая личность переводчика, идиолект, переводческие трансформации
Еще в начале XIX века В. фон Гумбольдт отметил, что язык как деятельность человека
пронизан чувствами. В настоящее время линг-
хСтатья подготовлена при финансовой поддержке вистика вновь обратилась к его учению, при-
Министерства образования и науки РФ в рамках на- зывавшему изучать жзьж в тесной связи с че-
учного проекта «Языковая личность переводчика» ловеком.
(ГК № 14.740.11.1393) ФЦП «Научные и научно-педа-
гогические кадры инновационной России» на 2009- тельских работ в целях развития общероссийской
2013 гг. «Проведение поисковых научно-исследова- мобильности в области филологии».
