CC BY-NC-ND
193
Теоретическая психология
Г.В. Лобастов
ЛИЧНОСТЬ И ЕЕ ОПРЕДЕЛЕНИЯ (К 90-летию Э.В. Ильенкова)
Рассматриваются фундаментальные определения личности в контексте ее логико-методологического анализа с принципиальной опорой на психолого-логические исследования Э.В. Ильенкова, связанные с его представлениями о природе психического мышления личности. Разворачиваются форма понятия как основное теоретическое условие адекватного психологического анализа и личностная форма как объективно в культурной истории возникающий феномен.
Ключевые слова: личность, безликость, форма понятия, метод, способность, предмет психологии, пространство и время в логике, образ, идеальное, истина, свобода, Э.В. Ильенков.
Кто-то подсчитывал (это тоже своего рода «научное» занятие) и насчитал порядка 250 определений личности (заметим, кстати, что определение есть суждение, выражающее своим содержанием пределы того, что определяют, о чем судят; в этом смысле оно отлично от дефиниции как вербального выражения самого определения). А может, 400. Дивиться не надо, их, этих определений, возможно, еще больше или меньше. Дивиться надо тому, что логика, которая лежит за этими действиями, не подвергается ни малейшему сомнению. Да и как такое сомнение может возникнуть, если эту логику культивируют в школе, если она сознательно господствует в науке, если по ее методе выстраиваются дидактические принципы и создаются педагогические методики. И экспериментальные исследования. Но все-таки даже элементарный ум, сформированный невесть где и невесть как, чувствует, что тут, где сонм мнений, что-то не так. Если бывает так много представлений относительно одного и того же, то ничто не мешает добавить в этот
© Лобастов Г.В., 2014
ряд свое. И все они будут под сомнением. И даже нельзя знать, есть ли среди них истинное.
В науке существуют разные характеристики такого положения дел: эмпирическая логика, поверхностное описание, некритический позитивизм, а у Маркса даже вот иронично-метафорическое - «болото эмпиризма». Это точно: ум, попадающий туда, выбраться уже не может. В.В. Давыдов посвятил не одну сотню страниц детальному обоснованию поверхностности такого мышления. Теоретическое понятие, говорил он вслед за Гегелем, Марксом, Ильенковым, требует переработки всего материала, данного в чувственной эмпирии, логической его обработки. Результатом такой переработки-обработки должна выступить содержательная форма становления и развития всего состава известного, чувственно-данного материала. Именно становления и развития. Все, что дано нам в эмпирии, в мышлении должно получить форму необходимости - даже если наличный факт и выглядит фактом случайным. Все, что есть, имеет под собой причину.
Даже случайная форма. Мышление обязано ее найти. И определить, т. е. понять ее именно как случайность и показать пределы ее действия на собственные (необходимые) свойства изучаемой вещи. Случайное есть то, что не выражает природу вещи. Связь его с необходимыми свойствами предмета может быть самая разная, но предельным выражением случайного является его переход в форму необходимости. Когда случайное становится выражением необходимого. Еще иначе: когда привходящее обстоятельство (случайность) ассимилируется явлением как его собственное неотъемлемое свойство. Что было несвойственным стало внутренне своим (свойство -от слова «свой»). Но переход случайности в необходимость не есть внешнее присвоение, а есть синтез, осуществляемый самой природой целого, предмета. Связь любых противоположных категорий обеспечивается целостностью вещи, они, эти категории, присущи ей как моменты ее бытия, как всеобщие, предельные формы, посредством и внутри которых осуществляется ее целостное бытие. Бытие подвижное, находящееся в движении при всей его целостности, -именно потому, что категории противоречат друг другу.
Это, понятно, есть общее философско-методологическое положение, отражающее общую природу движения любого содержания, конкретное же исследование конкретной вещи как раз и должно развернуть этими (и внутри этих) логически предельными формами (категориями) конкретное содержание исследуемого предмета. Разумеется, это возможно только тогда, когда эти формы являются внутренними способностями действующего субъекта. Даже независимо от того, осознаны они или нет.
Когда все необходимые условия возникновения вещи налицо, когда выявлена необходимая последовательность «прорастания» ее собственных свойств, элементов ее содержания, интересующий нас феномен становится нам понятным, образ его приобретает форму понятия. То есть форму только необходимого содержания; форму, логику необходимой последовательности элементов этого содержания в составе предмета.
