CC BY
7
КАРЭН ВЛАДИМИРОВИЧ АГАМИРОВ
Институт государства и права Российской академии наук 119019, Российская Федерация, Москва, ул. Знаменка, д. 10 E-mail: agamirow@yandex.ru SPIN-код: 4520-6749
DOI: 10.35427/2073-4522-2021-16-6-agamirov
ВЗАИМНОЕ САМООГРАНИЧЕНИЕ ПУБЛИЧНОЙ ВЛАСТИ И ГРАЖДАН КАК УСЛОВИЕ СПРАВЕДЛИВОСТИ И ДОСТИЖЕНИЯ РАВНОВЕСНОГО СОСТОЯНИЯ МЕЖДУ НИМИ
Аннотация. Отчуждение человека от государства и права детерминировано несогласованностью потребностей государства и нужд личности. Для преодоления данного феномена необходимо привести государственные и частные интересы к общему знаменателю. Один из действенных способов достижения справедливого равновесного состояния между ними — взаимное самоограничение публичной власти и граждан. Самоограничение публичной власти и личности благоприятствует учреждению правовой среды, в которой равномерно распределяются позитивная (нормативная, ограниченная) и практическая (фактическая, реальная) свобода и устанавливается практическая рациональность в праве, всемерно поддерживающая пропорции практической свободы и условия ее реализации, зависящие от вклада члена социума в его направленное совершенствование, определяющего, в свою очередь, границы возможностей воспользоваться государственными и общественными благами. Практическая рациональность в праве характеризует его в качестве инструмента формирования такого социального порядка, при котором члены общества совместным трудом достигают осуществления насущных запросов в первостепенных благах. Соединение самоограничения государства и личности выступает критерием жизнестойкости позитивистской и либертарно-юридической теорий правопонимания — соответственно этатизма и человеческого измерения права как прогноза постоянства влияний. Самоограничение государства и личности — это своего рода симфония закона и права — комбинация и согласованность нормативной и фактической свободы, сводящие правообразующие нужды к взаимодействию государственных, общественных и личных целей, обеспечивающему реализацию интересов индивида (социальной группы, социальной общности) без ущемления свободы других граждан и групп. При этом однозначно ответить на вопрос, каким образом разработка, принятие и реализация нормативных правовых актов могут способствовать защите одновременно государственных интересов и прав личности, невозможно, так как общие парадигмы здесь неприемлемы в силу того, что установленные эталоны справедливости какого-либо нормативного установления весьма условны, однако проблема их исследований должна оставаться
в поле зрения философии и теории и социологии права. Ведь для одного человека (социальной группы, социальной общности) существующие государственный строй и общественный порядок, как и фиксирующие их правовые нормы, являются справедливыми, а для другого человека (социальной группы, социальной общности) они таковыми не являются. Современное нормотворчество носит достаточно противоречивый характер. С одной стороны, принято много важных социальных законов, отвечающих материальным и моральным запросам человека. С другой стороны, значительное количество нормативных правовых актов не соответствуют потребностям времени, носят отвлеченный характер, оторваны от реальной действительности. Некоторые законодательные установления ущемляют права человека, среди которых выделяются регулирующие правовую жизнь в условиях пандемии. В заключение автор делает вывод о необходимости не допустить перевода права из средства устойчивого развития государства и личности в инструмент нарушения баланса между ними.
