CC BY
161
ЮБИЛЕЙНЫЕ СОБЫТИЯ ГОДА
Г. Г. Малинецкий
XXI век в свете идей л. н. Гумилева
Интерес к идеям, научному творчеству, личности выдающегося исследователя, глубокого мыслителя Льва Николаевича Гумилева растет. Его книги, изданные стотысячными тиражами, стали частью многих домашних библиотек, любимым чтением миллионов людей, стремящихся осмыслить историю нашего Отечества. И несмотря на это теория этногенеза, концепция пассионарности, евразийская трактовка прошлого и будущего России по-прежнему являются предметом острых научных и общественно-политических дискуссий. Почему?
На этот вопрос обычно дают несколько ответов. Одни видят причину этого в удивительной судьбе Л. Н. Гумилева, соединившей Серебряный век нашей культуры с современностью, с огромным обаянием его личности. Такой взгляд ярко и талантливо представлен в книге [1].
Другое объяснение феномена Гумилева апеллирует к идеям культурологии [2]. И для этого есть все основания. Можно сказать, что Л. Н. Гумилев является одним из основоположников жанра «научно-просветительской литературы», которая адресована профессиональным ученым (с их скрупулезностью, вниманием к деталям, конкретностью и точностью), однако вовлекает и простых смертных в «театр идей». Во многих случаях можно говорить не о научной теории, а об учении, о «жизненной философии»: «Нельзя стремиться сделать всех людей подобными себе, нужно учиться жить с ними в согласии... Дружба народов — лучшее, что придумано в этом вопросе за тысячелетия».
Однако, думаю, что это не главное. Полагаю, что Л. Н. Гумилев — ученый не прожитого нами драматического XX века, а исследователь следующего — XXI столетия, на десятки лет опередивший свое время. И смысл, значение, доминанты его научного творчества следует оценивать не сейчас, а, скажем, через полвека после «редакторской работы» Истории. И смысл этот определится не в последнюю очередь стратегией научного познания, которую удастся реализовать в XXI веке, динамикой мир-системы и траекторией, которая будет пройдена нашей цивилизацией — миром России. В последующих заметках я постараюсь кратко аргументировать этот взгляд.
Иа пороге века геокультуры. Внешнее оправдание
Мы не можем, изучая этногенез, оперировать прогнозами и утверждать, что выполнение определенных стандартов поведения приведет к определенным результатам. В лучшем случае мы можем говорить о том, что соблюдение определенных ограничений в этническом поведении повышает вероятность продления жизни этноса.
Л. Н. Гумилев, В. Ю. Ермолаев
Таким образом, исторический процесс представляется мне не в виде прямой линии, а в виде пучка разноцветных нитей, переплетенных между собой. Они взаимодействуют друг с другом разным способом.
Л. Н. Гумилев
Ушедшее XIX столетие можно назвать веком геополитики. В эпоху колониальных войн и передела мира важнейшими ресурсами были территории, численность собственного населения и людей, которых удается эксплуатировать, природные богатства. Время ве-
ликих полководцев, невиданных войн, стремительного развития промышленности и государственных структур. «Бог на стороне больших батальонов», — считал Наполеон. Чтобы начать войну, по его мысли, надо было убедить всех маршалов, 3/4 генералов, половину офицеров, а солдат и так погонят.
В прошедшем XX веке царствовала геоэкономика. Две огромные разрушительные мировые войны сейчас многие историки рассматривают как «войны нефти против угля». Во главу угла ставится соперничество экономических систем, способных производить большее число более совершенных танков, самолетов, кораблей. Время массовых армий и массового производства и, добавим, массового уничтожения. Важнейшими ресурсами станов7тся образованность, трудовые навыки, моральный дух населения. Время стремительной модернизации огромных стран. Появление оружия массового уничтожения, позволившего обойтись в течение 60 лет без крупных военных конфликтов между ведущими геополитическими игроками и закончившего историю в ее прежнем понимании.
Расчеты, проведенные в 1980-х годах в Вычислительном центре АН СССР под руководством выдающегося математика, мыслителя, философа, академика Н. Н. Моисеева, показали неприемлемость большой «горячей войны» с применением ядерного оружия. Проведенные компьютерные расчеты показали, что масштабный обмен ядерными ударами, мощность которых превысит 1000 Мт в тротиловом эквиваленте, может «закончить» историю человечества. При этом даже не важно, где будут взорваны ядерные бомбы. Пыль и пепел, выброшенные на высоты в десятки километров, на много месяцев заслонят солнце. Наступит ядерная ночь. Потом на несколько месяцев наступит ядерная зима с очень низкими температурами в большинстве регионов (в базовом варианте расчет дает -35 градусов в районе Сахары на 30-й день после обмена ядерными ударами).
Расчеты показали, что при этом станет иной глобальная циркуляция атмосферы, она изменится, сильно и необратимо. Все это погубит большую часть биосферы. К похожим выводам пришла группа американских ученых под руководством профессора Карла Сагана. Масштабное, открытое соперничество, войны с применением оружия массового уничтожения, стали слишком опасными для стран, регионов, цивилизаций, мира в целом.
Начавшемуся XXI веку, по-видимому, предстоит стать веком геокультуры, столетием глобальных исторических перемен, эпохой нового этногенеза.
В самом деле, если масштабное военное столкновение между крупными государствами, цивилизациями, этническими структурами невозможно, если экономические потрясения по своим масштабам приближаются к крупным вооруженным конфликтам, то где же та сфера, в которой будет происходить противостояние, «проба сил», проверяться на прочность социально-экономические конструкции?
Это сфера смыслов, ценностей, поведенческих стратегий, образов будущего, желаемого типа жизнеустройства, того, что отличает «нас» от «них». Иными словами, именно те сущности, которые рассматриваются в гумилевской теории этногенеза!
Судьба больших научных идей — к которым, безусловно, относится теория этногенеза — переоткрываться, переосмысливаться, по-новому интерпретироваться вновь и вновь. Л. Н. Гумилев, характеризуя место этнологии и своего научного творчества в своде наук о человеке и обществе, подчеркивал, что они не претендуют на предметы и ме-тоды других гуманитарных дисциплин, а открывают еще одно, новое измерение. И это измерение на рубеже XXI века оказалась чрезвычайно важным!
Своеобразным последователем, «учеником» Л. Н. Гумилева стал американский политолог и социолог, имеющий большое влияние на американский истэблишмент, Самюэль Хантингтон [5]. Он развивает идею выдающегося французского историка Фернана
Броделя о том, что цивилизация определяется «собранием культурных характеристик и феноменов».