Форму, которая поэтому не зависит от субъекта и его сознания, а зависит только от предмета исследования. От субъекта зависит только его движение (со всеми его составляющими) к природе предмета, к его сущностным определениям («определение» берется во множественном числе, поскольку любой предмет ограничен, т. е. имеет пределы, в разных своих свойствах; полнота определения предмета поэтому должна схватить именно эти собственные, необходимые и, следовательно, достаточные свойства вещи в их становлении и предельном выражении), т. е. к тому, как и где эти определения возникают и в чем они находят себя, свой предел. Тем самым достигается истина предмета, истинное знание.
Знание, как мы видим и как подчеркивает Гегель, не есть только голый результат, а результат вместе со своим становлением. Знать истину предмета не значит дать его статичное описание, описание расположения его элементов и свойств в пространстве, результат, каким предмет выступил в наличном бытии, но знать необходимую форму его возникновения и развития. Развития не только до наличного результата в его эмпирическом бытии, но и до его предела в идеальной форме.
Но бытие во времени есть бытие, определенное внутренней логикой предмета. Надо, однако, заметить, что пространственно-временное расположение элементов содержания, сколь бы точно оно ни было выписано, внутренней логики предмета дать нам не может. Такое структурное расположение элементов содержания как раз мы получаем на эмпирическом уровне познания, связанным с наблюдением и установлением эмпирических связей и последовательностей. Которые, конечно же, могут быть весьма обманчивы (как набивший оскомину пример с движением Солнца вокруг Земли), но и необходимы, потому как без обнаружения предмета в опыте его нельзя «увидеть» и в сознании.
Временной разворот предмета - абсолютно необходимый ход познания. Животному время предмета не дано, ибо оно предмет не воспроизводит. Воспроизводит и производит предмет только человек, и для этого ему необходимо знать последовательность модификаций этого предмета. Более того, как понятно, знать надо и
взаимозависимость этих данных во временной последовательности форм. Потому же важно знать и начало предмета, с чего и почему он начинается. Практическое владение вещью определено собственными необходимыми свойствами данной вещи, и время ее бытия (последовательность «метаморфоз» от начала до завершения) «нормирует» и время человеческой деятельности.
Время тем самым становится категорией мышления, а более точно, восприятия, созерцания предмета. Ибо за время (за рамки реально данного в эмпирии) еще надо заглянуть. Надо установить вневременные характеристики (определения) предмета, его силы, потенции, возможности, которые реально (вне образа и независимо от него) как раз и разворачиваются в своей внутренней последовательности, т. е. во времени (а потому и в пространстве). Эти вневременные определения вещи в синтезе целого представляют ее внутреннюю, сущностную (логическую) форму, которую в философии называют чистой, идеальной формой вещи. Будучи вневременной, чистой от чувственности формой (в этом смысле абстрактной, как, скажем для примера, форма пространственно-геометрическая), она «порождает» реальное бытие этой вещи.
Этот «идеализм», т. е. порождение чистой формой реального бытия, легко снимается пониманием того факта, что идеальное, чистое содержание вещей есть лишь способность исторически действующего субъекта, человека, выявляющего всеобщие формы бытия и действующего по их логике. Иначе говоря, идеальная чистая форма опосредует мое реальное преобразовательное движение внутри любого особенного объективного содержания. Я действую на ее основе и согласно ее логике.
Всеобщая идеальная форма деятельности общественно-исторического человека и есть мышление. Каким способом я реально преобразую вещь, таким же способом я преобразую и ее чувственный образ, субъективную картину, данную мне в эмпирическом опыте. Я действую в образе и с образом, меняю, преобразую его согласно ее логике - как она дана моей субъективности. Эта логика списана мной не с формы единичной вещи, объективно данной мне в опыте, а есть присвоенная моей субъективностью форма (логика) культурно-исторической общественной деятельности человека с этой вещью. Это форма моей работы с вещью, но форма, развитая в истории и представленная в моей субъективности как моя собственная способность.
Такова и есть идеальная форма. Поэтому мышление представляет собой вневременной процесс, оно не имеет чувственно-эмпирических определений. Но идеальная форма ориентирует реальный процесс человеческого дела, которое преобразует и создает
вещь на основе этой формы. С античных времен она понимается как идея (Платон).
Что эмпирическому индивиду для познания (мышления) чего-либо необходимо время, так это банальность: как эмпирический индивид он и пребывает во времени, в условиях эмпирического бытия. Кстати, именно мерой полноты идеального образа действительности (т. е. всеобщей категориальной формой бытия, представшей формой его личностных способностей) измеряется и временной характер его постигающей деятельности. Без полноты этого образа нельзя понять и ощущение «божественного» откровения, и интуиции, инсайта, воображения и т. д. Психика безжизненна, недееспособна, если душа пуста.
