CC BY
52
«РАВЕНСТВО, СВОБОДА И СПРАВЕДЛИВОСТЬ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ТРАДИЦИИ ФИЛОСОФИИ ПРАВА: ОТ Н.Б. ЧИЧЕРИНА ДО В.С. НЕРСЕСЯНЦА»:
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ СЕМИНАР СЕКТОРА ФИЛОСОФИИ ПРАВА, ИСТОРИИ И ТЕОРИИ ПРАВА
ВАЛЕНТИНА ВИКТОРОВНА ЛАПАЕВА
Институт государства и права Российской академии наук
119019, Российская Федерация, Москва, ул. Знаменка, д. 10
E-mail: lapaeva07@mail.ru
SPIN-код: 1389-8478
DOI: 10.35427/2073-4522-2021-16-6-lapaeva
ЛИБЕРТАРНО-ЮРИДИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ ПРАВА КАК ИНСТРУМЕНТ ОСМЫСЛЕНИЯ АКТУАЛЬНЫХ СОЦИАЛЬНО-ПРАВОВЫХ ПРОБЛЕМ
Аннотация. Современная российская юриспруденция очень слабо использует познавательный потенциал философии права для анализа актуальных социально-правовых проблем. Между тем в отечественной философско-правовой науке есть теоретические наработки, способные существенно помочь не только в осмыслении этих проблем, но и в поиске путей их решения на практике. Речь идет прежде всего о разработанном В.С. Нерсесянцем либертарно-юридическом подходе к пониманию права как явления, выражающего сущностный правовой принцип формального равенства. В советский период этот подход был ориентирован прежде всего на формирование теоретических критериев отграничения права от властного произвола, позволяющих оценивать правовое качество действующего законодательства и нормативного порядка в целом. В постсоветский период основной акцент был сделан автором на поиске путей преодоления властного произвола в решении главной исторической задачи постсоциалистических преобразований — десоциализации социалистической собственности. Под этим углом зрения на базе либертарно-юридического правопонимания им была разработана концепция цивилизма как нового постсоциалистического общественного строя, основанного на выделении равносправедливой доли каждого в реализации социалистического наследства.
Однако научный потенциал этого философско-правового подхода выходит далеко за рамки обозначенных проблем. В статье показано значение данного
подхода для анализа ряда тенденций глобального политико-правового развития, чреватых наиболее опасными для права последствиями. К числу таких тенденций относятся ослабление правового характера государства и его роли как гаранта институциональной формы свободы; отставание глобальной политико-правовой интеграции от процессов финансово-экономической глобализации; технологическая дегуманизация общественной жизни, а в перспективе — и самого человека.
Ключевые слова: право, правовое государство, либертарно-юридическая теория, философия права, В.С. Нерсесянц, принцип формального равенства, глобализация, технологическая дегуманизация, редактирование генома, цивилизм
VALENTINA V. LAPAEVA
Institute of state and law of the Russian Academy of Sciences 10, Znamenka str., Moscow, 119019, Russian Federation E-mail: lapaeva07@mail.ru SPIN code: 1389-8478
LIBERTARY-LEGAL PHILOSOPHY OF LAW AS A TOOL FOR COMPREHENSION OF TOPICAL SOCIAL AND LEGAL PROBLEMS
Abstract. The contemporary Russian jurisprudence does not use properly the cognitive potential of philosophy of law to analyze relevant social and legal issues. Meanwhile, the national philosophical and law science has concepts that are capable of significantly assisting not only in understanding these issues, but also in finding ways to solve them in practice. This is primarily about the V.S. Nersesyants's libertarian-law approach to understanding law as a phenomenon that expresses the essential law principle of formal equality. In the Soviet period this approach was focused on the formation of theoretical criteria for the demarcation of law from arbitrary power, allowing one to assess the law quality of the current legislation and the regulatory order in general. In the post-Soviet period the author focused on finding ways to overcome arbitrary power in solving the main historical task of post-socialist transformations — the socialist property desocialization. From this point of view on the basis of libertarian-legal understanding he substantiated the concept of civilism as a new post-socialist social system, based on giving everyone an equal share in the socialist heritage.
However, the scientific potential of this philosophical and law approach goes far beyond the identified problems. The article shows the importance of this approach for the analysis of trends in global political and law development trends that are fraught with the most serious consequences for the development of law. These tendencies include the weakening of law state as a guarantor of the institutional form of
freedom, lag of global political and legal integration from the processes of financial and economic globalization and the technological dehumanization of social relations and in the future — of the human himself.
Keywords: law, rule of law, libertarian-law theory, philosophy of law, V.S. Nerse-syants, the principle of formal equality, globalization, technological dehumanization, genome editing, civilism
Характерной особенностью современной российской философии права является то обстоятельство, что она развивается «по преимуществу (за редким исключением) в историко-философском плане»1 и отчасти в плоскости осмысления теоретико-методологических оснований философии права как юридической научной дисциплины, т.е. на уровне своего рода гносеологической саморефлексии. В результате познавательный потенциал этой научной дисциплины очень слабо используется для анализа социальных реалий и поиска решения тех актуальных социально-правовых проблем, которые стоят сегодня на повестке дня в стране и мире. А между тем познавательные возможности философии права охватывают всю значимую для социальной практики правовую проблематику: от разработки такой догмы российского права, которая содержала бы в себе критерии отграничения права как меры свободы от произвола (и прежде всего произвола в форме неправового закона и неправосудного приговора), до выбора правовой (в противовес силовой) модели глобального мироустройства.
В этом контексте уместно напомнить, что Ю. Хабермас в интервью журналу «Вопросы философии» счел неактуальной постановку вопроса о том, какой научной школы он придерживается. Если в 60-е гг. ХХ в., отметил он, основные дискуссии в немецкой философии еще шли между научными школами (хотя молодое поколение философов стремилось преодолевать границы философских школ и устанавливало взаимодействие между ними), то к концу 80-х гг. «полемика уже ориентируется на проблемы»2. В наши дни подобная направленность философско-правового дискурса становится особенно востребованной, поскольку мы имеем дело не просто с проблемами, а с вызовами и рисками, порождаемыми изменениями самих основ общественной жизни: по мнению авторитетных наблюдателей, во втором десятилетии XXI в. мир вступил в период столь существенной хро-
1 Нерсеяснц В.С. Философия права: Учебник для вузов. М., 2006. С. 19.
2 Интервью с Хабермасом (вопросы задавал Ю.П. Сенокосов) // Вопросы философии. 1989. № 9. С. 81.
нической нестабильности, региональных и глобальных потрясений, что «речь сегодня идет не столько о развитии, сколько о выживании, не столько о процветании, сколько о безопасности»3.
Эти вызовы и риски нуждаются прежде всего в философско-пра-вовом осмыслении, потому что в судьбах права, как писал В.С. Нер-сесянц, «сконцентрированы все болевые точки нашего прошлого, настоящего, нашего трудного движения к будущему»4. Он говорил главным образом о России, но этот тезис имеет, конечно, более широкий смысл: ведь понятием права в либертарно-юридической философии В.С. Нерсесянца охватываются наиболее значимые для каждого человека ценности — свобода, равенство и справедливость, которые составляют квинтэссенцию разумных начал социальной жизни всего человечества. В рамках этого подхода право трактуется как явление, выражающее сущностный правовой принцип формального равенства, содержание которого представлено «единством трех подразумевающих друг друга сущностных свойств (характеристик) права — всеобщей равной меры регуляции, свободы и справедливости»5. При этом под правом понимается «соответствующая требованиям формального равенства система норм, установленных или санкционированных государством и снабженная мерами государственного принуждения»6. Таким образом, право как нормативная форма свободы (т.е. правовой закон) предстает в качестве результата деятельности правового государства как институциональной формы свободы.
Что касается России, то в текущем 2021 г. страна минует 30-летний рубеж с момента роспуска КПСС и распада СССР, т.е. с момента официального крушения социализма, — срок более чем достаточный для философско-правового осмысления сути произошедших в стране перемен и понимания причин, по которым социально-экономические и политико-правовые процессы пошли не так, как было задумано или продекларировано. Либертарно-юридический подход к пониманию права, разработанный В.С. Нерсесянцем7 в советский и постсоветский пери-
3 Кортунов А. Неомодернизм как отрицание постмодернизма. URL: https:// www.russiancouncil.ru>AHäraTHKa и шмментариш.../ot-postmodernizma-k... (дата обращения: 12.07.2021).
4 Нерсесянц В.С. Наш путь к праву: от социализма к цивилизму. М., 1992. С. 4.