Ключевые слова: гражданин, право, государство, самоограничение, закон, практический цивилизм, практическая рациональность, позитивная свобода, реальная свобода
KAREN V. AGAMIROV
Institute of State and Law, Russian Academy of Sciences 10 Znamenka str., Moscow 119019, Russian Federation E-mail: agamirow@yandex.ru SPIN-Kog: 4520-6749
RECIPROCAL SELF-RESTRAINT OF PUBLIC AUTHORITY AND CITIZENS AS A CONDITION FOR JUSTICE AND ACHIEVEMENT OF EQUILIBRIUM STATE BETWEEN THEM
Abstract. The exclusion of a person from the government and the law is determined by disagreement between the needs of the government and the needs of an individual. To overcome that phenomenon, it is necessary to reconcile public and private interests. One of the effective ways to achieve a fair equilibrium between them is a mutual self-restraint of public authority and citizens. The self-restraint of public authority and an individual favors the establishment of a legal environment in which positive (normative, limited) and practical (actual, real) freedom are evenly distributed, and practical rationality is established in law, which fully supports the proportions of practical freedom and the conditions for its realization, depending on the contribution of a member of society to its directed improvement, which, in turn, determines the boundaries of opportunities to take advantage of public and social goods. Practical ratio-
nality in law characterizes it as an instrument for the formation of a social order in which members of society jointly achieve the implementation of urgent needs in the primary benefits. The combination of the self-restraint of the government and a personality was a criterion for the resilience of the positivist and libertarian-legal theories of legal understanding — respectively, ethatism and the human dimension of law as a forecast of the constancy of influences. Self-restraint of the government and an individual is a kind of symphony of law and justice — a combination and consistency of normative and factual freedom, reducing legal needs to interaction between the government, social and personal goals, ensuring the realization of interests of an individual (social group, social community) without impairing the freedom of other citizens and groups. At the same time, it is impossible to answer the question unequivocally how the development, adoption and implementation of normative legal acts could contribute to the protection of government interests and rights at the same time, since the general paradigms were unacceptable because the established standards of fairness of any normative establishment were very conditional, but the problem of their research should be raised in the field of philosophy and theory and sociology of law. Indeed, for one person (social group, social community), the existing government system and social order, like the legal norms fixing them, are fair, and for another person (social group, social community) they are not. The contemporary rulemaking is quite controversial. On the one hand, many important social laws have been adopted to meet the material and moral demands of an individual. On the other hand, a significant number of normative legal acts do not correspond to time requirements, are distracted, and disconnected from the reality. Some legislative provisions infringe on human rights, among which are those governing legal life in a pandemic. In conclusion, the author concludes that it is necessary to prevent the transition of law from a vehicle of sustainable development of the government and an individual to an instrument of disequilibrium between them.
Keywords: citizen, law, government, self-restraint law, practical civilism, practical rationality, positive freedom, real freedom
1. Введение
В динамическом ряду «социальная ориентация права — авторитет права — результативность правового регулирования» первая составляющая обеспечивает согласованную совокупность обозначенных в ст. 2 и 7 Конституции РФ оснований правового и социального государства, а именно прав и свобод личности и средств достижения достойной жизни.
Лишь обратив усилия на всемерное исполнение социально-правовых запросов граждан, публичная власть может рассчитывать на изживание их отчуждения от государства и права и возрождение веры в институты государственной власти, а морально-нравственная категория доверия служит определяющей прогностической движущей силой поступательного правообразования и законопослушного поведения.
2. Практический цивилизм как условие самоограничения государства и граждан
Философский релятивизм отражает методологический принцип метафизического возведения в Абсолют — неподступную для практики и сознания крепость — условности предмета человеческого познания; практическая же рациональность в праве, или практический цивилизм, нацеливает на согласование позитивного (локального) и неограниченного (за рамками позитивного) права и обусловливает встречные обязательства и самоограничение государства и личности, гарантирующие, с одной стороны, направленность государственных социальных программ на общепринятые нормы социальной поддержки, обеспечивающие достойные качество и уровень жизни, и, с другой — ликвидацию узкопотребительских наклонностей и правового инфантилизма некоторого сегмента современного социума1.
Самоограничение государства и индивидуумов способствует формированию правового пространства, всемерно способствующего определению пропорции практической свободы и средств ее осуществления, т.е. практической рациональности в праве, квалифицирующего его как средство организации справедливого общественного устройства, при котором члены социума общими усилиями добиваются реализации жизненных установок и потребностей в приоритетных благах.
Государство и гражданское общество — не сиюминутные феномены; они непрерывно модернизируются. Одновременно совершенствуется правовая система, и ее бесконечное движение так или иначе согласуется с обстоятельствами, в которых действуют структуры публичной власти и социума. При этом правовая система должна эволюционировать ускоренными темпами применительно к государственным и общественным институтам.
