Личность и идейное наследие Л. Н. Гумилева: мифологемы восприятия и проблемы понимания Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Н. Н. Ге писал в своих воспоминаниях: «Святое Писание не есть для меня только история. Когда я прочел главу о "Тайной вечери", я увидел тут присутствие драмы... Я увидел там горе Спасителя, теряющего навсегда ученика — человека. Близ него лежал Иоанн: он все понял, но не верит возможности такого разрыва; я увидел Петра, вскочившего, потому что он тоже понял все и пришел в негодование — он горячий человек; увидел я, наконец, и Иуду: он непременно уйдет. Вот, понял я, что мне дороже моей жизни, вот тот, в слове которого не я, а все народы потонут. Что же! Вот она картина!»1.

А когда Герцен увидел картину Ге «Тайная вечеря», то, хотя и не узнал себя в Христе, в присутствии автора сказал: ««Да, да, это глубоко, вечно, правда»»2.

А. В. Бондарев

ЛИЧНОСТЬ И ИДЕЙНОЕ НАСЛЕДИЕ Л. Н. ГУМИЛЕВА: МИФОЛОГЕМЫ ВОСПРИЯТИЯ И ПРОБЛЕМЫ ПОНИМАНИЯ

...Нас всех прядет судьбы веретено В один узор, но разговор столетий Звучит, как сердце в сердце у меня, Так я, двусердый, я не встречу смерти, Живя в чужих словах чужого дня.

Л. Н. Гумилев. «История» (1936 г.)

Одним из знаменательных юбилеев 2012 г. является 100-летие со дня рождения Льва Николаевича Гумилева (1912—1992) — выдающегося отечественного ученого и мыслителя, историко-географа, востоковеда, этнолога, создателя пассионарной теории этногенеза, объясняющей причины рождения и смены целых народов.

Судьба не единожды связывала Льва Николаевича Гумилева с нашим университетом. В 1930 г. Лев Гумилев в выпускном классе полгода вечерами исправно занимался немецким языком на специальных курсах при нашем вузе (тогда — ЛГПИ им. А. И. Герцена). Вскоре, закончив 67-ю школу на 1-й Красноармейской улице, Гумилев пытался поступить на немецкое отделение Педагогического института, однако... его за отсутствием трудовой биографии и как дворянского сына даже не допустили к экзаменам. И в результате спустя несколько лет, в 1934 г., он поступил не к нам, а на возрожденный исторический факультет ЛГУ (теперь — СПбГУ). По свидетельству Л. М. Мосоловой, непродолжительное время Лев Николаевич имел возможность в Герценовском институте читать свой знаменитый курс по теории этногенеза и этнической истории народов Евразии. Наконец, в 1993—1995 гг. именно сотрудники Экспериментальной лаборатории учебного телевидения при нашем университете принимали участие в реставрации всех сохранившихся видеозаписей лекций Гумилева, прочитанных ученым в 1989 г. на Ленинградском телевидении. Результатом работы этого творческого коллектива стал замечательный цикл телевизионных передач «Этносы Земли» (реж. — Л. Н. Болтрик).

В Герценовском университете традиционно значительное внимание уделяется этнологической проблематике и изучению научного наследия Л. Н. Гумилева. Гордостью вуза является Институт народов Севера, на базе которого регулярно проходят конфе-

1 Николай Николаевич Ге. Письма. Статьи. Критика. Воспоминания современников / Вступительная статья, составление и примечания Н. Ю. Зограф. М.: Искусство, 1978. С. 49.

2 Николай Николаевич Ге. Указ. соч. С. 235—236.

ренции «Реальность этноса». На протяжении 2001 — 2006 гг. в стенах нашего вуза проходили публичные общегородские циклы занятий, которые были посвящены научному наследию Л. Н. Гумилева и на которых была представлена большая часть существующих видеозаписей лекций и интервью ученого1. И теперь именно кафедра теории истории и культуры нашего университета, опираясь на поддержку Российского культурологического общества, инициировала разработку комплексной программы научных мероприятий, приуроченных к юбилею Л. Н. Гумилева2.

Льва Николаевича Гумилева большинство людей знает как сына двух замечательных поэтов Серебряного века — Николая Гумилева и Анны Ахматовой. Но и сам Лев Николаевич был фигурой в высшей степени яркой и неординарной. Человек необычайной судьбы, он с молодости привык к жизненным невзгодам и лишениям, которые лишь закалили его: детство вдали от родителей, расстрел отца, клеймо сына «врага народа», заключения в сталинских тюрьмах и лагерях «сначала за папу, а затем за маму», а между лагерями — пошел добровольцем на фронт Великой Отечественной войны, встретив радость Победы в Берлине, закончил исторический факультет ЛГУ и защитил кандидатскую диссертацию... Еще в детстве он ощутил в себе интерес к истории и географии, а уже в юности он задался целью написать историю евразийских народов про-шлого3. Для воплощения этой мечты ему потребовалась вся жизнь.

Несмотря на многочисленные препоны, Гумилев блистательно защитил две докторские диссертации — по истории, а затем и по географии; написал и опубликовал 12 монографий и около трех сотен статей.

Он прошел путь от бесправного раба-зека сталинских лагерей до широко известного ученого. Из глубин отчаяния он вышел несломленным, но изломы судьбы не могли не сказаться на личности этого незаурядного человека. Можно сказать, что вся его жизнь шла против течения: наперекор обстоятельствам, вопреки неумолимому валу репрессий, невзирая на догмы «официозной науки» и противодействие завистников, вопреки наветам и непониманию. Остается только удивляться тому, с каким мужественным упорством, несмотря на все трудности и преграды, Лев Николаевич находил в себе силы осуществлять свой высокий замысел, выполняя свое предназначение. Ни явные и тайные недоброжелатели, никакие доносчики из академической среды, ни мучители из следственных органов НКВД не смогли помешать ему в этом, не сломили его дух, хотя и подорвали здоровье. Вся его жизнь была посвящена служению Прекрасной Даме, своей любимой науке — Истории. И за эту Прекрасную Даму он сражался, как подлинный рыцарь, не щадя себя и не взирая на чины своих недругов.

В условиях господства «единственно верного» марксистского учения в советской науке Гумилев был одним из немногих — если не единственным! — кто оставался выразителем и хранителем целого ряда отечественных научных и философских традиций (культурно-историческая школа, культурогенетика, евразийство, геополитика,

1 Бондарев А. В. «Дар слов, неведомых уму ...» (Видеолекции Л. Н. Гумилева в нашей Фундаментальной библиотеке) // Педагогические вести. Журнальное приложение. 2003 (январь—февраль—март). № 25. С. 10—11; Бондарев А. В. Этнокультурологические штудии: Лекции Л. Н. Гумилева продолжаются! // Педагогические вести. 2004. №. 17 (2448). С. 4.

2 Бондарев А. В. К 100-летию Л. Н. Гумилева: Проект концепции комплексной программы юбилейных мероприятий // Альманах Научно-образовательного культурологического общества России «Мир культуры и культурология». Вып. I. СПб.: Изд-во РХГА, 2011. С. 344—349.

3 Головникова О. В., Тархова Н. С. «И все-таки я буду историком!» // Звезда. 2002. № 8. С. 114—135.

антропоэкологизм, отчасти «русский космизм» и др.), которые в значительной мере благодаря ему получили свое качественное развитие. Зачастую именно через его работы многие исследователи открывали для себя эти преданные в советское время забвению интеллектуальные традиции, приобщаясь к ним. В последнее время в ходе изучения именно этой стороны деятельности Гумилева были достигнуты очень интересные результаты 1.

Личность и идейное наследие Л. Н. Гумилева неизменно вызывают к себе самое неоднозначное отношение и прямо противоположные оценки. И вместе с тем многими он признан как один из наиболее выдающихся российских мыслителей ХХ столетия. Представляется важным попытаться объяснить причины столь резкого расхождения в оценках исследователей, постараться понять причины значительной популярности и востребованности идейного наследия этого неординарного ученого. При этом очень важно не упускать несколько моментов. Когда мы пытаемся непредвзято подойти к пониманию «феномена Льва Гумилева», то необходимо учитывать, что многогранность и неоднозначность его творчества, а также своеобразие его личности, породили немало мифов, превратно переданных слухов, идеологических обвинений и субъективных предубеждений, о которых отчасти уже упоминалось и которые, наслаиваясь друг на друга, создают совершенно искаженное представление об этом незаурядном человеке и его идейном наследии2. Кроме того, следует еще также принимать во внимание, что взгляды этого ученого не оставались неизменными, он постоянно находился в творческом поиске. И уж точно менее всего Гумилев был похож на догматика, изрекающего «неизменные и единственно верные истины», каким его воспринимают иные апологеты и эпигоны. Все это делает весьма непростой задачу адекватного понимания того, что же было действительно открыто Гумилеву, что он хотел донести до нас, какова была его миссия в отечественной науке и т. д.

Причины возрастания интереса к личности и наследию Л. Н. Гумилева. В чем кроются причины интереса к личности и наследию Л. Н. Гумилева? Что привлекает

1 Ахраменко Л. П. Биосферная концепция этногенеза Л. Н. Гумилева: (Философско-методологический аспект): Автореф. дис. ... канд. филос. наук. М.: Российская академия управления, центр гуманитарной подготовки кадров управления, 1994; Бондарев А. В. История и основные направления развития отечественных теоретических исследований культурогенеза: Автореф. дис. ... канд. культурологии. СПб.: БГТУ, 2009; Ищенко Е. Н. Развитие евразийской традиции в трудах Л. Н. Гумилева и современном евразийстве: Автореферат дис. . . . к. ист. н. / Ин-т монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН. Улан-Удэ, 2004; Киркин М. А. Философско-историческое содержание теории этногенеза Л. Н. Гумилева. Автореф. дис. ... к. ф. н. М.: МГУ им. М. В. Ломоносова, 2011; Куркчи А. И. Последний сын Серебряного века // «Живя в чужих словах.»: воспоминания о Л. Н. Гумилеве. СПб.: Росток, 2006. С. 499—506; Медведь А. Н. Идеи В. И. Вернадского и научное творчество Л. Н. Гумилева // Вопросы истории естествознания и техники. 1994. № 3. С. 119—121; Нурманбетова Д. Н. Проблемы философии истории в творчестве Л. Н. Гумилева // Евразийство и Казахстан. Труды Евразийского научного форума: «Гуми-левские чтения». Астана: Изд-во ЕНУ, 2003. Т. 1. С. 55—62; Орнатская Л. А. История культуры и этногенез в концепции Л. Н. Гумилева // Русская история и русский характер. Материалы международной конференции, посвященной 90-летию со дня рождения Л. Н. Гумилева. СПб.: НИИХ СПбГУ, 2002. Т. 3. С. 34—47; Пушкин С. Н. Этнос и этногенез в творчестве Л. Н. Гумилева. Нижний Новгород: НГПУ, 2007; Селиверстов С. В. «Свой среди чужих, чужой среди своих»: Л. Н. Гумилев на путях к евразийству в конце 1950-х — начале 1970-х гг. // Международные исследования. Общество. Политика. Экономика. 2010. № 3(4). С. 20—29; Селиверстов С. В. Казахстан, Россия, Турция: по страницам евразийских идей XIX—XX веков. Алматы: Казак энциклопедиясы, 2010. 225 с.

2 См.: Ермолаев В. Ю. «Черная легенда»: имя идеи и символ судьбы // Гумилев Л. Н. Черная легенда: Друзья и недруги Великой степи. М.: Экопрос, 1994. С. 7—26; Мосионжник Л. А. Исторический миф Л. Н. Гумилева: технология создания // Нестор. №14 (2010). Технология власти. 2. СПб.: Нестор-история, 2010. С. 303—344; Снегов С. А. В мире иллюзий и миражей // Снегов С. А. Люди как боги. М.: Армада, 1996. С. 11.

внимание самых разных людей к творчеству этого незаурядного ученого и мыслителя? Что делает его теорию столь широко известной и даже популярной? Почему многие, даже критики, признают его «властителем дум»? Назову лишь несколько факторов, которые представляются мне особенно существенными для ответа на поставленный вопрос.

При жизни Л. Н. Гумилев был необычайно притягательной фигурой на интеллектуальном небосклоне 1960-х — начала 90-х гг. Влияние его харизмы испытали все, кто хоть немного соприкасался с ним, кого с ним сводила судьба. На них всех остался отпечаток его яркой личности. Представители самых различных дисциплинарных областей оказались под обаянием идей этого ученого, его интеллектуальных поисков. Как пишет А. М. Буровский, в «информационном поле» его пассионарной идеи «научное сообщество было опылено и продолжает опыляться идеями Льва Николаевича, и там, где образуются завязи, начинают расти продолжения его теории»1.

Многими уже неоднократно отмечалась художественная одаренность Л. Н. Гумилева, увлекательный стиль его работ, особый талант излагать свои взгляды доступно, популярно и занимательно, не снижая при этом научной значимости предпринятого исследования. Гумилев писал свои научные труды не академическим языком, а «забавным русским слогом», который доставляет подлинное удовольствие для любого ценителя русского языка. Самые взыскательные критики ученого вынужденно признавали: «Гумилев — одаренный повествователь; сочинения его написаны ясным и выразительным языком», при этом он умело выстраивает на страницах своих сочинений острые сюжетные перипетии и захватывающие дух читателей детективные истории2. Более того, чтение его работ создает впечатление, что автор выступает в них как бы в качестве интересного собеседника, которого хочется выслушать, который будоражит мысль и с которым иногда даже хочется вступить в дискуссию. Он обладал изумительным талантом пробуждать мысль — это, безусловно, одна из важных притягательных сторон его произведений. Вместе с тем, как отмечают исследователи, литературное дарование, безусловно, необходимое, но совершенно не достаточное условие того триумфального успеха, которого смогли добиться идеи Гумилева3.

Значительно более существенное обстоятельство повышенного внимания к работам этого ученого состоит в актуализации этнической проблематики в современном мире, рост напряженности в межнациональной сфере в связи с глобализацией и т. д. Именно этим проблемам как раз и посвящены труды Гумилева.

Не менее значимым фактором возрастания интереса к наследию Л. Н. Гумилева является широкое распространение евразийских и неоевразийских идей среди интеллектуальной и политической элиты в целом ряде стран. За последние 20 лет с евразийскими идеями выступали такие известные деятели, как А. А. Акаев, Н. А. Назарбаев, М. Ш. Шаймиев, Е. М. Примаков, Святейший Патриарх Кирилл, В. В. Путин и многие другие.