В своей теории столкновения цивилизаций он выделяет 9 таких социальных структур — главных геополитических и геокультурных игроков XXI века (западная, латиноамериканская, африканская, исламская, синская, индуистская, православная, буддийская, японская). По его мысли, центральным и наиболее опасным аспектом зарождающейся глобальной политики станет конфликт между группами различных цивилизаций. Мир начавшегося столетия представляется ему беспощадной схваткой цивилизаций, смыслы и ценности которых нельзя примирить, за тающие природные ресурсы. И главные линии разлома будут лежать не в военном, экономическом или технологическом пространствах, а в том «этнологическом измерении», которое было введено в рассмотрение на основе анализа огромного исторического материала Л. Н. Гумилевым.
«Против лома нет приема, если нет другого лома», — гласит пословица. Оружием против одной технологии может быть только другая технология. Апокалиптическая, безнадежная стратегическая фантастика С. Хантингтона может быть опровергнута более глубокой, обоснованной и содержательной теорией взаимодействия, диалога цивилизаций. Контуры этой новой теории пунктиром прочерчены в книгах Л. Н. Гумилева. Однако само здание теории еще и не начало возводиться. Значение этой задачи, оставшейся на долю обществоведов XXI века, трудно переоценить. Большой проект гармоничного, справедливого, оптимального во многих отношениях мироустройства — альтернативу «столкновению цивилизаций», «многоэтажному миру», «глобализации по-американски» — было бы важно создать и представить как можно быстрее. Ответ на важнейшие вызовы XXI века удивительным образом оказался связан с развитием гуми-левской концепции.
Впрочем, есть и еще одна причина — «внешнее оправдание» — для самых активных научных поисков в этом направлении. Условно ее можно назвать «высокими гуманитарными технологиями» или «алгоритмами создания и разрушения социальных субъектов». Следуя марксистской традиции, Л. Н. Гумилев рассматривал возникновение этносов, народов, наций — больших социальных субъектов — как процесс естественный, длительный и во многом стихийный. Это медленные процессы, развивающиеся в «долгом времени». Характерное время между фазой подъема и фазой обскурации он определяет в 1 200 лет [6]. Обширный исторический материал, проанализированный Л. Н. Гумилевым, А. Тойнби, О. Шпенглером для традиционных обществ, подтверждает этот взгляд.
Однако форсированное технологическое развитие последних веков, переход ряда обществ в индустриальную и постиндустриальную фазы развития, проекты модернизации, проводимые в очень короткие по историческим меркам сроки, многое кардинально изменили и в сфере этногенеза.
Теория и практика «оранжевых революций», развернувшийся процесс «переформатирования Большого Ближнего Востока», стремительное создание и разрушение социальных общностей («демонтаж народов») показывают, что многие процессы в этнической сфере, связанные с «накачкой» и уменьшением пассионарности, могут идти «в быстром времени» — в течение десятилетий и даже лет. Более того, эти процессы весьма эффективно управляются и направляются. Практика в этой важной сфере, непосредственно связанной с проблемами национальной безопасности, значительно опережает теорию. В теоретическом осмыслении подобных высоких гуманитарных технологий сейчас делаются первые шаги [7]. На новом уровне ставятся те же вопросы, которые задавал Л. Н. Гумилев, но уже в контексте российского кризиса.
«Надо преодолеть ограничения подходов, загоняющих всю жизнь общества за узкие рамки интересов социальных групп, и посмотреть, что происходит со всей системой
связей, объединяющих людей в общности, а их — в общество. Тогда мы сразу увидим, что гораздо более фундаментальными, нежели классовые отношения, являются связи, соединяющие людей в народ. И фундаментальная причина нашего нынешнего состояния заключается в том, что за двадцать лет демонтирован, "разобран" главный субъект нашей истории, создатель и хозяин страны — народ», — пишет известный российский социолог С. Г. Кара-Мурза [7].
Есть еще одно веское основание для развития гумилевских подходов. Один из любимых сюжетов теории этногенеза — переселение народов. Они подробно рассматривались и самим Львом Николаевичем [6], и его учениками [8]. Для современного мира эти проблемы становятся более, чем актуальны. Аргументы здесь достаточно очевидны. Разные этносы находятся в разном возрасте, имеют различные уровни пассионарности и, соответственно, отличающиеся друг от друга репродуктивные стратегии. Глобальный демографический прогноз показывает подавляющее преимущество прироста населения развивающихся стран по отношению к развитым (и, прежде всего, западноевропейским государствам) [9].
Мировая система становится неустойчивой. Промышленность и коммунальные хозяйства многих развитых, благополучных стран уже не могут обойтись без мигрантов. Попытки силового или прямолинейного движения (апартеид, стратегии «плавильного котла», политика мультикультурности, гигантские сооружения, подобные Мексиканской стене на южной границе США с целью предотвратить миграцию) показали всю сложность проблемы взаимодействия этносов или цивилизаций. Вопросы, поставленные Л. Н. Гумилевым, становятся острыми проблемами сегодняшнего дня.
Иными словами, актуальность развития теории этногенеза, основы которой были заложены Л. Н. Гумилевым, быстро растет.
Внутреннее Совершенство — Эпоха Синтеза
...Для меня не только различные науки о человеке «расшатывают» историю, но и она, в свою очередь, в силу достаточно логичной ответной реакции «расшатывают» их. В самом деле, лишь история способна объединить все науки о человеке, помочь им связать воедино их объяснения, наметить некую междисциплинарную общественную науку. Я много потрудился ради такой науки, разумеется не добившись полного успеха и чаще всего не сумев убедить своих современников. Но я хочу сказать, что общественные науки, по-моему мнению, не могут дать плодотворных результатов, если исходят только из настоящего, которого недостаточно для их построения. Они должны вновь обрести и использовать историческое измерение.
Ф. Бродель
Оглядываясь на развитие исторической науки в XX веке, понимаешь, что именно в этом столетии была пройдена важная точка бифуркации, сделан выбор.
В самом деле, вспоминая, к примеру, фундаментальные курсы истории России, написанные выдающимися историками — Н. М. Карамзиным, С. М. Соловьевым, В. О. Ключевским, понимаешь, что этот жанр «описательной», «повествовательной», «просветительской» истории как результат научной деятельности в большей степени исчерпал себя. Его продолжение вело к «истории клея и ножниц», как охарактеризовал подобную редакторско-писательскую деятельность в XX веке Дж. Коллингвуд.
На этом рубеже открывались разные пути. Первый связан со сверхспециализацией, с уточнением деталей и частностей. Можно изучать отдельные эпохи, государства, за-
ниматься военной, политической и экономической историями, историями права, культуры, науки, техники, искусства, архитектуры и т. д.