5 Нерсесянц В.С. Философия права: либертарно-юридическая концепция // Вопросы философии. 2002. № 3. С. 4.
6 Нерсесянц В.С. Философия права: Учебник для вузов. С. 54.
7 См.: Нерсесянц В.С. Философия права: либертарно-юридическая концепция. С. 3-15.
оды в качестве философской альтернативы господствующему в нашей правовой теории и практике юридическому позитивизму, выполнил эти задачи. Во-первых, он дал теоретически последовательные и поддающиеся конкретизации на уровне юридической догматики критерии отграничения права от властного произвола, которые необходимы для оценки правового качества формирующегося в постсоветский период нормативного порядка. Эти критерии позволяют высветить правовые дефекты нормативной регламентации и понять, насколько «не так» осуществляется правовое регулирование в той или иной сфере, т.е. насколько оно отклоняется от правового стандарта качества права как равенства людей в их свободе. И, во-вторых, этот подход заложил фило-софско-правовые основы, на базе которых была разработана концепция цивилизма8 как нового постсоциалистического общественного строя, позволяющая с позиций диалектики всемирной истории объяснить, что именно блокирует нормальное правовое развитие постсоциалистической России9.
Значение либертарно-юридической теории для осмысления правовых проблем глобального уровня не столь очевидно, поэтому мы остановимся на нем подробнее. Возьмем для анализа несколько взаимосвязанных ключевых тенденций, которые несут в себе наиболее опасные риски для правового развития человечества. К их числу на данный момент относятся: 1) ослабление роли государства как га-
8 См.: Нерсесянц В.С. Национальная идея России во всемирно-историческом прогрессе равенства, свободы и справедливости. Манифест о цивилизме. М., 2001. Идея цивилизма (от лат. civis — гражданин) как нового общественного строя, который мог бы сложиться на базе правовой десоциализации социалистической собственности, гарантирующей каждому гражданину равную долю доходов от капитализации общенародного достояния, является результатом применения гегелевской диалектики к осмыслению опыта реального социализма. Теоретическая возможность новой формы собственности на средства производства — индивидуальной (но не частной, которая по природе своей может быть лишь у некоторых) — и нового типа права (прирожденного и неотчуждаемого права на долю в общей собственности всех граждан страны) открывает перспективы для диалектического синтеза капитализма и социализма.
9 Согласно концепции цивилизма именно нелегитимность системы собственности, сложившейся по итогам неправовой (и, соответственно, несправедливой) приватизации, является главным фактором, препятствующим нормальному развитию всех сфер общественной жизни постсоциалистической России. См.: Лапае-ва В.В. Право и правовое государство в постсоциалистической России: состояние и перспективы развития // Социс. 2016. № 7. С. 66—77: она же. Социализм как закономерный этап всемирно-исторического процесса: с позиций концепции цивилизма В.С. Нерсесянца // Вопросы философии. 2017. № 7. С. 44-56.
ранта институциональной формы свободы; 2) отставание международной, наднациональной и глобальной политико-правовой интеграции от процессов финансово-экономической глобализации и 3) технологическая дегуманизация общественной жизни, а в перспективе — и самого человека.
1. С точки зрения заложенной в основу либертарно-юридической теории концепции правового закона, которая исходит из идеи концептуального единства права и правового государства, ослабление правового характера государства в ситуации неразвитости наднациональной демократии чревато подрывом правовых основ нормативного порядка. В современных условиях явно выраженная тенденция к ослаблению тех функций государства, которые выражают его правовую природу как институциональной формы свободы, обусловлена рядом факторов внутринационального и международного характера.
На национальном уровне главным фактором является утрата государством роли посредника в общественном договоре между трудом и капиталом вследствие финансово-экономической глобализации. Крупный капитал, став транснациональным, освободился от прежней зависимости от национального государства, сбросив с себя таким образом бремя социальной ответственности. Параллельно с этим идет процесс утраты значительной частью работников прежней связи с государством в результате перехода их в ряды прекариата10, т.е. людей без стабильной занятости и социальных гарантий11. Более того, уже в обозримой перспективе многие могут и вовсе лишиться работы в ходе дальнейшей автоматизации и роботизации производства12. Если до сих пор, как говорит Ю. Харари, «человеку приходилось бороться с эксплуатацией, то в XXI веке наибольшая борьба будет против бесполезности. И быть неуместным гораздо хуже, чем эксплуатировать-
10 См.: Standing G. The Pecariat. The New Dangerous Class. London, 2011.
11 В России, как и во всем мире, пишет Ж.Т. Тощенко, в конце ХХ — начале XXI в. появился новый социальный класс — прекариат, численность которого «имеет устойчивую тенденцию к увеличению, в том числе и за счет людей, .относимых к среднему классу» (ТощенкоЖ.Т. Прекариат — новый социальный класс // Социс. 2015. № 6. С. 5-6).
12 Применительно к России обнадеживает, к сожалению, лишь то, что доля нашей страны во внедрении роботов в различные сферы составляет 0,1% от мирового объма. См.: Выступление с.н.с. лаборатории инновационной экономики Института Гайдара С. Земцова в эфире «Радио 1». (опубликовано 31.08.2020). URL: https://www. radio1.news>article...o...vo-vnedrenii-robotov-48190 (дата обращения: 11.09.2020).
ся»13. Все эти факторы существенно ослабляют позиции работников (и особенно тех, кто лишился или может лишиться работы) в том общественном договоре, который лежит в основе современной правовой государственности, подавляя таким образом социально-политическую активность людей. В связи с этим показательно, что даже социал-демократические правительства западных стран уже провозглашают в качестве приоритетов государственной политики не социальную справедливость и общественное благосостояние, а конкурентоспособность своего населения в глобальном мире14, где в начале XXI в. развернулась жесткая конкуренция между разными моделями социально-экономического и политико-правового устройства общества.
В настоящее время на смену доминировавшей в XX в. идеологии общественного договора о социальном государстве между трудом и капиталом приходит идея договора о безусловном базовом доходе15 между экономически успешной и экономически несостоятельной частями общества. Однако такой договор, в котором многие специалисты видят единственный выход из назревающего социального кризиса, может не состояться из-за слабого интереса к нему со стороны среднего класса как одной из договаривающихся сторон (элита в таком договоре и вовсе не заинтересована), а также из-за ослабления, размывания и расслоения самого среднего класса, который всегда был главной опорой права. Даже если в экономически развитых странах идея безусловного базового дохода будет реализована16, это станет итогом не правового договора между равными, а неправового по своей природе акта милосердия, т.е. «жестом доброй воли» со стороны поли-
13 Харари Ю. Как выжить в XXI веке? Выступление на Международном экономическом форуме в Давосе (2020 г.). URL: https://www.zen.yandex.ru/media/ futurycon/ (дата обращения: 11.09.2020).
14 Хэлд Д. Интервью газете "Die Zeit". URL: https://www. socialistinfo.ru>apriori/ 621.html. (дата обращения: 14.08.2020).
15 На возможность подобного «общественного договора», судя по всему, рассчитывает один из главных идеологов базового дохода Г. Стендинг, когда трактует такой доход как инструмент социальной справедливости, который отражает социальный или коллективный по своей сути характер общественного богатства (Standing G. Basic income. And how we can make it happen. London, 2017. URL: https:// www.goodreads.com/book/show/32887592-basic-income (Part 2) (дата обращения: 22.08.2021).
16 Анализ перспектив реализации этой идеи с позиций либертарно-юридиче-ского подхода см.: Лапаева В.В. Идея безусловного базового дохода и концепция цивилизма: различия в философско-правовых основаниях // Государство и право. 2021. № 6. C. 99-113.
тико-экономических элит, которые сами будут определять масштабы своей благотворительности. При этом мы будем иметь дело с так называемыми «элитами» постхристианской эпохи, для которых, по авторитетному мнению З. Бауман, характерна «утрата моральной чувствительности»17.
Одним из существенных факторов опасного для правовой государственности процесса размывания среднего класса является рост социального расслоения внутри многих государств мира. Так, в последнем докладе швейцарской финансовой организации Credit Suisse по всем выбранным для анализа странам четко просматривается тенденция к увеличению в 2020 г. по сравнению с 2000 г. коэффициента Джини (индекс концентрации доходов18), а также доли национального богатства, которым владеет 1% населения. Причем по обоим показателям Россия оказывается «впереди планеты всей»: если по коэффициенту Джини Россия (87,8) немного уступает Бразилии (89), то она бесспорно лидирует по показателю доли национального богатства, принадлежащего 1% населения: в России этот показатель — 58,2% (для сравнения со следующими по списку: в Бразилии всего 49,6% а в Индии 40,5%)19.