Интерес к работам Л. Н. Гумилева в советское время обусловливало также то, что его концепция рассматривалась читателями как альтернатива и вызов официозу марксистско-ленинского «исторического материализма» в историографии и этно-

1 Буровский А. М. Лев Николаевич Гумилев — место в науке и в истории // Л. Н. Гумилев. Теория этногенеза и исторические судьбы Евразии. Материалы конференции. Т. 1. СПб.: Европ. дом, 2002. С. 19.

2 Лурье Я. С. Древняя Русь в сочинениях Льва Гумилева // Звезда. 1994. № 10. С. 176—177. http://scepsis. ru/librarv/id_87. html (дата обращения 12. 02. 2012).

3 Фрумкин К. Г. Пассионарность: приключения одной идеи. М.: Изд-во ЛКИ, 2008. С. 15.

графии. В условиях советской интеллектуальной несвободы столь открытый вызов целой системе, ее идеологическим основам, вызывал у представителей свободолюбивой интеллигенции неподдельное уважение к самому Гумилеву и повышенный интерес к высказываемым им идеям. По вспоминанию А. М. Буровского «на тех, кто слушал его в 1980-е гг., особенно сильное воздействие оказывала внутренняя свобода Л. Н. Гумилева, его умение высказываться широко и без оглядки. Это было так удивительно, так интересно в мире Брежнева, Андропова, Черненко.»1. Сейчас его концепция сохраняет свои позиции как альтернатива и вызов засилью европоцентризма в отечественном гуманитарном образовании, прозападным интерпретациям и оценкам российской истории. Патриотический настрой его работ встречает живой отклик у значительной части российского общества, его почитателей на всем постсоветском пространстве.

Как сам Гумилев объяснял широкий общественный интерес, столь необычный для научной концепции? Так, например, успех своих лекций он объяснял «отнюдь не своими лекторскими способностями — я картавый, не декламацией и не многими подробностями, которые я действительно знаю из истории и которые включал в лекции, чтобы легче было слушать и воспринимать, а той основной идеей, которую я проводил в этих лекциях. Идея эта заключалась в синтезе естественных и гуманитарных наук, то есть я возвысил историю до уровня естественных наук, исследуемых наблюдением и проверяемых теми способами, которые у нас приняты в хорошо развитых естественных науках — физике, биологии, геологии и других науках»2. Предпринятый Гумилевым синтез естественных и гуманитарных наук позволил ему предложить совершенно новаторское, по своей сути системно-синергетическое понимание этно-генетических процессов, нелинейности в саморазвитии этнических систем. Все работы ученого отличает поразительная концептуальная насыщенность, необычайная смелость и новационность предлагаемых подходов.

Но все эти причины не могут в полной мере объяснить высокую востребованность и популярность идей Гумилева, их необычайно широкое распространение и общественный резонанс. На одну из самых важных особенностей концепции Гумилева, предопределивших ее успех, было обращено внимание К. Г. Фрумкиным: теория пассионар-ности — интуитивно убедительна, она подтверждается многочисленными наблюдениями как историков, так и простых читателей3. «Для того, чтобы стать популярной, популярной без всякой пропагандистской поддержки со стороны государства, и прежде всего среди образованных людей — ученых, писателей, журналистов и преподавателей высшей школы, — теория должна быть не просто фантастической и не просто красивой. Она должна быть интуитивно убедительной, — подчеркивает Фрумкин, — должна подтверждаться повседневными наблюдениями, должна производить впечатление обобщения многочисленных предшествовавших догадок, и благодаря этому она должна казаться универсальным объяснительным ключом к многочисленным явлениям окружающей действительности»4.

В этом смысле чрезвычайно важным является позитивная, жизнеутверждающая мировоззренческая составляющая идейного наследия Л. Н. Гумилева. В произведениях

1 Буровский А. М. Лев Николаевич Гумилев — место в науке и в истории // Л. Н. Гумилев. Теория этногенеза и исторические судьбы Евразии. Материалы конференции. Т. 1. СПб.: Европ. дом, 2002. С. 20.

2 Гумилев Л. Н. Автонекролог // Лев Гумилев: судьба и идеи. М.: Айрис-пресс, 2003. С. 31.

3 Фрумкин К. Г. Пассионарность: приключения одной идеи. С. 17.

4 Там же. С. 15—16.

Гумилева присутствует несомненный нравственный и воспитательный потенциал, который в значительной мере и предопределяет их высокую значимость в условиях нравственной деградации и девальвации традиционной для российской культуры системы ценностей. Его идеи захватывают чувства людей, погружающихся в чтение его работ, затрагивают их сердца.

В этом мне видятся главные причины актуальности и востребованности идей Л. Н. Гумилева.

Что такое феномен Льва Гумилева? Харизма и неординарность личности Л. Н. Гумилева, научная значимость и неоднозначность его наследия; то влияние, которое оказало его творчество на общественное сознание; «черная легенда» об этом ученом, критика его трудов; общественная востребованность его взглядов, их идейно-политический резонанс и геополитическая актуализация — вот лишь некоторые основные компоненты того масштабного явления российской культуры, которое в целом можно обозначить как «феномен Льва Гумилева»». Многогранность этого явления обусловливает необходимость в полиаспектности и многоуровневости его исследования.

Феномен Гумилева можно рассматривать на нескольких уровнях своего изучения и восприятия. При самом первом приближении этот феномен предстает как феномен научной индивидуальности этого ученого, в котором слишком многое было необычно. На этом уровне дается общая описательная характеристика феномена Гумилева, приводятся различные интерпретации его идейного наследия, охватывающие имеющийся спектр мнений и оценок. На втором уровне феномен Гумилева рассматривается уже как социокультурное явление российской (и шире — постсоветской) действительности; проводится его историко-культурологический анализ, вскрываются корни распространенных мифологем и преодолеваются существующие штампы восприятия. Третий уровень характеризуется нацеленностью на постижение смысла этого феномена, исторической миссии, предначертанной Л. Н. Гумилеву. Именно здесь центральное место занимает проблема понимания его личности и призвания, судьбы и предназначения, ставится проблема аутентичного прочтения и понимания всего его творческого наследия.

В предлагаемой статье предпринимается попытка проанализировать некоторые особенности восприятия его творчества в отечественной науке, а также предлагается опыт рассмотрения самого феномена Л. Н. Гумилева, привлекающего к себе в последние годы все более пристальное внимание исследователей.

Вклад в отечественную культуру. Гумилев был наделен удивительным даром высокохудожественного воссоздания широких исторических полотен, где, казалось бы, сами герои прошлого оживают под талантливым пером автора. Его мышлению была органически присуща редкая способность стереоскопического, объемного видения истории во времени и пространстве. По мнению Д. С. Лихачева, Гумилев обладал воображением не только ученого, но и художника, по особому осмысляющего и преломляющего все факты науки, которой он занимался1. Во многих случаях даже сложно сказать, чего больше в его работах — строгой научности или поэтической интуиции. Пожалуй, «дар слов, неведомый уму», обещанный ему от природы, оказывался зачастую сильней научной скрупулезности. Интуиция Гумилева явно опережала возможности полноценной

1 Лихачев Д. С. Предисловие к книге Л. Н. Гумилева «Древняя Русь и Великая степь» // Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь / Сост. и общ. ред. А. И. Куркчи. В 2 кн. М.: ДИ-ДИК, 1997. Кн. 1. С. 20.

научной разработки и проверки захватывавших его гипотез1. Вместе с тем именно в этом интуитивном поэтическом преломлении многие теоретические положения и предположения Гумилева приобретали действительно совершенно особый смысл, глубину и эвристическую силу2. Ведь истинным поэтам присуща не только способность художественного описания зримого мира, но и дар интуитивного провидения его скрытых движущих сил и даже порой прозрения будущего.

Несомненная роль принадлежит Гумилеву и в популяризации отечественной истории. Это признают даже его критики: «Величайшей заслугой ученого является его открытие для широкого круга читателей, и в первую очередь — для школьников, огромного мира, простирающегося на восток от Руси»3. Как известно, на изложение истории, официальную историографию, влияют многие штампы, сиюминутная конъюнктура и самые различные мифы, искажающие восприятие подлинного исторического прошлого наших народов. Чтение же высокохудожественных и увлекательно написанных работ Л. Н. Гумилева дает возможность взглянуть не только по-новому на свою историю, вне официозных штампов, но и лучше узнать о других живущих по соседству народах. Ведь не секрет, что многим жителям нашей страны очень часто недостает знаний о культуре и историческом прошлом представителей тех этнических групп, с кем в своей повседневной жизни постоянно соприкасается. Знание же о традициях, обычаях и особенностях менталитета друг друга дает нам возможность избежать многих конфликтов, возникающих по большей части от непонимания. Лев Николаевич неизменно отмечал, что нам «необходима подлинная культура общения, которую мы явно недостаточно воспитываем, небрежно прививаем, отчего на молодых побегах вызревают горькие плоды»4. А формула межэтнического согласия по Гумилеву проста: будь уважителен, терпим, отзывчив, проявляй к другим такое отношение, какого ты ждешь от них. Д. С. Лихачев очень верно подчеркивал, что концепция Л. Н. Гумилева целиком соответствует основной идее понятия «дружба народов»5. Как писал сам Лев Николаевич, истинная дружба народов возможна только при глубоком уважении к достоинству, чести, культуре, языку и истории каждого народа, широком общении между ними6. Мне представляется, что именно вот эти идеи Гумилева и находят отклик в умах и сердцах его читателей.

Рассказывая о прошлом, Гумилев побуждал задуматься о настоящем и будущем; говоря о взаимоотношениях народов между собой или их контактах с окружающей средой, ученый показывал все многообразие форм и последствий этих контактов; он

1 См.: Олейников Д. Историк, ставший поэтом и поэт, ставший историком // Книжное обозрение. 2000. 9 октября. № 41; ПиотровскийМ. Б. Историк — поэт // Лев Николаевич Гумилев / Ахметшин Ш. К. СПб.: Славия, 2011. С. 9; Фаустова М. Лев Гумилев — поэт истории (К 90-летию со дня рождения историка и философа) // Russian Culture Navigator. http://www. vor. ru/culture/cultarch235_rus. html.

2 См.: Демин В. Н. Лев Гумилев / ЖЗЛ. М.: Молодая гвардия, 2008; Дорошенко Н. М. Л. Н. Гумилев: поиски истины. Астана, 2007; Фроловская Т. Л. Евразийский Лев. Алматы: Дайк-Пресс, 2010.

3 Данилевский И. Н. Читая Л. Н. Гумилева // Русские земли глазами современников и потомков (XII— XIV вв.): Курс лекций. М.: Аспект Пресс, 2001. С. 338.

4 Гумилев Л. Н. «Корни нашего родства». Л. Н. Гумилев отвечает на вопросы А. Сабирова // Труд. 1988. 12 апреля.

5 Лихачев Д. С. Предисловие к книге Л. Н. Гумилева «Древняя Русь и Великая степь» // Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь / Сост. и общ. ред. А. И. Куркчи. В 2 кн. М.: ДИ-ДИК, 1997. Кн. 1. С. 21.

6 Гумилев Л. Н. «Корни нашего родства». Л. Н. Гумилев отвечает на вопросы А. Сабирова // Труд. 1988. 12 апреля.

побуждал к размышлению о том, кто есть «мы» как народ и как личности1. Лев Николаевич в одном из своих интервью говорил, что постигать историю нужно не только здравым умом, но и открытым сердцем2. Особой притягательной силой обладают и та глубокая увлеченность, и та неподдельная искренность, которые столь неотъемлемо присущи всем работам Гумилева. Эти отличительные качества его дарования особенно ярко проявлялись в устных рассказах, многочисленных интервью и, конечно, блистательных лекциях, поражавших всех и необычностью формы своего построения, и необычностью своего содержания.

В историю отечественной науки Гумилев вошел как автор новаторских исследований, посвященных прошлому кочевых народов Великой степи и Центральной Азии. Многие идеи Гумилева по этнополитической и этнокультурной истории евразийских народов сделались настолько общепринятыми среди отечественных ученых, что на их автора почти перестали ссылаться, припоминая ему лишь отдельные неточности3. Л. Н. Гумилев одним из первых заговорил о самобытности и высоких достижениях тюрко-монгольской культуры. Он внес крупный вклад в опровержение так называемой «черной легенды», которая оправдывала предвзято негативное отношение к степнякам Евразии как к патологически жестоким дикарям-варварам с маниакальной навязчивостью постоянно стремящимся к разрушению благодушных высокоразвитых цивилиза-ций4. В значительной мере благодаря именно работам Гумилева были закрыты «белые пятна» истории евразийских народов почти за двух тысячелетний период (преимущественно — с III в. до н. э. до XV столетия н. э.).

Как вспоминает В. Ю. Ермолаев, один из самых талантливых его учеников, для Льва Николаевича Великая степь стала не просто объектом исследований: «Люди и природа Великой степи были для него любовью в подлинном смысле этого слова, — подчеркивает Ермолаев. — Борьбу с предвзятым отношением к народам Евразии он считал своим безусловным нравственным императивом. Недаром, выпуская в свет книгу "Древние тюрки", Л. Н. Гумилев поместил на ее титульном листе слова: "Посвящаю эту книгу нашим братьям — тюркским народам Советского Союза". В этом поступке — весь "Л. Н.": никакого расчета, никакой позы и единственное стремление — смочь и успеть искренне высказаться, пока есть возможность»5.

В результате самоотверженной исследовательской работы Л. Н. Гумилев, продолжая дело своих выдающихся предшественников и учителей (П. Пельо, Р. Груссе, О. М. Хел-фена, Н. Я. Бичурина, братьев Грумм-Гржимайло, Б. Я. Владимирцова, А. Н. Самойло-вича, Н. В. Кюнера, А. Ю. Якубовского, С. И. Руденко, М. И. Артамонова, А. П. Оклад-

1 Лев Николаевич Гумилев // Вестник Ленинградского университета. Сер. 7. 1992. Вып. 3. С. 123—125; Лев Николаевич Гумилев / Собчак А. А., Меркурьев С. П., Лавров С. Б., Щербаков В. Н., Мутко В. Л., Ягья В. С., Вербицкая Л. А. Красильников В. Н., Арапов П. П., Чистобаев А. И., Бринкен А. О. // Санкт-Петербургские ведомости. 1992. 18 июня. № 140 (239)

2 Гумилев Л. Н. «Корни нашего родства». Л. Н. Гумилев отвечает на вопросы А. Сабирова // Труд. 1988. 12 апреля.