По этому пути и двигалось большинство историков. Его опасность понятна. Это «эффект Вавилонской башни» — утрата общего языка, аппарата, критериев научности. Отсюда непонимание даже между специалистами, работающими в смежных областях. Падение интереса к предмету, уровня научных исследований и быстрое уменьшение числа «читателей» у исторических «писателей».
Однако гиганты исторической науки, на плечах которых, вероятно, будут стоять историки XXI века — А. Тойнби, О. Шпенглер, Ф. Бродель, Л. Н. Гумилев, — пошли иным путем. Это путь синтеза, обобщений, расширения во времени и пространстве поля исторического исследования, отказ от «европоцентризма», использование междисциплинарных идей.
«Мысль не может не развиваться, ибо таково свойство человеческого разума. Конечно, поиском факта ради самих фактов можно заниматься сколь угодно долго. Однако рано или поздно ум человека, вооруженный обилием данных, неизбежно придет к замечанию, что все это множество фактов необходимы некоторым образом упорядочить. Приходит черед синтеза и интерпретации накопленного», — пишет Арнольд Тойнби в своем основополагающем труде [10]. Этих выдающихся историков объединяло стремление осмыслить современность в широком историческом контексте и дать исторический прогноз, вернуть актуальность исторической науке.
При этом каждый из гигантов пошел своим путем. О. Шпенглер опирался на классическую немецкую философию истории и традицию. «У Гете я заимствовал метод, у Ницше — постановку вопросов, и если бы мне пришлось выразить в одной формуле мое отношение к последнему, я был бы вправе сказать: я сделал из его прозрения своего рода обозрение. Что до Гете, то он, сам того не ведая, был во всем своем образе мыслей учеником Лейбница» [11]. Он предпринял попытку выявления морфологии всемирной истории, осмыслению мира как истории и построения философии будущего, глядя на исторические процессы сквозь призму культуры.
А. Тойнби рассматривает историю как своеобразный экзамен, который различные цивилизации сдают Богу. При этом ключевой становится «школьная схема» — «Вызов — Ответ»: «Следует сказать, что общество в своей жизни сталкивается с серией задач, которые оно и решает наиболее приемлемым для себя образом. Каждая такая проблема — это вызов истории. Посредством этих испытаний члены общества все больше и больше дифференцируются. Каждый раз одни проигрывают, другие успешно находят решение, но вскоре некоторые из решений оказываются несовершенными в новых условиях, тогда как другие успешно находят решение, но вскоре некоторые из решений оказываются несовершенными в новых условиях, тогда как другие проявляют жизнеспособность даже в изменившихся обстоятельствах. Испытание следует за испытанием. Одни утрачивают свою оригинальность и полностью сливаются с общей массой, другие продолжают борьбу в сверхъестественном напряжении и тщетных ухищрениях, третьи, достаточно умудренные, достигают высот совершенства, строя свою жизнь на новых путях» [11].
Фернан Бродель пошел по пути привлечения количественных данных, характеризующих общества разных эпох, их технологии, экономику, демографию, вооружение, сои Г\ и
стояние окружающей среды и многое другое. Это дало новое измерение исторической науке, определило ее магистральное направление на рубеже XXI века, привело к рождению «количественной истории» — клиометрии (Клио в древнегреческой мифологии — муза истории, «метр» — измерение).
Лев Николаевич Гумилев в своих построениях также опирался на междисциплинарные подходы. Исторические процессы он рассматривал в тесной связи с данными археологии
и палеогеографии (климатические изменения прошлых эпох, подъем уровня Каспия, пути циклонов и т. д.). И все это в полной мере соответствует междисциплинарным тенденциям исторической науки XX века.
Мост между культурами
Измерить все, что измеримо, и сделать измеримым все, что таковым еще не является.
Г. Галилей
Предлагаемый здесь подход — не что иное, как анализ, т. е. «расчленение», необходимое для того, чтобы «распутать» неясные места в истории и потом перейти к синтезу, когда учитываются результаты разных методик исследования.
Л. Н. Гумилев
В 1950-х годах известный британский писатель и физик Чарльз Сноу обратил внимание на рост пропасти между двумя культурами — естественнонаучной и гуманитарной. Первая опирается на эксперимент, наблюдение, широко использует формализованные теории и математический аппарат. Она отвечает на вопрос «Как?» и устремлена в будущее. В ее распоряжении множество простых моделей, позволяющих «понять» изучаемые процессы и явления (вспомним школьную физику с ее наклонными плоскостями, маятниками, линзами, реостатами).
Вторая во многом опирается на традицию, авторитет, письменные источники, использует аналогии, метафоры, концептуальные модели. Она должна отвечать на вопрос «Что?» и, как правило, обращена в прошлое. В силу сложности исследуемых объектов обычно достаточно трудно в этой сфере выделить общие, простые и понятные «модельные ситуации».
Три века стремительного развития физики, математики, химии, биологии создали пропасть между двумя культурами, между пониманием целей и имеющимися средствами для их достижения. По мысли Ч. Сноу, эта пропасть быстро растет, что представляет угрозу для самой науки как важного социального института, и для человечества, опирающегося на науку в создании технологий, в решении задач прогноза, в выработке мировоззрения. В качестве одной из принципиальных задач, стоящих перед человечеством, он видел построение моста над пропастью этих культур.
Каждый из упоминавшихся выдающихся историков XX века был по-своему «междисциплинарен». Л. Н. Гумилев стремился трактовать и рассматривать историю как естественную науку. Например, взлеты и падения прикаспийских государств он связывал с климатическим циклами, с подъемами или понижением уровня моря, с изменениями «кормящего ландшафта».
Он внимательно всматривался в достижения естественных наук. В своей последней работе [3], написанной совместно с В. Ю. Ермолаевым, он непосредственно связывал процесс этногенеза с динамикой лазера, находя убедительные аналогии и оригинальные интерпретации.
Естественнонаучный стиль характерен и для теории этногенеза. Идея рассматривать одни и те же исторические процессы и «в телескоп» и «в микроскоп», четкая фиксация «взгляда с птичьего полета», «взгляда с кургана» и «взгляда из мышиной норы» непосредственно коррелирует с идеей асимптотического анализа, широко применяемого в математике.
Понятия из «толкового словаря» теории этногенеза [6] «аберрация близости», «аберрация дальности», «аберрация состояния», «пассионарное поле», «принцип неопреде-
ленности в этнологии», «разность потенциалов контактная» имеют прямые аналогии среди физических понятий. Термины, «генетический дрейф», «геобиоценоз», «инкубационный период», «комплиментарность», «таксон этнической иерархии» — в биологии.