Практическая рациональность в праве как результат самоограничения публичной власти и личности — не самоцель, а локомотив их непрерывного роста, способствующего воспроизведению в правовых нормах злободневных и проекционных нужд государства и гражданского общества, определению стратегических приоритетов правового регулирования, прогнозирования и планирования законодательства на краткосрочную, среднесрочную и долгосрочную перспективы.
1 См.: АгамировК.В. Государство и личность: взаимодействие и взаимная ответственность в прогностическо-регулятивном восприятии // Современное государство и личность в историческом и философско-правовом осмыслении. Сборник материалов двенадцатых философско-правовых чтений памяти академика В.С. Нерсесянца (Москва, 2017 г.). М., 2018. С. 97-99.
3. Юридическое прогнозирование как фактор интеграции самоограничения государства и граждан
Юридическое прогнозирование, фиксирующее перманентное расширение правового пространства, благоприятствует трансформации представления о праве в смысл права — правовой эйдос, представляющий собой непосредственную и, следовательно, очевидную яв-ленность сознанию2. Фактически как раз восприятие природы права различает выработку доктрины и догмы права, обнаруживая глубокое влияние на правотворчество правосознания законодателя, ориентируя его на возрастание качества правовых решений3.
Удержание фокуса юридического прогнозирования на теме взаимного самоограничения государства и личности будет способствовать поступательному движению научных идей и в отраслевых юридических дисциплинах, формирующих путь от теоретических построений общей теории права к их практическому применению, ибо невзирая на возрождение полемики о типологии правопонимания, человеко-центризм так и не обрел какого-либо явственного распространения, сдавая позиции ортодоксальному легистскому подходу к праву4. Между тем интегрирование самоограничения публичной власти и индивидов выступает прогностическим мерилом жизнеспособности как позитивной, так и либертарной концепций правопонимания в русле соответственно этатизма и человеческого измерения права, согласуясь таким образом с прогностической теорией права О.У. Холмса, трактующей право как прогноз и предполагающей постоянство влияний5.
4. Самоограничение публичной власти и граждан как совокупность позитивной и реальной свободы
Постижение права возможно, только если:
а) сама правовая система внутренне согласованна;
2 См.: ПоляковА.В. Общая теория права: феноменолого-коммуникативный подход: Курс лекций. 2-е изд., доп. СПб., 2003. С. 254.
3 См.: Лапаева В.В. Типы правопонимания: правовая теория и практика. М., 2012. С. 11-12.
4 См.: Лапаева В.В. Указ. соч. С. 13-14; Шафиров В.М. Интегративное право-понимание и жесткий позитивизм // Журнал российского права. 2017. № 7. С. 28.
5 См.: Holmes O.W. The path of the law // Harward Law Review. 1897. Vol. 10. No. 8. P. 461. URL: http://www.gutenberg.org/files/2373/2373-h/2373-h.htm (дата обращения: 08.09.2021).
б) существует относительная гармония между всеми основными сферами общественной жизнедеятельности — социально-экономической, политической, духовно-нравственной, демографической и проч.
Нормативным правовым актам и сберегаемым ими приоритетам (труду и образованию, культуре и творчеству, равенству и свободе и т.д.) надлежит пребывать в системно-целостном единстве между собой6. Данный тезис из ушедшего века вполне может рассматриваться ключевым и сегодня. Ценность закона как классической формы права состоит в гарантиях общественного одобрения права и противоборства произволу. Закон мобилизован на ликвидацию социальных проблем, а не привнесение новых7.
Самоограничение публичной власти и граждан представляет собой оригинальную «симфонию закона и права» (по образцу византийской «симфонии властей» сообразно к социальному взаимодействию государства и церкви8), а именно, с одной стороны, сочетание и координация позитивной и реальной свободы, выводящих правооб-разующий интерес как итог коммуникации социальных стремлений на основе формального равенства, в соответствии с которым свобода осуществления интересов индивида (социальной группы, социальной общности) не может ограничивать свободу других людей и групп9, и, с другой стороны, сближение социальных прав и традиционных свобод, испытывающих давление социальных требований10.