Мыслить предмет в категории времени - это значит увидеть невидимые формы предмета, разворачивающие его фактуру (совокупность его рядоположенных форм, модификаций), знать формы прошедшие и формы будущие, т. е. те формы предмета, которых в реальной чувственности нет. И знать их объективную взаимосвязь. Объективную, т. е. независимую от связей, производимых нашей головой (сознанием), а осуществляющуюся необходимо в самой действительности.
Последовательность форм предмета, абстракция которой и есть время этого предмета, фактически может быть дана одновременно в пространственных формах его существования. Поэтому познание обязано в одновременно сосуществующих формах одного и того же предмета увидеть их внутреннюю последовательность, их логическую связь, ближайшим образом причинно-следственное отношение.
Субъективная позиция познающего индивида, как она фиксирует себя в эмпирии, разумеется, может выбрать любую «стратегию» познания - из числа доступных его представлению. И даже в этом выборе мнить себя свободным. На самом же деле это познавательное движение в суть предмета, т. е. метод, не зависит от субъекта. Метод, говорит Гегель, есть не что иное, как движение самого содержания, движение самой сути дела, собственная форма его развития. Поэтому, с какой стороны к предмету ни подходи, какой подход, какой метод ни подбирай, если пробиться к природе предмета не удается, то винить тут надо только себя. И помнить, что свобода (хоть в познании, хоть в бытии) - это не выбор чего надо из того что есть, а движение к цели, удерживающее в своей форме природу (необходимую форму бытия) всех обеспечивающих это движение обстоятельств. Желая познать вещь, мы должны совпасть с ее в-себе-бытием. А желая ею управлять (использовать), мы, зная
ее истину, не ломая ее в своем произволе, преобразуем в форму, согласующуюся с нашей целью. Все, что не выражает необходимый момент удержания целого, хотя и может оказаться эмпирически-пространственно связанным с этим целым, к содержательной стороне понимания этого целого отношения не имеет. Так работает мышление, и оно видит совсем не то, что лезет в глаза.
Познать, скажем, психику можно, только показав фундаментальное отношение, порождающее своим движением все феномены (функции) психического. Например, анализ отношения сознания и бессознательного, воображения и мышления и т. д. принципиально ничего нам дать не может, пока четко не определена природа психического образа вообще, в его изначальной, элементарной и необходимой форме. Развитие функций этого образа, как сознательных, так и бессознательных, зависит, связано и даже тождественно развитию его реального основания, того, что с необходимостью порождает этот образ - и именно как необходимую всеобщую форму-функцию в развитии своего основания. Здесь следствие переходит в причину. Более точно - уходит в основание. Поэтому анализа причинно-следственного отношения и недостаточно для понимания природы психики.
В анализе психики первый вопрос, который требуется поставить: для чего? Целевая причина, конечно, прерогатива человеческой деятельности, но везде, где мы имеем психический образ, в объяснении этого образа мы не можем опираться только на то, что позади. Здесь сходятся в единство определение и предопределение, прошлое и будущее, здесь действие причинных связей опосредовано (и потому обусловлено) их, причинных связей, собственным образом до их реального действия. Реальное бытие неосуществимо, пока не возникает образ - функция самого бытия, обеспечивающая связь и целостность действия.
Действие в образе дано до самого действия. Это и есть условие осуществимости самого реального действия. Поэтому-то образ удерживает необходимый для действия временной разворот обстоятельств, детерминирован (определен, причинен) как прошлым, так и будущим, как сущим, так и должным. Основание психического образа вообще лежит поэтому в природе целостности, которая разрушается, если не возникает функция идеальной связи внутри осуществляющегося бытия. А развитие психического образа на определенном этапе где-то (а где и что это за этап - специальные вопросы конкретного исследования) порождает мышление как развитую форму понимания и внутренней организации образа действительности.
Форма мышления - и не только как психического феномена, но как культурно-исторической идеальной всеобщей формы деятельности общественного субъекта - была глубоко проанализирована Э.В. Ильенковым, стала теоретическим основанием педагогической практики воспитания слепоглухонемых, т. е. воспитания в тех условиях, где без понимания природы мышления бессильны все потуги немыслящего сознания. Знать значит уметь сделать, говорил Спиноза. А уметь сделать значит знать.