По-видимому, развитие истории и многих других дисциплин, которые сегодня относят к гуманитарным, будет и далее связано с использованием междисциплинарных подходов. Судя по последним работам, Лев Николаевич также относился к ним с большим интересом [3].
Эти подходы сейчас развиваются очень активно. Одним из наиболее успешных является теория самоорганизации или синергетика (от греческого «совместное действие»).
Возникновение этого подхода на рубеже 1970-х годов представляется естественным. Если в XIX и в начале XX века в центре многих научных исследований (в химии, физике, биологии, экономике) были отдельные элементы, то уже в середине века ученых все чаще начинают интересовать системы. При этом у множества взаимосвязанных элементов — целого — часто возникают свойства, которыми не обладают части. Известен парадокс греческих философов — одна песчинка — еще не куча, две песчинка — еще не куча, а миллион — куча. Где та грань, когда набор песчинок становится кучей?
Другой предпосылкой становления синергетики стали проблемы управления и осознания весьма серьезных ограничений в этой области. Экспериментальная психология показала, что мы в состоянии следить не более, чем за 5-7 медленно меняющимися переменными, либо за 1-2, которые меняются быстро. Мы можем, принимая решение, учесть не более 5-7 факторов. В команде у нас есть возможность активно, творчески взаимодействовать только с 5-7 людьми (примерно такова обычно численность «ближнего круга»), с остальными приходится взаимодействовать стандартно или опосредованно. Стало понятно, что многое «складывается» и «формируется» не в соответствии с придуманным планом и отданными указаниями, а спонтанно, «естественно».
Именно с пониманием и использованием самоорганизации сегодня связано решение многих фундаментальных научных проблем и важнейших технологических задач. Это касается и биотехнологий, и нанотехнологий, информационных и когнитивных технологий, на которые на рубеже XXI века возлагаются большие надежды.
В свое время Леонардо да Винчи говорил, что оптика — рай для математиков. И действительно, те оптические системы, которые создавали в те времена, идеально соответствовали классическим инструментам евклидовой геометрии. По аналогии с этим утверждением, можно сказать, что исследование социальных процессов — рай для синергетики.
И объектов — от этносов и цивилизаций до организаций и малых групп — и механизмов самоорганизации здесь гораздо больше, чем в традиционных естественных науках — физики, химии и биологии.
Поэтому не удивительно, что в Саратовском государственном университете им. Н. Г. Чернышевского [12] и во множестве других вузов России курсы синергетики читают гуманитариям. Да и курс «Концепции современного естествознания», который до недавнего времени был обязательным, по его замыслу должен был строиться на синер-гетической основе. Поэтому все больше книг в серии «Синергетика: от прошлого к будущему» оказываются посвящены проблемам самоорганизации в гуманитарном контексте [13].
Сегодня синергетика представляется междисциплинарным подходом, лежащим на пересечении сфер предметного знания, математического моделирования и философской рефлексии. При этом каждая из сфер является одинаково важной.
В прошлое уходят «идеологические» дискуссии о том, применима ли математика к проблемам истории и вообще к гуманитарным наукам, обвинения в «физикализме».
Примерно также дискуссии в XIX веке вели химики. Часть их доказывала, что «органические» и «неорганические» вещества совершенно различны, что изучать их надо совсем по-разному. Однако дальнейшие исследования все расставили по своим местам.
В рамках синергетики возникают и успешно развиваются многие научные направления. Одним из них, появившимся в 1990-х годах, является математическая история.
Смысл термина можно пояснить, обратившись к физике. Вначале и эксперименты, и концепции, и гипотезы, и применяемые математические модели изучались одними и теми же людьми в рамках одной научной дисциплины. Дальнейшее развитие привело к разделению на теоретическую и экспериментальную физики (по-видимому, первым физиком-теоретиком можно считать И. Ньютона). Однако со временем оказалось, что создаваемые модели слишком сложны для того, чтобы анализировать их с помощью карандаша и бумаги, пользуясь элементарными математическими средствами. Появились математическая физика (наука о математических моделях физики) и вычислительная физика (рассматривающая методы анализа этих моделей с помощью компьютеров). Схожий путь проходят химия, экономика, социология.
В 1996 году известный физик и популяризатор науки, профессор С. П. Капица, директор Института прикладной математики им. М. В. Келдыша РАН (ИПМ), член-корр. РАН С. П. Курдюмов и Г. Г. Малинецкий выдвинули исследовательскую программу, связанную с построением математической истории [9].
Можно обратить внимание на три принципиальные момента этой программы.
• Полномасштабное математическое моделирование исторических процессов. Любая модель, в том числе и математическая, упрощает реальность и описывает только наиболее важные причинно-следственные связи. Однако если предсказания модели хорошо согласуются с данными экспериментов или наблюдений, то это означает, что мы верно выделили ключевые факторы и взаимосвязи и что, возможно, изучение модели позволит получить новое знание о моделируемой системе.
• Исследование исторических альтернатив на основе математического моделирования. Известна классическая фраза о том, что «история не имеет сослагательного наклонения». Вероятно, во многих случаях это связано не со сложностью исследуемого объекта, а с тем, что мы недостаточно глубоко понимаем динамику исторических процессов. Вспомним школьную физику — множество моделей и инструментов их анализа позволяет предвидеть, как будут идти процессы при различных значениях параметров системы. При наличии глубоких содержательных математических моделей это может стать реальностью и для истории.
• Постановка и решение задачи исторического прогноза на основе моделирования и использования такого прогноза для стратегического планирования. Каждая наука начинает с описания объектов своего анализа, переходит к их классификации. Затем наступает черед теорий, позволяющих из немногих основополагающих посылок выводить множество содержательных следствий, согласующихся с результатами экспериментов или наблюдений. На следующем уровне появляется возможность прогноза свойств или динамики изучаемых объектов. Этот путь от описания до прогноза был в разные временные сроки успешно пройден во многих научных дисциплинах.
Настал черед истории. «Управлять — значит предвидеть», — писал Блез Паскаль. Управленческие решения, которые сейчас принимаются на государственном или международном уровне, часто затрагивают интересы нескольких поколений. Чтобы принимать многие эффективные решения сегодня, требуется заглядывать, по крайней мере, на 30 лет вперед. Характерный пример, поясняющий это, — оборонный заказ. Между началом финансирования создания нового оружия до того времени, как оно поступит
в войска, проходит в среднем 10 лет. Еще, по крайней мере, 20 лет, оно должно стоять на вооружении, успешно соперничая с системами возможных противников. Поэтому надо ясно представлять оппонентов и союзников, какие задачи и на каких театрах военных действий должна решать армия, и, наконец, какой будет картина боя через 30 лет. Нужен исторический прогноз.