В ситуации ослабления правового характера современного государства возникает другая негативная для права тенденция: государства пытаются активно компенсировать утрачиваемую таким образом легитимность путем применения силовых регуляторных инструментов, используя при этом возможности новейших технологий. Перспективы движения в наметившемся направлении выразительно демонстрирует опыт Китая по соединению информационных технологий с колоссальными возможностями подавления свободы, которые имеются в распоряжении авторитарного государства. Особенно ярко это проявилось в создании системы тотального контроля за гражданами, по итогам которого рассчитываются показатели, определяющие уровень их правоспособности в рамках механизма так называемого социального кредита.
Причем установление режима цифровой диктатуры — это даже не самая опасная для человечества перспектива взрывного развития НБИК (нано-, био-, инфо-, когно-)-технологий. Уже сейчас, по мне-
17 Бауман З., Донскис Л. Моральная слепота: утрата чувствительности в эпоху текучей современности. СПб., 2019. С. 106.
18 Индекс измеряется в долях от 0 до 1 или, как в данном случае, в процентах.
19 Global wealth report 2021. Credit Suisse. June 2021. Р. 24.
нию специалистов, путем технологии распознавания эмоций на основе сканирования мозга можно с точностью более 70% предсказать либеральную или консервативную политическую ориентированность человека20. Как показывает «передовой опыт» Китая, применение технологий распознавания эмоций начинается с оправданной, на первый взгляд, и легко принимаемой обществом помощи в работе правоохранительных органов21, однако открывающиеся при этом возможности почти безграничного контроля за человеком уже сейчас привлекают внимание со стороны иных государственных органов, а также коммерческих структур. Дальнейший прогресс биоинформатики может привести к тому, что в руках политической и экономической элиты окажутся практически безграничные возможности подавления остальной части населения планеты.
Такому развитию событий в немалой степени способствует то обстоятельство, что действие новейших технологий, все чаще не вписывается не только в рамки существующего законодательства. Подобные технологии, которые называют праворазрушающими (law disruptive, от лат. disruptus — разорванный), подрывает правовую систему изнутри22. К ним относятся новые или улучшенные технологии, способные оказать значительное влияние на экономику или общество (например, такие, как Big Data, 3Б-печать или беспилотные автомобили), которые не вписываются в существующую правовую систему. При этом наряду с отмечаемым специалистами своего рода «шоком будущего», в силу которого технологически развитые страны, осуществляющие стремительный переход к новому технологическому укладу, не успевают договариваться о правилах использования новых технологий23, в самых разных по политико-правовому устройству государствах наблюдается стремление правящих бюрократий воспользоваться ситуацией возникшего нормативного вакуума для формирования и расширения сферы властного произвола.
20 Kosinski M. Facial recognition technology can expose political orientation from naturalistic facial images. URL: https://www.nature.com>articles/s41598-020-79310-1 (дата обращения: 14.08.2020).
21 Emotional Entanglement: China's emotion recognition market and its implications for human rights (2021). Published by ARTICLE. London, 2021.
22 См.: Sowers W. How do you solve a problem like law-disruptive technology? // Law and contemporary problems. 2019. Vol. 82. No. 3. Р. 196.
23 См.: Нестик Т.А. Социально-психологические предикторы отношения личности к новым технологиям. Институт психологии РАН. URL: https://www.openbooks. itmo.ru>ru/file/8480/8480.pdf (дата обращения: 12.04 2020).
Заметный вклад в распространение регуляторных практик, выходящих за рамки деятельности правового государства, внесла эпидемия Ковид-19, когда значительная часть населения продемонстрировала готовность согласиться с весьма существенным «наездом» государственной машины на завоеванные в вековой борьбе свободы. Как пишет французский профессор публичного права, содиректор Журнала права Европейского союза П. Монжаль, «кризис Ковид-19 привел к беспрецедентным ограничениям в осуществлении основных свобод, по сути означающий смену парадигмы, на которой основана наша правовая система»24. Однако при всей критике чрезмерного масштаба принимаемых антиковидных и иных аналогичных мер (в частности, автор говорит о полицейском характере экологического законодательства) в итоге он соглашается с необходимостью смены правовой парадигмы и переходе к новой концепции основных свобод. Контуры такой концепции были, по его мнению, очерчены в решении Конституционного Суда Колумбии по поводу экологического спора в отношении Амазонки. В своем решении, пишет он, Суд сослался на появление новой парадигмы, которая предполагает переосмысление права в целом и прав человека в частности: «Последние больше не могут пониматься как индивидуальные/либеральные права, основным назначением которых является свобода действий гражданина. Пришло время правовой необходимости, которая строится вокруг "прав-обя-занностей"»25.
Оценивая ситуацию с позиций либертарно-юридического подхода, можно сказать, что мы имеем дело не со сменой одной правовой парадигмы на другую, а с заменной регулятивной парадигмы, основанной на праве, системой контроля и управления, базирующейся на иных механизмах. Подобное реанимирование старой теории «пра-вообязанностей» (идущей от французских солидаристов и развиваемой российскими евразийцами26) в условиях появления новейших праворазрушающих технологий может иметь крайне негативные для права последствия. Признавая остроту проблем, порождающих актуализацию теории правообязанностей, нельзя не отметить, что для со-
24 Монжаль П. Индивидуальные свободы в условиях кризиса в области климата и здравоохранения: Размышления о тотализирующей идеологии прав человека // Российское правосудие. 2021. С. 37.
25 Монжаль П. Указ. соч. С. 57.
26 См.: Лаптева Л.Е. Достоинство личности и закон в государстве Российском (спор с неоевразийством) // Общественные науки и современность. 2007. № 6. С. 81-82.
временного государства она может стать удобным концептом, оправдывающим наступление на права человека.
2. Существенное отставание международной, наднациональной и глобальной политико-правовой интеграции от процессов финансово-экономической глобализации, развивающейся в режиме так называемого свободного рынка, — это еще один мощный фактор разрушения правопорядка, касающийся в первую очередь системы международного права. При этом, как отмечает Д. Хелд, за иллюзией «свободного рынка» скрываются сложные комбинации «монополистических структур, императивов системы корпоративной власти и мультина-циональных корпораций, кратковременной логики множества коммерческих банковских домов и соперничества региональных силовых блоков. Это не тот мир, — резюмирует он, — в котором можно утверждать, что рынки суть лишь свободные, чуткие механизмы коллективного выбора»27.
Неизбежной составляющей стихийного развития глобального рынка является его монополизация и, как следствие, эскалация неравенства между различными странами и регионами мира28. Решение проблемы возможно на пути формирования глобального права и основанного на нем глобального правопорядка, способного ввести стихию глобального рынка в правовое русло. Однако уже произошедший в последние десятилетия взрывной рост глобального социально-экономического неравенства, все больше приобретающий характер необратимого раскола, становится фактором, блокирующим продвижение в данном направлении. По мнению известного специалиста по проблемам социального неравенства Б. Милановича, «глобальное неравенство значительно превышает неравенство внутри любой страны»29. При этом со времен промышленной революции произошла самая масштабная перестановка экономических позиций населения, по итогам которой верхний 1% богатейших людей планеты (а это более 60 млн человек) и небольшая часть верхних 5% получили значительную выгоду, в то время как следующие 20% получили небольшую выгоду либо столкнулись с тем, что их доходы не менялись30. В ито-
27 ХэлдД. Модели демократии. М., 2014. С. 341.
28 См.: Стиглиц Дж. Цена неравенства. Чем расслоение общества грозит нашему будущему. М., 2015. С. 103.
29 Миланович Б. Глобальное неравенство доходов в цифрах: на протяжении истории и в настоящее время. М., 2014. С. 11.
30 См.: там же. С. 15.
ге представители верхнего слоя резко возвысились над остальной частью богатых, получив возможность распоряжаться ресурсами, сопоставимыми с ресурсами целых государств, и достигнув небывалого ранее могущества. Таким образом формируются неподконтрольные обществу огромные ресурсы, которые могут быть использованы в сугубо частных интересах, что существенно затрудняет формирование публичного порядка, основанного на принципе формального равенства сторон.