С формально-логической стороны мы имеем здесь, в спинозов-ской мысли, правильное (выполненное по правилам логики) определение - и знания, и умения: субъект и предикат суждения здесь совпадают по объему. Но мы уже знаем, что любое определение есть некий результат, а процесс его становления, в данном случае процесс отождествления знания и умения, здесь не показан. Но указан. Это дело, деятельность. В философии Спинозы, разумеется, это не голая мысль, а развернутая форма понимания сути мышления. Наследуя классическую традицию в философии, естественно, включая сюда и философию Спинозы, Э.В. Ильенков блестяще показал, откуда берется ум, мыслящая способность человека. Его работа со слепоглухонемыми детьми сосредоточила в себе все начала и концы исторических философских идей. Без теоретического их удержания личность никогда бы не родилась в телесных функциях слепоглухонемых и тем более никогда бы адекватно не была осмыслена. Знаменитая статья Э.В. Ильенкова «Откуда берется ум» подытожила эту работу. А потом трактат «Что же такое личность?» поставил точку на всех попытках давать далекие от ума определения личности.
Образ универсально развитого человека, не ограниченный никаким заранее определенным масштабом развития человеческой индивидуальности (Маркс), является сознательной мерой развития личностной формы. Но это мера не только культурно-историческая, она столь же и социально-психологическая. Без удержания этой меры в сознании вряд ли теоретические исследования в психологии и ее исследования экспериментальные не пойдут по ложному пути. Если мерой человеческой личности будет выступать обобщенный эмпирический материал, то легко понять, что критерий личностного бытия будет меняться от эпохи к эпохе. Умствующий ум ученого найдет к этому тысячу аргументов, чтобы показать относительность любого исторического образования и защитить свой методологический релятивизм. Тогда немудрено, что форма безликости, как наиболее распространенная, будет господствовать под образом личности. Разумеется, безликость тоже есть лицо, отражающее и выражающее общественную культурно-историческую действительность. Как свой-
ство индивида, она порождена тем же основанием, которым порождается и личность в ее истинном понимании. Э.В. Ильенков пишет: «...чтобы понять, что такое личность, надо исследовать организацию всей той совокупности человеческих отношений, конкретной человеческой индивидуальности ко всем другим таким же индивидуальностям, то есть динамический ансамбль людей, связанных взаимными узами, имеющими всегда и везде социально-исторический, а не естественно-природный характер»1.
Но социально-исторический характер отношений людей - это форма их деятельной взаимосвязи, создаваемая их коллективным трудом и внутри этой трудовой, общественно-исторической деятельности существующая. Поэтому исследовать социально-историческую форму взаимосвязи людей нельзя без анализа сущности самой трудовой деятельности. И именно здесь, в общественной орудийно-трудовой предметно-практической деятельности, возникает необходимость идеального удержания ее состава и действий на основе этого идеального образа. В этом и заключается основание личностной формы бытия, а развитие ее всеобщих определений суть развитие этого основания.
Кажется, нетрудно понять, почему предметом психологии Ильенков называет именно личность, а не просто психику в любой форме ее целостности, в любом составе ее функций. Ведь психический образ, возникновение которого так детально-обстоятельно им исследовано в рукописи «Психология»2, сколь бы широко и глубоко ни был развит, ничего не стоит вне личностного бытия субъекта, живой человеческой индивидуальности. В реальной действительности психический образ и живет как идеальное функциональное отношение внутри активной деятельности человека. И вне анализа этой деятельности в своей природе и существе этот образ понят быть не может.
Именно поэтому без понятия личности любое психологическое исследование любой психической функции много истины не даст. Точно так же, как не даст этой истины и неадекватное представление о личностной форме бытия, лежащее в предпосылке исследовательской деятельности психолога.
Выявить действительные зависимости внутри социально-исторического бытия и отличить их от зависимостей видимых и кажущихся необходимо именно потому, что это дает возможность не только понять форму личностного бытия, но и формировать личность на основе истинных форм действительности, сознательно создавая условия превращения их в субъективные способности. Где нет истины, там нет личности. Личность определяется не условиями ее внешне-эмпирического существования, а категориаль-
ным составом всей действительности. Фальшивое бытие личность не порождает. Поэтому для психологии и опасно эмпирическое обобщение в попытках понять, что такое личность.