Разумеется, реализация программы построения математической истории совсем не будет означать, что математики решат за историков их проблемы. Речь идет о крайне важной, интересной и перспективной новой сфере междисциплинарного сотрудничества представителей различных научных дисциплин.
В настоящее время в области математической истории действует довольно активное научное сообщество. Строятся содержательные математические модели (в частности, связанные со структурно-демографической теорией, с различными циклическими процессами в истории [14]). Проводятся представительные международные конференции [15]. Этот круг идей оказался особенно популярен в России и в США.
Математическая история представляется сейчас одним из мостов между естественнонаучной и гуманитарной культурами.
Суммируя аргументы сторонников гуманитарной теории этногенеза [1, 2, 8] и ее противников [9], можно сказать, что будущее этого подхода, вероятно, связано с использованием идей математической истории в этой области. Приведу несколько аргументов.
Лев Николаевич не жаловал математику в приложении к гуманитарным проблемам [6]: «Но нами не преодолена другая трудность: еще не найдена мера, которой можно было бы мерить пассионарность. На основании доступного нам фактического материала мы можем говорить только о подъеме или спаде, о большей или меньшей степени пассионарного напряжения (частоте событий в жизни этноса), но во сколько раз мы не знаем. Однако это препятствие несущественно, ибо отношение порядка "больше" — "меньше" уже само по себе является достаточно конструктивным и плодотворным в естествознании для построения феноменологических теорий, а точность измерения наблюдаемых величин и формализация эмпирических наук — далеко не единственный и не всегда удобный путь познания...
Достоверность исторических источников ныне ограничена исторической критикой, принцип к ней — сомнение. Натуральные числа — абстракция, ибо в природе существуют не числа, а феномены. Натуральные числа удобно применять в бухгалтерии, а не в природоведении или истории, где нет ничего принципиально равного или тождественного.
А Альберт Эйнштейн сказал еще более категорично: «Если теоремы математики прилагаются к отражению реального мира, то они неточны; они точны до тех пор, пока не ссылаются на действительность. Но преклонение перед математикой в начале XX века превратилось в своеобразный культ, отвлекший много сил у естественников и гуманитариев».
Жаль, что специалистам по прикладной математике в свое время не удалось развеять предубеждение выдающегося исследователя.
Однако его последователям сказать несколько слов стоит. Приведенные утверждения Льва Николаевича — типичный пример «пропасти двух культур». Очень часто там, где гуманитарии считают, что теория построена, естественники и математики полагают, что это только постановка задачи и начало работы.
Измерять необходимо, чтобы заметить и зафиксировать происходящие изменения. Спросим себя, в чем смысл переживаемой нами эпохи? Каковы самые масштабные перемены, происходящие в наше время? Усилия палеодемографов, статистиков, системных аналитиков позволили восстановить зависимость численности населения Земли от вре-
мени. В течение почти миллиона лет, как было показано С. П. Капицей [9], численность людей на планете росла по гиперболическому закону. Если бы тенденция, имевшая место в течение всей истории, была продолжена, то к 2025 году нас стало бы бесконечно много. ...Однако этого не происходит — в течение жизни одного поколения, живущего сейчас, этот закон «ломается». Скорость роста людей резко уменьшается — происходит глобальный демографический переход. Отличие нынешней численности людей от прежнего гиперболического закона уже превысило 2 миллиарда человек. Это изменение алгоритмов развития человечества, равного которому еще не было. Естественно, это должно многое изменить, в том числе и в сфере этногенеза. Гигантского цунами в океане обычно не видно.
Без измерений мы не сможем отличить большого от маленького, быстрого от медленного, огромного от большого. В естествознании для различных процессов существуют разные характерные временные и пространственные масштабы. И измерение очень часто проясняет, с чем же мы имеем дело. Л. Н. Гумилев вводит понятия аберраций близости, дальности, состояния. Однако избежать этих аберраций, предложить соответствующие «фильтры», «телескопы» или «микроскопы» можно, прежде всего, опираясь на измерения и количественные оценки. Например, все завоевания Александра Македонского, перекраивание Средиземноморья, имевшие большие исторические и этнические последствия, заняли 10 лет. Гигантская империя Чингисхана сложилась за время жизни этого человека. Вместе с тем цикл развития этноса от рождения до смерти основатель теории этногенеза оценивает в 1 200 лет. В естественных науках такое различие времен говорит, что где-то в системе есть малые или большие параметры или совсем разные процессы, обеспечившие рост и спад.
Модели позволяют прояснить и уточнить понятия. На Л. Н. Гумилева очень сильно повлияли взгляды выдающегося естествоиспытателя и философа В. И. Вернадского. Однако понятия «флуктуации биосферы», «энергии биосферы», «энергетических потенциалов», «биохимической энергии живого вещества» и, наконец, «пассионарного толчка», которые, казалось бы, пришли из естествознания с обширным инструментарием, пока являются, скорее, гипотетическими сущностями.
Это совсем не значит, что их нет. Например, огромное влияние солнечной активности на здоровье и состояние людей, установленное А. Л. Чижевским, соответствующие биофизические механизмы, продолжают активно изучаться. Однако мы до сих пор не знаем, что такое 7-фактор, наличие которого предположил А. Л. Чижевский.
Обилие новых гипотетических понятий в теории этногенеза заставляет вспомнить о бритве Оккама, рекомендующей не вводить новых сущностей сверх необходимости. Представление о космическом излучении неизвестного происхождения как о причине этногенеза не вполне согласуются с бритвой Оккама. Не стоит объяснять неясное, через неизвестное до тех пор, пока не исчерпаны все остальные возможности.
На первый взгляд, этногенез может иметь не биологическую, а социальную или, что еще более вероятно, культурную природу. ДНК-анализ на нынешнем уровне или в ближайшей перспективе сможет выделить «ген пассионарности», если таковой существует.
Возникает еще более общий вопрос — является ли пассионарность свойством отдельного человека или некоторой социальной группы. В 1970-х годах в естествознании активно исследовались свойства ионизированного газа — плазмы. Несмотря на то, что свойства отдельных частиц — электронов и ионов были хорошо понятны, фундаментальные законы, определяющие их динамику, известны, свойства плазмы оказались во многом неожиданными для ученых и парадоксальными. Обнаружилось огромное коли-
и и и тт и
чество неустойчивостей и коллективных явлений. У целого появились свойства, которыми не обладают части.
Возможно, схожая картина имеет место и в случае этногенеза — гигантской социальной неустойчивости. Кроме того, встает вопрос, является ли пассионарность абсолютным или относительным понятием. Ведь данный народ формируется среди других социальных субъектов, по каким-то характеристикам превосходя их. Вспоминается известная пословица «Молодец среди овец, а против молодца — сам овца».