5. К вопросу о рациональности законов, направленных на обеспечение интересов государства и защиту прав человека
Но каким же образом можно установить, правилен, рационален или неправилен, иррационален определенный действующий нормативный правовой акт либо подготовленный законопроект? В какой пропорции они защищают государственные интересы и права чело-
6 См.: Право и социология / Под ред. Ю.А. Тихомирова и В.П. Казимирчу-ка. М., 1973. С. 85.
7 См.: Лукьянова Е.Г. Концепции закона и современное государственно-правовое развитие // Труды Института государства и права РАН. 2016. № 1. С. 138, 145.
8 См.: Золотухина Н.М. Политико-правовая мысль России XVI в.: Филофей и «Филофеев цикл». М., 2015.
9 См.: Лапаева В.В. Указ. соч. С. 250.
10 См.: ШайоА. Самоограничение власти (краткий курс конституционализма) / Пер.с венгер. А.П. Гуськовой, Б.В. Сотина. М., 1999. С. 39.
века? Очевидно, что общие подходы здесь невозможны, ибо заданное мерило справедливости того или иного законодательного установления, той или иной общественной системы, как и в целом справедливости, — не более чем игра воображения, однако тема ее поиска продолжает оставаться в фокусе правового и философского дискурсов.
Для конкретного человека, социальной группы, социальной общности наличные государственное устройство и общественный порядок, их закрепляющие и олицетворяющие нормативные установления являются или справедливыми, или несправедливыми. Стереотип справедливости — это должное, которое опять же представляется неодинаково.
В советские времена справедливость истолковывалась как группа ценностей, прописанных моральным кодексом строителя коммунизма — монолитном собрании принципов морали и норм нравственности, взывающих к общинному духу и товарищеской поддержке, человеческим отношениям и взаимному признанию, правдивости и честности, скромности и простоте и, разумеется, непримиримости к противникам коммунистической доктрины.
В то же самое время жизнь непрерывно уточняла заявленные теоретические позиции, знаменуя тем самым бессмысленность попыток помещения ее в какие-либо рамки. Отмеченные ценности — идеалы навеки, однако каждый воспринимает их индивидуально, а следование стандартам социогруппы и социообщности происходит в основном благодаря традиционным установлениям, силе привычки и, не в последнюю очередь, страху перед возможными негативными последствиями отклонения от них, который получил у советского человека гипертрофированное развитие. Это и неудивительно — авторитаризм и тоталитаризм не приемлют многообразия мнений и жестко запрещают посягающие на их основы доктрины11, обращая людей в сакральный трепет.
Отметим, однако, что нормативная официализация доминирующего государственного строя отнюдь не всегда согласуется с первоначально поставленными целями, и суждение Ю.А. Тихомирова о том, что все советские законы отражали волеизъявление трудящихся масс и были обращены на торжество пролетарской диктатуры12, следует принять как доказательное лишь отчасти.
Многие нормативные предписания шли вразрез с интересами и надеждами людей и, соответственно, не служили социалистической
11 См.: Лукьянова Е.Г. Указ. соч. С. 142.
12 См.: Тихомиров Ю.А. Теория закона. М., 1982. С. 15.
идее, а дискредитировали ее; в противном случае первая в истории власть рабочих и крестьян продержалась бы более продолжительное время. Возьмем хотя бы Китайскую Народную Республику, экстравагантно связавшую коммунистическую идеологию с конкурентной рыночной средой («социализм с китайским лицом») и правовым режимом с народно-демократической диктатурой в сердцевине.
Возможно ли дать оценку таким нормативным актам советского времени, которые лимитировали свободу передвижения, выражение мнений, использование трудовых способностей граждан, приобретение ими товаров повседневного спроса и проч., как соответствующие их чаяниям? То же самое можно сказать и о неудовлетворительном правовом регулировании экономических отношений, повлекшем грубые перекосы в системе государственного управления, диспропорции и центростремительные тенденции, спровоцировавшие глубокий кризис ключевых отраслей народно-хозяйственного комплекса и всей экономической системы страны.