3 См.: Кляшторный С. Г., Султанов Т. И. Государства и народы Евразийских степей: от древности к Новому времени. 3-е изд., исправл. и доп. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2009. 432 с. ; ТрепавловВ. В. Золотая Орда в XIV столетии. М.: Квадрига, 2010. С. 8, 26, 44; Флеров В. С. «Города» и «замки» Хазарского каганата. Археологическая реальность. М.: Мосты культуры/Гешарим, 2011. С. 84, 118, 198.

4 Между прочим, эти представления незаметно перешли на Россию и русских как «замаскировавшихся» «диких народов Великой Татарии», в глазах тех же европейцев. См.: Ермолаев В. Ю. «Черная легенда»: имя идеи и символ судьбы // Гумилев Л. Н. Черная легенда: Друзья и недруги Великой степи. М.: Айрис-пресс, 2005. С. 5—24.

5 Ермолаев В. Ю. «Черная легенда»: имя идеи и символ судьбы // Гумилев Л. Н. Черная легенда: Друзья и недруги Великой степи. М.: Айрис-пресс, 2005. С. 21.

никова, П. Н. Савицкого, Г. В. Вернадского и др.), оставил нам доселе не существовавшую связную историю народов Великой степи1. Для самого же Гумилева, как очень верно отметил В. Ю. Ермолаев, имя его научной идеи — «Черная легенда» — усилиями оппонентов поистине превратилось в символ судьбы: «О нем самом сотворили другую «черную легенду», точно так же замешанную на идеологической лжи»2.

«Последний евразиец». Благодаря своим исследованиям истории евразийских народов Гумилев в 1930-х — 40-х гг. самостоятельно пришел к осознанию тех историософских и геополитических принципов, которые были сформулированы в 1920-х гг. в рамках одного из эмигрантских философско-идеологических течений, получившего название евразийства. Дальнейшее знакомство и дружеское общение с его основоположниками П. Н. Савицким и Г. В. Вернадским, а также собственные углубленные историко-географические и этнологические изыскания позволили ему существенно развить теоретический фундамент евразийства, показать его практический потенциал для настоящего и будущего евразийских народов. По мнению В. Ю. Ермолаева, творческий синтез евразийства в его наиболее истинных и оправданных положениях, системного подхода в версии Л. фон Берталанфи, учения В. И. Вернадского о биогеохимической энергии живого вещества биосферы и, наконец, материалы собственных историографических работ по Великой степи позволили Л. Н. Гумилеву совершить качественный прорыв в отечественной науке о человеке3.

В работах Л. Н. Гумилева получили глубокое историческое осмысление идеи вековой общности, взаимосвязанности и единения евразийских народов. Ключевая идея Л. Н. Гумилева, которая становится все более востребованной в условиях стремительно меняющегося мира, — идея комплиментарности народов Евразии. Это создает мощную основу для понимания современных интеграционных процессов на всем евразийском пространстве, закономерным развитием которых стали стратегические по своей значимости соглашения о создании Евразийского экономического сообщества, Организации Договора о коллективной безопасности, Таможенного союза и т. д.4

Идеи Л. Н Гумилева находят широкий отклик и практическое применение в Татарстане, Казахстане, Кыргызстане, Калмыкии, Монголии и в других странах, где его почитают потомки тех народов, непредвзятому изучению истории и культуры которых он посвятил всю свою жизнь без остатка. Усилиями благодарных потомков многое делается для увековечения памяти об этом мужественном ученом, который осмелился возвысить свой голос в ниспровержение многовековых наветов и въевшихся мифологем восприятия кочевых народов Великой степи.

Особый вклад в увековечение памяти о Л. Н. Гумилеве принадлежит Казахстану. Еще в 1996 г. в Астане, новой столице Казахстана, Указом Президента Н. А. Назарбаева был открыт Евразийский национальный университет, которому было присвоено имя Л. Н. Гумилева. По сути дела евразийство стало национальной идеологией Республики Казахстан, способствуя достижению межэтнического согласия и укрепле-

1 Далеко не полный список работ см.: Лев Николаевич Гумилев: Библиографический указатель / Под ред. А. Г. Каримуллина. Казань: Б. и., 1990.

2 Ермолаев В. Ю. «Черная легенда»: имя идеи и символ судьбы // Гумилев Л. Н. Черная легенда: Друзья и недруги Великой степи. М.: Айрис-пресс, 2005. С. 17.

3 Ермолаев В. Ю. «Черная легенда»: имя идеи и символ судьбы. С. 14.

4 Акаев А. А. Глобализация и евразийская безопасность // Геополитика и безопасность. 2009. № 2—3. С. 8—18; Акаев А. А. Единение евразийских народов вокруг России — ключевой завет Льва Гумилева // Мир перемен. 2011. № 1. С. 121—136.

нию политической сплоченности страны. Весной 1994 г. Президент Казахстана Н. А. Назарбаев, выступая в МГУ имени М. В. Ломоносова, впервые предложил создать на пространстве СНГ качественно новое интеграционное объединение — Евразийский Союз Государств, который бы опирался на осознание взаимного тяготения наших народов, добровольную интеграцию, очевидные экономические выгоды и разумно понятые национальные интересы.

Весьма символично, что в октябре 2011 г. — год 90-летия со дня условной «даты рождения» евразийства как философско-идеологического течения и в канун празднования 100-летия «последнего евразийца» — российским лидером В. В. Путиным была выдвинута развивающая инициативу Н. А. Назарбаева идея образования Евразийского союза, что позволило бы выйти на следующий, более высокий уровень интеграции наших стран, испытывающих взаимное духовное тяготение и осознающих экономическую полезность такого рода объединения. Вне всяких сомнений, проект создания Евразийского союза открывает широкие перспективы для полномасштабного развития наших стран, создает дополнительные конкурентные экономические преимущества, будет способствовать дальнейшему углублению взаимопонимания между народами Содружества Независимых Государств, а также послужит повышению эффективности взаимодействия стран всего евразийского региона. Следует согласиться, что образование Евразийского союза, «эффективная интеграция — это тот путь, который позволит его участникам занять достойное место в сложном мире XXI в.». По мнению В. В. Путина, «только вместе наши страны способны войти в число лидеров глобального роста и цивилизационного прогресса, добиться успеха и процветания»1.

Оценивая идею Евразийского союза, важно подчеркнуть, что этот проект способствует укреплению традиционных уз добрососедства между нашими народами, позволит придать дополнительный импульс всестороннему сотрудничеству в научной, художественной, образовательной сферах наших стран, а также может стать базой на пути к созданию региональной и общеевразийской системы безопасности в целом. Это придает особую значимость идее создания Евразийского союза как в настоящее время, так и в долгосрочной перспективе. Таким образом, можно с полным правом утверждать, что у современной «Евразийской доктрины» как крупного международного проекта имеются глубокие историко-культурные, историософские, историко-политические предпосылки, у истоков осмысления которых стоял Л. Н. Гумилев. Доказывая свою историческую перспективность, его надежды и идеи евразийской интеграции сейчас, благодаря инициативам руководства Казахстана и России, обретают вполне реальные черты, воплощаясь в создании многих общеевразийских интеграционных объединений.

В этом смысле имеют вполне определенную политическую подоплеку все чаще встречающиеся попытки опорочить личность и идеи Гумилева, стремление превратить их в своего рода мифологемы, ловко манипулируя которыми пытаются дискредитировать все научное наследие этого выдающегося ученого и последнего из основоположников евразийства.

Разработка системно-синергетического подхода к изучению процессов этнической самоорганизации и саморазвития. Большой заслугой Гумилева является применение системного подхода для изучения феномена этноса. Ученый внимательно изучал

1 Путин В. В. Новый интеграционный проект для Евразии — будущее, которое рождается сегодня // Известия. 2011. 4 октября.

работы по системному анализу Л. фон Берталанфи и А. А. Малиновского, И. В. Блаубер-га, В. Н. Садовского, Э. Г. Юдина и др. Благодаря использованию методики системного подхода Гумилевым было установлено, что этническая система держится не на сходстве входящих в него людей, а на устойчивости характера и направления закономерного, поддающегося моделированию изменения связей. Для объяснения чувства сопричастности к той или иной этнической группе, самого феномена этнической целостности, Гумилев вводит принцип комплиментарности, связанный с подсознательной взаимной симпатией или антипатией людей по отношению друг к другу.

Под комплиментарностью Гумилевым понимается интуитивно ощущаемое чувство взаимной симпатии, тяготения, приязни различных этносов. На персональном уровне комплиментарность бывает столь же разнообразной, как и индивидуальные вкусы, но на этническом уровне приобретает строго определенное значение, ибо частые уклонения от нормы взаимно компенсируются. Именно комплиментарность, теснейшим образом связанная с этнической доминантой, ментальностью и стереотипами поведения, в значительной мере определяет характерное для каждого этноса деление на «своих» и «чужих», являясь фундаментальным этнообразующим и одновременно этнодиффе-ренцирующим фактором. Гумилевым было установлено три возможных модуса комплиментарности: позитивный (положительная комплиментарность), негативный (отрицательная комплиментарность) и нейтральный (нейтральная комплиментарность). Модусы комплиментарности обусловливают многообразие формопроявления межэтнических контактов, типологию которых разработал Гумилев (этническое слияние, симбиоз, ксения, химера, а также инкорпорация, ассимиляция, геноцид и др.). Положительная комплиментарность становится важным фактором образования этнических общностей различного масштаба от малых этнических групп (консорции и конвиксии) до огромных, численностью в сотни миллионов человек, суперэтнических целостностей.

Когда критики обвиняли Гумилева в биологизаторстве1, он неоднократно подчеркивал, что для него этнос — не зоологическая популяция, а системное явление, свойственное человеку и проявляющее себя через социальные формы, в каждом случае оригинальные, ибо хозяйство его народа всегда связано с кормящим ландшафтом2. По мнению Гумилева, этнос не относится ни к биологической форме движения материи (как раса или популяция), ни к общественной (как государства или социальные структуры), но лежит между ними, являясь первичной формой существования Homo Sapiens3.

1 См.: БромлейЮ. В. К вопросу о сущности этноса // Природа. 1970. № 2. С. 51—55; БромлейЮ. В. Несколько замечаний о социальных и природных факторах этногенеза // Природа. 1970. № 2. С. 83—84; Бромлей Ю. В. Очерки теории этноса. М.: Наука, 1983; Бромлей Ю. В. Человек в этнической (национальной) системе // Вопросы философии. 1988. № 6; Бромлей Ю. В. По поводу одного «Автонекролога» // Знамя. 1988. № 12; Козлов В. И. Что же такое этнос // Природа. 1970. № 2. С. 71—74; Козлов В. И. О биолого-географической концепции этнической истории // Вопросы истории. 1974. № 12. С. 72—85; Машбиц Я. Г., Чистов К. В. Еще раз к вопросу о двух концепциях «этноса» (По поводу статьи К. П. Иванова) // Известия Всесоюзного Географического общества. 1986. Т. 118. Вып. I. С. 29—37; Першиц А. И., Покшишев-ский В. В. Ипостаси этноса // Природа. 1978. № 12. С. 106—113.

2 Ахраменко Л. П. Биосферная концепция этногенеза Л. Н. Гумилева: (Философско-методологический аспект): Автореф. дис. ... канд. филос. наук. М.: Российская академия управления, центр гуманитарной подготовки кадров управления, 1994; Куркчи А. И. Человек и природа в научном наследии Л. Н. Гумилева / Социоестественная история // Генезис кризисов природы и общества в России (под ред. Э. С. Кульпина) Вып. 4. Генетические коды цивилизаций. М.: Московский лицей, 1995. С. 117—121.

3 Если в текстах Гумилева и встречаются некоторые «биологические» перегибы, то, на мой взгляд, их следует рассматривать не более чем провокационный ход «от противного», вызванный его стремлением подойти к изучению этноса с радикальной иной стороны, преодолеть «социологизаторские» штампы понимания этноса как исключительно социального явления, тем самым взломав догматический «застой» в академической этнографии.

Поэтому в его концепции феномен этноса находится на пересечении природного, социального и культурного. В этом тезисе сказывается влияние идей С. М. Широкогоро-ва (1887—1939)1, концепция которого существенно близка этнологическим штудиям Гумилева. В своих работах С. Б. Лавров, Е. М. Данченко и А. М. Кузнецов очень верно показали преемственность взглядов двух ученых. Ими было убедительно показано, что С. М. Широкогорова следует рассматривать в качестве предтечи Л. Н. Гумилева в области теории этноса2. Сам Гумилев всегда весьма высоко оценивал вклад своего ближайшего предшественника, хотя, разумеется, и критиковал отдельные устаревшие, по его мнению, положения концепции С. М. Широкогорова3.

Одно из главных и наиболее дискуссионных достижений Л. Н. Гумилева — открытие пассионарности, под которой на персональном уровне понимается внутреннее непреоборимое стремление к деятельности во имя избранного идеала. Одно это открытие ставит имя Гумилева в один ряд с именами таких крупнейших ученых и мыслителей, как Ибн Халдун, Дж. Вико, И. Г. Гердер, Н. Я. Данилевский, К. Н. Леонтьев, В. фон Гумбольдт, Ф. Ратцель, И. И. Мечников, В. И. Вернадский, А. Л. Чижевский, О. Шпенглер, А. Дж. Тойнби, А. Л. Кребер, П. А. Сорокин.

На макроисторическом уровне пассионарность можно рассматривать как биохимическую энергию, определяющую способность этнических коллективов совершать работу, наблюдаемую в истории как разнонаправленная активность (в т. ч. социальная, политическая, экономическая, художественная, миграционная и т. д.). Как пояснял Гумилев, пассионарность — это способность и стремление к изменению окружения, или, переводя на язык физики, к нарушению инерции агрегатного состояния среды4. Психологически пассионарность рассматривалась Гумилевым как импульс подсознания, противоположный инстинкту самосохранения, как индивидуального, так и видового, выражающийся в специфике конституции нервной деятельности ее носителей — пассионариев5.