Характерной чертой фазы подъема по Л. Н. Гумилеву является территориальная экспансия. В математической истории также были построены модели, описывающие такие процессы. В их основе лежат представления динамической теории информации, построенной Д. С. Чернавским [17]. В этой теории рассматривается, как меняется во времени и пространстве число носителей какого-либо вида ценной информации (той информации, которая помогает выживать в конкурентной борьбе и воспроизводить свою социальную общность). Такой информацией может быть владение определенным языком, приверженность некой религии, следование культурным нормам, владение определенными технологиями, смыслами и ценностями, проектом будущего. Для носителей каждого вида информации ключевыми являются два параметра — первый готовность поддерживать других носителей «своей» информации, второй — готовность противостоять «чужой» ценой информации. В рамках этой модели очень хорошо описываются сценарии «столкновения цивилизаций» [18]. Возможно, что, по крайней мере, на стадии подъема именно параметры «поддержки своих» и «противостояния чужим» связаны с пассионарностью или просто являются таковой.
Несмотря на трудность измерения и более строгой трактовки понятия пассионарности в разных обличиях в различных исследованиях она возникает вновь и вновь. Например, П. Р. Бросс вводит понятие «этничности» как «ощущения идентичности, состоящей из субъективного и символического использования группой людей аспектов культуры для создания внутренней сплоченности и отделения себя от других». Американский исследователь П. В. Турчин предлагает вернуться к понятию асабии, введенному выдающимся арабским мыслителем XIV века Ибн Халдуном. Под асабией он понимал «способность защитить себя, оказывать сопротивление и предъявлять свои требования», полагая, что она возникает в результате «социального общения, дружественных связей, длительных знакомств и товарищеских отношений».
В связи с теорией этногенеза встает вопрос, откуда вообще берутся пассионарии. Именно они решают общие, ключевые для этноса задачи: «Жила бы страна родная, и нету других забот». Деятельность таких людей, прежде всего, связана с заботой о других членах этноса — с альтруизмом. Но что такое альтруизм? Это способность и готовность передать часть своего жизненного ресурса другим, уменьшая тем самым вероятность собственного выживания.
Следуя Дарвину и рассматривая альтруизм как некоторый биологический признак уменьшающий вероятность выжить тех, кто им обладает, приходим к выводу, что альтруисты, пассионарии, готовые действовать во благо этносу и во вред себе, должны вымереть через несколько поколений. Но этого не происходит! Почему? Эта проблема является общей для истории, этнологии, социологии, культурологии и многих других гуманитарных дисциплин.
И прояснить этот вопрос, по крайней мере, дать новый взгляд на него помогает математическая история. Является ли альтруизм атрибутом представителей только человеческих сообществ? Отнюдь нет — альтруистическое поведение характерно и для многих животных.
Одним из активно развивающихся разделов синергетики является «искусственная жизнь» или теория многоагентных систем. Современные компьютерные возможности позволяют «проиграть» процесс эволюции некоторого сообщества агентов (биологических
особей, племен, фирм и т. д.). При этом агенты могут двигаться, анализировать информацию, нападать и защищаться, обучаться и порождать себе подобных. При этом в ходе эволюции может происходить самоорганизация не только в пространстве и во времени, но и в сфере поведенческих стратегий, генотипов, всего того, что определяет коллективное поведение.
В ходе такой эволюции возникают не только «ястребы» (индивидуальное нападение во всех удобных случаях), «голуби» (индивидуальная защита), но и «вороны» (коллективное нападение) и «скворцы» (коллективная защита). Возникают инструменты, чтобы выделять «своих» и альтруистические стратегии. При этом отдельные агенты могут жертвовать собой, чтобы спасти «своих». Но выгодно ли принадлежать к такой «стае»? Кто победит в конце концов?
Компьютерные эксперименты, поставленные сотрудником ИПМ им. М. В. Келдыша РАН М. С. Бурцевым, показали, что в системах такой сложности нет одного «правильного ответа». Время от времени, в них происходят «революции», аналоги «этногенеза» и маргинальные на сегодняшний день стратегии, которых придерживается сегодня очень небольшая часть популяции, могут стать выигрышными завтра: «Когда караван поворачивает назад, хромой верблюд оказывается первым».
Одна из удивительных черт этногенеза состоит в наличии двух, во много раз отличающихся времен. Первое — время человеческой жизни, в которое на некоторых поворотах истории укладывается удивительно много — создаются религии и культуры, возникают огромные империи, меняется тип поведения и образ мысли. Вторые — сотни и тысячи лет, которые существует этнос, реализуя свои потенциальные возможности, находясь в относительном равновесии.
Можно высказать мысль, что на «дальних временах» огромную, если не сказать решающую, роль играют культура, язык, традиции, обычаи, мораль, историческая память, построенные города, написанные книги. Наличие этой части общественного бытия позволяет сохранять найденные в ходе развития жизнеобеспечивающие технологии и поведенческие стратегии, дающие эффективную адаптацию к той экологической нише, которую занимает этнос. С другой стороны, все это позволяет элите сохранять власть.
Удивляет точность, с которой передаются от поколения к поколению имеющиеся знания и нормы. В Индии, чтобы стать полноправным брамином, соискатель должен «сдать» комиссии священные тексты Вед, выученные 8-ю разными способами... Именно это оказывалось в течение многих тысячелетий предпосылкой точной передачи культурных норм и социальной стабильности.
При этом история знает, что случайности, мелочи, второстепенные факторы в определенных ситуациях оказываются решающими. У Арнольда Тойнби есть замечательная работа «Если бы Филипп и Артаксеркс уцелели». Филипп был отцом Александра Македонского, Артаксеркс — отцом его геополитического оппонента — персидского царя Дария. Оба были убиты в результате заговоров. По мысли А. Тойнби, если бы этого не произошло, то у греческих городов-государств были бы большие перспективы для развития. Персидское царство выросло и стабильно просуществовало бы еще много веков. Но главное — не возникло бы огромной Римской империи и не было бы темных веков, связанных с ее падением.
Но есть ли аналоги такой динамики в природе? Или эта способность гигантского усиления малых причин — «чисто человеческое свойство»?
Оказывается, подобная динамики типична. Это убедительно показывает раздел синергетики, занимающийся анализом и прогнозом катастрофических событий в сложных системах — теория самоорганизованной критичности [18].