6. Взаимопроникновение государственных нужд и потребностей личности в условиях с овременного нормотворчества
Нормотворчеству современной Российской Федерации не помешало бы принять во внимание опыт минувшей эпохи. Многие законодательные установления нашего времени также оторваны от реальной жизни, отличаются детерминированной формально-волюнтаристст-кой трактовкой закона политизированностью. Среди подобных актов можно отметить новшества в правовом урегулировании порядка организации и проведения публичного мероприятия, противодействия терроризму и экстремистской деятельности и проч13.
Отдельно следует сказать о нормативных установлениях, регламентирующих правовую жизнь в условиях пандемии. Сегодня можно сделать вывод о том, что невзирая на прогнозируемость СОУГО-19 (до прихода нового вируса мир прошел атипичную пневмонию, птичий грипп и лихорадку эбола), ни одна страна не проявила готовности к полновесному правовому регулированию в условиях пандемии и не предусмотрела надлежащие законодательные маневры 14. Пра-
13 См.: Лукьянова Е.Г. Указ. соч. С. 145—147.
14 См.: Лунгу Е.В. Пандемия COVID-19. Новый вызов конституционным правоотношениям // Правоприменение. 2020. Т. 4. № 3. С. 71.
вотворчество «на скорую руку» повсеместно проводилось «методом тыка», порождая несогласованные и, как следствие, контрпродуктивные правовые порядки, необоснованно ограничивающие права и свободы человека, и законодательные неувязки, доходящие порой до нелепостей15, и они продолжают расти, как снежный ком (новые ограничения на посещение общепита и массовых мероприятий, которые то снимаются, то вводятся вновь, обязательная вакцинация работников отдельных сфер и проч.).
Между тем бесполезно добиваться осуществления той или иной специфической цели, которой право служит как таковое, кроме поддержки ориентиров человеческого поведения и стандартов его порицания16.
Вместе с тем подобное пожарное нормотворчество очертило современные направления научных изысканий в «удаленном режиме»17.
Следует также отметить, что Российская Федерация и до пандемии не отличалась долговременным и научно обоснованным планированием правовой политики, выявляющим возможности поступательной модернизации нормативного массива, и это крайне отрицательно влияет на законодательный процесс. Стратегия развития законодательства на федеральном уровне фактически сводится к составлению плана по вынесению проектов законов на очередную сессию Государственной Думы. Федеральные целевые программы не располагают должной организационной базой и тоже обходят вопросы совершенствования правового регулирования стороной. Аналогичная ситуация наблюдается и в региональном правотворчестве18.
Неупорядоченность законотворческих процедур находит свое выражение в том числе в количестве принятых нормативных актов
15 См.: Черногор Н.Н., Залоило М.В. Метаморфозы права и вызовы юридической науке в условиях пандемии коронавируса // Журнал российского права. 2020. № 7. С. 5-26.
16 См. : Hart H.L.A.The concept of law / With a postscript edited by P.A. Bulloch and J. Raz. 2nd ed. Oxford, 1994. IX.P. 248-249.
17 См.: Полякова Т.А., Минбалеев А.В., Кроткова Н.В. Новые векторы развития информационного права в условиях цивилизационного кризиса и цифровой трансформации // Государство и право. 2020. № 5. C. 75, 83-84. См. также по данному вопросу: Правовое регулирование искусственного интеллекта в условиях пандемии и инфодемии / Под общ. ред. проф. В.В. Блажеева, проф. М.А. Егоровой. М., 2020.
18 См.: Агамиров К.В. Теоретико-методологические вопросы юридического прогнозирования // Вестник Томского государственного университета. Право. 2021. № . 40. С. 6.
высшей юридической силы: в 2019 г. Государственная Дума приняла 530 законов (примерно полтора закона в сутки), в 2020 г. — 553 закона, а за одну только весеннюю сессию 2021 г. — 2672 (!) закона.
Масса бланкетных норм, внесенных дополнений и изменений, «изменений в изменения», формируют правовую фикцию как идущее вразрез с реальностью правовое образование19 и в конце концов, по образному высказыванию Л. Фуллера, порождают отвращение к закону20, в значительной степени усложняют правоприменение, тогда как подготовка концептуально обоснованных проектов нормативных правовых практически сошла на нет. Именно поэтому важнейшая задача юридического прогнозирования состоит в том, чтобы наличное действительное сущее встроить в еще отсутствующее надлежащее, нивелируя таким образом различие между действительностью и действенностью21.