Впервые эффект этой формы энергии был открыт академиком В. И. Вернадским, описавшего его действие на материале перемещений гигантских масс саранчи, миграций леммингов и некоторых видов птиц, и назван им геобиохимической энергией жи-

1 Широкогоров по этому поводу писал: «Материальная культура, социальная организация и психоментальный комплекс образуют сбалансированную систему, каждый элемент которой тесно прилажен к другому и взятые все вместе взаимодействуют между собой» (Цит. по: Ревуненкова Е. В., Решетов А. М. Сергей Михайлович Широкогоров // Этнографическое обозрение. 2003. № 3. С. 106). См.: Широкогоров С. М. Исследование принципов этнических и этнографических явлений. Шанхай, 1923 (кстати, изучение личной библиотеки Л. Н. Гумилева показало, что эта книга была в его распоряжении); Широкогоров С. М. Этнографические исследования. Книга первая: Избранное / Сост. и примеч. А. М. Кузнецова, А. М. Решетова. Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2001; Shirokogoroff S. M. Psychomental Complex of the Tungus. London: Kegan Paul, Trench, Trubner & Co., 1935 (К сожалению, эта фундаментальная работа нашего выдающегося соотечественника так до сих пор и не переведена на русский язык).

2 Данченко Е. М. О сходстве взглядов С. М. Широкогорова и Л. Н. Гумилева на природу этноса // Гуманитарное знание. Сер. «Преемственность». Омск, 1997. С. 72—74; Данченко Е. М. О вкладе С. М. Широко-горова в разработку теории этноса // Интеграция археологических и этнографических исследований. Сб. науч. трудов. Владивосток; Омск, 2000. С. 13—16; Лавров С. Б. Лев Гумилев. Судьба и идеи. М.: Сварог и К, 2000. С. 321—326. См. также: Кузнецов А. М. Теория этноса С. М. Широкогорова // Этнографическое обозрение. 2006. № 3. С. 57—71.

3 Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. 2-е изд., испр. и доп. Л.: Издательство Ленинградского университета, 1989. С. 69—70, 238.

4 Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. С. 257.

5 Гумилев Л. Н. Ноосфера и пассионарность // Гумилев Л. Н. Конец и вновь начало. Популярные лекции по народоведению. М.: Ди-Дик, 1994. С. 401—402.

вого вещества биосферы1. Анализируя этнические процессы, протекавшие на нашей планете в течение нескольких тысячелетий, Л. Н. Гумилев в конце 1930-х—50-х гг. (еще не зная о работах Вернадского) пришел к выводу о наличии в этих процессах некой энергии, которою он назвал пассионарностью и позднее дал определение ее типа в соответствии с учением В. И. Вернадского. Хотя вне всяких сомнений, истоки этой идеи о важности энергии в саморазвитии процессов любой природы уходят своими корнями к философским прозрениям Гераклита Эфесского, концепции энергетизма Г. Ле Бона, энергетической теории нобелевского лауреата В. Ф. Оствальда и целого ряда других выдающихся ученых и мыслителей. Это не означает, что между этими исследователями и Гумилевым можно найти прямую нить идейной преемственности. Предпринятые в последние годы специальные изыскания истоков концептуальных идей Гумилева со всей очевидностью свидетельствуют о том, что данное явление той или иной своей гранью открывалось многим2. Однако лишь Л. Н. Гумилеву — благодаря своей громадной эрудиции, смелому синтезу различных теоретико-методологических достижений, применению междисциплинарного подхода, высокому уровню анализа и свойственной ему глубине мысли — было дано предпринять первый опыт исследования на широком этнокультурном материале этого «энергетического нерва» истории, ее «энергийного пульса».

Пассионарная теория этногенеза. В работах Гумилева была предпринята попытка выявить и изучить многообразие модусов пассионарности, проанализировать ее роль в историческом процессе. На основе этой идеи ученым была разработана теория этногенеза, развивавшая многие концептуальные положения русской культурно-исторической школы и теории этнических процессов С. М. Широкогорова. Продолжая дело своего предшественника, Л. Н. Гумилев доказывал, что этногенез является природным процессом порождения и самовозобновления этнической системы, т. е. ее саморазвития от момента возникновения до распада и исчезновения в результате затухания инерции первоначального пассионарного толчка.

Согласно Гумилеву, все этносы проходят в своем развитии ряд закономерно сменяющихся фаз этногенеза, что связано с изменением уровня пассионарного напряжения этносистемы. Неуклонное повышение уровня пассионарного напряжения, возникающее вследствие пассионарного взрыва, составляет фазу Подъема. Следующая фаза — Акматическая или пассионарного перегрева — сменяется фазой Надлома, т. е. резким снижением пассионарности системы, иногда ведущим к гибели этноса.

1 Вернадский В. И. Химическое строение биосферы Земли и ее окружения. М.: Наука, 1965; Вернадский В. И. Биосфера: Избранные труды по биогеохимии. М.: Мысль, 1967.

2 См.: Бондарев А. В. Парадигмальные истоки культурогенетических исканий Л. Н. Гумилева // Материалы У1-го международного Евразийского научного форума «Учение Льва Гумилева и современные народы Евразии». Астана: ЕНУ им. Л. Н. Гумилева, 2007. Т 1. С. 33—38; Бондарев А. В. История и основные направления развития отечественных теоретических исследований культурогенеза. Дис. ... канд. культурологии. СПб.: РГПУ им. А. И. Герцена, 2009; КиркинМ. А. Философско-историческое содержание теории этногенеза Л. Н. Гумилева. Автореф. дис. ... к. ф. н. М.: МГУ им. М. В. Ломоносова, 2011; Панченко А. Б. Истоки теории этноса. Терминологический аспект // Вестник Сургутского государственного педагогического университета. Сургут: РИО СурГПУ 2010. № 3 (10). С. 108—114. Попытку реконструкции «генеалогии» идеи пассионарности недавно предпринял также К. Г. Фрумкин. Само это направление исследований представляется безусловно важным и перспективным. Однако в своей реконструкции К. Г. Фрумкин допустил слишком много неоправданных натяжек в сопоставлении концепции пассионарности Л. Н. Гумилева с совершенно разными идеями и теориями. Подобные аналогии по большей части носят достаточно поверхностный характер, хотя имеются и весьма неожиданные и любопытные сопоставления. См.: Фрумкин К. Г. Пассионарность: приключения одной идеи. М.: Изд-во ЛКИ, 2008. С. 23—78.

При благоприятном стечении обстоятельств наступает Инерционная фаза с плавным снижением пассионарного напряжения. Ее сменяет фаза Обскурации, представляющая собой череду мелких надломов, ведущих к распаду этносистемы. Если же этнос сохраняется, то он переходит в Мемориальную фазу этногенеза. Далее постепенный спад пассионарности приводит к затуханию всего процесса этнического развития, лимитом которого является состояние, когда люди не хотят оставлять потомство и даже бороться за жизнь. Но предрешенность процессов этногенеза, как убедительно показывает Л. Н. Гумилев, — это только вероятность, ибо безнадежных положений не бывает. Начиная с Акматической фазы, возможна этническая регенерация, т. е. частичное возрождение структуры этноса, но для этого необходима воля к спасению. Кроме того, пассионарные толчки происходят, как правило, чаще, нежели наступают финальные фазы этногенеза, иначе неуклонное однонаправленное развитие, будь оно возможно, привело бы вид Homo Sapiens к депопуляции. Однако новый пассионарный взрыв — мутация, или негэнтропийный импульс, зачинает очередной процесс этногенеза прежде, чем успеет иссякнуть инерция прежнего1. Это дает начало очередному процессу этнического развития, благодаря чему человечество еще населяет планету Земля. «Так было в прошлом, — заключает Гумилев, — предстоит и в будущем, во всех регионах земной поверхности»2.

Таким образом, согласно теории Гумилева, каждый народ (этнос) Земли, без исключения, обладает оригинальной этнической историей, к которой неприменимы определения «хуже» или «лучше», «культурный» или «бескультурный», так как любой этнос в своем развитии подчиняется одним и тем же универсальным закономерностям этногенеза. В этом, кстати, академик Д. С. Лихачев усматривал высокий гуманизм концепции Гумилева3.

Даже его критики не могли не признать важности открытия феномена пассионарности. Так, например, известный отечественный востоковед И. М. Дьяконов отмечал, что «явление это имеет огромное, часто ключевое историческое значение, хотя до сих пор проходило для историков незамеченным»4. Вместе с тем важно подчеркнуть, что исключительное значение пассионарности заключается лишь в том, что она — мера потенциальных возможностей конкурирующих этнических систем и потому определяет расстановку сил в данную эпоху, хотя и не детерминирует исхода событий5. Другими словами, пассионарность определяет степень интенсивности процессов этногенеза и культурогенеза, а доминанта (ментальность) — направление и своеобразие их проявления. На персональном уровне пассионарность определяет степень «проявленности», выраженности тех или иных качеств и способностей, а как уже этим своим природным качеством распорядиться, на что направить свои силы — зависит исключительно от самого человека. Поэтому пассионарность в равной мере побуждает людей совершать и героические подвиги, и тяжкие преступления, исключая лишь равнодушие. Вме-

1 Гумилев Л. Н. Конец и вновь начало. Популярные лекции по народоведению. М.: Рольф, 2000. С. 336—337.

2 Там же. С. 337.

3 Лихачев Д. С. Отзыв на книгу Л. Н. Гумилева «География этноса в исторический период» // Гумилев Л. Н. Конец и вновь начало. Популярные лекции по народоведению. М.: Рольф, 2000 (оборот обложки); То же издано в кн. Вспоминая Л. Н. Гумилева. СПб.: Росток, 2003. С. 348.

4 Дьяконов И. М. Огненный дьявол // Нева. 1992. № 4. С. 225—226.

5 Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. М.: Рольф, 2001. С. 365.

сте с тем вопрос о природе и источниках данного вида энергии остается на настоящий момент все же открытым и нуждается в дальнейшем серьезном научном изучении.

Для разработки своей теории этногенеза Гумилевым была предпринята попытка междисциплинарного синтеза достижений в области истории, этнографии, психологии, исторической географии, экологии, палеоклиматологии, археологии, лингвистики, антропологии и т. д. При этом ученый, насколько хватало его собственных возможностей, даже пытался, консультируясь с видными специалистами в самых различных областях научного знания, привлекать необходимые сведения из физики, биологии и других наук. Все это привело к появлению очень интересных, хотя и небесспорных идей.

Особую роль в этногенезе и межэтнических контактах играет аттрактивность как бескорыстное влечение к идеальным ценностям (истине, красоте, справедливости и др.). По своему содержанию данное понятие является во многом синонимом психологического термина «идеальные потребности», разработанного П. В. Симоновым и П. М. Ершовым1. «Природа аттрактивности неясна, как, впрочем, и природа сознания, но соответствие ее <.. > с пассионарностью такое же, — образно описывал Гумилев, — как в лодке соотношение двигателя (весла или мотора) и руля»2. Аттрактивность по сути дела определяет направленность межкультурных взаимодействий, создает возможность или наоборот препятствует установлению культурного диалога.

В своих поздних работах Л. Н. Гумилев одним из первых среди гуманитариев начал применять при изучении процессов самоорганизации и саморазвития этнических систем синергетический подход3. Многими специалистами уже было обращено внимание на поразительное сходство закономерностей самоорганизации сложных систем, на историческом материале открытых Л. Н. Гумилевым в общей теории этногенеза и на физико-химическом материале установленных И. Р. Пригожиным в теории диссипативных систем и Г. Хакеном в синергетике4. В частности, анализируя процесс этногенеза, ученый отмечал: «Наблюдаемая в природных процессах вспышка энергии (отрицательной энтропии) с последующей ее растратой представляет собой универсальный механизм взаимодействия системы со средой. Эта универсальность, доказанная И. Пригожиным для микрообъектов, в географии описывается как движение на популяционном уровне»5. В соответствии с этим «на биосферном уровне раз-

1 См.: Симонов П. В. Ершов П. М. Темперамент, характер, личность. М.: Наука, 1984. С. 28—29.

2 Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. . . С. 319.

3 Гумилев Л. Н. Эволюция и диссипация (к статье В. Ю. Ермолаева «Самоорганизация в природе и этногенезе») // Известия Всесоюзного географического общества. 1990. Т. 122, вып. 1. С. 32—33; Гумилев Л. Н., Ермолаев В. Ю. Проблемы предсказуемости в изучении процессов этногенеза // Пределы предсказуемости / Под ред. Ю. А. Кравцова. М.: ЦентрКом, 1997. С. 236—247.

4 Акаев А. А. Пассионарность глазами физика // Акаев А. А. Кыргызская государственность и народный эпос «Манас». Бишкек: Манас, 2008; Гомаюнов С. От истории синергетики к синергетике истории // Общественные науки и современность. 1994. № 2. С. 105; Малинецкий Г. Г. Нелинейная динамика — ключ к теоретической истории // Общественные науки и современность. 1996. № 4. С. 105—112; Капица С. П., Курдюмов С. П., Малинецкий Г. Г. Синергетика и прогнозы будущего. М.: Наука, 1997. С. 77, 88—89, 98, 110—113; Василькова В. В. Порядок и хаос в развитии социальных систем: (Синергетика и теория социальной самоорганизации). СПб.: Лань, 1999. С. 244—252; Шалаев В. П. Социосинергетика: истоки, теория и практика в современном мире. Йошкар-Ола: Периодика Марий Эл, 1999. С. 96—99; Шардыко С. К. Понятие «пассионарность» в контексте термодинамики и синергетики // Л. Н. Гумилев. Теория этногенеза и исторические судьбы Евразии. Материалы конференции. Т. 1. СПб.: Европ. дом, 2002. С. 84—89.

5 Гумилев Л. Н. Конец и вновь начало: популярные лекции по народоведению. М.: Айрис-Пресс, 2008. С. 344.

витие осуществляется не эволюционно, а дискретными переходами — от равновесия к неравновесию и обратно. Возникающая структура всегда ведет себя иначе, нежели прежняя, уже растратившая первоначальный импульс и близкая к равновесию со средой. Значит, импульс — начало процесса диссипации, ведущей систему к неизбежному распаду»1. В этой связи интересно отметить, что столь плодотворная научная идея родилась почти одновременно в середине 1960-х — начале 70-х гг. сразу у нескольких ученных, действовавших абсолютно независимо друг от друга, исследовавших совершенно разный исходный материал и использовавших при этом различные методы его изучения. И в результате — изумительное сходство обобщающего описания динамики рассматривавшихся ими процессов, которое легко можно обнаружить, читая их работы. Это само по себе наводит на мысль о родстве и универсальности алгоритмов и законов самоорганизации сложных систем любой природы и любого таксономического уровня иерархии мироздания, обладающих, естественно, собственной спецификой их формопроявления. Однако основоположники синергетики сконцентрировали все свое внимание прежде всего на том, как происходит самоструктурирование сложных систем и осуществляются взаимопереходы порядка и хаоса. В отличие от них Л. Н. Гумилев обратил все свои силы на исследование выявленных им факторов самоорганизации этнических систем, т. е., иными словами, не только на то, как, но и почему совершаются процессы саморазвития в этнических целостностях.