В этой теории показывается, что во множестве систем от биоценозов до системы тектонических плит характерной является динамика «прерывистого равновесия». В течение длительного времени малые случайные события ни на что не влияют, однако иногда они начинают «лавину перемен» — быструю, огромную и в конце концов приводящую к новому равновесию. Само наше появление на земле, по-видимому, результат одной из таких лавин.
Несколько уже построенных моделей этногенеза — это весьма точный перевод на математический язык идей Л. Н. Гумилева [16]. По-видимому, следующие шаги, опирающиеся в том числе и на математическую историю, должны быть гораздо радикальнее. Судя по всему, мы находился в самом начале пути. При этом очень важны и новые идеи гуманитариев, и количественные данные, касающиеся процессов этногенеза. Очень важным было бы развитие количественной культурологии. Сейчас для этого есть очень много возможностей. Не «измеряя культуру», сегодня трудно двигаться дальше. Думаю, что активного развития этой области можно ожидать уже в ближайшие годы.
пассионарная катастрофа и евразийский проект
Природа евразийского мира минимально благоприятна для разного рода «се-паратизмов» — будь то политических, культурных или экономических.
П. Н. Савицкий
Я, ты, он, она, Вместе — целая страна. Вместе — дружная семья, В слове «мы» — сто тысяч «я»!
Р. Рождественский
Льва Николаевича Гумилева часто называют «последним евразийцем». Его вклад в развитие евразийских идей очень велик. Имела место его большая содержательная переписка с философами этого направления. Сейчас евразийские идеи активно развиваются и в России, и на постсоветском пространстве. И «евразийцев» появилось довольно много. Известна фраза, сказанная им незадолго до смерти: «Скажу вам по секрету, что если Россия будет спасена, то только через евразийство».
Если отвлечься от исторических деталей, субъективных и политических моментов, связанных с творчеством ведущих евразийцев, и обратиться к текстам, то станет ясно, что со временем эти взгляды стали философско-культурологическим обоснованием путей развития «советской цивилизации», СССР. В этой связи можно привести основополагающую формулу Н. С. Трубецкого: «Национальным субстратом того государства, которое называется СССР, может быть только вся совокупность народов, населяющих это государство, рассматриваемая как особая многонародная нация и в качестве таковой обладающая своим национализмом».
Иными словами, это — разъяснение фигурировавшего в советской идеологии понятия «новая историческая общность — советский народ».
Евразийцы считали, что это государство должно быть идеократическим. А в таком государстве к элите предъявляются обусловленные идеологией дополнительные требования. Поэтому, памятуя трагические ошибки российской элиты в XX веке, евразийцы считали необходимым отбор правящего слоя, основанный на подданстве идее. Действительно, анализ пути, пройденного страной в XIX и XX веках, показывает острую национальную неполноценность правящих элит, стремление опереться на чужеземцев и огром-
ную роль «французской», «германской», «английской» и, наконец, «американской» партий при дворе. Анализ преддверия Первой мировой войны показывает глубокое непонимание правящим слоем интересов и геополитических императивов России и рисков, связанных с принимаемыми решениями [20].
Вероятно, в качестве смыслов и ценностей России евразийцам виделись те же, что и сейчас [17]:
• духовное выше материального;
• общее выше личного;
• справедливость выше закона.
Друзья и недруги России до сих пор крайне серьезно относятся к евразийскому проекту. «Если Россия будет продолжать оставаться евразийским государством, будет преследовать евразийские цели, то останется империей, а имперские традиции следует изолировать», — пишет «большой друг России» Збигнев Бжезинский. Именно ему приписывают крылатую фразу, определяющую геополитику США: «В XXI веке Америка будет развиваться против России, за счет России и на обломках России».
Гуманитарии зачастую оказываются в невыгодном положении по сравнению с естественниками. Они не могут поставить эксперимент, чтобы подтвердить или опровергнуть свои теории. Однако здесь Л. Н. Гумилев и другие евразийцы оказались в выигрышном положении.
История поставила суровый «эксперимент», подтвердивший их взгляды и теории. Этот эксперимент — распад СССР. Президент РФ В. В. Путин охарактеризовал это событие как крупнейшую геополитическую катастрофу XX века.
Эта катастрофа имела множество трагических последствий и, в частности, отбросила нашу страну в мировом экономическом пространстве на 150 лет назад. Это показывает следующая таблица:
Отношение ВВП СССР к ВВП США по паритету покупательной способности
1900 1913 1929 1938 1950 1960 1970 1980 1990 2000
Б. Болотин 43% 39% 27% 37% 39% 59% 59% 55% 44% 20%
А. Maddison 49% 45% 28% 51% 35% 41% 44% 40% 34% 16%
Если СССР имел одну из лучших систем здравоохранения, то сейчас по ожидаемой продолжительности жизни мужчин наша страна находится на 130 месте в мире (за почти полвека продолжительность жизни не выросла), а по качеству здравоохранения — на 124.
И в соответствии с теорией этногенеза это проявляется в выходе субпассионариев на ключевые посты. Вместо подъема 1930-х годов («Будь тем, кем ты должен быть!», «Здравствуй, страна героев, страна мечтателей, страна ученых!») переход императивом обску-рации («Будь таким, как мы») и мемориальной фазы («Помни, как все было прекрасно!» — именно так все чаще вспоминают то Россию времен Александра III, то советскую цивилизацию). И действительно, и в элите, и в управленческом аппарате в целом мы видим равнодушие, нежелание брать на себя ответственность, апатию, боязнь заглядывать в будущее (футурофобия) и пропасть между словами, делами и мыслями (социальная шизофрения). В логике теории этногенеза это можно называть пассионарной катастрофой — наш этнос за десятилетия состарился на века.
В 2002 году, анализируя сущность и опыт советской цивилизации, опираясь в большой степени на идеи Л. Н. Гумилева, сотрудник ИСПИ РАН С. Г. Кара-Мурза пришел к следующему выводу: «...Опыт последних десяти лет заставляет нас сформулировать тяжелую гипотезу: русские могли быть большим народом и населять Евразию с одновременным
поддержанием высокого уровня культуры и высоким темпом развития только в двух вариантах: при комбинации Православия с аграрным коммунизмом и феодально-общинным строем — или при комбинации официального коммунизма с большевизмом и советским строем. При капитализме, хоть либеральном, хоть криминальном, они стянутся в небольшой народ Восточной Европы с утратой статуса державы и высокой культуры. Выработать новый проект солидарного общества с полноценным универсумом символов — трудная задача, но без этого нас ждет угасание. Для решения этой задачи нам и надо восстановить в памяти и понять проект и реальность советского строя» [21].
Прошедшее десятилетие подтвердило эту тяжелую гипотезу и тот вызов, ответ на который в ближайшие десятилетия должен дать мир России.