На этом фоне получает все большую популярность концепция глобальной правовой системы сетевого типа, которая не имеет четкой иерархии и представляет собой сложное взаимодействие частных право-порядков, характеризуемое специалистами как «глобальный беспорядок нормативных порядков»31. У сетевой правовой системы есть несомненные достоинства, связанные с большой свободой договора, с развитием третейского правосудия, с расширением регулятивных возможностей «мягкого права», способного гибко учитывать современные темпы социальных изменений, с формированием так называемой юрисдикцион-ной гибридности, позволяющей субъектам правовых отношений выбирать удобные для них юрисдикции при защите своих прав, и т.д. На этих достоинствах и делают акцент сторонники либерализма без демократии, которые рассматривают свободу рынка как главный механизм коллективного выбора экономической стратегии. По их мнению, правовой плюрализм, сложившийся в результате транснационального саморегулирования, — это и есть искомая модель глобальной правовой системы, обладающая необходимым регулятивным потенциалом для упорядочивания отношений между субъектами глобального взаимодействия. Приверженцы такого подхода не всегда говорят, но, как правило, предполагают, что он плохо согласуется с демократическими принципами правотворчества и уж во всяком случае не нуждается в создании глобальных институтов правовой демократии.
Согласно другой теоретической модели, перспективы развития глобального права тесно связаны с формированием глобального гражданского общества и с созданием неких (пока неясно, каких именно) институциональных форм в рамках той или иной модели глобальной демократии. Данный подход вписывается в теоретическую стратегию гло-
31 Walker N. Beyond Boundary Disputes and Basic Grids: Mapping the Global Disorder of Normative Orders // International Journal of Constitutional Law (I-CON). 2008. Vol. 6. № 3. Р. 4. Цит. по: Варламова Н.В. Принцип формального равенства как основание легитимации права в гетерархических правовых системах // Принцип формального равенства и взаимное признание права. М., 2016. С. 35-50.
бального конституционализма, суть которой в общем виде можно обозначить как формирование на глобальном уровне «новых форм сдержек и противовесов»32, релевантных задачам обуздания стихийной борьбы интересов субъектов глобального взаимодействия. Именно этот подход в наибольшей мере соответствует либертарно-юридическому типу пра-вопонимания, для которого право — это диалектический синтез нормативной и институциональной форм свободы.
В настоящее время правовая система, складывающаяся в пространстве глобальных отношений, тяготеет к сетевой модели, со всеми ее отмеченными выше плюсами, а также минусами, связанными с отсутствием политико-правовых ограничений против превращения глобальной экономики в арену борьбы эгоистических интересов мощных корпоративных кланов. Однако взгляд на ситуацию с позиций осторожного оптимизма позволяет увидеть в формирующихся на глобальном уровне новых формах взаимодействия частного и публичного права пути создания гибридных правовых режимов, в рамках которых «публичные власти будут искать консенсуса через договоры и другие инструменты консенсуса, а частные режимы обратятся к инструментам, разработанным в контексте публичного права — таким, например, как контроль, участие, прозрачность, — чтобы укрепить собственную легитимность и власть»33.
3. При всей значимости рассмотренных выше вызовов для правового развития человечества наиболее грозная и уже вполне реальная опасность связана с последствиями технологической дегуманизации общественной жизни, а в перспективе — и самого человека. Термин «технологическая дегуманизация» включает в себя весьма широкий спектр коннотаций, связанных с неоднозначностью исходного понятия «дегуманизация»34. В данном случае речь пойдет о подрывающем основы гуманизма влиянии воздействии НБИК-технологий, которые меняют не только внешнюю по отношению к человеку среду, но и самого человека — его сознание, его психические и физические характеристики. Выработанные культурой соционормативные регуляторы,
32 Казак Е.С. Глобальный конституционализм: Проблемы и перспективы // Современный конституционализм: теория, доктрина и практика: Сборник научных трудов. М., 2013. С. 137.
33 Казини Л. «Вниз по коридору к кроличьему дому»: разграничение публичного и частного за пределами государственных правовых режимов // Сравнительное конституционное обозрение. 2015. № 6. С. 63.
34 Haslam N. Dehumanization: An Integrative Review // Personality and Social Psychology Review. 2006. № 10. Р. 252-264.
которые до сих пор справлялись с задачей адаптации общественных отношений к растущему инструментальному могуществу человека35, уже не соответствуют масштабам новых вызовов. Одна из важных причин такого положения дел заключается в том, что новейшие технологии XXI в. носят на первый взгляд преимущественно созидательный, а не разрушительный характер. Ожидания, связанные с тем, что мозговые микрочипы и нейроинтерфейсы на порядки усилят интеллектуальный и эмоциональный потенциал человека, что технологии редактирования генов позволят победить наследственные болезни, что искусственный интеллект будет выстраивать людям оптимальные карьерные и жизненные стратегии и т.п., затмевают антигуманистическую направленность подобных технологий, суть которых в том, что «они есть формы, способы воплощения постчеловеческого в жизнь»36.
На данный момент из всех НБИК-технологий наиболее продвинулись в сторону постчеловеческой перспективы биотехнологии, связанные с генной инженерией. Различные подходы к нормативному регулированию процессов создания и применения данных технологий сейчас находятся в центре внимания биоэтики, где каждая проблема — это сложнейший клубок взаимопереплетенных правовых, моральных и религиозных составляющих. И если у науки и практики нет ясного критерия выделения правового начала, то невозможно предложить общезначимое решение проблемы. А такого критерия в биоэтике нет, поскольку она выросла из медицинской деонтологии и в своих правовых аспектах ориентируется на юснатурализм, который очень хорошо уживается с доминирующим в этой сфере декларативно-рекомендательным регулированием на уровне «мягкого права», в рамках которого правовые по своей природе нормы сочетаются с моральными и религиозными регуляторами.
Однако в последнее время становится все более очевидно, что «мягкое право» не справляется с нормативным регулированием про-
35 Согласно предложенной А.П. Назаретяном концепции техногуманитарно-го баланса, чем выше мощь созданных человеком военных и производственных технологий, тем более совершенные средства культурной регуляции необходимы для сохранения социума (см.: Назаретян А.П. Наше нелинейное будущее. М., 2015. С. 116). До сих пор человечеству в целом удавалось удерживать этот баланс и избегать таким образом самоуничтожения. Однако отдельные сообщества, не сумевшие вовремя мобилизовать гуманистические начала разума, «выбраковывались из исторического процесса, разрушив природные и/или организационные основы своего существования» (там же. С. 107).
36 Маслов В.М. Постчеловеческие тенденции техногенной цивилизации: нано-технологии // Фундаментальные исследования. 2014. № 6. С. 872.
цессов создания и применения биотехнологий. Давно поставленная международным научным сообществом задача выстраивания полноценного правового регулирования в данной сфере отношений нуждается в решении. Теория права сможет внести свой вклад в решение этой задачи только в том случае, если сумеет надлежащим образом отграничить право от морально-религиозных норм. А это можно сделать лишь с опорой на либертарно-юридическую теорию, которая в отличие от юснатурализма не растворяется в общественной морали и религии, а в отличие от позитивизма — не является этически нейтральной и «всеядной». Она предлагает собственный этический принцип, т.е. собственный принцип различения добра и зла: добро для права — это равенство в свободе, а зло — это неравенство в форме любого произвола, в том числе и выступающего в виде требований морали или религии. Именно это качество отличает право от иных феноменов, которые нормативная этика37 в своих поисках рационального «оправдания добра» увязывает с разумной природой человека.
Но есть одна очень важная проблема, которая на данном этапе в принципе не поддается правовому решению. Это проблема наследуемого редактирования генома человека, т.е. редактирования, результаты которого передаются следующим поколениям. Суть проблемы заключается в то, что применение технологий наследуемого редактирования генома в медицинских целях неизбежно приведет к появлению так называемых дизайнерских детей со всеми вытекающими отсюда социальными последствиями38, а отказ от использования этих технологий означает дискриминацию в лечении людей по основанию особенностей их генетического статуса. Рассмотрим сложившуюся ситуацию на примере Конвенция Совета Европы о защите прав и достоинства человека в связи с применением достижений биологии и медицины39 (Конвенция Овьедо) — единственного юридически обязывающего международного документа по правам человека в сфере биомедицины.
37 О месте нормативной этики, ориентированной на выявление признаков аналитических «истин разума» см.: Максимов Л.В. Очерк современной метаэти-ки // Вопросы философии. 1998. № 10. С. 39-54.
38 К таким последствиям относится опасность подрыва биосоциального единства человечества вплоть до его раскола на разные биологические касты.
39 Конвенция Совета Европы о защите прав и достоинства человека в связи с применением достижений биологии и медицины. URL: https://www.coe.int/ en/web/conventions/full-list/-/conventions/rms/090000168007d004) (дата обращения: 14.08.2020).