Признавая отдельные его идеи и гипотезы в некоторых случаях уязвимыми для критики, многие исследователи находят, что Гумилеву тем не менее удалось выявить ряд синергетических закономерностей этногенеза, культурогенеза и исторического процесса в целом (В. Ю. Ермолаев, А. А. Акаев, Г. Г. Малинецкий, В. В. Василь-кова и др.)2. В этой связи следует согласиться с достаточно взвешенной позицией П. В. Турчина: «Даже когда мы не согласны с предлагаемыми механизмами, трудно расстаться с чувством, что Гумилев выделил некоторые закономерности исторического процесса»3. Как справедливо отмечается в литературе, «Гумилев сформулировал и очертил феномен, к которому европейская мысль последних ста — ста пятиде-

1 Там же. С. 344.

2 См.: Акаев А. А. Пассионарность глазами физика // Геополитика и безопасность. 2011. № 4 (16). С. 16— 27; Бондарев А. В. Синергетические принципы корреляции этногенеза и культурогенеза // Методология культурологического исследования (Культурологические исследования '06): Сборник научных трудов. СПб.: Изд-во «Астерион», 2006. С. 18—31; Бранский В. П., Пожарский С. Д. Социальная синергетика и акмеология. Теория самоорганизации индивидуума и социума. СПб.: Политехника, 2001. С. 101, 105, 107, 121, 129, 139; Василькова В. В. Порядок и хаос в развитии социальных систем: (Синергетика и теория социальной самоорганизации). СПб.: Лань, 1999. С. 244—252; Гомаюнов С. С. От истории синергетики к синергетике истории // Общественные науки и современность. 1994. № 2. С. 99—106; Ермолаев В. Ю. Самоорганизация в природе и этногенез // Известия Всесоюзного географического общества. 1990. Т. 121. Вып. 1. С. 16—19; Ермолаев В. Ю. Самоорганизация в природе и этногенез // Известия Всесоюзного географического общества. 1990. Т. 122, вып. 1. С. 26—32; Малинецкий Г. Г. Нелинейная динамика — ключ к теоретической истории? // Общественные науки и современность. 1995. № 5. С. 103—115; Малинецкий Г. Г. Нелинейная динамика и «историческая механика» // Общественные науки и современность. 1997. № 2. С. 99—111; Капица С. П., Курдюмов С. П., Малинецкий Г. Г. Синергетика и прогнозы будущего. М.: Наука, 1997. С. 77, 88—89, 98, 110—113; Коробицын В. В. Математическое моделирование этнических полей: Автореф. дис. . . . канд. физ.-мат. наук / Омск. гос. ун-т. Омск, 2002; Павочка С. Г. Синергетическая интерпретация этнических циклов Л. Н. Гумилева // XXI век: актуальные проблемы исторической науки: Материалы междунар. науч. конф., посвящ. 70-летию ист. фак. БГУ Минск, 15—16 апр. 2004 г. / редкол.: В. Н. Сидорцов (отв. ред.) и др. Мн.: БГУ, 2004. С. 317—319; Шалаев В. П. Социосинергетика: истоки, теория и практика в современном мире. Йошкар-Ола: Периодика Марий Эл, 1999. С. 96—99; Шардыко С. К. Понятие «пассионарность» в контексте термодинамики и синергетики // Л. Н. Гумилев. Теория этногенеза и исторические судьбы Евразии. Материалы конференции. Т. 1. СПб.: Европ. дом, 2002. С. 84—89.

3 Турчин П. В. Историческая динамика: На пути к теоретической истории. М.: Изд-во ЛКИ, 2007. С. 84.

сяти лет подходила с разных сторон, но никак не могла сделать решительного шага, чтобы сформулировать для себя, о чем идет речь. В каком-то смысле Гумилев ответил на вопрос, которым задавались лучшие умы последних двух веков»1. Можно сказать, что, основываясь на принципе энергетизма В. Ф. Оствальда и В. И. Вернадского, Гумилев предложил энергетический взгляд на загадочный и парадоксальный мир этнического.

Теория Л. Н. Гумилева также имеет и несомненный прикладной потенциал, остро актуализирующийся в условиях многополярного мира. Современные геополитические процессы (особенно последние события на всем пространстве ближневосточного региона) ярко показывают роль именно стихийно проявляющегося пассионарного фактора в смене казавшихся незыблемыми политических режимов и изменении всей международной ситуации2.

В своих работах по проблеме сосуществования различных этнических систем Л. Н. Гумилев описал механизмы межэтнических контактов, разработал их типологию, выявил параметры их протекания, а также определил многие существенные категории этнологии, в которых возможно описать все многообразие межэтнических взаимодействий. Современное представление о толерантности, которое лежит в основе понимания диалога как культуры восприятия другого, предполагает отношение взаимного приятия, уважения, доверительности, приязни, эмпатии между различными народами и их культурами. Для Гумилева межкультурный диалог различных народов — это прежде всего диалог об их мировоззренческих основах, ценностных ориентирах, первосимволах и конечных сакральных идеалах, вокруг которых люди и этнические коллективы и объединяются в сложные суперэтнические системы. При этом важнейшим условием полноценного межкультурного диалога выступает осознание взаимного равенства, паритетности, равноправия, которые признают обе контактирующие стороны. Как отмечал Гумилев, «каждый народ хранит в себе прошлое, и чтобы ладить с иноплеменниками, надо уважать их этническую уникальность и предвидеть их реакцию на каждое необдуманное слово или поступок. Ведь сколько сегодня конфликтов происходит из-за взаимного непонимания или ложной уверенности, что все люди одинаковы»3. Признание многополярности современного мира, множественности самобытных культурных миров, их равноправного взаимодействия — это единственное возможное направление современного глобального

1 Пассионарность: к истории идеи. http://rusland. hl. ru/Path-Kritika/Frumkin-1. htm (дата обращения. 1 марта 2012 г.).

2 См.: Акаев А. А., Малков С. Ю. Геополитическая динамика: возможности логико-математического моделирования // Геополитика и безопасность. 2009. № 4 (8). С. 39—55; Коротаев А. В., Зинькина Ю. В. Прогнозирование социополитических рисков в странах Азии и Африки: ловушка на выходе из мальтузианской ловушки // Информационный бюллетень Ассоциации «История и компьютер». 2010. Вып. 36. С. 101—103; Коротаев А. В., Божевольнов Ю. В., Гринин Л. Е., Кобзева С. В., Зинькина Ю. В. К прогнозированию рисков политической нестабильности в странах Африки на период до 2050 г. // Проекты и риски будущего. Концепции, модели, инструменты, прогнозы / Ред. А. А. Акаев, А. В. Коротаев, Г. Г. Малинецкий, С. Ю. Малков. М.: Красанд; URSS, 2011. С. 357—379; Мичурин В. А. Возрождение Ирака. В свете теории этногенеза / Предисл. Л. Н. Гумилева // Наш современник. 1992. № 8. С. 124—128; Мичурин В. А. Грозит ли нам новое Великое переселение народов? Пассионарный толчок XVIII в. н. э. и его последствия для евразийского континента // Учение Л. Н. Гумилева и современность. Материалы международной конференции, посвященной 90-летию со дня рождения Л. Н. Гумилева. СПб.: НИИХ СПбГУ, 2002. Т. 1. С. 88—104.

3 Гумилев Л. Н. Всем нам завещана Россия // Гумилев Л. Н. Чтобы свеча не погасла: Сборник эссе, интервью, стихотворений, переводов. М.: Айрис-пресс, 2003. C. 34. (это интервью было впервые опубликовано в газете «Красная звезда» от 21 сентября 1989 г.)

развития, которое позволяет найти и осознать себя в большом глобализирующимся мире, а также найти и сохранить все ценное в самобытных культурах различных народов, используя весь накопленный культурный опыт человечества и не допуская вреда окружающему миру1.

Мифологемы и проблемы восприятия. Как мы видим, многие идеи этого ученого представляют существенный интерес для современной науки. Однако с сожалением следует признать, что чаще всего в отношении оценки работ Гумилева приходится сталкиваться либо с односторонней апологетикой, либо с не менее односторонним критиканством, которое ничего общего не имеет с подлинно научной критикой, основанной на вдумчивом понимании и глубоком проникновении в суть работ оппонента, знании и надлежащем применении методов, этики и стиля научной критики. Усилиями этих авторов создано множество мифологем, в соответствии с которыми Гумилев предстает либо «пророком», «духовидцем», «апологетом Бога на земле», либо проводником идей «расизма», «шовинизма», «нацизма», «национализма», «географического детерминизма», «биологизаторства» и т. д. Сам Гумилев неоднократно говорил о мифотворчестве и его разъедающем воздействии на науку, вот что он об этом думал: «Мифы, несмотря на призрачность своей природы, совсем не безвредны. Они норовят подменить собой эмпирические обобщения наблюдаемых фактов, т. е. занять место науки и заменить аргументацию декларациями, подлежащими принятию без критики. Проверить данные мифа невозможно. Когда миф торжествует, то наступает подлинный упадок науки, да и всей культуры»2.

Оппоненты ученого прилагают вполне целенаправленные, хотя и не всегда скоординированные, усилия по созданию окологумилевских легенд, чтобы активно бороться с ними, порождая новые мифы, подобные «черно-парашным» мифологемам о Гумилеве, измышленных Л. С. Клейном в соответствии с присущими ему морально-нравственными установками3.

Некоторые критики доходят до того, что обвиняют Гумилева в прямо противоположных, просто взаимоисключающих «грехах»: «русофобии» и «русофилии», «антипатриотизме» и «ультрапатриотизме», «фашизме» и «советизме», «антисемитизме» и «сионизме» (в советское время звучали еще обвинения в антимарксизме, но с тех пор они утратили свою актуальность, поэтому теперь его обвиняют в марксизме, поскольку в его работах имеются ссылки на К. Маркса, Ф. Энгельса, Г. В. Плеханова и А. А. Богданова). Этим навешиванием «ярлыков» работы Гумилева дискредитируются и низводятся до дилетантских упражнений, в которых якобы имеет место сознательная подтасовка фактов с целью выдвижения и обоснования самых человеконенавист-

1 См.: Алексеев-Апраксин А. М. Основания межкультурных взаимодействий // Россия — Монголия: культурная идентичность и межкультурное взаимодействие / Отв. ред. В. М. Дианова. СПб.: Изд-во филос. ф-та СПбГУ, 2011. С. 221—229; Маркарян Э. С. Гуманизм ХХ1 столетия: Идеология самосохранения человечества. Ер.: Изд-во РАУ, 2008; Культурология и глобальные вызовы современности: к разработке гуманистической идеологии самосохранения человечества: Сб. науч. ст., посвященный 80-летию Э. С. Маркаряна / Под общ. ред. А. В. Бондарева и Л. М. Мосоловой. СПб.: Изд-во СПбКО, 2010.

2 Гумилев Л. Н. Черная легенда. Друзья и недруги Великой степи. М.: Айрис-Пресс, 2005. С. 41.

3 Клейн Л. С. Горькие мысли «привередливого рецензента» об учении Л. Н. Гумилева // Нева. 1992. № 4. С. 228—246. http://scepsis. ru/librarv/id_86. html (дата обращения: 12.02.2012); Клейн Л. С. Загадка Льва Гумилева // Троицкий вариант. № 78. 10 мая 2011 г. C. 11. http://trv-science. ru/2011/05/10/zagadka-lva-gumilyova/ (дата обращения: 12.02.2012); Клейн Л. С. Трезво о Льве Гумилеве: ответ критикам // Троицкий вариант. № 79. 24 мая 2011 г. C. 11. http://trv-science. ru/2011/05/24/trezvo-o-lve-gumilyove-otvet-kritikam/ (дата обращения: 12. 02. 2012).

нических теорий1. Критиками целенаправленно внедряется представление о том, что все серьезные ученые относятся к идеям и работам Гумилева исключительно негативно, а придерживается их могут только дилетанты, невежды и околонаучная общественность. Как очень точно пишет В. Ю. Ермолаев, «в академических кругах стало правилом хорошего тона при упоминании о Гумилеве реагировать снисходительной улыбкой. Не имея возможности отказать Л. Н. Гумилеву в квалификации и эрудиции, оппоненты старательно формировали образ престарелого сына двух поэтов, который из-за любви к аплодисментам и давления литературного таланта решился ни с того ни с сего оспаривать очевидные истины о татаро-монгольском иге и социальной природе этноса, известные даже школьнику»2.

Кстати говоря, еще П. Н. Савицкий в своем письме от 23 марта 1963 г. писал Гумилеву о его критиках следующее: «Дискуссия вокруг Ваших книг и статей принимает "мировые" размеры. Радоваться этому надо, а не огорчаться по поводу глупых или несправедливых высказываний оппонентов. "Пусть ругают, только бы не молчали" — таков закон научного успеха. В споре этом я целиком на Вашей стороне, разделяю и все Ваши соображения, выраженные в письме. "Брюзжание" же оппонентов, иногда очень ожесточенное, — во многих случаях внушается завистью, хотя бы сами завидующие в этом себе и не сознавались, — завистью тех, кто не способен выдвинуть общую историческую концепцию, к тому, кто на такое дело способен, — в данном случае, к Вам. Это "брюзжание" и даже злостные против Вас выпады — это лавры, а не тернии в Вашем венке. И вся история науки в том Вам порукой»3.

Для того чтобы окончательно скомпрометировать работы Гумилева, некоторые критики используют самые недостойные и гнусные способы ведения полемики: метод передергивания цитат, недобросовестного выдергивания из контекста отдельных фраз, метод «унижающего сопоставления» (с А. Фоменко, А. Розенбергом и даже А. Гитлером!), метод «додумывания» хода мысли за автора или вовсе приписывания чуждых критикуемому ученому идей и высказываний (отсюда и берутся новые мифологемы и ярлыки — «фантазер», «не ученый», «сказки дедушки Гумилева»)4. Эти методы составляют лишь часть более обширных технологий по дискредитации Л. Н. Гумилева, его личности и идей. Спорить с такими авторами, использующими в качестве доказательств и аргументов лишь ложь, подтасовки и оскорбления, разумеется, бессмысленно. «Я не против критики, — неизменно подчеркивал Гумилев, — тем более, если она конструктивна. А вот дискредитация сильного всегда была уделом слабых и корыстных...»5.