Одна работа, одна фраза, одна загадка
И прав был капитан — еще не вечер!
В. Высоцкий
Один из классиков заметил, что от выдающегося ученого в истории остается одна работа и одна фраза. Наверно, к этому можно добавить и одну загадку — вопрос, обращенный в будущее.
Мы думаем, что исследователи в будущем, оглядываясь назад, на творчество Л. Н. Гумилева, в качестве такой работы будут рассматривать книгу «Этногенез и биосфера Земли». Удивительная работа, сочетающая введение во всемирную историю, философию жизни, приглашение к научному творчеству и дерзкую гипотезу.
Загадкой — волнующей, междисциплинарной, обращенной в будущее — остается понимание и измерение пассионарности. Ответ на нее может дать огромный импульс всему комплексу наук о человеке, стать еще одним мостиком между естественнонаучной и гуманитарной культурами.
В качестве фразы мне видятся слова из «Автонекролога»: «Что касается нашей современности, я скажу, что, по моей концепции, преимущество пассионарного напряжения стоит на стороне Советского Союза и входящих в него братских народов, которые создали систему, относительно Западной Европы молодую, и поэтому имеют больше перспектив для того, чтобы устоять в той борьбе, которая время от времени с XIII века возникала и, видимо, будет возникать и дальше». Л. Н. Гумилев и своим научным творчеством, и своей жизнью преподал нам урок оптимизма. Еще не вечер. Руки опускать рано. Будущее зависит от нас.
Считаю приятным долгом поблагодарить А. А. Акаева, обратившего мое внимание на форум, посвященный столетию со дня рождения Л. Н. Гумилева, А. В. Бондарева — за очень интересное и содержательное обсуждение проблемы этногенеза, а также — В. Г. Комарову, А. В. Подлазова и Д. С. Фаллера — за помощь в оформлении текста.
Работа была выполнена при финансовой поддержке РГНФ (проект 08-03-00203) и РФФИ (проект 12-06-00402).
Литература
1. Лавров С. Б. и др. Лев Гумилев: Судьба и идеи. 3-е изд. М.: Айрис-Пресс, 2008. 608 с.
2. Бондарев А. В. Личность и идейное наследие Л. Н. Гумилева: мифологемы восприятия и проблемы понимания// UNIVERSUM: Вестник Герценовского университета. С. 195-223.
3. Гумилев Л. Н., Ермолаев В. Ю. Проблемы предсказуемости в изучении процессов этногенеза // Пределы предсказуемости / Под ред. Ю. А. Кравцова. М.: ЦентрКом, 1997. С. 236-247.
4. Будущее России. Вызовы и проекты: История. Демография. Наука. Оборона/ Будущая Россия/ Под ред. Г. Г. Малинецкого. М.: ЛКИ, 2008. 264 с.
5. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций/ Philosophy. М.: АСТ, 2003. 608 с.
6. Гумилев Л. Н. История Евразии/ Классика русской мысли. М.: Алгоритм: Эксмо, 2009. 1072 с.
7. Кара-Мурза С. Г. Демонтаж народа. М.: Алгоритм, 2007. 704 с.
8. Мичурин В. А. Теория этногенеза и будущее России / Под ред. Д. В. Житина. СПб.: Филологический факультет, 2008. 232 с.
9. Капица С. П., Курдюмов С. П., Малинецкий Г. Г. Синергетика и прогнозы будущего. 3-е изд. // Синергетика: от прошлого к будущему. № 3. М.: Эдиториал УРСС, 2003. 288 с.
10. Тойнби А. Дж. Постижение истории. М.: Прогресс, 1991. 736 с.
11. Шпенглер О. Закат Европы. Очерки мировой истории. Т. 1. Гештальт и действительность. М.: Мысль, 1998. 663 с.
12. Безручко Б. П., Короновский А. А., Трубецков Д. И., Храмов А. Е. Путь в синергетику: Экскурс в десяти лекциях. 2-е изд. // Синергетика: от прошлого к будущему. М.: ЛКИ, 2010. 304 с.
13. Малинецкий Г. Г. Миры синергетики. Десять лет спустя // Панорама Евразии. 2012. № 1. С. 9-19.
14. Турчин П. В. Историческая динамика: На пути к теоретической истории/ Пер. с англ.; Под общ. ред. Г. Г. Малинецкого, А. В. Подлазова, С. А. Боринской. Предисл. Г. Г. Малинецкого // Синергетика: от прошлого к будущему. М.: ЛКИ, 2007. 368 с.
15. Проблемы математической истории: Основания, информационные ресурсы, анализ данных / Отв. ред. Г. Г. Малинецкий, А. В. Коротаев. М.: ЛИБРОКОМ, 2009. 256 с.
16. Фрумкин К. Г. Пассионарность: Приключения одной идеи. М.: ЛКИ, 2008. 224 с.
17. Чернавский Д. С. Синергетика и информация: Динамическая теория информации. 3-е изд., доп. // Синергетика: от прошлого к будущему / Предисл. и послесл. Г. Г. Малинецкого. М.: ЛИБРОКОМ, 2009. 304 с.
18. Малинецкий Г. Г. Из прошлого в будущее / Турчин П. В. Историческая динамика: На пути к теоретической истории // Синергетика: от прошлого к будущему. М.: ЛКИ, 2007. С. 933.
19. Бак П. Как работает природа: Теория самоорганизованной критичности / Пер. с англ.; Ред. Г. Г. Малинецкий, А. В. Подлазов. М.: URSS, 2013. 256 с. В печати.
20. Кремлев С. Россия и Германия: стравить!: От Версаля Вильгельма к Версалю Вильсона. Новый взгляд на старую войну. М.: ACT, Астрель, 2003. 318 с.
21. Кара-Мурза С. Г. Советская цивилизация. Книга вторая. От Великой Победы до наших дней // История России. Современный взгляд. М.: Эксмо-Пресс, 2002. 768 с.
Н. А. Хренов
идеи л. н. Гумилева на фоне альтернативных парадигм в гуманитарной науке
К сегодняшнему дню сочинения Л. Н. Гумилева изданы, переизданы и прочитаны. Круг его читателей вышел далеко за пределы специалистов. Действовавшие на его книги запреты давно перестали действовать. Между тем еще несколько десятилетий тому назад эти запреты подстегивали к его работам интерес. Правда, может быть, в последние годы волна интереса к сочинениям Л. Н. Гумилева начала спадать. Во всяком случае, на круглом столе, посвященном Л. Н. Гумилеву и проходящему в конце 2011 года в Санкт-Петербурге, С. Н. Иконникова такую мысль высказывала. В это трудно поверить, но даже