В ст. 13 данной Конвенции условия вмешательства в геном человека регламентированы следующим образом: 1) модификация генома возможна лишь в медицинских целях и 2) эта модификация не направлена на изменение генома наследников данного человека. Эти два положения содержали в себе позицию ряда стран Совета Европы, которая была предложена остальному миру в качестве ориентира для последующего (как ожидалось) правового урегулирования этих вопросов на глобальном уровне. Однако все дальнейшее международное регулирование данной сферы (за исключением четырех дополнительных протоколов к Конвенции) уже более 20 лет носит характер деклараций, рекомендаций, кодексов профессиональной этики, норм саморегулирования в рамках научного сообщества и т.д.
Можно перечислить целый ряд очень серьезных факторов, блокирующих формирование глобального правового регулирования этой важнейшей сферы биотехнологического развития (экономическая конкуренция за рынки медицинских услуг, превращение уровня научно-технологического развития в важнейшее преимущество в системе глобальной политической конкуренции, практическая невозможность остановить применение опасных технологий одновременно во всех регионах мира и т.д.). Но, пожалуй, важнейшим тормозом на пути глобального регулирования технологий наследуемого редактирования генома человека в медицинских целях является тот факт, что запрет на такое редактирование, который мог бы решить проблему, носит неправовой по своей сути характер. Показательно, что даже в рамках рассматриваемой Конвенции этот запрет, который, безусловно, дискриминирует тех, кому будет отказано в лечении из-за особенностей их генетического статуса, противоречит ст. 11, содержащей запрет на дискриминацию, ст. 3, гарантирующей равную доступность медицинской помощи, и, наконец, основополагающей для Конвенции ст. 2, согласно которой интересы и благо человека превалируют над интересами общества или науки. То обстоятельство, что в большинстве случав устранить генетически обусловленные патологии можно без генетической инженерии, с правовой точки зрения сути дела не меняет: каждый человек имеет равное с другими право на охрану здоровья. Причем, согласно Пакту об экономических, социальных и культурных правах, каждый имеет право на наивысший достижимый уровень здоровья (п. 1 ст. 12) без какой-либо дискриминации (п. 2 ст. 2).
Очевидно, что специалисты Совета Европы, предлагая формулировку ст. 13, видели все связанные с нею противоречия и тем не менее
пошли на это решение, руководствуясь соображениями, которые они посчитали более значимыми, чем идеология прав человека. Логика их рассуждений, по-видимому, вписывается в русло новой этики ответственности, сформулированной в работах выдающегося немецкого философа Г. Йонаса, еще в 70-е гг. прошлого века. Предвидя перспективы и масштабы грядущей технологической дегуманизации, он говорил о необходимости принципиальной смены этических ориентиров от нынешнего антропоцентризма с его кантовским категорическим императивом индивидуальной свободы на новую этику будущего как этику ответственности индивида за общее благо. В свете опасностей, порождаемых развитием биотехнологий, Г. Йонас призывал к подчинению всей соционормативной системы категорическому императиву сохранения человечества в его «неурезанной человечности»40.
При этом сам автор признавал, что предлагаемый им императив моральной ответственности выходит за рамки правовой системы. Соглашаясь с данным тезисом, следует добавить, что такой императив — это не только не правовая норма, но это и вообще не норма по своей регулятивной сути. Любая норма существует в рамках дихотомии «правило — отклонение» и предполагает ответственность, соразмерную отклонению. Предлагаемый Г. Йонасом запрет в форме категорического императива — это квазирелигиозная заповедь, призванная вернуть человеку благоговение перед тем, «что ни при каких обстоятельствах не может быть поругано»41. Ведь только благоговейный ужас перед осквернением святыни, а не расчетливый страх, писал он, может остановить технологическую экспансию в природу человека. В рассматриваемой Конвенции была предпринята попытка придать этому надправовому императиву видимость правовой нормы.
Основанный на этой видимости консенсус удерживался в рамках научного сообщества до тех пор, пока не была создана эффективная технология направленного и точного редактирования генома СМ8РК-са$9, открывшая реальную возможность превращения биологической эволюции человечества в управляемый технологический процесс, устремленный в постчеловеческое будущее. Разрушение этого консенсуса было документально зафиксировано в резолюции второго Международного Саммита о редактировании генов человека 2018 г., состоявшегося через несколько дней после объявления о ро-
40 Йонас Г. Принцип ответственности: Опыт этики для технологической цивилизации. М., 2004. С. 226.
41 Там же.
ждении в Китае детей с отредактированным геномом. А Консультативная группа ВОЗ, специально созданная в 2019 г. для выработки подходов к редактированию генома человека, отказалась от идеи полного запрета на редактирование наследуемого генома человека, не поддержала предложение о введении моратория на такое редактирование и обозначила установку на создание стандартов в этой области и механизмов контроля за их выполнением. Аналогичной позиции придерживается влиятельный в биоэтическом сообществе Наффилдский совет по биоэтике42 и Международная комиссия по клиническому использованию редактирования генома зародышевой линии человека, учрежденная в 2019 г. Национальными академиями США совместно с Королевским обществом Великобритании43.
Причины такого явного тренда на отход от идеи запретительного регулирования в сфере редактирования наследуемого генома человека связаны, скорее всего, с пониманием невозможности остановить процесс путем безоговорочного запрета. По сути, взят курс на отказ от такого надправового запрета в пользу правовых ограничений. Он, конечно, несет в себе очень большие риски незаметного перехода той, по выражению Ф. Фукуямы, красной линии, которая отделяет человеческое от постчеловеческого, но другого варианта, наверное, просто нет.
Однако идея постчеловеческого будущего пугает далеко не всех. Например, приверженцы набирающего все большую популярность трансгуманистического движения 44 рассматривают человека лишь как представителя одной из возможных форм «носителей жизни, интеллекта или разума. Именно последние, ...а не человек, как это принято в гуманизме, наделяются высшей ценностью»45. Очевидно, что
42 В своем аналитическом докладе за 2018 г. Наффилдский совет по биоэтике признал возможность применения данных технологий в терапевтических целях при условии, что это не будет препятствовать благополучию рожденного с помощью данной технологии человека и не приведет к усугублению социального неравенства, к маргинализации или ущемлению отдельных социальных групп. (Genome editing and human reproduction: social and ethical issues. Published 17 July 2018. URL: http:// www.nuffieldbioethics.org>wp-content>uploads (дата обращения: 05.07.2021).
43 См.: Andorno R., Darnovsky M., Baylis F., Dickenson D. Geneva Statement on Heritable Human Genome Editing: The Need for Course Correction // Trends in Biotechnology. 2020. Vol. 38. No. 4. Р. 351-354.
44 См.: Transhumanist Declaration. URL: http://humanityplus.org/philosophy/ transhumanist-declaration/ (дата обращения: 11.08.2021).
45 Юдин Б.Г. Гуманистические ценности в контексте трансгуманизма. URL: http://lihachev.ru>pic/site/files/lihcht/2013_Sbornik... (дата обращения: 16.08.2021).
подобный отказ от гуманизма означает и отказ от тех достижений человеческой культуры (включая право), которые основаны на гуманистических идеях и принципах. В свете такой перспективы Ф. Фукуя-ма в работе «Наше постчеловеческое будущее» призывает вернуться к доктринам естественного права, которые основаны на признании имманентной взаимосвязи права с моральными универсалиями, генетически заложенными в природу человека. Он полагает, что возврат к этим биологическим истокам возродит некое подлинное право и поможет остановить крайне опасную технологическую дегуманизацию человека46. В данном подходе к проблеме ярко проявляется присущее юснатурализму утверждение приоритета естественного над искусственным, что влечет за собой недооценку творческого потенциала права. Между тем сама по себе апелляция к природе человека не обозначает пути решения проблемы. Показательно, что Ф. Фукуяма, ссылаясь на эту природу, выступает против наследуемого редактирования генома, а выдающийся генетик Д. Уотсон с этих же по существу позиций призывает открыть дорогу такому редактированию47.
В отличие от юснатурализма, либертарно-юридическая теория ориентирована не на природно-биологические. а на социальные истоки права. Чтобы пояснить этот тезис, надо обратиться к трактовке В.С. Нерсесянцем генезиса права, в рамках которой следует выделить два принципиальных момента: 1) становление сущности права и возникновение правовых явлений «происходят одновременно и в рамках одного процесса»48; 2) процесс правообразования уже изначально имел характер социального творчества, в котором человек проявил себя как разумное существо. В обоснование данной позиции можно сказать следующее.