При этом нередко «особость», «дилетантизм» или «ненаучность» взглядов Л. Н. Гумилева упоминаются как бы вскользь, походя. Эти обвинения просто постулируются, но отнюдь никак не доказываются, поскольку рассматриваются как абсолютно

1 Напр.: СеменовЮ. И. Философия истории. (Общая теория, основные проблемы, идеи и концепции от древности до наших дней). М.: «Современные тетради», 2003. С. 5—6.

2 Ермолаев В. Ю. «Черная легенда»: имя идеи и символ судьбы // Гумилев Л. Н. Черная легенда: Друзья и недруги Великой степи. М.: Айрис-пресс, 2005. С. 17—18.

3 Письма П. Н. Савицкого Л. Н. Гумилеву // Гумилев Л. Н. Ритмы Евразии: эпохи и цивилизации / Пре-дисл. С. Б. Лаврова. М.: Экопрос, 1993. С. 231.

4 Иванов С. А. Русь и степь в концепциях евразийцев и Льва Гумилева // История. 2001. № 29; Иванов С. А. Лев Гумилев как феномен пассионарности // Неприкосновенный запас. 1998. № 1. http://magazines. russ. ru/nz/1998/1/nzgumil. html; Петров А. Е. Перевернутая история. Лженаучные модели прошлого // Новая и Новейшая история. 2004. № 3. С. 36—59.

5 Гумилев Л. Н. Чтобы свеча не погасла: Сборник эссе, интервью, стихотворений, переводов. М.: Айрис-пресс, 2003. C. 37.

очевидные и всеми «специалистами-профессионалами» разделяемые1. Я глубоко солидарен с позицией Г. А. Упорова, который подчеркивает: «В критических научных работах подобного рода в особенности (как на суде) не должно быть наукообразия и тенденциозностей, ведь речь касается вопросов обвинения и защиты чести и достоинства ученых, многие из которых ценой своей жизни заработали авторитет мирового уровня в науке и не могут за себя постоять сами. Научная критика — это не топтание на "гробах" авторитетных ученых. Чего стоит только одно заявление Ю. И. Семенова: "дутыми являются почти все (если не все) культовые фигуры, царящие на российском гуманитарном небосклоне". За исключением, видимо, Ю. И Семенова, поэтому и его оговорка "почти все"»"2.

В результате отношения с официальной наукой складывались у Гумилева весьма своеобразно, когда во второй половине 1970-х гг. стало ясно, что его теорию этногенеза не признают, он, как отмечает А. М. Буровский, сделал очень просто — перестал признавать официальную советскую науку3. Гумилев оказался способен на равных противостоять сразу нескольким академическим институтам — Институту этнографии, Институту востоковедения, Институту археологии и Институту истории АН СССР4. Уже одно это показывает масштаб этого незаурядного ученого. Причем, борьба шла с попеременным успехом, и в итоге был найден лишь один способ справиться с неугомонным Гумилевым. Задействовав всю мощь академического административного ресурса и советского партаппарата, его гонителям удалось на почти полтора десятилетия наложить негласное табу на издание и даже само упоминание его работ, запрещалось приглашать Гумилева на конференции и принимать от него заявки на участие, предписывалось предпринять усилия, чтобы изолировать ученого и отбить у исследователей желание консультироваться с ним по научным вопросам, а у вольнослушателей извести желание ходить на его лекции, которые нужно было и вовсе запретить. Это свидетельствовало, конечно, о слабости, чем о каком бы то ни было превосходстве в плане аргументированности позиций. Сложно сказать, кому от этого было хуже, но факт остается фактом: дальнейшее развитие науки, сама жизнь показали, скорее, правоту многих идей и интуитивных предположений Гумилева.

Впрочем, следует отметить, среди его критиков нет единодушия в оценках. Для одних Гумилев — при всех несогласиях с его идеями — остается крупным ученым5, другие же критики его вовсе ни во что не ставят, хотя и посвящают ему одну за другой свои работы, получая за них вполне приличные гонорары и создавая себе на этом имя в определенных кругах.

1 Напр.: Савельева И. М., Полетаев А. В. Знание о прошлом: Теория и история. В 2-х томах. СПб.: Наука, 2006. Т. 2. С. 230, 265, 271; Якобсон В. А. Предисловие / История древнего Востока: От ранних государственных образований до древних империй / под ред. А. В. Седова; Редкол.: Г. М. Бонгард-Левин (предс.) и др.; Ин-т востоковедения. М.: Восточная литература, 2004. С. 35.

2 Упоров Г. А. Об идеологической моде «топтания» как методе подмены подлинно научной критики, Или о работе Ю. И. Семенова «Идеологическая мода в науке и скептицизм» // Скепсис. 2006, июль. URL: http://scepsis. ru/library/id_ 1111. html (дата обращения 12.02.2012).

3 Буровский А. М. Лев Николаевич Гумилев — место в науке и в истории // Л. Н. Гумилев. Теория этногенеза и исторические судьбы Евразии. Материалы конференции. Т. 1. СПб.: Европ. дом, 2002. С. 22.

4 См. ряд примечательных свидетельств в статьях Ю. Ю. Шевченко: Шевченко Ю. Ю. Теория этнич-ности, теория этноса и теория этногенеза, или Феномен Л. Н. Гумилева // Учение Л. Н. Гумилева и современность: Сб. ст. СПб.: НИИХ СПбГУ, 2002. Т. 1. С. 105—117; Шевченко Ю. Ю. Из воспоминаний о Льве Николаевиче Гумилеве // Л. Н. Гумилев. Теория этногенеза и исторические судьбы Евразии. Материалы конференции. Т. 1. СПб.: Европ. дом, 2002. С. 27—34.

5 Напр.: Ахсанов К. Историографический обзор / История татар с древнейших времен: в 7 т. Т. 1 / науч. ред. С. Г. Кляшторный; отв. ред. Р. А. Хакимов. Казань: Рухият, 2002. С. 29.

Апологетические же сочинения «обожателей» своей эмоциональной пристрастностью, идеологическим пафосом, а порой и своей нелепостью, непрофессионализмом и вопиющим невежеством, только подогревают эту критику, подавая лишние поводы для новых нападок, почему-то не на их авторов, а непосредственно на самого Гумилева1.

Вместе с тем следует учитывать, что были и продолжают предприниматься попытки изнутри дискредитировать идеи ученого, присваивая себе его интеллектуальное наследие, выдавая себя за его главных идейных наследников и «прихватизируя» само имя Гумилева, которым тщатся прикрыть свои эгоистические устремления и неуемные политические амбиции. По поводу этих эпигонов-обожателей А. И. Куркчи, один из его московских коллег, приводит такое воспоминание: «Помню однажды Л. Н. вышедшим из себя: когда он, возмущенный уж совсем каким-то бесстыдным обвинением из этого постоянно говорливого лагеря, бросил в сердцах: "Ну, уж с этими я бы как барин... разделался запросто: велел бы сечь их на конюшне, дворню-то эту нужно пороть и пороть, чтобы знала место!»2. На мой взгляд, весьма показательное свидетельство в отношении этих «горе-гумилевцев» — комментарии, как говорится, здесь излишни.

0 научном этосе и причинах негативного восприятия работ Гумилева. Как известно, необходимым условием научной критики является адекватное понимание объекта критики, но этого-то как раз и не доставало и до сих пор не хватает большинству оппонентов Гумилева. Причин для такого «непонимания» — множество, причем у каждого критика они могут быть разными3. В прошлом это и личная неприязнь, за-

1 См., например: Захаров В. Д. Этнос и космос // Человек, 1995. № 1; Звезда пассионария: беседуют Д. Тукмаков и Э. Султанов // газета «Завтра». 2005, 27 июля. URL: http://www. zavtra. ru/cgi//veil// data/ zavtra/05/ (дата обращения: 12. 02. 2012); Лозко Г. С. Этнология Украины. Киев, 2001; Чудакова М., Ди-набургский В. Чьи же мы дети // Свет. Природа и человек, 1995. № 3. Критику см.: Шнирельман В., Пана-рин С. Лев Николаевич Гумилев: основатель этнологии? // Вестник Евразии. 2000. № 3 (5). С. 25, 32—33.

2 Куркчи А. И. Л. Н. Гумилев и его время. . . С. 53. URL: http://gumilevica. kulichki. net/matter/Article041. htm (дата обращения: 12. 02. 2012).

3 Аверинцев С. С. Опыт петербургской интеллигенции в советские годы: по личным впечатлениям // Новый мир. 2004. № 6. С. 122; Артамонов М. И. Снова «герои» и «толпа»? // Природа. 1970. № 8. С. 75—77; Артамонов М. И. Археологическая культура и этнос // Проблемы истории феодальной России. Л., 1971. С. 16—32; Белков П. Л. О методе построения теории этноса // Этносы и этнические процессы. Памяти Р. Ф. Итса. Сб. статей. М.: Наука, 1993. С. 48—61; Бромлей Ю. В. К вопросу о сущности этноса // Природа. 1970. № 2. С. 51—55; Бромлей Ю. В. Несколько замечаний о социальных и природных факторах этногенеза // Природа. 1970. № 2. С. 83—84; Бромлей Ю. В. Очерки теории этноса. М.: Наука, 1983; Бромлей Ю. В. Человек в этнической (национальной) системе // Вопросы философии. 1988. № 6; Бромлей Ю. В. По поводу одного «Автонекролога» // Знамя. 1988. № 12; Грэхэм Л. Р. Л. Н. Гумилев и проблема этнических отношений // Грэхэм Л. Р. Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе. М., 1991. С. 250—256; Добродомов И. Г. О половецких этнонимах в древнерусской литературе // Тюркологич. сб. 1975. М., 1978. С. 105; Дьяконов И. М. Огненный дьявол // Нева. 1992. № 4. С. 225—228; Итс Р. Ф. Несколько слов о книге Л. Н. Гумилева «Этногенез и биосфера Земли» // Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли / Под ред. В. С. Жекулина. 2-е изд. испр. и доп. Л.: Изд-во ЛГУ 1989. С. 3—13; Клейн Л. С. Горькие мысли «привередливого рецензента» об учении Л. Н. Гумилева // Нева. 1992. № 4. С. 228—246; Козлов В. И. Что же такое этнос // Природа. 1970. № 2. С. 71—74; Крюков М. В. Еще раз об исторических типах этнических общностей // Советская этнография. 1986. № 3. С. 58—69; Лурье Я. С. Древняя Русь в сочинениях Л. Н. Гумилева // Звезда. 1994. № 10. С. 167—177; Машбиц Я. Г., Чистов К. В. Еще раз к вопросу о двух концепциях «этноса» (По поводу статьи К. П. Иванова) // Известия Всесоюзного Географического общества. 1986. Т. 118. Вып. I. С. 29—37; Першиц А. И., Покшишевский В. В. Ипостаси этноса // Природа. 1978. № 12. С. 106—113; Померанц Г. С. Метахудожественное мышление в культурологии // Знамя. 1995. № 12. С. 229, 230; Померанц Г. С. Смена типажей на авансцене истории и общественные сдвиги // Общественные науки. 1990. № 1. С. 191; Шнирельман В. А. Злоключения одной науки: этногенетические исследования и сталинская национальная политика // Этнографическое обозрение. 1993. № 3. С. 52—68; Шнирельман В., Панарин С. Лев Николаевич Гумилев: основатель этнологии? // Вестник Евразии. 2000. № 3 (5). С. 5—37; Элез А. Й. Критика этнологии. М., 2001. С. 16, 165, 198; A critigue of L. N. Gumilev's Work on Ethnogeography of a meeting of Leningrad University // Soviet Geography (New Jork). 1977. Vol. XVIII. № 2. P. 119—128.

висть к несомненной одаренности, ревность к научным успехам, опасения карьерного толка и т. д.

В целом же на настоящий момент, помимо всех прочих разногласий, имеется несколько основных причин негативного восприятия работ Гумилева среди критически настроенных авторов.

Во-первых, это, конечно, новизна выдвинутых Гумилевым идей, потребовавших разработки нестандартных теоретико-методологических подходов и непривычной методики исследования, оригинальность стиля и спорность полученных выводов, противоречащих общепринятым в традиционной исторической науке1. В этой связи С. Б. Лавров очень точно отмечал: «Идеи Л. Гумилева были оригинальны, а иногда и парадоксальны. Они подавались им нарочито заостренно, публицистично»2. Как писал сам Гумилев, «самым трудным для моей научной идеи было то, что ее негде было обсудить, поскольку это синтетическая наука, а все отвечали, что это не по их специальности»3. И это было верно, потому что Гумилев пытался заложить основы действительно новой науки, основанной на широком междисциплинарном синтезе, интеграции истории и естествознания. Сложно судить о том, насколько это ему удалось, хотя, по словам Д. С. Лихачева, в работах Гумилева «все непривычно, но убеждает внутренней логикой и широтой анализа»4.

Во-вторых, это нарушение корпоративных канонов того научного сообщества, которое сложилось в условиях тоталитарного строя в 30-х—70-х гг. и для которого выживший после маховика репрессий Гумилев был опасным конкурентом и бесчинствующим возмутителем академического спокойствия. На эту причину неприятия Гумилева, весьма существенную в плане антропологии академической жизни, обратил внимание А. И. Куркчи: «Когорта готова была принять "приглаженного" вольнодумца, сделав его ручным, но не хотела видеть в нем лидера. Но именно лидера она и почувствовала в нем, и этого ему не простили»5.

В-третьих, это сила инерции восприятия работ Гумилева, чисто психологической инерции старого предвзятого отношения, инерции мифологем и устоявшихся стереотипов.

В-четвертых, это идеологические расхождения. Многие критики не разделяют евразийских убеждений Гумилева, им чужда его гражданская позиция государственника и искреннего патриота своей страны6. Именно это зачастую предопределяет тотальное неприятие Гумилева и всех его идей, причем независимо от их собственно научной состоятельности. В этой связи М. М. Зильберт очень верно подмечает: «Далеко не всегда дискуссия о его творчестве носит научный характер, нередко она сводится сторонниками и противниками к взаимным идеологическим и политическим обвинениям»7.

1 Норин А. В. Сложности восприятия теории пассионарности Л. Н. Гумилева // Учение Л. Н. Гумилева и современность. Материалы научно-практической конференции, посвященной 95-летию со дня рождения Л. Н. Гумилева. СПб.: НИИХ СПбГУ 2008. Т. 4. С. 94—97.