7. Заключение
Если критический порог будет перейден и право из инструмента устойчивости государства и защиты прав и свобод гражданина трансформируется в орудие нарушения баланса между интересами того и другого, то вполне возможно «законодательное харакири», грозящее непредсказуемыми последствиями для всего социального организма. И хотя метафизика справедливости неисчерпаема, именно она в силу воспринимаемой социумом очевидной несправедливости постсоциалистического устройства выводится в центр общественно-политического дискурса22.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Абрамова Е.В. Правовые фикции — идеологический источник права? Постановка проблемы // Правоприменение. 2019. Т. 3. № 4. С. 24—29.
Агамиров К.В. Государство и личность: взаимодействие и взаимная ответственность в прогностическо-регулятивном восприятии // Современное государство
19 См.: Абрамова Е.В. Правовые фикции — идеологический источник права? Постановка проблемы // Правоприменение. 2019. Т. 3. № 4. С. 24—29.
20 См.: ФуллерЛонЛ. Мораль права / Пер. с англ. Т. Даниловой; под ред. А. Ку-ряева. 2-е изд., перераб. идоп. М., 2007.
21 См.: Kelsen H. The Pure Theory of Law, Its Method and Fundamental Concepts // L.Q.REV, 1934. Р. 312.
22 См.: Лапаева В.В. Соотношение права и справедливости в либертарно-юри-дической теории В.С. Нерсесянца // Труды Института государства и права РАН. 2018. Т. 13. № 4. С. 31.
и личность в историческом и философско-правовом осмыслении. Сборник материалов двенадцатых философско-правовых чтений памяти академика В.С. Нерсе-сянца (Москва, 2017 г.). М.: Норма, 2018. С. 96-102.
Агамиров К.В. Теоретико-методологические вопросы юридического прогнозирования // Вестник Томского государственного университета. Право. 2021. № 40. С. 5-11.
Золотухина Н.М. Политико-правовая мысль России XVI в.: Филофей и «Фи-лофеев цикл». М.: Юрлитинфором, 2015.
Лапаева В.В. Соотношение права и справедливости в либертарно-юридиче-ской теории В.С. Нерсесянца // Труды Института государства и права РАН. 2018. Т. 13. № 4. С. 9-36.
Лапаева В.В. Типы правопонимания: правовая теория и практика. М.: РАП, 2012.
Лукьянова Е.Г. Концепции закона и современное государственно-правовое развитие // Труды Института государства и права РАН. 2016. № 1. С. 133-149.
Лунгу Е.В. Пандемия COVID-19. Новый вызов конституционным правоотношениям // Правоприменение. 2020. Т. 4. № 3. С. 69-75.
Поляков А.В. Общая теория права: феноменолого-коммуникативный подход: Курс лекций. 2-е изд., доп. СПб.: Юрид. центр Пресс, 2003.
Полякова Т.А., Минбалеев А.В., Кроткова Н.В. Новые векторы развития информационного права в условиях цивилизационного кризиса и цифровой трансформации // Государство и право. 2020. № 5. C. 75-87.
Право и социология / Под ред. Ю.А. Тихомирова и В.П. Казимирчука. М.: Наука, 1973.
Правовое регулирование искусственного интеллекта в условиях пандемии и инфодемии / Под общ. ред. проф. В.В. Блажеева, проф. М.А. Егоровой. М.: Проспект, 2020.
ТихомировЮ.А. Теория закона. М.: Наука, 1982.
Фуллер Лон Л. Мораль права / Пер. с англ. Т. Даниловой; под ред. А. Куряева. 2-е изд., перераб. и доп. М.: ИРИСЭН, 2007.
Черногор Н.Н., Залоило М.В. Метаморфозы права и вызовы юридической науке в условиях пандемии коронавируса // Журнал российского права. 2020. № 7. С. 5-26.