С точки зрения либертарно-юридического подхода среди так называемых моральных универсалий (а к ним обычно относят взаимность, эмпатию, альтруизм и т.д.) взаимность выделяется тем, что она имеет не моральную, а правовую природу. Именно из взаимности как стремлении воздавать равным за равное во взаимодействии свободных субъектов и выросла обязывающая сила права. Поэтому неверно
46 См.: Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее. Последствия биотехнологической революции. М., 2004. Ч. II. Гл. 7 «Права человека». URL: http://yanko. lib.ru>books/politologiya/fukuyama-nashe... (дата обращения: 17.07.2021).
47 См.: Уотсон Д. ДНК. История генетической революции. СПб., 2019. С. 500.
48 Нерсесянц В.С. Философия права: Учебник для вузов. С. 63. Это значит, что для В.С. Нерсесянца право изначально не было частью некой синкретичной мононормы, из которой вырастала система отношений первобытного общества.
оспаривать разделительный тезис либертарно-юридической теории, ссылаясь на то, что принцип формального равенства предполагает «моральное допущение в форме взаимности признания и уважения свободы»49. Более того, и возмездность, выраженная в принципе талиона, и Золотое правило нравственности в его негативной формулировке, и кантовский категорический императив50 для В.С. Нерсе-сянца — это исторически обусловленные модификации принципа формально-правового равенства, которые выросли из идеи взаимности. С позиций такого подхода взаимность — это не «моральное допущение», а генетически заложенная в природу человека как разумного существа способность воспринимать другого в качестве равного себе субъекта и общаться с ним на основании правового принципа формального равенства. В процессе генезиса права взаимность как генетическое свойство человеческой природы выступало в качестве самостоятельного источника правового начала, обладающего соответствующей сущностью.
Наличие такого правового начала в природе человека явилось исходной предпосылкой, необходимым, но не достаточным условием для правового развития. Дело в том, что взаимность, как показывают исследования этологов, четко прослеживается и в поведении высокоразвитых животных. А человек стал человеком и выжил благодаря прежде всего социальному творчеству, в котором нашла выражение его природа как существа не только разумного, но и политического (если воспользоваться определением Аристотеля). При этом, как свидетельствуют работы ряда ведущих антропологов, проточеловек вырвался из животного мира в результате акта не просто социального, но социально-правового по своей сути творчества, направленного на преодоление его агрессивных природных инстинктов и создания условий для социального взаимодействия. Первыми шагами на пути социогенеза и одновременно правогенеза стало разделение родовой общины на две равные части (т.е. создание так называемой дуальной общины), введение табу на инцест внутри каждой из этих частей рода и установление
49 Тимошина Е.В. Разделительный тезис либертарно-юридической теории и основания действительности права // Труды Института государства и права РАН. 2018. Т. 13. № 4. С. 75.
50 «Кантовская концепция моральности права, — писал В.С. Нерсесянц, — имеет правовой смысл и значима для философии права именно потому и постольку, поскольку эта моральность по своей сути юридична, а под принципом индивидуальной морали имеется в виду абстрактно-всеобщий принцип права» (Несесянц В.С. Философия права: Учебник для вузов. С. 623).
обмена брачными партнерами, основанного на сложной системе договорных отношений. Наличие в природе человека духовных универсалий, конечно, способствовало этим процессам, но решающим фактором стало социальное творчество.
И сейчас, когда новейшие технологии уже подвели нас к черте, за которой маячит постчеловеческое будущее, а право как продукт техногенной цивилизации, несущий в себе ее основные риски, демонстрирует пока что неспособность предотвратить связанные с этим опасности, остается, как говорил Ю. Хабермас, «слабая надежда на хитрость разума»51. Эта надежда питается знанием о том, что на заре своей истории зарождающийся человек нашел в себе ресурсы разума и воли для правового творчества, обеспечившего ему выживание и развитие. Либертарно-юридическая теория, в отличие от юснатура-лизма, открыта для поиска творческих решений.
В настоящее время одно из широко обсуждаемых направлений такого поиска связано с идеей о том, что с помощью технологий геномного редактирования можно обеспечить моральное совершенствование человека и таким образом предотвратить разрушительные для человечества последствия технологического прогресса. Причем подобный моральный инжиниринг рассматривается в качестве предпосылки построения более разумного и справедливого общественного устройства. «Весь исторический опыт, — утверждает известный отечественный философ Д.И. Дубровский, — однозначно свидетельствует, что нельзя качественно изменить к лучшему социум, о чем всегда мечтали прогрессивные умы, не изменяя качественно самого челове-ка»52. Однако проблема состоит как раз в том, что в нынешнем очень несовершенном обществе с его колоссальным социальным расслоением, в обществе, где сама жизнь уже вовлечена в процесс капиталистического производства материальных ценностей и становится предметом купли-продажи, где «все мы одновременно и потребители товаров, и товары, рассчитанные на потребление»53, применение технологий морального совершенствования человека неизбежно приобретет очень опасный характер. По-видимому, решение этой экзистенциальной по своему масштабу проблемы возможно лишь на пути
51 Хабермас Ю. Вера и знание. URL: http://www.gumer.info>bogoslov_Buks/Philos/ Haberm/Ver... (дата обращения: 12.01.2020).
52 Наука, Техника общество. «Круглый стол» журналов «Вопросы философии» и «Философия науки и техники» // Философия науки и техники. 2015. Т. 20. № 2. С. 12.
53 Бауман З., Донскис Л. Указ. соч. С. 47.
совершенствования социальных, экономических и политических отношений в русле равносправедливого правового подхода. В контексте такой постановки задачи актуализируется концепция цивилизма, разработанная в рамках либертарно-юридической философии права.
Подводя итоги, можно сказать, что осмысление актуальных социально-правовых проблем с позиций либертарно-юридического типа правопонимания ориентирует на поиск их творческого решения в контексте широких политико-правовых преобразований, способных обеспечить развитие права как синтеза нормативной и институциональной форм свободы.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Бауман З., Донскис Л. Моральная слепота. СПб.: Издательство Ивана Лимба-ха, 2019.
Варламова Н.В. Принцип формального равенства как основание легитимации права в гетерархических правовых системах // Принцип формального равенства и взаимное признание права. М.: Проспект, 2016. С. 35—50.
Выступление с.н.с. лаборатории инновационной экономики Института Гайдара С. Земцова в эфире «Радио 1». (опубликовано 31.08.2020). URL: https://www. radiol. news>article...o...vo-vnedrenii-robotov-48190 (дата обращения: 11.09.2020).
Интервью с Хабермасом (вопросы задавал Ю.П. Сенокосов) // Вопросы философии. 1989. № 9. С. 80-83.
Йонас Г. Принцип ответственности: Опыт этики для технологической цивилизации. М.: Айрис-пресс, 2004.
КазакЕ.С. Глобальный конституционализм: Проблемы и перспективы // Современный конституционализм: теория, доктрина и практика: Сборник научных трудов. М.: ИНИОН РАН, 2013. С. 130-146.
Казини Л. «Вниз по коридору к кроличьему дому»: разграничение публичного и частного за пределами государственных правовых режимов // Сравнительное конституционное обозрение. 2015. № 6. С. 45-69.
Кортунов А. Неомодернизм как отрицание постмодернизма. URL: http://www. russiancounciLru>Аналитика и гомментариш.../ot-postmodernizma-k... (дата обращения: 12.07.2021).
Лапаева В.В. Идея безусловного базового дохода и концепция цивилизма: различия в философско-правовых основаниях // Государство и право. 2021. № 6. C. 99-113.
Лапаева В.В. Право и правовое государство в постсоциалистической России: состояние и перспективы развития // Социс. 2016. № 7. С. 66-77.
Лапаева В.В. Социализм как закономерный этап всемирно-исторического процесса: с позиций концепции цивилизма В.С. Нерсесянца // Вопросы философии. 2017. № 7. С. 44-56.
Лаптева Л.Е. Достоинство личности и закон в государстве Российском (спор с неоевразийством) // Общественные науки и современность. 2007. № 6. С. 75—85.
Максимов Л.В. Очерк современной метаэтики // Вопросы философии. 1998. № 10. С. 39-54.
Маслов В.М. Постчеловеческие тенденции техногенной цивилизации: нано-технологии // Фундаментальные исследования. 2014. № 6. С. 871-875.
Миланович Б. Глобальное неравенство доходов в цифрах: на протяжении истории и в настоящее время. М.: Изд. дом ВШЭ, 2014.