2 Лавров С. Б. В чем феномен Льва Гумилева // Санкт-Петербургские ведомости. 9 апреля 1993.

3 Гумилев Л. Н. Автобиография. Воспоминания о родителях // Лев Гумилев: судьба и идеи. М.: Айрис-пресс, 2003. С. 16.

4 Лихачев Д. С. Предисловие // Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая Степь / Сост. и общ. ред. А. И. Куркчи: В 2-х кн. М.: Институт Ди-Дик, 1997. Кн. 1. С. 22.

5 Куркчи А. И. Л. Н. Гумилев и его время // Гумилев Л. Н. Поиски вымышленного царства. М.: Изд-во «ДИ-ДИК», 1993. С. 43.

6 См.: СеменовЮ. И. Идеологическая мода в науке и скептицизм // Скепсис. 2003. № 2. С. 11—18; Кузьмин А. Г. Пропеллер пассионарности, или теория приватизации истории // Молодая гвардия. 1991. № 9; Янов А. Л. Учение Льва Гумилева // «Свободная мысль», 1992, № 11; Янов А. Л. Веймарская Россия // Нева. 1994. № 5—6.

7 Зильберт М. М. Лев Гумилев: Великий ученый или Великий фантазер // Журнал « Самиздат» 22/09/2008. http://zhurnal. lib. ru/z/zilxbert_m_m/gumilev. shtml (дата обращения: 12. 02. 2012)

Но наиболее существенной причиной, объясняющей недостатки имеющейся на настоящий момент критики работ Гумилева, во многих случаях является принципиальное различие в исходных установках исследования, применяемых методах и подходах. Иными словами, это то, что в свое время было весьма удачно обозначено Т. Куном как столкновение исследовательских парадигм, когда характерные для разных научных сообществ модели постановки проблем и их решений, сами подходы настолько различны, что это исключает даже возможность адекватного восприятия и понимания ключевых положений друг друга1. Это обусловливает наличие своего рода «парадиг-мального разрыва» между столь разными дискурсами и их живыми выразителями — научными сообществами. С этим также связано представление о «несоизмеримости научных теорий»2, согласно которому адекватно понять ту или иную исследовательскую парадигму можно лишь исходя из ее собственных концептуальных оснований, а не в сравнении друг с другом, поскольку представители различных парадигм вкладывают различный смысл даже в одни и те же термины (так, например, Л. Н. Гумилев и Ю. В. Бромлей использовали даже базовые понятия — этнос и этногенез — в существенно разных значениях).

Согласно К. Попперу, любое научное знание носит лишь гипотетический характер и подвержено ошибкам. Рост научного знания осуществляется благодаря выдвижению и опровержению гипотез, то есть в соответствии с принципом фальсификации3. Поэтому судьба многих выдающихся открытий сходна: современниками они рассматриваются не более чем спорные гипотезы или не воспринимаются вовсе, лишь последующие поколения осознают их значимость и включают в состав актуального научного знания. Как будет обстоять дело с идеями Л. Н. Гумилева, покажет время.

Если же мы, несмотря на отмеченные трудности, хотим дать объективную оценку научного наследия Гумилева, то необходимо принимать во внимание достигнутые этим ученым результаты, внесенный им вклад в развитие науки, а не только без конца заниматься перечислением частных ошибок, действительных или выдуманных самими критиками противоречий и заблуждений. Как сказано, «по плодам их, узнаете их». В этом смысле представляется правомерным провозглашенный С. В. Мейеном «принцип сочувствия», выступающий не только как необходимый элемент на пути признания новых открытий, но и как необходимый элемент научной этики. Не отвергать с порога непривычные идеи и построения, а стараться проявить «со-интуицию», «со-чувствие»4. Нет ничего легче, чем показать слабость или даже несостоятельность ряда положений и методов Гумилева, касающихся построения графиков роста пассионарного напряжения в этногенезе, недостатка строгих методик диагностики пассионарности как на личностном, так и на суперэтническом уровнях, объяснения причин пассионарных толчков и т. д. 5 Но в то

1 Кун Т. Структура научных революций / Пер. с англ.; Сост. В. Ю. Кузнецов. М.: АСТ, 2003. См. также: Лакатос И. Методология исследовательских программ / Пер. с англ. М.: АСТ: Ермак, 2003.

2 Об этом см.: Порус В. Н. О философских аспектах проблемы «несоизмеримости» научных теорий // Вопросы философии. 1986. № 12. С. 57—70.

3 Поппер К. Логика и рост научного знания. М.: Прогресс, 1983.

4 Мейен С. В. Принцип сочувствия // Пути в незнаемое. 1977. Вып. 13; Гаманьков А. В. Синтез или противоречие // Природа. 1990. № 4. С. 73—79.

5 Клейн Л. С. Горькие мысли «привередливого рецензента» об учении Л. Н. Гумилева // Нева. 1992. № 4. С. 228—246; Козлов В. И. О биолого-географической концепции этнической истории // Вопросы истории. 1974. № 12. С. 72—85; Шнирельман В., Панарин С. Лев Николаевич Гумилев: основатель этнологии? // Вестник Евразии. 2000. № 3 (5). С. 5—37; Шнирельман В. А. Уроки Гумилева: блеск и нищета теории этногенеза. Введение // Этнографическое обозрение. 2006. № 3. С. 3—7; Шнирельман В. А. Лев Гумилев: от «пассионарного напряжения» до «несовместимости культур» // Там же. С. 8—21.

же время было бы неправильно и стать на путь огульного зачеркивания всего, что было Гумилевым сделано1.

Прежде всего, оценивая научное наследие любого неординарного ученого, следует различать две вещи: постановку проблем, с одной стороны, и методы их решения — с другой. В постановке проблем Гумилев, безусловно, обладал поразительно верным чутьем гениального ученого, всецело охваченного явленной ему огненной вспышкой озарения. Вместе с тем нельзя закрывать глаза и на ряд фактических ошибок2, явных передержек и спорных моментов в интерпретациях, имеющихся в работах Гумилева и отмечавшихся как им самим, так и различными исследователями3. Кроме того, наука не стоит на месте, и современными учеными было внесено значительное число уточнений в предложенные в свое время Гумилевым реконструкции этнополитической, социальной и этнокультурной истории народов Евразии4.

Но разве как-то иначе обстоит дело с научным наследием М. В. Ломоносова и Н. М. Карамзина, С. М. Соловьева и В. О. Ключевского, Т. Моммзена и Э. Майера или современной

1 В литературе встречается даже и такая точка зрения: «Как оценить научный вклад Гумилева? — Как близкий к нулю». См.: Иванов С. А. Лев Гумилев как феномен пассионарности. // Неприкосновенный запас. 1998. № 1. http://magazines. russ. ru/nz/1998/1/nzgumil. html (дата обращения: 12. 02. 2012).

2 Кстати сказать, очень многие «ошибки», встречающиеся в работах Л. Н. Гумилева, на самом деле являются не более чем опечатками, допущенными сознательно либо по безответственности редакторами и корректорами его книг. Число же такого рода «ошибок» в бесчисленных пиратских переизданиях трудов ученого просто вселяет ужас. Складывается впечатление, что на Гумилеве издательства просто зарабатывают деньги, не заботясь ни о качестве собственной продукции, ни о том, как это сказывается на научном реноме автора, который приносит им громадные доходы.

3 См.: Гумилев Л. Н. Искать то, что верно. Беседу вел Вяч. Огрызко // Советская литература. 1990. № 1. С. 72—77; то же переиздано в сб.: Гумилев Л. Н. Чтобы свеча не погасла: сборник эссе, интервью, стихотворений, переводов. С. 48—49.

4 Напр.: Крадин Н. Н. Современные проблемы хуннологии // Гумилев Л. Н. Сочинения. М.: ДИ-ДИК, 1998. Т. 9: История народа хунну. Ч. 1. С. 416—444; Крадин Н. Н. Кочевники, мир-империя и социальная эволюция // Альтернативные пути к цивилизации / Н. Н. Крадин, А. В. Коротаев, Д. М. Бондаренко, В. А. Лын-ша. М.: Логос, 2000. С. 314—336; Крадин Н. Н. Империя Хунну. М.: Логос, 2002; Кривошеев Ю. В. Русь и Орда // Россия и Восток / Сост. Ю. А. Сандулов. СПб., 2002. С. 86, 90, 98, 99, 105, 123, 126, 136; Кляштор-ный С. Г. Хазарские заметки // Тюркологический сборник (2003—2004). Тюркские народы в древности и средневековье. М.: Изд-во Вост. лит-ра, 2005. С. 110—111; Кляшторный С. Г. История Центральной Азии и памятники рунического письма. СПб.: Филол. ф-т СПбГУ 2003; Князький И. О. Русь и кочевники. Этапы взаимоотношений // Славяне и кочевой мир: Средние века—раннее Новое время: Сб. тез. 17-й конф. памяти

B. Д. Королюка. М.: Ин-т славяноведения РАН, 1998. С. 65—67; Павлинская Л. Р. Технологическая традиция и вопросы культурогенеза народов Сибири. // Сибирские чтения. К 90-летию А. А. Попова. СПб., 1992.

C. 20—22; Павлинская Л. Р. Восточные Саяны и этнические судьбы коренных народов // Этнос, ландшафт, культура: Материалы конф. СПб., 1999. С. 60—75; Павлинская Л. Р. Коренные народы Байкальского региона и русские: начало этнокультурного взаимодействия // Народы Сибири в составе Государства Российского: (очерки этнической истории). СПб., 1999. С. 165—271; Павлинская Л. Р. Сибирь в контексте евразийской теории // Евразия: Этнос, ландшафт, культура. СПб., 2001. С. 20—83; Павлинская Л. Р. Кочевники голубых гор: Судьба традиционной культуры народов Восточных Саян в контексте взаимодействия с современностью / Отв. ред. Ю. К. Поплинский; РАН. МАЭ им. Петра Великого (Кунсткамера). СПб.: Европейский Дом, 2002; Павлинская Л. Р. Сибирь — Россия — Евразия // Лев Николаевич Гумилев. Теория этногенеза и исторические судьбы Евразии. СПб., 2002. Т. 2. С. 91—100; Павлинская Л. Р. Этнические процессы в Бурятии: история и современность // Лев Николаевич Гумилев. Теория этногенеза и исторические судьбы Евразии. СПб., 2002. Т. 2. С. 110—116; Павлинская Л. Р. Буряты. Очерки этнической истории (XVII— XIX вв.). СПб.: Европейский дом, 2008; Сараев А. С. Взгляды Л. Н. Гумилева на проблему этногенеза чувашей // Чувашская диаспора: история, современность, перспективы: сб. науч. ст. / Отв. ред. Г. И. Тафаев. Чебоксары: Изд-во ЧГПУ им. И. Я. Яковлева, 2011. С. 262—275; Сараев А. С. Образ Чингисхана в работах Л. Н. Гумилева и проблема методики научного исследования // Вестник Чув. гос. пед. ун-та им. И. Я. Яковлева. Серия: Гум. и пед. науки. 2012. № 1(73). Ч. 2. С. 148—154; Сараев А. С. Внутренняя логика творчества Л. Н. Гумилева: проблемы восприятия и понимания / Научное творчество Л. Н. Гумилева и история народов Евразии: современные подходы и перспективы: Труды VIII Международного Евразийского научного форума / Под ред. Е. Б. Сыдыкова. Астана: Изд-во ЕНУ им. Л. Н. Гумилева, 2011. С. 140—145; Толочко П. П. Кочевые народы степей и Киевская Русь. СПб., 1999. С. 3, 5, 6,8, 109, 160—161, 177, 194.

оценкой философско-исторических концепций Дж. Вико и И. Г. Гердера, О. Шпенглера и А. Дж. Тойнби? Современных ученых многое может не устраивать в их сочинениях. Тем не менее никто даже из самых въедливых критиков не позволяет себе в их адрес тот оскорбительный тон, который зачастую имеет место в отношении Л. Н. Гумилева1. Почему так происходит? Ведь научные и историософские взгляды Гумилева, равно как и других мыслителей прошлого, следует оценивать исторически, в контексте своей эпохи и без априорных предубеждений, за которыми на самом деле скрываются широко распространенные мифы и стереотипические штампы. Прав был С. Б. Лавров, когда писал: «Об идеях Л. Гумилева можно спорить, но как и об идеях любого крупного ученого, спорить надо квалифицировано и корректно»2. Как справедливо уже отмечалось в литературе, посвященной Гумилеву, по-настоящему великий ученый ценен не только своими открытиями и прозрениями, но даже своими ошибками, просчетами и заблуждениями3. Этот тезис подтверждает вся история науки.

Научное наследие Л. Н. Гумилева отличается значительной сложностью, неоднородностью, неравнозначностью и многослойностью, что и обусловливает его общую неоднозначность в целом. Действительно, сейчас многие положения и выводы Гумилева кажутся недостаточно обоснованными. Однако надо иметь в виду, что в свое время некоторые из них могут сыграть свою позитивную роль, становясь импульсом к исследовательским поискам других ученых. Ведь своевременная и правильная постановка проблемы нередко бывает не менее значима, чем собственно само ее решение. Более того, история науки знает множество случаев, когда даже ложная посылка, если она затрагивает существо дела, также может в условиях конструктивной критики привести к значительным научным результатам. Кроме того, поднятые Гумилевым проблемы были неимоверно сложны и носили междисциплинарный характер, а в его распоряжении находились всего два ученика, которые к тому же были между собой в весьма сложных отношениях. Если принимать все это во внимание, то становиться понятным, что далеко не все идеи Гумилева являются равноценными, следует признать, что на настоящий момент лишь некоторые из его интуитивных догадок находят свое подтверждение. Тем большее значение они для нас имеют. Несчастье Гумилева было в том, что как объективные условия жизни и работы, так и личные субъективные особенности его научного темперамента не давали ему возможности спокойно и взыскательно разобраться в бурном потоке захвативших его идей и отделить в них подлинно научное, выверенное и прочное от сомнительного, ненадежного и гипотетичного. Следует согласиться с мнением тех, кто считает, что Гумилев оставил после себя больше вопросов, чем ответов. Вместе с тем он поставил перед наукой новые фундаментальные проблемы, поиск их решения будет стимулировать работу еще не одного поколения ученых в самых различных областях научного знания. Тем не менее на этом междисциплинарном пути, лишь только намеченным Гумилевым, исследователей подстерегает и целый ряд сложнейших теоретико-методологических, методических и чисто практических трудностей.