Разумеется, личность - не простой «рефлекс» истинных форм действительности. Превращение всеобщей формы движения и развития действительности в субъективную способность есть собственное определение личности. Только в личности знание и бытие - одно и то же. Потому что личность владеет не только знанием истины, но и истинным бытием. Она сама есть истина, потому что ее деятельность соответствует всеобщей логике развития действительности. Она порождает и несет в себе трагический момент истории человека и умеет разрешать ее самые глубокие противоречия. Именно поэтому личность имманентно содержит в себе творчество.
Истинная (не фальшивая) личность всегда наследует полноту внутренней логики социально-исторической действительности и одновременно творит, развивает ее. Такая личность есть «мера всех вещей» (Протагор). Потому что измерение здесь осуществляется не сознанием индивида и не его природными определениями, а всеобщей идеальной формой самих вещей, представленных в общественно-исторических формах деятельности человека.
Мера личностного развития лежит в способности разрешения противоречия сущности и существования человека. Вне этой способности, при любом развитии всяких прочих «свойств и качеств», индивид оказывается лишь зависимым, адаптированным индивидом - со всеми вытекающими отсюда иллюзиями сознания и самосознания. Здесь порождаются манкурты с самосознанием ясновидцев, одномерные люди с ощущением гениальности и др.
Конкретно-историческое основание всех коллизий становления и бытия личности, уже, пожалуй, понятно, лежит в разделении труда и различных формах ее (личности) отчуждения. Отчуждение человека от материальных и духовных условий его деятельности есть тем самым и отчуждение его от его собственной сущности, от формы личностного бытия. Исходные отношения общественно-исторической действительности в своих превращенных формах представлены в различных сферах человеческого бытия.
Представлены они и в организации системы общественного воспитания. Последняя концентрированно выражает собой, своей структурой, организацией, иерархией и распределением функций тот тип отношений людей, который господствует в обществе. Именно собою, своим реально ощутимым бытием, а далеко не только формой, содержанием и объемом предлагаемых ею знаний воспитательно-образовательная система и представляет эту социально-историческую
действительность. Но задача заключается в том, чтобы объективные категории бытия, проявляющиеся в движении общественных форм, в сфере воспитания были представлены не только как стихийно-эмпирически усваиваемое и здесь же реализуемое мышление, а как предмет сознательной деятельности. Ведь подлинной свободы человек достигает тогда, когда становится сознательным субъектом своих общественных отношений, т. е. когда становится способным изменять, преобразовывать свою собственную сущность со знанием ее внутренней объективной логики. Иначе говоря, когда становится причиной самого себя. Свободным.
Культурно-историческая действительность - это пространство человеческой духовности, форма развития и бытия всеобщих определений человека, формой синтеза которых и является человеческая личность. Поэтому смыслом истории является личность, развитие личностной формы человека.
Личность возникает как свободное начало бытия, т. е. начало, не положенное в своем движении никакими внешними причинами, а само себя причиняющее. Легко понять, что это сложнейшая диалектическая проблема, и без уроков ее анализа в истории человеческой культуры разобраться в ней невозможно. Хотя и кажется, что свобода известна каждому, поскольку намеками она представлена уже в любой элементарной произвольности и мы ощущаем в себе ее бытие и меру. Но на обыденное представление сознательное действие опираться не может. Требуется понять.
Определенность всех действий человека вытекает из понятия. Потому требуется понять само понятие. Категориальный состав мыслящей способности Кант считал условием опыта. Школа такое условие, которое Гегель, кстати, возводит в ранг субъекта, и должна формировать. Это значит, что, формируя понятие, понимающую способность, школа формирует действительного субъекта, способного к самоопределению в деятельности, к определению всех ее составляющих моментов. Легко видеть, что именно школа является экспериментальной площадкой для психологии. Напомню спинозовское: знать - это уметь сделать. Психология доказывает свои истинность и дееспособность только формированием заранее определяемых способностей индивида. И в первую очередь личностных. Иначе говоря, не «сапоги тачать», а свободно определять себя в творчестве любых человеческих форм.
Именно условием и основанием творческой преобразующей деятельности выступает понимающая способность, форма понятия как логическая категория. Первоначально понятие выступает всего лишь особенной точкой зрения на предмет, задаваемой односторонностью и
неразвитостью позиции индивида. Это то, что каждый фиксирует как «свое мнение». Но свое мнение только тогда обнаруживает момент истины, когда оказывается формой обнаружения всеобщего содержания соответствующего предмета. Обнаружить для себя всеобщее содержание понятия невозможно иначе, как только через деятельное освоение предмета этого понятия в общественной форме.