Монжаль П. Индивидуальные свободы в условиях кризиса в области климата и здравоохранения: Размышления о тотализирующей идеологии прав человека // Правосудие/ Justice. 2021. № 2. С. 17-61.
НазаретянА.П. Наше нелинейное будущее. М.: Аргамак-Медиа, 2015.
Наука, Техника общество. «Круглый стол» журналов «Вопросы философии» и «Философия науки и техники» // Философия науки и техники 2015. Т. 20. № 2. С. 5-49.
Нерсесянц В.С. Национальная идея России во всемирно-историческом прогрессе равенства, свободы и справедливости. Манифест о цивилизме. М.: Норма, 2001.
Нерсесянц В.С. Философия права: либертарно-юридическая концепция // Вопросы философии. 2002. № 3. С. 3-15.
НерсеяснцВ.С. Наш путь к праву: от социализма к цивилизму. М.: Российское право, 1992.
НерсеяснцВ.С. Философия права: Учебник для вузов. М.: Норма, 2006.
Нестик Т.А. Социально-психологические предикторы отношения личности к новым технологиям. Институт психологии РАН. URL: https://www. openbooks. itmo.ru>ru/file/8480/8480.pdf (дата обращения: 12.04 2020).
Стиглиц Дж. Цена неравенства. Чем расслоение общества грозит нашему будущем. М.: Эксмо, 2015.
Тимошина Е.В. Разделительный тезис либертарно-юридической теории и основания действительности права // Труды ИГП РАН. 2018. Т. 13. № 4. С. 57-82.
ТощенкоЖ.Т. Прекариат — новый социальный класс // Социс. 2015. № 6. С. 3-13.
Уотсон Д. ДНК. История генетической революции. СПб.: Питер, 2019.
Фукуяма Ф. Наше постчеловческое будущее. Последствия биотехнологической революции. М.: ACT, ЛЮКС, 2004.
Хабермас Ю. Вера и знание. URL: http://www. gumer.info>bogoslov_Buks/Philos/ Haberm/Ver... (дата обращения: 12 .01.2020).
Харари Ю. Как выжить в XXI веке? Выступление на Международном экономическом форуме в Давосе (2020 г.). URL: https://www.zen.yandex.ru/media/fUturycon/.. (дата обращения: 11.09.2020).
ХэлдД. Интервью газете "Die Zeit". URL: https://www. socialistinfo.ru>apriori/ 621.html. (дата обращения: 14.08.2020).
Юдин Б.Г. Гуманистические ценности в контексте трансгуманизма. URL: http:/Aihachev.ru>pic/site/filesAihcht/2013_Sbornik... (дата обращения: 16.08.2021).
Andorno R., Darnovsky M., Baylis F, Dickenson D. Geneva Statement on Heritable Human Genome Editing: The Need for Course Correction // Trends in Biotechnology. 2020. Vol. 38. № 4. Р. 351-354.
Emotional Entanglement: China's emotion recognition market and its implications for human rights (2021). Published by ARTICLE19 in January 2021. London: Free Word Centre, 2021.
Genome editing and human reproduction: social and ethical issues. Published 17 July 2018 // http://www.nuffieldbioethics.org > wp-content > uploads Дата обращения 5.07.2021.
Global wealth report 2021. Credit Suisse. June 2021.
Haslam N. Dehumanization: An Integrative Review // Personality and Social Psychology Review. 2006. No. 10. Р. 252-264.
Kosinski M. Facial recognition technology can expose political orientation from naturalistic facial images. URL: http://www.nature.com>articles/s41598-020-79310-1 (дата обращения: 17.08.2021).
Sowers W How do you solve a problem like law-disruptive technology? // Law and contemporary problems. 2019. Vol. 82. No. 3. P. 192-214.
Standing G. Basic income. And how we can make it happen. London: Pelican — Penguin, 2017. URL: www.goodreads.com/book/show/32887592-basic-income (Part 2). (дата обращения: 22.08.2021).
Standing G. The Pecariat. The New Dangerous Class. London: Bloomsbury, 2011.
Transhumanist Declaration. URL: http://humanityplus.org/philosophy/transhumanist-declaration/ (дата обращения: 11.08.2021).
Walker N. Beyond Boundary Disputes and Basic Grids: Mapping the Global Disorder of Normative Orders // International Journal of Constitutional Law (I-CON). 2008. Vol. 6. No. 3. Р. 1-21.
REFERENCES
Andorno, R., Darnovsky, M., Baylis, F. and Dickenson, D. (2020). Geneva Statement on Heritable Human Genome Editing: The Need for Course Correction // Trends in Biotechnology, 38, 4, pp. 351-354. (in Eng.).
Bauman, Z. and Donskis, L. (2019). Moral'naya slepota [Moral Blindness]. St. Petersburg: Ivan Limbakh Publishing House. (in Russ.).
Cohen, J. (2019). Internet Utopianism and the Practical Inevitability of Law // Duke Law and Technology Review. Durham, 18, 1, pp. 86. (in Eng.).
Emotional Entanglement: China's Emotion Recognition Market and its Implications for Human Rights (2021). Published by ARTICLE19 in January 2021. London: Free Word Centre. (in Eng.).
Fukuyama, F. (2004). Nashepostchelovcheskoye budushcheye. Posledstviya biotekh-nologicheskoy revolyutsii. [Our Posthuman Future. Consequences of the Biotechnological Revolution]. Moscow: ACT, LUX. (in Russ.).
Genome Editing and Human Reproduction: Social and Ethical Issues (2018). [online]. Available at: URL: http://www.nuffieldbioethics.org >wp-content > uploads [Accessed: 05.07.2021].
Global Wealth Report 2021. Credit Suisse. June 2021. (in Eng.).
Habermas, J. (2001). Vera i znaniye. [Faith and Knowledge.] [online]. Available at: URL: http: //www.gumer.info>bogoslov_Buks/Philos/Haberm/Ver... [Accessed: 12.01.2020]. (in Russ.).
Harari, Y. (2020) Kak vyzhit' v XXI veke? Vystupleniye na Mezhdunarodnom ekonomi-cheskom forume v Davose [How to Survive in the 21st Century? Speech at the International Economic Forum in Davos]. [online]. Available at: URL: https://www.zen.yandex.ru/ media/futurycon/. [Accessed: 09/11/2020]. (in Russ.).
Haslam, N. (2006). Dehumanization: An Integrative Review // Personality and Social Psychology Review, 10, pp. 252—264. (in Eng.).
Held, D. Interv'yugazete "DieZeit" [Interview with the Newspaper "Die Zeit"]. [online]. Available at: URL: https: // www.socialistinfo.ru >apriori / 621.html. [Accessed: 14.08.2020]. (in Russ.).
Interv'yu s Khabermasom (voprosy zadaval YU.P.Senokosov) [Interview with Habermas asked by Yu. P. Senokosov] (1989). Voprosy filosofii [Questions of Philosophy], 9, pp. 80-83. (in Russ.).
Jonas, G. (2004). Printsip otvetstvennosti: Opyt etiki dlya tekhnologicheskoy tsiviliza-tsii. [Responsibility Principle: Ethics Experience for Technological Civilization]. Moscow: Iris-press. (in Russ.).
Kazak, E.S. (2013). Global'nyy konstitutsionalizm: Problemy iperspektivy [Global Constitutionalism: Problems and Prospects]. Sovremennyy konstitutsionalizm: teoriya, doktrina ipraktika [Modern Constitutionalism: Theory, Doctrine and Practice]. Moscow: INION RAN, pp.130-146. (in Russ.).
Kazini, L. (2015). «Vniz po koridoru k krolich'yemu domu»: razgranicheniye pub-lichnogo i chastnogo za predelami gosudarstvennykh pravovykh rezhimov ["Down the Corridor to the Rabbit House": Distinguishing Public and Private Outside State Legal Regimes]. Sravnitel'noye konstitutsionnoye obozreniye. [Comparative Constitutional Review], 6, pp. 45-69. (in Russ.).
Kortunov, A. Neomodernizm kak otritsaniye postmodernizma [Neomodernism as a Denial of Postmodernism]. [online]. Available at: russiancouncil.ru >Analytics and comments>... / ot-postmodernizma-k... [Accessed: 17.08.2021]. (in Russ.).
Kosinski, M. Facial recognition technology can expose political orientation from naturalistic facial images. [online]. Available at: URL: http://www. nature.com>articles/ s41598-020-79310-1 [Accessed: 17.08.2021].