По мнению О. А. Сергеевой, в творчестве Гумилева отразилась эпоха, характеризующаяся сменой парадигм в науке — и в естествознании, и в гуманитарном знании. В своем

1 Некоторые из прежде непримиримых критиков позже даже сожалели об излишне резком тоне своих прежних работ в его адрес: Козлов В. И. Лев Николаевич Гумилев // Советская этнография. 1992. № 5. С. 173—175; Рыбаков Р. Б. Сын об отце // Вестник Российской академии наук. Т. 78. 2008. № 6. С. 547.

2 Лавров С. Б. В чем феномен Льва Гумилева // Санкт-Петербургские ведомости. 9 апреля 1993.

3 Скаковский Л. Р. «Золотая осень цивилизации» как инерционная фаза этногенеза: достижения, проблемы и издержки // Международные исследования. Общество. Политика. Экономика. 2010. № 3(4). С. 51.

исследовании она приходит к весьма аргументированному выводу, что его учение аккумулировало в себе все основные тенденции развития науки XX в. — классическую и постклассическую, модернизм и постмодернизм. Но при этом, как подчеркивает О. А. Сергеева, творчество Гумилева не является эклектическим, а представляет собой концептуальную целостность. Подытоживая предпринятое ею исследование, Сергеева приходит к следующему заключению: «Нынешняя популярность Гумилева в определенной степени связана с кризисом устоявшейся и ставшей привычной метатеории в обществознании, с частичной сменой формационной парадигмы на цивилизационную, а точнее переход к полипарадигмальности»1.

Причины «эмоциональной напряженности» в дискуссиях о личности и идейном наследии Л. Н. Гумилева. Вместе с тем не может не вызывать удивления неизменно «повышенный градус» «эмоциональной напряженности» в дискуссиях о Гумилеве. Чем это может быть вызвано? Отвечая на этот вопрос, вероятно, прежде всего следует отметить особую «чувствительность» обсуждения вопросов, затронутых Гумилевым по этнонациональной проблематике, ее политизированность. Более того, в ряде случаев этнонациональная тематика оказывается полностью табуирована. Так, одно лишь упоминание о принадлежности к той или иной национальности, почему-то вызывает в определенных кругах подозрения (если не открытые обвинения) в национализме (отождествляемом почему-то исключительно с нацизмом), русофилии, шовинизме, антисемитизме и даже расизме.

Некоторые лично встречавшие Гумилева говорили о его излишней горячности, задиристости, категоричности суждений, невыносимо тяжелом характере, его скандалезности. Да, это был, по меткому выражению А. И. Куркчи, действительно «едкий, убийственно меткий полемист»2. При этом, как вспоминает А. М. Буровский, Гумилев был бесконечно терпелив, невероятно демократичен, и порой убийственно снисходителен к ограниченности собеседника3.

Для многих был весьма чувствителен миф об антисемитизме Гумилева. Но другие, тоже весьма критически настроенные авторы, воспринимали Гумилева несколько иначе. Вот слова Л. С. Клейна, которого уж точно невозможно заподозрить в каких бы то ни было симпатиях к Гумилеву: «Могу засвидетельствовать, что в личном общении Лев Николаевич — очень воспитанный и доброжелательный человек, безусловно не антисемит»4. Разительность и эмоциональность восприятия личности Гумилева его современниками — факт в высшей степени примечательный.

Естественно, подливает масла в огонь зависть некоторых коллег к дарованию Гумилева, его широкой известности и его славе. Слишком многие, не сговариваясь, воспринимали Гумилева как сильного, а потому крайне опасного конкурента, что предопределяло необходимость соответствующих превентивных мер и особо мощный накат эмоций в адрес этого потенциального или даже лишь мнимого соперника.

Однако весь этот «эмоциональный накал пристрастности» можно рассматривать не только как свидетельство неоднозначности личности и спорности идей Л. Н. Гумилева,

1 Сергеева О. А. Гумилев и научные тенденции двадцатого века // Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. № 6. 1998. С. 71—83.

2 Куркчи А. И. Л. Н. Гумилев и его время // Гумилев Л. Н. Поиски вымышленного царства. М.: Изд-во «ДИ-ДИК», 1993. С. 42.

3 Буровский А. М. Лев Николаевич Гумилев — место в науке и в истории // Л. Н. Гумилев. Теория этногенеза и исторические судьбы Евразии. Материалы конференции. Т. 1. СПб.: Европ. дом, 2002. С. 21.

4 Клейн Л. С. Горькие мысли «привередливого рецензента» об учении Л. Н. Гумилева // Нева. 1992. №4. С. 228. http://scepsis. ru/library/id_86. html (дата обращения 12. 02. 2012).

но и как веский критерий мировоззренческой значимости и фундаментальности поставленных в его работах проблем. Давно назрела необходимость взвешенной и объективной оценки вклада Л. Н. Гумилева в отечественную и мировую науку.

Проблема понимания. Все сказанное подводит к выводу, что главное, чего не хватает дискуссиям о Гумилеве, это — стремления к пониманию: пониманию особенностей личности Л. Н. Гумилева, его идейного наследия, его вклада в науку, выяснению идейного контекста его исканий, осмыслению самого феномена его научной индивидуальности в отечественной культуре ХХ в. Этот ученый и при жизни был понят лишь отчасти и очень немногими, остается он не понят и сейчас, спустя двадцать лет после своей кончины. Вспоминаются слова Л. Н. Толстого, который, комментируя мысль Амиеля, очень точно подметил: «Нужно пленение, а потом освобождение; очарование, а потом разочарование; увлечение и охлаждение. Тот же, который находится еще под очарованием, так же как и тот, который не был очарован, — одинаково не могут понимать. Мы знаем хорошо только то, чему прежде поверили и потом обсудили. Чтобы понимать, надо быть свободным, но прежде этого быть плененным»1.

Структура понимания немыслима без учета внелогических, т. е. психологических, социокультурных и ментальных аспектов2. По мнению М. М. Бахтина, одного из крупнейших отечественных мыслителей ХХ в., понимание всегда диалогично, но диалог невозможен между нежелающими услышать друг друга, невозможен диалог и между говорящими на разных языках. Диалог возможен лишь между стремящимися понять друг друга. Для адекватного понимания необходима эмпатия. В современной науке эмпатиче-ское понимание определяется как умение войти внутрь личного мира значений другого человека и увидеть правильно ли мое понимание. Вместе с тем, как обращал внимание М. М. Бахтин, «нельзя понимать понимание как вчувствование и становление себя на чужое место. Это требуется только для периферийных моментов понимания»3.

По словам Бахтина, могучее и глубокое творчество во многом бывает бессознательным, полисемантическим и многосмысленным, т. е. допускающим различные вариации своего осмысления и интерпретации. В понимании думающего человека оно восполняется его собственным сознанием, раскрывая многообразие смыслов, вложенных автором в свое творение и добавляя новые, рожденные в диалоге или споре с ним4. Только тогда понимание работ Гумилева, его идей, будет носить подлинно творческий характер. Согласно М. М. Бахтину, понимание всегда аксиологично. В этой связи позволю себе привести небольшой фрагмент из размышлений этого выдающегося мыслителя, очень важный для правильного решения проблемы понимания самого феномена Л. Н. Гумилева и его идейного наследия: «Безоценочное понимание невозможно. Нельзя разделить понимание и оценку: они одновременны и составляют единый целостный акт. Понимающий подходит к произведению со своим, уже сложившимся мировоззрением, со своей точки

1 Толстой Л. Н. Круг чтения. // Полное собрание сочинений в 90 томах, Т. 41. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. http://lib. rus. ec/b/263164/read (дата обращения 12.03.2012).

2 Желтонова Ю. А. Ценностно-смысловые детерминанты межличностного взаимопонимания. Авто-реф. канд. дисс. Ростов-на-Дону, 2000; Знаков В. В. Психология понимания: проблемы и перспективы. М.: Изд-во Ин-та психологии РАН, 2005; Леонтьев Д. А. Психология смысла (природа, структура и динамика смысловой реальности). М.: Смысл, 1999; Понимание в мышлении, общении, человеческом бытии. М.: Изд-во Ин-та психологии РАН, 2007; Ракитов П. П. Понимание как философско-методическая проблема // Вопросы философии. 1986. № 7.

3 Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. С. 346.

4 Там же. См. также: Бахтин М. М. К методологии гуманитарных наук // Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. С. 361—373.

зрения, со своих позиций. Эти позиции в известной мере определяют его оценку, но сами они при этом не остаются неизменными: они подвергаются воздействию произведения, которое всегда вносит нечто новое. Только при догматической инертности позиции ничего нового в произведении не раскрывается (догматик остается при том, что у него уже было, он не может обогатиться). Понимающий не должен исключать возможности изменения или даже отказа от своих уже готовых точек зрения и позиций. В акте понимания происходит борьба, в результате которой происходит взаимное изменение и обогащение. Активное согласие — несогласие (если оно не предрешено догматически) стимулирует и углубляет понимание, делает чужое слово более упругим и самостным, не допускает взаимного растворения и смешения»1. Мне представляется, что только в этом, намеченном М. М. Бахтиным, направлении должны развертываться дальнейшие дискуссии об идейном наследии Л. Н. Гумилева.

Итак, мы видим, что идеи этого ученого составили не просто одну из концепций, имеющих узкоспециализированное научное значение. Нет, случилось так, что вопреки уничтожающей критике и попыткам удушающего замалчивания, наперекор всему — идейное наследие Гумилева вдруг получило необычайно широкий для научной теории общественный резонанс, завоевало удивительную популярность, прочно вошло в сознание многочисленной аудитории и стало целым явлением отечественной культуры на всем постсоветском пространстве. Поэтому имеются все основания говорить о феномене Льва Гумилева, продолжающего и после смерти жить в своих трудах. Идеи Гумилева продолжают и сейчас «опалять» людей, оказавшихся в поле притяжения его теории, вдохновляют и подвигают на дальнейшую разработку самых различных проблем, затронутых в его трудах. В связи с этим главная задача в канун празднования 100-летия со дня рождения Л. Н. Гумилева заключается не в том, чтобы заниматься его восхвалением или критиканством, а в том, чтобы попытаться понять его как человека и интересного мыслителя. Необходимо попытаться осмыслить творческое наследие этого ученого во всей его сложности и попытаться развить заложенный в его учении потенциал. Со всей очевидностью встает задача возвращения не только доброго имени Л. Н. Гумилева российской науке, но и полноценного использования его научного наследия, которое возможно только при наличии конструктивной, а не обвинительно-негативистской критики с навешиванием ярлыков и штампов. Поэтому так важно преодолеть этот одномерный черно-белый взгляд на личность и наследие Л. Н. Гумилева. Необходимо стремление к созданию красочного полномасштабного образа его личности во всей цветовой палитре и во всех характерологических нюансах.

Идеи Гумилева способствуют развитию и распространению культуры диалога, формированию духа сотрудничества и понимания в повседневной жизни людей разных народов. «Нельзя стремиться сделать всех людей подобными себе, нужно учиться жить с ними в согласии», — отмечал Гумилев. Подводя итог своим размышлениям о «национальной проблеме», ученый приходил к выводу: «Дружба народов — лучшее, что придумано в этом вопросе за тысячелетия». По глубокому убеждению Гумилева, «Человечность — превыше всего»2. «Постигая корни нашего родства, изучая "историю с географией ", — писал ученый, — мы хотим понять, куда растет и как ветвится древо

1 Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. 2-е изд. М.: Искусство, 1986. С. 366.

2 Гумилев Л. Н. Человечность превыше всего // Известия. 1989. 24 июня. http://www. kulichki. com/~gumilev/articles/Article45. htm (дата обращения 12.02.2012).

человеческое. История нашей страны и населяющих ее более чем ста наций и народностей помогает нам яснее, насколько возможно, представить будущее»1. Эти цитаты дает основания заключить, что Л. Н. Гумилев в своих работах предвосхитил идеи развития межкультурного и межэтнического диалога, являясь интеллектуальным провозвестником идей Диалога и Альянса цивилизаций и культур, которые стали столь востребованы в последние десятилетия и активно продвигаются в рамках ООН, ЮНЕСКО, ОБСЕ. Глубоко заблуждаются критики Гумилева, пытаясь приписать ему «расизм» и «шовинизм», обнаружить в его взглядах «нацизм» и «национализм», а порой предъявляя и вовсе взаимоисключающие обвинения в «антисемитизме» и «сионизме», «русофилии» и «русофобии». Все это не более чем навешивание «ярлыков», использование давно известных технологий мифологизации с целью дискредитировать идейное наследие этого неординарного ученого. На самом деле, в соответствии с концепцией Л. Н. Гумилева, восприятие представителями различных этнических коллективов друг друга как равных и построенное на этом взаимоуважительное общение являются базовым фундаментом диалога культур, главным залогом взаимопонимания между народами, осознания духовной уникальности и признания права на этнокультурную самобытность каждого из них. Эта мысль созвучна мнению М. М. Бахтина, согласно которому диалог возможен лишь между стремящимися понять друг друга, а для адекватного понимания необходима эмпатия. Эта мысль созвучна убеждениям и Д. С. Лихачева, отразившихся в созданной им Декларации прав культуры. Именно поэтому идеи Л. Н Гумилева находят значительный отклик в Татарстане, Казахстане, Кыргызстане, Калмыкии, Бурятии, Якутии, Турции, Монголии и многих других странах.

Идеи и предвидения Гумилева, касающиеся евразийской интеграции, сейчас обретают вполне реальные черты, воплощаясь в создании общеевразийских интеграционных объединений. В работах Гумилева было показано, что многообразие культуры народов евразийского региона и налаженное за многие века взаимопонимание наше стратегическое достояние и главное богатство. Поэтому изучение и популяризация евразийства Л. Н. Гумилева способны интенсифицировать и усилить центростремительные тенденции в России и странах СНГ. Идейное наследие Л. Н. Гумилева, его труды, посвященные осмыслению исторических судеб народов Евразии и других народов мира, несут в себе дух толерантности и наполнены подлинным гуманистическим содержанием, обладая непреходящим значением. Все это свидетельствует о совершенно особой научной актуальности, международно-политической и практической значимости наследия Л. Н. Гумилева, об устремленности его идей в будущее.

1 Гумилев Л. Н. Корни нашего родства // Труд. 1988. 12 апреля. http://gumilevica. kulichki. net/articles/ Article79. htm (дата обращения 12.02.2012).