Шайо А. Самоограничение власти (краткий курс конституционализма) / Пер. с венгер. А.П. Гуськовой, Б.В. Сотина. М.: Юристъ, 1999.
Шафиров В.М. Интегративное правопонимание и жесткий позитивизм // Журнал российского права. 2017. № 7. С. 24-33.
Kelsen H. The Pure Theory of Law, Its Method and Fundamental Concepts // L.Q.REV, 1934.
Hart H.L.A. The concept of law; with a postscript edited by P.A. Bulloch and J. Raz. 2nd ed. Oxford: Clarendon, 1994.IX.
Holmes O. W The path of the law // Harward Law Review. 1897. Vol. 10. No. 8. P. 461. URL: http://www.gutenberg.org/files/2373/2373-h/2373-h.htm (дата обращения: 08.09.2021).
REFERENCES
Abramova, E.V. (2019). Pravovye fiktsii — ideologicheskii istochnik prava? Posta-novka pro-blemy [Legal Fictions — an Ideological Source of Law? Problem Statement]. Pravoprimenenie [Law Enforcement], 3 (4), pp. 24—29. (in Russ.).
Agamirov, K.V. (2018). Gosudarstvoilichnost': vzaimodejstvie i vzaimnaja otvetstven-nost' v prognostichesko-reguljativnom vosprijatii [State and Personality: Interaction and Mutual Responsibility in Prognostic-Regulatory Perception]. In: Sovremennoe gosudarst-vo i lichnost' v istoricheskom i filosofsko-pravovom osmyslenii. Sbornik materialov dvenad-catyh filosofsko-pravovyh chtenij pamjati akademika V.S. Nersesjanca (Moskva, 2017 g.) [The Modern State and Personality in Historical, Philosophical and Legal Understanding. Collection of Materials of the Twelfth Philosophical and Legal Readings in memory of academician V.S. Nersesyants (Moscow, 2017)]. Moscow: Norma, 2018, pp. 96-102. (in Russ.).
Agamirov, K.V. (2021). Teoretiko-metodologicheskie voprosy yuridicheskogo prog-nozirovaniya [Theoretical and Methodological Issues of Legal Forecasting]. Vestnik Tomskogogosudarstvennogo universiteta [Bulletin of the Tomsk State University. Right.], 40, pp. 5-11. (in Russ.).
Blazheev, V.V. and Egorova, M.A. eds. (2020). Pravovoe regulirovanie iskusstvennogo intellekta v usloviyakh pandemii i infodemii [Legal Regulation of Artificial Intelligence in a Pandemic and Infodemic]. Moscow: Prospect. (in Russ.).
Bulloch, P.A. and Raz J. ed. (1994). Hart, H.L.A. The Concept of Law; with a Postscript. 2nd ed. Oxford: Clarendon. IX. (in Eng.).
Chernogor, N.N. and Zaloilo M.V. (2020). Metamorfozy prava i vyzovy yuridicheskoi nauke v usloviyakh pandemii koronavirusa [Metamorphoses of Law and Challenges to Legal Science in the Context of the Coronavirus Pandemic]. Zhurnalrossiiskogoprava [Journal of Russian Law], 7, pp. 5-26. (in Russ.).
Fuller, Lon L. Morality of Law. [Russ. ed.: Kurjaev, A. (2007). Moral' prava. Translated from English by T. Danilova. Izd. 2-e, pererab. i dop. Moscow: IRISJeN]. (in Russ.).
Holmes, O.W. (1897). The path of the law. Harward Law Review. 1897. Vol. 10, nr 8. P. 461. Availible at: http://www.gutenberg.org/files/2373/2373-h/2373-h.htm (Accessed: 08.09.2021). (inEng.).
Kelsen, H. (1934). The Pure Theory of Law, Its Method and Fundamental Concepts. L.Q.REV. (in Eng.).
Lapaeva, V.V. (2018). Sootnoshenie prava i spravedlivosti v libertarno-yuridicheskoi teorii V.S. Nersesyantsa [The Ratio of Law and Justice in the Libertarian Legal Theory of V.S. Nersesyantsa]. Trudy Instituta gosudarstva i prava RAN [Proceedings of the Institute of State and Law of the Russian Academy of Sciences], 13(4), pp. 9-36. (in Russ.).