Lapaeva, V.V. (2016). Pravo i pravovoye gosudarstvo v postsotsialisticheskoy Rossii: sostoyaniye i perspektivy razvitiya [Law and the Rule of Law in Post-Socialist Russia: State and Development Prospects]. Sotsis [Socis], 7, pp. 66-77. (in Russ.).
Lapaeva, V.V. (2017). Sotsializm kak zakonomernyy etap vsemirno-istorichesko-go protsessa: s pozitsiy kontseptsii tsivilizma V.S. Nersesyantsa [Socialism as a Natural Stage of the World-Historical Process: from the Standpoint of the Concept of Civilism by V.S. Nersesyants]. Voprosy filosofii [Problems of Philosophy], 7, pp. 44-56. (in Russ.).
Lapaeva, V.V. (2021). Ideya bezuslovnogo bazovogo dokhoda i kontseptsiya tsiviliz-ma: razlichiya v filosofsko-pravovykh osnovaniyakh [The Idea of an Unconditional Basic Income and the Concept of Civilism: Differences in the Philosophical and Legal Foundations]. Gosudarstvo ipravo [State and Law], pp. 99-113. (in Russ.).
Lapteva, L. Ye. (2007) Dostoinstvo lichnosti i zakon v gosudarstve Rossiyskom (spor s neoyevraziystvom) [Personal dignity and law in the Russian state (dispute with neo-Eurasianism)] // Obshchestvennyye nauki i sovremennost'. [Social sciences and modernity], 6. pp. 75-85. (in Russ.).
Maksimov, L.V. (1998). Ocherk sovremennoy metaetiki [Essay on Modern Metae-thics]. Voprosyfilosofii [Problems of Philosophy],10, pp. 39-54. (in Russ.)
Maslov, V.M. (2014). Postchelovecheskiye tendentsii tekhnogennoy tsivilizatsii: nano-tekhnologii [Posthuman Tendencies of Technogenic Civilization: Nanotechnology]. Fun-damental'nyye issledovaniya [Fundamental Research], 6, pp. 871-875. (in Russ.).
Milanovich, B. (2014). Global'noye neravenstvo dokhodov v tsifrakh: na protyazhenii istorii i v nastoyashcheye vremya [Global Income Inequality in Figures: Throughout History and Present]. Moscow: Ed. House of the Higher School of Economics. (in Russ.).
Monjal, P. (2021). Individual'nyye svobody v usloviyakh krizisa v oblasti klimata i zdravookhraneniya: Razmyshleniya o totaliziruyushchey ideologii prav cheloveka [Individual Freedoms in the Context of the Climate and Health Crisis: Reflections on the Totalizing Ideology of Human Rights]. Pravosudiye/Justice [Justice], 2, рр.17-61. (in Russ.).
(2015). Nauka, Tekhnika obshchestvo. «Kruglyy stol» zhurnalov «Voprosy filosofii» i «Filosofiya nauki i tekhniki» [Science, Technology Society. "Round table" of the magazines "Problems of Philosophy" and "Philosophy of Science and Technology] "Filosofiya nauki i tekhniki" [Philosophy of Science and Technology], 20 (2), pp. 5-49. (in Russ.).
Nazaretyan, A.P. (2015). Nashe nelineynoye budushcheye [Our Non-Linear Future]. Moscow: Argamak-Media. (in Russ.).
Nersesyants, V.S. (2001). Natsional'naya ideya Rossii vo vsemirno-istoricheskom progresse ravenstva, svobody i spravedlivosti [The National Idea of Russia in the World-Historical Progress of Equality, Freedom and Justice. Manifesto on Civilism]. Moscow: Norma. (in Russ.).
Nersesyants, V.S. (2002). Filosofiya prava: libertarno-yuridicheskaya kontseptsiya [Philosophy of Law: Libertarian Legal Concept]. Voprosy filosofii [Problems of Philosophy], 3, pp. 3-15. (in Russ.).
Nersesyants, V.S. (1998). Filosofiya prava Gegelya [Hegel's Philosophy of Law]. Moscow: Lawyer. (in Russ.).
Nerseyasnts, V.S. (1992). Nash put' kpravu: ot sotsializma k tsivilizmu [Our Path to Law: from Socialism to Civilism]. Moscow: Russ. law. (in Russ.).
Nerseyasnts, V.S. (2006). Filosofiya prava: Uchebnik dlya vuzov [Philosophy of Law: Textbook for Universities]. Moscow: Norma. (in Russ.).
Nestik, T.A. Sotsial'no-psikhologicheskiye prediktory otnosheniya lichnosti k novym tekhnologiyam. Institutpsikhologii RAN [Socio-Psychological Predictors of Personality Attitudes to New Technologies.] Moscow: Institute of Psychology RAS. [online]. Available at: URL: https: //www.openbooks.itmo.ru>ru/file/8480/8480.pdf [Accessed: 12.04.2020]. (in Russ.).
Sowers, W. (2019). How do you solve a Problem Like Law-Disruptive Technology? Law and Contemporary Problems, 82(3), pp. 192—214.
Speech senior researcher laboratory of innovative economics of the Gaidar Institute S. Zemtsov on the air of "Radio 1". [online]. Available at: URL: https://www.radio1. news>article...o...vo-vnedrenii-robotov-48190 [Accessed: 09/11/2020]. (in Russ.).
Standing, G. (2017). Basic Income. And How We Can Make It Happen. London: Pelican — Penguin. [online]. Available at: URL: www.goodreads.com/book/show/32887592-basic-income (Part 2). [Accessed:]. (in Eng.).
Standing, G. (2011). The Pecariat. The New Dangerous Class. London: Bloomsbury. (in Eng.).
Stiglitz, J. (2015). Tsena neravenstva. Chem rassloenie obshchestva grozit nashemu bu-dushchem. [The Price of Inequality. Than the Stratification of Society Threatens our Future]. Moscow: Eksmo. (in Russ.).
Timoshina, E.V. (2018). Razdelitel'nyy tezis libertarno-yuridicheskoy teorii i osno-vaniya deystvitel'nosti prava [The Dividing Thesis of the Libertarian Legal Theory and the Foundations of the Validity of Law]. Trudy Instituta gosudarstva i prava RAN [Proceedings of the Institute of State and Law of the RAS], 13 (4), pp. 57-82. (in Russ.).
Toshchenko, Zh.T. (2015). Prekariat — novyy sotsial'nyy klass [Precariat — a New Social Class]. Sotsis [Socis], 6, pp. 3-13. (in Russ.).
Transhumanist Declaration. [online]. Available at: URL: http://humanityplus.org/ philosophy/transhumanist-declaration/ [дата обращения: 11.08.2021). (in Russ.).
Varlamova, N.V. (2016). Printsipy formal'nogo ravenstva kak osnovaniye legitimatsii prava v geterarkhicheskikh pravovykh sistemakh [The Principle of Formal Equality as the Basis for the Legitimation of Law in Heterarchical Legal Systems] In: Printsip formal'nogo ravenstva i vzaimnoepriznanie prava [The Principle of Formal Equality and Mutual Recognition of Law]. Moscow, pp. 35-50. (in Russ.).
Walker, N. (2008). Beyond Boundary Disputes and Basic Grids: Mapping the Global Disorder of Normative Orders // International Journal of Constitutional Law, 6(3), pp. 1-21.
Watson, D. (2019) DNK. Istoriya geneticheskoy revolyutsii [DNA. History of the genetic revolution]. SPb.: Piter. 2019. (in Russ.).
Yudin, B.G. (2005). V fokuse issledovaniya — chelovek: eticheskiye regulyativy nauchnogo poznaniya [The focus of the research is a person: ethical regulations of scientific knowledge]. In: Etos nauki na rubezhe vekov [Ethos of science at the turn of the century]. Moscow: IP RAS. (in Russ.).
Yudin, B.G. (2016). Chelovek kak ob"yekt, potrebitel' i mishen' tekhnonauki [Human as an object, consumer and target of technoscience]. Znaniye. Ponimaniye. Umeniye [Knowledge. Understanding. Skill], 5. [online]. Available at: URL: http: //www.zpu-journal.ru > e... 2016/5/Yudin... Being-Technoscience/ (Accessed: 05.22.2020). (in Russ.).
Yudin, B.G. Gumanisticheskiye tsennosti v kontekste transgumanizma. [Humanistic Values in the Context of Transhumanism]. [online]. Available at: URL: http://lihachev. ru>pic/site/files/lihcht/2013_Sbornik... (Accessed: 16.08.2021). (in Russ.).