В общественной форме - значит в контексте совместной с другими деятельности с этим предметом. Здесь предмет проявляет себя не только через акты моего действия с ним, но и через действие каждого, и мое совмещение формы действия с формой действия другого означает увидеть предмет глазами другого, увидеть его не с одной, моей, стороны, но всесторонне. В контексте этого общего дела предмет не просто проявляет себя всесторонне, но и обнаруживает свою собственную логику, свою, не поддающуюся субъективной форме действия, природу. Такая логика и навязывает себя действию субъекта. И вместе с тем предмету в этой человеческой коллективной деятельности с ним задается такая форма движения, которая, не противореча его собственной логике, выражает собой общественно-человеческий смысл, человеческие потребности, ради которых он и был вовлечен в дело и оказался способным этому делу помочь и эти потребности разрешить. Предмет здесь высвечивается с точки зрения общего дела, и индивид вынужден, будучи участником дела, присваивать всеобщую точку зрения на предмет, вынужден отказаться от «своего мнения» либо встроить его в общее понятие как «единство многообразного» (Гегель).
Помните, в начале статьи я ехидничал по поводу множества определений личности? Но ведь к этому делу эмпирического описания личностных проявлений в наличной действительности требуется отнестись и серьезно. Понятие развивается исторически, как результат постигающей деятельности, но также и потому, что развивается его предмет. В этом развитии свойства (функции, способности) личностного бытия возникают, формируются, обнаруживаются в активных формах общественного бытия, обособляются здесь в идеализированных, идеальных формах. И приобретают «внешний», объективный, независимый от сознания, но в сознании отраженный, устойчивый характер. Эти личностные свойства и улавливаются наукой и включаются в определение понятия. Другое дело, что здесь еще формы понятия нет и найденные личностные свойства, включаемые в различные определения личности, - всего лишь эмпирический материал, требующий теоретического обобщения. Обобщения не по принципу сходства, а по принципу выведения всех обнаруженных наукой свойств личности из их единого основания.
Личностная форма - это не синоним понятия личности. Личностная форма создается историческим развитием и существует как форма объективная и всеобщая. Она задается индивиду как необходимая форма его индивидуально-субъективного бытия. Как, собственно говоря, задается и форма безликости, здесь же, в историческом развитии, отработанная. Эту форму надо освоить и присвоить. Индивид вообще в качестве человека существует только через эту всеобщую форму, а всеобщая форма, как легко понять, реализуется в индивидуальном действии. В идеальном случае они должны совпадать. Иначе говоря, полнота личностного развития должна совпадать с полнотой развития общественного.
Поэтому-то индивид выражает собой и собой представляет общественное бытие, деятельную культуру общества, и представляет тем полнее и глубже, чем шире его активная позиция, чем больше отработанных форм общественно-исторического бытия он сможет присвоить, т. е. освоить и сделать своими формами. Эта культура и определяет лицо индивида.
Скажем, принципы буржуазно-капиталистического общежития активно формируют определенные этим общежитием способности, и сама личность тут оказывается случайностью. Ибо не согласуется с природой господствующей формы бытия. Но личностная форма в контексте культурно-исторического бытия есть. Она сформирована, хотя и не задана. Став мотивом индивидуального развития, она входит в трагическое противоречие с безликими формами бытия буржуазного общества. Состав этих противоречий глубоко отражен и воспроизведен и в философии жизни, и в экзистенциализме, и в постмодернизме. Не говоря уже об искусстве, которое даже раньше философии чувствует трагизм того бытия, в которое попадает индивид. Психологии, конечно же, не стоит забывать все эти культурно-исторические проработки самосознания человечества.
Но смысл культурно-исторического развития человека, однако, заключается в том, чтобы именно личность превратить в принцип бытия. Такая позиция все наличные формы сводит на уровень преходящих, ставит их в зависимость от личностного развития. Личность становится самоцелью. И поэтому развитие ее тут может мыслиться только как не имеющее пределов. А потому и адаптация (социализация) индивидуального бытия к существующему принципу социальной действительности не может быть нормой личностного отношения к действительности: личность всегда меняет, преобразует наличные условия, творит их в соответствии с интересами своего собственного развития - и потому личность свободна.
Когда такая фаза наступает в истории - это вопрос особый. Тем более это не вопрос психологии. Урок по этой теме надо брать у Платона, Гегеля, Маркса. А в образовательном процессе это можно сделать в той мере, в какой возможно условия школы превратить в условия личностного развития и в этом образе их удержать.