Lapaeva, V.V. (2012). Tipypravoponimaniya:pravovaya teoriya ipraktika [Types of Legal Thinking: Legal Theory and Practice]. Moscow: RAP. (in Russ.).
Luk'yanova, E.G. (2016). Kontseptsii zakona i sovremennoe gosudarstvenno-pravovoe razvitie [Law Concepts and Modern State-Legal Development]. Trudy Institu-ta gosudarstva i prava RAN [Proceedings of the Institute of State and Law of the Russian Academy of Sciences], 1, pp. 133-149. (in Russ.).
Lungu, E.V. (2020). Pandemiya COVID-19. Novyi vyzov konstitutsionnym pravoot-nosheniyam [Pandemic COVID-19. A New Challenge to Constitutional Legal Relations]. Pravoprimenenie [Law Enforcement], 4(3), pp. 69-75. (in Russ.).
Polyakov, A.V. (2003). Obshchaya teoriyaprava: fenomenologo-kommunikativnyipod-khod: Kurs lektsii. 2-e izd., dop. [General Theory of Law: Phenomenological-Commu-nicative Approach: A Course of Lectures. 2nd ed., Add.]. St. Petersburg: Yurid. Center Press. (in Russ.).
Polyakova, T.A., Minbaleev, A.V. and Krotkova, N.V. (2020). Novye vektory razvitiya informatsi-onnogo prava v usloviyakh tsivilizatsionnogo krizisa i tsifrovoi transformatsii [New Vectors of development of Information Law in the Context of a Civilizational Crisis and Digital Transformation]. Gosudarstvoiparvo [State and Law], 5, pp. 75-87. (in Russ.).
Shafirov, V.M. (2017). Integrativnoe pravoponimanie i zhestkii pozitivizm [Integrative Legal Thinking and Rigid Positivism]. Zhurnalrossiiskogoprava [Journal of Russian Law], 7, pp. 24-33. (in Russ.).
Shaio, A. (1999). Samoogranichenie vlasti (kratkii kurs konstitutsionalizma) [Self-restraint of power (a short course on constitutionalism)]. Translated from Hungarian. Guskova, A.P. and Sotina, B.V. Moscow: Yurist. (in Russ.).
Tikhomirov, Yu.A. and Kazimirchuk, V.P. eds. (1973). Pravo i sotsiologiya [Law and Sociology]. Moscow: Nauka. (in Russ.).
Tikhomirov, Ju.A. (1982). Teoriya zakona [The Theory of Law.]. Moscow: Nauka. (in Russ.).
Zolotukhina, N.M. (2015). Politiko-pravovaya mysl' Rossii XVI v.: Filofei i "Filofeev tsikl" [Political and Legal Thought of Russia in the 16th century: Philotheus and "Filofeev cycle"]. Moscow: Jurlitinforom. (inRuss.).
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ:
Агамиров Карэн Владимирович — старший научный сотрудник сектора философии права, истории и теории государства и права Института государства и права Российской академии наук, доктор юридических наук, доцент.
AUTHOR'S INFO:
Karen V. Agamirov — Senior researcher of the sector Philosophy of Law, History and Theory of State and Law, Institute of State and Law, Russian Academy of Sciences, Doctor of Legal Sciences, Associate Professor.
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:
Агамиров К.В. Взаимное самоограничение публичной власти и граждан как условие справедливости и достижения равновесного состояния между ними // Труды Ин-
ститута государства и права РАН / Proceedings of the Institute of State and Law of the RAS. 2021. Т. 16. № 6. С. 102-115. DOI: 10.35427/2073-4522-2021-16-6-agamirov
FOR CITATION:
Agamirov, K.V. (2021) Reciprocal Self-Restraint Public Authorities and Citizens as a Condition Justice and Achievement Equilibrium State between Them. Trudy Institute go-sudarstva i prava RAN — Proceedings of the Institute of State and Law of the RAS, 16(6), pp. 102-115. DOI: 10.35427/2073-4522-2021-16-6-agamirov