Педагогическими условиями должна быть задана форма понятия (замечу, что форма понятия и понятие - это не одно и то же). Но этой же формой должна быть организована и школа. А не принципом буржуазной действительности, прагматизм которой враждебен личностному развитию. Капиталистическая организация общественного бытия превращает отчуждение в свой собственный принцип. Изолированный и изолирующийся индивид здесь лишь объективно-насильственными формами удерживается в единстве с другими, поэтому чувствует и знает себя отчужденным и зависимым от других. Всякий другой выступает в форме внешнего условия моего индивидуального существования. Поэтому он покупается. Поэтому и я продаю только то, что в моем сознании отделимо от моего Я, которое я стараюсь сохранить как свое собственное убежище. Эта человеческая «ненорма» как факт востребует великих усилий психолога, чтобы найти способы придать самосознанию видимость разрешенных противоречий. Фрейд нашел сферу, куда прячется бессильное человеческое Я, и создал очаровавший мир способ согласия «пришибленного» этим миром индивида с самим собой.
Любой педагог хорошо знает, что личность ученика несводима ни к какой-либо особенной способности (музыкальной, математической, языковой и т. п.), ни к их совокупности. Он понимает, что за всем множеством знаний, умений и навыков скрывается то самое неуловимое, которое в личности представлено как Я, как самая великая загадка мира, как Я, способное взять на себя груз и силу субъектности. И которое может адекватно существовать только через развитие универсальных способностей человека.
Эмпирический метод в психологии модифицирует себя самым разнообразным способом. Его описательно-фактологический характер по необходимости требует некоторого синтеза найденного материала, который и организуется рассудочными формами в некоторые «структуры». Но структура личности - это самообман здравого смысла, правда, давно освященный авторитетом науки. «В этом и заключается та чуждая разума сторона, которая этой формой рефлексии и рассмотрением духа как множества сил вносится как в него самого, так и в природу. Все, что в его деятельности может быть различено, удерживается как самостоятельная определенность, и дух превращается, таким образом, в закостенелый, меха-
нический агрегат (Sammlung). При этом совершенно безразлично, будет ли вместо способностей и сил употребляться выражение - деятельности. Изолирование деятельностей равным образом превращает дух в некий агрегат, и их взаимное отношение между собой рассматривается при этом как внешнее, случайное отношение»3.
Сознание же, для которого не существует идолов здравого смысла и которое критично в отношении структуралистских «заходов», давно указывает на принципиальную неделимость личности, отсутствие в ней «структурных элементов» и частей. Личность как целостность не распадается на части. Или, если сказать иначе, она в каждой своей «части» тождественна самой себе, а потому и «ее структурные элементы» - всего лишь ее собственные «органы» и функции, посредством которых она осуществляет себя. Она, личность, есть всегда интегральное качество, синтезируемое моментом субъектности в пространстве реальной деятельности человека. Поэтому и формируется она именно в этом пространстве деятельности, имеющем всегда общественный культурно-исторический смысловой характер. Но никак не через обособленное специальное развитие ее «частей» - без понимания целого.
Личность неделима даже тогда, когда она «раздваивается». И раздвоенная, и даже растроенная личность в каждом из различенных своих образов находит себя как Я, как нечто неразделенное и себе идентичное. Раздвоение личности, понимаемое в психиатрии как болезнь, имеет место только там, где индивид не может произвольно удержать себя в особой определенности, соотносимой с его реальной биографией. Но не в том, что личность раздваивается.
Ибо «размножение» личности есть столь же реальный факт, как и ее самоидентификация. Однако факт этот есть скрытый от сознания момент, который, однако, легко эмпирически фиксируется. Это есть наша способность смотреть на вещи глазами другого человека. Это наша способность «перемещаться» в образ другого, занимать позицию другого. Это наша способность делать свой принцип принципом поведения другого, «отчуждать» себя и обнаруживать себя в другом. В свободно-творческой атмосфере бытия мое Я вездесуще, способно занимать любую позицию - точно так же, как любая другая позиция оказывается условием, принципом и целью моего действия. Но это вездесущее Я нигде не утрачивает себя - свободно полагающей себя субъектности.
Объектом психиатрии индивид становится, если такое «перемещение» им начинает осуществляться непроизвольно, без внутренней свободы, но и без внешнего насильственного причинения. Артист, воплощающийся и перевоплощающийся в образах, не есть
сумасшедший только потому, что он делает это свободно-произвольно и нигде, ни в одном из образов не теряет себя, тождества себя самому себе. Случись такая утрата, и мы бы без помощи медицины легко фиксировали сумасшествие. В отличие от гипноза, где гипнотизер как раз и «сводит» нас с ума, лишает личностной определенности и начинает управлять деятельностью наших «частей», органов и функций. Они перестали быть нашими, ибо нас уже нет, ибо мы сведены с ума, утратили личностную позицию. Гипноз и возможен-то только потому, что нейтрализуется личность.
Поэтому социальная шизофрения начинается там, где действительность оказывается чуждой личностному бытию и развитию. И как легко понять, эта шизофрения не выступает объектом психиатрии только потому, что здесь за образ нормы принимается та или другая личностная недоразвитость, встроенная в особую позицию бытия. Или вообще безликость. Иначе говоря, психиатрия тут не видит своего предмета только потому, что «размноженная» личность в условиях разделения и отчуждения труда фиксирована в устойчивых определениях самого бытия. И в этих определениях закреплена в общественном сознании. И индивид к медицине обращается только тогда, когда, вынужденный реально перемещаться в другой образ и не будучи способен это сделать, теряет ориентацию в жизненно-смысловом пространстве и тем самым разрушает свою психику.
Но вот что интересно. Пока я обладаю способностью только выражать собой позицию другого, позицию согласия с другим, до тех пор, надо признать, я не обладаю собственным Я. Однако я не вижу, что я «размножаюсь», наоборот, я очень хорошо себя идентифицирую. В этом своем «многообразном» бытии я един. И единство это определено способом моего бытия, моего поведения - формой отождествления себя с любой позицией. Если я из формы этого отождествления не выхожу и нахожу себя в ней «у себя», то это, следовательно, и есть мое Я, не несущее в себе ни одного личностного определения - кроме «свободы выбора» очередной позиции.
Следует признать, что эта способность выбора и есть мое действительное «я» - в отличие от кажущегося в самосознании. Но в своей самоидентификации я не замечаю своего тождества с другим, не замечаю, что моя позиция есть всегда позиция другого, она есть «перманентный плагиат». И психология с серьезным видом изучает подражание и пример как формы интериоризации объективного содержания, незаметно для себя подменяя личность безликостью. Но эта безликость нигде и никем не понимается как культурно-историческая болезнь, это даже культивируется в качестве «личностной» нормы, выражаемой в различной терминологии: легитимность, толерантность и т. д.
Именно на этой почве противоречие личностного бытия легко разрешается в сумасшествие. Выработанный историей объективный мотив личностного бытия сталкивается с активным противодействием ее формированию и развитию. И эта социальная шизофрения легко превращается в шизофрению медицинскую, «завязывается» на индивидуальное телесно-психическое бытие.
Учитель (и психолог в формирующем эксперименте) должен научить другого (ученика) адекватному действию в любой жизненной ситуации, т. е., иначе говоря, сформировать у него универсальную способность действовать в любой ситуации сообразно ее человеческому смыслу. В знании (в образе - в широком смысле этого слова) должен открываться способ действия человека в объективных условиях. Другими словами, если я знаю предмет, то я, следовательно, знаю все возможности его, предмета, объективного движения. Движения в пространстве и времени не только физического бытия, но и бытия социально-экономического и культурно-исторического. И внутри идеального образа выстраиваю конкретную траекторию движения к цели - в сопряжении со всеми условиями ее осуществимости.
«Силовыми линиями» культурно-исторического бытия захватывается любой акт индивидуального поведения. Невидимым образом они определяют и всю траекторию движения (судьбу) человека. То, что образует личность индивида, первоначально находится вне его, распределено в деятельных способностях других людей, и только в совместной деятельности с этими другими людьми происходит освоение существующих способов культурной деятельности и тем самым их присвоение. Это и есть процесс формирования способностей. Способностей не только предметно-профессиональных, но и личностных: логических, эстетических, морально-нравственных и др. Любая культурно-историческая способность, представлена ли она в чувственной или рациональной форме, выявляется и присваивается индивидом только через контекст его активного вхождения в существующие формы человеческого бытия, общественных отношений.
Примечания
1 Ильенков Э.В. Философия и культура. М., 1991. С. 393.
2 Ильенков Э.В. Психология // Вопросы философии. 2009. № 6. С. 92-105.
3 Гегель Г.В.Ф. Соч.: В 14 т. М., 1956. Т. 3. С. 240.
